VIVOS VOCO: А.Н. Крылов, "Памяти М.В. Остроградского"

1 января 1937 г. исполняется 75 лет со дня кончины академика Михаила Васильевича Остроградского, одного из знаменитейших русских математиков. Мне представляется, что Академии наук следует вспомнить о его выдающихся трудах и выдающейся деятельности.

Мих. Вас., сын помещика Кобелякского уезда Полтавской губернии, родился 25(13) сентября 1801 г. После первоначального образования в пансионе, директором которого состоял известный по своей "Энеиде" Котляревский, и в Полтавской гимназии Остроградский поступил сперва вольнослушателем, а в 1817 г. был зачислен в студенты физико-математического отделения Харьковского университета. Первоначально он хотел поступить на военную службу, но преподаватель математики Павловский, у которого он квартировал, стал с ним заниматься математикой и, быстро убедившись в его способностях, уговорил его бросить мечты о военной службе и отдаться занятиям математикой.

В октябре 1818 г. Остроградский, сдав экзамен и получив студенческий аттестат, оставил университет, поселился в деревне у отца и, занимаясь самостоятельно, подготовился к торжественному выпускному экзамену, который и сдал с отличием в августе 1820 г.

Ректором университета был известный профессор математики Осиповский, который, оценив познания и способности Остроградского, представил его к ученой степени кандидата, как отличнейшего из студентов. Но по формальным причинам факультет это представление отверг на основании протеста профессора философии Дубровича *, имевшего личную неприязнь к Осиповскому, и потребовал, чтобы Остроградский держал экзамен по философии. Дубрович его экзаменовать отказался под предлогом, что Остроградский не слушал его лекций. Завязалось дело между Осиповским и Дубровичем. Осиповский обвинял Дубровича в неисполнении законных требований ректора, Дубрович Осиповского - в оскорблении в заседании Совета, т.е. в присутственном месте; посыпались обоюдные жалобы и доносы попечителю Карнееву.

* Читатель VIVOS VOCO - Михаил Эфроимский - обратил внимание на ошибку, сделанную то ли самим А.Н. Крыловым, то ли составителями сборника его статей. Недоброжелателя Остроградского в действительности звали не Дубрович, а Дудрович (см., например, Б.В. Гнеденко, И.Б. Погребысский "Михаил Васильевич Остроградский" Изд-во АН СССР Москва 1963). Об этом человеке см. А.И. Дудрович (биография), в кн.: Историко-филологический факультет Харьковского университета (1805-1905), Харьков, 1908, с. 31-34. - V.V.

В конце концов, в мае 1821 г. Остроградский выдержал у Дубровича экзамен по философии и в заседании 30 мая Совет постановил: "Испросить разрешение г-на попечителя на выдачу Остроградскому кандидатского диплома". Дубрович это постановление опротестовал под предлогом, что Остроградскому уже был выдан ранее студенческий аттестат.

Карнеев, бывший во вражде с Осиповским, его еще ранее того от должности ректора устранил, мнение Дубровича уважил и с своим отзывом "о неуместных запутанностях и неправильностях, допущенных Осиповским в деле о производстве Остроградского в кандидаты", препроводил все дело на решение "министру народного просвещения и дел духовных", которым тогда был известный покровитель архимандрита Фотия и изувера Магницкого, такой же ханжа и изувер кн. Голицын.

Голицын согласился с мнением Дубровича и отзывом Карнеева и предписал:

"Предоставить Остроградскому, буде пожелает, вновь подвергнуться испытанию к получению студенческой степени, на точном основании положения о производстве в ученые степени, а засим по предписанному в том же положении порядку достигать и прочих ученых степеней; удержанный же у Остроградского выданный ему в 1818 г. студенческий аттестат - не возвращать".

В своем протесте Дубрович указывал, что Остроградский не только не посещал лекций по философии, читаемых им, Дубровичом, но не посещал и лекций по "богопознанию", читавшихся другим профессором; для изуверов Голицына, попечителя Карнеева, подобного знаменитым Магницкому и Руничу, это было явным признаком вольнодумства, которое тогда столь тщательно искоренялось.

Итак, Остроградский официально оказался "уволенным из Харьковского университета без аттестата студентом".

Подвергаться вновь испытаниям по "богопознанию, философии, гражданской архитектуре, статистике Российского государства, всеобщей истории и военным наукам", сверх предметов математических, у профессоров вроде Дубровича, при попечителе Карнееве Остроградский, само собой разумеется, не пожелал, а просил отца отправить его в Париж учиться у знаменитейших математиков: Лапласа, Пуассона, Фурье, Ампера.

Отец М.В. на это согласился, и в мае 1822 г. Остроградский выехал за границу с каким-то попутчиком, но, доехав до Чернигова, был вынужден вернуться обратно, ибо был своим попутчиком, "как рассказывают", обокраден.

В августе, т.е. после уборки хлеба, отец ему вновь дал на поездку денег, и на этот раз Остроградский доехал до Парижа благополучно и стал слушать лекции в Сорбонне и College de France. Своими дарованиями он обратил на себя внимание французских математиков, в особенности Коши, который в начале своего мемуара: "Sur les integrales prises entre les limites imagineures", изданного отдельно и в извлечении помещенного в "Bulletin de Ferussac" за апрель 1825 г., упомянув о Лапласе и Бриссоне, занимавшихся подобными вопросами, говорит:

"Наконец, молодой русский, одаренный большою проницательностью и весьма сведущий в анализе бесконечно малых, г-н Остроградский, воспользовавшись этими интегралами и их преобразованием в обыкновенные, дал новые доказательства формул, о которых я упоминаю, а также обобщил другие формулы, находящиеся в моей статье, помещенной в 19-й тетради журнала политехнической школы. Г-н Остроградский любезно сообщил мне главные результаты своей работы".

В 1826 г. с Остроградским случилось происшествие, о котором рассказывали старики, его знавшие, но о котором умалчивает Сомов в очерках его жизни и трудов.

С 1821 г. началась война греков за освобождение от турецкого владычества, приведшая к Наваринскому сражению в 1827 г. За все эти семь лет в Архипелаге, постепенно усиливаясь, развилось такое пиратство, что коммерческое мореплавание стало почти невозможным без военного конвоя, - грабили и алжирцы, и тунисцы, и турки, и левантинцы, и египтяне, и греки.

В те времена банковские сношения еще не были развиты, и для пересылки денег в Париж отцу Остроградского приходилось, подобно тому как и всем другим, покупать у экспортеров хлеба в Ростове, Херсоне или Одессе вексель на какого-нибудь марсельского купца, который затем поручал своему дебитору или кредитору оплатить этот вексель в Париже.

По какой-то причине в 1826 г. Остроградский денег своевременно от отца не получил, задолжал в гостинице за "харч и постой" и по жалобе хозяина был посажен в Clichy, т.е. долговую тюрьму в Париже. Здесь он, видимо, особенно усердно занимался математикой и написал свою знаменитую работу: "Memoire sur la propagation des ondes dans un bassin cylindrique" и послал эту работу Коши.

Коши в ноябре 1826 г. представил этот мемуар с самым лестным отзывом Парижской Академии, которая удостоила эту работу высшего отличия - напечатания в "Memoires des Savants etrangers a l'Academie", т.е. в "Записках ученых, посторонних Академии". Более того, Коши сам, не будучи богатым человеком, выкупил Остроградского из "долгового" и вместе со своими коллегами рекомендовал его на должность преподавателя математики в College Henri IX, в каковой он и оставался до конца 1827 г. и, получив от директора коллегиума лестный аттестат, по настоянию отца вернулся в Россию и поселился в Петербурге.

По своим работам Остроградский уже был хорошо известен ученым кругам Петербурга. Немедленно по возвращении он принял чтение лекций в ряде высших военных учебных заведений.

Здесь необходимо заметить, что в России тогда было, не считая Дерпта, Варшавы и Вильни, лишь четыре русских университета; все же высшие технические учебные заведения, готовившие инженеров, были военные и именовались: Горный корпус, Институт корпуса инженеров путей сообщения; кроме того, были академии или главные военные училища: Артиллерийское, Инженерное и Морской корпус с офицерскими классами при них. Остроградский и принял преподавание в этих корпусах и офицерских классах.

Надо упомянуть еще про одно обстоятельство: Институт корпуса инженеров путей сообщения был учрежден при Александре I, и в числе профессоров были приняты в русскую военную службу знаменитые математики, бывшие преподаватели парижской Ecole Polytechnique, - Lame и Clapeyron. В это время они состояли в чине подполковника, лекции же свои продолжали читать на французском языке. С небольшим через два года после своего воцарения Николай I приказал: "Корпуса инженеров путей сообщения подполковников Ламе и Клапейрона из службы исключить и в трехдневный срок выслать за границу".

Остроградский, заняв кафедру механики после Ламе, свои лекции читал частию по-русски, а частию по-французски, чтобы слушатели не отвыкли от французского языка, который он сам знал в совершенстве.

Уже через год после возвращения в Россию, не имеющий даже студенческого аттестата, но зато имевший знаменитые работы по математике, отставной коллежский регистратор Михаил Васильевич Остроградский 17 декабря 1828 г. был избран в адъюнкты Академии наук, по кафедре прикладной математики; в августе 1830 г. он получил звание экстраординарного академика, а еще через год звание ординарного академика и, не оставляя профессорской деятельности, стал обогащать издания Академии своими выдающимися оригинальными работами.

Царь Николай I имел обыкновение часто посещать как низшие, так и высшие военные учебные заведения. По докладам министров военного, морского и путей сообщения он мог знать о работах и выдающейся профессорской деятельности Остроградского и превосходных достоинствах его лекций. Вероятнее, однако, что при посещении одного из корпусов громадный рост, богатырское сложение, зычный голос привлекли царское внимание, и Остроградский был назначен "главным наставником-наблюдателем по математическим наукам в военных учебных заведениях".

Мой отец с 1842 г. до 1850 учился в Первом кадетском корпусе, после чего до 1857 г. служил в артиллерии. Он хорошо помнил Остроградского по его посещениям корпуса и присутствию на уроках, причем Остроградский сам спрашивал кадет. Раз и моему отцу пришлось отвечать Остроградскому. Был урок геометрии. Входит Остроградский, задает стоящему у доски кадету ряд вопросов, тот отвечает очень плохо или молчит.

- Кто у вас тут посильнее?

Кадеты отвечают:

- Крылов, ваше превосходительство; он у нас силач.

- Выходи, Крылов, поборемся, - и, встав во весь свой громадный рост, как бы в позу борца, стал задавать вопросы; остался доволен ответами:

. - Вижу, ты молодчина: садись, да смотри, учись хорошенько.

Мой отец сам не был в Артиллерийской академии, но, дожив до глубокой старости (он умер в 1912 г., когда мне было 49 лет), он всю жизнь поддерживал дружеские отношения с некоторыми своими товарищами-артиллеристами, бывшими учениками Остроградского, и мне самому приходилось слышать, с каким восторгом через 45-50 лет эти заслуженные старцы вспоминали своего учителя.

По своей должности наставника-наблюдателя Остроградский заботился о привлечении в корпуса и военные академии наилучших преподавателей и профессоров; повидимому, не без его участия был основан наподобие парижской Ecole Normale Главный педагогический институт, в котором сам Остроградский стал читать механику и некоторые отделы математики, как о том будет сказано ниже.

Видимо, в Главный педагогический институт принимали с большим разбором - достаточно упомянуть двух его питомцев: Д.И. Менделеева и Н.А. Добролюбова, проявивших каждый в своей области столь могучий талант.

По поводу профессорской деятельности Остроградского О.И. Сомов пишет:

"При всей пользе, которую доставляли юношеству лекции Остроградского, его отвлекала от научных занятий тяжелая преподавательская обязанность, сопряженная с тратою времени, часто без существенной пользы, на экзамены и заседания в разных комиссиях, в которых происходили бесконечные прения, не всегда приводящие к надлежащему результату и нередко о предметах, чуждых науке. Все это было способно только ослабить энергию ученого, поглотить его живую силу, действовать как вредное сопротивление. Если бы Остроградский не был вынужден искать занятий вне Академии, будучи вполне обеспечен хорошим содержанием, то его математический талант был бы без сомнения плодотворнее. Несмотря, однако, па все это Остроградский с честью совершил свою ученую карьеру и занял высокое место между современными математиками".

В отчете Академии за 1862 г., напечатанном в т. 1 "Записок Академии наук", помещен приводимый в приложении список сочинений Остроградского. К этому списку надо прибавить:

а) литографированный курс лекций по механике, читанных в 1836 г. частию на русском, частию на французском языке в Институте инженеров путей сообщения;
б) статью под заглавием "Новый способ интегрирования четырех дифференциальных уравнений", помещенную в "Морском сборнике" за 1856 г., октябрь, стр. 149-153. В этой статье Остроградский рассматривает систему четырех конических уравнений и показывает, что когда известны два интеграла этих уравнений, то для решения задачи достаточно еще одной квадратуры.

О.И. Сомов дает в своем очерке характеристику приведенных в списке работ, которые, как видно, заключают вопросы чистой, математики, механики, математической физики, баллистики, теории вероятностей. Отсылая к этой превосходной характеристике заметим, что в работе № 40 Остроградский дает выражение так называемого начала стационарного действия независимо и одновременно с Гамильтоном, поэтому Бобылев в своей известной статье называет это начало: "Началом Гамильтона или Остроградского", отдавая справедливость нашему ученому.

В статье № 14, доказывая начало возможных перемещении, Остроградский вводит два существенных дополнения к обычному изложению: 1) он рассматривает дифференциальные неинтегрируемые связи, теперь называемые неголономными связями, и 2) случай односторонних или неудерживающих связей, когда начало возможных перемещений выражается наряду с равенством и неравенством.

Формула Остроградского о приведении кратных интегралов, его способ выделения алгебраической части при интегрировании рациональной дроби, его выражение остаточного члена в формуле Эйлера, выражающей связь между суммою ряда и интегралом, входят теперь во все подробные курсы анализа.

Здесь приходится, однако, заметить, что мелкие статьи Остроградского изложены с такою отчетливостью, что их чтение доставляет истинное удовольствие, но в больших его статьях иногда встречаются растянутость и неполная ясность изложения, затрудняющие их чтение. Во всяком случае его труды показывают, отмечено Сомовым, что он шел в уровень с знаменитейшими из современных ему математиков французской школы, в которой тогда были Фурье, Коши, Пуассон.

К сожалению, из лекций Остроградского сохранились лишь упомянутые литографированные лекции по механике, о которых Сомов говорит: "В 1836 г. был налитографирован на французском и русском языке курс аналитической механики, читанный Остроградским в Институте педагогическом и Корпусе инженеров путей сообщения. Это руководство заключает в себе краткое, но весьма ясное изложение главных начал науки".

К этой характеристике надо добавить, что Остроградский дает всегда весьма общее изложение каждого из частных вопросов, им рассматриваемых, составляя уравнения движения, исходя из начала Даламбера и возможных перемещении. В этом отношении эти лекции, читанные в Институте путей сообщения, не утратили своего значения и теперь; что же касается лекций в Главном педагогическом институте, то они случайно также сохранились, как о том будет сказано ниже.

Лекции по алгебраическому и трансцендентальному анализу, которые Остроградский читал публично в помещении Морского корпуса, сохранились благодаря их записи и печатному изданию, исполненным С.А. Бурачеком и С.И. Зеленым...

Сто лет, протекшие со времени издания лекций Остроградского, кажутся таким громадным промежутком времени, что молодым людям трудно себе представить, что в 1886 г. я лично три раза докладывал С.И. Зеленому о работах по перевычислению операций эмеритальной кассы Морского ведомства.

Здесь прежде всего необходимо отметить мало кому известную и не вошедшую в список работу Остроградского и Буняковского. В 1856 г. по Парижскому трактату Россия была лишена права иметь флот на Черном море. Предстояло увольнение большого числа служащих, и для улучшения их положения было решено учредить в Морском ведомстве эмеритальную кассу, которая и должна была начать выдачу пенсий с 1859 г.

Была образована комиссия, в нее вошли академики Остроградский и Буняковский, которые и произвели все расчеты по предстоящим кассе операциям, основываясь как на статистике пенсий, выдаваемых из казны, так и на общих таблицах смертности Бруна, помещенных в логарифмических таблицах. Труды этой комиссии были напечатаны, и в них находится замечательная записка Остроградского и ряд совместных его записок с Буняковским. В числе деятельных членов этой комиссии был и С.И. Зеленый...

Едва перевычисление кассы в 1885 г. было закончено, как последовала реформа в Морском ведомстве, массовое увольнение служащих и предстояло внеочередное перевычисление кассы. По представлению И.П. Колонга, у которого я работал по девиации компасов с 1884 г., я был с 1886 г. назначен младшим делопроизводителем в эмеритальную кассу, чтобы под руководством Колонга производить все необходимые вычисления. Ясно, что мне прежде всего пришлось самым основательным образом изучить "Основные расчеты кассы", т.е. записки Остроградского и Буняковского.

В связи с этою работой я три раза, по поручению начальника кассы М.А. Пещурова и Колонга, в их присутствии, докладывал С.И. Зеленому о производимом перевычислении, и меня тогда поразила ясность суждений и определенность указаний, которые давал этот маститый старец, в то время старейший из полных адмиралов в русском флоте, и то любезное внимание, с которым он слушал доклад молодого мичмана.

Из лекций Остроградского в Педагогическом институте мне случайно удалось приобрести у букиниста лекции по аналитической геометрии и по аналитической механике, читанные в 1851 и 1852 гг. и записанные весьма тщательно Н.С. Будаевым.

Эти лекции вместе с литографированным курсом Института инженеров путей сообщения попали к букинисту в числе книг Будаева после его кончины.

Я подробно останавливаюсь в приложении к этой статье на этих лекциях и указываю их содержание, дабы показать, что именно излагал в своих курсах Остроградский и каков был характер этого изложения, заставлявший слушателей так ценить и с таким вниманием относиться к его лекциям. Вкратце - это была особенная ясность постановки каждого вопроса, изложение принципиальной стороны дела и развитие решения, исходя из единого для всех частных случаев начала механики.

Как главный наставник-наблюдатель Остроградский заботился о том, чтобы курсы математики и механики в академиях артиллерийской и инженерной стояли на должной высоте. Он разрабатывал подробные их программы, сам читал важнейшие отделы, рекомендовал наилучшие иностранные руководства и пособия и этим поднимал уровень знаний. В своих статьях № 30 и № 31 он разработал два основных вопроса баллистики.

Как-то в 1895 или 1896 г. на одном из заседаний конференции Морской академии адмирал В.А. Стеценко спросил профессора Г.А. Тиме, читавшего механику:

- Какой учебник вы рекомендуете слушателям академии в пособие к вашим лекциям?

- Курс Штурма и курс Дюгамеля, читанные в Политехнической школе.

- А вот нам Остроградский рекомендовал и требовал, чтобы мы изучали "Механику" Пуассона, правда, это было давно, в 1842 г., и мы у него механику знали, на экзаменах он был очень требователен и строг.

В 1850-х годах для военно-учебных заведений, главным образом низших, была составлена по представлению Остроградского замечательная серия учебников: "Арифметика" Буняковского, "Алгебра" О.И. Сомова, "Геометрия" самого Остроградского, "Физика" Ленца и пр.

Учебник геометрии Остроградского замечателен во многих отношениях, но для юных учеников слишком труден: он написан, как и книга Евклида, для взрослых и зрелых умов, а не для 12-15-летних мальчиков.

В своем очерке О.И. Сомов говорит: "Своеобразность в изложении, которою вообще отличались лекции Остроградского, нравились тем из его слушателей, которые были настолько развиты и приготовлены, чтобы понимать его, и возбуждала в них любовь к излагаемому предмету.

Таких способных учеников Остроградский умел отличать и поощрять к занятиям. Для бездарных же он был грозою. Одна наружность Остроградского на экзамене приводила в трепет слабых учеников. При появлении в залу экзамена колоссальной фигуры Остроградского трусливые ученики разбегались, прятались под предлогом болезни в лазарет и откладывали экзамен до другого, более благоприятного дня.

Михаил Васильевич был вообще веселого характера, любил шутить со своими слушателями и сослуживцами, философствовал с ними о математике и других предметах, рассказывал анекдоты и городские новости, разбирал военные действия, указывая на ошибки полководцев и строя новые планы сражений. Он обладал хорошею памятью, помнил исторические и . литературные произведения, которые читал в молодости, знал много стихотворений, особливо хорошо читал стихи "Поэт и математик". В душе он был истый малоросс и подшучивал зачастую над "москалями".

Он был вообще здоровой комплекции, редко хворал и переносил хорошо суровый петербургский климат. Очень часто можно было видеть Михаила Васильевича на набережной Невы под сильным дождем без зонтика и галош.

В бытность свою во второй раз в Париже в 1830 г. он испортил глаз от неосторожного употребления фосфорной спички и стал лечиться, но, не дождавшись окончательного излечения, отправился морем в Петербург, дорогой простудил больной глаз, а по приезде в Петербург совсем его лишился от дурного лечения.

Последние дни жизни Остроградского описаны О.И. Сомовым * в словах, заставляющих удивляться крепости организма Михаила Васильевича, которой мог бы позавидовать Тарас Бульба, ибо даже тогдашней септической хирургии и полузнахарской медицине потребовалось четыре месяца, чтобы свести его в могилу...

* О.И. Сомов, Очерк жизни и ученой деятельности Мих. Вас. Остроградского (Зап. Акад. наук, т. III, вып. I, СПб, 1863)