ВЕСТНИК РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ
НАУК
том 74 № 7 стр. 633-643 (2004) |
© А.И. Григорьев, Н.А. Григорьян
А.И. Григорьев
Н.А. ГригорьянПАТРИАРХ РУССКОЙ ФИЗИОЛОГИИ
К 175-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ И.М. СЕЧЕНОВА
И.М. Сеченов в первые годы профессорства в Медико-хирургической академии
Золотой век русской литературы и весна русского естествознания - так можно назвать XIX столетие, давшее человечеству немало славных имен. Среди них выдающийся физиолог, психолог и мыслитель Иван Михайлович Сеченов (1829-1905).
Деятельность ученого началась накануне отмены крепостного права. Позднее он вспоминал царившую в ту пору в российском обществе атмосферу: "Все знали, что великий акт освобождения миллионов рабов вскоре совершится, и все трепетно ждали его обнародования ... дышалось много свободнее, чем прежде ... зарождались новые запросы, новые требования от жизни. Это было, конечно, очень счастливое время" [1, с. 115-116].
Счастливым оказалось это время и для науки, в частности, естествознания - достаточно назвать таких гигантов, как Д.И. Менделеев, А.М. Бутлеров, И.И. Мечников, А.О. Ковалевский. И все же в этой плеяде блестящих ученых И.М. Сеченов занимает особое место. Его фундаментальные труды в области нейрофизиологии, физикохимии крови, психофизиологические трактаты, концепция социокультурной детерминации поведения и сегодня продолжают влиять на развитие физиологии, психологии, медицины, теории познания, а предложенный им междисциплинарный подход к исследованиям нашел самое широкое распространение в современной науке.
Выдающимся достижением в области нейрофизиологии явилось открытие И.М. Сеченовым в 1862 г. центрального торможения. Это открытие не только раздвинуло рамки представлений о функциях нервной системы, но и по-новому осветило вопрос о регуляции жизнедеятельности организмов. В классическом труде "Рефлексы головного мозга", который И.П. Павлов назвал "гениальным взмахом мысли", И.М. Сеченов предпринял удачную попытку, по его собственным словам, "ввести физиологические основы в психические процессы". Он раскрыл рефлекторную природу сознательной и бессознательной деятельности, показал, что психические явления обусловлены физиологическими процессами, которые могут быть изучены объективными методами. Забегая вперед, отметим, что именно эта получившая мировое признание работа дала повод российским властям объявить ученого "отъявленным материалистом" и "философом нигилизма".
Родился И.М. Сеченов 1(13) августа 1829 г. в селе Теплый Стан Курмышского уезда Симбирской губернии (ныне с. Сеченове Нижегородской области). Он был младшим - восьмым - ребенком отставного военного, дворянина Михаила Алексеевича и крестьянской дочери Анисьи Егоровны. Уже на закате своей жизни, вспоминая отчий дом, Иван Михайлович писал: "Свобода и непринужденность ... даются семье только образованностью ее членов, порядочностью преследуемых ею целей и любовным отношением старших и младших" [1, с. 28]. Атмосферу "образованности" поддерживали и соседи Сеченовых, давшие миру известных ученых: Крыловы, Ляпуновы, Филатовы. Большим другом семьи был судья Курмышского уезда, любитель литературы, следивший за всеми новинками, П.И. Скоробогатов. Однажды он привез к Сеченовым только что вышедшие в свет "Мертвые души" Н.В. Гоголя и устроил чтение поэмы.
Кафедра физиологии Медико-хирургической академии
Как и многие дворянские дети того времени, Иван получил хорошее домашнее образование, свободно изъяснялся на французском и немецком языках (позднее овладел английским и итальянским) и в 14 лет без труда поступил в Главное инженерное училище в Санкт-Петербурге *. Здесь он штудировал физику, химию; математике учился у академика М.В. Остроградского. По словам самого И.М. Сеченова, "...попади я из инженерного училища прямо в университет на физико-математический факультет, из меня мог бы выйти порядочный физик, но судьба... решила иначе" [1, с. 18]. В университет он "попал", но позже, после того, как, окончив училище в 1848 г., два года отслужил под Киевом в саперных войских. В Киеве Иван Михайлович познакомился с Ольгой Александровной (фамилия ее неизвестна) - молодой, образованной женщиной, в дом которой, по его признанию, он "вошел юношей, плывшим до того инертно по руслу ... без ясного сознания, куда оно может привести ... а из ее дома ... вышел с готовым жизненным планом, зная, куда идти и что делать... Я пошел в университет - и именно тот, который она считала передовым! - чтобы учиться медицине и помочь ближнему" [1, с. 41].
* В "Автобиографических записках" Иван Михайлович вспоминает о торжественном банкете в связи с окончанием русско-турецкой войны 1878 г., на котором чествовали генерала Ф.Ф. Радецкого, Как и Ф.М. Достоевский, и И.М. Сеченов генерал был воспитанником Главного инженерного училища. "Достоевский, - пишет ученый, - шепнул мне, чтобы я потребовал тост за отцов и матерей русского солдата, т.е. за русский народ, и этим тостом обед закончился. После обеда встреча с некоторыми из моих прежних учителей, теперь седыми генералами... и их товарищей было для меня большой радостью" [1, с. 168].Но в Московском университете И.М. Сеченов учился не только медицине. Он регулярно посещал лекции профессоров историко-филологического факультета, известных историков Т.Н. Грановского и П.Н. Кудрявцева (глава московских западников, блестящий оратор Тимофей Николаевич Грановский был кумиром тогдашней молодежи). Это очень важный момент в биографии будущего ученого, определивший его мировоззрение и интерес к гуманитарным и общественным дисциплинам: истории, филологии, философии, психологии. Как верно подметил филолог-славист академик Б.М. Ляпунов (один из сыновей Ляпуновых, соседей Сеченовых) о своем старшем товарище, "он отличался не только глубокой проницательностью в области избранной им специальности. .. но и любовью к науке вообще, уменьем понимать и ценить не только область естественных наук, но и науки общественные и гуманитарные. Он имел друзей среди историков, философов, литераторов" [2]. Кстати, Иван Михайлович, видя, что Б.М. Ляпунов интересуется языкознанием, посоветовал ему поступать в Санкт-Петербургский университет и лично повез его к своему другу, выдающемуся филологу И.В. Ягичу.Замечание Б.М. Ляпунова относительно друзей И.М. Сеченова справедливо не только применительно к периоду его студенческой жизни в Москве. Ему, если так можно выразиться, всегда везло на талантливых, незаурядных людей. Достаточно назвать близких друзей Ивана Михайловича ученых С.П. Боткина, Д.И. Менделеева, А.М. Бутлерова, И.И. Мечникова, братьев А. и В. Ковалевских, Н.А. Умова, композитора (и химика) А.П. Бородина. Он общался с Н.А. Некрасовым, И.С. Тургеневым, А. Григорьевым, Ф.М. Достоевским, знал Н.Г. Чернышевского, художников А.А. Иванова и И.Е. Репина. Живое общение с великими, безусловно, сказалось на формировании И.М. Сеченова как личности и становления его как ученого.
Подлинными корифеями европейской науки были и представители различных физиологических школ И. Мюллер, Г. Гельмгольц, Э. Дюбуа-Реймон, К. Людвиг, К. Бернар, у которых И.М. Сеченов учился во время своего пребывания за рубежом с 1856 по 1860 г.
Г. Гельмгольц. 1859 г.
Наконец, еще несколько знаменитых фамилий тех, с кем он дружил на склоне лет, будучи профессором Московского университета - А.Г. Столетов, А.И. Чупров, К.А. Тимирязев, М.А. Мензбир, Н.Д. Зелинский.
Далее мы подробнее остановимся на отношениях И.М. Сеченова с его учителем К. Людвигом и самым близким другом И.И. Мечниковым, здесь же отметим, что ученый не случайно придавал большое значение среде, ощутив ее влияние на собственном опыте. В "Рефлексах головного мозга" он писал: "...характер психического содержания на 999/1000 дается воспитанием в обширном смысле слова... Этим я не хочу, конечно, сказать, что из дурака можно сделать умного... Моя мысль следующая: умного негра, лапландца, башкира европейское воспитание в европейском обществе делает человеком, чрезвычайно мало отличающимся со стороны психического содержания от образованного европейца" [3, с. 111].
Вряд ли нужно доказывать важность общения молодых с известными учеными, равно как и роль международного научного сотрудничества. Как подчеркивал в речи на открытии XV Международного физиологического конгресса 9 августа 1935 г. И.П. Павлов, "силу ... влияния таких собраний деятелей науки на молодое поколение, на начинающих ученых ... я знаю по себе, по своим молодым годам... На молодежь зрелище мировой работы в лицах должно иметь огромное возбуждающее значение" [4]. Эти слова с полным правом мог сказать о себе И.М. Сеченов. Пожалуй, кроме него, ни одному русскому (да и не только русскому) физиологу не доводилось работать с представителями столь разнообразных научных школ, с классиками мировой физиологии. Судьба свела с ними Ивана Михайловича в его заграничной командировке, куда он отправился сразу по окончании Московского университета "для подготовки к профессорской деятельности". Но главное, здесь он встретил замечательного человека и ученого, которого называл "несравненным учителем и другом".
Карл Людвиг (1816-1895) - профессор Медико-хирургической военной академии в Вене, основатель научной школы (его учениками были немцы, англичане, американцы, русские, скандинавы) занимался физиологией кровообращения, внедрил графический метод регистрации физиологических функций, открыл секреторные нервы слюнных желез. В лабораторию К. Людвига И.М. Сеченов прибыл (по его собственным словам, "без рекомендаций") весной 1858 г.
"Разговаривая со мной о выраженном мною намерении заняться влиянием алкоголя на кровообращение и поглощении кровью кислорода, он сделал мне род экзамена по физиологии и, должно быть, удовлетворился ответами, потому что пустил в лабораторию. Место я получил в мастерской, где работали все вообще его венские ученики... С зимы 1858 г. я был уже вхож в семью Людвига. С этих пор дружеское расположение ко мне моего милого учителя не прекращалось вплоть до его кончины, выражаясь при всех маленьких переворотах моей жизни теплыми, участливыми письмами" [1, с. 93,98-99].По воспоминаниям его коллег и учеников, Людвиг был веселым, жизнерадостным человеком, любил болтать за работой, рассказывать анекдоты из университетской жизни, о чудаках профессорах. Он расспрашивал И.М. Сеченова о России и, кстати, неплохо знал русскую литературу, особенно любил М.Ю. Лермонтова. Как-то Иван Михайлович прочитал ему наизусть "Дары Терека". Людвиг приглашал своего русского ученика ассистировать и присутствовать на опытах, которые он готовил для демонстрации во время лекций. Близким товарищем И.М. Сеченова в лаборатории Людвига стал А. Роллет, впоследствии профессор физиологии в Граце. В Вене они прожили вместе целый год.
К. Людвиг. 1857 г.
Взаимоотношениям между К. Людвигом и И.М. Сеченовым посвящено немало страниц "Автобиографических записок". Они были родственными душами, одинаково смотрели на роль науки и ученого в жизни общества, на международное научное сотрудничество, придерживались одних и тех же взглядов на свободу творчества, одинаково судили о людях. По примеру Людвига И.М. Сеченов по возвращении на родину сразу же взялся за организацию лаборатории и создание школы физиологов, воспитание молодых ученых. Их переписка длилась более 30 лет - с 1859 по 1891 г. В 1935 г., к XV Международному конгрессу физиологов был издан том "Избранных трудов"
И.М. Сеченова, где наряду с биографическим очерком (автор М.Н. Шатерников), приводятся девять писем Людвига своему любимому ученику (первое, из Вены, датировано 14 мая 1859 г., последнее, из Лейпцига - 6 ноября 1891 г.), свидетельствующие о том, что Иван Михайлович делился с учителем всеми радостями и огорчениями и всегда получал от него поддержку.
Письма проливают новый свет на некоторые события из жизни И.М. Сеченова. Так, считается, что он решил уйти из Медико-хирургической академии (МХА) в связи с забаллотированием И.И. Мечникова и А.Е. Голубева в 1869 г. Однако из письма Людвига от 2 ноября 1864 г. мы узнаем, что эта мысль возникла у него раньше, когда русским женщинам, пожелавшим получить высшее медицинское образование, запретили посещать лекции и практические занятия в упомянутой академии. Иван Михайлович был возмущен, ведь именно он в начале своего профессорства в МХА впервые взял женщин - М.А. Бокову и Н.П. Суслову - в свою лабораторию. Обо всем этом он поделился с Людвигом, который в ответном послании пишет:
"Мне очень жаль, что у вас запретили дамам учиться физиологии. О чем только думают эти нарушители спокойствия! Именно такие мероприятия могут вызвать в Петербурге специфические толки. Надеюсь, что на этот раз воля культурного общества будет сильнее, чем воля полиции. Когда общество серьезно что-нибудь хочет, то немногочисленные чиновники не могут этому помешать; по крайней мере, так бывало у нас. Еще больше меня огорчает то, что Вы принимаете это так близко к сердцу, и даже думаете покинуть академию. Вы там делаете полезное дело и должны держаться за свое место со всей энергией" [5, с. XXIV].Позднее забаллотирование И.И. Мечникова и А.Е. Голубева стало последней каплей, и И.М. Сеченов покинул академию, выступив тем самым против несправедливости властей и своих коллег.Примечательно и другое, более раннее, письмо Людвига от 29 июля 1859 г. в Гейдельберг, куда Иван Михайлович уехал в конце апреля для работы в лаборатории Г. Гельмгольца и где, судя по всему, он чувствовал себя не так комфортно, как в Вене, и даже хотел вернуться обратно.
"...Мне приходится давать вам советы, - пишет Людвиг. - Позвольте сказать, что я буду счастлив, если Вы вернетесь в Вену и продолжите здесь свою работу зимой. Никто не будет радоваться Вашему приезду так, как я. Но именно потому, что я заинтересован в Вашем возвращении, я боюсь, что из опасения показаться эгоистичным, я буду слишком усиленно советовать Вам не приезжать. Подумайте о том, что Вы поставили себе целью изучить химию; если это Вам не удается сделать в Гейдельберге, выбирайте другое место, но не нарушайте плана, который был очень хорош. Я бы Вам посоветовал заняться продуктами разложения или солевыми соединениями какого-либо вещества, которое легко найти в продаже; пусть даже Вы при этом повторите уже сделанную работу, но Вы узнаете, какая степень точности необходима, чтобы получить научно-годные результаты, а также усвоите и много технических приемов, которые будут полезны во всяком исследовании такого рода. Кроме того, общение с Гельмгольцем очень много дает; будущей зимой число точек соприкосновения между ним и Вами может увеличиться; уже теперь он мне пишет, что Вы ему нравитесь. Во всяком случае, Вы там приблизитесь к кругу мыслей, в который мы Вас ввести не можем... работать нужно там, где чувствуешь себя всего свободнее духом, ибо именно там можно достичь наибольших успехов; поэтому никакие преимущества Вашего местопребывания не будут Вам полезны, если Вы, по внутренним причинам, не в состоянии их использовать. Может быть. Вы в Гейдельберге не встречаете соотечественников, и маленький городок уж очень Вам наскучил" [5, с. XII].Приведем еще несколько выдержек из писем Людвига. Вот его отклик на критику "Рефлексов головного мозга":"Что это напечатано о Вас в газете? Мне говорили, что Ваши произведения подвергнуты специальному надзору. Подобные вещи не допустимы по отношению к такому верному сыну своего отечества, как Вы" [5, с. XVIII].В связи с открытием И.М. Сеченовым центрального торможения Людвиг сообщает ему, что тоже много лет занимался этой проблемой, и продолжает:"Впрочем, я, как Вам известно, очень мало дорожу приоритетом, меня удовлетворяет самый факт правильного решения того или иного вопроса" [5, с. XVI].Наконец, строки из письма от 6 ноября 1891 г., когда Людвиг узнал, что после внезапной смерти Ф.П. Шереметевского И.М. Сеченова назначили профессором физиологии в Московском университете:"Я опасался, что над Вами поставят кого-нибудь другого, более неудобного. Ваше письмо освободило меня от этой заботы... Мне нет надобности писать Вам, что я рад Вашему вступлению на путь, достойный Ваших сил; а степень моей радости выразить пером невозможно. Довольно того, что Вы снова там, где нам хочется Вас видеть. Живя и преподавая в Москве среди любимого вами народа и имея прекрасных коллег. Вы вступаете в новую эру, - более богатую и более счастливую, чем все предшествующие. Ваше новое открытие, когда я получу статью о нем, поможет мне во многом; до сих пор мы очень мало знали о том, что такое раствор.Самым близким другом И.М. Сеченова был Илья Ильич Мечников. Их первая встреча состоялась летом 1865 г. в Италии, в Сорренто, куда 20-летний Мечников приехал вместе с А.О. Ковалевским, специально, чтобы навестить ученого.Вчера я виделся с нашим общим другом Оствальдом и говорил ему о ваших успехах - и внешних и внутренних. Он шлет Вам привет и поздравления; то же самое просит меня передать Вам моя жена: она с давних пор к Вам привязана. Ведь еще в Вене Вы так мило проводили время с нашими детьми...
По прежнему преданный Вам Ваш К. Людвиг" [5, с. ХХIХ-ХХХ].
"Я сразу же был поражен его замечательной наружностью. На широком, некрасивом, со следами оспы, очень смуглом лице, несколько сглаженного монгольского типа, блестели темные глаза необыкновенной красоты. В них выражался глубокий ум и особенная проницательность, соединенная с необыкновенной добротой. Разговор сразу принял деловой, научный характер, он посвятил нас в результаты своей новейшей работы по физиологии нервных центров. Мы вышли совершенно очарованные новым знакомством, сразу признав в Сеченове «учителя»" [6, с. 63].Так началась их дружба. Более шести лет они работали вместе в Новороссийском университете в Одессе, много раз встречались в Петербурге, в Граце, в Париже, где ежедневно виделись в Пастеровском институте и подолгу беседовали. Последняя встреча состоялась в Москве в 1897 г. - в дни XII Международного медицинского конгресса. Об этой встрече И.И. Мечников писал: "Мы уединились у него на квартире, чтобы еще раз побеседовать по душам и с сочувствием вспомнить былое" [6, с. 74].Свои главные психологические труды ученый создавал в Одессе. Первым слушателем их был И.И. Мечников. Вечерами Иван Михайлович приглашал его к себе, читал ему статьи, написанные для "Вестника Европы", после чего они отправлялись ужинать в ресторан.
"Еще с офицерских и студенческих времен, - вспоминал Илья Ильич, - Сеченов сохранил любовь к хождению по ресторанам, и ему доставляло большое удовольствие пойти ужинать с тем, чтобы насладиться там полбутылкой красного вина. Он становился разговорчивым и охотно вступал в беседу со служителем, особенно когда встречал итальянца и мог говорить с ним по-итальянски. Вид моря, теплые вечера в Одессе переносили его в Италию" [6, с. 68-69].В "Страницах воспоминаний", написанных в связи с 10-летием смерти И.М. Сеченова, И.И. Мечников с любовью рассказывает о своем старшем друге. Он не только высоко оценивает его научную и общественную деятельность, глубокую преданность науке, но и характеризует как "возвышенную, чистую личность", говорит о нем, как о волевом и в то же время необыкновенно добром человеке с "очень мягким сердцем", который считал недопустимой излишнюю строгость по отношению к студентам и проявлял "жестокость" только к лягушкам - основному объекту своих исследований, всегда был либерально настроен и чужд политике.В свою очередь, И.М. Сеченов весьма лестно отзывался о И.И. Мечникове, с самого начала разглядев в нем талантливого ученого. Представляя кандидатуру 24-летнего Мечникова на должность ординарного профессора кафедры зоологии Медико-хирургической академии, И.М. Сеченов отмечал:
"Независимо от многочисленных самостоятельных трудов его по этому предмету ... дающих г. Мечникову неоспоримые права на получение означенной кафедры, этот ученый будет, по моему глубокому убеждению, особенно полезен учащимся в нашей академии: он, как известно, эмбриолог, гистолог и очень много занимался историей развития животных паразитов. Немалое достоинство в образовании г. Мечникова представляет далее то обстоятельство, что он обладает изумительной начитанностью по части физиологической и гистологической литературы. Наконец ... в университете он пользуется репутацией прекрасного преподавателя".Однако, несмотря на такую рекомендацию, кандидат был забаллотирован, и вскоре учитель и ученик оказались в Новороссийском университете в Одессе. Здесь на квартире молодого профессора математической физики Н.А. Умова собирался салон-кружок, душой которого был И.И. Мечников. Ежедневное общение с ним позволило И.М. Сеченову сказать:"Из всех молодых людей, которых я знавал, более увлекательного, чем молодой И.И., по подвижности ума, неистощимому остроумию и разностороннему образованию, я не встречал в жизни. Насколько он был серьезен и продуктивен в науке, настолько же жив, занимателен и разнообразен в дружеском обществе... Да и сердце у него стояло в отношении близких на уровне его талантов - без всяких побочных средств, с одним профессорским жалованьем он отвез свою первую больную жену на Мадеру, думая спасти ее, а сам в это время отказывал себе во многом и ни разу не проронил об этом ни слова. Был большой любитель музыки и умел напевать множество классических вещей, любил театр, но не любил ходить на трагедии, потому что неудержимо плакал" [1, с. 148-149].В Новороссийском университете И.М. Сеченов руководил кафедрой физиологии с 1871 по 1876 г., затем занимал ту же должность в Санкт-Петербургском (1876-1889) и Московском (1889-1901) университетах. В Петербурге его учеником был Н.Е. Введенский (впоследствии основатель собственной физиологической школы). Ему принадлежат следующие слова. "Как в жизни, так и в специальных трудах Сеченов жил и работал, подчиняясь лишь голосу внутреннего убеждения, внутреннего призвания" [7]. На эту черту, свойственную истинному ученому, обращали внимание практически все, кто общался с Иваном Михайловичем.Большой интерес представляют и воспоминания о И.М. Сеченове другого, московского, его ученика А.Ф. Самойлова, который осенью 1894 г., следуя своему призванию, покинул лабораторию И.П. Павлова в Институте экспериментальной медицины и перешел в физиологическую лабораторию Московского университета.
"Внешний его облик, манеры, его обращение, какая-то значительность всего его разговора соответствовали тому образу, какой у меня сочетался с этим обаятельным именем Сеченова. Если я скажу, что я увидел старика среднего роста, крепкого сложения, сухого, с крупными чертами лица в легких рябинах, с особенно странным цветом кожи лица какого-то бледного, зеленоватого отлива, - то, само собой разумеется, такое описание даст мало. Сеченова нужно было видеть! Его глаза и острый их взгляд не передаются словами. Лицо его было подвижно и выражало прекрасно его настроение, а настроение его довольно часто менялось. Прекрасно было его лицо, когда он был добр, или, вернее, когда он был в добром настроении. Он любил быть добрым. Он очень ценил доброту в других, он был и по существу своему добрым человеком, но его вспыльчивость, мнительность и даже некоторая подозрительность мешали ему удерживаться всегда на высоте своей природной доброты. Он умел быть временами очень строгим, он был по-своему прекрасен в моменты строгости, суровости, в моменты гнева и негодования, которые прорывались в нем особенно в случаях оценки несправедливости властей. Глаза его тогда поистине метали искры" [8, с. 257-258].
А.Ф. Самойлов. Начало 1890-х годов
Далее А.Ф. Самойлов описывает состояние И.М. Сеченова, получившего известие о смерти Г. Гельмгольца.
"Утром к 9 часам, как обычно появился Иван Михайлович. Он был в черном фраке, который надевал в торжественных случаях. Он имел встревоженный вид, был бледнее обыкновенного... имел в виду прочесть лекцию о Гельмгольце... Он не мог дочитать лекции до конца и должен был ее прервать, потому что во время лекции разрыдался. Он вышел из аудитории. Лицо его было мертвенно, слезы частыми каплями текли на его фрак... Рыдая и вздрагивая всем телом, повторял прерывающимся голосом: «Такой человек уходит в могилу». Пожилой человек, старик, видевший и переживший уже многое и много, плачет по поводу утраты чужого человека так, как плачут по поводу утраты самого близкого, родного человека. Впоследствии, когда я больше узнал И.М. и его труды, я мог лучше уразуметь и уяснить себе смысл рассказанного. Помимо чувства кровного родства, существует не менее сильное чувство духовного родства. Мне представляется, что облик Гельмгольца - физиолога, физиолога-философа и облик И.М. Сеченова близки, родственны друг другу и по характеру круга мыслей, их привлекавших и захватывавших, и по умению утверждать свою позицию трезвого естествоиспытателя в областях, где царила дотоле спекуляция философов" [8, с. 259].В "Автобиографических записках" И.М. Сеченов признает, что всю жизнь избегал именин и чествований. Он был принципиальным противником юбилеев и за все 45 лет служения науке и обществу ни разу не допустил публичных торжеств в связи со своей персоной. Вместе с тем ученый придавал большое значение оценке своих трудов коллегами. Так, когда в 1869 г. его избрали почетным членом Санкт-Петербургского университета, Иван Михайлович выразил "глубочайшую благодарность за великую честь". "Избрание это, -писал он 8 февраля 1869 г. ректору университета К.Ф. Кесслеру, - я считаю величайшей для себя наградой, потому что привык считать русские университеты главнейшими рассадниками добра и правды в нашем отечестве". (Примечательно, кстати, как И.М. Сеченов объяснял отказ от участия в выборах в Академию наук в 1860 г."Зная себе настоящую цену, я понял, что меня выбирают по поговорке: на безрыбье и рак рыба; к тому же я не имел никаких оснований думать, что окажусь достойным такой высокой чести и последующей деятельности; жить же с красными ушами не хотел и потому наотрез отказался" [1, с. 118-119]).Юбилей известного анатома, профессора Медико-хирургической академии В.Л. Грубера (его в 1840-х годах пригласил в Россию из Праги профессор МХА И.И. Пирогов) И.М. Сеченов одобрил, говоря, что тот достоин хвалебных слов "ввиду редкого в России трудолюбия и примерного выполнения принятых на себя обязанностей". Чествовали Грубера его коллеги по МХА и друзья. А вот тем, как отмечали в 1885 г. 25-летие деятельности лейб-медика Александра III и члена городской думы С.П. Боткина, остался недоволен."Юбилей Боткина был, по моему мнению, испорчен известной пышностью и тем, что празднику был придан характер чествования юбиляра не столько ученым сословием, сколько городом и его представителем, городским головой, словно звание Боткина, как гласного думы, шло впереди его ученых заслуг. Праздник в зале городской думы начался музыкальной кантатой, сочиненной на этот случай Балакиревым... В заключении всего в речи городского головы упоминалось имя Ньютона. Такое пересаливание, хотя и обычное в русских юбилеях, мне очень не нравилось; некоторые из приближенных заметили это и сочли, кажется, завистью с моей стороны; но завидовать, право, было нечему; положение именинника мне всегда казалось несколько глупым... сам Боткин заявил мне после всех своих праздников, что выносить юбилейные торжества - неприятная обязанность" [1, с. 166-167].С.П. Боткин
Настоящая слава пришла к ученому после смерти (он умер 2(15) ноября 1905 г. в Москве, был похоронен на Ваганьковском кладбище, в 1940 г. останки были перенесены на Новодевичье кладбище). Огромную роль в этом сыграл И.П. Павлов, который не был его непосредственным учеником, но часто встречался с ним на заседаниях Петербургского общества естествоиспытателей и на съездах русских естествоиспытателей и врачей *. Он неизменно подчеркивал, что И.М. Сеченов - основатель отечественной физиологии, создатель первой физиологической школы в России.
"До Сеченова профессор физиологии был только учитель, передатчик результатов работы европейских физиологов. Иван Михайлович Сеченов сделался, прежде всего, сам крупным деятелем науки, положив начало одному из важнейших отделов нервной системы - учению о явлениях задерживания..." [10, с. 11-12].Во "Введении" к своему труду "Двадцатилетний опыт объективного изучения в.н.д. (поведения) животных" Иван Петрович признавал, что в юношеские годы испытал влияние "Рефлексов головного мозга", где "была сделана... поистине для того времени чрезвычайная попытка... представить себе наш субъективный мир чисто физиологически... Напряжение и радость при открытии, вместе, может быть, с каким-либо другим личным аффектом ** и обусловили этот, едва ли преувеличенно сказать, гениальный взмах Сеченовской мысли" [11]."Факты торможения впервые привлекли к себе внимание научного мира 50 лет тому назад благодаря русскому уму, благодаря патриарху русской физиологии проф. Ивану Михайловичу Сеченову, - отмечал И.П. Павлов, - это ... явилось первой важной русской физиологической работой" [10, с. 32].
* В связи с присуждением И.П. Павлову Нобелевской премии И.М. Сеченов был одним из первых, кто выразил ему свое восхищение: "Примите, дорогой Иван Петрович, сердечный привет и поздравление с блистательным завершением Вашей плодотворной 25-летней деятельности, придавшей яркий блеск русскому имени. Дай Вам Бог работать и впредь с таким же успехом на славу нашей родины" [9, с. 67].** И.П. Павлов предполагал, что в период написания "Рефлексов" И.М. Сеченов "был охвачен эмоцией любви", и поэтому интересовался событиями его личной жизни, в частности, женитьбой на М.А. Боковой.
И.П. Павлов. 1904 г.
Сразу же после избрания в 1907 г. председателем Общества русских врачей И.П. Павлов заявил, что отныне в Петербурге в этом Обществе будут устраиваться ежегодные торжественные заседания, посвященные памяти И.М. Сеченова. По инициативе И.П. Павлова в декабре 1929 г. торжественно отмечалось 100-летие со дня рождения великого ученого. На специальном заседании с докладами и воспоминаниями выступили его ученики - М.Н. Шатерников, А.Ф. Самойлов, Ф.Е. Тур, Н.Н. Малышев. В 1935 г. в связи с XV Международным конгрессом физиологов (Ленинград-Москва), опять-таки по инициативе И.П. Павлова, были изданы "Избранные труды" И.М. Сеченова на русском и английском языках и выбита медаль с изображением основателя отечественной физиологии.
О любви и уважении И.П. Павлова к И.М. Сеченову свидетельствует и такой факт. В письме к М.Н. Шатерникову он просит прислать портреты ученого разных лет и, если возможно, помочь приобрести копию портрета, написанного И.Е. Репиным в 1889 г. (подлинник хранился в Третьяковской галерее), с тем, чтобы повесить его в кабинете президента АН СССР. Над этой работой художник трудился с перерывами (первый портрет 1884 г. был менее удачным), что явствует и из письма Ивана Михайловича жене: "Встретил Н.В. Стасову, которая просила ... от своего имени и от Репина, чтобы я уделял ему часа два для окончания портрета" [Цит. по: 12]. Что касается других портретов, в частности, того, где И.М. Сеченов изображен среди своих учеников во время профессорства в МХА, то И.П. Павлов хотел, чтобы он "занимал первое место на стенах физиологической академической лаборатории. Это ... самое лучшее и самое дорогое ее украшение" [9, с. 69].
ЛИТЕРАТУРА
1. Сеченов И.М. Автобиографические записки. М., 1907.
2. Житков Б.М. Иван Михайлович Сеченов в жизни. М.: Изд-во МОИП, 1944. С. 38.
3. Сеченов И.М. Собр. соч. М„ 1908. Т. 2.
4. Физиологический журнал. 1936. Т. 21. Вып. 5-6. С. 675-676.
5. Сеченов И.М. Избр. труды. М., 1935.
6. Мечников И.И. Академическое собр. соч. Т. 14. М.: Изд-во мед. лит-ры, 1959.
7. Введенский Н.Е. Полн. собр. соч. Т. VIII. Л.: Изд-во ЛГУ, 1963.
8. Самойлов А.Ф. Избр. труды. М.: Наука, 1967.
9. Переписка И.П. Павлова. Л.: Наука, 1970.
10. Неопубликованные и малоизвестные материалы И.П. Павлова. Л.: Наука, 1970.
11. Павлов И.П. Избр. труды. М.: Медицина, 1999. С. 311,
12. Коштоянц Х.С. Очерки истории физиологии в России. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1946. С. 330.