ВЕСТНИК РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК

том 70, № 4, с. 299-306 (2000)

© С.Г. Инге-Вечтомов

ПРИОНЫ ДРОЖЖЕЙ
И
ЦЕНТРАЛЬНАЯ ДОГМА МОЛЕКУЛЯРНОЙ БИОЛОГИИ

С. Г. Инге-Вечтомов

Инге-Вечтомов Сергей Георгиевич - член-корреспондент РАН,
заведующий кафедрой генетики и селекции ЛГУ.
Данное исследование было поддержано РФФИ (грант № 99-04-4960)

 

Современный взгляд на генетическую информацию запечатлен в таблице генетического кода [1]. В ней 61 из 64 возможных сочетаний по три основания рибонуклеиновой кислоты соответствуют 20 аминокислотам, из которых построены белки. Три оставшихся сочетания (UAA, UAG, UGA) представляют собой своего рода стоп-сигналы, или сигналы прекращения роста молекулы белка. Этот код квазиуниверсален, то есть справедлив (с небольшими модификациями) для всех живых существ [2].

Рис. 1. Пути переноса генетической информации (центральная догма молекулярной биологии)

Сплошные стрелки - универсальный путь переноса генетической информации; штриховые - пути, наблюдаемые в некоторых специальных случаях

Пути переноса генетической информации в клетке обобщает предложенная Ф. Криком так называемая центральная догма молекулярной биологии (рис. 1) [3]. Основной путь переноса: от генов - дезоксирибонуклеиновой кислоты (ДНК), способной к самовоспроизведению, - к рибонуклеиновой кислоте (РНК), иногда способной к самовоспроизведению, и, наконец, - к белкам. На этом этапе заканчивается путь переноса информации. Она не возвращается к нуклеиновым кислотам, а белки не способны к самовоспроизведению. До последнего времени считалось аксиомой, что чередование аминокислотных остатков в полипептидных цепях, то есть первичная структура белков, однозначно определяет характер их складывания и тем самым функциональную активность [4, 5]. Эти представления были поколеблены в значительной степени благодаря исследованиям, о которых пойдет речь дальше.

Центральная догма - своеобразное современное воплощение закона А. Вейсмана о ненаследовании модификаций, то есть изменений признаков, приобретаемых в онтогенезе.

ПРИОНЫ НАРУШАЮТ ЦЕНТРАЛЬНУЮ ДОГМУ?

На фоне этих представлений вполне еретически прозвучало открытие инфекционных белков-прионов, являющихся переносчиками ряда нейродегенеративных заболеваний человека и животных [6]. Основной вклад в концепцию инфекционных белков-прионов связывают с именем С. Прусинера, удостоенного за это Нобелевской премии в 1997 г. [7].

Из всех этих неизлечимых смертельных заболеваний человека и животных наиболее известно в последнее время так называемое коровье бешенство, оно же - губчатая болезнь мозга коров, или BSE (Bovine SponGIForm Encephalopathy).

Куру - первое, наиболее подробно исследованное в конце 50-х годов Д.К. Гайдушеком заболевание этого типа у человека, распространившееся среди членов племени Форе (Новая Гвинея) в результате ритуального каннибализма.

Кроме того, существуют еще три синдрома: болезнь Кройцфельда-Якоба, болезнь Герштона-Штресслера-Шейнкера и смертельная семейная бессонница.

РгРC РгРSc

Аналогичные болезни известны у целого ряда млекопитающих, прежде всего у овец и коз (а также у мышей, хомяков, кошек и др.) под названием скрэпи, или почесуха. Возбудителем всех этих заболеваний является инфекционный белок-прион, обозначаемый как РгРSc (от Scrapi). Этот белок имеет нормальный клеточный гомолог, то есть неболезнетворный и неинфекционный белок, обозначаемый как РгРC (от Cellular, то есть клеточный) [8]. Слово прион возникло как модифицированное сокращение английского: Protenacious Infection - белковая инфекция.

Особую "популярность" эти заболевания приобрели в связи с данными об инфекционности коровьего бешенства для человека. В последние годы идентифицирована новая разновидность болезни Кройцфельда-Якоба у человека, идентичная по некоторым молекулярным характеристикам BSE [9, 10]. Это имеет печальный эпидемиологический аспект, а также акцентирует возможность межвидового переноса прионной инфекции, что в общем-то было известно уже с начала 80-х годов из экспериментов с животными, прежде всего с мышками и хомячками, если не считать, что еще раньше Гайдушек показал заразность куру для обезьян [6, 11].

Характерным проявлением всех этих заболеваний на последних стадиях их развития служит образование в тканях головного и спинного мозга миелоидных тяжей и бляшек, состоящих из упомянутого прионного белка РгРSc. При этом ткани мозга на срезе приобретают вид губки. Отсюда и наименование "губчатая болезнь мозга".

Любая из перечисленных болезней может иметь три варианта возникновения:

а) инфекционный (уже упомянутый),

б) наследственный,

в) спорадический, то есть появление, казалось бы, без видимых причин, когда не просматривается ни наследственной предрасположенности, ни инфекции.


МОЛЕКУЛЯРНАЯ ГЕНЕТИКА ПРИОНОВ МЛЕКОПИТАЮЩИХ

Инфекционное начало оказалось ассоциированным именно с упомянутыми белковыми образованиями головного или спинного мозга. При этом белок-прион (РгРSc) из этих высокомолекулярных агрегатов и растворимый неинфекционный белок (РгРC) здоровых особей имеют одинаковую первичную структуру, то есть одинаковую аминокислотную последовательность, но различаются по вторичной и третичной структуре, то есть характером укладки полипептидной цепи (рис. 2).

Рис. 2. Предполагаемое изменение характера укладки полипептидной цепи
при превращении белка РгРC (а) в прион РгРSc (б)

В белке РгРSc обнаруживается существенно больше так называемых b-слоев - около 43% (в РгРC -3%)-и несколько уменьшается количество (43-34%) так называемых a-спиралей. При этом инфекционный белок, образующий уже упомянутые амилоидные тяжи, оказывается более кислотоустойчивым, термоустойчивым и более устойчивым к протеолизу, нежели его клеточный гомолог РгРC. Оказалось, что инфекционный белок возникает путем модификации своей структуры из обычного клеточного белка и при этом приобретает свойство инфекционности [8].

На короткий период конца 70-х - начала 80-х годов возникла гипотеза белковой наследственности, то есть наследственности без ДНК, коль скоро инфекционный агент - белок, а он к тому же еще и накапливается в зараженном организме, то есть воспроизводится. Эта сенсация просуществовала недолго, так как вскоре был открыт ген, который кодирует первичную структуру, то есть аминокислотную последовательность белка-приона и его клеточного предшественника. Ген оказался очень консервативным, то есть очень похожим у всех млекопитающих [12]. Функция его до сих пор точно неизвестна. Зато известно, что он необходим для развития заболевания. Мыши, лишенные этого гена, вполне жизнеспособны и практически здоровы [13], но не заболевают, если их инфицировать белком-прионом [14].

На рис. 3 показана структура этого гена (PRNP) человека. Сверху - известные варианты нормального полиморфизма, то есть аминокислотные замены, не приводящие к заболеванию. Внизу - мутационные замены, приводящие к нейродегенеративным заболеваниям [8].

Особый интерес представляет начальный конец гена и соответственно так называемый N-терминальный конец белка. Здесь закодированы пять повторов из восьми аминокислот.

Уменьшение числа повторов на один не сопровождается патологическими последствиями, в то время как увеличение числа повторов (известны варианты вплоть до 12 повторов) приводит к одной из наследственных форм заболевания [8]. Следовательно, эти повторы играют существенную роль в организации структуры белка и каким-то образом влияют на возможность его превращения в инфекционную форму.

Итак, наследственные варианты заболевания - результат мутационного изменения первичной структуры белка, облегчающего превращение его в прион и далее - превращение всех вновь синтезируемых полипептидов в прионную, патогенную и инфекционную форму.

Спорадическая форма заболевания - спонтанное изменение характера укладки полипептидной цепи, превращающее клеточный белок в прион, а далее - опять же превращение всех вновь синтезируемых полипептидов в прионную, то есть инфекционную и патогенную, форму. Здесь очень важно отметить, что при одной и той же первичной структуре, то есть одной и той же аминокислотной последовательности, без всяких изменений кодирующего гена может возникнуть несколько вариантов укладки приона, и эти различающиеся варианты укладки воспроизводятся при последующей инфекции. Они получили название штаммов или правильнее - клонов приона [15].

И, наконец, инфекционная форма прионных заболеваний - результат проникновения в организм, в клетку млекопитающих инфекционного белка, возникшего любым из двух упомянутых способов.

В стандартные концепции легко укладывается возникновение наследственных форм заболевания. Можно представить, что одна первичная структура служит основой для разных способов пространственной укладки белковой молекулы. Чего мы не понимаем - как одна форма укладки сменяет другую и как далее эта укладка воспроизводится. То, что это явление (воспроизведение пространственной структуры, или конформации) имеет место, доказывают изящные эксперименты с так называемыми трансгенными мышами, у которых собственный ген PRNP заменен на гомологичный ген человека (рис. 4).

Можно взять прион от людей, погибших от разных вариантов прионных заболеваний. Такие белки различаются по физико-химическим свойствам, выявляемым в электрофорезе, то есть по подвижности в электрическом поле после их частичного разрушения при помощи протеолиза [16, 17]. Если этими различающимися формами белка человека заразить такую мышь, то она рано или поздно заболеет (инкубационный период - около 150 дней) и можно выделить белок-прион с исходными характеристиками инфекционного начала [18]. Таким образом, в результате модификации пространственной структуры белка могут появляться штаммы, или клоны, прионов. Механизм этого явления остается загадкой.

ОБЩАЯ БИОЛОГИЯ ПРИОНОВ

В последние годы, начиная с 1993 г., вся эта экзотика, касавшаяся определенной категории заболеваний у млекопитающих, приобрела общебиологическое значение. Аналогичные явления были расшифрованы у грибов, в первую очередь у дрожжей. Эти исследования составляют предмет отечественного приоритета. Они выполнены в трех коллективах: на кафедре генетики Ленинградского, ныне Санкт-Петербургского, государственного университета, в Кардиологическом центре Минздрава в Москве в лаборатории профессора М.Д. Тер-Аванесяна и в Институте молекулярной биологии РАН им. В.А. Энгельгардта в лаборатории члена-корреспондента РАН Л.Л. Киселева в кооперации с некоторыми зарубежными коллегами.

Проведенные исследования представляют собой прекрасную иллюстрацию ревнивого высказывания Ч. Вайсмана, одного из классиков прионологии: "Явления, открытые у высших эукариот (к которым относятся и млекопитающие. - С. И.-В.), приобретают дополнительную респектабельность, если они также обнаруживаются у дрожжей" [19]. Как мы увидим, речь пойдет не только об иллюстративности.

У дрожжей нет ни мозгов, ни нервов, и потому по определению речь не может идти о нейродеге-неративных заболеваниях этих объектов. Тем не менее есть белки, характер изменчивости и наследование которых доказывают существование прионов и у дрожжей.

Что это за белки? Чтобы ответить на этот вопрос, вернемся к таблице генетического кода. 61 кодон, или триплет, этой таблицы узнают специальные транспортные РНК (тРНК), и только три оставшихся кодона - знаки терминации, или стоп-сигналы, узнают специальные белки. Это было известно у бактерий, а в последние годы сходные белки обнаружены и у эукариот млекопитающих, лягушек и дрожжей. Гены, кодирующие эти белки, мы изучаем у дрожжей с середины 60-х годов [20], а в 1970 г. нами было высказано предположение, что эти гены дрожжей (SUP35 и SUP45) кодируют именно белки, вовлеченные в процесс терминации трансляции [21]. Позже эта гипотеза получила подтверждение в прямых биохимических исследованиях Л.Л. Киселева и других, идентифицировавших продукты генов SUP45 и SUP35 как факторы терминации трансляции eRF1 и eRF3 соответственно [22, 23]. В начале 90-х годов нам удалось выяснить в совместных исследованиях, прежде всего с группой М.Д. Тер-Аванесяна, что один из этих генов, а именно ген SUP35, кодирует дрожжевой прион.

РАСШИФРОВКА СИСТЕМЫ SUP35-[PSI]

В любом гене стоп-сигнал может появиться не на своем месте в результате мутации. Тогда синтез соответствующего белка будет блокирован, поскольку произойдет преждевременная терминация синтеза этого белка. Если же инактивировать упомянутый уже белок-фактор терминации, узнающий стоп-сигналы, они же нонсенсы, то эти сигналы будут читаться как значащие и синтез соответствующего белка будет восстановлен. Это явление называется нонсенс-супрессией. Отсюда и название гена SUP от английского suppression. Тогда, имея нонсенс-кодоны не на своем месте в каких-либо генах, мы легко можем видеть, работает ли этот самый белок-фактор терминации. Есть супрессия - не работает. Нет супрессии - работает.

Оказалось, что фактор терминации можно инактивировать двумя способами: мутационным путем, и тогда соответствующий нонсенс-супрессор наследуется, согласно менделевской схеме, как ядерный ген [21].

Тот же белок может быть инактивирован за счет его модификации без изменения гена. Тогда нонсенс-супрессор передается с цитоплазмой и не обнаруживает менделевского расщепления. Собственно, такой цитоплазматический супрессор был известен давно, его открыл британец Б. Кокс в 1965 г. и назвал [PSI]-фактором [24]. С тех пор никому не удавалось объяснить физическую природу его наследования.

Наш результат заключался в том, что мы сумели показать: усиление экспрессии нормального немутантного гена SUP35, кодирующего фактор терминации, приводит с большой частотой к возникновению этого самого цитоплазматически наследуемого нонсенс-супрессора, или [РSI]-фактора [25,26]. Появление в клетке большого числа молекул фактора терминации при сверхэкспрессии гена SUP35 увеличивает вероятность, в пересчете на клетку, его перехода в иную, полностью или частично неактивную конформацию. Возникает нонсенс-супрессия. Очевидно сходство с прионами млекопитающих.

Именно эти результаты и использовал Р. Уикнер, когда произнес словосочетание "прионы дрожжей" [27]. Белковая природа дрожжевого приона - [РSI]-фактора - была доказана тем, что необходима именно активная "наработка" белка, кодируемого геном SUP35, а не увеличение копийности этого гена или количества соответствующей информационной РНК [26].

Инфекционен ли дрожжевой прион? Инфекционность PSI-фактора можно показать, передавая при гибридизации только цитоплазму дрожжей, но не передавая ядро, в котором локализован ген SUP35. При этом вместе с цитоплазмой передается и свойство нонсенс-супрессии.

СХОДСТВО ПРИОНОВ МЛЕКОПИТАЮЩИХ И ДРОЖЖЕЙ

Основные черты сходства двух прионных систем - млекопитающих и дрожжей - суммированы в таблице 2. Плюсы означают наличие того или иного свойства в системе. Вопросы соответствуют неопределенным результатам. Использование дрожжевой системы позволило однозначно доказать участие белков-шаперонов, то есть белков, ответственных за складывание других белков клетки, в образовании и воспроизведении прионов. Действительно, как при сверхэкспрессии, так и при инактивации гена, кодирующего один из шаперонов (HSP104) дрожжей, [PSI]-фактор, он же дрожжевой прион, не возникает и не воспроизводится, если он уже присутствовал в клетке [28].

Особенностью и преимуществом дрожжевой модели является возможность изгнать прион, "вылечить" клетки, действуя на них небольшими концентрациями (5 мМ) гидрохлорида гуанидина [29]. При этом мы убедились в том, что затем в таких излеченных клетках могут вновь появиться [PSI]-прионы, различающиеся так же, как различаются клоны (они же штаммы) приона млекопитающих. Эти факты были одними из первых аргументов в пользу наличия в геноме дрожжей структурного гена, кодирующего загадочный в то время [PSI]-фактор [30].

Особое внимание следует уделить чертам сходства структуры этих двух в целом разных белков - РгР млекопитающих и фактора терминации eRF3 дрожжей. В обоих случаях в начальной N-терминальной части полипептида (рис. 5) есть характерные аминокислотные повторы, обогащенные глицином (G), глутамином (Q) и ароматическими аминокислотами (W, Y) [8, 31]. Такие структуры склонны к образованию b-слоев, которыми и обогащены белки-прионы в отличие от своих клеточных предшественников. Этот участок дрожжевого белка оказался принципиально важным для прионизации, то есть превращения фактора терминации в [PSI] - дрожжевой прион. Если этот участок убрать, делегировать из хромосомы соответствующий участок гена, не удастся ни индуцировать прион, ни "размножать его", если он уже есть в клетке. Тогда он просто теряется [32]. Увы, нельзя убрать весь ген. Ген SUP35, кодирующий фактор терминации синтеза белка у дрожжей, незаменим. В этом отличие прионной системы человека от такой же системы млекопитающих.

Рис. 5. Сравнение аминотерминальных участков в белке-прионе человека (РгР Homo sapiens) и белке-факторе терминации трансляции eRF3, кодируемом геном SUP35 дрожжей (Sup35p Saccharomyces cerevisiae) Выделены повторяющиеся аминокислотные последовательности. Цифры - положения аминокислотных остатков


Значение концевых повторов в индукции и "размножении" дрожжевых прионов подчеркивает и тот факт, что для индукции [PSI]-фактора достаточно в клетке сверхэкспрессировать не весь ген, а только ту его часть, которая кодирует эти повторы [26].

РАЗМНОЖЕНИЕ ПРИОНА

Область исследования дрожжевых прионов очень быстро стала модной на Западе. В течение весны и лета 1997 г. в двух американских лабораториях были получены сенсационные результаты. Было показано, что дрожжевые прионы в клетках образуют такие же белковые агрегаты, как и прионы млекопитающих в тканях мозга [33]. Более того, удалось показать, что образование дрожжевого приона может происходить вне клетки - в бесклеточном растворе [34]. Причем для этого достаточно только фрагмента белка, содержащего прионизирующие повторы [35].

Самые интересные результаты по эффективному размножению приона в бесклеточной системе получила группа М.Д. Тер-Аванесяна. Если в экстракт из клеток, не содержащих [РSI]-фактор, добавить очень небольшое количество экстракта из клеток, содержащих этот дрожжевой прион, то количество белка-приона быстро нарастает. Теперь в качестве затравки можно взять немного материала из этой смеси и вновь добавить его в экстракт из клеток без [PSI]-фактора. Результат будет тем же самым. И это можно повторять бесконечно [36].

ГИПОТЕЗА КОНФОРМАЦИОННЫХ МАТРИЦ

Открытым остается вопрос о механизмах возникновения нового характера укладки (конформации) белка приона и последующего воспроизведения этой конформации. Очевидно, что спонтанно возникший или привнесенный в клетку прион далее превращает все вновь синтезируемые полипептиды с идентичной или очень близкой ему первичной структурой в свое подобие [6]. Напрашивается гипотеза о существовании своеобразного механизма копирования конформации, или гипотеза конформационных матриц.

В пользу этого предположения говорит результат, недавно полученный в нашей лаборатории. Если в дрожжевую клетку, не содержащую [PSI]-фактор, но потенциально способную его поддерживать, ввести искусственно сконструированный ген, кодирующий прионизующий пептид, - те аминокислотные повторы, которые содержит фактор терминации с пришитым к нему геном ADE-2, кодирующим один из ферментов синтеза пуринов [37], то в клетке появляется дрожжевой прион - [РSI]-фактор. Такая реакция является следствием введения в клетку дополнительной копии прионизующего пептида. О прионизации фактора терминации eRF3 мы судим по появлению нонсенс-супрессии. Этот прион можно изгнать при помощи гидрохлорида гуанидина, как и обычный дрожжевой прион. Интересно, однако, что такой прион можно изгнать и другим способом - просто потеряв из клетки введенный ранее искусственный ген. Следовательно, возникший или индуцированный в клетке дрожжевой прион требует для своего последующего размножения именно тот же белок, который его индуцировал.

Дело в том, что если вы индуцируете прион, используя дополнительные копии непосредственно гена SUP35, кодирующего фактор терминации, способный прионизироваться и превращаться в [PSI]-фактор, то потеря этой дополнительной копии гена, или прекращение его сверхэкспрессии, не приведет к потере [PSI] [25], ибо такой же ген останется в хромосоме и материал, необходимый для воспроизведения прионной конформации, будет синтезироваться в клетке. Искусственно индуцированный [PSI]-фактор "помнит" индуцировавший его белок и требует его присутствия для дальнейшего "размножения". Налицо характеристика матричного процесса, но при этом воспроизводятся не сами молекулы белка, а только их конформация.

Таким образом, в клетке, видимо, существуют две категории матричных процессов: копирование последовательностей ДНК и РНК (см. рис. 1) и копирование конформации, характерное по крайней мере для некоторых белков. Своего рода матричное воспроизведение конформации имеет место в таких процессах, как образование структур цитоскелета при росте актиновых и тубулиновых волокон, воспроизведение ядерной мембраны, копирование внешнего кортекса у простейших. Эти механизмы могут лежать в основе так называемой эпигенетической наследственности/изменчивости.

Вряд ли можно считать случайным совпадением то, что исследуемые нами факторы терминации синтеза белка имеют непосредственное отношение к функциям цитоскелета. Дело в том, что мутации по гену SUP35, кодирующему фактор терминации, приводят не только к нонсенс-супрессии. Они делают клетки сверхчувствительными к беномилу - агенту, специфически разрушающему микротрубочки, входящие в состав цитоскелета и образующие нити, ответственные за правильное расхождение хромосом [38]. Видимо, поэтому упомянутые мутанты проявляют повышенную нестабильность хромосом в митозе. К аналогичному эффекту в мейозе приводит инактивация гомолога SUP35 у мухи Drosophila melanogaster [39].

На основании этих данных можно предположить, что дрожжевой прион - своеобразный побочный результат процесса обычного конформационного копирования элементов цитоскелета в клетке.

Результаты данного исследования показывают, что феномен прионов не является экзотикой, характерной для млекопитающих, а скорее - частным случаем общебиологического механизма, лежащего в основе эпигенетического наследования. На это же указывает изучение другого приона дрожжей - фактора [URE3], вовлеченного в регуляцию метаболизма азота. Он был открыт в 1971 г. Ф. Лакрутом [40]. Известен также прион het-s, контролирующий тип несовместимости у гриба Podospora anseria, открытый недавно в лаборатории Бежере [41].

В результате представленной здесь работы создана модельная система для изучения у дрожжей механизма возникновения и поисков лечения прионных заболеваний человека и животных. Преимущества данной модели очевидны. Дрожжи - прекрасно разработанный молекулярно-генетический объект. Известна полная последовательность ДНК его генома. Он дешевле мышей, у него больше разрешающая способность генетического анализа, а кроме того, эти исследования свободны от морально-этических проблем, связанных с правами человека и животных. Дрожжевые прионы, в отличие от прионов млекопитающих, не представляют опасности для человека.

Если теперь вернуться к началу нашего рассказа - к центральной догме молекулярной биологии (см. рис. 1), то ее следует дополнить. Необходимо ввести в нее возможность модифицирования и копирования конформации белков.

ЛИТЕРАТУРА

1. Crick F.H.C. The genetic code - yesterday, today, and tomorrow // Cold Spring Harbor Symp. Quant. Biol. 1966. V. 31. P. 3-9.

2. Osava S., Jukes Т.Н., Watanabe K., Muto A. Recent evidence for evolution of the genetic code // Microbiol. Rev. 1992. V. 56. P. 229-264.

3. Айала Ф., Кайгер Дж. Современная генетика. Т. 2. М.: Мир, 1988. С. 34-66.

4. Sanger F. The structure of insulin // Currents in Biochemical Research. Wiley Interscience. N.Y., 1956.

5. Сенгер Ф. Лауреаты Нобелевской премии. Т. 2. М.: Прогресс, 1992. С. 379-383.

6. Aguzzi A., Weissmann С. Prion research: the next frontiers //Nature. 1997. V. 389. P. 795-798.

7. Prusiner S.B. Prions // Proc. Natl. Acad. Sci. USA. 1998. V. 95. P. 13363-13383.

8. Prusiner S.B. Molecular biology and pathogenesis of prion diseases //TIBS. 1996. 21 December. P. 482-487.

9. Collinge J., Sidle K.C.L., Meads J., Ironside J., Hill A.F. Molecular analysis of prion strain variation and the aetiology of "new variant" CJD // Nature. 1996. V. 383. P. 685-690.

10. Almond J., Pattison J. Human BSE // Nature. 1997. V. 389. P. 437-438.

11. Prusiner S.B., Scott M.R., DeArmond S.J., Cohen F.E. Prion protein biology // Cell. 1998. V. 93. P. 337-348.

12. Gabriel J.-M., Oesch B., Kretzschmar H., Scott M., Prusiner S.B. Molecular cloning of a candidate chicken prion protein //Proc. Natl. Acad. Sci. USA. 1992. V. 89. P. 9097-9101.

13. Bueler H., Fischer M., Lang Y., Bluetmann H., Lipp H.-P., DeArmond S.J., Prusiner S.B., Aguet M., Weissmann C. Normal development and behaviour of mice lacking the neuronal cell-surface PrP protein // Nature. 1992. V. 356. P. 577-582.

14. Sailer A., Bueler H., Fischer M., Aguzzi A., Weissmann C. No propagation of prions in mice devoted of PrP // Cell. 1994. V. 77. P. 967-968.

15. Bessen R.A., Marsh R.F. Distinct PrP proteins suggest the molecular basis of strain variation in transmissible mink encephalopathy //J. Virol. 1994. V. 68. P. 7859-7868.

16. Aguzzi A., Weissmann C. A suspicious signature // Nature. 1996. V. 383. P. 666-667.

17. Parchi P., Capellari S., Chen S.G., Petersen R.B., Gambetti P., Kopp N., Brown P., Kitamoto Т., Tateishi J., Giese A., Kretzschmar H. (with reply by: Collinge J., Hill A.F., Sidle K.C.L., Ironside J.). Typing prion iso-forms // Nature. 1997. V. 386. P. 233-234.

18. Prusiner S.B., Scott M.R. Genetics of prions // Ann. Rev. Genet. 1997. V. 31. P. 139-175.

19. Weissmann C. The Prion Connection: Now in Yeast? // Science. 1994. V. 264. P. 528-530.

20. Инге-Вечтомов С.Г. Реверсии к прототрофности у дрожжей, нуждающихся в аденине // Вестник Лен. университета. Сер. 3, Биол. 1964. № 2. С. 112-116.

21. Инге-Вечтомов С.Г., Андрианова В.М. Рецессивные суперсупрессоры у дрожжей // Генетика. 1970. Т. 6. С. 103-116.

22. Frolova L., Le Goff X., Rasmussen H., Cheperegin C., Drugeon G., Kress M., Arman I., Haenni A .-L., Celis J., Philippe M., Justesen J., Kisselev L. A highly conserved eukaryotic protein family possessing properties of polypeptide chain release factor // Nature. 1994. V. 372. P. 701-703.

23. Zhouravleva G., Frolova L., Le Goff X., Le Guillec R., Inge-Vechtornov S.G., Kisselev L., Philippe M. Termination of translation in eukaryotes is governed by two interacting polypeptide chain release factors eRF1 and eRF3 // EMBO J. 1995. V. 14. P. 4065^072.

24. Сох B.S. Y, a cytoplasmic suppressor of super-suppression in yeast // Heredity. 1965. V. 20. P. 505-521.

25. Chernoff Yu.O., Derkach I.L., Inge-Vechtornov S.G. Multicopy SUP35 gene induces de novo appearance of psi-like factors in the yeast Saccharomyces cerevisiae // Curr. Genet. 1993. V. 24. P. 268-270.

26. Derkatch I.L., Chernoff Y.O., Kushnirov V.V., Inge-Vechtornov S.G., Liebrnan S.W. Genesis and variability of [PSI] prion factors in Saccharomyces cerevisiae // Genetics. 1996. V. 144. P. 1375-1386.

27. Wickner R.B. [URE3] as an altered URE2 protein: evidence for a prion analog in Saccharomyces cerevisiae // Science. 1994. V. 264. P. 566-569.

28. Chernoff Yu.O., Lindquist S.L., Ono B., Inge-Vechtomov S.G., Liebrnan S.W. Role of the chaperone protein Hsp104 in propagation of the yeast prion-like factor [PSI+] // Science. 1995. V. 268. P. 880-884.

29. Tuite M.F., Mundy C.R., Cox B.S. Agents that cause a high frequency of genetic change from [psi+] to [psi-] in Saccharomyces cerevisiae // Genetics. 1981. V. 98. P. 691-711.

30. Тиходеев О.Н., Гетманова Е.В., Тихомирова B.Л., Инге-Вечтомов С.Г. Неоднозначность трансляции у дрожжей: генетический контроль и модификации // Молекулярные механизмы генетических процессов. Сборник. M.: Наука. 1990. С. 218-228.

31. Kushnirov V.V., Ter-Avanesyan M.D., Telckov M.D., Surguchov A.P., Smirnov V.N.. Inge-Vechtornov S.G. Nucleotide sequence of the SUP2 (SUP35) gene of Saccharomyces cerevisiae // Gene. 1988. V. 66. P. 45-54.

32. Ter-Avanesyan M.D., Kushnirov V.V., DagkesamanskayaA.R., Didichenko SA., Chernoff Yu.O.,lnge-Vechtomov S.G., Smirnov V.N. Deletion analysis of the SUP35 gene of the yeast Saccharomyces cerevisiae reveals two nonoverlapping functional regions in the encoded protein // Molec. Microbiol. 1993. V. 7. P. 683-692.

33. Lindquist S. Mad cows meet Psi-chotic yeast: The expansion of the prion hypothesis // Cell. 1997. V. 89. p. 495-498.

34. Glover J.R., Kowal A.S., Schirmer E.G., Patino M.M., Liu J.J., Lindquist S. Self-seeded fibers formed by Sup35, the protein determinant of [PSI+], a heritable prion-like factor of S. cerevisiae // Cell. 1997. V. 89. P. 811-819.

35. King C.-Y., Tittman P., Gross H., Geber R., Aebi M., Wuthrich K. Prion-inducing domain 2-114 of yeast Sup35 protein transforms in vitro into amyloid-like filaments // Proc. Natl. Acad. Sci. USA. 1997. V. 94. P. 6618-6622.

36. Paushkin S. V., Kushnirov V.V., Smirnov V.N., Ter-Avanesyan M.D. In vitro propagation of the prion-like state of yeast Sup35 protein // Science. 1997. V. 277. P. 381-383.

37. Inge-Vechtornov S.G., Sasnauskas K., Alenin V.V., Borchsenius A.S., Zadorsky S.P., Forafonov F.S. Fusion of N-terminal part of Sup35p with Ade2p and the problem of artificial yeast prion. Abstracts of "The Sixteenth International Symposium on the Life Sciences [1997]. Molecular Recognition in Biological Systems" at Kyoto Research Park. Kyoto, Japan. 1997. P. 30-33.

38. Tikchomirova V.L., Inge-Vechtornov S.G. Sensitivity of sup35 & sup45 mutants in Saccharomyces cerevisiae to anti-microtubule drug benomyl // Curr. Genet. 1996. V. 30. P. 44^9.

39. Basu J., Williams B.C., Lee Z.X., Williams E.V., Goldberg M.L. Depletion of a Drosophila homolog of yeast Sup35p disrupts spindle assembly, chromosome segregation and cytokinesis during male meiosis // Cell Motility and the Cytoskeleton. 1998. V. 39. P. 286-302.

40. Lacrout F. Non-Mendelian mutation allowing ureido-succinic acid uptake in yeast // J. Bacteriol. 1971. V. 106. P. 519-522.

41. Coustou V., Deleu C., Saupe S., Begueret J. The protein product of the het-s heterokaryon incompatibility gene of the fungus Podospora anserina behaves as a prion analog // Proc. Natl. Acad. Sci. USA. 1997. V. 94. P. 9773-9778.



VIVOS VOCO
Май 2000