№3, 2000 г.
© И.П. Кулакова“Растение, кокеруза называемое...”
(Случай из министерской практики 1803 года)И.П. Кулакова
Московский государственный университет им.М.В.ЛомоносоваВ 60-е годы уходящего столетия с подачи Н.С.Хрущева слишком ретивые исполнители директив сверху взялись за повсеместное внедрение в севооборот кукурузы (хотелось верить — засади “царицей полей” российские просторы, и продовольственная проблема будет решена). Интересно, что 200 лет тому назад распространение этой культуры занимало еще одного верховного российского политика — самого императора Александра I.
Среди документов, полученных Канцелярией министра внутренних дел графа В.П.Кочубея за август 1803 г. и хранящихся в Российском государственном архиве древних актов, есть целое дело (на шести листах), озаглавленное “О сочинении студента Медико-хирургической академии Радецкого о свойствах растения, кокеруза называемого” [1]. Сочинение попало к графу Михаилу Муравьеву, который вполне оправданно имел репутацию просвещенного человека. Воспитатель Александра I и его брата, питомец Московского университета и товарищ министра, он с 1803 г. был назначен попечителем Московского учебного округа. Муравьев подготовил собственный комментарий и направил дело министру; тот в свою очередь доложил самому Александру Павловичу. “Государь император, приняв с благоволением... повелеть соизволил произвести расследование”, а Кочубей немедленно препроводил дело в Медицинскую коллегию, откуда оно и вернулось с обширной резолюцией.
Почему же государственных мужей так заинтересовало сочинение какого-то безвестного студента о неведомой “кокерузе”?
Примерно за год до того, 8 сентября 1802 г., Александром был издан Манифест об учреждении новых органов управления — министерств. Кочубей в ту пору входил в состав “негласного комитета”, имевшего влияние на важнейшие государственные дела. Кочубей был сразу назначен на пост министра внутренних дел (где и служил до 1807 г.).
“Предметы Министерства внутренних дел вообще принадлежат к государственному хозяйству и общему благоустройству”, — писал новый министр. В Министерстве учреждалось три “экспедиции”: первая из них, Экспедиция государственного хозяйства, как раз должна была заниматься земледелием и отраслями промышленности, обеспечением империи продовольствием [2]. Министерство закупало зерно, контролировало хлебные запасы (а помимо этого — запасы рыбы, соли и пр.). В 1803 г. в Смоленской и ряде северных губерний случился неурожай, обстановка в них была тревожной, поэтому сочинение попало в Министерство внутренних дел вовремя.
Распространение новой культуры, как казалось, сулило решение “хлебной” проблемы. Указывая на достоинства “кокерузы”, студент Радецкий писал: “Сие будет для хозяев побуждением к размножению плода... в толиком небрежении находящегося”. Именно поэтому с такой серьезностью отнесся Муравьев к “новаторскому” предложению Радецкого. Вникнув в суть сочинения студента, он заключил: действительно, на первый взгляд растение “кокеруза” — “весьма удобное к разведению во всех климатах и могущее служить великим пособием во время неурожаев”. Но — “может ли быть растение сие переселяемо из южных областей империи в другие” — засомневался мудрый Муравьев.
Его опасения оправдались. Заключение Медицинской коллегии гласило: в сочинении студента нет противоречия, но кукуруза “по многим наблюдениям естествоиспытателей не может произрастать в северной полосе Российской империи, ибо для совершенного сих плодов созрения требуется более летней теплоты”. “Впрочем, можно было бы его разводить в парниках”, — добавлял эксперт Николай Леонтьев, “но издержки, каковые на сие потребны, гораздо превзойдут цену самих плодов”.
Итак, предложение Радецкого “не прошло”. Может быть, не стоило и писать об этом мелком эпизоде, если бы его значение не выходило за рамки чистой агрономии. О чем же говорит дело 1803 г., если считать этот случай отражением общественного сознания начала XIX в.?
Мы видим, что правительство молодого императора, действительно озабоченное голодом в некоторых губерниях, может быть впервые в истории России пыталось решить проблему, полагаясь не на административный нажим, а на силу науки, не гнушаясь и студенческими разработками.
В системе Медицинской коллегии нашлись достаточно опытные эксперты, знакомые с кукурузой, в короткие сроки написавшие отзыв (пренебрегать которым мы бы не посоветовали и агрономам 1960-х годов). В XVIII в. эта культура, названная тогда “турецкой пшеничкой”, или просто “пшеничкой”, действительно успешно выращивалась на огородах Ливенского уезда Воронежской губернии [3]. Российская агрономическая наука, едва зарождавшаяся в середине XVIII в., уже к 1803 г. достигла значительных успехов: вышло 120 оригинальных и переводных книг и постоянно издавалось шесть журналов по сельскому хозяйству [4]. Большую роль в пропаганде новых растений играло Вольное экономическое общество (ВЭО), созданное для поощрения русского земледелия и домостроительства. Оно собирало сведения о новых культурах (в том числе и о кукурузе), а на страницах журналов “Труды ВЭО”, “Экономический магазин”, “Сельский житель” делилось этим опытом. Но книги и журналы во второй половине XVIII в. издавались мизерными тиражами. Авторами были в основном помещики, а читателями — те немногие просвещенные дворяне-землевладельцы, которые в своих имениях могли проводить агрономические эксперименты и новации.
И еще одно. Примечательно, что в деле 1803 г. фигурирует сочинение студента. Просвещенное новаторство, предлагаемое “к пользе Отечества” в различных трактатах (в том числе — и в области сельского хозяйства), до тех пор было монополией немногих просвещенных дворян. Идея сделать Россию процветающей, добиться большей независимости сельского хозяйства от Западной Европы присутствовала в элитных экономических изданиях. Например, еще в 1788 г. в “Трудах ВЭО” появилась статья “Патриотические мысли” [5], в которой развивалась актуальная и по сей день идея: о необходимости продавать за границу не сырье, а продукты его переработки (не воск, а свечи, не лен, а полотно, не заячий мех, а шапки). Но то были проекты дворян. Российское же студенчество, состоявшее в подавляющем большинстве из разночинцев, в начале ХIХ в. находилось в неопределенном положении (поскольку представители “наук и художеств” в социальной иерархии тех времен приравнивались к ремесленникам).
Усилия организаторов науки (М.В.Ломоносова, И.И.Шувалова, Н.И.Новикова, того же М.Н.Муравьева и др.) были направлены на то, чтобы поднять престиж “ученого сословия”. (Московский университет вручал шпагу студентам-разночинцам в знак особого отличия, но так и не добился права награждать их дипломом на дворянство). В абсолютистском государстве все блага и инициативы должны были проистекать из центра, поэтому права участия в решении общегосударственных проблем даже представители российского дворянства добивались весь XVIII (а затем и весь ХIХ) век. Подавая же сочинение о “кокерузе”, студент-разночинец Радецкий как бы посягал на доселе дворянскую привилегию — думать об общегосударственных проблемах. А это уже немало.
Литература
1. РГАДА. Ф.344 (Медицинская коллегия). Оп.3. №5.
2. Она же занималась и делами иностранцев, живущих в России. Второй — Экспедиции государственного благоустройства — были поручены заботы “о внутренней тишине”, а третья — Экспедиция государственной медицинской управы — заботилась о снабжении империи докторами и медикаментами.
3. См., напр.: Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 1998. С.260, 264.
4. Милов Л.В., Вдовина Л.Н. Культура сельскохозяйственного производства // Очерки русской культуры. Ч.1. М., 1985. С.137—142.
5. Ежемес. изв. ВЭО. 1788. №10. С.24—30.
