VIVOS VOCO: А.Н. Крылов, Статьи о Б.Б. Голицыне

4 мая 1916 г. скончался академик князь Борис Борисович Голицын.

Русская наука лишилась в нем выдающегося ученого, Главная физическая обсерватория - незаменимого директора и организатора, Николаевская морская академия и Высшие женские курсы - ревностного и талантливого профессора, наше Физическое общество - своего давнишнего уважаемого деятельного сочлена.

В кратких словах невозможно очертить деятельность человека такой кипучей энергии, такого трудолюбия, такой работоспособности и производительности па всех поприщах, каким был покойный Борис Борисович. Еще труднее дать даже беглый очерк его весьма разнообразных научных работ, поэтому я не буду и пытаться этого делать, ограничиваясь лишь напоминанием о наиболее выдающихся его трудах, являющихся основными в целой новой научной области - сейсмологии; но сперва позвольте мне остановиться на характеристике той школы, которую проходил покойный и которая не осталась без влияния на него.

Борис Борисович - воспитанник Морского училища, ныне Морского корпуса, и Николаевской морской академии.

13-летним мальчиком поступил Борис Борисович в 1875 г. в старший приготовительный класс, я - в 1878 г. в младший приготовительный; таким образом, я помню Морской корпус того времени, учился у тех же учителей, имел тех же начальников и командиров.

В Морском училище того времени, при начальнике Алексее Павловиче Епанчине, еще не угас дух Воина Андреевича Римского-Корсакова, проводившего в жизнь проникнутые разумным гуманизмом начала, которыми генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич обновлял флот. Надо помнить, что Пироговские "Вопросы жизни" напечатаны в "Морском сборнике" за 1857 г.

Воин Андреевич своей педагогической системой стремился к развитию во вверенных его попечению юношах прежде всего самостоятельности, поэтому, пока живы были его заветы, можно кратко сказать, что в учебном плане Морского училища проводилось начало: "Как можно меньшему учить, как можно большему предоставлять учиться самим". Это не значит, что ничему или плохо учили или что были плохие преподаватели, напротив. Кто не знает имени Александра Николаевича Страннолюбского, - а именно в наше пребывание в Морском училище был самый расцвет его деятельности; мы же, воспитанники Морского училища, кроме того, гордились такими учителями, как Н.Н. Зыбин, Ф.Д. Изыльметьев, А.А. Горенко, Я.И. Павлинов.

Одною из особенностей тогдашнего Морского корпуса было распределение учебного дня: с 8 часов до 11 часов два урока по полтора часа, с 12 1/4 до 1 3/4 еще один; раза два в неделю с 2 часов до 3 часов фронтовое или артиллерийское ученье. Затем до 7 часов вечера совершенно свободное время, с 7 часов до 9 часов время на приготовление уроков, т.е. надо было сидеть у конторки и чем-либо заниматься, с 9 1/2 желающие могли ложиться спать, с 11 часов обязательно ложиться спать всем.

Вот эта-то, по представлению многих, "роскошь свободного времени" и способствовала "самодеятельности". Всякий кадет находил какое-либо занятие, соответствующее его склонности, особенно в старших классах, т.е. в возрасте от 17 до 20 лет, и занимался, помимо обязательных предметов, тем, что ему нравилось, - кто историей, кто математикой, кто физикой, конечно по книге, кто модельным делом или постройкою шлюпки и т.п.

Ясно, что для такого одаренного, любознательного и способного юноши, каким был, по отзыву своих товарищей, Борис Борисович, это был наиболее подходящий тип школы; она не заглушала его способностей, а давала им свободно развиваться и помогала выработке навыка самому искать посильного ответа на вопросы юного и пытливого ума.

Совместная жизнь с товарищами круглый год в продолжение пяти или шести лет, в особенности во время летних плаваний на прежних судах, вырабатывала и еще одну черту, которая была столь привлекательна в Борисе Борисовиче, - это его неизменное самое доброжелательное отношение ко всякому, кто бы с ним ни приходил в соприкосновение.

По производстве в 1880 г. в возрасте 18 лет в гардемарины Борис Борисович пошел в плавание на полуброненосном фрегате "Герцог Эдинбургский".

Тогда еще тверды были традиции парусного флота. "Герцог Эдинбургский" имел не только машину, но и полный и притом громадный корабельный рангоут. Понятно, что на нем парусному делу, парусному ученью уделялось самое серьезное внимание; к тому же на нем был такой образцовый старший офицер, как Константин Павлович Кузьмич. Командирами были также выдающиеся моряки - сперва Н.Н. Новосильцев, потом Федор Александрович Гирс.

Чистота на корабле и безукоризненность его внешнего вида возводились в культ, масляное пятнышко на палубе или висящий за бортом конец вызывали чуть что не драму, в которой, конечно, допустивший недосмотр гардемарин играл страдательную роль, недотянутая снасть возводилась чуть что не в преступление. Короче говоря, это был род спорта, и значит, надо было иметь к нему особенное влечение, особенную любовь и охоту, чтобы им довольствоваться, чтобы в нем совершенствоваться, чтобы им увлекаться и получать удовлетворение и истинное удовольствие, например, от лихого и дружного исполнения трудного маневра, требовавшего чисто морского глазомера, сметки и навыка.

Богато одаренная, но со складом ума, направленным к совершенно другим стремлениям, натура Бориса Борисовича, конечно, не находила удовлетворения в этих элементах подготовки молодежи к морской службе; можно думать, что на этой почве, в особенности в долгие ночные вахты в океане, произошло сближение с родственной ему по духу натурой, - плававшим на том же фрегате вахтенным офицером в чине мичмана великим князем Константином Константиновичем.

У лиц, далеко стоящих от флота, может возникнуть сомнение, правильный ли был взгляд на самую подготовку к службе молодых офицеров, если такие талантливые натуры, как великий князь Константин Константинович или князь Борис Борисович, пройдя школу такого выдающегося моряка, как К.П. Кузьмич, оставляли флот. На это я скажу, что правильный, - мне достаточно назвать одного из соплавателей Бориса Борисовича, его товарища по классу и выпуску, Николая Оттовича Эссена, имя которого как флотоводца заслужило столь почетную известность.

Значит, школа, которой придерживался К.П. Кузьмич, да и все другие моряки того времени, указывала каждому молодому офицеру его настоящую дорогу. Я добавлю к этому, что плавание и морская служба оставили еще один след па всей деятельности Бориса Борисовича: они приучили его считать, что скорое решение вопроса, решение, может быть, и не вполне совершенное, но зато принятое во-время, лучше медлительной нерешительности. Это особенно важно в делах практических, к которым Борис Борисович также прилагал свой талант и в которых проявил себя как руководитель и организатор.

В 1884 г. Борис Борисович поступил слушателем на гидрографический отдел Николаевской морской академии. Здесь его преподавателями были: А.Н. Коркин, Г.А. Тиме, Н.Я. Цингер, М.А. Рыкачев, И.П. Колонг, К.Д. Краевич.

Борис Борисович окончил академию в 1886 г. одним из двух первых, имея одинаково с М.Е. Жданко 12 баллов по всем предметам на всех экзаменах. Но уже тогда можно было отметить зарождение его дальнейшей научной склонности. По лекциям М.А. Рыкачева им составлен и издан "Курс метеорологии", пользующийся и поныне заслуженною известностью. Отмечу также ту особенную благодарность, с которою Борис Борисович часто вспоминал лекции К.Д. Краевича.

Мне через четыре года после Бориса Борисовича также пришлось быть учеником К.Д. Краевича в той же Николаевской морской академии, и мне вполне ясна та прелесть, которую находил в его лекциях Борис Борисович; ей поддавался и я, и те из моих товарищей, которые были лучше подготовлены, пройдя, например, предварительно курс Минного офицерского класса. Константин Дмитриевич не отличался ни особенным красноречием и увлекательностью изложения, ни особенным искусством экспериментатора, ни умением с изяществом и мастерством владеть математическим анализом, как Коркин, пли геометрией, как Н.Я. Цингер; но характерною особенностью его лекций был его оригинальный критический анализ полученных выводов и результатов или их истолкования, так сказать, здравый научный скептицизм.

Краевич всегда предостерегал нас от увлечения математикой; он тщательно обращал внимание на те скрытые или неявно высказываемые, так сказать, неподчеркнутые предположения, которые затем воспроизводятся формулою или уравнением. Он нам не раз повторял на лекциях слова Гексли: "Математика подобно жернову перемалывает то, что под него засыпают". Вот на эту-то "засыпку" и напирал главным образом Краевич, Правда, от значительного большинства слушателей тонкость и оригинальность его критического анализа ускользали, но зато остальные проникались истинным уважением и благодарностью к своему профессору, делившемуся с ними не только своими познаниями, но и сомнениями. В числе этих немногих первое место принадлежит, конечно, Борису Борисовичу.

Окончив курс Морской академии, Борис Борисович в 1887 г. оставил службу во флоте в чине лейтенанта и решил всецело посвятить себя науке, в которой любимою им отраслью стала физика. Он уехал в Германию и работал главным образом в Страсбурге под руководством сперва Кундта, потом Кольрауша и отчасти в Берлине; защитив в 1890 г. "summa cum laude" (с наивысшей похвалой - лат.) свою известную диссертацию "О дальтоновом законе", он вернулся в Россию и, сдав магистерский экзамен, стал читать в качестве приват-доцента лекции при Московском университете.

В 1892 г. им был помещен в московском "Математическом сборнике" труд под заглавием: "Исследования по математической физике. Часть I. Общие свойства диэлектриков, с точки зрения механической теории теплоты. Часть II. О лучистой энергии", и в начале 1893 г. представлен в факультет как магистерская диссертация.

Эта диссертация встретила со стороны рецензентов А.Г. Столетова и А.П. Соколова весьма суровую оценку и отзыв, который, может быть, следует назвать чрезмерно строгим. Отзыв этот получил огласку, возгорелась полемика, в которой обе стороны проявили страстность, доставившую, наверное, им обоим впоследствии горькие минуты.

Борис Борисович оставил Московский университет и стал читать лекции в Юрьевском университете.

В это время в Академии наук стала вакантною кафедра физики. Бывший вахтенный мичман "Герцога Эдинбургского", занимая тогда пост президента академии (имеется в виду вел. кн. Константин - V.V.), сумел убедить своих сочленов в высокой талантливости молодого ученого, которого репутация казалась столь жестоко поколебленной, и князь Борис Борисович был избран в адъюнкты академии по кафедре физики, причем в числе шести академиков, подписавших представление, значится и имя гордости нашей академии - П.Л. Чебышева.

Борис Борисович переехал в Петербург и, ревностно и энергично ведя научную академическую работу, совершенствуя и дополняя в то же время и оборудование физического кабинета академии, принял на себя труд чтения лекций и ведения практических занятий по физике в Николаевской морской академии, в которой незадолго перед тем К.Д. Краевич благодаря своей настойчивости получил средства и оборудовал физическую лабораторию.

К этому времени относится целый ряд работ Бориса Борисовича, напечатанных в изданиях Академии наук, главным образом по электричеству. Избрание Бориса Борисовича в Академию наук не было встречено сочувственно в широких кругах русского ученого мира, и первые его работы подвергались жестокой критике. Эта критика, однако, не подавляла энергии Бориса Борисовича, он неослабно продолжал свою деятельность и не стеснялся печатать свои изыскания, может быть и не доводя их до желаемой степени полноты и совершенства.

Более 20 лет, т. е. все время преподавательской деятельности Бориса Борисовича в Морской академии, я был его сочленом. Участвуя иногда как ассистент на экзаменах по его предмету и в совместном обсуждении разного рода вопросов на заседаниях конференции, я мог составить себе представление о взглядах Бориса Борисовича на преподавание и на место, которое принадлежит физике в курсе технического учебного заведения, каким является академия. Голицын предъявлял к своим слушателям в Морской академии весьма серьезные требования и, излагая термодинамику и теоретический курс электричества, он не стеснялся в математическом их развитии, требуя от слушателей как отчетливого понимания принципов, так и умения прилагать анализ.

Борис Борисович считал, что у техника надо именно развить навык к такому применению анализа и что физика должна попутно давать образцы такого применения при выводе логических следствий из обобщения количественных законов и соотношений, устанавливаемых опытом.

Процессу этих математических выводов он придавал гораздо большее значение, нежели окончательным результатам, видя в этом процессе одну из главных ценностей самого преподавания физики. Читал князь быстро, курсы его были весьма обширны и содержательны, но отвлеченны; поэтому для большинства слушателей они представляли большие трудности для усвоения, требуя усиленной и серьезной работы.

Одной научной и преподавательской деятельности было мало для кипучей натуры Бориса Борисовича. Он занял ответственный и важный пост начальника Экспедиции заготовления государственных бумаг, на котором и пробыл шесть лет, совершенно обновив и реорганизовав дело и оставив по себе самые лучшие воспоминания, проведя вместе с тем в жизнь ряд полезных начинаний, направленных ко благу рабочих, как о том было засвидетельствовано в надгробном слове.

Верненское землетрясение (в г. Верный - 1887 г.) повело к учреждению постоянной сейсмической комиссии. Борис Борисович был призван к участию в делах ее и вскоре по своим трудам и работам занял в этом деле, по общему признанию, одно из первых мест не только у нас, по и в целом мире.

Борис Борисович прежде всего обратил внимание на методы сейсмометрии, т.е. определения движения данного места земной поверхности при землетрясении. Принцип служащих для этого приборов был известен уже много раньше: чтобы получить тело, которое при движении другого тела, служащего ему фундаментом, в этих движениях не участвовало, надо это тело соединить с фундаментом такою упругою связью, чтобы период его собственных свободных колебаний был велик по сравнению с периодами колебаний фундамента.

На этом принципе основано множество самых разнообразных приборов. Борис Борисович подверг их сперва тщательному изучению с теоретической стороны, затем свои теоретические выводы он проверил опытом, построив специальную платформу. После такого критического изучения всего сделанного до него, он начал систематически и последовательно вводить спои усовершенствования как в самое устройство приборов, так и в способы записи их показаний. Переходя постепенно от одного усовершенствования к другому, он разработал и осуществил наряду с оптическим, так сказать, электрооптический или гальванометрический способ записи, доведя его до изумительной точности, и притом не только для самых перемещений, но и для их скоростей, а затем и ускорений. Приборы Бориса Борисовича считаются классическими: ими снабжаются не только наши станции, но их требуют и за границу. Но этого мало: по его плану создана целая сеть сейсмических станций, на которых ведутся правильные и постоянные наблюдения.

Выработав приборы точной сейсмометрии, Борис Борисович указал и самое замечательное их применение. Сейсмические волны представляют упругие колебания земли как твердого тела, образующиеся в какой-либо, обыкновенно небольшой, области (эпицентр) и расходящиеся от нее. Колебания эти двух родов - поперечные и продольные; скорость их распространения различная и известная для каждого из них. По промежутку времени между моментами достижения места наблюдения волною того и другого рода можно получить расстояние от места наблюдения до источника колебаний, т.е. до эпицентра.

Ясно, что для определения его положения в пространстве надо знать расстояния до трех станций. Борис Борисович выработал приборы и способ, по которому получается не только расстояние до источника, но и направление распространения колебаний; таким образом, по его методе для определения места эпицентра достаточно показаний одной станции.

Замечательно также приложение, которое сделал для своих приборов Борис Борисович к изучению сотрясений зданий, вызываемых работою неуравновешенных поршневых машин по соседству с ними.

Одною из последних работ Бориса Борисовича в этой области было изобретение им прибора, дающего запись быстро изменяющихся давлений или ускорений. Прибор этот может иметь самые разнообразные применения во многих технических вопросах артиллерийского и морского дела, почему, по поручению Морского ведомства, Борис Борисович принял на себя труд построить такой прибор по определенным заданиям, ему сообщенным. Но это ему не было суждено.

Работы эти занимают промежуток времени около 15 лет, и малая их доля составляет огромный фолиант более чем в 2000 стр. По одному объему можно судить, сколько времени потребовало бы обстоятельное обозрение их содержания.

В 1913 г. Б.Б. Голицын принял на себя управление Николаевской главной физической обсерваторией. Здесь он проявил свой талант организатора, свое ревностное отношение к делу и стремление развить задачи обсерватории: из чисто метеорологической сделать ее геофизической вообще.

Война заставила его всеми силами вверенного ему учреждения прийти навстречу нуждам армии, создавая совершенно новые организации и основывая мастерские точных приборов. Неумолимая смерть похитила Бориса Борисовича в самый разгар его плодотворной и разнообразной деятельности, одной лишь стороны которой я мог коснуться в этом слове, посвященном незабвенной и светлой памяти нашего безвременно угасшего дорогого сочлена.

О РАБОТАХ КН. Б. Б. ГОЛИЦЫНА
ПО СЕЙСМОЛОГИИ

Напечатано в "Успехах физических наук" (т. I, вып. 2, 1918 г.)

Труды князя Бориса Борисовича Голицына по сейсмологии, и главным образом по измерительной ое части - сейсмометрии, составляют целую литературу, заключая свыше 60 названий оригинальных его статей и исследований.

В кратком очерке было бы невозможно охарактеризовать их, но Борис Борисович рукой мастера собрал значительную часть своих исследований в стройное целое: "Лекции по сейсмометрии", обозрением которых я и ограничусь.

Землетрясения приписываются или подземным взрывам (вулканические), или обвалам во внутренних пустотах земли, или сдвигам слоев горных пород. Во всех этих случаях происходит нарушение равновесия внутренних частей земли в некоторой области, называемой очагом землетрясения. От этого очага по толще земного шара распространяются упругие колебания, которые, достигнув поверхности земли, и вызывают ее сотрясение. Эти сотрясения могут по своей величине и скорости быть самых разнообразных размеров, начиная от разрушающих прочнейшие сооружения и кончая столь незначительными, что надо точнейшие и чувствительнейшие приборы для их восприятия.

Теория упругости показывает, что от очага землетрясения могут распространяться две системы упругих колебаний: 1) продольных, или волн расширений и сжатий, и 2) поперечных, т.е. волн сдвигов.

Изучение законов распространения этих волн составляет первую из задач теоретической сейсмологии. Простейшие из полученных результатов следующие.

1. Скорости распространения продольных и поперечных волн различны, причем отношение первой ко второй близко к (3)^1/2, т.е. 1,73.
2. Кроме волн, распространяющихся через толщу земли, по ее поверхности бегут так называемые поверхностные, или длинные, волны большого периода. Скорость их распространения составляет около 0,91 скорости бега поперечных волн; а так как эта последняя в верхних слоях земли близка к 4 км в секунду, то скорость поверхностных волн составляет около 3,6 км, скорость продольных - около 7,5 км.

Для каждой из систем волн, идущих через толщу земли, будет и своя система лучей, т.е. нормалей к соответствующим волновым поверхностям. Эти лучи расходятся из очага землетрясения подобно лучам света от источника такового и следуют аналогичным законам преломления и отражения; если допустить, что земля состоит из концентрических слоев, каждый из которых обладает повсюду одинаковою пластичностью и, одинаковыми упругими свойствами, то ход луча по толще земли будет представлять полную аналогию с ходом светового луча через толщу атмосферы, и основное его свойство выражается тем же самым уравнением, которое является основным в теории астрономической рефракции, т.е. что произведение показателя преломления слоя на радиус этого слоя и на синус зенитного расстояния есть величина постоянная.

Для луча сейсмического роль показателя преломления играет отношение скоростей распространения сейсмических волн в рассматриваемых слоях, вместо же зенитного расстояния рассматривается его дополнение - именно так называемый угол выхода луча, считаемый от горизонта.

Подобно тому как в вопросе об астрономической рефракции разного рода гипотезы о строении атмосферы приводят к различному выражению рефракции, так и в вопросе о распространении сейсмических лучей имеет основное значение функция, выражающая зависимость упругих свойств и плотности слоев от их расстояния до центра земли; но в то время как в астрономии для проверки той или иной гипотезы о строении атмосферы служит лишь согласие или несогласие наблюденной рефракции и вычисленной, здесь имеется еще второй критерий - скорость распространения волн, которая также доступна наблюдениям.

Рассмотрение вопроса "о сейсмической радиации", на который указано в предыдущих словах, убедило Бориса Борисовича, что с теоретической стороны, в смысле изучения распространения сейсмических лучей, имеет первостепенное значение точное измерение перемещении точек земной поверхности и скоростей этих перемещении, и притом для перемещений .весьма малых, т.е. производимых волнами, прошедшими весьма значительную толщу земного шара.

Отдел сейсмометрии, "который изучает различные свойства сейсмических лучей, - говорит он в своих лекциях, - открывает на основании наблюдательного материала, собранного на различных сейсмических станциях, путь к изучению физических свойств самых глубоких внутренних слоев земли. Сейсмические лучи идут к нам из самых недр земли и несут с собою весточку о ее внутренних свойствах и особенностях. Подобно тому как световые лучи, идущие к нам из мирового пространства, дают нам указания о химическом составе и отчасти о температуре и давлении, господствующих на различных небесных телах, а в комбинации с принципом Допплера дают возможность определить и скорость их движения по направлению луча зрения, так и сейсмические лучи дают нам ключ к разгадыванию сокровенных тайн внутреннего строения земли и именно на таких глубинах, которые по своей недоступности совершенно изъяты из области исследований современной геологии".

Но не в одном чисто научном исследовании совершенно недоступных областей внутри земли видел Борис Борисович задачи сейсмометрии: "Особенного внимания заслуживает, конечно, тщательное изучение различных явлений, предшествующих землетрясениям, дабы могла явиться возможность предсказывать с большей или меньшей вероятностью невступление землетрясений", - и он намечает затем различные пути к "решению этой задачи, имеющей громадное практическое значение в смысле сохранения человеческих жизней и разного рода имущества".

Может быть, уверенность в этих практических приложениях дала возможность Борису Борисовичу убедить в них законодательные учреждения и получить необходимые средства на организацию сети сейсмических станций.

Основное требование, которое Борис Борисович ставит к сейсмометрам, выражено в следующих словах:

"Для рационального изучения различных сейсмических явлений надо от показания приборов переходить всегда к истинным движениям поверхности земли, так как только на этом фундаменте и могут основываться дальнейшие успехи сейсмометрии".

Изучение имевшихся типов сейсмографов показало Борису Борисовичу, что необходимо расчленить задачу и измерять слагающие или проекции перемещения на три взаимно перпендикулярные оси, из коих одна вертикальная.

Борис Борисович начал затем изучение горизонтальных маятников, как с теоретической стороны, так и с практической. В своих исследованиях он ограничился рассмотрением случаев "малых колебаний", наиболее важных для изучения сейсмических лучей. При таком ограничении задача приводится к изучению "малых колебаний" тела с одною степенью свободы около положения его устойчивого равновесия, причем главное внимание необходимо уделить "вынужденным колебаниям", ибо они находятся в определенном соотношении с колебаниями ночвы, производящими их, а эти-то последние и требуется найти.

Свободные колебания, налагаясь на вынужденные, лишь усложняют даваемую приборами запись, поэтому устранение их весьма важно. Это устранение достигается совершеннее всего введением сопротивления, "пропорционального первой степени скорости", такое сопротивление с полною точностью дается магнитным путем, т.е. токами, индуктируемыми в пластинке красной меди, движущейся в магнитном поле перпендикулярно к линиям его сил.

Таким образом, обстоятельно проведенный подробный математический анализ привел Бориса Борисовича сперва к устройству горизонтального маятника с оптической регистрацией и магнитным затуханием, доведенным до апериодичности.

Но Борис Борисович на этом не остановился, а сделал шаг далее и, можно сказать, шаг окончательный в деле конструкции сейсмометров.

Анализируя способы записи обычные, т.е. "механический" и "оптический", он обратил внимание на третий способ - "гальванометрический", в котором записывается не величина, пропорциональная относительному перемещению груза маятника и фундамента его, а пропорциональная величина скорости этого перемещения.

Этим достигается целый ряд весьма важных практически преимуществ, как то: независимость записи от положения равновесия прибора, возможность вывести запись в отдельное от маятника помещение, сколь угодно от него далекое, возможность помещать маятник в пустоте, достижение высшей степени чувствительности и пр. Разработка теории горизонтального маятника с магнитным затуханием и гальванометрической записью проведена Борисом Борисовичем с исчерпывающей полнотой, самое же осуществление прибора произведено с изумительным конструкторским талантом.

Исследование распространения сейсмических лучей приводит к установлению определенной зависимости между углом выхода луча и полною длиною его хода от эпицентра до места выхода. Вместе с тем, самая форма луча, глубина низшей его точки, средняя скорость распространения колебаний находятся также в определенной зависимости от плотности и упругих свойств тех слоев земли, через которые луч проходит. Отсюда ясна важность определения угла выхода, а значит, и вертикальной слагающей перемещений точек земной поверхности. Для этой цели служит вертикальный сейсмометр, теория которого разработана Борисом Борисовичем с такою же исчерпывающею полнотою, как и горизонтального маятника; и на основании этой разработки им построен вертикальный сейсмометр с магнитным затуханием и гальванометрической записью, отличающийся такими же достоинствами, как и горизонтальный маятник его конструкции.

Таким образом, два взаимно перпендикулярных горизонтальных маятника, установленные один в плоскости меридиана, другой в плоскости первого вертикала, и один вертикальный маятник дают все три взаимно перпендикулярные слагающие перемещения места их установки при сейсмических колебаниях.

Достоинства приборов Бориса Борисовича, устроенных, как видно, на подробно и точно разработанных теоретических основаниях, оказались настолько превосходными, что они не только приняты для наших сейсмических станций, но и многие заграничные станции, убедившись в точности пулковских сейсмических наблюдений, завели у себя приборы Бориса Борисовича, с которыми не могли равняться приборы заграничных систем, несмотря на гораздо более сложное устройство и громоздкость.

Как уже сказано, скорость распространения продольных и поперечных волн различная. Первыми приходят продольные волны, и на сейсмографе ясно виден момент вступления волн или начала колебаний, условно обозначаемый буквою Р (primae). Вступление поперечных волн, отмечаемое буквою S, сказывается более или менее резким изменением характера записи приборов.

Разность моментов S-Р дает возможность сейчас же определить расстояние до эпицентра, который в первом приближении, ввиду сравнительно небольшой глубины очага землетрясения, может быть принят за источник колебаний. Для этого определения расстояний составлены особые таблицы или кривые.

Ясно, что по известным расстояниям до двух станций определяются две точки земной поверхности, которые могли бы служить эпицентром. Расстояние до третьей станции решает вопрос.

Но Борис Борисович не удовольствовался таким решением; хотя им и много сделано для детальной его разработки, - он пошел значительно далее.

Точность показаний приборов его системы давала возможность по двум горизонтальным слагающим перемещения определить его азимут, а значит - и направление, по которому достиг рассматриваемой точки сейсмический луч; таким образом, вдобавок к расстоянию получается и азимут эпицентра, и значит, по наблюдениям одной станции находится и положение эпицентра.

Эти определения по приборам Бориса Борисовича и по методе, им указанной, им разработанной во всех деталях, пользуясь, например, данными Пулковской сейсмической станции, оказываются столь же точными, как и по показаниям нескольких станций; и область, в которой находится эпицентр, получается в пределах нескольких десятков верст, при расстоянии до пего в несколько тысяч верст, иногда свыше 10000.

Это одно уже может дать некоторое представление о достоинствах приборов Бориса Борисовича, если вспомнить, что смещения почвы, наблюдаемые при таких отдаленных от Пулкова землетрясениях, выражаются десятыми долями миллиметра, и значит - продолженная на расстояние тысяч верст гипотенуза треугольника, коего катеты имеют длину в десятые доли миллиметра, указывает искомое место эпицентра.

Но Борис Борисович не остановился и на этом: он проникал своим умственным взором в самую толщу земной коры и указал методу, как по анализу записей его приборов судить о глубине залегания самого очага землетрясения. Над этим вопросом он работал в самое последнее время, и два его сообщения Парижской Академии напечатаны в "Comptes Rendus" уже после его столь безвременной кончины.

Все упомянутые выше приборы необыкновенной чувствительности и точности предназначены для записи ничтожно малых колебаний, далеко от очага. Но землетрясения вблизи очага проявляются иногда теми катастрофами, память о которых сохраняется веками.

О разрушительной силе землетрясений последствия ее действия не дают возможности иметь точного численного суждения, и сила землетрясения оценивалась баллами, вряд ли между собою сравнительными ввиду полной субъективности такой оценки.

Борис Борисович предложил и разработал динамическую шкалу, в которой можно было судить по опрокидыванию параллелепипедов разных размеров, поставленных стоймя, о величине ускорения, которым они подвергались, чтобы таким образом сделать оценку из субъективной объективною.

И здесь, раз поставив себе задачу, Борис Борисович преследовал и изыскивал ее решение до конца.

О силе судят по ускорению, ею сообщаемому данной массе. Борис Борисович и построил прибор для непосредственного измерения ускорения, воспользовавшись свойствами кварца электризоваться при изменении давления, коему он подвергается.

Прибор этот мог бы получить широкое применение и в других областях, кроме сейсмометрии, - именно в морском и артиллерийском деле - и Морское ведомство обратилось к Борису Борисовичу с просьбой построить прибор его системы, удовлетворяющий определенным заданиям, предоставляя в его распоряжение и соответствующие средства, но эти работы прервались при самом их начале.

Но знаю, сумел ли я показать, что имя Бориса Борисовича неизгладимо вписано в летописи всемирной науки, как самостоятельного творца в ней целой новой области.