В конце республики и начале империи, то есть в I в. до н.э. и особенно в середине I в. н.э., в Риме было очень тесно и очень шумно. Население города составляло к этому времени не менее одного миллиона человек. Большинство свободных мужчин в возрасте от шестнадцати лет и многие женщины, равно как большинство приезжих, то есть в совокупности от 200 до 300 тысяч человек, проводили утренние и дневные часы, по выражению поэта Марциала, "в храмах, портиках, лавках, на перекрестках", преимущественно в тех, что были сосредоточены в историческом центре города. Этот исторический центр представлял собой прямоугольник со сторонами, очень приблизительно говоря, 1 км (от излучины Тибра у театра Марцелла до Виминальского холма) на 2 км (от Марсова поля до холма Целия), в котором в свою очередь выделялась ещё более узкая зона, застроенная самыми роскошными общественными зданиями, окруженная наибольшим престижем и где концентрация населения в утренние и дневные часы должна была быть наибольшей; в эту зону входили: Римский Форум (80х180 м) * форумы Цезаря (43х125 м) и Августа (450 м по периметру), плотно застроенный лавками район между Римским Форумом и Колизеем (80х200 м), несколько центральных улиц - Субура (около 350 м), Велабр (около 200 м), Аргилет (немногим более 100 м). Поверхность площадей, а особенно улиц, которые в эту пору имели обычно ширину пять-шесть метров и никогда, кажется, не больше девяти, существенно сокращалась из-за загромождавших их лавчонок трактирщиков, брадобреев, мясников и т.д.

* По вполне очевидным причинам цифры, определяющие размер давным-давно не существующих, подчас не до конца раскопанных площадей и улиц, сильно колеблются по отдельным историко-архитектурным работам и должны восприниматься только как приблизительные.

109-111. Римский Форум

Несоответствие крайне ограниченной территории исторического центра и огромного количества тех, кто стремился не только попасть на нее, но здесь расположиться, людей посмотреть и себя показать, встретиться с приятелем или деловым партнером, сделать покупки, и приводила к той невыносимой тесноте, о которой в один голос говорят римские писатели и особенно выразительно - Ювенал:
 

".. .мнет нам бока огромной толпою Сзади идущий народ: этот локтем толкнет, а тот палкой Крепкой, иной по башке тебе даст бревном иль бочонком; Ноги у нас все в грязи, наступают большие подошвы С разных сторон, и вонзается в пальцы военная шпора" *

* Ювенал, III. 244-248.

По свидетельству того же автора, носилки, в которых передвигались по городу богачи и знать, по улицам Рима приходилось нести, подняв их над головами, - возможно, отчасти потому, что иначе пронести их было невозможно. Тацит рассказывает, как присланные в Рим солдаты германской армии "стремились прежде всего на Форум... Непривычные к городской жизни, они попадали в самую гущу толпы и никак не могли выбраться, скользили на мостовой и падали, когда кто-нибудь с ними сталкивался" *.

* Тацит. История, II, 88.

112. Вид форума Августа

Скученность царила не только на улицах, но и в общественных зданиях. Остановимся на одном, самом типичном и самом известном - Юлиевой базилике. Она была построена на южной стороне Римского Форума Цезарем и завершившим работы Августом и представляла собой пятинефное здание, в центральной части двухэтажное, размером 60х108 м. В этом помещении постоянно заседали четыре суда по уголовным делам. Судей в каждом было 26, подсудимый приводил с собой десятки людей, призванных оказывать ему моральную поддержку. Выступавший в заседании сколько-нибудь известный адвокат привлекал сотни слушателей. Многие из них весь день сидели здесь или прогуливались по базилике и периодически устремлялись к тому трибуналу, где должен был выступать адвокат, их чем-либо заинтересовавший. Тут же шла бойкая торговля, и на полу до сих пор видны круги и квадраты, очерчивавшие место того или иного купца. Сохранились на полу и фигуры другого назначения - в них, играя в азартные игры, забрасывали кости или монеты; игра шла не менее бойко, чем торговля, и все это постоянно хотело есть и пить, в толпе непрерывно двигались продавцы воды и съестного, а если приезжим было трудно расплатиться, они могли обменять деньги у сидевших тут же менял. Здесь обращает на себя внимание не только теснота как таковая, но и еще одна особенность римской толпы - количество разнородных дел, которыми люди занимались одновременно на одном и том же ограниченном пространстве. Известен случай, когда оратор Кальв выступал на Римском Форуме с обвинительной речью против кого-то из семьи Брутов - как раз в это время мимо, лавируя в толпе, проходила погребальная процессия: хоронили другого члена той же семьи. В декабре 69 г. н.э., когда солдаты императора Вителлия штурмовали Капитолий, где засели флавианцы, младший сын Флавия Веспасиана и будущий император Домициан спасся, замешавшись в толпу поклонников Изиды, которые спокойно отправляли свой культ, нимало не смущаясь сражением, идущим вплотную к ним.

113. Базилика Юлия на Римском Форуме

И густота толпы сама по себе и только что отмеченная ее особенность порождали невероятный шум, а голые кирпичные и каменные фасады, ограничивавшие узкие улицы, отражали и еще более усиливали его. Ювенал уверял, что в Риме умирают в основном от невозможности выспаться. Марциал не мог заснуть от стука телег, гомона ребятишек, еще до света бегущих в школу, оттого, что менялы, зазывая клиентов, непрерывно постукивают монетами по своим переносным столикам. Сенека, один из фактических правителей государства, жил, как мы помним, над публичной баней и специально вырабатывал у себя нечувствительность к постоянно окружавшему его грохоту. Интенсивность запахов не уступала интенсивности шума. Из бесчисленных харчевен неслись дым и аромат дешевой пищи. "От дыхания наших дедов и прадедов разило чесноком и луком", - вспоминал Варрон *.  Жара стояла большую часть года, одежда была почти исключительно шерстяной, а у бедняков - и грубошерстной. Рацион состоял в основном из гороха, полбы, хлеба и пахучих приправ. Не трудно (или, скорее, очень трудно) себе представить, в какой океан запахов погружался человек, входя в эту плотную, оглушительно галдящую толпу.

* Цит. по: Сергеенко М.Е. Жизнь древнего Рима, с. 127.

114. План Римского Форума

1. Римский Форум 2. Священная дорога 3. Палатин 4. Комиций - место суда 5. Курия - здание сената 6. Табулярий - государственный архив 7. Так называемый" бассейн Курция" 8. Юлиева базилика

9. Эмилиева базилика 10. Круглый храм Весты 11. Дом весталок 12. Храм Антонину и Фаустине 13. Храм Веспасиану 14. Арка Септимия Севера 15. Ростры

115. План императорских форумов

1. Форум Цезаря 2. Форум Августа 3. Форум Веспасиана 4. Форум Нервы 5. Форум Траяна 6. Капитолий 7. Квиринал

Что означала вся эта атмосфера - обычное проявление южного темперамента и доныне живущих в Италии бытовых традиций или нечто иное - содержательную характеристику римской гражданской общины, внутренне связанную с особенностями ее истории, общественной психологии и культуры? Есть по крайней мере три обстоятельства, заставляющие отказаться от первого из этих предположений и принять второе.

1. Публичность существования и его живая путаница были типичны не только для улиц и общественных зданий, они царили и в жилых домах - домусах и инсулах, то есть были характерны для Рима в целом.

Разница между этими двумя типами римских жилых зданий в традиционном представлении сводится, как известно, к следующему: домус - особняк, в котором живет одна семья, инсула - многоквартирный дом, заселенный множеством не связанных между собой семей; домус в основе своей одноэтажное строение, инсула - многоэтажное; домус как резиденция одной семьи представляет собой автономное архитектурное целое, имеющее самостоятельные выходы на улицу, в инсуле резиденция каждой семьи несамостоятельна, включена в сложный архитектурный комплекс и не имеет отдельных выходов на улицу; домус типичен для старого республиканского Рима, инсула распространяется преимущественно в эпоху ранней империи. Все эти противоположности, такие реальные и обоснованные в пределах традиционного историко-архитектурного анализа, оказываются, если подойти к ним с точки зрения общей структуры материально-пространственной среды той эпохи, весьма относительными. В определенном смысле они растворялись для римлянина в едином типе организации действительности - в том самом, который был немыслим без тесноты и шумной публичности каждодневного существования.
 

117. Атрий дома Серебряной свадьбы в Помпеях

Если учесть эту сторону дела, несколько по-иному выглядит и чисто архитектурное соотношение обоих типов жилых домов. Комнаты, выходившие на оба центральных помещения италийского домуса - на внутренний дворик-цветник, или перистиль, и на парадный зал со световым колодцем, или атрий, - почти не имели окон. Между ними и внешними стенами оставалось пустое пространство, наглухо отделенное от жилой части дома, и в нем размещались имевшие самостоятельный выход на улицу так называемые таберны. Обычно их занимали под мастерские, склады или лавки, которые хозяин либо использовал сам, либо - чаще -сдавал внаем. Домус в этом случае не был обиталищем одной семьи, а включал в себя и ряд помещений, к ней отношения не имевших. Арендовавший таберну ремесленник или торговец мог поселиться в ней на своего рода антресолях вместе со своей семьей, а бывали случаи, когда таберны и прямо сдавались под квартиры с отдельным выходом, как было, например, в роскошном доме, расположенном непосредственно за форумом в Помпеях и известном под именем "дома Пансы". Следующий шаг на этом пути состоял в том, что один человек приобретал ряд соседних домов и, либо подводя их под общую крышу, либо каким-нибудь другим способом, превращал их в своеобразный комплекс, где арендаторы таберн со своими семьями, отпущенники с их семьями, работники лавок и мастерских и семья хозяина жили в непосредственном контакте друг с другом. Таково положение, например, в домах № 8-12 на 6-м участке 1 района Помпей, в домах Корнелия Тегета, Кифареда или Моралиста. В последнем случае в соединенных домусах с общим атрием жили две семьи, известные нам поименно - Аррии Политы и Эпидии Гименеи.

Слияние жилых ячеек в единый улей шло не только по горизонтали, но и по вертикали. Жилой аттик домуса обычно имел выход как на первый этаж, так и на балкон, расположенный по фасаду и в ряде случаев продолжавшийся на фасад соседнего дома. Если отдельные помещения в таком аттике сдавались внаем и при этом еще соединялись с табернами, от замкнутой независимости и самостоятельности и самой семьи и ее резиденции, которая в идеализированном историко-архитектурном представлении составляет сущность римского домуса, не оставалось и следа. Попробуем вообразить себе, например, как жилось в Помпеях в доме № 18 12-го участка VII района, часть которого занимала одна семья, в табернах расположился публичный дом, а в аттике (или, если угодно, на втором этаже) ряд помещений принадлежали каждое отдельной семье, и члены их проходили домой по балкону, имевшему выход через соседний дом № 20.

116. План особняка в Волубилисе, Северная Африка.
1 - жилые комнаты; 2 - маслодавильная мастерская; 3 - пекарня; 4 - лавки (таберны)

Для того чтобы представить себе реальное соотношение домуса и многоквартирного дома, необходимо вспомнить, что основной смысл слова "инсула" - это застроенный участок, ограниченный со всех сторон улицами, независимо от того, застроен он особняками или доходными домами *. Именно так этот термин употребляется систематически в своде римского права - "Дигестах". Перенесение его на многоквартирный и многоэтажный дом было возможно потому, что между тем и другим не видели принципиальной разницы.

* См.: Архитектура античного мира. Сост. В. П.Зубов и Ф.А. Петровский. М., 1940, с. 458.

Застроенный участок - квартал по фронту, квартал в глубину - заполнялся обиталищами, соединенными между собой таким количеством переходов, внутри и по балконам, подразделенным на такое количество сдаваемых внаем лавок, сдаваемых квартир, арендаторы которых сдавали площадь еще от себя, что границы изначальных домусов и инсул во многом стирались и весь участок превращался в некоторое подобие улья *. Этот вывод вытекает, насколько можно судить, из всего материала, только что приведенного. Дополнительно можно обратить внимание, во-первых, на то, что в "Дигестах" конфликтам, возникавшим именно из подобной путаницы жилых домов и помещений **, посвящен целый раздел - если понадобилось специальное законодательство, положение это должно было существовать повсеместно; во-вторых - на словоупотребление у римских авторов ***, которые подчас явно не видели четкой границы между инсулой, домусом и жилым строением вообще (aedes) **** Если при всех их различиях перечисленные разновидности римского жилья в сознании современников сливались, то, очевидно, существовало в этом сознании некоторое более широкое представление, охватившее жилую среду города в целом, и внутреннее единство ее воспринималось как нечто более важное и более реальное, чем внутренние различия. В римских домусах и инсулах при их очень значительных размерах было тесно, хотя и не так, как на улицах, но столь же, если не более, ощутимо: и там и тут, человек не мог и не хотел изолироваться, замкнуться, отделиться, остаться наедине с собой; император Марк Аврелий почувствовал эту потребность лишь полтора столетия спустя. Теснота на улицах и жилища-ульи в описываемую эпоху были еще двумя слагаемыми единого ощущения жилой среды, воспринимавшегося императивно: быть всегда на людях, принадлежать к плотной живой массе сограждан, смешиваться со своими и растворяться в них.

* См. там же, № 500-530, с. 149-155.

** Дигесты, VIII, 2,41: "Олимпику завещатель при жизни отказал жилое помещение и житницу, находившуюся в этом доме; при том же доме - сад и столовая на втором этаже, не отказанные Олимпику; в сад и в столовую доступ всегда был из дома, в котором Олимпику предоставлено жилое помещение; спрашивается, обязан ли Олимпик предоставить остальным наследникам право прохода в сад и в столовую?"

*** См., например: Цицерон. Речь в защиту Целия, 17; Об обязанностях, III (16), 66.

**** Интуиция художника часто воссоздает прошлое не менее точно, чем выкладки исследователя, подтверждая и дополняя последние. В фильме Феллини "Рим" огромный жилой дом - образ вечного обиталища Вечного города, где древнеримская действительность смешивается с современной, - представлен именно как улей, где помещения и люди в них сложно перепутаны.

2. Ощущение тесноты осознавалось как порождение родной истории и как ценность. Обычное мнение о том, что описанные особенности римской жизни - результат перенаселения городов в начале империи, неточно. Перенаселенность, разумеется, была *, и, разумеется, она разлагала традиционный быт этого общества, в основе своей остававшегося примитивным, натуральным, преимущественно сельским. Но описанные выше архитектурные и бытовые явления, в которых реализовался процесс перенаселения, существовали с глубокой древности, и сам его кризисный характер был порожден приверженностью к исторически сложившимся формам, явно себя изживавшим.

* С конца III в. до н.э. до середины 1. в. н. э. население Рима выросло почти в пять раз, а территория - едва ли в 2-2,5 раза.

Этажи существовали с незапамятных времен - еще в 218 г. до н.э., как рассказывает Тит Ливии, бык взобрался на третий этаж дома и бросился оттуда, испуганный тревогой, которую подняли жильцы *, и с самого начала были они чертой не только инсул, но и домусов - "с верхней части дома через окно" обращалась к народу Танаквиль, жена царя Тарквиния Приска **, которая, разумеется, не могла жить в доходном доме; с верхнего этажа домов своих друзей любил смотреть цирковые игры император Август.

* См.: Тит Ливий, XXI, 62.

** Там же, I, 41.

Балконы, игравшие такую значительную роль в превращении римских домов в "ульи", назывались по-латински "менианы" по имени Мения, консула 318 г. до н.э., то есть существовали с IV в., и законы против злоупотребления ими принимались, по свидетельству историка Аммиана Марцеллина, "еще в древние времена" *. Консул 186 г. до н.э. Публий Постумин развел сына с невесткой и выделил ей помещение на втором этаже своего дома, отделенное от резиденции семьи и имевшее самостоятельный выход на улицу через балкон. Взгляд на архитектурное сооружение как на совокупность относительно самостоятельных, но сложно взаимосвязанных помещений ясно чувствуется иногда в старых римских храмах -таких, например, как храм Фортуны Примигении в Пренесте (конец II в. до н.э.). Некоторые исследователи с полным основанием видят в таком подходе к зданию коренную особенность римского архитектурного мышления, с самого начала отличавшую его от греческого **. Римляне, во всяком случае, думали именно так и полагали, что на самой заре истории боги научили их
 

"...строить дома, сочетая жилище свое воедино С крышей другой; чтоб доверье взаимное нам позволяло Возле порога соседей заснуть" ***.

* Аммиан Марцеллин, XXVII, 9,10.

** См.: Ward-Perkins, John В. Roman Architecture. New York, Abrams, 1977, p. 35-39; 80.

*** Ювенал, XV, 153-156.

Такая теснота воспринималась в интересующую нас эпоху как одно из частных, но вполне ощутимых проявлений демократической традиции полисного общежития, простоты и равенства и в этом смысле как ценность. Это видно не только в распространенных славословиях тесноте и скромности жилищ былого времени, как, например, в знаменитом 86-м письме Сенеки Луцилию или во многих местах "Естественной истории" Плиния Старшего, но и в поведении императоров I в. Всегда рассчитанное на определенный общественный резонанс, оно в положительной или отрицательной форме учитывало народные вкусы и тем самым отражало и характеризовало их. Большинство первых императоров жили очень публично, подчас в тесноте и скученности, не только не смущаясь, но как бы даже бравируя этим. На склоне Палатинского холма, где находился комплекс императорских дворцов, размещались сыроварни, непрерывно дымившие и окутывавшие дымом и ароматами весь холм. Клавдий, прогуливаясь по Палатину, неожиданно услышал голоса и шум и, осведомившись, узнал, что это историк Сервилий Нониан публично читает в одной из комнат дворца свое новое произведение, - императора никто об этом не предупреждал, но такое обращение с его домом, по всему судя, нимало его не шокировало. В составленной Светонием биографиии этого императора он не раз и по самым разным поводам изображен в толпе, которая ведет себя по отношению к нему без всякого особого почтения. Вителлий постоянно сидел в цирке в самой гуще толпы и прислушивался к мнениям окружающих; из комментария Тацита к этому сообщению * явствует, что он считал такое поведение само по себе  достойным и правильным, и только общеизвестные пороки Вителлия придавали ему иной, отрицательный смысл.

* См.: Тацит. История, II, 91.

118. Двухэтажные дома на улице Изобилия в Помпеях

119. Вилла. Помпейская фреска

Древние авторы - Тацит, Плиний Младший, Светоний, Ювенал, Дион Кассий - были уверены, что уединения в загородной резиденции всегда искали только нарушавшие римские традиции дурные принцепсы. На Капри, изолированный от людей и погруженный в противоестественные пороки, проводит последние годы своей жизни Тиберий. Домициан, в отличие от отца и брата, живет не в Риме, а в Альбе, где собирает приближенных и где вершит неправедный суд и жестокую расправу. Показательно, что непопулярный в последние годы жизни Нерон, отстроив себе в центре Рима огромную резиденцию (так называемый "Золотой дом"), закрыл доступ в нее народу, - первое, что сделал очень популярный Веспасиан, состояло в том, чтобы срыть здания дворца и построить на их месте открытый десяткам тысяч посетителей Колизей, где он постоянно бывал и сам.

Первый император, полностью порвавший с патриархально-римскими, августовскими, традициями принципата, Адриан, построил себе резиденцию в уединенном Тибуре. Напротив, верные римской традиции "хорошие" принцепсы изображаются теми же авторами либо в толпе, как Август или Траян, либо в решающую минуту идущими в толпу, как Гальба. Показательно, что в возвращении к народу, в физическом погружении в его массу, искали в роковую минуту если не спасения, то облегчения даже такие люди, в обычное время весьма далекие от традиций римской демократии, как Вителлий.

"Облаченный в черные одежды, окруженный плачущими родными, клиентами и рабами, спустился он с Палатина. За ним, как на похоронах, несли в носилках его маленького сына. Не было ни одного, даже самого бесчувственного человека, которого не потрясла бы эта картина: римский принцепс, еще так недавно повелевавший миром, покидал свою резиденцию и шел по улицам города, сквозь заполнившую их толпу, шел, дабы сложить с себя верховную власть. Протягивая ребенка окружавшей толпе, он обращался то к одному, то к другому, то ко всем вместе, рыдания душили его. Вителлий двинулся к храму Согласия с намерением там сложить с себя знаки верховной власти и затем укрыться в доме брата. Вокруг кричали еще громче, требуя, чтобы он отказался от мысли поселиться в частном доме и вернулся на Палатин. Пройти по улицам, забитым народом, оказалось невозможно. Вителлий поколебался и вернулся на Палатин" *.

* Там же, III, 67-68. Отрывок дан с пропусками, которые в настоящем тексте не отмечены.

120. Инсула (застроенный участок) в Геркулануме

Представление о связи между человеческой теснотой и сущностью римского мира прямо и ярко выражено в рельефах колонны Траяна *. Лента, которую они образуют, тянется, как известно, на 200 м, разделенных на 124 эпизода. Первый изображает римский "лимес" - засечную черту укреплений по берегу Дуная, обращенных в сторону неримского и внеримского мира варваров. Укрепления расставлены редко, так что создается острое ощущение пустынности, безжизненности страны перед ними и вокруг них. В двух следующих эпизодах появляются люди и архитектура, но все это по-прежнему как-то тонет в угадывающейся вокруг пустыне. Но вот в 4-м и 5-м кадрах по наплавному мосту пересекает Дунай римское войско, и сразу становится ясно, что разреженность первых кадров и предельная заполненность последующих - сознательный прием: в левом нижнем углу изображен бог Дунай, за ним - пустота, и из своего одиночества он взирает на живую массу римлян, плотной толпой валящих из ворот лагеря. Кадры 10-й - 15-й, показывающие римлян в начале похода, переполнены людьми, движением, деятельностью - идет строительство лагеря, рубка леса, наведение моста. Когда людей в кадре становится меньше, заполненность его от этого не снижается - в нем появляются орудия и материалы труда, укрепления, стены. Стихия римлян - плотное и бодрое многолюдство, неотделимое от деятельности, движения, энергии. И, напротив, даки, даже когда их много, никогда не создают этого впечатления. Контрапункт римского и варварского начал, выраженный через постоянное сопоставление тесно сплоченных очагов организованной деятельности и разреженной природной пустоты, - сквозная тема всего произведения **. Но кончилась война, и кончилась лента рельефов. В двух последних кадрах даки уходят в степи, и в прежней пустоте безмятежно пасутся несколько овец и коз.

* См., в частности, иллюстративный материал в кн.: Мiclea. J. La Colonne. Cluj, Dacia, 1972.

* Показательно, что примерно в эти же годы в "обилии свободных пространств" видел одну из характеристик жизни варваров-германцев Корнелий Тацит (Германия, 26).

3. Теснота в обоих своих взаимосвязанных значениях - и как явление городской жизни и как ценностное представление общественного сознания - начинает исчезать из римской действительности с середины I в. н.э. После грандиозного пожара 64 г., который уничтожил большую часть Рима и особенно губительно сказался на его историческом центре, Нерон установил новые правила городской планировки и домостроительства. Они отвечали давно назревшей потребности и потому были быстро восприняты архитектурной практикой, вступившей отныне в период коренной перестройки - настолько коренной, что ее подчас не без оснований называют римской архитектурной революцией. Она продолжалась несколько более полустолетия и принципиально изменила облик жилых домов и общественных сооружений, всю эстетику жилой среды. Процесс этот хорошо освещен в литературе *, и общее его направление достаточно ясно. Центральные улицы Рима, а вслед за ним и многих городов империи выровнялись и расширились; единицей градостроительства стал теперь не застроенный участок - инсула, а отдельное архитектурное сооружение, "ограниченное со всех сторон собственными стенами, общими у него с другими домами" *; было запрещено застраивать дворы; этажность ограничена. Соответственно исчезло большинство предпосылок "дома-улья", а вскоре и сами дома этого типа. Освещение через внутренний световой колодец атрия или перистиля уступило место освещению через окна во внешних стенах, что наполнило комнаты светом.

* В первую очередь в классической работе: Boethius А. The Neronian "Nova Urbs". Corolla Archaeologica. Lund, 1932.

** Тацит. Анналы, XV, 43.

121. Одна из главных улиц в Помпеях
 

122. Двухэтажная галерея дома Влюбленных в Помпеях
 

123. Внутренний вид кабачка в Геркулануме.
Слева видна лестница на второй этаж
 

124. Дом Тройных окон в Остии.
Так стали выглядеть дома после римской архитектурной революции

Это последнее обстоятельство было связано с перестройкой всей системы эстетических представлений в данной области. В центр ее выдвигается не строение как таковое, а внутренний объем, представляющийся тем более совершенным, чем больше в нем простора, света и воздуха, чем более он открыт окружающей природе. Решению этой эстетической задачи подчинена, в частности, вся настенная живопись в помпейских домах 60-70-х гг. Растет и приобретает новый смысл тот вид общественных сооружений, который больше всего соответствует этому представлению, - термы. В их огромных залах, бесконечных галереях, прохладных нимфеях и библиотеках человек чувствовал себя в принципе по-иному, чем в портиках и базиликах республиканской поры, - предоставленным самому себе и собеседникам, соотнесенным с окружающими, а не вдавленным в их толщу.

Разумеется, смена эта не была ни мгновенной, ни линейно-четкой, обе традиции сосуществовали довольно долго, но контраст нового уклада с описанным выше тем не менее раскрывается совершенно ясно в ряде сопоставлений: инсулы, описанные в третьей сатире Ювенала, и новые жилые кварталы Остии; "ульи" в районе помпейского форума и особняки-виллы, вроде дома Лорея Тибуртина в районе новостроек в конце улицы Изобилия; форум Цезаря и форум Траяна; Стабиевы бани в Помпеях и термы Каракаллы в Риме.

Дом Дианы в Остии (реконструкция).
Многоквартирные инсулы, какими они стали после римской архитектурной революции

Все это - вещи, широко известные, и к ним можно было бы не возвращаться, если бы не два обстоятельства, одно из которых освещается в литературе редко, а другое - никогда, и без которых завершить рассмотрение римской тесноты именно как исторического явления вряд ли возможно. Первое из них состоит в том, что технические, строительные и государственно-политические предпосылки римской архитектурной революции существовали очень задолго до нее. Масштабные сооружения флавианской (69-96 гг.) и последующей эпох были невозможны без строительного раствора, который римляне называли "opus caementicium", а мы, за неимением лучшего слова, - "римским бетоном". Но этот "бетон" применялся в Риме с III в. до н.э. и довольно широко, возможности его были известны, однако в массовом масштабе не использовались вплоть до общей перестройки материально-пространственной среды во второй половине I в. н.э.

Конструктивной основой зданий, созданных римской архитектурной революцией, явились арка и свод. Они применялись в Риме всегда - с этрусских времен, были органически глубоко римскими, народными архитектурными формами, но использовались систематически до 60-70-х гг. I в. н.э. лишь в некоторых типах "непрестижных" сооружений, вроде мостов, - в Юлиевой базилике, например, они скрыты за каноническим "ордерным" фасадом. Наконец, идея изменения принципов и характера застройки Рима была и у Цезаря, и особенно у Августа, который во многом ее осуществил и с основаниями говорил, что "приняв Рим кирпичным, оставляет его мраморным" *, но изменения эти шли в русле традиций и не привели ни к чему подобному архитектурной революции конца века, хотя субъективных, да и объективных возможностей для ее осуществления у гениального Августа было несравненно больше, чем у Нерона и, тем более, у Флавиев. Очевидно, лишь в конце I в. н.э. произошло что-то, позволившее всем этим предпосылкам реализоваться, слиться воедино и из разрозненных фактов строительной технологии и политики превратиться в единый существенный факт культуры. Этим "чем-то" был окончательный распад римской гражданской общины. Вспомним вкратце то, что мы знаем о ее эволюции.

* Светоний. Божественный Август, 28,3.

Античный город-государство, или полис, разновидностью которого была римская гражданская община, представлял собой, во-первых, хозяйственную и социально-политическую систему и, во-вторых, систему идеологическую. Они обладали известной самостоятельностью по отношению друг к другу; в Риме это проявилось, в частности, в том, что разрушение первой из них и распад второй оказались разделенными во времени интервалом в 100-150 лет. В социальных потрясениях последних десятилетий республики, в гражданских войнах I в. до н.э., в реформах Августа и его преемника Тиберия навсегда исчезли народное собрание как высший орган власти и, соответственно, выборы магистратов этим собранием, народное ополчение, периодические переделы земли и другие конститутивные признаки древней гражданской общины как социально-политического организма. Сменившая ее государственная организация, однако, не сумела создать собственной идеологии, и такие атрибуты города-государства, как республиканская форма власти, всемерное ограничение римского гражданства, нормативная роль консервативной полисной традиции в области морали и права, продолжают на протяжении большей части I в., исчезая постепенно из реальной жизни, сохранять значение идеальной нормы. Лишь со второй половины века противоречие это начинает утрачивать свою четкость и напряженность, римская гражданская община исчезает также и как система идеализированных архаичных идеологических норм, чтобы со времени Адриана (117-138 гг.) окончательно раствориться в пестром космополитизме и правовом единообразии мировой империи.

Развитие и гибель этих двух систем, однако, происходили на фоне и в связи с эволюцией третьей - системы трудовых навыков и бытовых привычек, полуосознанных норм повседневного поведения, реакций на условия и характер окружающей материально-пространственной среды. Томас Манн назвал статью, которую он посвятил своему родному городу, "Любек, как духовная форма жизни". Каждый органически развившийся город представляет собой "форму жизни" - материальную, поскольку она отражает реальные условия существования людей, и духовную, поскольку она становится необходимым элементом самосознания народа. Древний Рим представлял собой такую "форму жизни" по преимуществу.

Римская "форма жизни" обладала определенными структурными особенностями. Она была органически связана с производством, с социально-политическим строем, идеологией, и такой ее элемент, как привычка к тесноте, непосредственно выражал эту связь.

Обусловленная хозяйственно и исторически, древняя римская прямая демократия предполагала физическое присутствие всех граждан при решении дел общины, они приходили со своих участков земли, розданных им государством, и стояли тесным строем, тем же строем, каким шли в поход, узнавая каждого в лицо, свои среди своих; еще Катон Старший говорил, что он знает по именам всех римлян. Поэтому чураться народа и физически, чисто пространственно от него отделяться, отличаться не только взглядами, но даже одеждой и запахом считалось оскорблением общины *. То было традиционное обвинение, которое предъявляли высокомерным аристократам все подлинные и мнимые защитники res publica - "народного дела", от того же Катона до Пизона Лициниана; ни у одного народа привычка к духам не фигурировала так часто в роли государственного обвинения. Поэтому же, продолжая традиции родовой общины, римлянин считал непристойным и кощунственным принимать сколько-нибудь ответственное решение одному, без совещания с друзьями, постоянно, дома, ца форуме и в походе, плотной группой окружавшими любого видного гражданина - они не случайно назывались "cohors amicorum" - "когорта друзей"; на рельефах своей колонны Траян ни разу не появляется без них.

* Авл Геллий. Аттические ночи, X, 6: "Римское государство наказывало дерзость не только в делах, но и в словах - люди верили, что это необходимо для сохранения римских нравов в их строгости и чистоте. Дочь знаменитого Аппия Слепца (цензор 312 г. до н.э. и дважды консул, в 307 и 296 гг., строитель Аппиевой дороги. - Г.К.), выходя из театра, попала в плотную толпу; люди устремлялись в разных направлениях и отталкивали ее то туда, то сюда. Жалуясь на свои злоключения, она сказала: «Что бы со мной стало и насколько сильнее меня бы стиснули, если бы брат мой Публий Клавдий не потерял в морском сражении целый флот, а с ним и множество граждан. Теперь их было бы столько, что они определенно задавили бы меня насмерть. О, если бы только, - продолжала она, - брат восстал из мертвых, повел бы в Сицилию еще один флот и потопил бы там и эту толпу, так измучившую меня, несчастную!» Слова этой женщины, подлые и недостойные гражданина, народные эдилы Гай Фунданий и Тиберий Семироний покарали штрафом в двадцать тысяч старинных ассов. Случилось это, как утверждает в своем сочинении "О суждениях народных" Капитон Аттей, в пору первой Пунической войны, в консульство Фабия Лицина и Отацилия Красса (246 г. до н.э. - Г. К.)". Эта же история рассказана у Валерия Максима (VIII, 1).

Но "третья система" римской гражданской общины обнаруживает при этом по отношению к первым двум такую же самостоятельность, которую те обнаруживали по отношению друг к другу. В общем кризисе античного полиса различные элементы этой третьей системы могли, в частности, отмирать на том или ином этапе исторической эволюции и не обязательно всем вместе и до конца сопутствовать истории города. Так, привычка воспринимать чужое, иноземное, пространственно отдаленное как страшное и враждебное, столь сильная у греков, в Риме никогда не была крепкой и отмерла очень рано - уже во II в. до н.э. от нее не остается и следа. И, напротив того, привычка к членению социальной действительности на микрообщности, обладавшие в массовом сознании большей реальностью, чем макрообщность республики в целом, пережила римскую гражданскую общину и в виде "коллегий простых людей", дружеских кружков, культовых объединений дожила до конца античного мира. Привычка к тесноте, как показал материал настоящего раздела, эволюционировала своим особым образом и обнаруживала наиболее тесную связь со всем идеологическим строем римской гражданской общины. После его крушения теснота могла сохраниться как физическое явление - как "форма жизни" она существовать перестала.