№5, 2002 г.
© А.К. Скворцов
О языке
современной русской
научной литературы

А.К. Скворцов

Алексей Константинович Скворцов, профессор, доктор биологических наук,
главный научный сотрудник Главного ботанического сада РАН.

Уместно ли сегодня размышлять и писать о русском языке, когда неясна судьба самого творца и носителя этого языка — русского народа? Вот уже целое десятилетие русский народ несет тяжелый крест роста болезней и сокращения численности [1, 2]. По всем прогнозам, ему предстоит нести этот крест и дальше. Конечно, существует официальный, казенный оптимизм, типа известной песенки про прекрасную маркизу и ее кобылу. И хотя этот оптимизм возглашается с достаточно высоких эстрад, он не вдохновляет. Более убедителен оптимизм самой жизни: язык до сих пор не удалось ни приватизировать, ни продать с устройством капитала в иностранный банк; даже самый обездоленный бомж остается владельцем того “великого, могучего, правдивого и свободного языка”, о котором когда-то с таким чувством говорил И.С.Тургенев. И при смерти человек стремится свои последние слова сказать на этом языке. А на его поминках все будут стараться говорить в канонах родного языка, родной культуры (как давно установили археологи и этнографы, погребальные традиции особенно устойчивы). Только такой оптимизм позволяет преодолеть тоскливое, щемящее чувство безбудущности, свертывания науки, культуры и самого языка.

Находя оправдание в житейском оптимизме и надеясь, что русский язык и русская наука все же не угаснут, решаюсь опубликовать некоторые заметки. В большинстве они основываются на журнальной биологической и природоохранительной литературе, которую я читаю уже более 60 лет; 55 лет назад я впервые выступил как автор, а с 1971 г. сотрудничаю с нашим журналом как член редколлегии. Материал для суждений набирался от чтения не только печатных произведений, но и рецензируемых рукописей.

По поводу того, как следует писать научные труды, есть немало пособий, особенно американских. В каждом журнале можно найти “Правила для авторов”, в которых, помимо разных деталей по части оформления рукописей, указывается, что надо писать кратко, четко, точно, логически последовательно и хорошим языком. Но на деле все оказывается сложнее. Некоторые детали этих сложностей и будут затронуты в предлагаемых заметках. Предвижу, что не со всеми моими заключениями читатели согласятся. Но писать то, с чем все будут согласны, неинтересно.

Говоря о недостатках языка, я совершенно не имею целью упрекнуть какого-либо автора лично, указать на него пальцем, поэтому, как правило, не даю точной ссылки на источники. Вместе с тем заверяю читателя: все, что выделено курсивом, — цитируется дословно. Ничего выдуманного. И еще просьба иметь в виду: вся статья — не о том, что пишут коллеги-ученые, а о том, как, каким языком они пишут.

Научный язык: Я или мы?

Что такое научный язык, язык научной литературы? Это может быть любой существующий язык, если он используется для расширения нашего познания и если на нем факты и мысли излагаются ясно, четко и логически связно. Изобилие специальной лексики вовсе ни главный, ни непременный атрибут научного языка. В иной газетной статье специальной лексики, заимствованной из техники, экономики, спорта, а то и из блатного жаргона, больше, чем в хорошей научной публикации. В научном языке использование специальных терминов должно быть строгим и четким — опять-таки в отличие от газетного языка, где звучные или непривычные слова часто вставляются только затем, чтобы ими щегольнуть, а то и для того, чтобы читателю запудрить мозги.

В научном языке не должно быть лишних слов. Чрезмерная словесная сложность — это информационный шум, мешающий понять, скрывается ли за ним что-то действительно научно ценное. Или же, говоря словами классика, одно только “шумим, братец, шумим”. А неряшливое и сумбурное изложение порой наводит на мысль, что и сама работа делалась столь же неряшливо и беспорядочно. Таким образом, научный язык (по крайней мере в фундаментальной, длительно хранящейся литературе) прежде всего должен быть хорошим естественным языком.

* * *
Если автор у книги или статьи — один, то как должен он говорить в тексте о самом себе: в единственном или множественном числе, я или мы? По этому поводу существуют противоположные взгляды. Видимо, под французским влиянием возникло представление, что научному стилю приличествует мы. Многие считают даже, что это выглядит скромнее: мол, не я один придерживаюсь такого-то мнения (или не я впервые его высказываю), а мы. Кто же эти мы? — В авторефератах кандидатских диссертаций выражение мы встречается особенно часто: вероятно, диссертант за своей спиной чувствует своего руководителя. Иногда автор имеет в виду себя вместе с читателем: как мы только что видели. Или же автор полагает, что он олицетворяет целую лабораторию и говорит от лица всех ее членов.

Но это частные случаи. В остальном же просто кажется, что я звучит слишком резко, как бы даже вызывающе, а мы — много мягче. Однако мы — все-таки напыщенно и претенциозно. Мы величал себя (да и то только в официальных случаях) государь император, самодержец всероссийский. Но главное не в этом. Ведь речь идет о научном языке, где первое требование — ясность и точность. Кто сообщает тот или иной факт, кто ручается за его достоверность, кто автор того или иного суждения? Если автор прячется под мы, возникают смехотворные, неграмотные речевые обороты, вроде: не будучи специалистом, мы воздерживаемся от суждения.

Можно еще встретить и своего рода скрытое мы: например, подлежащего во фразе нет, автор же пишет: семена намачивали в… Глагол во множественном числе; значит, подразумевается мы. Но если автор один, то лучше употребить возвратную форму глагола и сказать: семена намачивались в...

Неслучайно зарубежные руководства по стилю и языку научных трудов (а их издано немало, особенно в Америке) и редакторы (говорю по собственному опыту) решительно проводят линию в пользу я. И к этому следует присоединиться. Конечно, сверх необходимости “якать” нехорошо, но “мыкать” еще хуже. Там, где это возможно, следует употреблять безличные обороты, когда во фразе подлежащим выступает объект исследования: эти результаты показывают, что… или этот вывод еще нуждается в проверке, и т.п.

Грамматика

Может ли наука существовать без языка, а язык — без грамматики? Грамматика — это сжатое отражение истории, структуры и культуры языка. Язык — живой, он порождается живыми существами и подчиняется законам жизни. Давно замечена глубочайшая аналогия (точнее, изоморфизм) между языком и биологическим видом. В языке, как и в живом биологическом виде, заключено огромное многообразие, которое обеспечивает и приспособленность к разным условиям, и дальнейшее развитие, и вместе с тем устойчивость.

Во всем живом норма — это не что-то жесткое и застывшее, а только некоторая средняя величина: сегодня одна, завтра другая. Сейчас уже трудно услышать, что кто-то радилсЯ в таком-то году — а еще на моей памяти таково было интеллигентское московское произношение; теперь чаще говорят родИлся. А старательно оберегаемое деятелями культуры произношение слова поэт, с отчетливым о и открытым э (e международной фонетической транскрипции) звучит как нарочитый анахронизм: в обиходной речи это слово теперь произносится с закрытым и даже несколько йотированным е. Подобных примеров неограниченно много. Они все могут быть предметом филологических исследований. Вместе с тем достаточно ясно, что грубая альтернативная оценка “правильно/неправильно” здесь неуместна.

Широко бытует представление о грамматике как о скучнейшем собрании не связанных друг с другом правил и исключений, которые нельзя понять, и приходится механически вызубривать или же обращаться к справочникам. Как ни огорчительно, такое представление отчасти захватывает и филологов, которые любят приводить отдельные примеры “правильной” и “неправильной” речи. Не так давно по телеканалу “Культура” в передаче “Правильно ли вы говорите по-русски” рассматривались два сходных оборота без носок и без чулок, и автор утверждал, что один из них — правильный, а другой — неправильный. Это утверждение сомнительно уже из-за полной аналогии двух оборотов, а аналогия — важный инструмент в решении грамматических задач. Ситуация осложняется тем, что слово носки обозначает не только трикотажное изделие, но и кончики туфель, так что ноги могут быть без носок и без носков; наконец, существует целый ряд слов мужского рода, которые в родительном падеже множественного числа принимают облик женского рода; можно оказаться не только без чулок и без носок, но и без сапог, без валенок, без ботинок, без волос и даже без глаз. Как такая грамматическая ситуация возникла, сколь она распространена, с чем она связана — наверно, филолог мог бы представить интересный рассказ. А выхватить единичный (да еще и сомнительный) пример без всякого комментария — далеко не лучшее из того, что филолог мог бы сделать.

Наряду с разными случайными погрешностями, на которых останавливаться нет смысла, у носителей языка современной науки есть и достаточно стойкие и широко распространенные грамматические “заболевания”: неправильно употребляют причастия, не умеют использовать частицу ни, склонять имена собственные, не внимательны к союзам.

Причастий в русском языке максимально шесть — в действительном залоге, в страдательном и возвратном и во временах настоящем и прошедшем; так, от глагола читать: читающий, читавший; читаемый, читанный; читающийся, читавшийся. В разговорной речи причастия употребляются мало, главная область их использования — письменная. Но тут едва ли не в половине случаев их употребляют неправильно. Вот несколько примеров.

Свет, пройденный через фильтр. А надо — свет, прошедший, или же свет, пропущенный.

На проходимом в 1979 г. пленуме Ихтиологической комиссии. А надо — на проходившем.

Известный ученый Луи Агассис, с 1859 г. постоянно живущий в США. А надо — постоянно живший.

Угрожаемые виды. Так вообще сказать нельзя, потому что в страдательном залоге причастие образуется только от переходного глагола (т.е. требующего винительного падежа), а угрожать можно только кому-то, а не кого-то.

Не и ни. Обороты с ни очень специфичны для русского языка, и без них наш язык заметно скудеет. Не умея обращаться с частицей ни, ее заменяют на не, что, конечно, меняет смысл и режет слух. Или вовсе выбрасывают. Можно встретить целые книжки, в которых нет ни одной ни. Я очень сочувствую бедняжке ни. Попробую предложить серию примеров, поясняющих ее употребление.
Поехать мне некуда. Не поеду никуда.

Здесь не к чему придраться. Ни к чему не придерешься.

Иван Иванович пришел не один, а с женой; из приглашенных же ни один не пришел.

Он не пил, и я не пил; ни он, ни я — мы оба не пили.

Чтобы не случилось беды, нужно…

Что бы ни случилось, уговор остается в силе.

Ни в одном примере нельзя заменить ни на не (или наоборот) без того, чтобы смысл не изменился или не пропал вовсе.

Склонение собственных имен. “Недаром помнит вся Россия про день Бородина”. В мое время эти строки не вызывали сомнения ни в каком отношении. Теперь же многие становятся в тупик: как произнести Бородина или Бородино? В послевоенном периоде распространилось несклонение русских географических названий, особенно оканчивающихся на о или е. Отчасти как подражание многочисленным несклоняемым словам французского происхождения (бюро, пальто, табло, желе, драже и т.д.), а отчасти под влиянием военных, для которых важно название как оно обозначается на картах.

Однако русский язык устойчиво сохраняет склонение. В реформу 1918 г. был исключен звательный падеж (вокатив). Но и сейчас он еще обычен в церковно-славянизмах (Боже мой), иногда встречается и в живой речи; а в польской и в украинской грамматиках вокатив сохраняется и ныне. В быту нередко можно услышать, что ключи забыл в пальте или же купил что-то рядом с метром (в польском языке и пальто, и метро склоняются); а Лев Толстой, как известно, говорил не кофе а кофей и склонял это слово. Слова греческого и латинского происхождения все (или за немногими исключениями) склоняются. Приток французских слов сейчас практически прекратился, а из множества англо-американских, хлынувших к нам в послевоенное время, большинство получили у нас мужской род и склоняются. Поэтому нет оснований утверждать, что русский язык идет в направлении утраты склонения, и несклонение Бородина — не шаг в будущее, а грамматическая погрешность.

Но бывают случаи, когда нужно представить именительный падеж названия, а по смыслу речи падеж должен быть иной. Тогда в нужном падеже используется обозначение категории объекта, а само название оставляется нетронутым: в озере Байкал, в городе Кемерово, около села Бородино. Существует и еще одна тонкость: в зависимости от того, имеет ли название смысл существительного или прилагательного, разным будет и окончание некоторых падежей. Города обычно существительные, а деревни чаще прилагательные: значит, рядом с Кемеровом, но рядом с Бородиным; впрочем, это зависит от местной традиции.

Нелады с союзами.  Авторы подчас забывают, что кроме и и а есть еще и другие союзы, в том числе составные из двух-трех слов. Нередко союзы выделяются запятыми, получая тем самым статус вводных слов. Так случается даже с союзом но, а для союзов причем или притом — едва ли не как правило. По грамматике же союз менее всего пригоден к роли вводного слова!

Но самый одиозный, и притом совсем не редкий, казус происходит от путаницы значений слова что, которое может выступать и в роли местоимения (вопросительного или относительного), и в роли союза. Эти значения надо понимать и соблюдать. Вот несколько фраз:

Допущение о том, что упомянутые аллели встречаются редко, играет ведущую роль в аргументации.

Принцип о том, что виды должны дивергировать.

Возражение о том, что экосистему невозможно точно отграничить.

Все эти фразы режут слух, но сразу трудно понять почему. Однако, присмотревшись, можно заметить, что везде оборот о том — лишний, сорный. А вставлен он потому, что авторы не различили двух смыслов слов что. Во всех фразах, что — союз, а не местоимение; вставка же оборота о том придает слову что местоименный смысл.

Словообразование и словоупотребление

Пожалуй, самая просторная область в грамматике русского языка — словообразование. Здесь каждый желающий имеет возможность внести свою лепту. К сожалению, очень многие творения не столько обогащают язык, сколько засоряют его. В большинстве — это жаргонные слова, удобные и привычные для пользующихся ими, но режущие слух читателям. Хороший способ оценить качество слова, его приемлемость для языка — посмотреть на существующие и возможные словообразовательные аналогии.

Вот несколько сравнительно новых двусоставных слов: зверокухня, конематка, морепродукты, словоформа, стеклопосуда. Сами по себе они звучат не лучшим образом. Если же, следуя этим образцам, предложить еще новые слова, то получим слономатку, вишнесад, золотозубы, рожполе, нософорму, уховрача и т.п. Нетрудно видеть, что такое словообразование — подражание немецкому. В немецком языке очень просто: Glas + Geschirr = Glasgeschirr, Wort + Form = Wortform, Roggen + Feld = Roggenfeld и т.п. Существительное, стоящее первым, приобретает смысл прилагательного. Но русскому языку такое словообразование совершенно чуждо, его могут применять только люди, возможно, знакомые с немецким, но не чувствующие родного языка. В русском же языке в XX в. распространилось образование новых сложных слов с сокращением первого, а то и второго компонента: профсоюз, сантехника, ветлечебница, морфлот, конармия, универмаг, колхоз, завхоз, прораб и т.д. (Правда, неизвестно, сколь долговечными окажутся эти слова.) В немецком такое словообразование развития не получило.

Приглядимся еще к некоторым весьма распространенным словам, например прилагательным хлебобулочный и мясомолочный и глаголу зарыблять. Есть сложные слова с участием корня хлеб: хлебородный, хлебопекарный, хлебораздаточный, в них второй элемент обозначает некое действие. Тогда хлебобулочный — это место, где хлеб булочат, но такого глагола в русском языке нет. Стало быть, хлебобулочный — ублюдочное образование. Можно было бы сказать хлебно-булочный, но это бессмысленно, так как булка — тот же хлеб. Мясомолочные продукты: не звучит ли это как мужеженская обувь или кухнесадовый инвентарь?

Зарыблять, зарыбить. Если мы посмотрим в словарь, то там с приставкой за найдем множество глаголов. Но они в большинстве — нормальные русские глаголы. Значит, глагол зарыблять был бы приемлем, если бы существовал глагол рыблять, но его нет. А если воспользоваться аналогиями, тогда появились бы слова и выражения: запрофессорить, закандидатить, застудентить институт, запассажирить поезд, зажильцовать дом и т.п. Почему бы вместо зарыблять не сказать просто и ясно: заселить рыбой?

Впрочем, в литературе можно встретить еще и заосочивание и заеливание леса, или захрущевленность лесных почв (последний термин попадался в литературе только до или после нахождения Н.С.Хрущева у власти).

Режут слух и такие употребительные в научной литературе выражения, как поведенческая реакция, поведенческая структура вида и т.п. Почему не сказать поступок или акт поведения и не структура поведения? В русском языке от таких отглагольных существительных, как мнение, соображение, чтение, забвение, поведение и т.д. — прилагательные не образуются (иначе мы имели бы слова мненческий, воображенческий, чтенческий, забвенческий и т.п. — но их нет). А слова типа поведенческий образуются от характеристик людей: человек — человеческий, купец — купеческий, певец — певческий, управленец — управленческий, творец — творческий, младенец — младенческий. Стало быть, слово поведенческий могло быть образовано только от слова поведенец и означать что-то, относящееся к поведенцу. Но слова поведенец в русском языке нет.

Коли зашла речь об “ученых оборотах”, режущих слух, нельзя не упомянуть словосочетания теория запрещает, которое сейчас очень модно. Но запрет — акт волевой; запретить можно нецензурные выражения, курение или распитие водки на работе, запретить критику начальства и т.п. — т.е. только то, что физически осуществимо. Но природе никакая теория ничего запретить не может, в лучшем случае она может только что-то предугадать.

Стремление авторов выразиться более учено порождает излишне сложные (иногда анекдотические) обороты. Так, можно узнать, что осуществляя потребности, животные становятся на путь пищедобывательного поведения, они отчуждают живые ткани растений и за счет этого молодые животные создают продукцию. При этом контакт между особями осуществляется путем оптических реакций.

Мы узнаем также, что возможно искусственное возбуждение зимней спячки, что некий процесс можно регулировать дозозависимым путем, а результат зависит от величины общего количества, что птицы не включают колорадского жука в рацион своего питания, они же зашумляют городскую среду и в аэропортах создают птицеопасную ситуацию и потребность в птицезащитных мероприятиях (т.е. в защите не птиц, а от птиц). А в парках большой ущерб кустарникам наносит деятельность людей: обламывание на букеты, выкопка и увозка растений (как учено и деликатно о простом воровстве!).

Стремление к большей учености порождает и еще множество неудачных слов и выражений. Примеры:

оптимально канцерогенные дозы;

первые проценты, первые километры (это должно означать немногие);

синтетические трудности (трудности синтеза);

отрицательные экологические проблемы;

повышение страха;

повышение атак на чужаков;

повышение величины активности параметров обмена;

территориеемкость ГЭС;

самопадеж оленей;

пойменно-смешанный лес;

горно-сухая степь;

замещающий двулетник (о растении);

учебник имел ряд переизданий;

хозяино-паразитарные отношения;

более оптимальный;

менее уникальный;

сверхмалая освещенность;

сверхнизкая температура величина азота;

светосуммы кораллов;

экстраконтинентальный почвенный район (должно означать, что район не вне континентов, а с крайне континентальным климатом);

стрессированные животные;

яйцеживорождение;

обессеривание;

химуход;

экофон;

дикорос.

“Ученые” слова используются там, где вполне можно обойтись русскими: вместо продлить — пролонгировать; вместо указание — индикация, вместо начало — инициация, вместо жизненность — виталитет, вместо привлекающий — аттрактивный, вместо отпугивающий — детеррентный; вместо скрытный — криптический, вместо зрительный — визуальный и т.д.

Нередко встречается “двойное обеспечение”:

внутренний интерьер;

инициирующее начало;

единый земной геологический процесс;

анкетированный опрос;

вывозить на экспорт;

ихтиомасса рыб;

крайне экстремальные условия;

морфоформа;

номенклатурное название;

обонятельная природа

восприятия запаха;

словарь — глоссарий;

септальная перегородка (от лат. septum — перегородка);

секуляризация науки от религии;

тетраподная конечность;

эмоциональное настроение.

Любопытный, и не очень редкий, феномен: слова греческого или латинского происхождения передаются в английском произношении. Так, название американского национального парка Dinosaur обозначается как парк Дайносоор, а глубоководного аппарата Pisces (по-латыни рыба) — как Пайсис. Не правильнее ли оставить такие названия латинскими?

Но с Pisces еще можно и так и этак. Написание же давно известных терминов должно быть соблюдено в точности. А между тем встречаются:

эпогей (вместо апогей),

диапозитарий (вместо депозитарий),

комплиментарный (вместо комплементарный),

лигитимизация (вместо легитимизация),

мигаломорфный (вместо мегаломорфный),

пистицид (вместо пестицид),

приматурный (вместо прематурный, т.е. не достигший зрелости),

эвфимизм (вместо эвфемизм),

филогиния (вместо филогения).

Последнее написание было повторено трижды в заявке на грант РФФИ. Знает ли автор, что гине- означает нечто женское? Отсюда у растений — гинецей, а у людей — гинекология. А слово филогиния должно означать любовь к женщинам, и грант на эту цель, конечно, должен быть выделен.

Иногда путают значение терминов идиографический и идеографический, официальный и официнальный, номотетический и номогенетический, предикативный и предиктивный, детергентный и детеррентный. Греческий корень архе (arcaioV — извечный, древний; отсюда археология) смешивают с близким корнем архи (arci — главный, старший; отсюда архиепископ). У биологов употребительны три близко звучащих греческих корня (jilew — любить, отсюда ксерофилия; julon — род, племя, отсюда филогения; jullon — лист, отсюда микрофилльный). Нередко путают один с другим.

Еще примечательные искажения: граммположительный (это про окраску по Граму); палеатив (паллиатив); депортамент (департамент); гермофродит (это слово — производное от имен греческих богов Гермеса и Афродиты).

Новые термины

Сотворение новых терминов идет широким фронтом во всех отраслях науки. Процесс этот стихиен и хаотичен. Иногда новые термины предлагаются целыми пучками, а часто представляются как существенное продвижение познания.

Когда-то мне довелось слышать от молодого энергичного коллеги такое суждение: “Только отжившие свой век старики могут кудахтать по поводу того, что, мол, термин образован не по классическим правилам или употребляется неточно. На самом деле важно быстро уловить новое направление и подхватить, а еще лучше — создать новый термин, и всем будет видно, что я нахожусь на переднем крае науки. А что там будет бормотать всякое старье — это меня не колышет”.

Это, так сказать, революционная точка зрения. Я же, как еще не совсем отживший, но уже недалекий от этого, хочу защитить более консервативную позицию. На моей памяти немало терминов быстро появилось и кануло в Лету. Чего стоит история термина циркадный. В английском языке нет слова сутки. А как тогда обозначать суточный ритм? В 60-х годах англичане создали необходимый термин, использовав латинский оборот circa diem (округ дня) и придав ему форму английского прилагательного circadian. Для западного читателя circadian и значит суточный ритм продолжительностью 24 часа [3]. В нашей литературе слово циркадный приняли за нечто новое, означающее не сутки, а что-то около того, от 20 до 28 часов [4]. На самом деле новой была только звуковая ассоциация с цирком и эстрадой, и когда это стало ясно, термин, естественно, оказался лишним. (Ныне изредка употребляется в форме циркадианный.)

Достаточно очевидно, что каждый новый термин должен отвечать пяти следующим условиям:

Здесь, конечно, не место обсуждать терминологию какой-либо конкретной области науки. Вероятно, везде есть множество ненужных, изживших себя или неудачных терминов (про экологию и ботанику я могу это утверждать уверенно). Однако некоторые общие замечания кажутся уместными.

Нехороши, по крайне мере в своем большинстве, термины гибридные, совмещающие элементы двух разных языков, в частности русского с классическими: аутокровь, антителогенез, бислой, гиперсоленый, гомоцепной, мегападальщик, поймофильный, субвысокогорье, субдвумерность и т.д.

Довольно распространенное, но очень нежелательное явление: своего рода присвоение термина, придание ему суженного специального значения.

Например: хронобиология — наука о реакциях организма на токсичность лекарств в зависимости от времени их введения.

Или: градация — это полный период развития вспышки и угасания численности насекомых.

Или в рассказе о работе гидрофизического судна: была выполнена суточная станция в Татарском проливе.

Или: совокупность этапов образования вирусных белков из их предшественников называется процессингом.

Или настойчивое употребление термина полиморфизм только в генетическом смысле.

Или индекс листа (Какой? Он ведь может быть разным).

Особенно часто в суженном смысле используют слова, пришедшие к нам недавно: интеграция, паттерн, скрининг и т.п. В их специальном употреблении нет ничего плохого, но необходимо помнить, что смысл этих слов более широк, и читателю должно быть ясно, в каком узком смысле они употребляются.

Далеко не всегда слова, имеющие одинаковое написание и вроде бы одни и те же, в русском языке и в английском имеют то же самое значение. Так, concept — это не только концепция, а скорее понятие. Intelligence — это не интеллигенция и не интеллигентность, а знаменитый IQ (intelligence quotient) лучше всего переводить не как коэффициент интеллигентности, а как показатель сообразительности.

Control означает также ограничение распространения (насекомых-вредителей, болезней и т.п.).

Неиндентично значение слов actual, economy, standard и др.

Как снежный ком, нарастает количество сокращений. В рукописи одной статьи об изучении памяти я насчитал 13 сокращений: АХ, АХЭ, АВП, АКГТ, РА, КП, ДП, ЭКР, ДА, НА, ОТФ, УРПИ, ЛВП. Автор увлечен, ему все понятно, а читателю невыносимо. Но думать о читателе автор все-таки должен! В любом случае следует уберечь от сокращений заглавие статьи или главы. В заглавии должно быть не E.coli и не ФАР, а Escherichia coli и фотоактивная радиация.

Точно так же нельзя считать полноценными терминами С-, G-, Q-окраску, K- и r-отбор, a-систематику, F-статистику и т.п. Используя эти обозначения, автор должен пояснить, что скрывается за сокращением.

Греческие дифтонги au и eu, перешедшие в ученую средневековую латынь как au и eu, входят в состав множества слов, вошедших затем и в русский язык. Однако в русском языке таких дифтонгов нет, и поэтому наши предшественники, которые чувствовали язык лучше, чем мы, передавали au и eu как ав и ев, т.е. как один слог: автор, автономия, автомат; Европа, евгеника, неврология.

Дифтонг eu иногда передавался как эй. Но опять же как один слог: эйфория, лейкоцит, нейрон. В более новых терминах те же дифтонги передаются как ау и эу: аутэкология, аутоферрильность, аутосома; эукариоты, эухроматин, эуинтина и т.д. Дифтонг разлагается на два слога, что, конечно, гораздо хуже. В неуклюжести разделения на два слога нетрудно убедиться, прибегнув к простому (но для русского языка очень важному) приему: чтению по слогам. Получим: а-у-то-мат, а-у-тор, Э-у-ро-па, не-у-ро-ло-ги-я и т.п. Вдобавок существуют как будто похожие, а на деле совсем другого происхождения, слова: аутбридинг, аутсайдер, таймаут. Они чисто английские, и аут здесь означает вне или вон (out). Когда пишете: аутэкология или аутосома, какое значение придаете буквосочетанию аут?

Надо настойчиво рекомендовать вместо ау и эу писать ав и эв.

Транскрипция имен собственных

Интересную проблему представляет передача иностранных имен и географических названий на русский язык и, наоборот, — русских имен и названий на иностранные языки.

До XIX в. существовал международный язык — средневековая латынь — и на него все ориентировались. Именам и названиям придавалось латинское обличие. Далее последовали XIX в. и первая половина XX в. — с переходом международных отношений и особенно науки с латинского языка на живые европейские, среди которых выделились четыре: французский, немецкий, английский и итальянский. После второй мировой войны значение международного приобрел язык английский. Вместе с тем расширились и контакты между странами, поэтому проблема передачи имен и названий на другие языки не отпала.

Передаче имен и названий с 18 европейских языков на русский посвящена интересная и содержательная книга Р.С.Гиляревского и Б.А.Старостина [5]. Согласно авторам, здесь взаимодействуют три фактора: точность передачи звучания слова; традиция (где она есть); удобопроизносимость в современном русском языке. Среди них главное значение авторы придают точности звукопередачи. Например, они считают написание Дарвин традиционным, но неправильным. Неправильно написание Вильям (Шекспир). Неправильна традиция латинское Н в начале слова передавать через Г (Гудзон, Гейне, Гюго).

Если присмотреться внимательнее, то выявляются три отправные предпосылки, на которые опираются ревнители новой, более правильной транскрипции имен и географических названий:

Нетрудно увидеть, что все они несостоятельны.

Предпосылка первая. Можно многократно цитировать какого-то автора и даже с ним долгое время переписываться (что теперь особенно просто при наличии электронной почты), не зная, как произнести его имя и фамилию. Если с ним случится встретиться, можно спросить об этом его самого. Вспоминаю комический случай, когда один известный палеоботаник на симпозии путался в произношении своей собственной фамилии. Дело было в том, что он — немец, недавно переехавший в США, а его фамилия при одном и том же написании произносится на немецкий или английский лад по-разному.

В последние два-три десятилетия, когда научные журналы Европы все более переходят на английский язык, затруднительных случаев стало очень много. Если статья на английском языке, а фамилия автора по своему написанию не исключает английского (а тем более — американского) происхождения — ее и транскрибируют на русский как английскую. Чтобы поступить иначе — надо знать, как себя называет сам автор.

И наконец, сами иностранцы нередко произносят имена и названия не так, как это вроде бы следовало по правилам их языка: так, в Америке знают Шикэго (Chicago), Мизури (Missouri), Мишигэн (Michigan), в Англии — Лестер (Leicester), в Берлине — Панко (Pankow). Один мой знакомый — житель Нью-Йорка — очень отчетливо произносит Нуёк.

Вторая предпосылка — недостаточная филологическая образованность наших предков — столь же неосновательна. В царское время образование в гимназиях было преимущественно гуманитарным; изучались древние языки (латынь во всяком случае, а часто и греческий), старославянский и новые языки. Научные работники (да и вообще интеллигенция) подолгу бывали за границей. А теперешний русский интеллигент не всегда может без переводчика прочесть не то что немецкую, а даже и украинскую статью.

И третье. Не сомневаясь в академической квалификации авторов, позволительно спросить, а насколько можно воспроизвести фонетику чужого языка, если орфография языка, на который переводим, не фонетическая, а традиционная? Передает ли русская графика живое звучание самого русского языка? Мы пишем: Воронеж, Оренбург, Ростов, а произносим: Варониш, Аринбурх, Растоф. Пишем: Павел Павлович и Ольга Ивановна, а произносим: Палпалч и Ольгыванна.

Хочу решительно оспорить распространившуюся ныне передачу английского w через русское у. Я достаточно много слышал английскую речь, общаясь с англичанами и американцами, чтобы уверенно заявить, что это не лучший, а худший вариант транскрипции (отдельные исключения, понятно, всегда могут быть). В русском языке слова в отчетливом произношении (как и учат начинающих читать) ясно расчленяются на слоги. Внесение гласной у прибавляет лишний слог, которого нет в английском оригинале; в английском языке w все-таки остается согласной. В частности, например, нам предлагают распространенные фамилии Wood и Wolfe по-русски читать как У-уд и У-улф, слово woman читать как у-умен и т.д.

Владимир Солоухин, тонко чувствовавший русский язык, в свое время писал: “Сейчас пошло веяние на новую транскрипцию некоторых английских слов. Может быть, эта транскрипция более точная, но очень уж противная. Посудите сами: целые поколения жили, читая про Шерлока Холмса с доктором Ватсоном, а Шекспира называли Вильямом Шекспиром. Но вот теперь всюду — Уотсон, Уильям Шекспир” [6]. Так вот, эта “очень уж противная” транскрипция вовсе и не более точная (между прочим, “противность” — это в вопросах языка очень серьезный аргумент).

В итоге представляется достаточно очевидным, что в передаче иностранных собственных имен внимание нужно сместить с фонетики в пользу графики, и в частности в пользу традиционного написания. Некоторые журналы совсем перестали транскрибировать иностранные имена и дают их в оригинальном написании. В принципе это надо поддержать, но тут затруднение со склонением: в этом случае иностранные имена склонять нельзя, что создает для автора дополнительные трудности в построении фраз; текст все-таки должен выглядеть прилично. Но часто и в разных контекстах упоминаемые иностранные фамилии в русской транскрипции давать все-таки следует.

* * *
Теперь о передаче русских имен на иностранные языки. Отчасти это находится в компетенции отечественных авторов и редакторов — когда у нас переводятся резюме или целые журналы. Отчасти же — если русский автор печатается за границей — в ведении редакторов иностранных журналов, в которых могут быть свои правила транскрипции русских имен. И этот второй вариант особенно коварен. Мне, например, пришлось очень твердо упереться, чтобы мою фамилию в журнале “Flora” в 1989 г. передали не на немецкий лад Skworzow, а так, как я до этого уже много раз печатался: Skvortsov.

И еще два примера. В итальянском ботаническом журнале “Webbia” (1993. Т.48) на с.385 в заметке киевского ботаника С.П.Вассера две фамилии очень известных ботаников XVIII—XIX вв. Турчанинова и Жилибера, приводятся как Turchaninow и Jilibert, хотя в литературе они хорошо известны как Turczaninow и Gilibert. Гербарии обоих находятся в Киеве, и я не могу допустить, чтобы Вассер не знал подлинной орфографии их фамилий.

В статье Н.Г. Ильминских (Wiss. Ztschr. Univ. Halle, Jahrg. 1987) ботаники Буш, Клаус, Гроссгейм представлены как Buss, Klaus, Grossgejm, хотя все трое — “русские немцы”. И в литературе известны не только под русифицированными, но и под своими исконными немецкими фамилиями — Busch, Grossheim, Claus.

Хотелось бы увидеть, как будут переложены на иностранные языки такие известные в истории русской культуры фамилии, как Бенуа, Делоне, Лансере, Бодуэн де Куртенэ.

Конечно, в житейском общении не все ли равно: что Георг, что Джордж, что Егор, что Жоржик, что Юра — все это он, наш приятель и родич. Но в научной литературе — извините. Инициалы другие — значит, другой автор.

Выход из всех затруднений с транскрипцией русских имен предельно прост: имя и фамилию латинскими буквами должен начертать сам их владелец, и только один раз, а дальше они должны воспроизводиться без изменений, как в паспорте. К сожалению, осуществить это простое дело не просто, поскольку здесь вовлечены редакторы, а редакторы свято блюдут инструкции любой степени нелепости.

Хороший пример — написание числительных. Здесь сложность и надуманность правил приводит к тому, что пишут и печатают как попало. Ниже следует несколько примеров, взятых из печатных изданий, в сравнении с простым и понятным написанием, которым бы пользовались, не будь этих злополучных инструкций (см. табл).
 


Было напечатано
Следовало бы написать
4-х %-ный раствор 4% раствор
3-ья группа третья группа
не менее 4-х — 5 не менее 4-5
2х–кратное снижение двукратное снижение
1-ый первый
в 90-та томах в 90 томах
чашечка с 4-я долями чашечка с 4 долями
чашечка 5-и раздельная чашечка 5-раздельная
венчик 3-хлопастный венчик 3-лопастный
опыты на 15-ти летних кустах опыты на 15-летних кустах
в 4-х или 5-тикратной повторности в 4- или 5-кратной повторности
с 5-ти или 8-милетним интервалом с 5- или 8-летним интервалом

* * *

Как написать латинскими буквами название нашей страны?

Названия, принятые сегодня в большинстве западных стран, произошли от древнего имени Русь: Russland (нем.), Russia (англ.), Russie (фр.), Rusia (исп.), Russia (итал). В XVII в. употреблялись также названия Русия, Росия. Официальное название Россия окончательно закрепляется в начале XVIII в., когда государство было провозглашено империей. Тогда же в парадных актах и в научной литературе вошли в обиход латинизированные начертания Rossia, Imperium Rossicum.

После распада Советского Союза, когда название государства опять стало Россия, наше почтовое ведомство сочло нужным дать на почтовых марках название страны параллельно на латинице. К всеобщему изумлению это название оказалось Rossija. Видимо, откопали какую-то неудачную, ориентированную на немецкое произношение, инструкцию. А если есть инструкция, пусть самая никудышная, то зачем обращаться к истории своей страны, к истории ее культуры. И как же произнести это название? По-немецки, по-польски и чешски еще приемлемо. А дальше, в англоязычном мире и в романских языках это будет Россижа или Россиха!

* * *
В формировании языка научной литературы кроме авторов неизменно в той или иной степени участвуют и редакторы. Каждый из них, разумеется, обладает собственным взглядом на язык, а равно и собственными языковыми стереотипами и штампами. И еще он повинуется разным печатным и непечатным правилам и инструкциям. Предполагается, что представленный автором текст при редактировании будет улучшен. В какой-то мере это и происходит, но не всегда. Иной раз редактированный язык становится более серым и вялым, мысль автора — неотчетливой. И складывается это обычно из “мелочей”.

Так, автор пишет: было много бесед с коллегами. Редактор “выправляет”: было проведено много бесед. — Типичный случай “канцелярита” [7], от которого автор чувствует тошноту. Еще автор пишет: для валерианы приводится целый букет названий; редактор правит: приводится перечень названий. Самая малая возможность оживить ученый текст пресекается. Автор пишет: грунт щебнистый, редактор “поправляет”: щебенистый.

“Сквозь туман кремнистый путь блестит”. Кто же лучше чувствовал язык? Примеры можно приводить еще и еще…

Язык живой, и, как все живое, он многообразен; за счет этого многообразия идет его развитие (нельзя же всерьез полагать, что развитие языка происходит благодаря кем-то выдуманным инструкциям). Как и в биологии, в языке норма — это нечто среднее, она выбирается из многообразия. При этом, разумеется, играют роль взгляды того или иного автора, но исходное многообразие остается, и другой автор может сделать другой выбор.

Не зря же все классики и литературы, и лексикографии считали, что грамматика и словари показывают, как люди говорят, поясняют и рекомендуют, но вовсе не приказывают, как каждый человек должен говорить. “Нормативность”, конечно, нужна, но она должна быть в меру. Слишком тугая зашнуровка может оказаться удавкой.

В советское время словами, употребленными на страницах партийной печати (откуда бы они ни происходили, каким бы малограмотным жаргоном ни были) не мог пренебречь составитель словаря. Понятно, что самый ходовой, многократно переизданный словарь С.И.Ожегова содержит немало слов весьма сомнительного качества. Говорят, что при всяких переменах прежде всего переделывается то, что в старом было хорошего, а до дурного руки не доходят, и оно остается как было. Но все же будем надеяться, что последующие издания словарей не только пополнятся новыми словами и новыми значениями, но и очистятся от мусора.
 
 

Примеры ученого красноречия

Дедуктивный принцип изложения позволяет ограничить представление материала на уровне рассмотрения поставленных вопросов.

Биосфера явилась первым опытом появления глобальных проблем человечества на основе научно-технического прогресса.

В г.Пущино <...> организуется Детская экологическая станция, где школьники города смогут получить основы экологических знаний и практические навыки по охране природы от квалифицированных специалистов.

Международный семинар “Сон и его приложение к военному делу”.

Наглядное 3-мерное пространство и ненаглядное 4-мерное.

Объем поступающей воды определен в 1400 т. сутки–1. Сутки в отрицательной степени. А извлечь из суток корень квадратный или возвести их в квадрат или куб тоже можно? (Ничего страшного - это просто формализм, отражающий деление числа тонн на число суток - V.V.)

Предложена общебиологическая теория — “Принцип информативного комплекса (принцип ИК). ИК – это эволюционирующая биоорганизация функциональной динамической взаимо-обусловленности составных элементов различной сложности, построенных по иерархическому принципу, которая генерирует, акцептирует и трансформирует информативный сигнал.

Коллег-психологов занимает репрезентация проблемной ситуации, понимаемая как схематический антиципирующий комплекс.

Методы широко используемых в настоящее время инструментальных избегательных рефлексов позволяют, как известно, наиболее объективно оценить состояние психики в эксперименте.

А в реконструкции филогении из двух признаков сходства, взаимно несовместимых в качестве унаследованных, предпочтение следует отдавать тому, для которого есть независимые данные о его меньшей склонности к повторному независимому возникновению.

Река Амур славится крайне богатейшим уникальным ихтиофаунистическим комплексом.

На этих территориях необходимо снижение интенсивности опромышления популяций охотничьих животных.

Изменение соотношения между темпами возрастания скорости потребления кислорода и веса до и после перехода на внешнее питание приводит к тому, что интенсивность дыхания увеличивается во время развития зародыша и личинок и снижается на более поздних этапах онтогенеза.

В ...году съем рыбопродукции для моря в целом составлял ...тонн. А современный съем рыбопродукции на североохотоморском шельфе относительно первичной и вторичной продукции примерно в 10 раз меньше. Авторы забыли, что в русском языке есть слово “улов”.

В развитии морского ежа имеет место взаимодействие паттерна и формы.

Процессированные псевдогены являются общей особенностью животных мультигенных семей.

Насекомые являются объектами для раскрытия многих биологических закономерностей генетиками (вспомним муху дрозофилу) б…с Эти организмы заставляют уделять защите от них человека, животных, культурных растений, товаров большое внимание.

У рептилий направление адаптации проявляется в 3 вариантах: каннибалистических морфах, трофических яйцах и эпителиофагии.

Асфальтирование улиц увеличивает поступление токсинов в воздух, вместо того чтобы поглотиться почвой.

Живые организмы – рекордсмены по облучению от естественного радиационного фона.

Международной комиссией по радиологической защите рекомендована величина всасывания соединений плутония в желудочно-кишечном тракте человека, равная 0.01% от поступившей с пищей.

Для …Ро характерна очень высокая концентрирующая способность в тканях гидробионтов.

Пестициды из воды циркулируют в водную растительность и водных беспозвоночных.

Трудами исследователей поведения обнаружено, что молодые животные любят играть. Как было отмечено рядом авторов, у млекопитающих (грызунов, хищников, копытных) на определенном этапе онтогенеза имеет место так называемая игровая деятельность. Так, например, у ягнят в вечерние часы отмечается скопление молодняка в определенные группы и появление специфической формы двигательной активности в виде игр.

Удалось обнаружить и еще одно важное явление: голодные птенцы в гнезде трепыхаются и раскрывают рты. Врожденная пищевая реакция у птенцов в онтогенезе, как отмечают Морган (1899), Herrick (1905, 1910), Leichtentritt (1919), Васильев (1938, 1940), Милягин (1950, 1954), Промптов (1947, 1956, 1958) проявляется в виде раскрывания рта и ярко выраженной общей двигательной реакции.

Новорожденный теленок следует за матерью. В соответствии с гипотезой А.Д.Слонима, реакция следования возникает на основе желания новорожденного сохранить визуальный контакт с матерью, остаться в пределах ее индивидуальной дистанции.

У взрослых же подопытных животных статистический анализ полученных результатов показал явное увеличение числа единичных побежек к сухарям у оперированных собак.

Труп мамонтенка сгнил под солнцем с помощью личинок мух.

По одному из основных положений этологии, целый ряд демонстративных актов возник в результате обычных, преадаптированных для этой цели двигательных реакций.

Общее время сна было снижено у лишенных сна крыс в 10 раз.

Отсутствие поведенческой неподвижности.

Улучшение настроения, что характерно для положительного эмоционального состояния.

Из 15 гнезд 67% располагались на соснах и 33% на осинах <...>. Из 11 птенцов перед вылетом процентное соотношение полов составило 36.4% самок и 63.6% самцов.

А у растений целесообразность использования жизненных форм ограниченного содержания не вызывает сомнений.

Сравнительный анализ растений, которые различаются таксономически и географически, показал применимость общих закономерностей на видовом уровне сопоставления и выявил высокие потенциальные возможности внутривидовых принципов анализа, которые в экологическом плане превышают тенденции таксономических категорий.

Исследования показали, что каждый сорт представляет собой целостную коррелятивную ростовую, морфогенетическую и биоритмическую систему. Для понимания эффективности регуляторов искусственного отбора важно и нужно представлять основные закономерности морфогенеза формы на всех этапах ее онтогенеза.

Метасеквойя и ее грибные возбудители.

Также не был подтвержден факт о том, что на севере листья мало развиты.

Это свойство получило хорошую изученность.

Организмы, растущие в автотрофных условиях.

Многие ландшафты Крыма изобилуют специфическими памятниками геолого-геоморфологической группы компонентов. Такие объекты выступают в качестве репрезентативных фиксаторов, отображающих сложность и оригинальность геологической истории региона, индуцируют геодинамические процессы и служат научному обоснованию инженерно-геологического освоения и оптимизации охраны геоматической среды.

Уникальность компонентов ландшафтных уникумов на фоне единого природного комплекса не всегда равнозначна.


 

Сердечно благодарю мою долголетнюю сотрудницу М.В.Костину за помощь в оформлении статьи.

Литература

1. Римашевская Н.М. Русский крест // Природа. 1999. ?6. С.3—10.

2. Прохоров Б.Б. Россия в окружающем мире. Аналитический ежегодник: в 3 вып. / Отв. ред. Н.Н.Мирфенин; Под общ. ред. Н.Н.Моисеева, С.А.Степанова. М., 1998—2000.

3. Rieger R., Michaelis A., Green M. Glossary of genetics and cytogenetics. Jena, 1978. P.106.

4. Биологический энциклопедический словарь / Гл. ред. М.С.Гиляров. М., 1968.

5. Гиляревский Р.С., Старостин Б.А. Иностранные имена и названия в русском тексте. М., 1985. С.303.

6. Солоухин В. Камешки на ладони // Новый мир. 1987. ?8. С.156.

7. Галь Н. Слово живое и мертвое. М., 1979.
 

 
VIVOS VOCO! - ЗОВУ ЖИВЫХ!
Апрель 2002