VIVOS VOCO: С. Е. Бреслер, "Воспоминания о Я.И. Френкеле"

У Якова Ильича я учился, и в течение многих лет нас связывали дружеские отношения. Посчастливилось мне с ним также работать, и сейчас хочется отдать дань любви и уважения этому необыкновенному человеку, повседневное общение с которым доставляло много радости. Он был добрым и веселым, неунывающим и чудаковатым, проницательным и одновременно по-детски наивным. О всех этих его качествах можно рассказывать массу историй, иногда смешных и трогательных, иногда достаточно грустных.

Например, его заботливость по отношению к различным людям, в особенности к ученикам, была ни с чем не сравнимой. Он вечно был занят устройством чужих дел; его душа, время, кошелек были в распоряжении окружающих, которые этим зачастую злоупотребляли. Как все добрые люди, он был крайне доверчив, видел в людях только хорошее и вел себя с ними до крайности наивно. Конечно, это приводило и к разочарованиям, и к душевным травмам, и к тяжелым конфликтам. Но крайнее жизнелюбие и веселый, оптимистический характер не давали ему унывать. Его терпимость к людям была следствием душевной щедрости.

Яков Ильич очень ценил жизнь во всех проявлениях. Он любил искусство и природу. Его интересовали самые различные люди - самого разнообразного характера, интеллектуального уровня, разных профессий. Будучи человеком очень активным, человеком действия, он стремился сам приобщиться ко всему. Он писал картины и играл на скрипке, любил много ходить и ездить, видеть новые места, города и страны. Он старался узнать как можно больше людей, мнений и судеб. В этом ему помогал врожденный демократизм и искренняя теплота и доверчивость, с которой он подходил даже к незнакомым людям. Если он хотел кому-то помочь, он был готов к немедленным действиям. Его суждения о жизни, людях, политике, искусстве были часто глубоки и проницательны, но временами крайне наивны. Вероятно, ни с кем я столько не спорил, да еще с такой запальчивостью.

Сейчас, по прошествии стольких лет, я вспоминаю об этих часто острых разногласиях даже с известным удовольствием. На Якова Ильича невозможно было сердиться или обижаться. Несмотря па категоричность его суждений, он всегда с уважением и добродушием воспринимал чужие даже противоречивые высказывания; разговаривать с ним было легко. Я помню это буквально со студенческих лет и, вероятно, злоупотреблял его временем, как и многие другие.

Крайняя доверчивость Якова Ильича делала его исключительной мишенью для разнообразных шуток и розыгрышей. О нем можно рассказывать без конца "профессорские" анекдоты. Все эти мелочи прибавляют какие-то штрихи к его облику, но они далеки от главного, а главное в нем - это творчество, которым он занимался непрерывно, изо дня в день, можно сказать, почти каждую минуту своей жизни. Мысли о природе, о физике никогда не оставляли его. Новые идеи приходили к нему в любой обстановке: в театре, на концерте, во время дружеской беседы.

Для меня было исключительно важным и поучительным то, с какой охотой он делился мыслями обо всех бурных событиях, переживаемых физикой в период 30-х годов, когда она вступила в эпоху "бури и натиска". Сейчас, оглядываясь назад, видно, как важно было для нас, молодых физиков, узнавать о событиях не из книг, а из рассказов этого талантливого человека и слышать о тех новых идеях, которые рождались в его мозгу в связи с революционными событиями в физике. Проникновение в его творческую лабораторию давало очень много даже тогда, когда внутренне с ним не соглашался. Это была такая школа, которую ничто не могло бы заменить.

Яков Ильич как физик по всем своим качествам, я имею в виду его творческую манеру, был мало похож на современных теоретиков, высокоспециализированных, изощренных в математической технике. Он принадлежал к другому поколению, к другой эпохе. Его представления о том, как должна делаться наука, не совпадали с современными и зачастую им противоречили. Поэтому, несмотря на совершенно очевидный яркий талант, у него нередко были различные коллизии с собратьями по профессии.

Самой сильной стороной таланта Якова Ильича было то, что он являлся постоянным генератором физических идей, которые рождались у него непрерывно и относились абсолютно ко всем областям физики, да и не только физики. Если какой-то день его не осеняла новая идея, он мучился и, казалось, предчувствовал приближающуюся старость. Откуда он брал материал для своих замыслов? Буквально отовсюду - из прочитанных книг и статей, из рассказов экспериментаторов и теоретиков о вечных затруднениях и непонятных неожиданностях. Разнообразие вопросов, которые его одновременно интересовали, было ошеломляющим - от строения элементарных частиц до образования тумана и облаков. Пожалуй, только один человек меня так же поразил невероятными скачками научной фантазии - Фарадей, когда я читал его дневники. Я не хочу проводить никаких параллелей, поскольку Фарадей был ни с кем не сравнимый гений. Но общее, что их роднит, - невероятное разнообразие идей и интересов. Это подчеркивает, как мне кажется, принадлежность Якова Ильича к другой, более романтической и менее прагматической эпохе.

При таком обилии физических идей, которым он считал необходимым давать ход, Яков Ильич, как правило, разрабатывал их довольно мало, ограничиваясь часто эскизом, а не картиной. Поэтому многие физики считали его специфическим теоретиком для теоретиков, т. е. брали предложенные им и затем брошенные модели и разрабатывали дальше, вполне отдавая должное их автору. Я помню первый доклад Л. Д. Ландау по статистической теории ядер. Он начал его со слов, что разрабатываемая им модель термодинамического подхода к ядру была сформулирована Яковом Ильичем. Фейнман пишет, как в создании новых методов квантовой теории поля ему помогла изложенная в курсе электродинамики концепция запаздывающего дальнодействия, которая послужила Якову Ильичу в основном дидактическим средством для стройного и самосогласованного изложения электродинамики.

Яков Ильич был большим и вечным тружеником, отдававшим работе большую часть времени и сил. Однако обилие задач и одновременная работа над многими темами заставляли его прибегать к помощи многочисленных сотрудников, которые иногда хорошо, иногда не слишком хорошо доделывали начатые и задуманных им работы. Имеется несколько примеров, когда Яков Ильич попадал в условия, способствовавшие сосредоточенности на одном деле. Тогда возникали шедевры, например его работа по экситонам. К сожалению, так бывало не всегда.

Яков Ильич часто пренебрегал математикой, которая, собственно говоря, является технологией теоретиков. Он даже пытался подвести под это идеологическую базу, утверждая, что у современных теоретиков за деревьями не видно леса, за формулами теряется физический смысл явлений. Это было, конечно, его глубоким заблуждением. Именно потому, что он, как правило, прибегал лишь к достаточно элементарным расчетам, его превосходные умственные построения часто не приводили к точным количественным результатам. Их получали другие теоретики, и его имя забывалось, приоритет на изобретение остроумной и правильной модели оставался не за ним, поскольку не был подкреплен точными и исчерпывающими формулами. Я уже говорил, что Якова Ильича иногда считали теоретиком для теоретиков, т.е. поставщиком плодотворных физических идей и моделей. Но мне представляется, что больше всего он был теоретиком для экспериментаторов. Он мастерски умел разгадывать смысл непонятных явлений, непосредственно наблюденных в лаборатории, находить для них адекватную модель и делать на ее основе качественные, а иногда и количественные предсказания. Он умел также для этих моделей или описываемых им явлений придумывать меткие образные названия, которые остались в физике на долгие годы. Вспомним френкелевские "дефекты решетки", "экситоны", "ориентационное плавление", "диффузионные перескоки" и многие другие.

Поразительный пример того, как он буквально на глазах мог создать теорию нового, впервые увиденного явления, дает сформулированная им теория электронного парамагнитного резонанса - явления, о котором он узнал от Е. К. Завойского немедленно после его наблюдения. Его способность "видеть сквозь землю", что мы часто определяем как интуицию, необычайно ценилась экспериментаторами. Он нередко наталкивал их на ту изюминку, которую научная близорукость зачастую мешает разглядеть в собственной работе. Поэтому его влияние на развитие науки определялось далеко не только его напечатанными работами. В отношении физических идей он был чрезвычайно щедр и дарил их окружающим от чистого сердца, ничего не требуя взамен. К сожалению, его пренебрежение техникой вычисления и свойственный молодежи ригоризм отталкивали от него многих способных людей. Потому, вероятно, и признание его научных заслуг не было столь полным, как они того заслуживали.

В жизни Якова Ильича большую роль играли дидактика и популяризация науки. Он любил и умел читать лекции и доклады, писать учебники и популярные книги. В лекциях, которые мне довелось слушать студентом, всех пленяли широкий кругозор и свобода обращения с теоретической физикой во всем ее диапазоне. Даже в том, что он часто не готовился к лекциям, а импровизировал у доски, был известный шарм. Студенты как бы приобщались к созданию теории изучаемого явления. В его изложении наука была лишена оттенков догматизма и выглядела живой, развивающейся, полной противоречий и недоделок. Конечно, бывали случаи, когда поспешность и известное легкомыслие создавали анекдотические ситуации. Но в целом я вспоминаю лекции и доклады Якова Ильича с большой благодарностью.

Особое место в его жизни занимали книги, которые он писал непрерывно всю жизнь. По его книгам учились целые поколения физиков. Некоторые сохранили актуальность до настоящего времени. Можно понять, что потребность заново излагать известные вещи была у него способом мышления. Широко известны примеры, когда решение чисто дидактических задач приводило ученых к большим открытиям. Менделеевская таблица возникла из желания изложить химию как систему. Уравнение Шредингера родилось из потребности изложить идеи де Бройля в приемлемой для физики форме. Вероятно, можно проследить, как некоторые физические идеи Якова Ильича рождались из потребности изложить физику стройно и понятно. Об одном примере (построении курса электродинамики) я уже упоминал. В физике металлов есть целый ряд его моделей, очень простых и прозрачных, допускающих анализ на пальцах и вместе с тем давших правильное решение соответствующих вопросов. Скорее всего, они возникли при написании книги.

Является непреложным фактом, что многие введенные Яковом Ильичем в физику фундаментальные идеи и понятия прошли проверку временем и остались в науке надолго, если не навсегда. Будем же благодарны этому прекрасному человеку за все хорошее, что он успел сделать за свою сравнительно недолгую жизнь.