№7, 2002 г.
№7, 2002 г.
© Б.И. Силкин
Тайна Гейзенберга - тайна Бора
Б.И.Силкин
МоскваВот уже более полувека, как историки всего мира спорят по поводу того, что же произошло в Копенгагене в сентябре 1941 г. В эти дни к великому физику Нильсу Бору приехал в гости его знаменитый ученик Вернер Гейзенберг. Между ними состоялся разговор наедине, после которого столь дружеские ранее отношения были, как принято считать, разорваны навсегда.
Время было непростое. Дания уже полтора года как оккупирована нацистами, немецкая военная машина крушит все на своем пути. Франция давно капитулировала, Красная Армия отброшена далеко на Восток… Простой болтовни о том о сем между старыми знакомцами быть не могло. Не с тем немец совершил поездку в оккупированную страну.
1934-й год. Вернер Гейзенберг и Нильс Бор - еще добрые друзья - за одним столом.
Много позже Гейзенберг вспоминал, что тогда он попытался дать своему старшему собеседнику понять, что германские физики-ядерщики во главе с ним самим, уже понимая реальную возможность создания атомного оружия и его опасность для человечества, будут саботировать усилия в этом направлении. Датчанин же, как сообщал Гейзенберг, не разобрался в его намерениях, сознательно облеченных в не очень-то прозрачную форму; “узнай об этом гестапо и…”.
В 1957 г. вышла в свет нашумевшая тогда книга австрийского философа и историка науки Роберта Юнгка “Ярче тысячи Солнц” (она была переведена и на русский и в 1060 г. издана в СССР, хотя и с немалыми купюрами). Прочел ее, разумеется, и Нильс Бор. Несогласный с изложенной там версией Гейзенберга, он написал ему протестующее письмо.
Но - не отправил. Текст так и остался вложенным меж страниц книги Юнгка. Всплыл факт существования этого документа лишь после того, как в 1962 г. великий датчанин скончался.
Вернер Гейзенберг и Нильс Бор много лет спустя.
Согласно завещанию покойного, весь его архив должен был оставаться закрытым вплоть до 2012 г. Но в феврале 2002 г. семья Бора, прислушавшись к хору историков и физиков, решилась опубликовать интересующее нас письмо и еще десяток других архивных документов *. Этому способствовала пьеса Майкла Фрайна (M.Frayn) “Копенгаген”, возбудившая глубокий общественный интерес [1].
* Сегодня всякий желающий в состоянии ознакомиться с рассекреченными боровскими документами в Интернете на сайте www.nba.nbi.dkВ неотправленном Гейзенбергу письме есть такие слова: “Вы тогда говорили так, что у меня могло сложиться твердое убеждение, согласно которому под Вашим руководством в Германии будет сделано все возможное для создания атомного оружия, и, мол, незачем обсуждать детали, с которыми Вы и так полностью знакомы, проведя последние два года в работе, направленной исключительно на его подготовку”.Опубликовано теперь и другое письмо, в котором Нильс Бор недвусмысленно отрицает утверждения Вернера Гейзенберга, что он старался сорвать нацистскую программу изготовления атомной бомбы. Датчанин пишет: “Совершенно непостижимым для меня остается Ваше мнение, будто Вы давали мне понять, что немецкие физики сделают все возможное, чтобы предотвратить такое использование атомной науки”.
Разумеется, оба письма содержат лишь воспоминание Бора о давнем разговоре. Это ныне подчеркивает Джералд Браун (G.Brown) из Университета штата Нью-Йорк в Стони-Бруке, знавший обоих физиков. Ему как бы вторит Томас Пауэрс (T.Powers), автор солидной книги “Война Гейзенберга - тайная история немецкой Бомбы”: “Я думаю, что Бор тогда не воспринял того, что пытался ему сказать Гейзенберг, у которого не было причин ставить себя под угрозу, раскрывая факт существования нацистской ядерной программы, если только он не хотел передать ему некое глубоко моральное сообщение. Он полагал, что в той или иной форме ему это удалось, но Бор ясно говорит, что ничего подобного не услышал”.
Иначе рассуждает известнейший физик - отец американской водородной бомбы Ханс Бете, тоже, как Бор и Гейзенберг, лауреат Нобелевской премии, ныне почетный профессор Корнеллского университета в Итаке (штат Нью-Йорк), участник Манхеттенского проекта, приведшего к созданию американского атомного оружия. Ранее веривший в то, что Гейзенберг намеревался построить лишь гражданский атомный реактор (но не создавать оружия массового поражения), теперь, после опубликования писем Бора, так уже не считает. Вот слова Бете: “Видимо, в 1941 г. Гейзенберг хотел сделать бомбу”.
Историк науки и сам физик, преподающий в Гарвардском университете (Кембридж, штат Массачусетс), Джералд Холтон (G.Holton) рассматривает ситуацию в психологическом плане: “У Нильса Бора не было причин говорить неправду, в то время как у Гейзенберга после войны возникли немалые трудности, а именно: ему пришлось объяснять общественности и коллегам, почему немецкой группе ученых так и не удалось выполнить то, для чего она была создана”.
“Если Гейзенберг искренне стремился создать немецкую бомбу, тогда его цель при поездке в Копенгаген была скорее личной, а не политической”, - считает Бете. И продолжает: “Нацисты угрожали Бору, у которого мать была еврейка. А Гейзенберг это знал и полагал, что его визит будет способствовать безопасности Бора”. Впрочем, зная нравы такого ведомства, как гестапо, и нацистского руководства, подобный аргумент приходится считать мало убедительным.
Скорее всего Гейзенберг был тогда уверен в победе немецкого оружия, но после войны и вплоть до смерти в 1976 г. не хотел в этом признаваться. Может быть, и самому себе…
Однако стоит прислушаться к мнению Клауса Готштейна (K.Gottstein), почетного профессора Физического института им.Вернера Гейзенберга в Мюнхене [2]. Он утверждает, что Гейзенберг никогда не заявлял о своем намерении “изнутри подрывать” нацистскую программу создания бомбы, и неверно, что Бор резко разорвал с ним давнюю дружбу.
Готштейн отмечает мягкий тон не отправленного Бором письма. Оказывается, после окончания второй мировой войны Бор и Гейзенберг со своими семьями посещали друг друга, а один раз даже проводили вместе отпуск в Греции. Когда Гейзенбергу в 1961 г. исполнилось 60 лет и к юбилею был издан специальный поздравительный том, Бор тоже участвовал в нем, поместив там уважительно написанную статью.
В 1939 г. военно-техническое управление немецкой армии поручило Гейзенбергу изучить вопрос, насколько реально создание атомных бомб, мотивируя это тем, что противник не должен “преподнести” неожиданность Германии. Примерно два года спустя тот доложил: создание такого оружия в принципе технически возможно, но это настолько трудно, что займет много лет. Ему, как считает Готштейн, казалось, что за такой долгий срок немногочисленное тогда международное сообщество атомщиков сумеет договориться и блокировать создание атомного оружия.
Гейзенберг, полагает Готштейн, намеревался обсудить столь опасную идею со своим старым другом, с которым и раньше советовался в сложных случаях, и, рискуя головой за нарушение секретности, отправился в Копенгаген…
Так он сам рассказывал Готштейну в 1960 г. (т.е. семь лет спустя после смерти Бора), когда тот был его подчиненным в Физическом институте им.Макса Планка.
Гейзенберг не предполагал, что война нарушила их с Бором взаимопонимание. Бор же проявил подозрительность в отношении мотивов, заставивших его прежнего ученика неожиданно явиться в оккупированную немцами Данию. Когда Гейзенберг упомянул, что бомбу сделать технически возможно (в чем Бор тогда сомневался), и добавил, что знает, о чем говорит, то датчанин, очевидно, пришел к мнению: “…немец увлечен изготовлением ядерного оружия”. И прервал беседу прежде, чем Гейзенберг успел объяснить цель своего приезда… Так по крайней мере моделирует теперь события мюнхенский отставной профессор…
В нацистской Германии попытки сделать бомбу по существу предприняты не были: на это действительно ушло бы слишком много времени и ресурсов. Мы теперь знаем, что на совещании, созванном Герингом, было решено не вести работ, от которых нельзя ожидать скорого появления нового оружия. Подтекст угадывается: “К тому времени мы или победим без него, или все равно проиграем”. Строительство же гражданского реактора для производства электроэнергии было одобрено…
После выхода в свет книги Роберта Юнгка “Ярче тысячи Солнц”, где сказано, будто Гейзенберг уклонился от создания оружия массового поражения из моральных побуждений, сам Гейзенберг, а также его ближайший сотрудник Карл Фридрих фон Вайцзеккер (C.F.von Weizsecker) написали автору. Они назвали подобное утверждение “преувеличением”. Юнгк письмо Гейзенберга опубликовал, но… сохранив лишь ту его часть, где содержатся вежливые и хвалебные оценки его литературного труда…
Недавно в печати появился ответ Готштейну Адриана Чо (A.Cho), считающего, что ставшее ныне известным неотправленное письмо Бора - свидетельство искреннего участия Гейзенберга в подготовке нацистского атомного оружия. Этот историк науки также опровергает предположение, согласно которому Гейзенберг пытался оттянуть дело, чтобы дать мировому научному сообществу возможность договориться.
Что же касается копенгагенской встречи 1941 г., то уже упоминавшийся Холтон считает: “…в результате этого ничего особенного не случилось, если не иметь в виду разорванной дружбы”. Однако и это, как оказалось, сомнительно. Остается удивляться, почему два выдающихся физика так и не выяснили своих отношений и разногласий по вопросу, столь важному для обоих…
Так или иначе, очевидно все же одно: “новые” письма великого датчанина свидетельствуют, что к 1941 г. Гейзенберг уже два года работал над немецким атомным оружием.
Литература
