Кремень и кресало
Шли первые месяцы 1939 года... Борис Михайлович Иофан с нескрываемым нетерпением ждал вестей о сооружении советского павильона на Международной выставке в Нью-Йорке.
В то, теперь уже далекое, время обстоятельства свели меня с цветом российского изобразительного искусства. Каждый день круг знакомых расширялся за счет самых блистательных имен: Павел Корин, Евгений Лансере, Константин Юон, Александр Дейнека, Исаак Рабинович, Сергей Меркуров, Вячеслав Андреев... Тогда же посчастливилось впервые увидеть в непринужденной обстановке Веру Игнатьевну Мухину.
...Однажды в канун первомайских праздников в комнату авторских совещаний, где находились рабочие места Б.М. Иофана, его соавтора по Дворцу Советов В.Г. Гельфрейха и ученого секретаря главного архитектора строительства, стремительно вошла немолодая, полная, скромно одетая женщина с твердым и властным лицом. Ее можно было бы принять за директора школы или за нарождавшийся в конце тридцатых годов тип женщины - руководительницы крупного фабричного коллектива.
- Знакомьтесь, наш новый ученый секретарь, - сказал Борис Иофан, представив меня вошедшей. - Присаживайтесь, Вера Игнатьевна, - он указал на одно из ближайших кресел.
- Не сяду! К вам накоротке, - взглянув сквозь пенсне и кивнув в мою сторону, ответила Мухина и сразу же приступила к делу.
- Борис Михайлович, помните, как кисло встретили ваши коллеги наше предложение восстановить в Москве парижский павильон целиком таким, каким его видели за границей?
- Вера Игнатьевна, стоит ли возвращаться к тому, что решено...
- А у меня возникла идея показать советским людям наше произведение в первозданном образе.
- Как?
- Давайте выпустим большим тиражом почтовую открытку с видом скульптурной
группы "Рабочий и колхозница" на Международной
выставке в Париже! - И усмехнувшись, Мухина добавила:
- Между прочим, мероприятие это даже гонорарное...
- Вера Игнатьевна, государство вполне достаточно обеспечивает меня, - Иофан обеими руками оперся о стол, - мне не нужен гонорар!
- Значит, не хотите?
- Не хочу!
- Тогда разрешите, выпущу открытку сама?
- Пожалуйста...
Когда дверь за Мухиной закрылась, я простодушно, с наивностью молодости спросил Иофана:
- Борис Михайлович, почему вы отказались от предложения Веры Игнатьевны? Насколько мог заметить, недавно работая с вами, материальное положение вашей семьи не такое блестящее... И, говорят, вы отказывались получать половину оклада, установленного правительством трем авторам проекта Дворца Советов?
- Я коммунист, - Иофан снисходительно посмотрел на меня, - и должен быть...
Он не успел докончить фразу. Высокая дверь, обитая черным дерматином, с шуршанием распахнулась, и на пороге, держа высоко над головой листок бумаги, появилась секретарь Иофана.
- Борис Михайлович, поздравляю! Телеграма из Нью-Йорка!
- Наконец-то! - Иофан схватил обеими руками четвертушку бумаги. - Ну, что здесь?
Плохо складывая слоги русских слов, напечатанных латинскими буквами, он прочитал вслух:
- Все внешние работы по строительству павильона полностью закончены тчк Архитектура павильона его художественное оформление ( в этом месте Иофан поморщился, он не любил слово "оформление" в приложении к архитектуре и другим пластическим искусствам), восторженные отзывы тчк В день Первомая поздравляем тебя с большой творческой победой тчк Желаем дальнейших успехов тчк Алабян Бургман Замошкин.
- Наконец-то, - повторил Иофан. - А вы спрашиваете, почему я не захотел
отвлечься на издание почтовой открытки с парижским павильоном? Мухина более,
чем талантливый художнин, но она все еще живет нашим недавним успехом в
Париже. Меня же заботит будущая работа, по сравнению с которой Париж и
Нью-Йорк только эксперименты для главного! - Он взглянул на стоящую в комнате
гипсовую модель Дворца Советов. - Только эксперименты в синтезе искусств!
 |
 |
Рабочие эскизы павильона СССР на Всемирной парижской выставке 1937 года и московского Дворца Советов.
Ассоциация идей, в которой рождается художественный образ, - процесс крайне интимный и таинственный. Однако из многократных задушевных бесед с Иофаном об его отношении к традициям у меня постепенно складывалось представление о пути, пройденном архитектором в поисках композиции советского павильона.
- Мне назалось, что скульптура павильона, - говорил он, - должна быть подобна незабываемой луврской Нике - Крылатой победе. Триумф семнадцатого года, разве это не крылатая победа, которую должен был отразить советский павильон в Париже? За границей особенно чувствуешь, как Октябрь окрыляет миллионы людей!..
- Но Ника Самофракийская - одиночная скульптура, а ваши .Рабочий и колхозница" - групповая!
Ника Самофракийская. Лувр.
В ответ на подобный вопрос в одной из доверительных бесед Иофан сделал таинственное лицо, приложил палец к губам, а в глазах его запрыгали веселые чертики. Перед собеседником вместо пятидесятилетнего маэстро возник образ озорного мальчишки в льняной косоворотке с воротником нараспашку, каким ои выделяется на фотографии среди форменных тужурок учащихся одесского художественного училища.
- Вы уже что-то пронюхали, молодой человек?
- Абсолютно ничего.
- Предположим... Видите ли, победа в Октябре 1917 года - это победа союза рабочих и крестьян. Поэтому будущая композиция сразу же представлялась как двухфигурная. Так вот, кроме Крылатой победы надо было поискать в прошлом еще какие-то аналогии. Естественно, я пришел к "Тираноборцам", - Иофан вышел из-за подрамника, лежавшего на двух простых тумбочках в его домашней мастерской, и стал поочередно изображать позы то Гармодия, то Аристогитона.
Критий и Несиот.
Тираноборцы (Гармодий и Аристогитон).
V век до н.э. Бронза.
Римская копия с греческого оригинала.
- Почему же вы никогда не писали и не говорили об этой стороне поисков образа парижской скульптуры?
- Говорил, и даже дважды... Писать, правда, не писал, зато читать приходилось.
- Где? Когда?
Последовала длительная пауза. Лицо архитектора приобрело прежнее выражение повидавшего жизнь немолодого человека. Иофан молча делал наброски в маленьком альбоме, с которым никогда не расставался.
- Хорошо, вы будете третьим, с кем я говорю о произведении Крития и
Несиота... Первый раз мне пришлось объясняться по письму
"коллеги". Меня обвинили, что свою композицию "Рабочий и колхозница"
я содрал с "Тираноборцев".
- Что же вы ответили?
- Подтвердил обвинение... Но сказал: "Чего из ничего не бывает". Все мы стоим на плечах предшественников. Художник, отражающий современную эпоху, подобен движущемуся всаднику: конь - традиция, узда - современность. Ретроград тоже скачет, повинуясь воле лошади. Только сидит он в седле задом наперед и держится не за узду, а за хвост...
К счастью, меня поняли!
- Кто же был вашим вторым собеседником?
- Вера Игнатьевна Мухина! Я поделился с ней историей своих поисков. Ведь из пяти участников конкурса на воспроизведение скульптурной части павильона она лучше других прониклась замыслом архитектора.
- Чем объяснить победу Мухиной? Талантом?
- И талантом! Коллективное творчество имеет свои законы. Искра прекрасного высекается при соударении твердых точек зрения.
- Что ж, кремень и кресало?
- Без "боя" мы не уступали друг другу ни одну деталь в композиции. Но нас накрепко объединяло общее понимание и отношение к творчеству великого мастера Возрождения - Микеланджело.
В.И. Мухина и Б.М. Иофан. Фото 1936 г.
- В проекте скульптурной части павильона вы по-микеланджеловски изображали фигуры полуобнаженными. И в первоначальном эскизе Вера Игнатьевна повторила такой прием.
- Когда все скомпоновалось окончательно, нам посоветовали одеть своих героев. Кстати, они от этого только выиграли. Фигуры, как говорят на театре, еще лучше вошли в образ...
Иофан подошел к многочисленным полкам с редкими книгами, выбрал одну,
раскрыл, трочитал стихи по-итальянски, а затем перевел прозой. Много лет
спустя я встретил эти микельанджеловские строки в хорошем поэтическом переводе
Евгения Солоновича:
| Творенье может пережить творца;
Творец уйдет, природой побежденный, Однако образ, им запечатленный. Веками будет согревать сердца... |
1964
