№10, 2006 г.
© Баскин Л.М.
Зубры в эвакуации
Л.М.Баскин,
д.б.н., Институт проблем экологии и эволюции им.А.Н.Северцова РАНЗоотехник-зверовод Михаил Александрович Заблоцкий (1912-1996) посвятил свою жизнь зубрам. Он участвовал в создании зубровых питомников в Крыму (1937) и Беловежской пуще. В 1946 г. он был назначен старшим научным сотрудником Главного управления по заповедникам для руководства работами по восстановлению зубра в СССР. Им была основана и велась Государственная племенная книга зубров. Здесь речь пойдет об истории спасения зубров во время Отечественной войны. Рассказ записан со слов самого Заблоцкого.В августе 1941 г., когда начались бомбежки Москвы, кому-то в Моссовете привидилась страшная картина: сбежавшие из разрушенного зоопарка звери топчут и рвут на улицах охваченных паникой людей. Поступил приказ - эвакуировать наиболее ценных животных, других, кто опасен, уничтожить. Откуда-то нашлись грузовые трамвайные вагоны, взвод солдат, доски для клеток.
Бизон Бостон и «тригибрид» (зубр ґ бизон ґ серый украинский скот) Жах, полубизонка Геда и ее дочка от Жаха Зорька, поехали из Москвы на Кавказ. Несчастливая их ждала судьба. Очень тоненькая ниточка - от Геды, через ее дочку - протянулась к будущим горным зубрам. Рабочих, сопровождавших животных, не очень-то озаботило, что ящики стояли на открытых платформах. Хоть и в августе, а продувал ветер, поливал дождь, туго было с кормом. Они и сами-то не чаяли, когда кончатся их муки - жить пришлось в самодельной конурке, сколоченной из дощатых обрезков, еду варили на костерке тут же на платформе. Если стояли где-нибудь в тупике, рвали руками, сколько могли, траву для зверей, таскали в мешках. А в Хаджохе, через 12 дней пути, утомленных дорогой зверей встречали со всеми почестями - «научники», бравые егеря и зуброводы, многие одетые по-казацки, всего десятка полтора человек. Едва платформы отцепили от паровоза, встречающие положили доски-покати, дружно, под команду Заблоцкого стянули на землю ящики. Двое мальчишек подогнали трех волов, к ним выпустили «москвичей».
В первый день часов за семь успели дойти до лесосеки. Загнали «приезжих» между штабелей бревен, словно в дворики, загородили выход теми же дубовыми стволами, накатили их друг на друга. Всю ночь зуброводы и егеря дежурили. Конечно, положили сена хорошего, травы свеженакошенной. Только зерна Михаил Александрович давать не велел.
Следующий день выдался солнечный. Поскольку утреннюю прохладу пропустили, решили здесь дневать и выйти назавтра, едва лишь начнет светать. Так и получилось. Звери шли неплохо. Дорога была еще мягкой, только после небольшого перевальчика Бостон стал задерживаться. «Ноги намял на камнях», - говорили егеря.
Впереди ехали верхами П.Н.Кондрашов со старшим Сапельниковым, за ними трое волов, дальше зубробизоны, чуть поотстав - отряд верховых: Заблоцкий и рядом Лида, его молодая жена, И.Жарков, М.Дементьев, старый егерь Станкевич, А.Пелипенко, еще человек пять.
На берегу остановились. Было уже жарко. Скот, недолго попасясь, лег. Мужчины полезли в воду купаться, Лида у костерка на пару с Дементьевым кашеварила. С другого берега спустился в воду всадник, подъехал к купальщикам. Воды в быстрой реке было коню по брюхо. Блестела, играя, вода, и поблескивали серебряные пластины на уздечке. У Лиды глаза были тогда как бинокли: узнала начальника северного отдела заповедника. Щегольски он был одет, лихо сидел на коне. Привез он призывные повестки на фронт.
От костерка, с этого бережка разделилась дорога собравшихся здесь людей. Заблоцкий и еще двое, у кого были с собой паспорт и военный билет, махнули верхом в Тульскую и уже через два дня с командой мобилизованных были в эшелоне. Жарков, Дементьев и другие вернулись домой за документами и попали в следующую команду. А Лида - Лидия Васильевна Крайнова - с Кондрашовым Павлом Николаевичем, с двумя зуброводами и двумя егерями, кто уже не подходил по годам в армию, продолжили поход.
Видно, счастливые были та речка, тот костерок, тот день, потому что почти все вернулись с фронта живыми. Редко так случалось, а вот же - повезло. Но не судьба была выжить московским зверям.
В Новопрохладной сразу при въезде стояла избушка. В ней жил печник Федотов с семьей. Он гнал самогонку и продавал. Об этом вспомнили егеря, когда Жах свернул с дороги к этой избушке. «Почуял, видно, бражку», - сказал Сапельников и, пытаясь преградить быку путь, поставил коня поперек. Но Жах шел, словно слепой. Свернул к ручейку, что тек за огородом Федотовых, вышел на берег, не обращая внимания на крики загонщиков, и здесь пал.
Что было делать? Кондрашова оставили, чтобы распорядился околевшим зверем: снял шкуру, сохранил череп. А гурт тронулся дальше. До зубропарка на Сулименной поляне оставалось еще два дня пути.
Добрались вроде бы благополучно. Идти было всего ничего, может быть, два километра. Уже шли полянами, окруженными дикими садами. Места здесь просто райские. Вдруг что-то понесло Зорьку в сторону. За ней погнались трое, старались как могли. Да перестарались. Поляна, густо заросшая шиповником, терном, обрывалась в ручей скалами. Невысокими, но для Зорьки их было достаточно. Подъехали, глянули сверху, как она катится по склону, как силится поднять зад, как висит сломанная передняя нога. Проще всего было ее пристрелить. Зверюга бы не мучилась. Но Лидия Васильевна приказала продолжать путь, оставив Зорьку.
На Сулименной тогда был большой загон в 14 га и еще несколько поменьше. Распределили зверей кого куда. Вроде бы все успокоилось. Ушли отдыхать.
Ночью Лидии Васильевне то ли приснились, то ли послышались глухие удары, так сшибаются лбами быки. Спали в сторожке все вместе, на нарах, не раздеваясь, так что всего-то ей было натянуть сапоги и выйти. В сумраке она различила на фоне серых изгородей вольно бродивших животных. Идя на звуки, она увидела сражающихся быков. Сшибаясь лбами, они еще некоторое время боролись, норовя свернуть друг другу головы вбок, расходились и вновь следовал ужасный глухой звук, словно сваи вгоняли в землю огромной кувалдой.
Лида бросилась назад, за помощью, надеясь, что удастся разнять быков. Пока она собирала людей, немного засветлело. Стало видно, что сражаются Бостон и Журавль - молодой бык, живший дотоле единственным хозяином на Сулименной. Утром сумели определить, что Журавль, поддев рогом, выковырял засов на воротах, выпустил из загона самок и, войдя внутрь, напал на Бостона. Тот выглядел сильно помятым, был тих, стоял у изгороди. Казалось, вот-вот привалится к ней.
Спустившись 2 км по дороге, пройдя по росистой поляне, потом по крутому склону, заросшему дремучим кустарником, Лидия Васильевна нашла Зорьку. Она не сдвинулась с места, где ее оставили вчера, все так же стояла на трех ногах. Что-то не в порядке было с крестцом, может быть сломан. Не хотелось тревожить ее. Постояли рядом и пошли назад.
Вернулись к зубропарку. От порога их встретил Сапельников: «Сейчас передали по приемнику: наши оставили Киев». Гибель животных, уход родных на фронт, падение Киева, - все слилось в единую черную полосу.
К обеду пал Бостон. У него были переломаны ребра, все внутри - сплошной кровоподтек.
А еще через день заболели Журавль и четыре самки. Лида пошла проведать животных. Журавль был в маленьком загоне. Он подошел, но вместо того чтобы, упершись лбом в забор, сопеть, «пускать дым из ноздрей», как это было ему свойственно, вдруг прижался к забору щекой, дал себя чесать. Нос его был тепл, бык явно температурил.
Лидия Васильевна снарядила Сапельникова в Сохрай, послать телеграммы всем начальникам, каким могла придумать. Было мало надежды на помощь, но она все же пришла. Из Краснодара в Сохрай самолетом прилетел ветврач. Его уже ждали: сопровождающий привел коня. Они приехали на Сулименную к вечеру.
Лида неотлучно дежурила рядом с Журавлем. Быку было плохо, он лежал и прижимался кудрявой головой к груди, рукам женщины. К вечеру околел. Ветеринар по вскрытию поставил диагноз - геморрагическая септицемия.
Потом погибли еще две коровы, хотя лечили их и лекарствами, какие смогли достать, и травами.
Почти год прожили мирно. Хозяйство-то было невелико - шесть зубробизонок. Зорька поправилась, только переднюю ногу не гнула. Ходила, выставляя ее чуть вперед, дальше, чем бы нужно. Была она зла нравом, может от рождения, может после того, как поломалась. С нее и начались летом следующего года несчастья.
В июле Жанка принесла телочку. Первые три дня, как это обычно бывает, мать не отходила от малышки. Потом стала оставлять на день в кустах, сама паслась вместе с остальными зубробизонками, а вечером приходила к дочке, кормила, водила всю ночь. Примерно через неделю после отела все стадо пришло вслед за Жанкой. Телочка ошиблась, подбежала к Зорьке, а та подняла малышку на рога. Подбросила в воздух, мяла рогами на земле.
Лидия Васильевна не велела трогать калеку, ее лишь заперли в отдельном загончике, потому что ждали других отелов. Уже в 1945 г., когда стали думать о мирной жизни, Зорьку отправили в Свердловский зоопарк. Но падение со скал, сломанный крестец, видимо, оставили свой след. Потомства от нее не было.
От «москвичей» осталась одна Геда. В ней была половина крови Кавказа *. Лидия Васильевна вглядывалась в ее облик с особой надеждой. Повыше она была в ногах, чем остальные звери. И бизоний горб не так был сильно выражен. Может быть, Геде было суждено войти в родословную новых зубров.
* Зубр по кличке Кавказ был пойман в 1907 г. трехмесячным на территории современного Кавказского заповедника, а потом перевезен в Германию.Геда была бродяжкой, приходила на зубропарк раз в неделю, а то и реже. Случалось, ее видели совсем рядом с Сулименной, а потом она опять, не подходя к загонам, кормушкам, людям, спускалась к Куне, где были ее излюбленные угодья.
Лидия Васильевна (слева) ведет экскурсию в Приокско-Террасном заповеднике.
В центре - профессор Ю.Г.Пузаченко. 1982 г.Лидия Васильевна наладила наблюдение за Гедой. Егерям и зуброводам было велено поочередно по следам находить Геду, по возможности пригонять к зубропарку. Это никогда не удавалось. Проведя пять лет в зоопарке, Геда не боялась людей, а если уж очень надоедали, сама атаковала. Делала это очень демонстративно, не внезапно, как обычно у зубров, а долго пугала: сопела, рыла землю передней ногой, наскакивала и, наконец, если ее не оставляли в покое, устремлялась тяжелым галопом вперед и тогда уже долго не отставала. Однажды она догнала молодого зубровода, у которого был туберкулез, из-за чего его не взяли в армию. Геда поддела парня за полу телогрейки, но он вытащил руки из рукавов и удрал.
Следующую неделю после этого происшествия настал черед дежурить Кондрашову. Он дважды ночевал в горах, один раз в балаганчике на Куне, другой раз у Киши. Отсюда он и заметил, как кружат грифы где-то у устья реки. Продуктов у Кондрашова не оставалось, поэтому он вернулся на Сулименную, передохнул и назавтра, прихватив с собой молодого зубровода, пошел к Кише.
Немного им потребовалось времени, чтобы на поляне, где ивняк пророс в траве, найти мертвую Геду. Браконьеру лень было снимать всю шкуру, а он заголил заднюю часть, вырезал оттуда куски и таскал к реке. Там, в воде, придавленные камнями, лежали кожаные мешки с мясом. Иначе его в жару было не сохранить.
Кондрашов остался у мешков в засаде, а парня послал на Сулименную. Кормить комаров ему пришлось недолго. Еще и не завечерело, как зашуршал по тропинке, протопал мимо к мясным запасам Иван Бугаенко - сын Егора Бугаенко, что жил на Марьянкиной поляне, охраняя и пася там колхозных коров. Хмурый был мужик, а сынок еще оказался и лихим. Сбежал из воинской команды, что отправлялась из военкомата, и уже год жил дезертиром. Говорили, что скрывается в горах, но Павел Николаевич не очень этому верил, думал, где-нибудь при отце сохраняется парень. А вот же, грохнул Геду. Ему что корова, что зубр - все равно. Видно, на оленей не вырос охотиться, так в непугливого зверя пальнул.
Павел Николаевич и рассердился, и перестал бояться. До этого думал из-под винтовки конвоировать браконьера. А этого-то Бугаенко решил схватить голыми руками. Кондрашов дождался, пока Иван, взяв на плечо мешок, тронулся назад, и тут же на него наскочил. Надо бы с ног сбить, да как-то не получилось, насел на парня как медведь. И не ждал от мальца такой резвости, видимо, жизнь в горах приучила того браться за нож, не мешкая. Иван ударил Павла Николаевича в щеку, когда только успел выхватить нож, сбросил с плеча мешок и убежал. Зажимая пробитую щеку платком, Кондрашов вернулся на Сулименную. Здесь Лида перевязала его. В сопровождении Сапельникова поехали в Сохрай к хирургу.
Так-то вот складывалась история московских зубробизонов, отправленных в августе 41-го на Кавказ.
Зубры на поляне Темная. Кавказский заповедник. 1957 г.
