№10, 2004 г.
© Баскин Л.М.Русский путь
Терье СкугландаЛ.М. Баскин
доктор биологических наук
Институт проблем экологии и эволюции им.А.Н.Северцова РАН
МоскваПрофессор Терье Иоханнес Скугланд (1942-1994) - знаменитый норвежский исследователь северных оленей. Более 30 лет он отдал наблюдениям над их жизнью, опубликовал две книги (Skogland T. Comparative Social Organization of Wild Reindeer in Relation to Food, Mates and Predator Avoidance. Berlin and Hamburg, 1989; Skogland T. Villrein. Teknologisk Forlag, Oslo, 1994) и много статей в важнейших международных журналах.
Его работы стали подтверждением “ресурсной” теории - в противоположность “социобиологической”. Особую известность принесла ему победа в споре вокруг способов сохранения стад оленей в горах Норвегии. По его рекомендации размер ряда норвежских популяций был уменьшен вдвое, и это сделало их жизнеспособными.
Терье Скугланд. Снимок сделан на Чукотке в 1991 г.
Скугланд пользовался популярностью в мировом сообществе зоологов. Его долгие (по часу) слайд-шоу с успехом демонстрировались на конгрессах. Среди охотников Норвегии Терье был живой легендой. Его последняя лекция весной 1994 г. продолжалась два часа (он читал ее сидя на столе), ее слушали с огромным вниманием и аплодировали стоя.
Терье был счастлив в личной жизни. Его дед был единственным в Норвегии губернатором-коммунистом. Отец - командир партизанского отряда - получил тяжелое ранение в бою с фашистами. Жена Скугланда Муна - замечательная драматическая актриса, две дочери тоже красивы и талантливы. Во времена наших путешествий старшая была уже балериной, младшая училась в художественной школе.
Терье Скугланд посвятил пять лет работе в России и умер здесь. Что подвигнуло Терье к исследованиям в нашей стране? Что важного для Норвегии, для России, для науки, для людей надеялся он сделать и что сделал? Чего стоил ему русский путь, русский опыт, победа над бескрайними просторами и девственной природой?
В 1986 г. облака Чернобыля пролились над Норвегией радиоактивными дождями. Спустя два года концентрация радиоактивного цезия в мясе оленей в норвежских горах Рондане, где Скугланд многие годы вел исследования, достигла предельных концентраций - 25 000 Бк на 1 кг при тогдашней санитарной норме не более 600. Обязанностью Скугланда как ученого было предсказать события, предложить правильную стратегию борьбы с последствиями Чернобыльской аварии. Он интересовался также поведением оленей, что и стало темой нашего сотрудничества.
Северные олени в горах Рондане (Норвегия) были самыми “радиоактивными” в мире.
Чтобы читатель почувствовал, что испытал Терье в России, коротко скажу, как мне давалось освоение Норвегии. Нужно учесть не только разницу в условиях работы, но и различия в психологии. Мой путь в Норвегии начался в Кёнгсвольде, где расположена биостанция Университета Тронхейма. Терье прикрепил к своему снегоходу веревку, дал мне другой конец в руки. День за днем, несмотря на пургу, он таскал меня на лыжах на буксире по склонам гор Снёхетты. Он редко оглядывался назад, не думал, что мне может быть страшно нестись по обледенелым склонам.
- Полный вперед, - Терье улыбался. Так он жил сам и считал, что так должны жить другие. Ну что ж? С каждым днем я падал все реже.
Мы соревновались, кто быстрее найдет оленей. Чаще счет был равный. Терье удовлетворенно говорил:
- Мы - профессионалы.
Но как-то я несколько минут не мог заметить стадо, уже обнаруженное Терье. Он указывал рукой на оленей, на ложбинку, где разглядел их и, наконец, брякнул:
- Ты становишься слишком стар.
Мы соревновались во всем, я никогда не давал повода думать, что сомневаюсь в его превосходстве. Терье быстро ходил, а я быстро ел, Терье был чемпионом США по лыжным гонкам, когда учился в университете Вайоминга, а я брел по горам, не торопясь, держась принципа: “Тише едешь, дальше будешь”.
Рослый и приземистый, тонкий и толстый, нервный и спокойный - мы сильно разнились и тем сильнее оказалась наша дружба.
Остров Врангеля
Терье отстреливал оленей, брал образцы тканей, чтобы потом в Норвегии измерить их радиоактивность и содержание тяжелых металлов. Я изучал поведение животных. Однажды мы шли вдвоем по затвердевшему снегу, по склону, опасаясь, как бы не покатиться вниз. Впереди был заметен провал на снегу, что-то вроде окна. Мы одновременно поняли, что три ярко черных пятна в окне - это нос и глаза медведицы. Шорох шагов с гулом разносился по снежной толще.
- Она с медвежатами, - сказал Терье. - Будем понемногу отступать. Я думаю, лучше не поворачиваться к ней спиной.
Медведица, конечно, не тронулась с места. В это время ее тревожит только безопасность малышей. Она сидит, спрятав на брюхе медвежат, и не выходит из берлоги, даже если подойти к ней на пять метров.
Мы планировали добраться до бухты Сомнительной, где был кордон заповедника - несколько домиков и несколько жителей. Терье шагал впереди в своем темпе. Сквозь разыгравшуюся пургу едва проглядывали косогоры. Приходилось идти по компасу. В снежной круговерти я едва видел спину Терье и шел за ним, стараясь ступать след в след. Я вяз по колено, однако мне было несравненно легче, чем Терье, пробивавшему дорогу. Все же часа в два пополудни я потребовал отдыха. Не то чтобы сильно устал, а просто считал, что это необходимо после семи часов ходьбы.
Посидев пятнадцать минут на снегу, отправились дальше. Ветер, к счастью, дул в спину, идти было нетрудно. Река, вдоль которой мы шли, наконец выбралась из гор на равнину, и Терье, оставив русло, строго по компасу направился к морю. Часа три, уже в темноте, мы двигались по льду. Приходилось то и дело карабкаться на торосы. Сил становилось все меньше, а ветер как назло усилился, дул в лицо. Лед от дыхания неудержимо нарастал на бороде у Терье, у меня на усах, ресницах, вскоре начали обледеневать лица. Приходилось то и дело отдирать ледяной панцирь, закрывавший глаза.
В какое-то мгновение я потерял Терье из вида. Страшно испугавшись, я метался взад-вперед. Повторял себе одно и то же:
- Что я скажу в Норвегии?
Когда, наконец, встретились, Терье признался:
- А я уже отчаялся. Думал - как я объясню, что не усмотрел за тобой.
Уже не друг за другом, а рядом, поддерживая и успокаивая друг друга, мы шли и шли. В шесть утра, когда рассвело, Терье заметил в бинокль домики. Еще через час после этого и ровно через сутки после выхода из приюта мы добрались до маленького поселка.
Чукотка
Неделю мы ждали оказии на мысе Шмидта, чтобы улететь на вертолете в бригаду оленеводов. Ожидание всегда было нестерпимо трудным для Терье. Однажды он спросил меня, почему в России все происходит внезапно. Не поняв, я переспросил. Терье объяснил, что часто мы ждем чего-то несколько дней, а потом вдруг все начинают бегать, торопиться. Слушая Терье, я догадался, в каком глубоком информационном вакууме он жил. Не зная языка и получая информацию большей частью от меня, он не всегда мог уследить за деталями: где-то улучшилась погода, починили вертолет, начальник аэропорта принял решение и т.п. Поэтому Терье постоянно держал свой рюкзак собранным, не желая быть застигнутым событиями врасплох.
Поставив свою крошечную палатку, мы жили вместе с пастушеской бригадой. Ранним утром наскоро завтракали и расходились. Терье шел искать диких оленей, а я работал с домашним стадом.
Пастухи сказали нам, что на террасе Паляваам, от нашего лагеря километрах в двенадцати, есть волчий городок. Разыскать его оказалось нетрудно. Холм на террасе издалека был заметен по свежим выбросам земли. Здесь дурно пахло, валялись кости, помет. Если мать внутри норы, со щенками, у нас мало надежды как-либо выманить волчат наружу. Все же попробовали: отошли от норы, и я завыл, стараясь брать тон ниже, подражая самцу, - как бы он возвращается с охоты. Эффекта не было, и мы отправились домой. Уже издалека увидели волчицу на холме, она провожала нас взглядом.
От волчьего городка возвращались вдоль реки, по кочковатой тундре. К вечеру, уже порядком уставшие, мы мало глядели вокруг, как вдруг резкое тарахтенье заставило поднять голову: прямо перед нами, может быть в десятке метров, стояла пара журавлей. Они чувствовали себя хозяевами участка и не желали пропускать чужаков.
Пока Терье фотографировал прекрасных птиц, я осмотрелся, глядя в бинокль, и поодаль заметил трех оленей. Сравнение пугливости оленей в зависимости от интенсивности охоты, от частоты встреч с человеком входило в наши задачи. Надо отметить, что олени Норвегии самые пугливые в мире. Охота здесь разрешена в течение очень короткого периода, за который охотники отстреливают до трети всех оленей. По данным Терье, каждая группа подвергается опасности 2-3 раза в течение дня.
Я считал пары шагов. Олени заметили нас с 470 м, еще через несколько минут сошлись в маленькую группу, а когда мы приблизились на 380 м, бросились бежать. Бегство оленей привлекло к нам внимание. Крупный медведь, поднявшись на задние лапы, смотрел в нашу сторону. Он пытался понять, с кем встретился, стоял долго и вдруг резво двинулся к нам. Терье возбужденно фотографировал, сбросив свой рюкзак. Ветер дул от медведя на нас, и подслеповатый зверь, вероятно, не мог распознать людей. Я прошел несколько шагов - двуногая ходьба обычно хорошо отличает человека. И точно, медведь круто повернул и характерным медвежьим галопом, отталкиваясь тремя лапами и приземляясь на одну, словно поддерживая себя в воздухе, чтобы удлинить прыжок, помчался прочь.
Однажды вечером Терье предложил мне:
- Давай подымемся завтра к снежным баранам. Думаю, никто из европейцев еще не фотографировал их на Чукотке.
- Уверен, - согласился я. - Но иди один, я предпочел бы завтра понаблюдать за домашними оленями, оценить, насколько они пугливы.
Вечером, вернувшись в лагерь уже на закате солнца, я нашел Терье, отдыхавшего в палатке. Он тотчас вылез, зажег примус, предложил:
- Как насчет датской еды, есть свинина с бобами?
- Я готов, - ответил я. Хотя как раз сегодня пастухи закололи оленя. Я рассчитывал похлебать жирного бульона, котел с мясом уже висел над костром.
- Но потом мы поедим оленины и выпьем бульона. О-кэй?
- О-кэй, но мы еще достанем спирта и угостим пастухов, - сказал Терье. Чувствовалось, что гордость переполняет его.
- Я действовал как настоящий охотник. Обнаружил баранов в бинокль и карабкался к ним три часа. Они ничего не подозревали. Одна группа сама подошла ко мне метров на 20. Они слышали, как работал мотор фотоаппарата, но не понимали, что это. Я снял две пленки. Это будут замечательные фотографии.
Накрапывал дождь, с хребта над нами спускалась пелена облаков. Лиса сидела на холме и с той стороны реки смотрела на наш лагерь. Окружив костер, мы говорили о чем-то, временами выпивали по нескольку капель спирта, смеялись. И были счастливы.
Как-то днем мы устроили себе маленький праздник - вскрыли и съели банку персикового компота. Потом воспользовались ею, чтобы вскипятить воду и заварить чай. Глядя на взлохмаченного, в прожженной одежде Терье, державшего банку с водой над костром, я подумал, как преобразили его два месяца в России. Он приехал слегка высокомерным иностранцем, признававшим только самое лучшее, самое современное, самое дорогое. А сейчас передо мной был человек, на шаг вернувшийся к примитивной жизни и чувствовавший себя счастливым.
Болезнь
Всего-то через месяц, по возвращении в Норвегию, Терье услышал приговор врачей:
- Нужна срочная операция, ваша жизнь в опасности.
Мы продолжали еще три года работать вместе и в Норвегии, и в России. В перерывах Терье лежал в больницах. Врачи боролись за его жизнь.
Кольский полуостров
На подъезде к Мончегорску Терье попросил остановиться, чтобы сфотографировать мрачную картину мертвого леса на фоне гигантского комбината. Водитель, засмеявшись, сказал:
- Сколько вожу сюда иностранцев, все фотографируют с этого места. Любимая картинка.
Казалось вполне очевидным, что ядовитые выбросы Мончегорского комбината, поднявшись вверх по склону гор, осядут на оленьих пастбищах Лапландского заповедника, расположенного как раз над Мончегорском. Мы предполагали, что олени заповедника должны были особенно страдать от загрязнений, болеть, иметь генетические нарушения. Однако действительность оказалась иной. Выбросы комбината погубили пастбища, оленям нечего стало есть, и они ушли за пределы заповедника. Ушли, чтобы быть уничтоженными охотниками. Как оказалось, уже 15 лет никто не видел оленей ни в заповеднике, ни в его окрестностях.
Наняв биплан АН-2, мы сделали облет Кольского п-ова. Самолет барражировал над высокими горами. Мы то влетали в облака, присевшие на крутых склонах гор, то вновь вырывались на сверкающий простор плато.
- Дикие олени, - закричал Терье. Тотчас летчики заложили немыслимый вираж, вернулись туда, где Терье заметил 400 оленей.
Мы были счастливы. Оказывается, самая восточная популяция горных северных оленей, тех же, что населяют горы Снёхетты, выжила, и Терье был первым, кто нашел их после 15 лет неизвестности. Прошло еще пять лет, прежде чем сотрудники заповедника вновь нашли это стадо и подтвердили, что популяция существует.
На Кольском полуострове. Сбор образцов домашних северных оленей.
Мы взяли массу анатомических образцов оленьих тканей в Ловозере - большом поселении саами. Следующим этапом был Терский Берег - юго-восток полуострова, где обитала значительная популяция оленей. Наконец, мы перебрались на границу Финляндии и Карелии. Только новая эпоха могла позволить группе иностранцев оказаться на границе, за двумя линиями заграждений. Контраст карельской и финской сторон был разительным. С русской стороны - девственные леса, непуганые олени, волки, рыси и глухари; с финской - молодые леса на местах вырубок.
Стояли сильнейшие морозы. Я был одет в овчинный полушубок и оленьи сапоги, бедный Терье - в свою лучшую норвежскую одежду, включая пуховую куртку. Страдал он от мороза сильно. Всего лишь месяц назад он вышел из госпиталя после химиотерапии - ни прекрасных волос на голове, ни обычной для Терье бороды не было. Командир заставы раздобыл из запасника шерстяное белье, которое русские водолазы надевают под скафандр. Уже через полчаса Терье был вынужден расстегиваться. Русская одежда грела слишком жарко.
Мы прощались с администрацией Мурманской области, рассказывали о том, что сделали. Терье говорил:
- Весь мир представляет себе Кольский полуостров прежде всего как панораму дымящих труб металлургических комбинатов. Пятна разрушения лесов вокруг Никеля и Мончегорска действительно неприятно поражают. Но все это пока очень далеко от ситуации в Западной Европе. Там огромные массивы леса уже погибли. Я облетел вашу область на самолете и поразился, какие огромные пространства совершенно не населены, сохраняют свою девственную природу. Все постоянно говорят о загрязнении, идущем с Кольского полуострова на запад. Но здесь крупнейший в Скандинавии очаг девственной природы. Отсюда пришли в Финляндию лесные олени, которыми финны очень гордятся, волки, которых мы пытаемся сохранить в Норвегии.
Лаборатория, исследовавшая наши образцы оленьих тканей, не обнаружила в них повышенного содержания никеля. Сколько бы ни загрязняли округу заводы Никеля и Мончегорска, в организм оленей никель не попадал, поскольку раньше умирали лишайники. В грибах, в бруснике никеля было во много раз больше нормы, а в оленьем мясе металл содержался в допустимых количествах. Анализы наших образцов дали неожиданные результаты. Самыми радиоактивными и загрязненными тяжелыми металлами оказались олени Норвегии.
Остров Вайгач
В июне 1992 г. Терье прилетел в Москву. Мы собирались исследовать оленей на о.Вайгач. Осадки от самых мощных в истории ядерных взрывов в атмосфере в 1960-х годах выпадали прежде всего на Вайгаче.
Вечер после прилета Терье в Москву мы провели очень приятно. А утром он не вышел из своей комнаты. Я постучал к нему, заглянул. Терье, бледный и страдающий, сказал, что совсем не спал, его мучила сильнейшая боль. Через час надо было ехать в аэропорт.
- Вы не можете ехать, когда Терье в таком состоянии, - сказала моя жена. Я предложил отложить полет, но он подтвердил, что мы полетим.
Через два часа мы сидели в зале ожидания аэропорта. Объявили посадку. Путь до самолета Терье преодолел благополучно. В самолете стюардессы, видя, что Терье плох, предлагали помощь. Мы летели на Север, нам предстояло “выживать” на полярном острове.
В Амдерме начальник аэропорта принял живейшее участие в нашей судьбе. На своем джипе отвез в гостиницу, велел дать лучший номер. Вечером он же позвонил нам и сказал, что геологи, в чьем распоряжении в то время находились вертолеты, постараются подбросить нас попутно на Вайгач. Начальник аэропорта был лишь одним из многих русских людей, готовых помочь всем, чем нужно, когда слышали о больном норвежце и наших планах подобраться поближе к оленям.
На острове Вайгач.
Пришло утро. Терье хорошо спал ночью, чувствовал себя неплохо. Утром к гостинице подошел огромный грузовик, приспособленный под перевозку рабочих из геологического управления, мне помогли перетаскать багаж. Уже и Терье был способен поднимать свой рюкзак. В аэропорту мы прождали едва ли час, как последовала команда грузиться.
Наконец мы на Вайгаче. Теперь, когда приступ болезни остался позади, я решился спросить Терье, правильно ли он поступает, отправляясь вновь и вновь в нелегкие походы.
- Ты считаешь, что было бы лучше остаться дома. А кто же сделает мою работу?
Подумав, Терье добавил и совсем личный резон:
- Сара (младшая дочь) часто плачет, но старается скрыть от меня. Неужели я должен видеть, как Муна (жена) и дочери страдают от бессильного желания мне помочь.
Пастухи держали оленей вольно. Мы отыскивали стадо в 5-10 км от поселка. Это был период отела. Терье подкрадывался к телящимся самкам, ловил и взвешивал новорожденных оленят. Я изучал поведение оленей.
В маленькой избушке на краю Варнека мы навестили единственную оставшуюся в живых свидетельницу переселения (в связи с созданием ядерного полигона) с Новой Земли на Вайгач. В избе было холодновато и почти пусто: стол, две табуретки и железная кровать. Небольшие запасы крупы, соль, хлеб хранились на подоконнике. Терье с нежной улыбкой фотографировал старую женщину, пока она рассказывала о своей жизни.
Горы Форелогна в Норвегии
Терье лежал в больнице, проходил курс химиотерапии. Я работал один в горах Форелогна. У меня был план гор, где помечены приюты, в которых можно остановиться. Как-то три дня я не мог найти оленей. Погода стояла неважная, видимость была плохая. Время шло без пользы. Я позвонил Терье по мобильному телефону в больницу, попросил помочь.
Следующий день выдался морозным и солнечным. Около
8 утра я вышел из приюта. Моя лыжня четко просматривалась на снежной целине. Около 10 надо мной появился желтый самолетик. Сделав несколько виражей, он сбросил вымпел. Я получил карту, на которой было показано: “Олени находятся здесь. Иди туда”. Самолетик улетел, а я пошел через три перевала к стаду.
Уже наступил вечер, когда я, отработав дневной план, стал соображать, где мне ночевать. Я был плохо одет. Ближайший приют находился в десятке километров. Когда работаешь в одиночку, соблюдаешь предельную осторожность. На пути встретилось глубокое ущелье. Пересекать его ночью, спускаться по твердому снегу на дно, не зная, что впереди, было бы глупо. Обход отнял у меня полночи. Мороз был невелик, может быть градусов 15, но для усталого, пропотевшего человека вполне достаточный. Одна радость - надо мной, не переставая, играло северное сияние. Валы света катились по небу, вдруг возникало розовое море, потом начинали преобладать голубые цвета, зеленые. Вконец измученный, я брел к приюту, помеченному на карте.
Большеземельская тундра
Вертолет вез на нефтяную буровую сменную бригаду. По пути, в точке, которую мы указали, он завис в метре от земли. Мы выбросили наружу свои рюкзаки и коробки и спрыгнули сами. Неподалеку было море. От него в глубь материка тянулась низменная, очень мокрая тундра. Километрах в пяти от нас виднелись конусы пастушьих чумов.
Подъехал на упряжке из пяти оленей молодой пастух. Поздоровался, спросил, куда идем, взял Терье на нарту, а за мной обещал вернуться. Галопом помчались олени - перепрыгивали ручьи, подымали веером брызги.
Терье был в восторге, знакомясь с жизнью ненцев. Эти последние настоящие кочевники в Европе обладали массой навыков работы с оленями, налаженным бытом, своеобразной одеждой. Наши хозяева, славные люди, приняли нас приветливо. Впрочем, и мы не были скрягами. Дарили пастухам, что имели - то термос, то примус, то нож.
Забивать оленей летом пастухи не любят - как сохранишь мясо?! Но ради того, чтобы мы могли получить образцы, бригадир двух оленей забил, рассчитывая завялить мясо. Еще пять мы договорились купить и погрузить на вертолет, когда будем улетать.
Таймыр
Анализы образцов, добытых нами от Кольского п-ова до Чукотки, вполне доказывали, что олени России чисты от радиоактивных веществ. Что же касается тяжелых металлов, которые иногда в значительном количестве обнаруживались в печени и почках оленей, то связано это было с местными особенностями почв.
Однако у нас не было образцов с Таймыра, где расположены крупнейшие рудники и заводы. К тому же численность диких оленей на полуострове очень велика.
Мы отправились на Таймыр. Это было в октябре 1993 г. Терье оставался один год жизни, но чувствовал он себя относительно неплохо. Октябрь на Таймыре - уже зимний месяц. Снега выпало немного, но морозило до 20°С. Мигрирующие стада оленей были еще далеко от Норильска. Мы летели час, два, три. Под нами расстилалась заснеженная тундра, бесчисленные озера и реки. Нигде ни следа деятельности человека. Сто лет назад путники заметили бы тут и там маленькие стойбища аборигенов: один-два чума, санки рядом с ними, 20-30 домашних оленей. В советское время аборигенов собрали в несколько крупных поселков. Тундра опустела.
Терье Скугланд на стоянке энцев в устье Енисея.
Еще десять минут полета, и тундра оживает: под нами десятки тысяч оленей. Летчики возбуждены, собираются атаковать оленей, и я с трудом уговариваю их подождать. Нам надо развернуть полевую лабораторию. Неподалеку на озере есть стоянка рыбаков. Там нас высаживают. Едва мы успеваем разложить банки с фиксирующей жидкостью и инструменты, как вертолет снова над нами, снижается, зависает над землей. Из вертолета выбрасывают десяток туш оленей. Уже смеркается, и мы торопимся взвесить каждое животное, измерить, взять образцы костей, мышц, содержимого желудка, печени, почек. Ветер, мороз, темнота… Тяжелая работа. Терье, сильно исхудавший за годы болезни, ослабевший, сильно мерзнет.
Последний маршрут
Терье умер во время последней экспедиции на Кольский п-ов. Его тело привезли в Норвегию. Согласно завещанию, прах развеяли в горах, близ Кенгсвольда, там, где начинался наш совместный путь.
Результаты совместных норвежско-российских исследований опубликованы в России и за рубежом. Вот список публикаций в России:
Скугланд Т., Баскин Л.М., Эспелиен И., Странд У. Содержание тяжелых и радиоактивных металлов в теле северных оленей из разных популяций // Вестник Московского университета. 1997. Сер.5, география. №6. С.19-24;Баскин Л.М., Скугланд Т. Выбор направления движения северными оленями при оборонительном поведении // Докл. АН СССР. 1998. Т.363. №5. С.705-706;
Баскин Л.М., Скугланд Т. Бдительность и пугливость северных оленей: популяционные различия // Журнал общей биологии. 2001. Т.62(1). С.92-98.
