№1, 2004 г.

Книжное обозрение
 

Абелев Г. И.  50 лет в иммунохимии опухолей.  М.: РОНЦ им. Н. Н. Блохина, 2001. 191 с.

Тема этой книги, аннотированной как предыстория и история лаборатории иммунохимии опухолей Российского онкологического научного центра им. Н. Н. Блохина РАМН, в действительности шире; книга представляет собой историю становления в стране новой области биомедицинских исследований — онкоиммунологии, одним из создателей которой (наряду с Л. А. Зильбером) был Г.И. Абелев. Она компактна, в ней нет ничего лишнего, и вместе с тем в ней ясно изложен ход поиска, выявлена логика исследования и в целом дано представление о том, как реально делается наука. Представление, полученное “из первых рук” — от автора.

В авторском предисловии сформулированы задачи, которые хотел решить Г.И. Абелев с помощью этого издания: показать пройденный им и его коллегами путь в виде “плотных блоков решенных или поставленных проблем”; дать комментарии, которые наполнили бы перечисление решаемых проблем — успехов и неудач — “цельностью и жизнью, питавшей и двигавшей нашу работу”. Читатель может убедиться, что эти задачи блестяще решены. Книга очень интересна, и я позволю себе прокомментировать ее с позиции историка советского периода отечественной биологии, особенно заинтересованного в освещении истории биолого-медицинских исследований.

Стоит воспроизвести оглавление книги, так как ее тираж недопустимо мал, и трудно сказать, скольким читателям она будет доступна:

Глава 1 — “Методы”, которые автор рассматривает как “аппарат проникновения в природу явлений и как почву под ногами — зыбкую или надежную”. Сказано точно, и любой исследователь-экспериментатор согласится с этим замечанием;

Главы 2 и 3 — “Альфа-фетопротеин — биология” и “Альфа-фетопротеин в иммунодиагностике опухолей” — история фундаментального открытия и история разработки первого научного экспресс-метода диагностики злокачественных опухолей, а именно: иммунодиагностики гепато-целлюлярного рака (ГЦР);

Глава 4 — “Органоспецифические антигены” — история развития проблемы, которая первоначально “казалась не связанной напрямую с антигенами злокачественных опухолей или другими проблемами, представляющими онкологический интерес” (с. 99). Со временем, однако, выяснилось, насколько она важна для понимания природы опухолевого роста и, следовательно, важна с практической, прикладной точки зрения;

Глава 5 рассказывает об исследованиях антигенов ряда вирусных опухолей, а заключительные главы (6 и 7) — об организации специального курса лекций в МГУ, популяризации онкоиммунологии как области исследований, событиях в жизни научного сообщества, активным членом которого продолжает быть автор, и — по необходимости коротко — об учителях и товарищах. Кроме того, дана полная библиография публикаций автора и лаборатории иммунологии опухолей начиная с 1951 г. (623 наименования), что представляет особый интерес для историков науки.

Любопытна история, связанная с началом научной работы автора — дипломной работой под руководством А.Н. Белозерского. Она была посвящена выделению (впервые) из бактериальных клеток гистонов, о которых тогда писали осторожно “гистоноподобные белки”. Обращает на себя внимание событие, отмеченное автором мимоходом: “Попав волею судьбы и случая в биохимический отдел Института эпидемиологии и микробиологии им. Н.Ф. Гамалеи, и с благословения ныне покойного заведующего отделом Василия Андреевича Благовещенского я стал дорабатывать свою модификацию метода” (с. 123). Отметим, что это был не такой уж слепой случай. В.А. Благовещенский был сыном профессора А.В. Благовещенского, учителя А.Н. Белозерского в Ташкентском университете. Выпускник Московского университета 1949 г. Абелев по ряду причин не получил принятого тогда распределения, и на работу ему устроиться было трудно. Проявившаяся здесь поддержка А.Н. Белозерского была оказана вовремя.

Далее интерес Абелева к работам в отделе Л.А. Зильбера (в том же институте), где главной проблемой были нуклеопротеиды опухолей, возник еще и потому, что работа по бактериальным гистонам также была связана с выделением нуклеопротеидов. Консультантом Зильбера в этой области был Белозерский. И Абелев начал “по-тихому” работать с сотрудниками Зильбера вопреки заведующему своей лаборатории В.С. Гостеву, сменившему к тому времени Благовещенского (“с нуклеопротеидами мы работать будем, а с Зильбером — никогда”). Л.А. Зильбер заметил молодого Абелева и, приватно поговорив с директором В.Д. Тимаковым (бывшим слушателем Зильбера на курсах ЦИУ врачей еще в начале 1930-х гг.), согласовал переход Абелева в свою лабораторию.

Здесь талант Г.И. Абелева раскрылся в полной мере, в чем можно убедиться по прочтении последующих глав книги. Виртуозный экспериментатор становится глубоким теоретиком, последователем учителя и терпеливым воспитателем нового поколения, которому передает не только исследовательский опыт, но и никак не навязываемый стиль поведения в сотрудничестве, подкрепленный личным примером безупречной этики. Эта простая история подтверждает важность поддержки старшим поколением молодежи при вхождении в науку и значение взаимопонимания для рождения научной школы.

Книга интересна обилием в ней героев, описанных автором доброжелательно и с уважением. Это институтский фотограф и микроскопист Н.Н. Соловьев, “энтузиаст сепараторов” инженер Г.С. Безверхий, “директор производства Н.Е. Лебедев, человек очень энергичный и влиятельный”, “большой поклонник Л.А. Зильбера и его исследований” директор завода “Физприбор” Д.В. Укладов (поминаемый с благодарностью многими учеными, работавшими в 1950–1960-е гг.), близкие старшие коллеги — Н.А. Нарциссов (“серолог, чрезвычайно тщательный и скрупулезный исследователь”), З.Л. Байдакова (“опытнейший сотрудник-иммунолог”), А.С. Глейберман (“наш гистолог, виртуозно красящий и тонко чувствующий клетки”) и многие, многие другие. Л.А. Зильбер (1894–1966), памяти которого посвящена книга, присутствует во всех событих жизни отдела 1950–1960-х гг. и — незримо — в дальнейшем. О нем автор пишет как об учителе, положившем начало “всем нашим исследованиям”.

Книга также замечательна описанием хода исследований: “мы упивались иммунодиффузией и ее потенциальными возможностями, что совпадало с повсеместным распространением метода и его усовершенствования […] Простым и эффективным решением стала постановка в «четверках» — опубликованная и заграницей, она очень быстро распространилась и с легкой руки англичанина Файнберга получила название square pattern” (с. 24) * И заключение сюжета: “он пригласил меня в Лондон на Ciba Foundation Symposium по преципитации в геле. Меня, естественно, не пустили” (с. 25) — шел 1959 год. Описаны детали иммунодиффузионной системы анализа антигенной структуры тканей “на уровне индивидуальных антигенов”, метод изотахофореза, с помощью которых и были получены принципиальные результаты, сделаны открытия.

* Нелишне отметить, что история создания метода получила независимое отражение в анналах мировой иммунологии. См.: Kew M. C., Abelev G. I., Assecritova I. G., Kraevsky N. A., Perova S. D., Perevodchikova N. I. Embryonal serum a-globulin in cancer patients. Diagnostic value [Int. J. Cancer. 1967; 2: 551–558] // Journal of Hepatology. 2002. Vol. 37. P. 172–175.

Вряд ли стоит пересказывать содержание книги дальше (мы рассмотрели только первую главу). Отметим лишь, что многое в ней, возможно, удивит современного студента, приобщающегося еще на практических занятиях к куда более совершенному (в основном импортному) оборудованию и множеству удобных мелких инструментов и приспособлений, как-то: дозаторы “Eppendorf”, шприцы “Hamilton”, одноразовая посуда (Абелев, имея в распоряжении препаратора, никому не доверял мыть посуду для опыта) и пр. Его удивит и несовершенство лабораторной техники того времени, равно как (а, думаю, и значительно больше) — изобретательность и упорство экспериментаторов, закладывавших основы современных направлений биохимии и клеточной биологии в 1950–1960-е гг.

В начале 1950-х гг. (когда Л.А. Зильберу, присутствовавшему при “дележе” поступившего в Минздрав оборудования, приходилось буквально со слезами выпрашивать у министра ультрацентрифугу “Spinko”, необходимую для выделения из опухолей ядерных нуклеопротеидов и идентификации в них вирусных ДНК *) были выполнены исследования, определившие эволюцию взглядов на место вируса в злокачественной трансформации клеток.

* Автор замечает в скобках, что министр М.Д. Ковригина была настолько потрясена этим обстоятельством — Зильбер “был железный человек”, — что дала-таки ему эту центрифугу, в то время одну из двух на АМН СССР.

В дальнейшем, на рубеже 1960–1970-х гг., группой в 3–4 человека уже под руководством Г.И. Абелева почти в таких же скромных условиях были сделаны блестящие работы по биологии первого из выявленных специфических опухолевых антигенов — альфа-фетопротеина, разработана и опробована первая тест-система для диагностики рака. В процессе работы освоены и усовершенствованы многие клеточные и молекулярные модели, сформулирована гипотеза, сделано много предсказаний — “вполне конкретных и экспериментально проверяемых, что от гипотезы и требовалось”.

В ходе исследований по биологии альфа-фетопротеина (АФП), ведущихся в лаборатории (а проблема дифференцировки клеток печени и регуляции экспрессии АФП в эмбриональном развитии и при раке уже была на пике интереса профессионального научного сообщества во всем мире) и описанных автором книги, просматривается бесспорная логика. В последнее десятилетие смена подходов привела к превалированию в исследовании “молекулярщиков” с их стремлением разложить систему сигнализации (внутриклеточные и межклеточные пути передачи информации) на составляющие и выстроить цепочки взаимодействующих в этих процессах молекул рецепторов, индукторов, активаторов. В лаборатории и в это время, когда сложность задачи и технологичность эксперимента выросли многократно, смогли не утратить лидерства и, успешно сочетая подходы, остаться на переднем крае. Автор подчеркивает, что группа руководимых им исследователей как раз и стремилась вывести проблему регуляции АФП в сферу внимания клеточных и молекулярных биологов, что было далеко не просто.

Изучение АФП, начатое когда этот белок рассматривался как специфический антиген гепатомы, прошло через теоретические и практические этапы изучения проблемы и остановилось в области молекулярно-клеточных механизмов регуляции его синтеза. Разработанная в мире, в том числе и в лаборатории Г.И. Абелева, система стала одной из наиболее четких и выразительных в фундаментальной проблеме регуляции генов в онтогенезе и канцерогенезе. Практические же диагностические проблемы были полностью (автор осторожно оговаривается “почти полностью”) решены (см. главу “Альфа-фетопротеин в иммунодиагностике опухолей”, где также не забыт никто из участников исследования). В этой главе описана история международного сотрудничества, начинавшегося, как это ни было проблематично, еще в условиях “холодной войны” и осуществлявшегося с большими трудностями. Невольно напрашивается сравнение истории работы лаборатории Абелева с историей открытия двойной спирали ДНК — Дж. Уотсону и Ф. Крику никто не препятствовал в контактах с нужными специалистами в Европе или Америке, если возникала необходимость в консультации *.

* См.: Уотсон Дж., Крик Ф. Двойная спираль. М.: Наука, 1970.

Отдельная область историко-научного творчества Г.И. Абелева — волнующая автора проблема научной этики — в книге представлена небольшой главой “Биографические очерки и жизнь науки”. Здесь же рассмотрены (кратко, со ссылками на опубликованные в конце 1980-х – 1990-е гг. статьи) * вопросы взаимодействия науки и власти и личный опыт участия в столкновениях научного сообщества с научной же администрацией, направляемой партийным руководством под контролем “компетентных органов”.

* Статьи чрезвычайно интересны, о чем можно судить хотя бы по недавней публикации: Абелев Г.И. Драматические страницы истории Отдела вирусологии и иммунологии опухолей // ВИЕТ. 2002. №1. С. 136–158; №2. С. 313–355.

Возможно, читателя и удивит нетрадиционное употребление автором термина “альтернативная наука”, чаще встречающегося в значении “псевдо- или лженаука”. Г.И. Абелев употребляет его в значении противоположном, имея в виду деятельность научного сообщества, устойчивого к идеологическому давлению и максимально дистанцировавшегося от суеты, связанной с необходимостью “соответствовать моменту” или участием в очередной “кампании”, которых пришлось немало на описанный автором период времени.

“Альтернативная наука” в этом понимании продолжала существовать параллельно и независимо от “официальной”, где взгляды колебались вместе с известной “генеральной линией”. Члены первого из упомянутых научных сообществ были не только преданы идеалам своей науки (возрождали классическую генетику, развивали новые подходы в биологии развития, иммунологии, вирусологии и других областях биологической и медицинской науки), но оставались общественно активными, не отстраняясь от происходящих в стране событий. Будучи патриотами, они отказывались аплодировать введению советских войск в Чехословакию и Афганистан, осуждать диссидентство и эмиграцию, пытались противостоять избранию в члены Академии партийных функционеров.

Написанное Абелевым превосходит все сказанное до сих пор о том времени, хотя по точности описания интриги собственно исследования многое роднит его повествование с книгой известного молекулярного биолога Г.П. Георгиева *, весьма интересной, но почти лишенной сюжетов, выходящих за пределы узкоспециальной экспериментальной работы исследователей.

* Георгиев Г.П. Гены высших организмов и их экспрессия. М., 1989.

Хотелось бы увидеть собранными под одной обложкой статьи Г.И. Абелева — яркие свидетельства времени и размышления о жизни неординарного и неравнодушного к происходящему мудрого человека. Статьи и рецензируемая книга были и остаются проявлением его личной позиции и данью уважения единомышленникам.

Е.С. Левина
доктор биологических наук, ИИЕТ РАН.

 

Jochen Richter Rasse, Elite, Pathos. Eine Chronik zur medizinischen Biographie Lenins und zur Geschichte der Elitegehirnforschung in Dokumenten. (Neuere Medizin- und Wissenschaftsgeschichte Quellen und Studien. Bd. 8.) Herbolzheim: Centaurus Verlag, 2000. XX+334 S.

Йохен Рихтер с 1962 года изучает обширный и весьма разнообразный круг вопросов, связанных с жизнью и трудами Оскара Фогта (1870–1959). Книга “Раса, элита, патос” — один из итогов 40-летних исследований, которые он вел как профессиональный медик, ученый секретарь Медико-биологического центра в Берлин-Бухе (основанного Оскаром Фогтом как Институт мозга) и как профессиональный историк, научный сотрудник Института теории, истории и организации науки Берлинской академии наук.

Уникальный исследовательский опыт Й. Рихтера естественно привел его к занятию медицинской биографией В.И. Ленина. В нашей стране эта тема обсуждалась в период гласности. Стиль публикаций весьма различался. Были и неглубокие статьи с претензией на сенсацию, и публицистические очерки ради защиты той или иной политической позиции, и серьезные академические публикации важных архивных документов. Книга Рихтера отличается от всех упомянутых публикаций полнотой охвата проблемы, уравновешенностью и тактом в ее трактовке.

На обложке книги — фотография бронзовой статуэтки с письменного стола В.И. Ленина в его Кремлевском кабинете. Обезьянка сидит на книгах (на корешке одной читаем: “Дарвин”) и с изумлением рассматривает человеческий череп — так Гамлет смотрел на череп Йорика. Статуэтка, ранняя работа Хуго Рейнгольда, впоследствии известного немецкого скульптора, символизирует умонастроение, лежавшее в основе исследовательских устремлений нейроморфологов: прогресс человека, благодаря эволюции головного мозга, от обезьяны на одном конце спектра, до гения — на другом.

Эпиграф на 1-й странице: “Eritis sicut dii” — надпись, на которую указывает антропометрический циркуль в задней лапе обезьянки, — латинская цитата из Библии “..будете как боги...” (“знающие добро и зло”) — слова, которыми змей в раю соблазнял Еву вкусить запретный плод от древа познания добра и зла (Быт., 3:5). Йохен Рихтер приводит цитату в качестве метафорического предостережения, указания на двусмысленность обещаний человеческого прогресса в целом и прогресса в эволюции и генетике в частности (с Морганом и Тимофеевым-Ресовским на одном полюсе и г-жой Буассэйе с претензией на клонирование человека, на другом). Этой цитатой Рихтер указывает на заявленную О. Фогтом амбициозную цель — исследованием мозга выдающихся деятелей внести вклад в “улучшение человеческой расы”.

Название книги (отсылающее к триаде терминов в работах Чезаре Ломброзо: гений, преступление и болезнь, как полярные состояния и расовые различия) указывает на три задачи исследований Московского института мозга, основанных на концепциях О. Фогта. Чтобы применить архитектонический подход как диагностическое средство для оценки “элитных мозгов” — сравнивать размеры определенных зон мозга гения и обычного человека, необходимо исключить и возможные расовые вариации (изучение расовых различий мозга; при этом никаких существенных различий мозга разных этнических групп не было найдено), и различные патологические вариации (изучение патологии мозга).

31 декабря 1924 года большевик и невролог Кремлевки Л. Минор направил О. Фогту предложение изучить мозг В.И. Ленина и сделать это в Москве. Идея о связи гениальности со строением мозга, популярная среди влиятельных врачей и морфологов на рубеже XIX и XX веков, и желание создать пантеоны мозга для выяснения тайны гениальности *, повлияли на это решение в кругу друзей Ленина. Стремление политических наследников В.И. Ленина использовать его болезнь и смерть в целях достижения власти было важным мотивом, оттенившим всю эту историю.

* Сироткина И. Мозг гения // Человек. 1999. №4,5. Спивак М. Посмертная диагностика гениальности. М., 2001.

Особые отношения России и Германии после Версаля и Рапалло и престиж германской науки и медицины предполагали участие в этом предприятии немецкого специалиста. Выбор О. Фогта на эту роль зависел от ряда обстоятельств. Оскар Фогт разработал (при участии жены, Сесиль Фогт, рожд. Мюнье) методы исследования архитектоники коры головного мозга, ставшие важной областью нейроморфологии. О. Фогт руководил нейробиологической лабораторией при Берлинском университете и Институтом мозга при Обществе кайзера Вильгельма (неправительственной организации, созданной с целью ликвидировать разрыв между университетами и официальной Академией наук), которые он организовал для реализации собственных научных целей и принципов исследования мозга. Европейская знаменитость, О. Фогт был известен как лояльностью и деликатностью, так и левыми политическими симпатиями.

В ответ на приглашение О. Фогт в начале января 1925 г. организовал Московский филиал Берлинского института мозга, который в октябре 1928 г. положил начало автономному Институту мозга. О. Фогт оставался его директором (по крайней мере, формально) до 1936 г., его заместители С. А. Саркисов и И. Н. Филимонов поочередно стажировались в Берлине и заведовали Московским институтом. Таким образом, пантеон мозга выдающихся людей, преступников, людей с расовыми различиями был организован в Москве, а не в Петрограде — Ленинграде, как того добивался В. М. Бехтерев. Причиной этого решения была, конечно, политическая целесообразность (объект № 1 должен всегда быть “под рукой” у верховных руководителей государства). Обоснованием были чисто научные соображения: Фогт применял более тонкий и прогрессивный метод цитоархитектонического анализа, а не только традиционные, более грубые, морфологические подходы. На это накладывались амбиции самого Фогта, желавшего, — как, впрочем, желал бы любой крупный европейский нейроморфолог того времени, — обладать собственной коллекцией мозга знаменитых людей.

О. Фогт родился в тот же год и месяц, что и В.И. Ленин, и был похож на него как брат-близнец, так что фотографии Фогта с препаратами, часто печатавшиеся на обложках журналов во второй половине 1920-х гг., производили порой жутковатое впечатление изображений Ленина, смотрящего на срезы собственного мозга.

Среди тем, затронутых в книге, — принципы исследований Московского института мозга; цитоархитектонический анализ О. Фогта мозга В.И. Ленина; обсуждение первого отчета Фогта его коллегами К. фон Экономо (Вена) и Д. Мингаццини (Рим); обсуждение “Политического завещания” Ленина в связи со спекуляциями того времени о его болезни и в свете реальной патографии; дискуссия о болезни В.И. Ленина в мировой литературе, в том числе в германской прессе к 50-летию его смерти (1974 г.) и др.

Книга “Раса, элита, патос” была подготовлена автором для серии, в которой особое внимание уделяется документальным источникам. С этим связана структура книги. Первый раздел — “Историко-медицинское введение” — содержит пять глав; за ней следуют содержательный список литературы и очень интересные иллюстрации. Но центральной частью книги является другой раздел — “Документы”, — включающий письма, медицинские заключения, деловую переписку и публикации (всего 168 страниц).

Здесь представлены 40 русских документов, почти все они переведены на немецкий автором книги. Это документы из Архива президента РФ, из Государственного архива РФ, материалы ЦК КПСС, публикаций в русских журналах 1920-х гг. и советских газетах. Приведены 35 немецких документов, полученных автором из Политического архива МИД в Бонне, Федерального архива в Кобленце и Берлине, архивов Берлинского университета, Общества Макса Планка, а также материалы О. Фогта и письма О. Фёрстера, публикации из трех немецких нейробиологических журналов 1920-х гг. и учебника душевных болезней 1930 г.

Кратко коснусь теперь содержания первой части книги Й. Рихтера — “Институт мозга и архитектоническое обследование мозга Ленина. (К истории Московского института мозга и к истории изучения элитных мозгов)”. Она состоит из пяти глав и эпилога.

Глава 1 — “Ленин и отношения между Германией и Советской Россией” — содержит экскурс по документам Рапалльского договора и германо-советских научных связей в 1920-е гг.

Глава 2 — “Болезнь и смерть Ленина” — включает темы: немецкие врачи у постели Ленина; медицина и политика в дипломатических сношениях Германии и Советского Союза; легенды о болезни Ленина и использование его смерти в политических целях; суггестивный демонтаж авторитета Ленина в Советском Союзе и выставление его тела.

Глава 3 — “Цитоархитектоническое исследование мозга Ленина Оскаром Фогтом” — рассматривает вопросы: политический мотив решения о научном изучении мозга Ленина; к истории изучения мозга элиты и расовых различий мозга; задание; к истории и профилю исследований Берлинского института мозга; переговоры в Москве и первое исследование объекта; советский ангажемент Фогта и его институциональные и политические предпосылки в Германии.

Глава 4 — “К истории основания Московского института мозга, 1925– 1936” — рассматривает темы: фаза планирования и начальная фаза; основание Института мозга в ноябре 1927 г. и первый неофициальный отчет Фогта о его исследовании мозга Ленина; фаза консолидации Института мозга и первый официальный отчет Фогта 1929 г.; суждения коллег в специальной медицинской прессе; интермеццо 1930–1932: Институт мозга как морфологическое отделение Психоневрологического института Комакадемии; развитие Института мозга и расширение круга его задач, 1932–1936; опросный лист, разработанный в Институте мозга, и ответы Надежды Крупской на его вопросы.

Глава 5 — “Заключительный отчет Института мозга о цитоархитектоническом состоянии мозга Ленина в 1936 году”, подводит итог первой части.

Эта часть включена в книгу Й. Рихтера в качестве историко-медицинского введения к подборке документов: так обозначен ее жанр. Однако “Введение” воспринимается не иначе, как небольшая мастерски написанная монография.

Нет сомнения, что русский перевод книги Йохена Рихтера “Раса, элита, патос” найдет в России заинтересованных читателей как среди нейроморфологов, так и всех, интересующихся историей нашей страны.

В. В. Бабков
доктор биологических наук, ИИЕТ РАН.