ВЕСТНИК РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК

том 74, № 6, с. 507-511 (2004)

В 1973 г. на Троицком раскопе в Новгороде была найдена берестяная грамота, содержавшая некоторые детали одной из судебных тяжб конца ХII - начала ХIII столетия. О том, как эта тяжба завершилась, мы узнали только в 2003 г., когда в тех же напластованиях рубежа ХII-ХIII вв. обнаружили две новые грамоты, имевшие к ней отношение.
ТРИДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

В. Л. Янин

Янин Валентин Лаврентьевич - академик, советник Российской академии наук

Открытие в Новгороде в 1951 г. берестяных грамот и ежегодное пополнение их фонда привело к тому, что к концу полевого сезона 2003 г. число текстов XI-XV вв. достигло 950. За то же время 90 берестяных документов обнаружено при раскопках еще десяти древнерусских городов. О научном значении этого исторического источника написано немало. Остановлюсь лишь на одном аспекте его возможностей.

До сих пор фундаментом знаний средневекового прошлого Руси являются летописи. Древнейший летописный свод, сохранившийся до нашего времени, датируется концом ХIII столетия. В его основе лежат более ранние летописные источники, но в результате многократного редактирования они кое-что утратили из достоверного материала, а кое-что приобрели из материала недостоверного. Отмечу еще одну особенность летописей. Внимание летописцев всегда было избирательным. Их интересовали события неординарные: началась или закончилась война, умер князь, на святительской кафедре появился новый владыка, произошел губительный пожар, возникла эпидемия или эпизоотия, неурожай вызвал голод и дороговизну, наблюдалось затмение Солнца или явление кометы... Повседневность, хорошо известная отцам, дедам и прадедам, оставалась, как правило, за гранью внимания летописцев так же, как и простые люди, не носившие высоких титулов. Листая страницы новгородских летописей, мы познакомимся с вереницами княжеских и епископских имен, узнаем, кто и в какое время был посадником или тысяцким, но лишь в исключительных случаях встретимся с человеком, не облеченным властью. А если и встретимся, то не узнаем, чьим он был сыном и внуком, чьим стал отцом и дедом.

Берестяные же грамоты содержат многие сотни имен неведомых прежде новгородских горожан и сельских жителей. Если грамота сохранилась полностью или от нее уцелела хотя бы начальная строка, то мы сможем прочитать имя автора послания и его адресата. Однако и помимо адресной формулы текст берестяного документа часто называет имена других лиц - идет ли речь о каком-либо деловом или бытовом поручении к ним или же о взыскании с них долгов. Коль скоро в настоящем очерке речь пойдет о находках на Троицком раскопе в Людином конце Новгорода, сразу замечу, что только в слоях ХII в. на этом раскопе мы познакомились примерно с двумя сотнями жителей Новгорода того времени.

Иногда берестяная грамота называет имена известных из летописных рассказов лиц. Такие документы особо ценятся: они дают возможность подтвердить или уточнить датировку тех комплексов (культурных напластований, построек, усадеб), из которых были извлечены. Но чаще всего встречаются имена неизвестных ранее людей - бояр, ремесленников, дворовой челяди, простых горожан и крестьян. Находка берестяного документа всякий раз вызывает не только радость от приращения знаний об отдаленном прошлом, но и сильный эмоциональный стресс от сознания некоего происходящего на наших глазах "оживления". Шестьсот или восемьсот лет тому назад жил, радовался и горевал человек, имя которого еще помнили его внуки, а правнуки вряд ли могли его знать, если оно не было записано в семейные синодики. Спустя какое-то время ни одна душа на планете уже не помнила о его былом существовании. И вот сегодня мы читаем написанное им или адресованное ему письмо и проникаем в его сиюминутные заботы!.

Стресс оказывается еще более сильным, когда, познакомившись однажды с таким человеком после его многовекового отсутствия в памяти человечества, мы снова и снова находим адресованные ему или написанные им письма. Но сначала мне следует рассказать коротко о Троицком раскопе, где минувшим летом произошла одна из таких замечательных встреч.

Работы на этом раскопе, расположенном на Софийской стороне Новгорода поблизости от кремля (Детинца), ведутся уже 31-й полевой сезон. Первоначально раскоп имел площадь в 320 м2. С каждым годом по исчерпании исследованного участка к нему прирезались новые, и сейчас изученная на раскопе городская территория достигла 7200 м2. В границах раскопа обнаружены многоярусные мостовые трех древних неоднократно упомянутых в летописи улиц - Пробойной, Черницыной и Ярышевой. По сторонам улиц исследованы раскрытые полностью или частично 15 средневековых усадеб, в напластованиях которых наряду с сотнями тысяч древних предметов найдено около 400 берестяных грамот.

Начало работ на Троицком раскопе в 1973 г. ознаменовалось находкой восьми берестяных грамот. Семь из них (№ 502-508) обнаружены в слоях рубежа ХП-ХШ столетий. С грамоты № 502 началось наше долгое знакомство с двумя выдающимися людьми средневекового Новгорода. Воспроизведем ее текст:

"От Мирслава к Олисьеви ко Грициноу. А тоу ти вънидьте Гавъко полоцанино. Прашаи его, кодь ти на господь витаеть. Ать ти видьло, како ти было я Ивана ялъ, постави и пьрьдъ людьми, како ти взмоловить"

(От Мирослава к Олисею Гречину. Тут войдет Гавко-полочанин. Спроси у него, где он стоит на постое. Если он видел, как я Ивана арестовал, поставь его перед свидетелями, которых он назовет) [1].

Перед нами, очевидно, записка, посланная одним из участников судебного разбирательства другому по делу некоего Ивана, арестованного Мирославом. Последний советует Олисею Гречину задать вопрос некоему жителю Полоцка Гавке, в котором можно предположить истца по этому делу. И характер судебного дела, и перспективы его исчерпания остались далеко за гранью текста грамоты. Единственное, что прояснилось достаточно быстро, - должностное положение автора и адресата записки. Оно сделалось несомненным после находки в 1982 г. берестяной грамоты № 603, обнаруженной в тех же напластованиях рубежа ХII-ХIII столетий:
"От Смолигу къ Грецинови и к Мирославоу. Вы ведаета, оже я тяже не добыле. Тяжя ваша. Нынеча жена моя заплатила 20 гривнъ, оже есть посоулили Давыдовы князю"

(От Смолига к Гречину и к Мирославу. Вы знаете, что я тяжбы не выиграл. Тяжба ваша. Теперь жена моя заплатила 20 гривен, которые посулили князю Давыду) [2].

Снова судебное дело, вершителями которого оказываются те же Мирослав и Гречин.

Историки древнерусского права давно уже выяснили, что в рассматриваемое время в Новгороде существовал только "сместной" (совместный) суд князя и посадника, которому подлежали любые конфликтные - и гражданские, и уголовные - дела. Формально главой такого суда был князь, утверждавший решение суда своей свинцовой печатью и получавший за это "печатную пошлину". Однако, согласно принятому еще в первой половине XII в. порядку, князь не имел права "кончать суд без посадника", которому, таким образом, принадлежал не формальный, а действительный приоритет. Тем более что резиденция князя находилась в трех верстах от Новгорода на Городище, и его участие в разборе многочисленных мелких дел не было обязательным: он в сместном суде чаще всего бывал представлен княжеским доверенным лицом ("биричем") из числа авторитетных новгородцев.

Если это так, то один из адресатов грамоты № 603 и участников переписки в грамоте № 502 был посадником, а другой биричем. Вопрос "кто есть кто" решается просто. В конце ХII в. новгородским посадником был Мирошка (Мирослав) Несдинич, обладавший этой должностью с 11-89 до смерти в 1204 г. Значит, в Олисее Гречине следует видеть бирича, княжеского представителя из числа знатных новгородцев.

Об Олисее Гречине нам довелось узнать очень много, поскольку в пределах Троицкого раскопа полностью исследована принадлежавшая ему усадьба. Выяснилось, что он был сыном другого бирича - Петра (Петрока) Михалковича, действовавшего в середине XII в. Таким образом, Олисей наследовал эту должность. Он был священником, а в 1193 г. претендовал на должность новгородского епископа. Многочисленные адресованные ему грамоты раскрывают принадлежавший ему талант художника-иконописца (в его усадьбе обнаружены остатки иконописной мастерской). Он также расписывал храмы фресками, о чем летопись сообщила под 1196 г. Изучение связанных с ним материалов позволило прийти к выводу, что Олисей Гречин был главой артели новгородских художников, создавших величайший фресковый ансамбль древней Руси в церкви Спаса Преображения на Нередице в 1199 г. [3].

Имена Мирослава и Олисея Гречина вырвались за пределы летописного рассказа. Их биографии пополнились сведениями берестяных грамот и многочисленных вещей, служивших им при жизни, сохранившихся в земле и ставших теперь достоянием науки. А что же Гавко-полочанин? И Иван, арестованный посадником Мирошкой Несдиничем? Стали ли известными подробности связанного с ними конфликта?

Этих подробностей довелось ждать ровно 30 лет. Правда, еще в 1997 г. в слоях последней четверти XII в. на Троицком раскопе был найден обрывок берестяной грамоты, получивший номер 803. Начинался он словами:

"Покланяние отъ Братиле къ За(виду?)... (Мьрь)тве ти Полотьске Д(...)".
Некий Братила сообщает, что в Полоцке умер какой-то человек, несохранившееся имя которого начинается с буквы Д. Разумеется, никаких ассоциаций с грамотой № 502 тогда не возникло, кроме того, что автор письма Братила, подобно Гавке, каким-то образом связан с Полоцком.

И вот наступило лето 2003 г. В слоях рубежа XII-XIII столетий на Троицком раскопе было найдено десять берестяных документов. О трех из них надлежит рассказать подробно.

24 июня из земли извлекли берестяную грамоту № 934 - главную в сегодняшнем рассказе. Но ее мы прочтем лишь после того, как ознакомимся с двумя последующими находками...

25 июня найдена берестяная грамота № 935:

"У Фьдора 2. У Василя 10. У Фьдора 8. У Гавориле 4. У Сидора 4. У смьрьдо 4. У Соутимира 10. У Гюрьгева старости 10. А у Бориса 5. У Грицина 4. У Якима 29. У Григе со Радятою 30".
На первый взгляд, малоинтересный список то ли должников, то ли вкладчиков в какое-то общее дело. Однако привлекает внимание вторая часть документа, начинающаяся союзом "а" и включающая ряд имен, неоднократно промелькнувших в ранее обнаруженных берестяных текстах. У Мирошки Несдинича, как об этом сообщает летопись, был сын Борис. Гречин, подобно Борису Мирошкиничу, хорошо известен нам как житель исследуемого участка Новгорода. Яким - автор берестяной грамоты № 735, найденной на Троицком раскопе в слое второй половины ХII в. Имя Радяты ассоциируется с Радятиной улицей, на которой расположена раскапываемая в 2003 г. усадьба. Если имена, упомянутые во второй части документа, прямо связаны с той территорией, на которой уже 30 лет ведутся раскопки, то перечень имен первой его части остается загадочным. Однако именно в ней фигурирует "Гюргев староста", которым не может не быть ни кто иной, как церковный староста Георгиевского храма.

В Новгороде существовали три Георгиевские церкви. Одна из них находится в Неревском конце, другая - около Торга; обе никак не связываются с усадьбами Троицкого раскопа. Но третья, расположенная в Юрьевом монастыре и бывшая его соборным храмом, стала в 1204 г. местом почетного погребения Мирошки Несдинича. Не содержит ли грамота № 935 список участников торжественного поминания умершего посадника и их вклада в тот поминальный обед? Даже если наше предположение и не подтвердится, очевидно, что мы имеем дело с документом, происходящим из того же комплекса, что и другие грамоты, в которых упоминаются Мирослав и Олисей Гречин.

2 июля была найдена фрагментированная грамота № 936 - начало письма:

"Отъ Ивана къ Мирошеке же. То п(ерво)... вицахъ. А тое моне Лоуке...".
Несмотря на отвратительную сохранность текста, имеются основания предположить, что автор письма, адресованного снова к посаднику Мирошке ("къ Мирошеке же"), тот самый Иван, который фигурирует в грамоте № 502 как арестованный посадником. Основанием идентификации оказывается упоминание Луки. Человек, носящий такое имя и связанный с Мирошкой, упомянут в летописи под 1200 г. в рассказе о сражении новгородцев с литовцами. Среди погибших в этом сражении назван Лука "Мирошкинъ отрок" [4, с. 45, 239]. "Отроком" в средневековом Новгороде называли судебного исполнителя. Само присутствие Луки в цитированном тексте связывает автора этого текста Ивана с неким судебным делом.

Следует заметить, что в том же сражении погиб еще один человек из числа известных нам жителей Люпина конца - того его участка, на котором 30 лет ведутся раскопки. Имеется в виду "Страшко серебреник весец" [4, с. 45,239]. В найденной в 1997 г. грамоте № 780 (небольшой обрывок) упомянуты "графья" (то есть абрис будущей фресковой или иконной композиции) и имена мастеров, среди которых фигурирует Страшко. Как показали раскопки усадьбы Олисея Гречина, в его иконописной мастерской работали не только живописцы, но и мастера по производству серебряных иконных окладов.

Зная подробности показаний грамоты № 936, мы можем вернуться к находке 24 июня. Вот текст берестяной грамоты № 934:

"От Дъмашеке къ Братиле. Иди око стоя во гъродъ. Выправиле ти есмъ сыно съ Гавошею"

(От Домашки к Братиле. Иди в город немедленно. Я уладил [дело] сына с Гавшей).

Два персонажа этой грамоты нам уже хорошо известны. Гавша - уменьшительное от Гавриила, Гаврилы, другой вариант такого же уменьшительного - Гавка. Братила, как и Гавка (Гавша), каким-то образом также связан с Полоцком. Кто же названный в грамоте "сын"? Очевидно, что речь идет о сыне связанного с Полоцком Братилы. Логично отождествить его с Иваном, который выступает ответчиком по делу, возбужденному Гавкой, и вынужден писать посаднику Мирошке, ссылаясь на его судебного исполнителя Луку.

Любопытно будет выяснить положение автора грамоты № 934 - Домашка. Почему этот человек имел возможность уладить конфликтное дело, рассматривавшееся в сместном суде князя и посадника? Его имя встретилось в грамоте № 657, найденной на Троицком раскопе в 1985 г. в слоях второй полвины ХII в., и в грамоте № 926, найденной там же в 2002 г. в слоях второй половины ХII - начала ХIII столетия. Наиболее значительна грамота № 657:

"+Покланяние от Пелаге ка Афимие. Сь святое дьля Варъвре вьверице твое въ городь от Домацка, а оу Жирослава соуть. А потоснися въ городъ. А святое Варъварь тьлица сторова ли"

(Поклон от Пелаге Офимъе. Вот, деньги твои от Домачка для монастыря святой Варвары в городе, а лежат у Жирослава. Поспеши же в город. А телка святой Варвары здорова ли?) [5, с. 50,51].

Монастырь святой Варвары располагался в ближайшем соседстве с территорией, исследованной Троицким раскопом. Пелага (Пелагея) и Афимия (Офимья) - монахини, одна из которых (Пелагея) находится не в городе (Новгороде). Однако ей известно, у кого хранятся деньги, полученные от Домачка (Домашка) для Варварина монастыря. По всей видимости, Домашко был богатым и авторитетным человеком, к мнению которого могли уважительно прислушаться даже главные судьи Новгорода. Домашко - уменьшительное от Домаслав, Доманег или Домажир. В слоях конца ХII в. на Троицком раскопе в 1989 г. найдена грамота № 705, написанная Домажиром [5, с. 95-98], а в 1991 г. - грамота № 726, адресованная Домажиру [6]. Их содержание подтверждает правильность определения социального лица Домашки-Домажира.

Так спустя 30 лет мы узнали о благополучном завершении столь давнего судебного процесса.

ЛИТЕРАТУРА

1. Арциховский А.В., Янин В.Л. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1962-1976 гг.). М., 1978. С. 96-99.

2. Янин В Л., Зализняк А А. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1977-1983 гг.). М., 1986. С. 66,67.

3. Колчин Б.А., Хорошев А.С., Янин В.Л. Усадьба новгородского художника ХП в. М., 1981.

4. Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов. М.-Л., 1950.

5. Янин В Л., Зализняк А.А. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1984-1989 гг.). М., 1993.

6. Янин В.Л., Зализняк А.А. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1990-1996 гг.). М., 2000. С. 26,27.
 



VIVOS VOCO!
Июль 2004