Глава 13

1. Полезные ранения

Когда приходится знакомиться с теми представлениями о жизни природы, которые имели наши предки две-три тысячи лет тому назад, поражает смесь верной, иногда довольно тонкой наблюдательности с самыми странными предрассудками и фантастическими толкованиями. Тот факт, что у растений, как и у животных, есть разделение на мужской и женский пол, был для некоторых растений подмечен еще в глубокой древности.

Народы, населявшие южное побережье Средиземного моря, Малую Азию и Аравию, с незапамятных времен разводили финиковую пальму, которая и в наши дни, как в старину, служит кормилицей миллионов людей. Финиковая пальма - растение двудомное. Мужские и женские деревья, даже для поверхностного взгляда, различаются общим характером соцветий. Мужские особи не дают плодов; но уже в стародавние времена сведущий хозяин берег и выращивал их, понимая, что это - не бесполезный "пустоцвет", а носитель мужского начала, оплодотворяющего женские экземпляры. Роща пальм, среди которых нет мужского экземпляра, была бы бесплодна, но человек из опыта многих поколений уже тысячи лет тому назад знал, как сделать такую "вдовствующую" рощу обильно плодоносящей. Он срезал где-нибудь на стороне пучки мужских соцветий и привязывал их к кронам цветущих пальм своей рощи. В этом случае современному ботанику, современному садоводу остается только удивляться и восхищаться сметливостью своих древних собратьев.

Рис. 119. Мужской и женский экземпляры финиковой пальмы (Phoenix dactylifera)
по древнеегипетскому рисунку, сделанному 3500 лет тому назад.
(На мужском экземпляре соцветия не изображены)

Но возьмем другое растение, культура которою, может быть, еще старше культуры фиников; возьмем виноград. Гроздья сочных сладких ягод древние тоже считали "плодом любви"; но тайна устройства и жизни обоеполого цветка винограда древним была неизвестна; они считали, что виноград рождается от любви между лозой и тем деревом, по которому она вьется. Поэтому для получения сбильных, хороших плодов рекомендовалось в качестве опоры для лоз выбирать крепкие, "мужественные" деревья, например прочный вяз.

Нам теперь трудно себе представить, как это наши предки не подмечали, что не только живое дерево, но и сухие колья, и каменная стена, и какие-нибудь веревки могли отлично служить опорой виноградной лозе, отнюдь не делая ее бесплодной. А между тем предрассудок о связи между деревом и лозой держался долго и прочно. Когда лоза становилась менее плодоносной, это объяснялось тем, что она слишком "утомляется" в непрестанном объятии со своим супругом... Чтобы помочь делу, рекомендовалось дать лозе "отдохнуть"; ее отцепляли от дерева и на некоторое время клали для отдыха на землю.

Как можно было делать такую чепуху? - может быть, воскликнете вы, читатель; но подождите смеяться!

Представления древних виноградарей о любовном утомлении лозы были, разумеется, сплошной нелепостью; но не было ли действительной пользы в том "отдыхе", который устраивали лозе? Может быть, польза была: но как раз не в отдыхе, а в том "беспокойстве", в тех повреждениях, которые при этом наносились лозе. Современный нам виноградарь, чтобы получить обильный урожай хорошего винограда, немало калечит свои лозы: поздней осенью или самой ранней весной производится обрезка побегов оставляется лишь несколько почек, иногда - всего две; после периода цветения производится чеканка, т.е. обрезка верхушек новых побегов; побеги подвязываются и при этом неизбежно несколько скручиваются. Если все эти операции несомненно полезны для плодоношения, почему же не мог быть полезен и тот "отдых", который давали своим лозам древние?

2. "Острою секирой ранена береза"

При вопросе о более обильном цветении и плодоношении поврежденных, раненых растений мне неизменно вспоминается одна сценка из далеких лет моего детства. Будучи еще мальчишкой, пришел я однажды в весеннее время к пожилому крестьянину - дяде Григорию. Подхожу к избе и вижу новость: в палисадничке перед избой стоят шесть молоденьких березок; стволики уже беленькие, а молодые листочки яркие, блестящие.

- Здравствуй, дядя Григорий! Какие у тебя березки хорошие!

- Да, ничего себе. Я их осенью из лесу привез. Думал, уже велики, пожалуй не примутся, а они ишь как весело пошли!

- А эта, какая сильная! Вся уже цветет! - говорю я, указывая на березку, сплошь увешанную желтозелеными сережками.

- Ну, это ты, мой милый, дела не понимаешь. Не оттого она цветет, что сильна, а оттого, что болеет; попорчена она. Сам ли я по нечаянности заступом ее задел, или ребята соседские баловались, соку из нее хотели достать, - только, видишь, здесь она попорчена.

Дядя Григорий показал мне на стволике, недалеко от земли, место, обвязанное мочалкой и замазанное глиной.

- Я замазал, да все-таки думаю, не пропала бы.

Опасение крестьянина было основательно: к концу лета эта березка захирела и погибла.

- Вот ты думал, березка сильная, - говорил мне дядя Григорий, - а она, милый мой, не от силы, а перед смертью своей цвела.

3. "Раненые" деревья

Неоднократно потом приходилось мне видеть преждевременное и неестественное обильное цветение пораненных деревьев. Идешь, например, по дороге, обсаженной липками; липки еще молодые; цветов на них понемножку; но вдруг встретишь две-три, резко выделяющиеся богатством цветочного убора. Подойдешь поближе, осмотришь деревца, и почти всегда оказывается, что они и только они одни среди своих товарищей - либо были задеты осью проезжавшего экипажа, либо еще как-нибудь поранены.

Однажды осенью я проезжал по недавно срубленному лесу. Около избушки лесника уцелел лишь один развесистый дубок.

В тот год был урожай на жёлуди, повторяющийся у нас обычно через каждые три года. Во всех окрестных лесах было много желудей, но дубок около "конторы" был покрыт желудями в таком количестве, какого я никогда ни раньше, ни после не видывал. Судя на глаз, желудей было, по крайней мере, вдесятеро больше нормального количества. Осмотрев дубок, я увидел в нижней части ствола глубокие выемки, сделанные топором.

Вероятно, дубок сперва хотели срубить, а потом решили оставить "при конторе" в качестве коновязи для приезжавших.

Попал я как-то к приятелю на дачу, под Москвой. Идем по дачной улице и видим за одним из заборов ряд молодых сосен. Одна из них обильно покрыта шишками.

- Наверно, - говорю я приятелю, - эта сосна раненая.

- С чего это ты взял?- говорит приятель, который ботаникой совсем не интересовался.

- А вот давай пари держать. Я в первый раз в этих местах; глаза мои хуже твоих; а я все же издали вижу, что сосна - раненая.

Подошли к забору.

- Никакой на сосне раны нет, - говорит приятель.

Я подхожу, осматриваю все, что можно видеть через забор; нигде никакой царапины не заметно. Отошли несколько шагов; вдруг приятель говорит:

- А ведь ты прав! Посмотри, что в сосне!

Сбоку стало видно, что сзади в сосну вбит огромный гвоздь, к которому была прикручена толстая проволока, протянутая параллельно забору, вероятно, для сторожевой собаки.

Видел я раз старую ветлу. Огромный сук ее, идущий почти от самого корня, отщепило ветром и повалило на землю; но он оставался еще соединенным ее стволом и корнем. Весной на этом суку сережки сидели заметно гуще, чем на остальном дереве *.

* Об одном очень эффективном случае сообщила мне натуралистка, любительница комнатных растений А.Ф. Павша. У нее в цветочных горшках растут два одинаковых экземпляра молоденьких кипарисов. С тех пор как у одного из них была повреждена макушка, экземпляр этот преждевременно обильно цветет.
Много таких примеров мог бы я припомнить. Однако припоминаются и исключения. На ненормально богато цветущих деревцах иногда не удавалось заметить никакого повреждения, и, наоборот, приходилось встречать пораненные деревья, которые цвели, как здоровые. Но мне это представляется только редкими исключениями.

Как правило, раненые деревья быстро хиреют, умирают. У нас в СССР, где озеленяются целые города, где к распространению и охране зеленых насаждений привлечены миллионы трудящихся, школьников, пионеров - каждое деревцо, каждый кустик должны заботливо оберегаться. Зеленые насаждения ведь не являются для нас роскошью или только украшением. Зеленые насаждения - необходимый спутник социалистического переустройства нашей страны, составная часть наших мероприятий по оздоровлению быта. Хранить деревья от поранений - благодарная задача!

Случаи, когда раненое растение продолжает жить нормально, редки. Я пробовал найти в литературе что-нибудь касающееся этого явления, но в тех книгах, какие попадались мне в руки, не только объяснения, но даже упоминания об этом явлении не встречалось.

Однажды я спросил у брата ботаника, не знает ли он каких-нибудь исследований по этому вопросу. Брат сказал мне:

- Каких-нибудь научных работ на эту тему мне не попадалось. В общих чертах явление это есть один из случаев ответа растительного организма на воздействие внешних факторов, в конечном счете дающий возможность поскорее создать потомство. Детали здесь, пожалуй, могут скорее интересовать садоводов, чем ботаников. Садоводам, конечно, иногда очень важно каким бы то ни было путем получить побольше цветов или плодов, хотя бы за счет некоторого ослабления менее полезного растения. Обрезки и "омолаживание" фруктовых деревьев именно для такой цели и делаются.

4. Омоложенные мандарины

[ Вот что писала "Правда" (13 августа 1934 г. Статья т. Беляева) об одной победе советских ботаников *.

"Жизнь мандарина укладывается в сроки жизни человеческой. К 25-30 годам мандарин достигает своего расцвета. В 50 лет он начинает стареть. В 70-75 лет .умирает. Но бывает и так, что дерево погибает в самом расцвете своих сил. Пышная крона вдруг начинает сохнуть, прирост новых веточек прекращается, плоды мельчают, и их становится все меньше, - в конце концов дерево приходится срубить. Можно ли спасти дерево, у которого самая корневая система поражена неизлечимым недугом?

Оказывается, можно!

Ученый сотрудник Всесоюзного института влажных субтропиков Н.В. Рындин совместно с садоводом-практиком Генрихсоном проделали нынешней весной, в 1934 году, интересный опыт. Отобрав в мандариннике Сухумского ботанического сада тридцать деревьев, корневая система которых была полуразрушена, Н.В. Рындин над каждым из них произвел операцию своеобразного омоложения.

Надо знать, что мандарин, как и всякое другое плодовое дерево, прививается к дичку. Дичок служит здесь как бы насосом, подающим культурному растению живительные соки земли. Разрушение "насоса" неминуемо ведет к гибели всего растения. Операция, произведенная Н.В. Рындиным, в том и состояла, что он попытался сменить "насосы".

Под больным деревом сажался в грунт новый молодой дичок. Макушка дичка срезалась: в больном дереве, чуть выше пораженной части ствола, делался надрез, в этот надрез вводилась срезанная макушка, после чего место соединения замазывалось и перевязывалось как при обычной прививке.

Весь расчет сводился к тому, что больное дерево, получив столь оригинальный протез, начнет им пользоваться сначала как добавочным "насосом", а в дальнейшем уже в качестве штамба (основного ствола).

Тридцать операций с больными мандаринами удались на славу. Почти все новые дички привились к старым деревьям и начали на них "работать". В наиболее тяжелых случаях было привито сразу по два дичка: впоследствии можно будет видеть, какую "ногу" мандарину оставить, а какую "удалить".

5. Двухэтажные цитрусы

Весь январь этого года мне удалось пробыть в Крыму в Никитском саду, и, зная, что уже больше года в саду работает Н.В. Рындин, я был рад побеседовать с советским цитрусоводом-изобретателем. Мне хотелось от самого автора слышать, как он прививал новые дички - "протезы" к больным мандариновым деревьям. Действительно оригинальная и остроумная выдумка! Для Крыма и Молдавии, где сейчас поставлена задача широкого внедрения культур цитрусовых, все это имеет большое практическое значение. Но это интересно и с теоретической точки зрения; ведь все здесь сводится, в сущности, к пересадке кроны дерева или ее части со старого подвоя на новый, более молодой подвой. Как же приживается здесь старое деревце на новом "фундаменте"? Вот вопрос для изучения!

Рассказал мне Нил Васильевич Рындин и еще об одном своем интересном изобретательстве, о так называемой "двухэтажной" культуре цитрусовых, которую он проводил на Кавказе. Культура цитрусовых, и в первую очередь мандаринов, развилась на Кавказе особенно широко только после Великой Октябрьской социалистической революции; до этого мандариновые сады на Кавказе занимали всего 400 га; в первую же и вторую пятилетку под насаждениями цитрусовых было уже 20000 га; в 1935 г. было собрано 200 миллионов плодов, а в декабре 1947 г. было снято 685 миллионов штук мандаринов...

Но вот в чем беда! Лучше других цитрусовых, как вы знаете, живут под кавказским небом Колхиды мандарины; они наиболее выносливы. А вот лимоны и апельсины в нашем климате уживаются плохо. Это слишком большие неженки теплого Средиземноморья. Вот почему около 95% всех цитрусовых насаждений у нас приходится на мандарины, на лимоны же всего 4%, а на апельсины - едва только 1,5%.

Тогда Н.В. Рындин задумался над тем, нельзя ли все-таки заставить расти и лимоны в открытом грунте без всякой покрышки на зиму, нельзя ли заставить нежное растение лимона переносить суровые зимние холода? Ведь лимон уже при морозе 4° замерзает, а на побережье Кавказа, не говоря уже о Крыме и Молдавии, зимой морозы нередко и более суровы. Как же тут быть? А не проделать ли с лимонами, подумал Нил Васильевич, то, что в свое время проделывал И.В. Мичурин с яблонями и рябинами, с вишней и черемухой. Не соединить ли вегетативно - нежные лимонные ветви с более выносливыми мандаринами? Обдумав это новое начинание, Н.В. Рындин приступил к опытам.

- Вместо закладки в открытом грунте лимонных насаждений, - говорит Нил Васильевич, - я решил использовать плодоносящие более морозовыносливые, чем лимон, цитрусовые, и в первую очередь взрослые деревца мандарина. В вершину кроны выносливого низкорослого мандарина я привил почку лимона, из которой начал развиваться побег. Такому побегу не надо собственных корней, так как на него будут работать мощные корни и густая листва мандаринового дерева.

- Побег лимона, - продолжает Нил Васильевич, - растет необыкновенно быстро. Через полтора года этот побег превращается уже в цветущее деревце 1-2 метра высотой, а через 2 года после прививки мы с него снимали первый урожай лимонов. Это лимонное деревце так и живет на мандарине; получаются действительно "двухэтажные" деревья, с которых ежегодно можно снимать с "верхнего этажа" - лимоны, а с "нижнего"- мандарины.

Само по себе это уже замечательно! Но важнее то, что рындинские лимоны значительно лучше переносят морозы, да к тому же часто самый холодный воздух, как самый тяжелый, собирается внизу, у поверхности земли, и на высоте "второго этажа" теплее...
 

Рис. 120. "Двухэтажное" мандаринно-лимонное дерево

Правда, от такого превращения мандаринового дерева в двухэтажное лимонно-мандариновое, урожай мандаринов несколько снижается, но зато это с лихвой покрывается урожаем лимонов. Выяснилось, кстати, еще одно замечательное свойство плодов лимонов с "двухэтажных" деревьев. Выросшие на них лимоны по виду и вкусу такие же, как обычно, но зато по величине и по весу они превосходят плоды обычных лимонных деревьев в полтора, в два, а то и в два с половиной раза. Урожай лимонов, да еще более крупных - ведь это почти "бесплатное приложение" к урожаю мандаринов.

Такое вегетативное сближение растений различных видов, родов, а иногда и совсем разных семейств - дело, конечно, не новое. Цветоводы давно ухитрялись прививать на один штамб шиповника по несколько сортов роз, так что такие штамбы во время цветения делались похожими на большие букеты из роз различной окраски.

У Бербанка в Калифорнии было плодовое дерево, запривитое 400-ми различных сортов. В Калифорнии нередко и сейчас применяется перепрививка кроны для "переделки" лимонных садов в апельсинные и наоборот, в зависимости от спроса рынка на те или иные плоды... Через 2-3 года перепривитое деревце начинает плодоносить, восстанавливая новую крону: на лимонном стволе появляются ветви с апельсинами, а на апельсинном - ветви с лимонами.

Однако есть и существенное различие между тем, что делал на Кавказе Н.В. Рындин и тем, что делают калифорнийские фермеры-садоводы. При прививке в крону - на одном корне остаются и лимон и мандарин, при перепрививке кроны - один вид (лимон или апельсин) удаляется полностью за исключением ствола и остова основных сучьев... Но это и понятно: американский цитрусовод озабочен прежде всего тем, чтобы подчинить свою культуру спросу рынка, а наш советский цитрусовод главной своей задачей ставит продвижение на север культуры лимона. А отсюда и другие приемы возделывания, отсюда и то новое, что мы услышали от Н.В. Рындина...

Когда я приехал в Никитский сад, Н.В. Рындин уехал на Кавказ для осмотра цитрусовых насаждений и вернулся несколько позже. Было, конечно, интересно узнать о судьбе цитрусовых в Грузии и Аджарии после суровой зимы 1950 г. От жестоких морозов сильно пострадали не только эвкалипты, но даже и многие мандариновые деревья, не говоря уже о лимонах и апельсинах...

- Вот сейчас, - сказал Нил Васильевич, - мой метод разведения "двухэтажных" деревьев и сможет оказать нам посильную помощь. Лимонные деревья все погибли; погибли и некоторые "верхние этажи" у "двухэтажных" деревьев, но зато во многих случаях "нижние этажи" их сохранились. Однако, многие "верхние этажи" только обмерзли, но не погибли. Лимонные деревья обычной культуры придется теперь вырубить, а затем несколько лет ухаживать за молодыми посадками, не получая от них ни одного плода.

- А вот у "двухэтажных" цитрусов, - говорит Нил Васильевич, - у которых погибли только верхние, лимонные, "этажи" (а их у Н.В. Рындина на Кавказе было уже несколько тысяч), мы снимем погибшие верхние лимонные части и привьем в сохранившую жизнь крону новые побеги. В течение первых двух лет мощная корневая система, рассчитанная на прокорм населения двух "этажей" будет снабжать только один мандариновый "этаж" и тем самым повысит урожай мандаринов, а через два года подрастут и вторые "этажи" и начнут плодоносить молодые лимоны. А там, где верхние "этажи" только подмерзли, мы весной проведем подрезку ветвей, и они будут продолжать развиваться.

Вот, юные читатели, подлинная переделка растений; вот как теоретические размышления ученого ботаника приводят к оригинальным выдумкам практики.]

Наблюдения и опыты, касающиеся "раненых" растений, мне думается, могут дать немало любопытного материала для любительских работ. Всякий внимательный любитель может легко то там, то здесь подметить особенности цветения поврежденных деревьев. Аккуратная регистрация наблюдений, может быть, выяснила бы тут какие-нибудь закономерности и новые подробности. Многое могли бы выяснить сколько-нибудь планомерно производимые опыты. Я, конечно, не могу рекомендовать читателю пойти с топором в лес, в сад или на бульвар, надрубать там деревья и следить потом, как они будут цвести. Такие "опыты" могут позволить себе лишь хулиганы, которые понесут за них соответствующее наказание; но в лесных порослях, заведомо почему-нибудь обреченных на уничтожение, в больших древесных питомниках, где есть лишние, подлежащие "сокращению" перестарелые саженцы, возможно производить и непосредственные опыты. Можно было бы, например, выяснить вопросы: у каких деревьев, в каком возрасте можно наблюдать явление ненормально обильного цветения вследствие раны? В какую пору года должно быть произведено поранение, чтобы получился наибольший эффект? А что получится, если цветы пораненного деревца срезать, не дав им распуститься? Мы знаем, что цветы и плоды отнимают очень много сил у растения. Может быть, пораненная березка, вроде той, которую я видел в детстве, была бы способна благополучно выжить и залечить свою рану, если бы с нее удалить цветы?

Я уже приводил указания, что семена пораненных деревьев обладают меньшей всхожестью. В какой мере меньшей? Из ста желудей со здорового дуба, наверное, могут взойти желудей 80, если не больше; а какой процент взошел бы из желудей с надрубленного дуба или с дуба, поврежденного молнией? Опыты на подобные темы вполне доступны любителям и, может быть, могли бы дать небезинтересные практические результаты.

Получается ли неестественно обильное цветение у поврежденных травянистых растений? Мне, насколько помнится, такого явления - по крайней мере в резко заметной форме - наблюдать не приходилось; кое-какие курьезы другого рода с пораненными травами я видел. Приведу два особенно памятных мне примера.

Рис. 121. а - заячья капустка (Sedum purpureum), срезанная косой, но продолжающая жить;
б - очиток едкий (Sedum acre), способный долго жить в гербариях

Однажды на полянке молодого леса я наткнулся на рядок скошенной травы, случайно забытой при уборке покоса. Уже засохшая и почерневшая трава пролежала, вероятно, с месяц и несколько раз поливалась дождями. На этой темной полоске виднелась цветущая, как-то странно изогнувшаяся заячья капустка.

Нагнувшись, я увидел, что она скошена под корень и лежит на земле, но верхняя часть стебля со щитком розовых цветов изогнулась кверху. Я хотел поднять стебель, но на это потребовалось некоторое усилие: он точно прилип к земле. Оказалось, что горизонтальная часть стебля успела выпустить множество тонких корешков, которые уже укрепились в земле. Срезанная косой заячья капустка, вероятно, благополучно могла бы жить, заново укоренившись, если бы я не потревожил ее.

Какая упорная, настойчивая жизнеспособность! Я принес заячью капустку домой и показал брату Николаю.

- Да, - сказал он, - это прекрасный пример жизнеспособности, свойственной почти всему семейству Crassulaceae (Толстянковых): недаром у них такие мясистые стебли и листья с запасами питательных веществ. Заячья капустка еще не так цепляется за жизнь, а, например, очиток едкий - тот в гербарии, стиснутый между листами бумаги, иногда живет по нескольку лет.
 

Рис. 122. Пораненный одуванчик с образовавшимся на стебле листом

Второй, запомнившийся мне случай, такой. На садовом лужке, который был скошен еще в начале лета, я нашел одуванчик, стебель которого был, по всей видимости, поранен косой. След раны был ясно заметен на стебле, а отщепившийся заусенец развился в довольно большой зеленый лист. Такую аномалию - одуванчиковый стебель с листом посредине, - я видел единственный раз в жизни. Несколько раз потом я пытался вызвать образование такого листа искусственно. Пробовал надрезать стебли перочинным ножом или бритвой; но всегда безрезультатно. Едва ли неудача происходила от недостаточной аккуратности надрезов, которые я пробовал делать на разные лады. Может быть, я надрезал стебли, уже слишком развитые? Может быть, следовало выбирать момент, когда стебель только что начинает развиваться?

Не знаю. Во всяком случае, был бы очень рад, если бы читатель попробовал повторить эти нехитрые опыты и добился успеха.


Назад Оглавление Дальше

Vivos voco!  -  Зову живых!