Михоэлс-Лир. Рис. А. Тышлера
М.М. Гейзер
Король Лир
Глава из книги "Соломон Михоэлс"

Изд. "Прометей" МГПИ им. В.И. Ленина, М., 1990

"Даже это - тоже тщета"

Как уже известно читателю, в начале 30-х годов трагедии в личной жизни * и ситуация в театре, казалось, выбили Михоэлса из колеи, и он стал подумывать о том, чтобы "вообще бросить сцену". Но друзья, товарищи по театру, настойчиво советовали ему приступить к работе над ролью Короля Лира, да и сам Михоэлс часто говорил, что тот, "кто способен все перетерпеть, тому дано на все дерзнуть".

* В 1932 г. скончались жена Михоэлса - С.Л. Кантор, - а также близкий ему человек - Е.М. Левитас - V.V.
Истинный актер, он вернулся на сцену, чтобы сыграть одну пз лучших своих ролей, о которой мечтал всю жизнь:
"Сыграть короля Лира было моей давнишней, еще юношеской мечтой. Я учился тогда в реальном училище в Риге. В этом училище большое внимание уделялось изучению мировой литературы. Педагог по литературе часто заставлял нас на уроке вслух читать произведения классиков. Мне он опычно давал стихи. Драматические произведения мы всегда читали по ролям. Когда дошла очередь до «Короля Лира» Шекспира, педагог поручил мне читать роль Лира. Очень хорошо помню, какое впечатление произвела на меня последняя слоена. Она больше всего волновала меня во всей трагедии. Это, очевидно, отразилось на моем чтении, потому что, когда я ее читал, учитель наш прослезился. В этот день я дал себе слово, что если когда-нибудь стану актером, то непременно сыграю короля Лира".
Трагическую и прекрасную историю еврейского народа, опыт собственной жизни привносил Михоэлс в свое творчество. Может быть поэтому такая затаенная печаль была в глазах зрелого Михоэлса - всегда, даже когда он улыбался. До Лира он сыграл десятки различных ролей, и лучшие из созданных им образов были проникнуты трагическим лиризмом с оттенком тонкой сатиры. Несомненно, о своем пути к образу Лира лучше всех написал сам Михоэлс в статья "Моя работа над «Королем Лиром» Шекспира":
"...исходная точка моей концепции трагедии заключалась в том, что король, созвав дочерей, явился к ним с уже заранее обдуманным намерением. Легкость, с какой он отказывается от своей великой власти, привела меня к выводу, что для Лира многие общепризнанные ценности обесценились, что он обрел какое-то новое, философское понимание жизни. Власть - ничто по сравнению с тем, что знает Лир. Еще меньшую ценность представляет для него человек... Просидев на троне столько лет, он поверил в свою избранность, в свою мудрость, решил, что мудрость его превосходит абсолютно все, известное людям, и решил, что может одного себя противопоставить всему свету..."
Так понимал и воспринимал Лира Михоэлс. Впрочем, такое понимание имело свои конкретные предпосылки: всю жизнь Михоэлс перечитывал, изучал Софокла, в особенности - "Царя Эдипа" (роль Эдипа он так и не сыграл; уже после гибели Михоэлса И.С. Козловский написал: "И великая горечь возникает при мысли, что не показали мы «Царя Эдипа»"). Трагедия Эдипа явилась для Михоэлса подтверждением его мысли о том, что преступления одного человека могут привести к несчастьям и бедам целого народа. И если возникает такая страшная алчность, то не повинен ли в этом народ, общество? В трагедии царя Эдипа Михоэлс усматривол прежде всего конфликт между отдельным человеком и объективными условиями жизни. Разве не то же самое произошло с Лиром?
"Я - центр мира. Ничего пет выше меня. Что для меня власть, могущество, сила! Что для меня правда или ложь! Что для меня притворное лицемерие Гонерильи и Реганы, что для меня сдержанная, но истинная любовь Корделии? Все - ничтожно, все - тщетно, истина только в моей мудростн, только моя личность имеет цену..." (Михоэлс).
Он изучил "Короля Лира" в различных русских переводах - Дружинина, Кузмина, Кетчера и Соколовского; сравнивая эти переводы, делал в них очень важные для себя открытия: в переводе Дружинина Лир говорит, что он решил выполнить "свой замысел давнишний", в переводе же Соколовского фраза эта звучит иначе: "Мы решили осуществить наш умысел давнишний".
"Это укрепляло меня в убеждении, что Лир, осуществляя свою мысль о разделе государства, действовал по заранее обдуманному плану. Отнестись к его затее как к капризу выжившего из ума старика, затосковавшего по покою, было бы натяжкой, искусственно приписанной Шекспиру" (Михоэлс).
В течение нескольких лет глубоко изучал Михоэлс Шекспира. Итак, к работе над ролью Лира он приступил в очень трудное для себя время. И все же он был любимцем - не баловнем, а любимцем судьбы и, быть может, избранником Богов. Именно в это трагическое для Мпхоэлса время судьба одарила eго новой встречей - с Анастасией Павловной Потоцкой. Она вошла в его мир - неожиданно и до конца дней - как бы из другой галактики. По матери - потомок старинного дворянского рода Воейковых, по отцу - аристократического польского рода Потоцких, Анастасия Павловна выросла в окружении учениц и преподавателей первой московской женской гимназии, основательницей которой была ее мать - Варвара Васильевна Потоцкая, сама преподававшая французскую словесность. В гимназии Потоцкой учились сестры Марина и Анастасия Цветаевы, среди преподавателей был С.В. Рахманинов, частый гость в их доме.

В конце 1933 года, когда Михоэлс познакомился с Анастасией Павловной, она была молода и прелестна. Насмешливый взгляд ее умных, необычайно красивых глаз, чарующая улыбка, некрасивые, но удивительно милые черты лица "сводили с ума" многих ее поклонников. Общаясь с лучшей творческой и научной интеллигенцией того времени, она отличалась незаурядным умом, истинной воспитанностью, тонкой женской интуицией, подлинным талантом общения.

"С Михоэлсом я познакомилась «первый раз» в доме у моей кузины в 1933 году, - вспоминала Анастасия Павловна, - но мне казалось, что об этом знакомстве он забыл, а летом 1934 года мы встретились с Соломоном Михайловичем в Ленинграде.

Чудная голубовато-белая ночь. Мы медленно гуляем по Невскому, по набережным Новы. Я знала о недавних трагических событиях в жизни Соломона Михайловича: в течение короткого времени он потерял близких ему людей. Он сказал мне в ту ночь: «Сыграть Лира стало целью моей жизни. Но почему так быстро стало убегать время, вместо того, чтобы оно хоть чуточку приостановилось? Боюсь, не успею... Велят играть в другие игры».

Мы говорили о любимых писателях, о любимых книгах.

«Больше всего в жизни люблю книгу Иова. И не потому, что любил ее Толстой. (Одного этого было бы достаточно!). Люблю Иова! Помнишь, Асенька: Бог дал разрешение Сатане испытать Иова. И на Иова ниспосланы были страшные муки: он потерял богатство, нажитое тяжким, честным трудом; потерял дом, погибли дети. Но Иов не проклял Бога, а лишь разорвал в трауре свои одежды, остригся наголо, и, упав на колени, восклицал:

«Яхве дал, Яхве и взял; да будет имя Яхве благословенно!»

Он же не послушал совета жены - похулить бога. «Неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?»

А у Шекспира помнишь -

"«Вот она - великолепная глупость мира! Стоит нам впасть в несчастье, в котором мы чаще всего сами виноваты, и ответственность за катастрофу мы возлагаем на солнце, звезды и луну. Как будто мы становимся негодяями по велению необходимости, дураками - по небесному предначертанию, мерзавцами, ворами и плутами - под давлением небесных сфер, пьяницами, лжецами и развратниками - подчиняясь влиянию планет; и как будто бы все наше зло навязывает нам божественная воля».

Странно устроен человек (и во времена Иова, :и во времена Шекспира, и сейчас): мы все пытаемся вину перенести на время, в котором живем, на людей, на окружающих, на правителей. А ведь Пушкин так не поступал. Помнишь:
 

Беда стране, где раб и льстец;
Одни приближены к престолу,
А небом избранный певец
Молчит, потупя очи долу...

Михоэлс прочел эти строки и оглянулся но сторонам: "Ну и времена! Пушкина в Ленинграде приходится читать с оглядкой!"

- Ты ведь только что читал монолог Эдмунда и не испугался.

- Я уверен - если бы в Англии не было Шекспира, то власть королей так и оставалась бы неограниченной до наших дней...

Мне становилось все более понятным, почему Михоэлс решил сыграть Лира...

- А почему ты не сыграл Гамлета? - спросила я его.

- Не сыграл и уже не сыграю. А не сыграть Лира не могу. В нем так много можно рассказать о прошлом, о настоящем, о будущем. И главное - все о себе.

- А в "Гамлете" разве нельзя?

- В силу, может быть, наивности я поверил обещанию Алексея Михайловича Грановского, который мне к десятилетию обещал роль Гамлета. Я очень много думал тогда о Гамлете. Было время, когда я очень увлекался и ролью Отелло, причем обосновал для себя целый ряд концепций, то есть систем построения этого образа. А Гамлет останется моей вечной любовью, но мое время для исполнения Гамлета уже прошло, я повзрослел и дорос до Лира.

Мне со сцены хочется спросить зрителей: "Разве для того, чтобы познать истину, надо сначала надеть корону, а потом лишиться ее?" И еще: "Если ограничить жизнь лишь тем, что нужно, то жизнь человека с равнится с жизнью скотской. Почему люди этого не хотят понять?

Он реагировал на неуловимые интонации в голосе актеров, на каждый жест. Я видела это по его глазам, по выражению лица.

Он никого не останавливает, не перебивает. А в перерыве делает подробнейший анализ репетиции, сам играет каждую роль.

Михоэлс помнит наизусть весь текст Лира. Репетиция идет на идиш, а замечания и наставления Михоэлс делает на русском языке.

А когда актеры устали, Михоэлс предложил сделать "литературный перерыв", во время которого он рассказывал о "Короле Лире", о Шекспире.

- Начну с конца. Тема черной неблагодарности детей так стара, что в пьесе Шекспира не кажется мне основной.

- А что же, по-вашему, самое основное в пьесе "Король Лир"? - спросил кто-то из актеров.

- Когда в момент величайшего горя Лир восклицает:
 

Бездомные, нагие горемыки!
Где вы сейчас? Чем отразите вы
Удары этой лютой непогоды
В лохмотьях, с непокрытой головой
И тощим брюхом? Как я мало думал
Об этом прежде!

Вот прозренье Лира! Я так много говорю об этом, потому что хочу, чтобы вы не просто играли бы в "Короле Лире" - я хочу, чтобы вы поняли по-настоящему Шекспира, его время. Без этого играть в "Короле Лире" невозможно. Я много раз перечитывал всего Шекспира, но когда читаю "Короля Лира", душа моя очищается... Я завидую людям, настроение которых не .зависит от событий жизни вообще, а только от житейских мелочей. А меня постоянно волнует все вокруг: от невинно осужденных людей до семейных драм в нашем театре. Впитывать в себя столько всего - очень трудно. Мой дед учил меня: от судьбы не уйдешь, поэтому радуйся ее подаркам, а если судьба неблагосклонна - потерпи, не думай о худшем.

Сейчас я счастлив, мне хочется, чтобы эта белая ночь длилась вечно, чтобы она превратилась у нас с тобой в светлую жизнь... И на сердце все же тревога. Порой мне кажется, что я участвую в каком-то злодеянии. Может быть я ищу спасения у Лира? Так часто меня преследуют его слова: "Чтоб мир переменился иль погиб".

"Календарь моих ролей - календарь моей жизни!" - шутя или серьезно говорил Михоэлс. Жизнь его вела к Лиру. Может быть потому, что "трагедия Лира - в банкротстве его прежней идеологии, лживой, застойной, феодальной, и в мучительном обретении новой, более прогрессивной и верной идеологии". А, может быть потому, что "Лир в состоянии безумия постигает истину?"

Что еще вело Михоэлса к Лиру? На этот вопрос мы едва ли ответим. Может быть, поставить вопрос по-итаому: мог ли Михоэлс не сыграть Лира?

Если в 1928 году Михоэлс еще не мог выбирать спектакли (или даже роли) для себя, то в 1934 году, когда в театре приступили к постановке "Короля Лира", от него зависело многое, если не все... Он мог настоять на постановке любой пьесы Шекспира, и актерам казалось, что это будет "Ричард III". Но роль Ричарда, как Гамлета и Отелло, Михоэлс отложил на потом. А Лира отложить не мог. И, думая о роли Лира, Михоэлс сказал: "Мне лично казалось, что трагедия Лира - это трагедия обанкротившейся ложной идеологии..." И это в 1934 году!

"Белая ленинградская ночь незаметно перешла в светлою солнечное утро. Выпив кофе в. подвальчике на Невском, я пошла с Соломоном Михайловичем на репетицию "Лира" (репетиции проходили, если мне не изменяет память, в зале дома Санпросвета, недалеко от гостиницы "Европейская").

С.Э. Радлова в то утро не было. Соломон Михайлович сидел за столиком у окна. Подперев лоб руками, он смотрел куда-то вдаль и, казалось, не имеет отношения к происходящему на сцено. Но это только казалось... А теперь продолжу "с начала":

Пусть не покажется вам это пустыми словами, когда я говорю о безбрежной, о глубокой, о бездонной пучине, когда сравниваю Шекспира с океаном. Нужно сознаться: кто подходил к Шекспиру чисто соверцателыю, тот этого понять не может. Только тот, кто остается с ним лицом к лицу, тот, кто должен взвалить .на плечи тяжесть всех страстей человеческих, которые задевает Шекспир, тот, кто встречается лицом к лицу с текстом, с его образами, испытывает приблизительно то, что испытывает парашютист, бросаясь сверху вниз на девять километров, или водолаз, опускающийся на самое дно морское, на много километров вглубь.

Я буду говорить о том, что мне больше всего знакомо, - о "Короле Лире", хотя коснусь и других его произведений.

История толкования Лира. "Король Лир" - сюжетно не оригинальный вымысел Шекспира. Во-первых, мы знаем знаменитую английскую народную сказку, старинную и очень простую. Сказка повествует о том, что жил-был король. У короля было три дочери. Однажды он призвал дочерей и попросил их, чтобы они ему сказали, как они его любят. Одна дочь угодила комплиментом, вторая дочь угодила страстной речью, а третья дочь просто сказала: "Люблю тебя, как соль". Король рассвирепел и прогнал эту дочь.

Дальше в народной сказке говорится о том, что наступил соляной голод, и только тогда король догадался, насколько младшая дочь любила его.

Это очень простая сказка, в ней нет никакой особой поэзии, в ней народ пытался высказать некую мудрость, эмпирическую и неглубокую, но ценную.

Этим сюжетом воспользовались драматурги. "'Королю Лиру" предшествовало и другое произведение - "Горбодук". Оно было построено на несколько иной сюжетной канве (там королевство делилось между двумя сыновьями) - пьеса содержала поучение королям, как управлять государством. Это было произведение политико-дидактического характера.

Итак, Шекспир не явился в этом отношении новатором, сюжет уже был известен.

Я вам рассказал что-то о Короле Лире, а говорить о Шекспире и его творчестве можно бесконечно...

- Скажите, Соломон Михайлович, а правда, что Шекспира вообще не было на свете? - спросил кто-то из молодых актеров.

- Сколько Вам лет, молодой человек?

- 23!

А сколько у Вас детей?

- Я еще не женат.

~ A Шекспир женился в 18-летнем позрасте, а когда ему был 21 год, у него было уже трое детей, не в пример Вам. А теперь и хочу спросить нас: Вы любите "Песнь песней"?

- Очень, очень.

- Я не уверен, был ли автором этой великой книги мои предок Соломон Мудрый, но для меня важно, что "Песнь песней" мне хочется читать всю жизнь .

И Михоэлс вдохновенно продолжил свой рассказ о Шекспире. Познания его жизни и творчества Шекспира вызывали восхищение. Михоэлс рассказал об эпохе Шекспира, о жизни в Елизаветинской Англии, об эпохе заката феодализма и наступлении новой исторической эпохи.

Помню его последние слова: "Меня, в отличие от Геторна пли Марка Твена, не волнует, кто был истинным автором "Гамлета" и "Короля Лира" - я счастлив, что эти Книги существуют на свете, и они современнее многих книг, написанных нашими писателями вчера и сегодня. Даже если слова "Книга дороже мне престола" тоже приписывали Шекспиру, они волнуют меня, независимо от их автора. Великие слова, книги, песни не стареют. Мысли Гамлета, Лира волнуют мое сердце сегодня. Сила Шекспира, по-моему, в том, что прошлое он сделал настоящим и будущим.

Я так много говорю об этом потому, что хочу. чтобы вы не просто играли в "Короле Лире", я хочу, чтобы вы полюбили по-настоящему Шекспира, его трагедии, комедии и сонеты. Многие сонеты Шекспира дополняют, разъясняют его трагедии. Послушайте:
 

Я жизнью утомлен, и смерть - моя мечта.
Что вижу я кругом? Насмешками покрыта,
Проголодалась честь, в изгнанье правота,
Корысть - прославлена, неправда - знаменита.

Где добродетели святая красота?
Пошла в распутный дом, ей нет иного сбыта!..
А сила где была последняя - и та
Среди слепой грозы параличом разбита.

Искусство сметено со сцены помелом,
Безумье кафедрой владеет. Праздник адский!
Добро ограблено разбойнически злом,
На истину давно падет колпак дурацкий.

Хотел бы умереть, но друга моего
Мне в этом мире жаль оставить одного.

(перевод В. Бенедиктова)

Может быт, прочитав этот сонет, мы с вами лучше поймем и Лира, и Шекспира, и его время, и тогда вы сумеете по-иному сыграть.

Каждый иастоящий актер - поэт, он творит свои поэтические миры, в которых отражается наша действительность.

- Вот уже целый час слушаю Вас, почтенный Соломон Михайлович! Вы самый знающий шекспировед из всех, которых я знавал, - сказал С.Э. Радлов. - Я при всей занятости не приостановил Ваш чудесный урок и для актеров, и для меня - не только из-за истинного к Вам уважения - уверен, что Ваш урок важнее моих репетиций!

После "репетиции" мы с Соломоном Михайловичем пошли пообедать в "Асторию".

- Я сегодня так счастлив! Ты, Шекспир и Ленинград в одни день!

- В течение суток, - шутя заметила я. -- Это были самые прекрасные часы всей моей жизни.

- Ты знаешь, я забыл сказать актерам самое главное, без этого им не понять Лира: он стал жертвой своей самоуверенности. И главный герой всех событий в истории - Время - разрушило иллюзии Лира. Я где то выписал слова Блока о Лире.

"Должно быть, в жизни самого Шекенира, в жизни елизаветинской Англии, в жизни всего мира, быть может, была в начале XVII столетия какая-то мрачная полоса. Она заставила гений поэта вспомнить об отдаленном веке, о времени темном, не освещенном лучами надежды, не согретом сладкими слезами и молодым смехом. Слезы в трагедии - горькие, смех - старый, а не молодой... Шекспир передал нам это воспоминание, как может передать только гений, он нигде и ни в чем не нарушил своего горького замысла".
Я убедилась в тот день, что не сыграть Лира Михоэлс не мог. Вечером того же дня я уехала в Москву. Вскоре я поняла, что "шекспировские сутки", проведенные с ним в Ленинграде, изменили всю мою жизнь. Я была "без ума" от Михоэлса, ждала возвращения театра в Москву, ходила на вокзал, встречала поезда. Соломон Михайлович писал мне письма. Я их перечитывала много раз, запоминала наизусть:
"Астка, Асенька, Асик, Асточка. Начинается на "А" и так же является для меня моей жизни началом начал... сердцем моим. Когда я произношу твое имя, в груди становится полнее, до тесноты спирает все и дает могучее ощущение моего богатства, силы, власти.

Астка. Это утро, первое пробуждение. Это день, родивший новую мысль, это - вечер с его первых сумерек до густого мрака мерцающего неба, когда позволено мечтать и освобождать воображение. Это - ночь, моя ночь с прерывистым сном, где воображение обрабатывает явь, а явь - сон - это Астка... И тело твое мудро, как твои свежий  высокий и светлый ум. И все же Ты то, чем дышу, чем живу, чего хочу и чего никогда никому не отдам. Аська - и для тебя эти странички, хотя их у меня гораздо, неизмеримо больше..."

Каждый день разлуки с Михоэлсом .длился для меня бесконечно... Наконец, в середине августа 1924 года мы снова встретились. Верили, что навсегда...

На спектакли ГОСЕТа я ходила почти каждый вечер, после спектаклей мы пешком шли домой (в то время мы жили уже на Тверском) и ночи напролет принимали гостей. Наш дом превратился в ночной "клуб актеров". Качалов и Андроников, Москвин и Русланова, Климов и Тарханов бывали нашими гостями.

Мы весело н шумно встречали старый Новый 1935 год. Помню. В.И. Качалов пришел во втором часу ночи, после спектакля и очередных гостей:

"Я поднимаю тост за успех Соломона Михаиловича; этот год станет самым знаменательным в вашей артистической жизни. Вы сыграете Лира. и сыграете его по-настоящему. Уж очень нужен сейчас "Король Лир", настало его время..."

"Настало его время"... Январь 1935-го... Газеты полны сообщений о трудовых успехах советского народа. Народ с энтузиазмом выполняет решения XVII съезда ВКП(б) - съезда победителей.

А в памяти еще свежи события 1934 года - Первый съезд писателей, приветствие Сталину:

"Этот исторический день мы начинаем с приветствия Вам, дорогой Иосиф Виссарионович, нашему учителю и другу.

Вам, лучшему ученику Ленина, верному и стойкому продолжателю его дела, мы хотели бы сказать все самые душевные слова, которые только существуют на языках народов Союза.

Имя Ваше стало символом величия, простоты, силы и постоянства, объединения в то единое и цельное, что характеризует тип и характер большевика.

Дорогой Иосиф Виссарионович, примите наши приветствия. полные любви и уважения, как к большевику и человеку, который с гениальной прозорливостью ведет коммунистическую партию и пролетариат СССР и всего мира к последней и окончательной победе.

Да здравствует класс, Вас родивший, и партия, воспитавшая Вас для счастья трудящихся всего мира..."

Писатели, художники, актеры все более активно вовлекаются в политическую жизнь страны. 23 февраля 1934 года газеты публикуют слова Сталина: "Мы стоим за мир и отстаиваем дело мира. По мы не боимся угроз и готовы ответить ударом на удар поджигателей войны". В это же время в печати появляется обращение деятелей советского искусства: "Мы с вами, рабочие Австрии!", под которым - наряду с Немировичем-Данченко, Мейерхольдом, Книппер-Чеховой и другими, подписались также Михоэлс, Зускин, Пульвер (ГОСЕТ идет в гору!).

На тост Качалова в ту новогоднюю ночь, Михоэлс, по воспоминаниям Анастасии Павловны, ответил так:

- А мне, дорогой Василий Иванович, пока видится в наших днях время Макбета, а какие настанут времена - Лира или Ричарда III - еще посмотрим! Играть сейчас Шекспира - страшновато...

До премьеры оставалось меньше месяца. Качалов, видимо ощутив какую-то "робость" Михоэлса перед грандиозной ролью, весь тот вечер проговорил с ним о Лире.

"Послушай, Соломон (на "ты" Василий Иванович обращался крайне редко), не дури! Ты обязан сыграть Лира. А сколько трудов позади! Да не только в этом дело, Соломон, не то мы теряли. Но признайся всем нам: ты можешь не сыграть Лира? Кого боишься? Может, Россов тебя испугал?"

(Н.П. Россов - трагедийный актер, однажды, встретив Михоэлса, сказал ему: "Вам, с вашим ростом и вашими данными играть Лира?! Да вы спятили. Михоэлс! Играйте своего Шимеле Сорокера и Вениамина! Но не Лира!")

"Так вот, Соломон, - продолжал Качалов, пронизывая Михоэлса взглядом, - и мне Россов не разрешал играть Гамлета, но я ведь сыграл! Да и Николая I я играл, а ты боишься сыграть Лира!"

Качалов и Михоэлс

"После таких речей, - ответил Михоэлс, - не сыграть Лира не могу. Но учтите, Василий Иванович, это будет моя последняя роль на сцене!"

И Михоэлс 5 февраля 1935 года сыграл Лира. Премьера, на которой были маршал Тухачевский, Карл Радек, потрясла театральную Москву.

"Мы горячо приветствуем... замечательного мастера Михоэлса, режиссера Радлова с этой большой победой, мы приветствуем также то, что лучшие московские актеры собираются совместно посмотреть и продискутировать спектакль, чтобы учиться у своих еврейских коллег" (Карл Радек).

"Своей игрой Михоэлс оправдал мою юношескую любовь к «Лиру», дав в этом образе сочетание легкости и глубины" (О. Пыжова).

"«Король Лир» в ГОСЕТ - выдающееся событие в театральной жизни. Несмотря на незнание языка, я полностью ощутил страсти и гармонию мыслей шекспировских персонажей.

Я необычайно рад за еврейский театр и его актеров. В постановке классической пьесы они полностью преодолели национальную ограниченность. На этом спектакле я ощутил такую трепетность исполнения, какая бывает у актера только в юношескую пору его творчества.

Михоэлс больше всего понравился мне в III действии, сцене воображаемого разговора с дочерью. Смена состояний, переход от одного состояния к другому были сделаны изумительно". (Д. Орлов, заслуженный артист республики).

"Спектакль «Король Лир» в ГОСЕТ показал огромные позможности этого театра. Прежде всего нужно отметить четкость актерского исполнения и большую культуру речи.

Театр впервые выступает с классическим репертуаром. Однако спектакль целиком выдержан в старых классических тонах, на которых я воспитана. Поразила меня удивительная ритмичность спектакля, согласованность с музыкой не только движения, но и речи.

Из актеров мне больше всего понравились Михоэлс (в роли короля Лира), Зускин (в роли Шута) и Финкелькраут (в роли Кента). И прежде всего Михоэлс. Его влияние чувствуется на всем спектакле". (Е. Турчанинова, заслуженная артистка республики).

"Он создал глубокий, философский, художественный образ Лира... С огромным мастерством раскрыл Михоэлс не только внутренний мир Короля, но и характерные особенности всего того мира, в котором жил и погиб величественный слепец. Какие глубокие мысли окрыляли эту работу артиста! Какой волнительный, напряженный путь философских поисков!" (Н. Охлопков).

"Спектакль явился великой победой Еврейского театра с Михоэлсом и Зускиным во главе. Мы не говорим о других актерах, - почти все были на высоте своих задач, но Михоэлс вошел в ряд крупнейших актеров мира" (Карл Радек).

"Я видел в Московском государственном еврейском театре превосходную постановку «Короля Лира», с крупным артистом Михоэлсом в главной роли и с замечательным шутом Зускиным, - постановку, блестяще инсценированную, с чудесными декорациями" (Л. Фейхтвангер).

"Я помню великого артиста Соломона Михоэлса по моему первому посещению Москвы в 1934 году.. Я помню, конечно, его великий спектакль «Король Лир» Шекспира. Я думал о нем, как о появлении в России нового Айру Олдриджа - великого американского актера, негра по происхождению, исполнявшего эту же роль в середине XIX века" (П. Робсон).

Сдержанный в оценках Гордон Крег, посмотрев весной 1935 года "Король Лир", писал о спектакле:
"...Подлинной неожиданностью, без всякого преувеличения - потрясением оказался для меня «Король Лир»! Должен сказать, что эта пьеса является наиболее близкой и любимой мною из всего шекспировского репертуара. Поэтому я шел в театр на спектакль с нескрываемым недоверием. Я даже предупредил Михоэлса, чтобы мне было оставлено такое место в театре, с которого я мог бы подняться и уйти, когда мне это заблагорассудится. Но вот я в партере. Я понял сокровенный трагический смысл жеста рук актера Михоэлса во второй сцене первого акта, и я понял также, что с такого спектакля уходить нельзя. Со времен моего учителя, великого Ирвинга, я не запомню такого актерского исполнения, которое потрясло бы меня так глубоко до основания, как Михоэлс своим исполнением Лира. Я не умею и не люблю говорить комплиментов даже там, где имею для этого достаточные основания.

Но какие бы похвалы не были сформулированы по адресу актера Михоэлса, это не будет преувеличением. Теперь мне ясно, почему в Англии пет настоящего Шекспира на театре. Потому, что там пет такого актера, как Михоэлс" (Советское искусство. 05.04.35).

Это все Михоэлс прочел, услышал уже после премьеры, а до нее?

Даже люди, высоко ценившие талант Михоэлса, сомневались:

"Когда Михоэлс говорил мне о своем намерении играть "Короля Лира", я отнесся к этому очень скептически. Я боялся, что эта драма Шекспира, являющаяся не только хронологически одной из последних его пьес, но и венцом его художественной мощи, не дойдет до массового зрителя, как по дошла бы, быть может, «Антигона» Софокла". (Карл Радек).
Радек был не одинок в своих опасениях: к моменту начала работы над постановкой "Короля Лира" никто из актеров ГОСЕТа не поддерживал Михоэлса в его начинании, полагая и высказывая вслух, что Шекспир - не для еврейского театра. Но Соломон Михайлович оставался тверд в своих намерениях. Он рассказывал А. Дейчу: "На очереди «Король Лир». Я уже не могу без него. Но в театре - все против меня, даже Зускин: боятся провала, говорят, что это не нашe дело, что надо питаться национальным репертуаром. Сегодня мне удалось сломить упорство. Я убедил их, что «Король Лир» - это, собственно говоря, библейская притча о разделе государства в вопросах и ответах".

"8 марта 1934 года Соломон Михайлович поздравил нас с праздником и шутя заметил: мужчины должны дарить женщинам счастье, - рассказала мне Э.И. Карчмер, - а счастье для истинной актрисы - сыграть в «Короле Лире». «Сопротивлению» нашему пришел конец. Первой «сдалась» Борковская (жена Зускина), за ней С.Д. Ротбаум (она, со свойственным ей юмором, сказала: «Если в спектакле нет роли жены Лира, то я сыграю его старшую дочь...»"

Одна за другой актрисы Минкова, Резина, Ицхоки согласились участвовать в спектакле.

- Ну, теперь я уверен - мы поставим "Короля Лира" на сцене ГОСЕТа. Если мужчины наши не с нами, то мы их заменим другими.

- Кто Вам сказал, Соломон Михайлович, что мы не хотим играть в "Лире"? Я всю жизнь мечтал о роли графа Кента, - сказал М. Штейман. - Просто чуточку боялся...

Гертнер, Шехтер, Гукайло дружно скандировали: "Лир в ГОСЕТе!"

В глазах Михоэлса просияла улыбка победителя...

- Первая читка "Короля Лира" завтра в фойе в 10 утра...

С.Д. Ротбаум

О распределении ролей он думал уже давно.

"Ротбаум - актриса, в прошлом получившая образование у Рейнгардта. Она усвоила в школе Рейнгардта одно из наименее выгодных направлений, в котором все внимание актера было обращено на произношение слова... Ротбаум, сохраняя полную неподвижность рук, все время делает усиленные движения головой, стремясь как бы подчеркнуть смысловую сторону слова.

Но именно в трагедии Шекспира эта сдержанность жеста может создать некую монументальность и с особой силой раскроет в образе Гонерильи ее надменность и то особое, циничное равновесие, с которым Гонерилья мучила своего отца.

Если бы образу Гонерильи придать подвижность, он сразу стал бы суетливым и мелким. Таким образом, дефект обычной манеры актрисы даст здесь некоторую прибыль.

Гертнер - актер одаренный, хотя внешние данные у него небогатые. У Гертнера несколько глухой голос, посредственная музыкальность, чисто внешнее чувство ритма... Все, что он знает, он постиг «в порядке самообразования». Знает он довольно много, хотя его знания довольно эмпиричны, разрозненны: как и большинство актеров нашего театра, Гертнер относится к людям пассивной мысли. У него нет способности к обобщению..."

Но в том-то и заключалось искусство режиссера-педагога Мпхоэлса, что даже слабости актеров он перевоплощал в достоинства...
"Есть у Эдгара такие слова:
Я ленив, как свинья,
Я хитер, как лиса,
Я зол, как пес.
Задача Гертнера-Эдгара разыграть притворное безумие. Гертнер при слове «свинья» - хрюкает, при слове «лиса» - ловко переворачивается, иллюстрируя движением хитрость, «извилистость лисы», а при слове «собака» - начинает лаять.

Но парадокс заключается в том, что в роли Эдгара этот прием оказался более уместным и удачным."

В статье "Моя работа над "Королем Лиром" Шекспира" Михоэлс подробно рассказывает о своей работе со многими актерами.
"...Особняком в этой нашей работе над Шекспиром стоит Зускин - актер с исключительно ярким дарованием. Природа дала ему бесконечно много...

В творчестве Зускина преобладающее значение всегда имеет не разум, а интуиция. Внутренний мир, мир чувствований и ощущений играет для него решающую роль. И именно это качество очень часто делает его искусство чрезвычайно народным... Первое, что он замечает в человеке, это то, что в нем трогательно. Второе - то, что в человеке смешно и что делает его живым. Смешное, пожалуй, по мнению Зускина, отличает живого человека от мертвого. Вообще чувство юмора чрезвычайно сильно в Зускине, но его юмор почти всегда окрашен в лирические тона. Он редко прибегает к острому оружию сатиры. Это происходит не потому, что Зускин обладает большой терпимостью по отношению к человеку вообще.

Будучи актером с головы до ног, он социальное всегда персонифицирует. На месте явлений, абстрактной идеи у него всегда вырастает конкретный образ человека. Часто это человек очень маленький, с ограниченными требованиями и крошечными целями. А для обрисовки такого человека пользоваться огнем сатиры было бы так же неуместно, как стрелять из пушек по воробьям. Вполне достаточно здесь довольствоваться уютным игрушечным «пугачом» юмора.

В беседе с Радловым Зускин очень часто останавливался на вопросе о национальном колорите Шута - в этом образе он хотел подчеркнуть национальные еврейские черты. Для Зускина такое желание было более чем естественно, ибо лучше всего он знал еврейскую среду. Самые острые, самые важные впечатления он вынес из своего детства - из своего родного города, из родной семьи. Сергей Эрнестович Радлов считал, что Шут должен создавать двойное впечатление. Это должен быть не только английский шут, лучше всего сделать его английско-еврейским шутом. На том и порешили" (Михоэлс).

В.Л. Зускин

Работать с Радловым актерам ГОСЕТа было интересно и привычно, но путь театра к Радлову на сей раз был длинным и сложным.

Михоэлс когда-то думал поставить этот спектакль вместе с Олесем Курбасом, но судьбе, видимо, это было не угодно. Первым за постановку Лира в ГОСЕТе взялся Волконский. В его мыслях о Лире было немало интересного. Он первым предположил, что Лир, деля государство на части, экспериментирует. Лир так велик в своих деяниях, что может себе позволить и это. (Эта мысль Волконского импонировала Михоэлсу, он считал, что существует параллель между судьбой Лира и Толстого).

Вслед за Волконским за постановку "Короля Лира" взялся опытный немецкий режиссер Эрвин Пискатор. Он хотел перенести действие пьесы в Палестину, в далекие библейские времена. Михоэлс сам сближал историю Лира с библейской историей, но "насилия" над пьесой Шекспира он не допускал даже в мыслях, и переговоры с Пискатором он прервал после второй встречи.

Михоэлс допускал, что с Радловым ему будет работать непросто: во-первых, Радлов жил в Ленинграде, что усложняло проведение репетиций; во-вторых Радлов, очевидно, не представлял тех трудностей, которые могли возникнуть в процессе работы. Он не предвидел, как трудно будет работать над "Лиром" труппе, никогда раньше не прикасавшейся к Шекспиру, и какую сложную работу нужно будет проделать, чтобы поставить Шекспира на еврейском языке.

Ни главная опасность заключалась не в том, что Радлов в начале работы недооценил все трудности, которые предстояло преодолеть, и даже не в том, что он не отнесся сразу же к этой постановке как к большой и серьезной творческой задаче. "В процессе работы серьезность задачи сама по себе обнаружилась. Более серьезная опасность заключалась в том, что в трактовке «Короля Лира» мы с Радловым находились на разных позициях".

(После выступления Михоэлса в Коммунистической академии, в котором он изложил свою концепцию постановки "Короля Лира", Радлов написал Михоэлсу письмо и в нем, в частности, сообщал: "Чувствую, что мы расходимся настолько глубоко и ты выступаешь настолько самостоятельно, что мне не придется, очевидно, работать...").

"Письмо С.Э. Радлова было написано резко и определенно". По Михоэлс, памятуя "лучше с умным потерять...", ответил Сергею Эрнестовичу, что расставаться с ним он не хочет и не собирается.

"Перед тем, как окончательно решить вопрос о постановке "Лира" в нашем театре, я прочел множество книг и статей о Шекспире вообще и о "Короле Лире" в частности...

И пусть не покажется удивительным, если я признаюсь, что на специальное изучение Лира, на аналитическую и синтетическую работу мысли мною было потрачено свыше года. Но эта работа была отнюдь не только рациональной.

Серьезным препятствием для меня было незнание английского языка. Оно сделало для меня недоступным изучение Лира в подлиннике. Специально изучить английский язык я не мог. Для этого потребовалось бы слишком много времени. Поверхностное же, формальное знание языка не дало бы мне настоящего представления о произведении..." (Михоэлс).

Казалось продумано все: концепция спектакля, состав актеров. С.Э. Радлов приступил к репетициям. Но... "должен заметить, что, приступая к работе над образом Лира, я испытывал огромное недоверие к своим физическим данным. Обладая низким ростом, я не мог передать образ королевского величия ни при помощи гордо поднятой головы, ни при помощи монументально-величавых движений".

Творческие муки, колебания, размышления изводили душу Михоэлса, порой наступало отчаяние. В такие минуты художник театра Александр Григорьевич Тышлер незаметно подходил к Михоэлсу: "Понимаешь, Миха, когда я рисую тебя, я просто учусь, я становлюсь как художник лучше, я лучше рисую, я очень много приобретаю"... После такого совершенно искреннего признания Михоэлс с улыбкой и глубоким вздохом усаживался...

"Споров с Тышлером в процессе работы было очень много. Он относится к разряду тех художников, которые больше всего доверяют своему, правда чрезвычайно изощренному, но и чрезвычайно субъективному внутреннему ощущению. Пьесу он, очевидно, прочитывает только один раз и затем всецело отдается первому впечатлению. Мне кажется, что при чтении он в пьесе даже не видит слов... Сразу перед ним возникает сценический объем, он как бы читает пространство.

...Первый эскизный набросок декораций к "Королю Лиру", принесенный Тышлером, был чрезвычайно похож на его же эскиз к «Ричарду III», появившийся в печати значительно позже. Очевидно, и в "Лире", и в «Ричарде III» (работал .он над этими трагедиями одновременно) Тышлер видел главным образом "Шекспира, вообще". Набросок напоминал нечто чрезвычайно далекое от нас, нечто легендарно-сказочное. Но где-то и в чем-то набросок этот перекликался с тем, что я продумал и что было мне близко...

Михоэлс-Лир и Зускин-шут. Рис. А. Тышлера
Должен признаться, что эскиз этот в одинаковой мере озадачил меня и Радлова. Устремления Сергея Эрнестовича и мои в конце-концов были различны только в понимании проблематики трагедии. Но мы с Радловым уверенно сходились в желании создать спектакль глубоко реалистический. Эскиз Тышлера никак не соответствовал этому намерению. Настолько не соответствовал, что .это могло повлечь за собой разрыв между театром и художником.

Когда Тышлер спросил Радлова, что именно, по мнению режиссера, должно стать лейтмотивом оформления спектакля, Сергей Эрнестович уверенно и твердо сказал, что для него главное - это ворота замка, закрывающиеся перед Лиром". (Михоэлс)

Были, естественно, расхождения между Михоэлсом и Тышлером, как это всегда бывает между людьми высокого таланта, но в итоге "Король Лир" в ГОСЕТе немыслим без декораций, без костюмов Тышлера. (Да только ли "Король Лир", для решения которого Тышлер, по собственному признанию, мобилизовал весь свой творческий потенциал. Михоэлс и Тышлер проработали вместе больше 10 лет, их творческий союз не был случайным. Александра Григорьевича он не побоялся пригласить в театр сразу после выхода в свет печально знаменитой книги О. Бескина "Формализм в живописи").

Тышлеру "всегда казалось, что он (Михоэлс. - М.Г.) репетирует слишком долго", и когда терпение Александра Григорьевича иссякало, он "посылал ему записку без слов с изображением папиросы с крылышками".

Перевод "Короля Лира" Михоэлс предложил выполнить Самуилу Галкину. Это решение вызвало немало суждений - ведь еще совсем недавно находились еврейские "литературоведы", которые считали библейское начало в его поэзии явлением реакционным. Достойна отповедь, данная Михоэлсом по этому поводу:

"Наивно было думать, что Галкин - поэт реакционный но той причине, что в его творчестве находят свое продолжение лучшие традиции еврейской литературы. Это свойство его таланта я считал необычайно ценным для перевода «Короля Лира».

Следует заметить, что Галкин осуществил свой перевод на идиш с имеющихся русских переводов, но ему своими советами помог С.Э. Радлов, который к тому времени уже неплохо справлялся с еврейским языком... Радлов очень быстро и умело ориентировался в тексте и неоднократно подсказывал переводчику пути использования тех или иных очень характерных для Шекспира приемов" (Михоэлс).

С. Галкин

"... стиль Галкина-поэта оказался удивительно соответствующим стилю шекспировской трагедии. Особенно удалась Галкину та сцена, где Лир произносит проклятия. Эти проклятия по форме перекликаются с разделом Библии, который называется по-древпееврейски «Той-хо-хо» и в, котором перечисляются проклятия, адресованные вероотступникам.

Лир, в чем-то, безусловно, напоминающий Иова, извергает проклятия, обобщенность и образность которых удивительно напоминают «Той-хо-хо».

Большую пользу принесла мне, как актеру, н работа с композитором (Л.М. Пульвером - М.Г.).

Основные музыкальные моменты спектакля - это охотничьи рожки, фанфары, церемониальный марш, музыка поединка, музыка погони за Эдгаром, песенка шута, упомянутая в тексте, музыка, звучащая во время пробуждения Лира. У Шекспира есть тут специальная реплика в сторону оркестpa. «Снова играй», - говорит врач, ожидая с минуты на минуту пробуждения короля. .

Я был убежден, что звуковая и шумовая имитация бури будет противоречить стилю всего нашего спектакля. Для меня сцена бури является высшим моментом философского прозрения Лира, высшей точкой трагедии. Мне казалось, что шумовая имитация дождя, грома, а также световые эффекты молнии отвлекут зрителей, помешают им воспринять центральную идею этой сцены. Что же касается музыкального «изображения» бури, то поначалу я склонен был на это пойти, но потом решил, что Шекспиру подобные приемы в принципе чужды. Возможно, я и ошибался.

Настоящая буря разыгрывается лишь в коображении Лира, который страстно взывает к ветру, мечтает, чтобы ветер все смел на своем пути, чтобы дождь затопил всю землю, чтобы в бурных потоках погибло самое зло" (Михоэлс).

О "Лире", поставленном и сыгранном Михоэлсом, написано много. Сохранились кинофрагменты, рецензии, воспоминания зрителей. Все сошлись во мнении, что такого Лира, такой концепции спектакля еще не было:
"Под звуки церемониального марша торжественно шествуют придворные. Когда все собираются, музыка замолкает. И тогда в полной тишине, откуда-то сбоку, незаметно появляется старый король. Съежившись, запахнувшись в мантию, как в простой плащ, Лир скромно направляется к трону. Он идет, ни на кого не глядя, погруженный в свои думы. Подойдя к трону, замечает взобравшегося туда Шута, ласково берет его за ухо и стаскивает вниз. Только после этого король поднимает глаза и обводит взглядом склоненные головы придворных. Наконец, видно его лицо, отрешенное и ласковое, лицо самоуверенного пророка и скептического философа. Тут кончался придворный церемониал и начиналась притча...

Сев на трон, король начинает пересчитывать собравшихся, по-хозяйски тыча в каждого пальцем. Кого-то он пропустил, и счет начинается снова.

Лир безуспешно ищет глазами Корделию и неожиданно находит ее, спрятавшуюся за спинкой трона. Тогда раздается интимный, добрый старческий смешок.

Мудрый и проницательный Лир настолько убежден в абсолютном превосходстве над окружающими, что может позволить себе пренебречь торжественнымя эффектами. Впрочем, иногда старый король принимает величественные позы, но для того только, чтобы их спародировать, показать, как мало придает им значения...

...Безучастным михоэлсовский Лир перестает быть, когда очередь доходит до Корделии. Его руки становятся мягкими и ласковыми; он снимает с головы корону я протягивает ее любимой дочери. Но Корделия оказывается скупой на слова. Тогда из уст Лира второй раз вырывается короткий старческий смешок. Только теперь задавленный, изумленный и недобрый, Лир думал слегка поиронизировать над дочерьми, заставив их заплатить за земли и власть признаниями в любви. И вдруг шутка оборачивается против него самого. Тогда король становится серьезным, надевает корону себе на голову, тяжело кладет руки на подлокотники трона и сурово предупреждает: «Из ничего не выйдет ничего»" (Б. Зингерман).

"Раньше он был король - «король с головы до ног». Он спрашивал у Освальда (дворецкого Гонерильи): «Кто я такой?» И когда Освальд отвечал: «Вы отец моей леди», - он бил его, потому что это снижало его королевское достоинство. А теперь Лир сам приходил к выводу, что он двуногое животное. Таков путь, который он проделал, и на этом пути он пришел к новому ощущению своей отцовской любви к Корделии. И самое страшное для него заключается в том, что из-за своей ложной идеологии он потерял самое любимое, самое дорогое, самое ценное, что- было для пего на земле, - Корделию". (Михоэлс)
Лир проносит на руках мертвую Корделию перед стоявшими в безмолвии воинами и тихо восклицает: "Горе! Горе! Горе!". Он, прощаясь с умершей дочерью, шепотом произносит слова: "Собака, лошадь, мышь - они живут, а ты, ты не живешь, не дышишь!"

И снова Лир безумен: он напевает свою охотничью песенку, которая постепенно переходит в смех со стоном. Лир ложится рядом с умершей Корделией, прикладывая палец к ее губам, тихо шепчет: "Уста, уста, уста!" Слова эти Михоэлс произносит как благодарность человеку, из уст которого он услышал правду.

"...плач его над трупом Корделии - почти библейское прощание с телом... (У Михоэлса умерла молодая жена, он провожал ее, шел за гробом и разговаривал все время... и теперь играет это отчаяние над трупом дочери)... Он кричит тонким голосом, тихим от того, что напряжение слишком велико... о-о-о-о... кричит и ложится около дочери, а руки ему оправляют уже служители..." (Афиногенов).

Исполнение Михоэлсом короля Лира, несомненно, заслуживает самых высоких похвал, а, может быть, оно выше всяких похвал. И все же главное достижение видится в том, что тогда, в 1935 году, тема Лира раскрыта им как современная, сегодняшняя - он показал, к каким последствиям ведет обожествление собственной личности.

Постановкой "Короля Лира" ГОСЕТ отметил свое пятнадцатилетие.

"Организован юбилейный комитет по чествованию Государственного еврейского театра в связи с исполнившимся 15-летием. Торжественное заседание, посвященное юбилею, состоится вечером 5 марта. Все заседатгие будет проведено в театрализованной форме.

Из Грузии, Белоруссии, Украины, с Урала приезжают специальные делегации.

Союзкипохроника посвящает юбилею театра очередной номер звукового киножурнала "Советское искусство". Гослитиздат выпускает книгу о Еврейском театре. Художественный альбом постановок ГОСЕТа издается И:югизом.

В фойе театра открыты две выставки: «15 лет ГОСЕТа» и «Король Лир» на мировой сцене".

2 марта ВОКС устраивает встречу коллектива ГОСЕТа с иностранными журналистами, находящимися в Москве". (Вечерняя Москва. 26.02.35).

Торжественное заседание по случаю юбилея состоялось 5 марта 1935 года. В этот же день Михоэлсу присвоили звание народного артиста РСФСР. Среди участников юбилея были Книппер-Чехова и Барсова, Козловский и Качалов, Хмелев и Садовский, Яблочкина и Штраух, Охлопков и Завадский, Бергельсон и Маркиш.

Юбиляров приветствовали все театральные коллективы Москвы, Академия имени Жуковского, шефство над которой осуществлял ГОСЕТ.

"Воздушная Академия, борющаяся под руководством своего железного наркома т. Ворошилова за передовое место среди военных академий, гордится своим культурным шефом - коллективом Еврейского театра, завоевавшим высоты культуры" (Красная звезда. 06.03.35).
До поздней ночи длился юбилейный вечер, а ночью актеры и гости собрались в фойе и Михоэлс, провозглашая тост, сказал:
"ГОСЕТ мне всегда представлялся театром трагических комедиантов. Путь к «Королю Лиру» - вершине мировой драматургии - был очень трудным. Мне сейчас вспоминается многое, обо всем не сумею рассказать, по не могу ие вспомнить о том, как в январе 1919 года была основана первая в мире еврейская театральная студия.

В 1921 году театр открывается в Москве спектаклем одноактных пьес еврейского классика Шолома Алейхема...

Но уже в 1926 году театр все чаще обращается к современной теме. Замелькали новые имена. Шолом-Алейхема и Переца сменили советские драматурги. Зажили герои в новой обстановке... Шесть лет упорного труда над современной темой дали театру возможность осознать интернациональный его характер...

К своему 15-летнему юбилею театр показывает шекспировского «Короля Лира»... Шекспир нам близок: благодаря этому мы можем многому и многому научиться у него для того, чтобы, в свою очередь, полнее и ярче запечатлеть образ нового человека нашего времени.

Снова обращусь к Шекспиру. Помните, что сказал Гамлет, обращаясь к комедиантам?

Что он Гекубе? Что она ему?
Что плачет он о ней? О! если б он,
Как я, владел призывом к страсти,
Что б сделал он? Он потопил бы сцену
В своих слезах и страшными словами
Народный слух бы поразил, преступных
В безумство бы поверг, невинных - в ужас,
Познающих привел бы он в смятенье,
Исторг бы силу из очей и слуха...
Мне думается, что Шекспир дал нам, актерам, программу на века".
Много добрых слов было сказано актерам ГОСЕТа в тот вечер.

Однажды после спектакля в уборную к Михоэлсу зашел Михаил Аркадьевич Светлев. "Мой дед, - сказал он Соломону Михайловичу, - внушал мне, что мудрым может быть человек только легкомысленный. Я уверен, что к такому «гениальному» заключению дед мой не пришел сам - он где-то его вычитал. Но я с этой мыслью согласен и хочу, Соломон Михайлович, подтвердить ее легендой о Шауле. В конце XVI века из Италии в Польшу (подумайте, какое легкомыслие!), кажется, в Брест-Литовский, переехал обычный еврей по имени Шауль (я думаю, что Шауляй назван не только в честь пего!) Так вот, он был так умен и удачлив, что король Сигизмунд III присвоил ему звание "слуга короля". Существует предание, что после смерти Стефана Батория на "должность" короля было много кандидатур. И кого, вы думаете, избрали? Не улыбайтесь так насмешливо, Соломон Михайлович! Целую ночь королем Польши был еврей-талмудист Шауль. Да, да! И лишь наутро королем избрали шведского принца Сигизмунда, и, как оказалось, он пробыл на этой должности почти пятьдесят лет. Так вот, я хочу пожелать вам, чтобы вы были нашим королем столько же лет. И чтобы никто не имел повода повторить пословицу, которую так часто произносил мой дед: "Счастье более хрупко, чем царствование Шауля, а несчастье продолжительнее, чем диаспора..."

Значительность работ ГОСЕТа положительно отмечена советской печатью. Были, правда, и другие отзывы:

"Однако, для всякого внимательного наблюдателя творческой жизни Еврейского государственного театра совершенно очевидно, что он пришел к своим последним достижениям, пришел к реалистическому зрелищу весьма сложным путем. На этом пути Еврейскому гостеатру пришлось преодолеть и националистическиемоменты, и сильнейшие формалистические перегибы, которые в первый период существования театра давили на него тяжелым грузом... При всем формальном блеске спектаклей Еврейского театра, живописавших местечковый быт, большинство этих спектаклей было проникнуто романтизацией этого быта. Даже самый факт чрезвычайно длительной задержки театра на ограниченной тематике еврейского местечка - тематике прошлого - свидетельствовало о наличии националистических моментов в творчестве театра. Этим же объясняется и поздний переход на советский репертуар (общеизвестно, что Еврейский театр позже многих наших театров перешел на тематику советской действительности)" (Советское искусство. 17.03.35).
Но такие статьи театр опровергал:
"Бодро и радостно встречает театр свой праздник, окруженный теплым вниманием советской общественности, ГОСЕТ знает, что только в нашей стране, только под руководством нашей партии растет искусство «национальное по форме, пролетарское по содержанию». Театр ясно сознает серьезность задач, поставленных перед ним пашей чудесной действительностью, и будет дальше творить великое дело пролетарской интернациональной культуры.

Директор ГОСЕТа И. Лашевич,
художественный руководитель, заслуж. артист республики С. Михоэлс"
(Труд. 04.03.35).

К своему пятнадцатилетнему юбилею коллектив театра и его руководитель Михоэлс поняли, что завоевать высоты культуры без мировой классики невозможно.
"Серьезное внимание начинает уделять театр общечеловеческому репертуару. Пора покончить с косной точкой зрения, будто бы еврейский театр должен заниматься исключительно еврейской темой. Это первый мотив, в силу которого театр взялся за произведения мировой драматургии - за шекспировского «Короля Лира». Шекспир - реалист, величайший в мировой истории. Он, как никто иной, может многому научить, особенно сейчас, когда речь идет о сценическом воплощении рождающегося на глазах нового человека" (Рабочая газета. 05.03.35).
"Сценическое воплощение нового человека". Изменялись люди. Пожалуй, сам Михоэлс ко времени постановки "Короля Лира" не был похож на Михоэлса 1929 года. (В 1929 году он защищал от нападок Грановского, называя его основоположником ГОСЕТа, а в 1935 году воспринял как должное, когда прочел в газете "Советское искусство" (05.03.35) лозунг "Привет основоположнику и художественному руководителю театра, одному из лучших актеров современности С.М.  Михоэлсу").

Читал ли эти слова Грановский?

Едва ли. В то же время он, уже тяжело больной, может, несправедливо забытый, усердно работал вместе с Р. Фальком над франко-английским фильмом по сюжету "Тараса Бульбы" Н.В. Гоголя (фильм вышел на экраны в 1936 г.). Алексей Михайлович умер в 1935 г. Дошли ли до него слухи о блистательной постановке "Короля Лира" в ГОСЕТе? Об этом мы уже никогда не узнаем. Но, к счастью для себя, Грановский не прочел слова своего ученика, сказанные им двумя годами позже, о том, что учитель "обманул доверие партии и правительства".

Что означали эти слова? Попытка перебороть собственный страх? Или поворот взглядов на 180 градусов?

Всего 15 лет тому назад Михоэлс восхищался Грановским:

"Наш руководитель... мы видим полную жертв и самоотречения работу, мощную силу любви к искусству и народу, богатую идейным содержанием деятельность его, не прерывающуюся ни на один миг в течение дня".
А в конце 30-х, уже после триумфа "Короля Лира" Мнхоэлс произнесет об учителе совсем иные слова:
"Кстати, Сергей Эрнестович (Радлов - М.Г.), говоря о нашем театре, заявил, что он находит яркий пример выражения формализма в актерской игре в целом ряде спектаклей Грановского. Я должен иначе расставить силы. Грановский, который явился постановщиком целого ряда спектаклей у нас, сегодня является человеком, который подлежит категорическому осуждению и не только с точки зрения того, что он делал в театре. В первую голову и больше всего он подлежит осуждению, потому что он обманул доверие партии и правительства, обманул свой собственный коллектив. Я вынужден был об этом сказать, несмотря ла то, что Грановский владел, по моему мнению, высоким мастерством, и отнять у него это было бы смешно. Спутать эти две карты нельзя.

Что же, однако, такое Грановский с точки зрения его работы? Его работы были формальными, ибо в их основе лежала предпосылка, которая делала их формальными. Ибо человек, который сумел в определенный момент уйти и порвать с нашей советской действительностью - это человек, очевидно, скрывал в себе предпосылки для того, чтобы не отображать нашей действительности.

Я знаю, что основной чертой Грановского являлся страх..."

Но страх неминуемо вползал в жизнь самого Михоэлса. Он возвращался после спектаклей поздно. Ночные беседы в доме поодолжались до утра. Среди ночи к нему приходили Качалов, Москвин, Зускин... Ночи тридцатых годов! Длинные, страшные... Михоэлс однажды признался Анастасии Павловне, что испытывает страх перед каждой предстоящей ночью не меньший, чем перед выходом на сцену... Забирают обычно ночью или под утро. Утром, выпив крепкого кофе, он уходил в театр. И так сутки за сутками.. А что еще мог сделать Соломон Мудрый, Король Лир, Король еврейской сцены? Лидер, признанный, любимый лидер советских евреев. Уйти из театра? В пятидесятилетнем возрасте, в расцвете творческих возможностей бросить все и всех! - за ним уже коллектив, созданный им, взращенный им. Его уход стал бы творческой гибелью, для всех актеров театра. Михоэлс не мог уйти от бурлящей вокруг жизни, творить в тиши кабинета, стать затворником. Увы! Он был актером, ему нужен был зритель сегодня, сейчас. И он творил...

Ничего не поделаешь: "что было, то и будет, и что творилось, то и творится", - сказал Экклесиаст.
 

Последний раз на сцене. 1944 г.


Публикуется с любезного разрешения автора




VIVOS VOCO! - ЗОВУ ЖИВЫХ!
Май 2003