"В ту пору прокурором судебной палаты был А. А. Лопухин..., а прокурором суда Н. Н. Сабуров... Но ко времени поступления дела Засулич в суд Сабуров находился в отпуску, а его должность исправлял младший из товарищей прокурора В. И. Жуковский. Мне, как самому младшему среди прокуратуры, и в голову не приходило, чтобы с предложением обвинять Веру Засулич на суде могли обратиться ко мне. Да и помимо того, - весьма чуткий к окружающей политической атмосфере,- я был твердо убежден, что из суда присяжных Вера Засулич всегда выйдет оправданною.

Однако же как-то утром, когда я совершенно безмятежный пришел на службу, меня тотчас же позвал Жуковский и (не то посмеиваясь, не то сострадая)- торопливо заговорил:

- "Знаешь?.. Тебя ждет Лопухин. Он тебя решительно избрал обвинителем Веры Засулич. Конечно, ради приличия, он предложил эту обязанность и мне, как исправляющему должность прокурора, - но он мечтает именно о тебе. Я же ускользнул, сославшись на то, что мой брат "эмигрант" и поэтому, в уважение моих родственных чувств, меня всегда освобождали от дел политических, за что я беру на себя труднейшие процессы общего характера...

Бесконечно взволнованный, я пошел к Лопухину… Он встретил меня с "распростертыми объятиями" и сказал:

- Когда я настаивал на передаче дела Засулич в суд присяжных, я имел в виду именно вас. Я часто слушал ваши речи и увлекался. Вы один сумеете своею искренностью спасти обвинение...

- Но, Александр Алексеевич, ведь ваше обращение ко мне - величайшее недоразумение! Конечно, Вера Засулич совершила преступление, и если вы, как мой начальник, предписали мне обвинять ее, то я не имел бы права ослушаться. Поэтому я прежде всего желал бы знать; беседуем ли мы с вами формально или по-человечески?

- Да что вы! Что вы! Конечно, тут нет никаких формальностей, и вы можете говорить вполне откровенно.

- Тогда я вам скажу, что обвинять Веру Засулич я ни в коем случае не стану, и прежде всего потому, что кто бы ни обвинял ее, - присяжные ее оправдают.

- Каким образом? Почему?..

- Потому, что Трепов совершил возмутительное превышение власти. Он выпорол "политического" Боголюбова во дворе тюрьмы и заставил всех арестантов из своих окон смотреть на эту порку... И все мы, представители юстиции, прекрасно знаем, что Трепову за это ничего не будет. Поймут это и присяжные. Так вот, они и подумают, каждый про себя: "Значит, при нынешних порядках, и нас можно пороть безнаказанно, если кому вздумается? Нет! Молодец Вера Засулич! Спасибо ей!" И они ее всегда оправдают.

- Бог знает, что вы говорите!..

- Александр Алексеевич! Мне кажется, вы не чувствуете важности момента. Ведь мы присутствуем при начале иной революции. Уже не против монарха, а против правительства. И в обвинители Веры Засулич следовало бы достать какого-нибудь дореформенного чиновника, преданного далекой старине, который был бы готов за нее "костьми лечь", который бы сказал присяжным: "Господа присяжные! Нам дела нет до побуждений госпожи Засулич. Помните только одно, что она посягнула на наши святыни. Она стреляла в генерал-адъютанта, носящего на своих плечах вензеля государя, - всегда имеющего к царю свободный доступ... Кто любит государственный порядок, тот не пожелает даже вникать в объяснения подсудимой. Можно, пожалуй, смягчить ее ответственность, но оправдать ее - никогда!".

- Какая великолепная речь! Произнесите же ее!

- Нет, Александр Алексеевич, мы совсем не понимаем друг друга. И верьте мне, что никакая речь не поможет.

Лопухин пожал плечами и сказал: "Ну, что же делать! Придется обратиться к товарищу прокурора Кесселю"...

Засулич была оправдана с таким треском и ревом, каких никогда не знали ни ранее, ни позднее стены судебного зала. Приговору аплодировали даже сановники (ныне уже умершие), стоявшие в местах за креслами судей...

Когда, после заседания, мы с Жуковским уселись на "имперьяле конки" и поехали домой, он мне спокойно сказал: "Ну, брат, теперь нас с тобой прогонят со службы. Найдут, что если бы ты или я обвиняли, этого бы не случилось".

Его пророчество сбылось очень скоро. Моя семья во время процесса находилась в деревне у родственников. И в самый день моего отъезда туда я получил от возвратившегося в Петербург прокурора суда Сабурова извещение, что министр юстиции требует от меня и Жуковского объяснений, почему мы отказались обвинять Веру Засулич?..

Жуковский был переведен товарищем прокурора в Пензу, а я - уволен от должности.

Осенью мы оба были приняты в адвокатуру".