№10, 2003 г.

© В.Д. Есаков

Эпизоды из истории атомного проекта

Заметки архивиста

В.Д. Есаков

Владимир Дмитриевич Есаков, доктор исторических наук,
в.н.с. Центра по изучению отечественной культуры
Института российской истории РАН.

В середине 60-х годов в аспирантуре Института истории АН СССР мне была утверждена тема диссертации по истории науки. Тогда-то в Государственном архиве Октябрьской революции и социалистического строительства СССР (ныне Государственный архив Российской Федерации) среди материалов второй половины 30-х годов фонда Совнаркома СССР я увидел дело с документами о развитии ядерных исследований и строительстве циклотронов. В то время это была закрытая тема. Но с тех пор, над чем бы ни работал, отмечаю в своих записях встречающиеся материалы по истории взаимодействия ученых и власти (особенно когда это касается ядерно-физических вопросов) как важной составной части общей проблемы взаимоотношения науки и государства. И мне было приятно увидеть, что именно документами из того архивного дела открывается 1-я часть 1-го тома трехтомного издания “Атомный проект СССР” [1], осуществляемого Министерством по атомной энергии в соответствии с Указом Президента от 17 февраля 1995 г. №160 “О подготовке и издании официального сборника архивных документов по истории создания атомного оружия в СССР”.

Прогноз Капицы

Естественно, что в наших государственных архивах сосредоточены материалы о положении преимущественно советской науки, так что официозный крен в моих представлениях очевиден и, надеюсь, понятен. Он закономерен для меня и как историка отечественной науки и культуры. В то же время он неотделим от оценки места нашей науки в развитии науки мировой.

Для начала остановлюсь на выступлении П.Л. Капицы на антифашистском митинге ученых в Москве, в Колонном зале,

12 октября 1941 г. Тогда впервые, пожалуй, не только в нашей стране, но и в мире, прозвучал - притом из уст выдающегося физика, - а затем и был опубликован прогноз, указывающий на возможность создания атомной бомбы уже в ходе войны. Напомню, что, говоря о взрывчатых веществах как об одном из основных орудий войны и возможности использования внутриатомной энергии, Капица сказал:

“Теоретические подсчеты показывают, что если современная мощная бомба может, например, уничтожить целый квартал, то атомная бомба, даже небольшого размера, если она осуществима, могла бы уничтожить крупный столичный город с несколькими миллионами населения” [2].
Петр Леонидович стоял у истоков исследования проблем внутриатомной энергии, он был экспертом при создании первых советских циклотронов в Радиевом институте АН СССР и в Ленинградском Физико-техническом институте. Он гордился тем, что сделанные им теоретические подсчеты оправдались и в отношении осуществимости создания бомбы и в оценке ее мощности. Вместе с тем был очень огорчен, что его прогнозу в нашей стране не было уделено должного внимания. Нужно заметить, что выступление Капицы прозвучало в самые, пожалуй, критические дни войны, когда враг стоял у ворот Москвы.

П.Е. Рубинин в докладе на международном симпозиуме ИСАП-96 (опубликован в трудах симпозиума) останавливался на этом выступлении и приводил письмо Капицы Молотову от 11 декабря 1954 г. В нем Петр Леонидович сослался на статью в индийской газете, напомнившей о его предсказании, и заметил:

“Пишу об этом, чтобы показать, что, хотя прошло 13 лет, но даже в далекой Индии еще не забыли о моем предсказании, а у нас не только его забыли, но и тогда не обратили на него должного внимания” [3].
В выступлении ученого в октябре 1941 г. содержался реальный прогноз, сделанный с учетом общего уровня развития мировой науки и техники и с пониманием того высокого уровня исследований, который к началу войны был достигнут в нашей стране. Капица постоянно размышлял о состоянии работ советских ученых, много писал и говорил об этом. Особенно пристально всматривался он в развитие науки после 1934 г., когда ему был запрещен выезд в Англию, а также во время опалы (когда он был лишен всех должностей и жил под Москвой), т.е. со второй половины 40-х до начала 50-х годов. Он высказался по этому поводу после шести лет пребывания на Николиной горе, прочитав статьи Сталина по экономическим вопросам, где тот касался законов природы и их переделки. В письме Сталину от 30 июля 1952 г. с Николиной горы (это, кажется, было последнее письмо ученого Сталину) Капица так оценивал развитие физики в 30-40-е годы:
“Если взять два последних десятилетия, то оказывается, что принципиально новые направления в мировой технике, которые основываются на новых открытиях в физике, все развивались за рубежом и мы их перенимали уже после того, как они получили неоспоримое признание. Перечислю главные из них: коротковолновая техника (включая радар), телевидение, все виды реактивных двигателей в авиации, газовая турбина, атомная энергия, разделение изотопов, ускорители <...>. Но обиднее всего то, что основные идеи этих принципиально новых направлений в развитии техники часто зарождались у нас раньше, но успешно не развивались. Так как не находили себе признания и благоприятных условий”.
Приведя в качестве наиболее яркого примера становление радарной техники и отметив, что почти то же самое происходило с реактивным двигателем и газовой турбиной, Капица писал:
“Мне вспоминается то исключительно малое внимание, которым у нас в Союзе, до войны, пользовалась ядерная физика. Сколько тогда времени и сил затратили Иоффе и Алиханов, чтобы построить первый у нас в Союзе циклотрон, и это тогда, когда в Америке их было уже несколько. Известно, что без циклотрона серьезные исследования в ядерной физике невозможны. Тогда опять же ошибочно оценивали эти работы, как имеющие чисто академический интерес, непосредственно для переделки природы они казались ни к чему. Правда, мы теперь взялись за эту область и наверстываем потерянное время. Но насколько было бы лучше, если бы мы были ведущими в области ядерной физики и раньше других имели бы атомную бомбу. Я вполне допускаю, что наши ученые, работающие в ядерной физике, по своим творческим способностям и знаниям, если бы их не отвлекали и им смело помогали, могли бы решить проблему атомной бомбы вполне самостоятельно и раньше других” [4. Л. 101-104. Копия].
Можно предположить, что не все из участников атомного проекта согласились бы присоединиться к этому выводу. Сам же Капица считал свои мысли верными и был, несомненно, огорчен тем, что на них не последовало никакого отклика. Он был готов повторить их и два года спустя. Уже после смерти Сталина Петр Леонидович переслал копию этого письма Н.С. Хрущеву, приложив ее к письму от 12 апреля 1954 г., в котором отмечал:
“Я не раз уже высказывался об отсутствии у нас условий для развития больших научно-технических проблем и большой науки. Я не раз писал об этом товарищу Сталину. Наиболее полно и тщательно я это сделал сравнительно недавно в письме к нему. Целый ряд ученых это письмо читали и советовали послать его Вам. Поскольку я убедился, что это письмо отражает взгляды довольно широкого круга ученых, то оно может быть полезно в ЦК при обсуждении вопросов, связанных с организацией нашей науки, поэтому я и решил послать копию этого письма Вам на Ваше усмотрение” [4. Л.96. Копия].
О своем предсказании осенью 1941 г. Капица напоминал и в письме новому Председателю Совета Министров СССР Г.М. Маленкову 22 июля 1953 г.:
“По-видимому, я был одним из первых ученых, который открыто выступил и указал на реальность использования атомной энергии для создания атомных бомб колоссальной разрушительной силы и указал на необходимость работать над этими вопросами. (Я имею в виду мое выступление в Колонном зале на антифашистском митинге 12 октября 1941 г.)” [5. С.299].
Полагаю, что документы, опубликованные в 1-м томе издания “Атомный проект СССР”, подтверждают допущение Капицы, что отечественные ученые были способны самостоятельно решить проблему создания атомной бомбы. Весьма отрадно, что и само выступление Капицы на антифашистском митинге включено в состав этого издания.

О физике “академической” и “университетской”

В условиях войны, в 1944 г., несмотря на множество дел, Капица принял участие в попытке разрешения вопроса, который он всегда считал самым важным для ученого, - о подготовке научных кадров, научной смены. Ведущих физиков и математиков страны беспокоило положение, создавшееся на физическом факультете МГУ. В значительной по объему литературе, касающейся этой проблемы, высказывалось и такое мнение, что Петр Леонидович выполнял тогда функции организатора и координатора действий “академической” физики, направленных на оздоровление физики “университетской”. Не останавливаясь на причинах и ходе возникшего конфликта, который неоднократно освещался, отмечу только те новые возможности, которые дало рассекречивание архивов и прежде всего фонда Молотова, курировавшего этот вопрос. После хорошо известного письма 14 академиков председателю Всесоюзного комитета по делам высшей школы С.В. Кафтанову, приведшего к замене заведующего кафедрой теоретической физики А.А. Власова В.А. Фоком, и столь же часто упоминаемого письма Фока Капице о положении на физфаке МГУ академики направили заместителю Председателя Совета Народных Комиссаров СССР В.М. Молотову письмо от 11 июля 1944 г. [5. С.217-218].

Этот документ уже вошел в историографию науки как “письмо четырех академиков”. Именно под таким названием оно упоминается в книге А.В. Андреева “Физики не шутят” и в приложении к ней [6. С.10, 280-281]. В действительности Молотов получил письмо не четырех, а шести академиков. К ранее подготовленному тексту были подпечатаны (на другой машинке) фамилии еще двух академиков - Л.И. Мандельштама и Н.Д. Папалекси, также поставивших свои подписи [7. Л.83-84. Подлинник. Машинописный текст. Подписи - автографы] Текст этого письма по копии, хранящейся в личном фонде Капицы в Институте физпроблем, воспроизведен и в книге “Атомный проект СССР”, причем в комментарии к нему отмечено, что “подлинник при выявлении не обнаружен” [1. Ч.2. С.102-103].

К посланию шести академиков в материалах, сохранившихся в архиве Молотова, приложены письма еще двух академиков - С.И. Вавилова (автограф) и И.В. Курчатова (подлинник) от 13 июля 1944 г. [7. Л.87 и об.88]. Текст письма Курчатова приведен в книге “Атомный проект СССР”, но как “проект письма И.В. Курчатова В.М. Молотову” [1. Ч.2. С.103].

Никакого отклика на письма академиков-физиков не последовало. Однако в аппарате правительства была подготовлена для Молотова подробная “Справка о научных разногласиях по вопросам физики”, к которой были приложены и копии извлечений из писем представителей физического факультета МГУ - А.С. Предводителева, В.Ф. Ноздрева, А.К. Тимирязева, Н.А. Зелинского и Н.С. Акулова [7. Л.46-53].

Обращает на себя внимание следующая особенность писем, направлявшихся в ЦК и правительство. Если академики, в большинстве своем беспартийные, направляли руководству страны коллективные письма как выражение общего мнения ученых, то партийные профессора и преподаватели МГУ посылали индивидуальные письма, чтобы их не обвинили в групповщине.

Я не буду анализировать составленной аппаратом справки и останавливаться на оценке отдельных ее положений. Отмечу только, что в заключении было предложено создать две комиссии, а не одну, как предлагали физики из Академии наук. В первую должны были войти нарком химической промышленности СССР М.Г. Первухин, председатель Всесоюзного комитета по делам высшей школы С.В. Кафтанов, академик-секретарь Президиума АН СССР Н.Г. Бруевич и С.Г. Суворов, заместитель заведующего Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), одновременно исполнявший обязанности заведующего Отделом науки.

Другая комиссия должна была состоять из представителей Академии наук и МГУ во главе с наркомом просвещения РСФСР академиком В.П. Потемкиным. Молотов же, по нашему мнению, не утвердил предложение о второй комиссии. Он понимал, что слишком непримиримы были позиции сторон, чтобы можно было надеяться на достижение ими какого бы то ни было компромисса.

Рассмотрение вопроса явно затягивалось. Капица, не получивший ответа на свои послания и ничего не знавший о судьбе обращений академиков в партийно-правительственные органы, теряет терпение и в начале нового учебного года, 7 сентября 1944 г., пишет Молотову, упрекая его за молчание. Это письмо опубликовано [5. С.216-217].

Так совпало, что в тот же день, когда Капица писал письмо Молотову, ему же, как заместителю председателя правительства, были представлены результаты работы упоминавшейся выше комиссии, в статусе которой произошли существенные изменения. К рассмотрению вопроса о положении на физическом факультете МГУ подключился секретарь ЦК по идеологии А.С. Щербаков. Это привело к тому, что председателем комиссии вместо Первухина стал Кафтанов, она стала действовать как комиссия ЦК ВКП(б). Рассмотрение вопроса шло не в аппарате правительства, а в Управлении пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). В сопроводительном письме к материалам, которые легли на стол Молотова, говорилось:

“По поручению секретарей ЦК ВКП(б) товарищей Маленкова Г.М. и Щербакова А.С. комиссия в составе тт. С.В. Кафтанова, М.Г. Первухина, Н.Г. Бруевича и С.Г. Суворова (Управление пропаганды) рассмотрела письма профессоров Московского университета.

Посылаем Вам копии составленных этой комиссией двух записок на имя т.т. Маленкова и Щербакова: “О недостатках научной работы в области физики и химии и мероприятиях по их устранению” и “О письмах профессоров Московского университета”.

С.Кафтанов

7/ IX 44 г. Сер. Суворов”  [7. Л.91. Подлинник].

Молотов, ознакомившись с присланными материалами, убедился, что вопрос, волнующий Капицу и академиков-физиков, рассмотрен не как научно-педагогический, а как политико-идеологический, что обращения академиков-физиков комиссия не разбирала и в данной ситуации он лишен возможности выступать в поддержку авторитета Академии наук. Поэтому в резолюции на письме Капицы он написал: “т. Кафтанова прошу проинформировать т. Капицу об этом деле и разъяснить, что дело это разбиралось в спец. комиссии и пр. 9.IX.44 г. В. Молотов” [7. Л.89. Автограф].

Капицу ознакомили с записками комиссии ЦК, которые затрагивали вопрос о положении на физическом факультете МГУ и преподавании там физики, но не решали его. Несмотря на это, значение записок несомненно. Комиссия осудила позицию профессоров и преподавателей физического факультета и сняла все политические обвинения, которые они выдвигали против критиковавших их академиков-физиков. Комиссия отмечала, что

“непосредственным поводом для посылки заявлений в ЦК ВКП(б) послужила боязнь профессоров МГУ потерять руководящее положение на физическом и химическом факультетах МГУ, потерять авторитет среди студенчества, ввиду того, что некоторые крупные ученые Ак. наук выражают стремление заняться в Университете педагогической работой. Боязнь конкуренции и привела авторов заявлений к огульному охаиванию крупных ученых. Поэтому позиция авторов заявлений - профессоров МГУ - должна быть осуждена” [7. Л.90. Подлинник].
В связи с доступностью новых архивных материалов вопрос о положении на физфаке МГУ требует дальнейшего углубленного рассмотрения.

“Поправки сделаны рукой т. Сталина И.В.”

Во второй половине 40-х годов, в условиях монопольного владения американцами атомной бомбой и раздела мира на два лагеря, чрезвычайно актуальным был вопрос: “Когда русские будут иметь атомную бомбу?” Именно под таким названием в 1948 г. в Издательстве иностранной литературы была выпущена брошюра. Ее содержанием стала статья американского инженера-атомщика Дж. Хогертона и Э. Реймонда, бывшего консультанта по экономике СССР военного ведомства США. Именно в этой статье был сформулирован широко известный прогноз о том, что Советский Союз создаст атомную бомбу не ранее 1954 г.

Я читал эту брошюру. Ответ на поставленный в ее названии вопрос был дан в 1949 г. Но в 1980 г. неожиданно для меня как для архивиста возник другой вопрос - об авторстве предисловия к брошюре. В тот год в издательстве “Наука” вышла книга А.И. Иойрыша, И.Д. Морохова и С.Н. Иванова “А-бомба” под редакцией академика Е.Н. Велихова. В книге упоминалось об этой брошюре и содержалось утверждение, что указание об ее издании исходило от Курчатова. Более того, далее отмечалось, что в предисловии, подготовленном самим Курчатовым, была дана отповедь американским авторам [8]. Но к этому времени я уже читал в работе И.Ф. Жежеруна (о строительстве и пуске в Советском Союзе первого атомного реактора) о том, что автором предисловия к брошюре был Сталин. Я был склонен разделять точку зрения Жежеруна, ибо за год до создания у нас атомной бомбы, когда результат не был известен до самого момента ее испытаний, ни Сталин, ни тем более Берия не позволили бы Курчатову отвлекаться на публицистику.

Через 20 лет удалось разрешить этот вопрос после передачи в РГАСПИ очередной части фонда Сталина. Там есть и архивное дело с материалами по изданию этой брошюры.

Дело открывается небольшим письмом В.А. Махнева - бывшего секретаря Специального комитета при СНК СССР, который уже после смерти Сталина и ареста Берии переслал имевшиеся у него материалы Д.Н. Суханову - секретарю Г.М. Маленкова, ставшего главой советского правительства. Махнев писал:

“Секретно
(Лично)

Тов. СУХАНОВУ Д.Н.

Пересылаю Вам экземпляр брошюры с поправками к предисловию.

Поправки сделаны рукой т. Сталина И.В.

Брошюра была передана мне для хранения быв. Председателем Специального Комитета.

Приложение: брошюра.

В.Махнев

25 августа 1953 г.” [9. Л.1. Подлинник].


Махнев был неточен в определении характера материала, который он переслал. Это еще не экземпляр брошюры, это первый и, наверное, единственный экземпляр макета будущей брошюры. Макета, подготовленного по заданию Берии для Сталина.
 

Титульный лист и первая страница брошюры Дж.Ф. Хогертона и Э. Рэймонда
с карандашной правкой, сделанной рукой Сталина.

Посмотрев на обложку, где сначала крупным шрифтом набрано название “КОГДА РОССИЯ БУДЕТ ИМЕТЬ АТОМНУЮ БОМБУ?”, а чуть ниже более мелко расположены фамилии авторов, Сталин написал синим карандашом: “Перевод с английского”.

Брошюра открывалась текстом предисловия, занимавшим шесть страниц. Прочитав, Сталин отредактировал его. В начальном абзаце он сохранил первую фразу: “За последнее время в Соединенных Штатах развернулась в широких размерах разнузданная пропаганда атомной войны”. Следующую фразу он снял, зачеркнув сначала синим, а затем и простым карандашом: “При этом с совершенно неприкрытым цинизмом указывается, что атомное вооружение Америки направлено в первую очередь против Советского Союза”.

Второй абзац был в основном сохранен: “На поприще поджигателей и провокаторов новой войны подвизается немало разного рода пророков, пытающихся взвешивать силы «противника» и различными способами одурманивать сознание рядового американца”. Сталин, зачеркнув слова “и провокаторов”, приписал синим карандашом: “К числу таких «пророков» принадлежат авторы статьи «Когда Россия будет иметь атомную бомбу», изданную в виде настоящей брошюры в переводе на русский язык”.

Эта приписка Сталина сделана вместо зачеркнутого третьего абзаца, в котором говорилось: “Советскому читателю небезынтересно ознакомиться с печатаемой в русском переводе статьей «Когда Россия будет иметь атомную бомбу?», являющейся характерным образцом “пророчеств”, предназначенных для оболванивания среднего американца”.

Правка внесена и в следующий абзац: “Статья опубликована в весьма распространенном американском журнале «Лук», рассчитанном на широкий круг читателей. С научно-познавательной стороны статья не представляет интереса. Она повторяет в упрощенно-популярном изложении известные из печати данные об атомных предприятиях”.

К этим положениям Сталин приписал на полях синим карандашом: “Однако русскому читателю все же следует ознакомиться с нею”. После некоторых раздумий Сталин, пользуясь уже простым карандашом, заменил “Однако” на “Тем не менее” и, поставив запятую, завершил начатую фразу: “хотя бы для того, чтобы составить себе представление о моральном облике и умонастроении одной части людей науки в США”.

Всего Сталин два абзаца дополнил, три снял и внес редакционную правку еще в четырех местах.

Отредактированное Сталиным предисловие в изданной брошюре не имело подписи. В макете же она была, но тщательно заклеена. На просвет удалось разглядеть, что автором первоначального текста был М. Рубинштейн [9. Л.4-6об.].

Указы о награждении Берии

Не могу уклониться от постановки еще одной темы, как бы предупреждая вопрос о том, почему в подготовленном мной сборнике документов “Академия наук в решениях Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б). 1922-1952” нет материалов по академическим учреждениям, связанным с разработкой проблем атомной энергии, что так широко представлено в вышедших томах “Атомного проекта СССР”.

Это прежде всего связано с тем размежеванием, которое произошло в деятельности Совета Министров СССР и Политбюро ЦК. Как председатель правительства Сталин осуществлял непосредственное руководство деятельностью Специального комитета, Комитета по радиолокации, Комитета реактивной техники, Особого комитета и Валютного комитета. В Политбюро под его руководством решались вопросы МИДа, Министерства внешней торговли, Министерства государственной безопасности, Министерства вооруженных сил, вопросы денежного обращения. [10. Д.1063. Л.32].

В нашем сборнике документов есть только решение об утверждении представителя СССР в Комиссии по контролю над атомной энергией, ибо этот вопрос проходил через МИД. Им, как известно, стал А.А. Громыко, а экспертами при нем были утверждены член-корреспондент АН СССР Д.В. Скобельцын и профессор П.С. Александров [11]. В связи с решениями Политбюро мне хотелось бы обратить внимание на то, что указы Верховного Совета от 29 октября 1949 г. о награждениях по итогам первого испытания атомной бомбы или, как тогда формулировалось, “за исключительные заслуги перед государством при выполнении специального задания” и “за успешное выполнение специального задания правительства” были одобрены постановлениями (“особыми папками”) Политбюро ЦК ВКП(б) - протокол №71, папки 564-568 [10. Д.1078. Л.100-101].

В этот день Политбюро ЦК приняло пять решений, а в 1-й части 2-го тома их опубликовано только три. Это указы о награждении Героев Социалистического Труда Б.Л. Ванникова, Б.Г. Музрукова и Н.Л. Духова второй медалью “Серп и молот”; о присвоении звания Героя Социалистического Труда научным, инженерно-техническим и руководящим работникам научно-исследовательских, конструкторских организаций и промышленных предприятий (в списке 33 человека, и среди них И.В. Курчатов, Я.Б. Зельдович, Ю.Б. Харитон, Н.В. Риль и др.); и о награждении орденами и медалями СССР научных, инженерно-технических работников, наиболее отличившихся при выполнении специального задания правительства [12. С.563-605].

Следовательно, в томе нет еще двух указов, утвержденных Политбюро ЦК (п.564 и 565). Первый из них - “О выражении т.Берия благодарности, выдаче ему Почетной грамоты ЦК ВКП(б) и Совета Министров СССР, награждении орденом Ленина и присвоении звания лауреата Сталинской премии первой степени” и второй - “О награждении заместителя Председателя Совета Министров СССР, Героя Социалистического Труда товарища Берия Л.П. орденом Ленина” [10. Д.1078. Л.100].

Отсутствие в книге этих указов среди актов о награждении 29 октября 1949 г. нелогично, но понятно, ибо Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 августа 1953 г. “О преступных антигосударственных действиях Л.П. Берия” он был лишен всех присвоенных ему званий и наград. Этот указ 1953 г. не отменен, и для составителей он продолжает иметь силу действующего закона. Вместе с тем хитрость и парадокс нашего времени состоят в том, что этот закон, оказывается, не является обязательным для соблюдения всеми. В недавно опубликованном справочнике руководителей НКВД-МВД приведена не только обширная справка о Берии, но и опубликована его учетная карточка. И в этой карточке отмечены все его награды. Перечень наград и званий Берии воспроизведен и в историко-биографическом справочнике “Государственная власть в СССР. Высшие органы власти и их руководители. 1923-1991 гг.” [13]. В обоих названных изданиях есть и упоминание о лишении их. Составители томов “Атомного проекта СССР” могли поступить так же.

Я говорю об этом не столько в качестве упрека составителям, сколько потому, что только они, по моему мнению, могли бы прояснить ряд загадок, связанных с этими указами о Берии. О том, почему ему не дали вторую Звезду Героя, которыми были удостоены его замы, могут быть разные соображения - и личная прихоть Сталина, и невозможность поставить вровень с замами, и выделение особых заслуг путем благодарности (не совсем понятной от кого и как оформленной), а также выдачи Почетной грамоты ЦК ВКП(б) и Совета Министров СССР, которой в советское время награждались трудовые коллективы. К тому же есть один факт, который позволяет предположить, что из двух названных решений Политбюро ЦК (п.564 и 565) указом Верховного Совета СССР было оформлено только одно. Дело в том, что в упоминавшейся личной карточке Берии отмечено, что 29 октября 1949 г. он был награжден не двумя, а одним орденом Ленина, №118 679. Это был его пятый орден Ленина и последняя награда. Четвертым орденом Ленина он был награжден в марте 1949 г. в связи с 50-летием *. Есть основание думать, что ответ на эту загадку может содержаться в резолюции на одной из “особых папок”, утверждавшихся в Политбюро.

* Автор выражает признательность С.Д. Мякушеву за предоставленные сведения о награждениях Берии.
А теперь позвольте поделиться субъективными впечатлениями архивиста, ознакомившегося со всеми пятью книгами удивительного и выдающегося в наше книжное время издания “Атомный проект СССР”. Первое впечатление рождено примечаниями, которые содержатся в 1-й книге 2-го тома. Из 82 примечаний 57 предствляют собой ссылки на 61 письмо Берии Сталину. Каждое из писем имеет отсылку на Архив Президента РФ, с точным указанием поисковых данных. Это хорошо, грамотно сделано, но вызывает вопросы. Практически все обозначенные, но не приведенные письма касаются создания заводов, цехов, установок, реакторов, ускорителей, т.е. посвящены становлению и развитию производства и научно-технической базы. Они заведомо содержат ценнейшую информацию о назначении создающихся объектов и устройств, а главное - указывают конкретно фамилии разработчиков. Получается, что практически в 50 случаях мы этой ценной информации лишены.

Самостоятельное значение многих из упомянутых документов очевидно, по объему некоторые из них занимают две-три страницы, и указано, что 10 из них опубликованы в книге, подготовленной А.К. Кругловым “Как создавалась атомная промышленность в СССР”, а два включены в издание “Атомная отрасль России”. Вот их-то можно было и не воспроизводить еще раз, а об отсутствии в издании прочих остается только сожалеть.

Замечу, что как включенные в тома, так и упомянутые в них документы посвящены преимущественно производству и представлены в подавляющем числе в виде постановлений. С одной стороны, это плюс, ибо добраться до засекреченного правительственного постановления исследователю всегда трудно. Но с другой стороны, это и минус. Ведь помимо постановлений наверняка были документы и письма, которые затрагивали общеполитические вопросы того времени, содержали промежуточные обобщающие данные, выводы за отдельные периоды работы, давали оценки ученым и производствам, отражали памятные даты и события, реакцию на американские взрывы, на выступления прессы, упоминали о вышедших книгах. Полагаю, что значительное количество воспоминаний (опубликованных в трудах ИПАС, в сборниках Курчатовского института, в изданиях Института истории естествознания и техники, выходящих под редакцией В.П.Визгина, в журнале “Вопросы истории естествознания и техники” и других изданиях) не может компенсировать отсутствия документов, передающих особенности освещаемого периода. Видно, что составителей заботит это. Пока же подобный подход представлен перепечаткой дневниковых записей В.И.Вернадского и письмами Капицы, но их свидетельства и оценки - взгляд извне, а хотелось бы увидеть и личностные свидетельства реальных участников проекта в реальное время его осуществления.

При знакомстве с изданными томами иногда мелькала мысль, что на деятельность составителей и руководителей издательского проекта продолжает воздействовать юридическая неотмененность августовского указа 1953 г., да и постоянные возвращения прессы к делу Берии и его пересмотру, конечно, не могут не оказывать влияния. Всем ясно, что Указ Президента Российской Федерации от 17 февраля 1995 г. внес существенные коррективы в оценку того указа. В этой связи позволю себе сделать одно замечание. В предисловии к первой книге второго тома написано: “Составители в соответствии с задачей, поставленной в Указе Президента Российской Федерации от 17 февраля 1995 г. № 160, стремились прежде всего отразить в сборнике совокупность основных официальных решений, которые принимались в ходе осуществления советского атомного проекта” [12. С.4]. Эта задача выполняется составителями, но она соответствует наименованию указа и в определенной мере подменяет его цели. Указ ведь принят “в целях воссоздания объективной картины”, а ее создать только с помощью официальных решений невозможно.

Несмотря на это, опыт подготовки “Атомного проекта СССР”, даже тот, который есть сегодня, бесценен для отечественной археографии. Он заслуживает внимательного разбора и осмысления.

Литература

1. Атомный проект СССР: Документы и материалы: В 3 т. / Под общ. ред. Л.Д.Рябева. Т.I: 1938-1945. Ч.1. М., 1998. С.17-19.

2. Правда. 1941, 13 окт. С.3.

3. Рубинин П.Е. Капица, Берия и бомба // Наука и общество: История советского атомного проекта (40-50-е годы). Тр. международного симпозиума ИСАП-96. М., 1999. С.261.

4. Архив Президента РФ. Ф.3. Оп.33. Д.132.

5. Капица П.Л. Письма о науке. М., 1989.

6. Андреев А.В. Физики не шутят.

7. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф.82. Оп.2. Д.923.

8. Иойрыш А.И, Морохов И.Д., Иванов С.Н “А-бомба”. М., 1980. С.363-364.

9. РГАСПИ. Ф.558. Оп.11. Д.1601.

10. РГАСПИ. Ф.17. Оп.3.

11. Академия наук в решениях Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б). 1922-1952 / Составитель В.Д.Есаков. М., 2000. С.320.

12. Атомный проект СССР. Документы и материалы. Т.II: Атомная бомба. 1945-1954. Ч.1. М.; Саров, 1999.

13. Государственная власть СССР. Высшие органы власти и управления и их руководители. 1923-1991: Историко-биографический справочник / Сост. И.В.Ивкин. М., 1999. С.220-221.
 



VIVOS VOCO
Октябрь 2003