Леонардо да Винчи, один из зачинателей эпохи Возрождения, - создатель бессмертных произведений искусства был в то же время исключительно одаренным исследователем и ученым. Это ученый, исследователь и изобретатель с трагической судьбой. Он слишком опережал свою эпоху. Его проекты летательных аппаратов, гидротехнические проекты, схемы землеройных машин, разработка ряда задач физического характера были оценены только спустя длительное время. Современники мало этим интересовались.

Ломоносов - создатель российского языка, языка литературы и поэзии, был крупнейшим ученьям своего времени. То же и Гете. Он государственный деятель, поэт и исследователь, прекрасные работы которого о цветах спектра и других физических вопросах вошли в число классических физических представлений того времени.

В прошлом столетии жил Холодковский, великолепный переводчик классических авторов, древнегреческих и более поздних - Гете и Шиллера - и первоклассный ученый-энтомолог. Вспомним Бородина, которого одинаково чтят химики и музыканты,

В самом складе духовного облика человека эти две формы творчества оказываются близкими и переплетающимися.

В школе нас учили, что художник мыслит образами, а ученый мыслит точными понятиями, конкретными данными. Казалось бы, такие совершенно разные формы мышления и творческой деятельности исключают общность исходных стимулов, Но указанное различие вряд ли имеет решающее значение. Если художник, мысля образами, всегда имеет перед собой идеал красоты, то тот же элемент эстетики, как ни странно, есть и в творчестве ученого. Подлинному, творчески одаренному ученому-исследователю хорошо проведенный эксперимент доставляет чисто эстетическое наслаждение, поэтому часто приходится слышать: "Это исключительный по изяществу эксперимент". Именно этот элемент изящества, элемент эстетики присутствует в творчестве ученого, несмотря на то, что конечный продукт часто выражен в сухих цифрах, в формулах, в непонятных для неподготовленного ума уравнениях.

С чем можно сравнить побуждение познать неизвестное? Это стремление уменьшить степень нашего неведения является врожденной, инстинктивной движущей силой. Это именно инстинкт, заложенный в самой природе человека, как и все другие инстинкты, и родственный инстинкту утоления жажды. Об этом говорят и поэты. У Пушкина пророк "духовной жаждою томим". Духовная жажда поэта сродни той жажде знаний, которая преследует ученого. Брюсов, думая о будущих поколениях, когда они достигнут вершины знаний и совершенства в искусстве, говорит о том, что "извечных тайн разведанный родник их утолит в бессонной жажде знаний".

Это стремление, беспокойство, тревога, когда перед тобой какое-то непонятное явление, хорошо отражено в другом термине, которым мы обозначаем ученого, главным образом представителя естественных наук: мы называем его естествоиспытателем. Это человек, который испытывает естество, пытает природу, стремясь вырвать те тайны, которые она скрывает. И стремление выпытать у природы то, что в ней скрыто, является самой мощной, основной движущей - силой, основным стимулом действия ученого.

В творчестве ученого самое острое ощущение удовлетворения дают результаты, приходящие более или менее неожиданно, не в результате длительного раздумья, а как будто бы без участия сознательной мыслительной деятельности, как "озарение".

Вспоминаются мемуары одного из крупнейших современных физиков, кристаллографа Брэгга, создателя метода, который в известной мере обозначил эру в познании тонкой структуры вещества. Это рентгеноструктурный анализ. Рассеяние рентгеновских лучей кристаллами было открыто в Германии Лауэ. Но Лауэ этому явлению не придал достаточного значения, подходил к нему несколько индифферентно, как к какой-то новинке. А Брэгг в своих воспоминаниях говорит: "Я могу совершенно точно назвать место в парке возле нашего колледжа, где я гулял и где я вдруг понял, что, используя эффект Лауэ, можно познать структуру расположения атомов в кристаллах, а затем и не в кристаллах", И за этим последовали серии исследований Брэгга, которые дали именно такой результат. Это был момент озарения, когда мысль приходит внезапно. И другие ученые говорят о том, что мысли, явившиеся этапами в их работе, тоже приходили или в полусне, или когда они отдыхали - на рыбалке, на прогулке в горах, то есть когда умственная деятельность как раз была ослаблена.

Интересно упомянуть еще одну, недавно попавшуюся статью, касающуюся творческой деятельности ученого, где автор подходит к этому несколько с фрейдистских позиций.

Фрейдизм у нас обычно связывается лишь с его тенденцией приписывать гипертрофированную роль сексуальным влечениям, как всемогущим факторам поведения. Но вме-, сте с этой мутной водицей склонны выплескивать и те положительные элементы, которые, несомненно, содержатся в системе взглядов Фрейда и касаются роли подсознательного, как важной части внутреннего мира человека.

Автор, о котором идет сейчас речь, до известной степени разделяет эту точку зрения, он ведет речь о возникновении важных обобщений и мыслей (имеется в виду научное творчество) без участия сознательной деятельности интеллекта. Впрочем, тут сочетаются две вещи. С одной стороны, это подсознательная деятельность интеллекта, а с другой -способность интеллекта творчески одаренного исследователя видеть вещи под неожиданным углом зрения. Это одно из очень важных условий научного творчества. Автор статьи сравнивает его с чувством юмора, когда факты, казалось бы, самые обычные, можно видеть в необычном, смешном аспекте,

Деятельность ученого тоже часто заключается в том, чтобы какие-то факты, привычные и кажущиеся нам банальными, увидеть под новым углом зрения и в результате этого увидеть то, что от других оставалось скрытым. Примером такого "видения" может служить широко известный эпизод, приведший к открытию пенициллина, а с ним и всех антибиотиков вообще. Все началось с того, что Флеминг на чашке Петри, где росли какие-то микробы, обнаружил наличие странных прозрачных пятен - мы их теперь называем бляшками. Конечно, такие бляшки десятки, а может быть, и сотни раз видели другие микробиологи и не задумывались над их происхождением, может быть, полагали, что это местный недостаток питательной среды.

А вот Флеминг сумел посмотреть на эту самую бляшку по-другому, она его удивила. Тут нужно заметить, что удивление тоже принадлежит к числу чрезвычайно важных элементов научного творчества. Писатели, например, считают способность удивляться обязательным и необходимым элементом своей творческой деятельности. Разумеется, способность к "удивлению" идет рука об руку с даром наблюдательности.

В такой способности видеть нечто новое, скрытое в явлениях, казалось бы, маловажных и привычных, имеется некоторый элемент того самого "озарения", или "прозрения", о котором только что говорилось. Как уже указывалось, этому часто способствует состояние известной расслабленности, отсутствие скованности мышление. Оно дает выход наружу подсознательным мыслям, так сказать, "дословесного уровня", когда мы еще их не можем сформулировать словами, но они уже где-то у нас имеются. Вот эти мысли "дословесного уровня" могут являться элементом дальнейшего творческого прозрения, и подсознательная фантазия становится источником творческого процесса.

Но, разумеется, наивно думать, что путь ученого состоит в непрерывном и приятном "делании открытий". В труде ученого гораздо больше упорной, длительной, часто однообразнбй работы, разочарований, обманутых надежд и ожиданий, непрестанного преодоления трудностей и неожиданных препятствий, возникающих одно за другим. Силу для преодоления всего этого дают вера в мощь человеческого разума и бессознательно ожидаемое чувство удовлетворения, которое приносит достигаемый в конце концов успех в работе. Сила и глубина радостных эмоций, которые несет с собой творческий успех ученого, несомненно, сравнимы с ощущениями художника, которые он испытывает, когда осуществятся его творческие замыслы. Это и самое мощное и самое высокое чувство удовлетворения, какое только может испытать человек. Ясно поэтому, что именно творчество - это наивысшее проявление человеческого духа, самый драгоценный источник радости и счастья.

Другая, более специфическая черта научной творческой деятельности-наличие в ней почти неизменно возникающих характерных ситуаций, которые вплетаются в деятельность исследователей, приобретают свойства своеобразных внутренних конфликтов.

Эти конфликты можно разбить на три категории: конфликты технического, материального характера; конфликты интеллектуальные, познавательные, гносеологические; конфликты социальные, этические.

Конфликты первой категории можно считать наиболее примитивными и прозаическими - они возникают из столкновения, из несоответствия творческих замыслов и возможности их реализации. Препятствий тут может быть великое множество: нет ожидаемых моментов "озарения", не хватает каких-то необходимых познаний, недостаточно техническое оснащение и т. д.

Порой при недостаточно мощном внутреннем поисковом импульсе "опускаются руки", возникает чувство собственного бессилия. Все это обоаначается ставшим уже избитым термином "муки творчества".

Однако конфликты такого рода наименее тягостные и даже, как это ни парадоксально, могут нести с собой элементы позитивного, стимулирующего характера (правда, это справедливо лишь при достаточно выраженном творческом порыве). Как правило, сильный творческий склад внутреннего облика исследователя сочетается со способностью черпать удовлетворение в преодолении трудностей и препятствий. Это можно сравнить с разными формами любования природой: один для этого пойдет на берег реки, а другой будет стремиться взойти на труднодоступную снежную горную вершину. Что второй получит от этого? Формально - в лучшем случае значок альпиниста или звание мастера спорта. Но ведь не ради этого готов он преодолевать трудности, лишения и опасности. Его подлинная награда - это открывающиеся горизонты, сознание победы над препятствиями, воздвигавшимися природой.

Всякий научный поиск, как правило, начинается с того, что складывается некоторая система предположений и допущений, указывающая основное направление поиска, создается определенная рабочая гипотеза. Велика опасность того, чтобы эта рабочая гипотеза не стала предвзятой мыслью, то есть заранее поставленной целью, которую хочется всякой ценой достичь, отбрасывая все, что встает на пути к ней. Эта опасность возникает тогда, когда в основу поиска кладется одна-единственная гипотеза, вместо того чтобы иметь несколько альтернативных. Как хорошо выразился один автор: когда имеешь дело с одной-единственной гипотезой, то привязываешься к ней, как к единственному ребенку, ни за что не соглашаясь с нею расстаться. Но легковерию, предвзятым мыслям нет места в научном творчестве, С замечательной силой обрисовал необходимость максимальной требовательности к результатам своих научных исканий величайший гений науки Луи Пастер, обращаясь к своим молодым сотрудникам на собрании, посвященном открытию нового научного центра его имени:

"Воодушевление, энтузиазм, которые вас наполняли с первого часа, мои дорогие собратья, храните их постоянно. Но дайте им в неразлучные спутники строжайшую проверку.

Быть убежденным, что ты обнаружил научный факт, с жаром хотеть его обнародовать, и сдерживать себя днями, неделями, порой целыми годами, оспаривать самого себя, пытаться опровергнуть свои собственные опыты, и сообщить о сделанном открытии лишь после того, как истощены и отвергнуты все противоречащие гипотезы и предположения - да, это тяжкое испытание.

Но зато, когда после стольких усилий наконец приходишь к подлинной уверенности, то тут ты испытываешь одну из самых огромных радостей, какие только может ощущать человеческая душа. А мысль о том, что этим удалось содействовать славе своей страны, делает эту радость еще более глубокой".

Таков конфликт познавательного, гносеологического порядка, который возникает на пути научного поиска. Он глубок и может достигать размеров трагического. Но, будучи успешно преодолен, он, как это подчеркивает Пастер, придает особенную силу чувству удовлетворения, которое несет с собою раскрытие хотя бы небольшой тайны из числа тех, которые еще имеет в неисчерпаемом запасе Природа.

Третий род конфликтов, который я упомянул, - это те, которые имеют этический и социальный характер. Они проистекают из взаимоотношений ученого, или науки в целом, и общества. Речь идет о моральной и этической ответственности ученого перед его собратьями, перед обществом, перед человечеством. Конфликтные ситуации тут могут быть очень разных оттенков. Пожалуй, самый простой случай сводится к ответу на вопрос, в какой мере деятельность ученого оправдывает те затраты, которые общество, государство совершают для обеспечения научных исследований. По этому поводу мне вспоминается шутливое, но не без ядовитости замечание нашего выдающегося физика, академика Арцимовича. Исходя из той, уже приводившейся выше мысли, что движущей силой деятельности ученого является стремление познать неизвестное, Арцимович говорит, что "занятие научно-исследовательской деятельностью - это, по существу, удовлетворение любознательности ученого за государственный счет". Никак нельзя заподозрить Арцимовича в намерении принизить государственную значимость развития науки. Оттенок ядовитости тут возникает от того, что осталась неоттененной вторая сторона дела: как бы велик ни был этот счет - если, разумеется, он не идет, как еще, к сожалению, случается, - на покрытие расходов халтурщиков и шарлатанов от науки, а оплачивается государством наука подлинная, то государство никогда не останется в убытке. Экономические результаты научного исследования с непререкаемым постоянством рано или поздно приносят такие плоды, которые в. неизмеримой степени превышают совершенные затраты, как бы велики они ни были. Таким образом, этот вид социального конфликта может считаться не особенно существенным, даже, я бы сказал, в значительной степени надуманным.

Совсем иначе обстоит дело с такими этическими и социальными конфликтами, где речь идет о том, что наука может приносить не только великие блага человечеству, но в той или иной форме может таить в себе огромные опасности и угрозы.

Но тот же голос разума призывает нас к необходимости учитывать одно чрезвычайно важное обстоятельство. Прочно вошло в наше сознание представление о том, что наука в современном обществе стала подлинной производительной силой. Производительные силы-это основа экономики, благосостояния народа, основа прогресса. Однако ясно, что это справедливо лишь в том случае, если продукт, рождаемый производительной силой, полезен и ценен. Ведь производить можно полезное, благодетельное, необходимое для улучшения существования человека. Но ведь может оказаться, что производится нечто вредное, пагубное, угрожающее судьбам человечества. В одном случае это может произойти, если продукт производства, даже ценный сам по себе, попадает в руки злых сил, используется для низменных целей - для подавления народов, установления господства над ними. Примеры этому достаточно известны в приемах массового уничтожения, используемых современными империалистическими державами. Эта форма порочного использования достижений науки достаточно ясна, и передовое человечество, прежде всего выросший из гениальных идей Ленина социалистический лагерь, ведет здесь энергичную борьбу. В частности, прозвучал голос советских ученых, призывающих к решительным мерам, чтобы прекратить разработку и производство всех видов химического и бактериологического оружия.

Но мне хочется упомянуть о другой опасности, которую в более скрытой форме несут с собой достижения науки, ложащиеся в основу многообразных мероприятий современной технологии. Давно известно, что задача науки не только в том, чтобы объяснить мир, в котором мы живем, но и научиться переделывать его, то есть управлять им. И вот оказывается, что изменения, которые человек может вносить в окружающую природу, подчас смогут оказать не положительное, а, напротив того, отрицательное и даже губительное влияние. Мы являемся свидетелями того, как вмешательство человека нарушает гармонию природы, вносит опасные сдвиги в установившиеся и необходимые для нормального существования равновесия.

Стремительно возрастает загрязнение человеком среды его обитания, всей биосферы в целом. Загрязняется все-атмосфера наших больших городских массивов продуктами неполного сгорания из автомобильных двигателей и производственных топок, загрязняется вода рек - а порой, как мы были свидетелями, воды океанов - отходами, промышленных производств или изливающихся потоков нефти. Даже тепло, приносимое водами ядерных электростанций и иных производств, вносит глубокие нарушения в биоценозы, тоже является особым видом "грязи". Загрязняется почва неосмотрительным занесением химикатов, а это грозит нарушить баланс растительного, насекомого и животного мира. Уже сейчас некоторыми странами, например, Швецией, принимаются меры чрезвычайного характера-полностью запрещается ввоз в страну и применение таких инсектицидов, как ДДТ.

Можно даже сказать, что загрязняется сфера нашей слуховой деятельности шумом улиц и производств, злоупотреблением громкоговорителями. Это все промышленность, технология, а ведь они - это не что иное, как самое непосредственное производное от науки: наука сегодняшнего дня-это промышленность, технология завтрашнего. Этот процесс - как порой говорится, "загрязнение собственного .гнезда" - на наших глазах стремительно возрастает. Нет сомнения, что одной из важных задач исследовательской работы ближайшего времени должно явиться нахождение научно обоснованных мероприятий для того, чтобы восстановить нарушенную гармонию в природе, для того, чтобы силами науки воспрепятствовать тому вреду, который в какой-то мере возникает из самих достижений науки.

Перечисленные выше конфликты, возникающие на пути научного поиска, относились к сферам психологическим, экономическим, чисто социальным. К этому следует добавить еще и конфликты этического порядка. Они возникают в областях, наиболее близких нам, людям медицинского уклона. Одни из них издавна стояли перед нашей профессией - вспомним хотя бы проблему этической допустимости аборта или проблему продления мук неизлечимого больного и т. д. Другие конфликты порождены новейшими успехами науки, они возникают в связи с пересадками органов, идеями о создании "генетических банков", то есть хранилищ спермы гениев. Тут наука порой вторгается даже в самое святое святых религиозных учений. Ведь подумаем, например, о беспорочном зачатии. Для религии это было одним из мощных доказательств всемогущества божия. А что сейчас от этого осталось? Чисто техническая, можно сказать, прозаическая задача: разработка техники имплантации оплодотворенной яйцеклетки в надлежащим образом подготовленную слизистую полового тракта женщины.. Всемогущество науки, человеческого разума тут успешно может превзойти всемогущество, приписывавшееся господу богу. Но то, что становится простым с технической стороны, становится сложным в аспекте этических и даже юридических норм и легко может становиться источником сложного конфликта.

Но это настолько широкая область, что кратко ее никак не охватишь. Это предмет для обстоятельного обсуждения, и я ограничусь лишь этими краткими упоминаниями для иллюстрации того, сколь многообразны этические конфликты, поджидающие ученого.