VIVOS VOCO: Г.Ф. Матвеев, "ЕЩЕ РАЗ О ЧИСЛЕННОСТИ КРАСНОАРМЕЙЦЕВ В ПОЛЬСКОМ ПЛЕНУ В 1919-1920 годах"

ЕЩЕ РАЗ О ЧИСЛЕННОСТИ КРАСНОАРМЕЙЦЕВ
В ПОЛЬСКОМ ПЛЕНУ В 1919-1920 годах

Г.Ф. Матвеев
Матвеев Геннадий Филиппович - доктор ист. наук, профессор,
зав. каф. истории южных и западных славян истфака МГУ им. М.В. Ломоносова.

В свое время в журнале "Вопросы истории" мною уже поднимался вопрос о численности военнослужащих Красной армии, попавших в плен к полякам во время польско-советской войны 1919-1920 гг. [1]. Та моя статья представляла собой расширенную рецензию на публикацию весьма ценного источника по истории этой войны - сводок III (оперативного) отдела генерального штаба Войска Польского, до сих пор малоизвестного не только в России, но и в Польше [2]. Это был первый том серии документов под общим названием "За независимость и границы", издававшейся сотрудниками Высшей гуманитарной школы в Пултуске (Польша). С этой статьи началось погружение в новую для меня исследовательскую проблему. Затем уже в качестве ответственного составителя вместе с группой российских и польских архивистов и исследователей мне довелось участвовать в выявлении, составлении и подготовке к изданию сборника документов "Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг. Документы и материалы", увидевшего свет в 2004 г. Работа над сборником, длившаяся более трех лет, показала серьезные расхождения во взглядах на некоторые проблемы войны и плена между российскими и польскими участниками проекта, и поэтому было решено предпослать сборнику два авторских предисловия [3].

Известно, что польско-советская война 1919-1920 гг. занимает особое место в истории взаимоотношений двух стран в XX в. Для Польши, в ноябре 1918 г. восстановившей свою государственность после 123 лет неволи, это была первая полномасштабная военная кампания, победа в которой принесла ей более 200 тыс. кв. км территории с преобладанием украинского, белорусского и еврейского населения. Советская Россия получила отрезвляющий урок, поражение 1920 г. заставило ее руководителей отложить в сторону планы экспорта революции в Центральную и Западную Европу.

Эту войну ни один из ее участников официально не объявлял, но она возникла не случайно. Варшавские руководители бросили свой народ в войну с Советской Россией вовсе не по идеологическим соображениям, как это пытаются представить некоторые авторы. Руководствуясь различными мотивами, в том числе стратегическими соображениями и воспоминаниями о былом величии Речи Посполитой, они стремились включить в состав возрождающегося государства, помимо этнически польских земель, территории со значительной, но не преобладающей долей польского населения. Поэтому объектом их территориальных притязаний в 1918-1920 гг. стали как Литовско-Белорусская и Украинская ССР, так и Чехословакия, Западно-Украинская Народная Республика, Украинская Народная Республика, Германия, Литва, т.е. государства, не имевшие ничего общего с большевизмом, но претендовавшие на те же пограничные районы, что и возрождающаяся Польша. Не случайно поэтому, многие в Польше в то время называли ее польско-русской войной, а не польско-советской, а уж тем более не польско-большевистской, как это стало модным в Польше в наши дни.

Большевики же ориентировались на разрастание европейской социалистической революции, которую они на рубеже 1910-1920-х годов считали жизненно необходимой для себя. В случае потери западных районов бывшей Российской империи осуществление этих планов становилось проблематичным. Не мог Кремль игнорировать и русское общественное мнение, болезненно реагировавшее на отрыв от России национальных окраин. Что же касается правительств УССР и УНР, активно участвовавших в кампании 1920 г., то они не были самостоятельны в своих действиях.

Война Польши с советскими республиками, длившаяся в общей сложности 20 месяцев, стала тяжелым испытанием для обеих сторон. В ее ходе страдала территория боевых действий, задерживалась конверсия экономики, с 1914 г. работавшей главным образом на нужды армии. Но самой болезненной потерей была гибель людей. По официальным данным, безвозвратные потери польской армии в 1918-1921 гг. составили более 50 тыс. чел., большая их доля пришлась на войну с советскими республиками. А ведь были еще потери среди гражданского населения. Число погибших красноармейцев и красных командиров [4] в этой войне до сих пор точно не установлено из-за отсутствия достоверных источников [5]. Лучше обстоит дело с подсчетом пленных, взятых обеими воюющими сторонами, но единого мнения по этому вопросу у польских и российских историков нет. Не будучи специалистом в вопросе о численности и судьбе польских военнопленных, не считаю себя вправе высказываться по нему и отсылаю заинтересованных читателей к предисловиям к сборникам документов, составленным и изданным польскими историками С. Александровичем, 3. Карпусом, В. Резмером, а также российским исследователем И.И. Костюшко [6].

В ходе работы над сборником документов о красноармейцах в польском плену в 1919-1922 гг. представилась возможность познакомиться с литературой предмета и основным корпусом документов по проблеме, хранящихся в российских и польских архивах [7], что и позволяет мне высказать свои соображения по сложным и болезненным вопросам о численности и судьбе красноармейцев в польском плену.

Моим главным коллегой и оппонентом в ходе работы над сборником являлся профессор 3. Карпус, наиболее авторитетный для польских историков и публицистов знаток проблемы, чья монография о судьбе советских и украинских военнопленных и интернированных в Польше в 1918-1924 гг., опубликованная в 1997 г., позже была переведена поляками на русский и английский языки, что в современной Польше с такого рода узкоспециальными исследованиями случается не часто.

Сложность проблемы заключается в том, что доступные в настоящее время польские документы не содержат сколько-нибудь систематических сведений о численности попавших в польский плен красноармейцев. В Польше, несмотря на неоднократные приказы и инструкции высших военных инстанций, так и не была налажена система строгого учета пленных и происходивших в их судьбе изменений, как того требовало международное право. Верховное командование Войска Польского в день подписания прелиминарного мирного договора 12 октября 1920 г. отмечало: "Практика показала, что предшествующее ведение учета вследствие перегруппировок армий, дезорганизации учреждений для пленных во время отступления наших войск и отсутствия понимания у руководящих органов в армиях неумелое и не соответствует истине" (с. 337). Мало что изменилось в этом вопросе и за полтора месяца до начала обмена пленными в середине марта 1921 г. (с. 485). Поневоле возникает мысль не только о состоянии дисциплины среди командного состава польской армии, но и, возможно, об осознанной политике военных в отношении находившихся в их безраздельном ведении "пленных большевиков".

З. Карпус установил, что "на момент прекращения военных действий на восточном фронте на территории Польши находилось около 110 тыс. большевистских пленных" [8]. Следует фазу же отметить некоторую неопределенность подобной формулировки. Не совсем понятно, то ли такое количество красноармейцев было взято плен в 1919-1920 гг., то ли оставалось в живых на момент перемирия. Правда, дальнейшее изложение материалов свидетельствует скорее в пользу того, что речь идет об общей численности военнослужащих Красной Армии, оказавшихся в плену у поляков за 20 месяцев войны.

Вне всякого сомнения, данные З. Карпуса занижены, причем весьма существенно. Доступные в настоящий момент достоверные источники позволяют утверждать, что в плен к полякам за время войны попало не менее 157 тыс. красноармейцев (с. 9-11). Правда, в наших устных дискуссиях на эту тему в ходе подготовки сборника к печати З. Карпус поставил под сомнение достоверность основного источника по данному вопросу - ежедневных сводок III оперативного отдела польского генерального штаба за 1919-1920 гг. - под тем предлогом, что военные всегда склонны к преувеличению своих побед и заслуг. Такая оценка профессиональным исследователем единственного сохранившегося практически полностью документа, имевшего гриф "секретно", издававшегося в количестве примерно 80 экземпляров и предназначавшегося для высшего военного командования, мягко говоря, не очень понятна. Тем более что никаких аргументов, кроме эмоционального "всем известно, что..." в пользу своей позиции З. Карпус не приводил. Если следовать этой логике, то польские штабисты на протяжении всей войны последовательно вводили в заблуждение своих начальников [9]. И можно ли в таком случае верить хоть одному документу с грифом "секретно", вышедшему из недр польского Генштаба? А вот сводкам, которые польский генеральный штаб в 1918-1920 гг. составлял для прессы [10], и которые такого грифа не имели, З. Карпус верит без колебаний [11].

Чтобы не продолжать дискуссию с З. Карпусом относительно достоверности сводок III отдела польского генштаба, будем пользоваться сведениями, точность которых вряд ли может быть даже им поставлена под сомнение. Прежде всего обратимся к официальным данным о численности красноармейцев, возвратившихся из польского плена. Хорошо известно, что стороны конфликта в 1921 г. очень тщательно вели учет переданных и принятых ими пленных и интернированных. По польским источникам, на которые ссылается З. Карпус, до октября 1921 г. поляки через пункты обмена Барановичи (Белоруссия) и Ровно (Украина) передали 66 762 пленных красноармейца [12], по советским же сведениям, до ноября того же года вернулись на Родину 75 699 чел. [13] Если принять во внимание сообщение З. Карпуса о том, что после официального завершения репатриации пленных красноармейцев 15 октября 1921 г. в Польше были задержаны до начала 1922 г. 965 советских военнопленных в качестве "гарантии" того, что советсхая сторона вернет остававшихся еще у нее польских военнопленных [14], то это значит, что он занизил число военнопленных почти на 10 тыс. чел. Вполне закономерен вопрос, откуда появилась эта разница в подсчетах репатриированных пленных? Одним из ответов может быть так называемая "самотека", когда пленные, не дожидаясь своей очереди на организованное возвращение на Родину, бежали из лагерей и рабочих команд и переходили демаркационную линию вне официальных пунктов обмена в Барановичах и Ровно. Тем самым они не попадали в польскую статистику, но фиксировались советской.

Итак, в нашем распоряжении есть первое неопровержимое свидетельство того, что подсчеты Карпуса достоверными вовсе не являются. Расхождение в 9% нельзя считать не заслуживающим внимания. А если это так, то есть смысл перепроверить и другие данные, на основании которых польским исследователем была получена цифра в 110 тыс. военнопленных. В таком решении меня укрепило и несколько вольное обращение З. Карпуса с источниками. Приводя данные о 110 тыс. взятых в плен в целом, а также перечисляя их количество в отдельные периоды войны - 15-20 тыс. с февраля 1919 по июль 1920 гг., 50 тыс. в Варшавском сражении (до 10 сентября 1920 г.), 40 тыс. с 10 сентября по 18 октября того же года [15] - он ссылается на протокол заседания польского Совета обороны государства от 20 августа 1920 г. Но в данном протоколе эти сведения отсутствуют, есть только заявление Пилсудского, что общие потери Красной армии "на севере", т.е. на варшавском направлении, составляют 100 тыс. чел. [16]. Кстати, мне также не удалось найти в работах ни М.Н. Тухачевского ("Поход за Вислу"), ни Ю. Пилсудского ("1920 год") сведений о 100 тыс. пленных под Варшавой, о чем З. Карпус написал в 2000 г. в журнале "Новая Польша" [17].

Выше уже приводилась оценка З. Карпусом численности пленных красноармейцев на отдельных этапах польско-советской войны 1919-1920 гг. Не вступая в дискуссию относительно обоснованности предложенной им далеко не безупречной периодизации войны, остановлюсь только на нескольких моментах, имеющих прямое отношение к рассматриваемому сюжету. По оценкам З. Карпуса, за время от первого столкновения подразделений двух армий в феврале 1919 г. в Белоруссии до (видимо) конца июля 1920 г. в польском плену оказалось от 15 до 20 тыс. красноармейцев. Этот период он разбивает на несколько подпериодов, в зависимости от интенсивности боевых действий.

Первым из них, судя по всему, является время с февраля по конец сентября 1919 г., т.е. до момента, когда поляки, в связи с успехами Деникина, приостановили активные военные действия против Красной армии в Белоруссии и на Украине. Польский исследователь пишет, что применительно к первому полугодию данных о количестве военнопленных красноармейцев найти не удалось (сводки III отдела - не источник!), а вот во втором полугодии, на 6 ноября 1919 г. их было в лагерях 7096 чел. Затем, с конца сентября 1919 г. до 26 апреля 1920 г., пленных не было, так как боевые действия польское командование приостановило. Новые пленные появились только во время киевской операции - около 18 тыс. (не считая 12 тыс. бойцов Украинской галицийской армии (УГА), какое-то время входивших в состав Красной армии и перешедших в основной своей массе на польскую сторону в первые же дни польско-украинского наступления) [18]. Примерно 5 тыс. из них были освобождены в Бердичеве и Житомире 1-й конной армией С.М. Буденного во время ее знаменитого рейда. Суммировав ноябрьские 1919 г. 7 тыс. и апрельско-майские 1920 г. 13 тыс. З. Карпус и получил приведенные им 15 (?) - 20 тыс. для всего первого периода военных действий на польско-российском фронте. Такой подсчет легко опровергается данными достоверных источников.

Действительно, 6 ноября 1919 г. сотрудник I департамента министерства военных дел поручик Людвиг на заседании комиссии сейма доложил о численности и положении пленных и интернированных. Из его выступления следовало, что в четырех стационарных лагерях, находящихся в ведении министерства, содержались 7096 пленных красноармейцев (с. 96). При этом он сделал несколько важных заявлений, а именно:

1) речь он будет вести только о лагерях под управлением министерства военных дел, а кроме них существуют еще распределительные станции в Белостоке, Ковеле и Львове (с. 95), подведомственные верховному командованию Войска Польского;
2) "все эти данные ежедневно меняются в связи с поступлением новых пленных и интернированных, переводом их из лагеря в лагерь и массовым освобождением" (с. 97).

Тем самым З. Карпус абсолютизирует данные, которые поручик Людвиг, хорошо знавший положение дел в сфере своей деятельности (он служил в отделе министерства, занимавшемся делами пленных в подведомственных лагерях), считал текущими, а также не учитывает его прямого заявления, что пленные продолжают поступать. Как известно, боевые действия на востоке в это время поляки вели только против Красной армии. Трудно безучастно пройти мимо таких заявлений.

В ходе работы над сборником был выявлен ряд важных документов на интересующую нас тему. Так, 8 декабря 1919 г. генеральный штаб верховного командования Войска Польского направил командованию Литовско-Белорусского фронта распоряжение в связи с предоставлением им несвоевременной и неправильной информации о численности личного состава, в одном из приложений к которому говорилось о 3350 пленных и интернированных, стоявших на довольствии фронта на 10 ноября 1919 г. (с. 113) [19]. Правда, интернированные специально не выделены, но вряд ли в процентном отношении на тот момент их было больше, чем в лагерях, подчиненных минвоендел, т.е. приблизительно 20%. Следовательно, в первой декаде ноября 1919 г. в Польше было не 7, а, по крайней мере, 10 тыс. живых [20] пленных красноармейцев. Более достоверные данные имеются применительно ко второй декаде декабря 1919 г. На состоявшемся 20 декабря 1920 г. в Верховном командовании совещании по делам пленных представитель командования Литовско-Белорусского фронта подхорунжий Потулицкий доложил, что на сборных пунктах фронта находится 5266 пленных, в том числе в Вильно (2075), Молодечно (494), Минске (375), Пинске (1125), Гродно (44), а Литовско-Белорусская дивизия оставила в своем распоряжении в Бобруйске 1153 пленных. Кроме того, 3824 пленных состояли в рабочих командах (с. 126). Хотя данные, приведенные Потулицким, на первый взгляд, выглядят убедительно, но некоторые из них также ставятся под сомнение другими документами. Так, начальник санитарной службы 1-й дивизии великопольских стрелков майор Майснер в рапорте от 21 февраля 1920 г. в связи с эпидемией сыпного тифа в лагере военнопленных в Бобруйске сообщал, что на 15 декабря 1919 г., когда началась эпидемия, там содержалось около 2 тыс. пленных (с. 165). Конечно, разница в 800 чел. могла быть вызвана высокой смертностью в этом лагере от эпидемии тифа, но нельзя исключить и других мотивов, например, нежелания сообщать достоверные сведения или их отсутствие в штабе фронта.

Заслуживает внимания и сообщение Потулицкого о рабочих командах пленных. Согласно распоряжению Верховного командования Войска Польского от 19 августа 1919 г., они должны были формироваться только из числа пленных польско-украинской войны (с. 71). Но на Литовско-Белорусском фронте это правило не очень соблюдалось. Так, начальник артиллерии крепости Гродно Денкер в рапорте командованию Литовско-Белорусского фронта вспоминал о распоряжении интендантства фронта от 28 августа 1919 г. об образовании на складах боеприпасов парковой роты в составе 120 человек из "большевистских пленных" (с. 83). Практика использования пленных красноармейцев для нужд Литовско-Белорусского фронта была узаконена приказом по фронту от 15 декабря 1919 г. о распределении пленных на три категории в зависимости от состояния их здоровья, и о формировании из числа трудоспособных рабочих рот, причем не только на сборных пунктах, но и в дивизиях. Заканчивался этот приказ весьма категоричной директивой: "Все командования этапных округов и командования дивизий до 1 января 1920 г. доложат интендантству Литовско-Белорусского фронта, что на их территории нет ни одного пленного, не приписанного к какой-либо вновь созданной [рабочей] роте" (с. 122-124), т.е. на его исполнение давалось две недели, включая и главный для поляков праздник - Рождество. Достаточно свидетельств того, что этот приказ неукоснительно соблюдался. Во-первых, заявление Потулицкого о том, что на сборных пунктах фронта находились преимущественно больные пленные, а также признание им факта существования на фронте "небольших диких рабочих отрядов" (с. 126). Во-вторых, в директивах, подготовленных участниками упоминавшегося декабрьского совещания по вопросу о пленных, говорилось, что "предусмотренное в приказе №16600/IV командования Литовско-Белорусского фронта решение вопроса о рабочих пленных и так называемых «диких» рабочих отрядах на этом фронте верховное командование считает совершенно неправильным, так как оно вводит и в определенной степени санкционирует просто недопустимое предшествующее положение с пленными, которое нанесло непомерный вред здоровью армии. Следует стремиться к скорейшей эвакуации скопившихся масс пленных и избегать всего, что способствует их удерживанию" (с. 136-137). Наконец, распоряжение верховного командования от 28 января 1920 г., предписывающее командованию Литовско-Белорусского фронта "заменить все самостоятельно созданные рабочие отряды рабочими ротами пленных, организованными Министерством военных дел в лагерях на территории страны" (с. 148). Следовательно, на Литовско- Белорусском фронте в рабочих отрядах были не только украинцы, но и красноармейцы.

Из упоминавшихся выше директив следует, что военное министерство на 20 декабря предоставило в распоряжение Литовско-Белорусского фронта 9 рабочих команд пленных (с. 137). Согласно августовскому 1919 г. распоряжению Верховного командования, штатный состав такого отряда был определен в 300 пленных (с. 71). Следовательно, украинских пленных в рабочих командах на территории Литовско-Белорусского фронта могло быть не более 2700 человек. Это значит, что остальные 1124 человека были красноармейцами.

Рассмотренный выше сюжет дает основание для еще одного очень важного вывода. Указанное распоряжение штаба фронта было прямым нарушением всех приказов и инструкций верховного командования, касавшихся пленных, но на фронте это никого не тревожило, никто не ожидал каких-то взысканий со стороны вышестоящих инстанций. И их действительно не последовало. Более того, даже распоряжение верховного командования, несмотря на его внешнюю категоричность, таковым в действительности не было. Сразу после приказа "строго запретить задержку пленных на прифронтовой территории, которых сразу же после пленения следует отправлять в глубь страны", оно фактически санкционировало сложившееся положение: "Начатое формирование рабочих рот на Литовско-Белорусском фронте разрешено продолжить таким образом, что дикие отряды пленных следует зарегистрировать и подготовить к замене рабочими ротами пленных, которые организует Министерство военных дел" (с. 148).

Итак, из приведенных выше достоверных документов следует, что на начало третьей декады декабря 1919 г. в Польше находилось никак не меньше 13486 живых пленных красноармейцев, т.е. почти в два раза больше, чем считает З. Карпус. А всего пленных окажется в этом случае (без умерших к тому времени) не 110 тыс., а 126 тыс. А впереди были четыре месяца позиционной войны, иногда нарушавшейся серьезными наступательными операциями (штурм и взятие Двинска, бои в Полесье в марте 1920 г.), почти каждый день которой давал новых пленных. Сведения о них содержатся не только в сводках оперативного отдела генштаба, но и в других документах, не верить которым у исследователей нет оснований. Например, приказу командования Литовско-Белорусского фронта № 16 от 25 марта 1920 г., в котором говорится, что войска под командованием В. Сикорского разгромили на Полесье 139-ю, 169-ю, 160-ю бригады Красной армии, захватили Калинковичи, Мозырь, Ельск, Шацилки, взяли более 1000 пленных [21]. Очевидно и то, что если бы не было новых пленных, то сборные пункты Литовско-Белорусского фронта следовало бы закрыть. А этого не происходило. Некто Петров, находившийся какое-то время в Бобруйске, в начале марта 1920 г. сообщил, что ранее в крепости, где содержались пленные, было, по слухам, до 1600 узников, а сейчас их осталось 600-700 (с. 176). Эти сведения подтверждает отчет инспектора по делам пленных Литовско-Белорусского фронта подполковника Янковского, согласно которому на 13 марта 1920 г. из ранее зарегистрированных в Бобруйском лагере 1620 пленных осталось только 914 (с. 179). А это был сборный пункт только одной дивизии. Заместитель начальника санитарной службы фронта майор Б. Хакбейл сообщал, что в Молодечно в середине - второй половине февраля 1920 г. было уже 700 пленных (с. 165, 167), т.е. больше, чем в декабре 1919 г.

О том, что красноармейцы продолжали попадать в плен после приостановки активных военных действий осенью 1919 г. свидетельствуют и советские источники. Так, начальника штаба 8-й стрелковой дивизии (сд) докладывал в штаб 16-й армии, что в период с 31 октября по 13 ноября в плен попали 377 человек (с. 144), а всего с 30 октября по 25 декабря 1919 г. потери этой дивизии без вести пропавшими и пленными составили 2970 человек [22]. Этим данным можно доверять, поскольку во время позиционной войны командованию значительно проще отслеживать все виды потерь в своих войсках, чем при отступлении. Штабистам 8-й сд не было смысла завышать данные о пленных, скорее их следовало занижать. Не в пользу скептицизма З. Карпуса свидетельствует и тот факт, что в сводках III отдела польского генштаба за этот же период показаны существенно меньшие потери пленными 8-й советской сд.

Всего же, по моим подсчетам, с начала военных действий и до момента польского наступления на Украине в плен попало не менее 34 600 красноармейцев. Подчеркнем: попало, а не оказалось в стационарных заведениях для пленных, как это делает З. Карпус. Для пленного красноармейца было настоящим "счастьем" оказаться в одном из лагерей, находившихся в ведении министерства военных дел, хотя и здесь условия их содержания никак нельзя было назвать даже терпимыми. Но все же они были лучше, чем, например, на сборной станции военнопленных в Молодечно. О них красноречивее всего сказал ранее упоминавшийся Б. Хакбейл:

"Лагерь пленных при сборной станции для пленных - это был настоящий застенок, Никто об этих несчастных не заботился, поэтому ничего удивительного в том, что человек немытый, раздетый, плохо кормленный и размещенный в неподходящих условиях в результате инфекции был обречен только на смерть" (с. 167).

Теперь обратимся к вопросу о количестве пленных в период с 25 апреля 1920 г. по начало польского контрнаступления под Варшавой 16 августа 1920 г. Действительно, и Пилсудский, и другие участники киевского похода оценивали численность взятых в плен в конце апреля - мае 1920 г. на Украине в 30 тыс. чел., включая в это число 12 тыс. бойцов УГА. Но боевые действия в это время велись и в Белоруссии, причем временами они приобретали масштабный характер. И здесь поляки продолжали брать в плен красноармейцев, причем их количество исчислялось многими тысячами [23]. Так, только Резервная армия с 30 мая по 4 июня 1920 г. взяла в плен более 600 красноармейцев (с. 221). В плен красноармейцы нередко попадали даже во время отступления польской армии летом 1920 г. - не менее 9600 человек. Поэтому цифра в 13 тыс. пленных за апрель-июль (весь?) 1920 г. крайне далека от реальной. По нашим подсчетам, в польском плену в этот период побывало около 45 тыс. красноармейцев. И, наконец, в период с 16 августа по 18 октября общая их численность увеличилась еще как минимум на 75 тыс. человек.

При изучении проблемы общей численности красноармейцев в польском плену, закономерно возникает вопрос о том, чем объясняется огромная разница между показаниями сводок оперативного отдела генштаба (более 200 тыс.) [24] и моим подсчетом (не менее 157 тыс.) (с. 11). Какую-то универсальную причину назвать невозможно. Поэтому я остановлюсь только на одной, которая выяснилась в ходе работы над сборником [25]. Она была для меня неожиданной. Речь идет о том, что, по крайней мере, в заключительной фазе войны, в августе - октябре 1920 г., в польской армии имела место практика оставлять на поле боя, даже без оказания медицинской помощи, раненых солдат противника, но при этом сообщать о них в сводках как о взятых в плен. Это видно из рапорта командования 14-й Великопольской пехотной дивизии командованию 4-й армии от 12 октября 1920 г., в котором, в частности, сообщалось, что за время боев от Брест-Литовска до Барановичей взято в общей сложности 5000 пленных и оставлено на поле боя около 40% названного числа раненых и убитых большевиков. В приведенной в рапорте табличке с указанием, где и сколько пленных и оружия было захвачено, посвященная пленным колонка называется "Взято в плен плюс 40% раненых пленных". Всего таких оказалось 7 тыс. чел. (с. 338). Оставление на поле боя раненых солдат противника представляло собой грубое нарушение Женевской конвенции от 6 июля 1906 г. о больных и раненых солдатах, статья 1-я которой гласит: "Больные и раненые воины, а равно и другие прикомандированные к армии лица пользуются со стороны военной власти, в руках которой они находятся, покровительством и уходом без различия подданства" [26]. В статье в журнале "Родина" я привел еще ряд свидетельств того, что и в других польских армиях не брали в плен раненых. Это, в частности, рапорт от 1 октября 1920 г. начальника секции гигиены верховного командования Войска Польского майора С. Саского о результатах проверки концентрационной станции пленных 2-й и 4-й армий в Седлеце (речь шла о пленных, захваченных 2-й армией), цитата из работы Я. Одземковского "Цицув" [27]. Именно практикой отказывать раненым в первой медицинской помощи и не отправлять на сборные пункты пленных, но при этом включать в сводки о пленных, можно объяснить неразбериху в вопросе о численности пленных во 2-й, 3-й и 4-й армиях, обнаруженную 9-10 сентября 1920 г. проверявшими заведения для пленных референтами отделения пленных IV отдела верховного командования (с. 284-293). Приказ о проверке был отдан 5 сентября 1920 г. генштабом в связи с тем, что "несмотря на неоднократные приказы, Верховное командование до сих пор не имеет точных данных о состоянии и численности пленных во 2-й, 3-й и 4-й армиях. Присылаемые донесения совершенно не содержат точных данных о численности пленных, захваченных отдельными армиями. Совершенно недопустимо, чтобы подчиненные органы продолжали пренебрегать данным вопросом. Верховное командование должно иметь самые точные данные, опирающиеся на учет пленных, проходящих через пересыльные пункты или концентрационные станции (выделено мною. - Г.М.). Ни один пленный не может «пропасть»" (с. 283).

Приказ свидетельствует, что в генштабе знали о практике не отправлять часть пленных во фронтовые заведения для пленных, но сообщать о них в сводках. Поэтому составители приказа еще раз подчеркнули, что считать нужно только тех, кто прошел через упомянутые заведения. О том, что и этот строгий приказ в армиях не соблюдался, свидетельствует уже упоминавшийся рапорт командования 14-й Великопольской пехотной дивизии, содержащий данные за 11-29 сентября 1920 г. Именно поэтому я счел возможным скорректировать данные оперативного отдела за данный период (более 105 тыс. пленных красноармейцев) на 40%.

Следует сказать, что судьба многих пленных, с которыми по тем или иным причинам не захотели "возиться" поляки, была незавидной. Дело в том, что достаточно широкое распространение на заключительном этапе войны получило уничтожение красноармейцев, оказавшихся в польском тылу. Правда, свидетельств тому в нашем распоряжении не так много, но зато они весьма весомы. Как по-иному можно понять смысл обращения главы польского государства и верховного главнокомандующего Ю. Пилсудского "К польскому народу", датируемого примерно 24 августа 1920 г., т.е. временем, когда разгромленные под Варшавой красные части стремительно отступали на восток. Его текст не вошел в собрание сочинений маршала, но приведен полностью в посвященной войне 1920 г. работе католического священника М.М. Гжибовского. В нем, в частности, говорилось:

"Разгромленные и отрезанные большевистские банды еще блуждают и скрываются в лесах, грабя и расхищая имущество жителей.
Польский народ! Встань плечом к плечу на борьбу с бегущим врагом. Пусть ни один агрессор не уйдет с польской земли! За погибших при защите Родины отцов и братьев пусть твои карающие кулаки, вооруженное вилами, косами и цепами, обрушатся на плечи большевиков. Захваченных живыми отдавайте в руки ближайших военных или гражданских властей.
Пусть отступающий враг не имеет ни минуты отдыха, пусть его со всех сторон ждут смерть и неволя! Польский народ! К оружию!" [28].

Обращение Пилсудского крайне двусмысленно, его содержание можно было толковать и как прямой призыв к истреблению оказавшихся в польском тылу красноармейцев, хотя об этом прямо и не говорилось.

Воззвание Пилсудского имело самые серьезные последствия для "великодушно" брошенных на поле боя раненых красноармейцев. Свидетельством тому может служить напечатанная по горячим следам Варшавского сражения в польском военном журнале "Беллона" заметка, содержавшая сведения о потерях Красной армии. В ней, в частности, говорится: "Потери пленными до 75 тыс., потери погибшими на поле боя, убитыми нашими крестьянами (выделено мною. - Г.М.) и ранеными - очень большие" [29].

Не будем заниматься в этой статье вопросом о судьбе красноармейцев с момента их пленения и до возвращения на Родину. Это большая, самостоятельная и крайне болезненная тема, в разработке которой неоценимую помощь может оказать фундаментальный сборник "Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг.", исключающий произвольное использование основного массива архивных документов и облегчающий выявление новых, особенно в архивах западных и международных организаций Красного Креста, благотворительных организаций, военных миссий стран Антанты в Польше.

Литература

1 Матвеев Г.Ф. О численности пленных красноармейцев во время польско-советской войны 1919-1920 годов. - Вопросы истории, 2001. № 9. Рассматриваемая там тема освещалась также и отечественными авторами: Иванов Ю.В. Задолго до Катыни. Красноармейцы в аду польских концлагерей. - Военно-исторический журнал, 1993, № 12; Иванов Ю.В., Филимошин М.В. Все пленные были парализованы ужасами. - Военно-исторический журнал, 1995, № 5; Михутина И.В. Польско-советская война 1919-1920 гг. М., 1994; ее же. Так сколько же советских военнопленных погибло в Польше в 1919-1921 гг. - Новая и новейшая история, 1995, № 3; Райский Н.С. Польско-советская война 1919-1920 гг. и судьба военнопленных, интернированных, заложников и беженцев. М., 1999; Симонова Т.М. Поле белых крестов: русские военнопленные в польском плену. - Родина, 2001, № 4; Филимошин М.В. Десятками стрелял людей только за то, что... выглядели большевиками. - Военно-исторический журнал, 2001, № 2.

2 О niepodlegfai granice, 1.1. Komunikaty Oddziafu III Naczelnego Dowodztwa Wojska Polskiego. 1919-1921. Warszawa - Pultusk, 1999.

3 Пользуясь случаем, благодарю всех участников проекта за сотрудничество, особенно коллег-архивистов Н.Е. Елисееву и Н.С. Тархову.

4 В дальнейшем я буду именовать их просто красноармейцами.

5 Данные о потерях Красной армии в годы гражданской войны, приведенные в работе "Гриф секретности снят" (М., 1993) с точностью до одного человека, вряд ли можно считать полностью достоверными. Дело в том, что в Красной армии в эти годы не было системы точного учета личного состава.

6 Zwyciezcy za drutami. Jericy polscy w niewoli (1919-1922). Dokumenty i materialy. Toruri, 1995; Польские военнопленные в РСФСР, БССР и УССР в 1919-1922 гг. Документы и материалы. М., 2004.

7 Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг. Сборник документов и материалов. М., 2004. Далее ссылки на этот сборник приводятся в тексте.

8 Karpus Z. Jericy i internowani rosyjscy i ukrairiscy na terenie Polski w latach 1918-1924. Torun, 1997, s. 64. Кстати, именно установление 3. Карпусом численности оказавшихся в плену у поляков красноармейцев польский историк А. Новак считает его наиболее существенным достижением (Nowak A. Wojna polsko-bolszewicka (1919-1920) w hisioriografii ostatnich lat: przetom czy nowe problemy? - Europa Srodkowa i Wschodnia w XX wieku. Warszawa - Lowicz, 2004, s. 181).

9 О том, что сводкам верили люди, профессионально занимавшиеся в армии делами пленных, свидетельствует отчет поручика В. Шварцбарта, откомандированного в сентябре 1920 г. во 2-ю польскую армию для проверки заведений для пленных (с. 292). Кстати, из перечисляемых Карпусом в одной из его работ восьми случаях перехода в мае - сентябре 1920 г на польскую сторону кавалерийских подразделений Красной армии численностью от эскадрона до бригады/полка четыре в сводках оперативного отдела Генштаба не упоминаются (Karpus Z. Wschodni sojusznicy Polski w wojnie 1920 roku. Oddziafy wojskowe ukrainskie, rosyjskie, kozackie i biaforuskie w latach 1919-1920. Torun, 1999, s. 137).

10 Они были опубликованы отдельным изданием уже в 1920 г.: Pierwsza wojna polska (1918-1920). Zbior komunikatow prasowych Sztabu Generalnego (za czas od 26.XI.1918 do 20.X.1920 г.), uzupefniony komunikatami Naczelnej Komendy Wojska Polskiego we Lwowie (od 2.XI.1918 do 23.XI.1918 r.) i Dowodztwa Gtownego Wojska Polskiego w Poznaniu (od 11.1.1919 do 14. IX.1919 г.). Warszawa, 1920.

11 См. напр.: Karpus Z. Jeiicy i internowani rosyjscy..., s. 60, 64.

12 Karpus Z. Jericy i internowani rosyjscy..., s. 130-131.

13 Гриф секретности снят. М., 1993, с. 34.

14 Karpus Z. Jericy i intemowani rosyjscy..., s. 131.

15 Ibid., s. 64-65.

16 LeinwaldA., Molenda J. Protokof у Rady Obrony Paristwa. - Z dziejow stosunkow polsko-radzieckich. Studia i materiafy, 1.1. 1965, s. 272 (а не 273, как указывает Карпус).

17 Карпус 3. Факты о советских военнопленных в 1919-1921 гг. - Новая Польша, 2000, № 11, с. 23.

18 Karpus Z. Jericy i internowani rosyjscy..., s. 51-53, 60.

19 Следует помнить, что это данные, предоставленные генштабу фронтом, в достоверности которых в том числе существовали сомнения.

20 Дело в том, что и в прифронтовой полосе, и в стационарных лагерях минвоендел регулярно вспыхивали эпидемии инфекционных заболеваний, пленные недоедали, не имели соответствующей погоде одежды и т.д. Причин тому много, и только часть из них носила объективный характер. Лучше всего их на совещании 20 декабря 1919 г. охарактеризовал поручик Людвиг. В протокольной записи отмечено:

"Поручик Людвиг, отвечая на вопросы и обвинения, заявляет, что причиной недостатков является невыполнение приказов. Все проблемы пленных были урегулированы приказами, но они не выполняются. Пленные получают много питания, работающие - даже полный солдатский паек, причинами бедственного положения являются только воровство и злоупотребления" (с. 127).

Смертность среди пленных в отдельные периоды была ужасающей. Так, по данным представителей Международного Красного Креста, в лагере в Брест-Литовске, находившемся в ведении верховного командования, где были, пожалуй, наихудшие условия, с 7 сентября по 7 октября 1919 г. из 4165 больных советских и украинских пленных умерли 1124, т.е. 27%. А печальный "рекорд" был поставлен в августе, когда от дизентерии за сутки умерли 180 человек (с. 91). Во время начавшейся 15 декабря 1919 г. эпидемии сыпного тифа в Бобруйске в течение декабря и января умерли 933 чел., т.е. около половины содержавшегося там контингента, состоявшего только из красноармейцев (с. 166). Но в среднем смертность была заметно ниже. Так, санитарный департамент минвоендел Польши определял в феврале 1920 г., когда не было большого притока пленных, "нормальную" смертность в подведомственных ему лагерях военнопленных в 7%, не уточняя, правда, в день, месяц или год (с. 164).

21 Centralne Archiwum Wojskowe (далее CAW). I. 310. 3. 12. В этом архиве большинство дел не имеет пагинации.

22 Российский государственный военный архив, ф. 104, оп. 15, д. 58, л. 13.

23 Более подробные данные содержатся в приложении № 4 к сборнику документов о военнопленных красноармейцах, составленном на основании оперативных сводок III отдела польского генштаба (с. 750-757).

24 Матвеев Г.Ф. Указ. соч., с. 124.

25 См.: Матвеев Г.Ф. Оставлены на поле боя... Как поступала 14-я пехотная дивизия с пленными красноармейцами. - Родина, 2004, № 7.

26 Лист Ф. Международное право в систематическом изложении. Юрьев, 1917, с. 414.

27 Odziemkowski J. Cicow 1920. Warszawa, 1992.

28 Grzybowski M.M. Wojna polsko-rosyjska 1920 г. w Pfocku i na Mazowszu. Plock, 1990, s. 73-74. Кстати, в связи с распространенным в польской научной литературе и публицистике мнением о жестокости Красной армии на оккупированной польской территории летом 1920 г. хотелось бы привести одно свидетельство компетентного польского военного учреждения, а именно 6-й экспозитуры II отдела штаба Варшавского военного округа (т.е. военной разведки и контрразведки). 19 сентября 1920 г. в так называемом "инвазионном рапорте" она так характеризовала поведение Красной армии: "Поведение советских войск на всем протяжении оккупации было безупречным, доказано, что до момента отступления они не допускали никаких ненужных грабежей и насилия. Реквизиции они старались проводить формально и платили требуемые цены деньгами, хотя и обесцененными. Безупречное поведение советских войск по сравнению с насилиями и ненужным грабежом отступающих наших частей существенно подорвало доверие к польским властям" (CAW. SRI DOK I.I.371.1/A).

29 Z doswiadczeri ostatnich tygodni. - Bellona, 1920, № 7, s. 484.