VIVOS VOCO: А.А. Любищев, "О русских и мемуарах Ллойд-Джорджа"

Читателям "Химии и жизни", очевидно, знакомо имя профессора Александра Александровича Любищева (1890-1972). О нем рассказывалось и в нашем журнале (1976, № 12), и в "Науке и жизни", и в "Знание - сила". Широко известна документальная повесть Даниила Гранина о А.А. Любищеве "Эта странная жизнь" - жизнь одного из последних биологов-энциклопедистов. Однако начиналась научная деятельность А.А. Любищева не с биологии, а с химии, причем военной химии. Об этом свидетельствует его впервые публикуемая (с незначительными сокращениями) статья, написанная в январе 1969 г. Эта статья добавляет новые краски к портретам известных наших химиков - академиков В.Н. Ипатьева и Н.Д. Зелинского, а также и самого А.А. Любищева. Упоминаемые в статье "Военные мемуары" Д. Ллойд-Джорджа вышли на русском языке в шести книгах в 1934-1937 гг.

После окончания Петербургского университета, с осени 1915 г. до весны 1918 г., я работал сначала в комиссии по заготовке взрывчатых веществ, а затем в Химическом комитете при Главном артиллерийском управлении под началом крупного ученого-химика Владимира Николаевича Ипатьева (академик, генерал-лейтенант), о котором я сохранил самую светлую память. Я имел постоянное общение с квалифицированными специалистами, присутствовал на заседаниях Химического комитета, мне приходилось составлять разные бумаги в высшие инстанции и при этом познакомиться с большим числом материалов, не исключая и секретных.

И вот недавно, читая выпущенные в 1934 г. мемуары Ллойд-Джорджа, который был премьер-министром Англии во время первой мировой войны, я имел возможность сопоставить то, что пишет о России Ллойд-Джордж, с реальными данными. <...>

К России и русским Ллойд-Джордж относился с сочувствием и уважением. Он очень высоко оценивал боевые качества русского солдата:

"На восточном фронте германцам и австрийцам противостоял враг, который мог выставить миллионы храбрецов, известных своим бесстрашием и военным искусством, нуждавшийся только в соответствующем вооружении, чтобы его число и доблесть могли сломить всякое сопротивление". "По храбрости и выносливости, - пишет Ллойд-Джордж, - русский солдат не имел себе равного среди союзников и врагов." <...>

Но когда он начинает говорить о русских химиках, то тут получается такая развесистая клюква, что диву даешься.

"...Русские химики - люди исключительных знаний, способностей и силы воображения. В начале 1915 г. русское интендантское управление (надо было сказать Главное артиллерийское управление, ГАУ.- А.Л.) встретилось с такими же затруднениями, которые пришлось преодолеть и нам. Недоставало взрывчатых веществ, которые до сих пор употреблялись для снарядов и патронов, и было необходимо немедленно найти новый вид взрывчатых веществ. Дело было передано химикам. Через несколько недель, после того как ученые химики не пришли, по-видимому, ни к какому практическому результату, в лаборатории был послан запрос, чтобы установить, насколько удалось приблизиться к разрешению проблемы. Оказалось, что химики забыли о срочной задаче, которая им специально была поручена. В своих экспериментах они натолкнулись на новое химическое открытие, которое было для них гораздо более важно, чем взрывчатые вещества для снарядов, и они продолжали работать над ним с интересом и энтузиазмом, заставившим их забыть, что их родина была вовлечена в борьбу с внешним врагом не на жизнь, а на смерть и что к ним обратились за помощью в попытке предупредить грозившую катастрофу".

Прямо-таки какая-то арабская сказка! Ведь если бы дело обстояло именно так, то правительство имело бы полное основание привлечь всех химиков по обвинению в явном вредительстве. И как это все химики могли забыть о правительственном поручении? На самом деле все обстояло совершенно иначе.

Прежде всего замечу, что артиллеристы строго различают пороха, служащие для выталкивания пули или снаряда из орудия и обладающие относительно медленным горением, и взрывчатые вещества, которыми начиняют снаряды и мины и которые характеризуются почти мгновенным взрывом, отчего ими нельзя пользоваться как порохами (дуло орудия будет взорвано).

Хорошие взрывчатые вещества должны быть наиболее безопасны в обращении и взрываться не от удара, а главным образом от детонаторов, которыми являются в ружьях гремучая ртуть, а в снарядах главным образом тетрил. Для бездымного пороха основным материалом является клетчатка (хлопок, лигнин и проч.), в которой дефицита не было, и я не слыхал, чтобы проявлялась особая забота об увеличении производства бездымного пороха.

Что касается же взрывчатых веществ, то запаса их хватило только на осеннюю кампанию 1914 г., и встал вопрос об их производстве. Химики вовсе не были так беспечны, как пишет Ллойд-Джордж. Подавляющее большинство их были убежденными оборонцами, и вскоре после начала войны при научном Физико-химическом обществе образовался специальный Военно-химический комитет, члены которого принимали активное участие и в комиссии по заготовке взрывчатых веществ, и позднее в образовавшемся на ее базе Химическом комитете, который ведал кроме взрывчатых веществ расширением производства серной кислоты, удушающими средствами, противогазами и огнеметами. Были, конечно, и собственно химические задачи, но перед Химическим комитетом главная задача была организационная - организовать на частных заводах производство взрывчатых веществ и исходных продуктов. И эта задача под руководством академика генерал-лейтенанта Владимира Николаевича Ипатьева была разрешена исключительно блестяще.

Ипатьев совмещал в себе качества крупного ученого, блестящего организатора, совершенно чуждого бюрократизму и работавшего прежде всего на основе выдвижения молодежи, что крайне шокировало генералов из ГАУ. Например, на должностях артиллерийских приемщиков на заводах (где полагался если не генерал, то по крайней мере полковник) у него состояли прапорщики и подпоручики, был, помню, один штабс-капитан (Баринов) и один капитан (Аккерман). Согласно этому же принципу и я попал на должность начальника канцелярии, должность пятого класса, т. е. полковничья. <...)

В царской России уже до войны тротил был признан основным взрывчатым веществом, и расширение его производства было связано с расширением производства основного материала - толуола, добываемого при перегонке каменного угля при производстве кокса. Но коксовая промышленность царской России не использовала продукты перегонки угля, а выпускала их в воздух. Из книги Ллойд-Джорджа ясно, что и в Англии большинство продуктов перегонки не использовалось, иначе у нее не было бы недостатка в толуоле, так как коксовальных печей в Англии достаточно. Мало того, в царской России уже поняли, что необходимо иметь отечественный толуол для производства тротила (а не ввозить его из Германии, так как в случае войны можно оказаться без сырья). Поэтому заводы взрывчатых веществ (было несколько казенных, были и частные) обязали использовать толуол отечественного производства. Но тут царские чиновники не доглядели. Был один завод, кажется, в Ревеле. Он покупал сырой бензол (содержащий бензол, толуол, ксилол и другие вещества), разгонял его и потом продавал толуол "отечественного производства", так как Ревель был в России.

Вопрос о необходимости добычи толуола из сырого бензола был поднят уже в 1914 г. Война же началась 1 августа 1914 г., и в августе же в Донбасс была послана комиссия Сапожникова (химик, написавший в то время вместе с Ипатьевым учебник химии, полковник или генерал-майор, не помню) для выяснения вопроса, в какой срок можно организовать путем перестройки коксовальных печей Донбасса рекуперацию отходящих газов. Комиссия пришла к неутешительному выводу, что это можно сделать примерно в 2-3 года - такой срок, конечно, никого не устраивал.

Этим не удовлетворились, и Военное министерство (министром был Сухомлинов, которого наши ультрапатриоты потом обвиняли в измене, он был предан суду после февральской революции) послало вторую комиссию, на этот раз В.Н. Ипатьева.

Ипатьев решительно отверг выводы Сапожникова и показал, что можно получить сырой бензол через 8-9 месяцев. Ипатьеву и поручили руководство комиссией по заготовке взрывчатых веществ, и он выполнил свое обещание: осенью 1915 г. у нас уже был сырой бензол, а следовательно, и толуол, и тротил.

Так как ждать осени 1915 г. было невозможно, то Военное ведомство сделало большие заказы нашим союзникам и в США. Однако и в Англии, и во Франции в достаточном количестве тротила не было, к лету 1915 г. положение со взрывчатыми веществами было для русской армии критическое. Расход снарядов во всех странах был гораздо выше намеченного, и Германия за лето и осень 1914 г. расстреляла свои запасы снарядов, но так как ее химическая промышленность была на высоте, то за зиму 1914-1915 гг. она сумела вновь накопить огромный запас снарядов, чего ее противники сделать не сумели. Все же Россия, в значительной степени благодаря организаторскому таланту В.Н. Ипатьева, к концу войны была снабжена всевозможными взрывчатыми веществами, так что их хватило и на гражданскую войну, во время которой производство снарядов очень пало. <...>

В России лилит основным взрывчатым веществом никогда не был, и еще до войны перешли к тротилу. В Англии же, читаем мы у Ллойд-Джорджа (с. 391), "принятие ТНТ в качестве основного сильно взрывчатого вещества произошло за два или три месяца перед тем, как началась война, и я сомневаюсь, было ли к началу войны обеспечено производство 20 т ТНТ в неделю во всей Великобритании". Ллойд-Джордж не указывает прямо, чем вызвана такая решительная замена привычного для англичан лилита на тротил, но на с. 426 он упоминает: "Потеря 36 орудий в месяц вследствие преждевременных взрывов побивает рекорд взрывов в какой бы то ни было другой артиллерии в этой войне" - по-видимому, это были взрывы старых снарядов с пикратом железа, но ни намека на это в книге нет.

О противогазах: на той же странице, где Ллойд-Джордж изложил сказку о русских химиках, разобранную выше, он пишет и другую сказку о противогазах.

"Вот еще одна иллюстрация тех же практических недостатков русского темперамента. Когда немцы применили в России первую газовую атаку, были вначале использованы такие же примитивные предохранительные средства, что и у нас, которые были изобретены тут же на месте. Когда этих средств оказалось недостаточно, обратились за помощью к англичанам и французам. Нас просили немедленно доставить партию противогазов, которые были изобретены для защиты союзных войск на Западе. Мы немедленно послали в Петроград сотни тысяч масок последнего образца. Перед тем как отправить их на фронт, они были представлены предварительно русскому химику, который не колеблясь пришел к заключению, что противогазы далеко не во всех отношениях хороши. Поэтому партию задержали в Петрограде, пока русские профессора были заняты изобретением лучших масок. Превосходный противогаз так и не был изобретен. Английские маски были в конце концов отосланы по назначению, но за это время много тысяч храбрых солдат задохлось от газа".

Такова сказка. Если бы она хоть в какой-то степени соответствовала действительности, то русских химиков, причастных к этому делу, надо бы отдать под суд по обвинению в преступной халатности, но здесь, как и в деле взрывчатых веществ, русские химики, прежде всего академик Зелинский, оказались на высоте.

Так как применение удушающих средств (в первую очередь хлора) было совершенно неожиданным, то сначала изготовляли кустарно маски из марли, пропитанной гипосульфитом (помню даже, предлагалось тыловым дамам шить такие маски, и это делалось некоторое время). Однако такие маски не были универсальными, а немцы применяли много отравляющих веществ: хлорпикрин, потом иприт и проч. Я не видел масок английского и французского производства, но хорошо знаю, что в России скоро были изобретены и широко применялись противогазы Куманта - Зелинского, позднее прибавилась еще фамилия князя Авалова.

Вклад Куманта был невелик: он просто предложил резиновую маску, к которой прикреплялся сам противогаз. Зелинский же внес оригинальную идею: использовать активированный березовый уголь, который поглощал все посторонние примеси. Это оказалось очень удачным, но первоначально противогаз Куманта-Зелинского не имел клапанов, и потому дыхание в нем было очень затруднено. Авалов изобрел клапан для выдыхания, только вдыхание шло через противогаз, и работать в противогазе стало значительно легче.

Насколько мне известно по разговорам в Химическом комитете со специалистами, противогаз Зелинского был лучше даже немецкого и как будто даже немцы перешли на эту систему. К концу 1916 или самому началу 1917 г. было произведено на двух больших заводах десять миллионов противогазов. Хорошо помню заседание Химического комитета, где Ипатьев поднял вопрос о вознаграждении Зелинского. Дело в том, что Кумант запатентовал свое в сущности незначительное изобретение и получил по 40 копеек за каждый противогаз, что при десяти миллионах составило четыре миллиона рублей. А Зелинский в порыве патриотизма предоставил свое изобретение военному ведомству, не торгуясь.

На заселении Химического комитета Ипатьев сказал примерно так: "Сейчас окончательно выяснились превосходные качества противогазов, спасшие жизнь множеству русских солдат. Зелинский заслуживает вознаграждения. Хотя его заслуги выше заслуг Куманта, не обязательно, чтобы он получил такую крупную сумму, но все же он должен быть вознагражден как следует за свой патриотический дар. Я считаю, что надо ходатайствовать перед правительством о вознаграждении его суммой в миллион рублей".

Как это ни странно, но некоторые профессора, члены Химического комитета стали протестовать: "Не много ли? Ведь, скажем, Нобелевская премия, которая дается за крупные научные заслуги,- всего двести тысяч франков (около 75 тыс. рублей)". Ипатьев ответил: в Нобелевской премии то, что не доплачивается рублем, доплачивается почетом. И провел через Химический комитет свое постановление.

Вскоре произошла февральская революция, ходатайство комитета не успели рассмотреть.<...>

Публикация доктора биологических наук М.Д. Голубовского