VIVOS VOCO: А.В.Аникин, "Василий Леонтьев, или Экономика на шахматной доске"

Василий Леонтьев,
или
Экономика на шахматной доске

А.В. Аникин

Андрей Владимирович Аникин, доктор экономических наук, профессор,
главный научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений РАН.
Заслуженный деятель науки России.

Этот очерк, который первоначально писался о живом человеке, волей судьбы стал некрологом: Василий Леонтьев (Wassily Leontief) скончался в Нью-Йорке 5 февраля 1999 г. на 93-м году жизни. На протяжении почти сорока лет я время от времени встречал Леонтьева, участвовал вместе с ним в научных мероприятиях разного рода. Между нами была некоторая деловая переписка. В своем очерке я намерен соединить жизнеописание и оценку его научных достижений с личными воспоминаниями и впечатлениями. Надеюсь, это будет интересно читателю.

Леонтьев, по всеобщему признанию, один из самых выдающихся ученых-экономистов 20-го столетия. Международная “Энциклопедия общественных наук” сравнивает его вклад с той ролью, какую в теории экономики сыграли Адам Смит и Джон Мейнард Кейнс, а этих гигантов можно, пожалуй, назвать соответственно Ньютоном и Эйнштейном этой науки.

Главное достижение Леонтьева заключается в создании и совершенствовании метода затраты—выпуск (input—output analysis), который в нашей литературе часто называют также методом межотраслевого баланса (производства и распределения продукции). Так он именуется и в нашем “Статистическом словаре” 1989 г., притом, что характерно, — без упоминания имени Леонтьева.

Wassily Leontief (1906—1999)

Русский американец в стране большевиков

Василий Леонтьев родился 5 августа 1906 г. в Мюнхене, но еще грудным младенцем был привезен родителями в Санкт-Петербург, где и прошли его детские и молодые годы. Он вырос в семье университетского профессора, тоже Василия Леонтьева. Кстати сказать, мне сразу показалось, что он был очень доволен, когда его стали на русский лад звать Василий Васильевич. Вероятно, это было для него ново.

Поскольку это были годы революции и гражданской войны, мальчик получал в основном домашнее образование с помощью матери и студентов-репетиторов. Лишь два года ему довелось учиться в новой советской школе. Рано обнаружившиеся способности позволили в 14 лет получить аттестат о среднем образовании и в 1921 г. поступить на отделение общественных наук Петроградского университета. Одновременно он много занимался математикой.

В 1925 г. Леонтьев окончил Ленинградский университет, о котором недавно сказал несколько добрых слов в предисловии к русскому переводу своих “Экономических эссе”, и получил диплом экономиста. Сравнительно либеральная обстановка 20-х годов позволила ему уехать для лечения и продолжения образования за границу, и он провел еще три года в Берлинском университете, где получил докторскую степень по экономике. Он работал некоторое время в Институте мирового хозяйства в Киле и провел один год в Китае в качестве экономического советника.

В 1931 г. Леонтьев впервые приехал в США и через несколько лет стал американским гражданином. К этому времени он уже был автором заметных статей и имел репутацию теоретика, обладающего широким кругозором в экономике и талантливо применяющего математические и статистические методы. Его привлекала идея наполнения эмпирическим материалом таких построений, как эластичность спроса и предложения, кривые безразличия, промышленная концентрация.

С 1932 г. Леонтьев преподавал экономику в престижном Гарвардском университете (Кембридж, штат Массачусетс), где была отличная научная среда. Хотя преподавание отнимало много сил и времени, он уже в 1933 г. начал свои новаторские исследования, из которых вырос метод затраты—выпуск. Очень скоро обнаружилось, что серьезным препятствием для развития этого метода служит слабость тогдашней вычислительной техники. В дальнейшем многие работы Леонтьева следовали за увеличением мощности компьютеров. Можно думать, что спрос на их все возрастающие возможности со стороны статистиков и эконометриков в свою очередь подталкивал электронщиков и программистов.

Первые результаты исследований Леонтьева появились в печати в 1936 г., а в 1941 г. он опубликовал монографию “Структура американской экономики, 1919—1929”, в которой содержалась шахматная таблица (межотраслевой баланс) для 41 отрасли и матрица Леонтьева для 10 укрупненных секторов. Эта работа показала возможности нового метода экономического анализа и одновременно — его основные проблемы, особенно проблему стабильности и подвижности технологических коэффициентов.

В 40—50-х годах метод Леонтьева, при его личном участии, стал применяться в США для практических целей — оценки структурных изменений, связанных с переходом от военной экономики к мирной, и для экономических прогнозов.

Леонтьев показал себя выдающимся организатором. В 1948 г. он создал Гарвардский центр экономических исследований, который стал ведущим в мировом масштабе учреждением по развитию метода затраты—выпуск. Вокруг Леонтьева, который около 25 лет возглавлял этот центр, сложилась группа исследователей-единомышленников, его соавторов по многим последующим публикациям, в том числе по книге “Исследования структуры американской экономики”, которая вышла в 1953 г. и в 1958 г. появилась в русском переводе. Такой путь прошел Леонтьев как ученый, когда впервые оказался в СССР.

Приезд видных иностранных ученых-экономистов был в то время еще большой редкостью. Надо полагать, что вопрос о приглашении Леонтьева рассматривался и решался где-то на высоком уровне, и власти рассчитывали извлечь из этого визита какие-то выгоды. Возможно, за этим стояла политика, поскольку визит совпал с подготовкой поездки Хрущева в Америку, которая памятна короткой дружбой советского лидера с президентом Эйзенхауэром, кукурузой, ссорами с профсоюзными лидерами США... Леонтьев ни в какой мере не был политической фигурой, но сама его личность воплощала связь обеих наций, а его научные достижения могли пригодиться для международного сотрудничества.

Леонтьев прочел лекцию в Институте мировой экономики и международных отношений, на которой я присутствовал. Небольшой и неудобный зал во временном помещении института, занявшего старое здание в Китайском проезде, оказался забитым до отказа. Помимо новизны самого факта выступления иностранца и известности имени Леонтьева, людей привлекало то, что он был русский и собирался говорить на русском языке. Леонтьев оказался приятным, мягким, слегка склонным к иронии человеком, который чувствовал и вел себя в непривычной обстановке непринужденно и просто. Его русский язык был свободен и интеллигентен, лишь изредка в нем чувствовались следы длительной оторванности от живой языковой стихии. Труднее ему давалась наша экономическая терминология, отчасти сложившаяся в годы его отсутствия в России.

Леонтьев быстро завоевал симпатии аудитории, в которой преобладала молодежь, умело и просто рассказывая о сути своего метода и его перспективах. Щедро отвечал на многочисленные вопросы и, как мне показалось, остался доволен встречей.

В 50-х годах я занимался структурой и функционированием кредитной системы США, и статистический анализ связей в этой сфере представлял для меня интерес. Я спросил Леонтьева, что он думает о статистике денежных потоков (flow of funds), которую тогда начала публиковать Федеральная резервная система (центральный банк) США. Леонтьев сказал, что он видит в этом большое будущее, что такой подход к экономическим процессам имеет общие черты с его анализом межотраслевых связей. Должен с сожалением отметить, что ни в Советском Союзе, ни в новой России подобная статистика так и не появилась до сих пор.

После лекции Леонтьев оказался окруженным толпой молодых ученых, которые задавали ему уже любые вопросы в неформальной обстановке. Выждав несколько минут, директор института академик А.А.Арзуманян увел гостя в свой кабинет. Помнится, я слышал тогда, что Леонтьева принимали в Госплане, в Институте экономики АН и, кажется, в Центральном статистическом управлении.

Вероятно, приезд Леонтьева и его беседы с руководителями этих учреждений укрепили позиции экономико-математического направления в советской науке, связанного с именами таких ученых, как Л.В.Канторович (впоследствии лауреат Нобелевской премии), В.С.Немчинов, В.В.Новожилов, Н.П.Федоренко. Может быть, Центральный экономико-математический институт РАН косвенно в чем-то обязан своим основанием авторитету Леонтьева.

Общее оздоровление и оживление в советской экономической науке в конце 50 — первой половине 60-х годов проявилось также в том, что впервые за 25—30 лет были изданы в русском переводе труды ведущих западных ученых, в том числе Василия Леонтьева. Эти книги снабжались вступительными статьями, которые писались по особой “рецептуре”, предусматривающей сочетание анализа научных достижений автора и критики его буржуазной сущности и немарксистского подхода. Отсутствие выраженной идеологии у Леонтьева позволяло свести эту критику к минимуму, но совсем обойтись без нее было невозможно.

По следам своего путешествия в страну большевиков Леонтьев опубликовал замечательную в своем роде статью “Спад и подъем советской экономической науки”, которая теперь доступна российским читателям в изданном в 1990 г. томе его экономических эссе. Эта статья, как и ряд других работ Леонтьева, обнаруживает качества его личности, которые оказались как-то менее заметны на фоне его славы первооткрывателя метода затраты—выпуск. Заслуживают всяческого внимания его мысли о методологии экономической науки, о ее связи с хозяйственной практикой, о природе и пределах планирования и по многим другим вопросам. Кроме всего прочего, Леонтьев — талантливый популяризатор науки и незаурядный литератор. В статье о советской экономической науке выпукло показано родство его метода и линейного программирования, в развитие которого внес важнейший вклад Канторович, как разных, хоть и близких, подходов к предмету экономической науки — обоснованию эффективных и рациональных способов использования ограниченных ресурсов.

Доброжелательность в отношении страны и народа сочетается в статье с едкой иронией по поводу советского планирования и научных нравов. Конец 20-х — 50-е годы Леонтьев с полным основанием считает временем упадка советской экономической науки, но видит признаки возрождения в оживлении дискуссий, в интересе к новым методам и идеям, в возможности для таких людей, как Канторович, критиковать советский ортодоксальный марксизм.

Мировое признание. Глобальные прогнозы

В 60—70-х годах метод затраты—выпуск и анализ межотраслевых балансов получили всеобщее признание в мировой экономической науке и стали обычными в статистической практике. Когда с 1969 г. началось присуждение Нобелевских премий по экономике, Леонтьев закономерно оказался одним из первых кандидатов. Он стал лауреатом в 1973 г. с такой формулировкой научных заслуг: “за развитие метода затраты—выпуск и за его применение к важным экономическим проблемам”. Характерно, что среди первых лауреатов преобладали эконометрики, математически и статистически ориентированные экономисты, чьи работы имеют наиболее выраженное практическое значение. Еще ранее Леонтьева Нобелевскую премию получил Саймон Кузнец (1901—1985), другой американец, родившийся и выросший в России. Кузнец — один из отцов национального счетоводства, без которого теперь невозможен серьезный анализ экономики. Российские ученые поступили бы правильно, отдав дань уважения этому талантливому человеку.

Научная деятельность Леонтьева в этот период развивалась в двух главных направлениях. Во-первых, он продолжал плодотворно работать над динамизацией модели затраты—выпуск, чтобы она работала с учетом технического прогресса, меняющего структуру экономики (в модели это проявляется в изменении технологических коэффициентов). Практически это особенно важно для выбора оптимальных инвестиционных решений. Во-вторых, он перешел от анализа экономики США к анализу мировой экономики, межрегиональных связей в ней, отношений между развитыми и развивающимися странами.

В 1975 г. Леонтьев покинул тихий Кембридж с его созвездием первоклассных учебных заведений и исследовательских центров и переехал в бурный Нью-Йорк, где, впрочем, при желании тоже можно найти комфорт и покой. Он стал работать в Нью-Йоркском университете, где возглавил Институт экономического анализа. (Достигнув 80 лет, он оставил административный пост, но остался безусловным интеллектуальным лидером.)

Интерес Леонтьева к проблемам мировой экономики определил содержание лекции, прочитанной им по традиции при вручении Нобелевской премии. К этому времени Леонтьев уже включился в огромный проект по исследованию структуры и перспектив мировой экономики с помощью метода затраты—выпуск, который осуществлялся под эгидой ООН и под его научным руководством. В нобелевской лекции он более или менее популярно объяснял цели и методологию этого невиданного по своим масштабам исследования. Надо думать, оно потребовало не только знаний и опыта Леонтьева, но также мобилизации его организаторских способностей, умения работать с большими коллективами людей разных профессий и квалификации. В самый разгар этой работы он отметил свое 70-летие. Для многих ученых это могло бы быть сроком ухода на более спокойную работу, вроде писания мемуаров, но только не для Василия Васильевича!

Итоги исследования были опубликованы в 1977 г., русский перевод книги вышел в 1979 г. под заглавием “Будущее мировой экономики”. С этой работой был связан приезд Леонтьева в СССР. Вновь он читал лекцию в Институте мировой экономики и международных отношений. На этот раз я имел прямое отношение к приему знаменитого ученого и представлял его аудитории. К этому времени уже трудно было назвать имя крупного западного ученого — экономиста, социолога или политолога, который не побывал бы в нашем институте. Народ, так сказать, избаловался, и во многих случаях лекции заезжих светил не собирали полных залов. С Леонтьевым все получилось совсем иначе.

Незадолго до его приезда наш институт получил прекрасное новое здание на Профсоюзной улице. В этом здании имеются два зала: приблизительно на 150 и на 600 мест. Практически всегда лекции зарубежных ученых, даже самых известных, проводились в малом зале. Таким же образом мы думали организовать и выступление Леонтьева. Но пока мы пили с ним кофе и беседовали перед лекцией, поступило сообщение, что многие слушатели не могут найти свободного места. Пришлось срочно переходить в большой зал.

Когда мы вошли и Василий Васильевич окинул взглядом почти заполненные ряды амфитеатра, я почувствовал в нем некоторую растерянность. Он явно не ожидал такого скопления народа. Молодые люди, сотрудники института, развешивали привезенные им таблицы и диаграммы развития мировой экономики, но в обширном помещении от этого было мало толку, так как только передние ряды могли там что-то рассмотреть. В первых словах лектора, кажется, ощущались следы этой растерянности, но он быстро почувствовал необходимость изменения программы и перестроился на ходу. Через одну-две минуты его голос окреп, а скоро он полностью владел вниманием аудитории.

Проект, выполненный Леонтьевым и его группой, представлял собой гигантскую модель типа затраты—выпуск, в которой мир был поделен на 15 регионов. Авторы стремились реалистически оценить перспективы мировой экономики до 2000 г., ее потребности в основных видах сырья, потоки товаров и капиталов между группами развитых и развивающихся стран. Это была работа, беспримерная по объему используемой статистики и применения вычислительной техники.

Статистико-аналитические исследования такого типа представляют собой нащупывание путей к всемирной экономической интеграции и, может быть, к программированию мировой экономики и международных экономических связей. Конечно, в современной политической ситуации это выглядит утопией, но лишь в такой интеграции можно видеть перспективу жизнеспособной человеческой цивилизации. Экономисты должны смотреть поверх политических, национальных и иных конфликтов и моделировать более или менее благополучное будущее человечества. Их главная задача — разрабатывать пути в сфере производства и обмена, способные помочь в движении к этой цели. Может быть, несколько иными словами, но именно об этом говорил Леонтьев в 1979 г. Мир значительно изменился с тех пор, но идеи эти стали только актуальнее.

На слушателей той памятной лекции произвели впечатление не только четкость и логичность его речи, не только широкий кругозор и подлинно общечеловеческий подход, но и энергия, живость, обаяние. Я отметил бы также здравый смысл и ироничность. Он всегда стоял обеими ногами на грешной земле и всегда как будто чуть-чуть подшучивал над предметом, над аудиторией, над самим собой. Очень обаятельный человек!

Паруса перестройки

В обеих лекциях Леонтьева, которые я слышал, и в его публикациях, затрагивающих или прямо трактующих советские и российские проблемы, видится мне своеобразное сочетание подходов, которое я, используя терминологию одной программы “Радио “Свобода””, назвал бы “отстраненностью и вовлеченностью”. С одной стороны, это подход благожелательного иностранца, ученого эксперта, беспристрастно рассматривающего проблемы данной страны. С другой — подход человека, для которого Россия не такая же страна, как десятки других, с которыми он имел дело в своей научной жизни, а все-таки родина со всеми ее бедами и трудностями. Ему невозможно поставить себя на место ученого из Москвы или Петербурга, но генетически эти люди все же ближе ему, чем парижане или, к примеру, жители Токио, какие бы награды ему ни давали во Франции и Японии. Кстати сказать, в 1988 г. научные заслуги Леонтьева были признаны, наконец, и в России: он был избран иностранным членом Академии наук, тогда еще союзной.

Изменения в экономике и общественой жизни СССР, которые во второй половине 80-х годов покрывались всем памятными словами “перестройка” и “гласность”, близко затронули Василия Васильевича. Он несколько раз приезжал в СССР, встречался с учеными и политиками, выступал в советских газетах и журналах, которые охотно перепечатывали и его публикации в иностранной прессе. Он неоднократно писал о том тупике, в котором оказалась к тому времени советская экономика с произвольным и негибким государственным планированием, приоритетом военных и инвестиционных затрат, пренебрежением к потребностям населения.

Сообщив, что увлекается парусным спортом, Леонтьев привел свое знаменитое сравнение экономики страны с парусной яхтой, движение которой обеспечивается парусами и рулем. Паруса — это личная заинтересованность участников экономического процесса, а руль — государственное регулирование. Только согласованные действия парусов и руля могут обеспечить успех — хорошие темпы экономического роста. В СССР до перестройки ветер не надувал паруса, поскольку фактор личной материальной заинтересованности был выключен, а при таком положении руль бесполезен. Продолжая сравнение, Леонтьев критически отзывался об американской экономике времен президента Рейгана: она плывет без руля, поскольку государство отказалось от активного регулирования и полагается целиком на рыночные силы. Этот последний тезис отражал давнее убеждение Леонтьева, что “чистый” капитализм может довести страну до беды, как это случилось в годы Великой депрессии (мирового экономического кризиса 1929—1933 гг.). То регулирование, которое возникло в последующие десятилетия, он считал недостаточно научным и целенаправленным и полагал, что его метод затраты—выпуск мог бы стать базой такого регулирования. Не смущаясь терминами, Леонтьев называл его “планированием”.

В эти годы Леонтьев приобрел довольно широкую популярность в СССР. Его мнения экономисты и политики охотно использовали в дискуссиях о путях развития советской экономики, о способах перехода от той экономики, к которой пристал ярлык командно-административной, к неведомому и опасному рынку. Его идеи о сочетании плана и рынка были для многих привлекательны. Престиж экономиста с математическим и статистическим уклоном обещал подлинную научность без шарлатанства и пустословия, которые наглядно выявились в советской идеологизированной экономике.

Немало значило и русское имя и происхождение Леонтьева. На пике этой популярности, в 1990 г., появился русский перевод его “Экономических эссе”. Из книги более или менее подготовленный читатель мог получить понятие о подлинной широте мышления, об универсальности таланта этого человека.

Мысли патриарха

Летом того года я встретил Леонтьева в Эдинбурге, столице Шотландии. Там в 1790 г. закончилась жизнь Адама Смита. 200-летие смерти великого шотландца отмечал весь ученый мир. Люди Запада могли с немалым удовлетворением отметить юбилей мыслителя, который верил и надеялся, что капитализм, суровую юность которого он наблюдал, со временем станет богаче и гуманнее, если не мешать заложенным в нем силам саморазвития и разумно ограничивать его опасные тенденции. Что ж, в немалой степени эти надежды оправдались. Один из ораторов, выступавших на Эдинбургской конференции, заметил, что к капитализму, может быть, в равной мере относится известное высказывание Черчилля о демократии: это плохой способ устройства общества, но лучшего человечество не придумало.

Организаторы Эдинбургской конференции задались честолюбивой целью собрать возможно более многочисленную группу лауреатов Нобелевской премии по экономике и преуспели в этом. Съехались восемь человек из Великобритании, США и Франции. Только они имели доступ к трибуне, и каждый выступил с докладом, увязывая наследие Смита с близкими ему современными проблемами. Возраст участников оказался почтенный: самому молодому — под 70, а Леонтьев был, кажется, старейшим. Тем не менее он выглядел оживленным, активным, общительным, участвовал не только в научных заседаниях, но и во многих сопутствующих мероприятиях — банкетах, беседах, экскурсиях. Состоялась торжественная церемония возложения цветов на могилу Смита, поездка в его родной город Керколди, в нескольких километрах от Эдинбурга. Потом конференция переехала в Глазго, где Смит около пятнадцати лет был профессором университета, но в этой части Леонтьев и его жена уже не участвовали. Кстати сказать, у Леонтьева была репутация одного из самых путешествующих светил экономической науки. Он прочел немало лекций в разных концах земного шара, выступал консультантом многих правительств и международных организаций, встречался с видными политиками и бизнесменами. Насколько я знаю, его интересы охватывали и искусство; может быть, не совсем случайно то, что его жена Эстел Хеллен Маркс — поэт, а единственная дочь Светлана — специалист по истории искусства.

В своем эдинбургском докладе Леонтьев говорил о методологии современной экономической науки и призывал экономистов помнить о примере Адама Смита с его широтой и многогранностью. По мнению Леонтьева, эмпирическая и практическая сторона всегда присутствует у Смита, даже если он рассматривает сугубо теоретический вопрос. Можно сказать, этот доклад представлял собой суммирование любимых идей Леонтьева, которые он развивал на протяжении десятилетий.

Через два года я увидел Леонтьева в Гронингене (Нидерланды), где осенью 92-го собрались экономисты, занимающиеся проблемами переходных экономик Восточной Европы и стран СНГ и их отношений с Западом. Приятно было, что Россию представляла внушительная делегация, которая внесла серьезный вклад в работу конференции. Леонтьев был приглашен как своего рода почетный председатель, “ключевой оратор” (key speaker), призванный задать тон всей дискуссии. С этой непростой задачей он справился прекрасно, еще раз поразив меня, как и всех присутствующих, умом, юмором, трезвостью суждений. Для 86 лет его физическая крепость и жизненная энергия были незаурядны. Помню, Леонтьев привел всех в восторг своей “тостовой” речью на заключительном банкете. В ней были живость и веселье, каких трудно ожидать от человека в таком возрасте.

Примерно час мы проговорили с ним, уединившись в фойе. Речь, естественно, шла о российских проблемах и трудностях. Годом раньше страна прошла через события августа 1991 г., а вскоре произошел распад СССР. Российское правительство Ельцина—Гайдара проводило рыночные реформы, первым результатом которых стал мощный всплеск инфляции. В Москве шли острые дискуссии о шоковой терапии, о малой и большой приватизации, об интеграции с остальными странами СНГ. Леонтьев сказал, что он не в состоянии следить за всеми аспектами бурных событий в бывшем СССР и в Восточной Европе, но что ситуация его глубоко тревожит. Представляют ли себе люди, стоящие у власти в Москве, Киеве, Варшаве, Праге, какое именно общество и какую экономику они хотят “построить” на руинах коммунизма? Порой кажется, что они хотят капитализма, которого уже нет на Западе. Но и там часто нет правильного понимания дел в России и соседних странах. Американские экономисты склонны считать, что речь идет о довольно стандартной макроэкономической задаче, рецепты решения которой можно найти в учебниках. Конечно, в экономических проблемах разных стран есть много общего. Но переворот, который происходит в России, органически связан со всей ее историей, с особенностями развития общества. Речь идет не только об изменениях в экономике, но и об огромном социальном и культурном перевороте. Слом громоздкой и неэффективной машины социалистического планирования не означает, что нужно вообще отказаться от всякого планирования, от основанного на принципах науки государственного руководства хозяйством.

Таковы в самых главных чертах мысли Леонтьева о событиях начала 90-х годов и о путях развития России. Все это было сказано умно и лаконично, с большой скромностью и тактом. Это были ни в коем случае не рецепты и рекомендации, которые в те годы в изобилии сыпались от иностранных экспертов на российское руководство, а именно мнения и соображения, продиктованные искренним доброжелательством и симпатией. Вернувшись в Москву, я попытался донести их до публики через печать.

Последний раз я встречался с Василием Васильевичем летом 1993 г. в Петербурге. Он приезжал в свой родной город, чтобы участвовать в учреждении Леонтьевского фонда, призванного содействовать развитию экономической науки и образования в России.

* * *

Не могу утверждать, что Леонтьев испытывал ностальгию по своей первой родине, что он хотел как-то подчеркнуть свою русскость. Необходимо отдавать себе отчет, что вся его зрелая научная деятельность связана с Соединенными Штатами, что его научные достижения принадлежат теперь всему миру. Но есть неоспоримые факты, показывающие, что СССР и Россия постоянно находились в сфере его интересов и внимания, что он поддерживал тесные контакты с российскими учеными и по мере сил помогал им. Я полагаю, что Леонтьеву было приятно знать, насколько его ценят и уважают в России.