VIVOS VOCO: Аллан Крончер, "Лавры и тернии академика Канторовича"

Лавры и тернии академика Канторовича

Аллан Крончер

Получивший Нобелевскую премию академик Л. Канторович, чье имя прочно связано с исследованиями по применению математики в экономическом планировании, далеко не сразу получил официальное признание в этой области. Канторович стоял у истоков советской эконометрики и должен хорошо помнить все перипетии, происходившие, да и сейчас еще происходящие в СССР с этой молодой научной отраслью.

Первая работа Л. Канторовича по применению математических методов в экономике ("Математические методы организации и планирования производства") была опубликована в 1939 году. Однако среди экономистов она прошла фактически незамеченной и идеи Канторовича практического применения не получили, несмотря на то, что они были в достаточной для этого мере разработаны.

В 1947-1950 годах в США началось интенсивное развитие исследований по применению математики в экономике, толчком для которых послужило использование математики в планировании военных операций во время второй мировой войны. Тогда же и появился термин "эконометрика", обозначающий математические методы исследования и планирования экономических процессов. Видную роль наряду с другими учеными играл здесь и Купманс, который ныне получает Нобелевскую премию вместе с Канторовичем.

Эконометрика быстро получила практическое применение при решении различных технико-экономических задач. Объявленная сначала "буржуазной наукой", эконометрика стала привлекать к себе все больше внимания в Советском Союзе, поскольку игнорировать ее практические достижения становится невозможным. Ряд советских ученых, среди них в первую очередь Канторович, Новожилов и другие, начали активную борьбу за развитие исследований по эконометрике и их практическое применение в Советском Союзе.

Поскольку, как отмечалось, фактическое возникновение и развитие эконометрики происходило за рубежом, да еще в США, она автоматически получила клеймо "буржуазной науки", что в советской официальной терминологии равносильно понятию "лженаука" (как это было и с кибернетикой). Поэтому Канторовичу, наряду с другими его единомышленниками, приходилось постоянно защищаться от обвинений в стремлении "протащить буржуазные идеи в советскую науку" и доказывать, что применение математики в экономических исследованиях не противоречит Марксу и Ленину. Для этого приходилось говорить, что Маркс сам использовал математические модели (точнее, цифровые примеры, не выходящие за пределы четырех действий арифметики), - этот довод повторяется и сейчас; что он говорил о желательности использования интегрального исчисления для анализа экономических явлений; что математику применял в своих работах по экономике и Ленин (точнее, арифметику). Публикация работ по эконометрике была чрезвычайно затруднена.

Поскольку эта борьба происходила в послесталинский период, она не была сопряжена с опасностью для жизни или свободы дерзких новаторов, однако продолжала оставаться достаточно рискованной - вполне можно было поплатиться своим местом в науке и работой. Конечно, нападки ортодоксальных экономистов вызывались не самим фактом применения математики к экономике, а теми последствиями, которое это могло иметь - появление работ, выполненных "не на основе марксистской теории", и выводов, не согласующихся с построениями Маркса. Кроме того, множество официальных ученых, чей научный багаж состоял из дословного знания "Капитала" Маркса (или хотя бы его первого тома) и последних постановлений партии и правительства, не без основания усмотрели в развитии эконометрики реальную угрозу своему благополучию. Их умелая игра на инстинктивном недоверии партийной верхушки к рискованным новшествам делала борьбу Канторовича и других новаторов весьма тяжелой. Их жизнь в те времена была более чем трудной.

Однако перспективы, открываемые применением математики в народном хозяйстве, в первую очередь возможности математического расчета и оптимизации планов, становились все более привлекательными для советского руководства. Идеи математизации экономической науки постепенно овладевали умами и завоевывали все больше сторонников. Перелом в обстановке начался в конце пятидесятых годов. В 1958 году Канторович становится членом-корреспондентом Академии наук СССР, правда, как математик. В 1959 году выходит книга Канторовича "Экономический расчет наилучшего использования ресурсов", с которой, собственно, и начинается советская эконометрика. Книга быстро расходится и вызывает широкую и оживленную дискуссию среди экономистов. В 1960 году (дата приводится по памяти) происходит конференция по проблемам применения математики в планировании в Институте экономики Академии наук СССР с участием многих видных математиков и экономистов. Среди первых были Канторович и Колмогоров, среди вторых - Новожилов. На этой конференции сторонники эконометрики перешли в открытое и решительное наступление на консерваторов, некоторые из которых уже сами выступали на конференции как авторы экономико-математических моделей, почувствовав наступающую перемену.

Конференция была решительной, хотя и далеко не окончательной победой сторонников эконометрики в СССР. С этого момента ее изучение и развитие (долгое время - чисто теоретическое) происходят весьма интенсивно. Организуются курсы и семинары по изучению специальных разделов математики для научных работников, преподавателей вузов, аспирантов, быстро растет число публикаций. Заслуга академика Канторовича в этом переломе исключительно велика.

Однако это не означало, что трудные времена для эконометрики в СССР полностью миновали. Даже предисловие к упоминавшейся выше книге Канторовича, написанное академиком Немчиновым, было выдержано в весьма холодном тоне. Признавая заслуги автора книги (и, кстати, утверждая, что "линейное программирование как самостоятельная научная дисциплина возникло именно в Советском Союзе", ссылаясь на ранние работы Канторовича), Немчинов не скупится на такие выражения, как: "Эти претензии автора совершенно неосновательны", "С такой позицией автора, конечно, нельзя согласиться, она должна быть отвергнута" и т. п. Бросает Немчинов и многозначительно звучащее замечание, что "отмежевываясь от концепций буржуазной экономики, он (Канторович. - А.К.) все же вводит в свои построения в определенной мере зависимость... от спроса, причем остается неясной роль, которая отводится автором этому спросу".

Поэтому, несмотря на победу, Канторовичу еще некоторое время приходилось защищаться от ожесточенных нападок ортодоксальных экономистов, которые, например, утверждали, что западная пресса и литература противопоставляет идеи Канторовича теориям Маркса и Ленина и т. п. Эта защита не всегда была легкой, поскольку у партийного руководства подозрительность к новым методам, о которых к тому же так настойчиво говорилось, что они "буржуазные" и "антимарксистские", боролась с надеждой, что вот теперь-то преимущества советской хозяйственной системы могут быть реализованными, чему до сих пор мешали отдельные неувязки, просчеты и тому подобное.

Последние настроения возобладали, и математика была принята с энтузиазмом, который далеко превосходил ее реальные возможности в условиях сверхцентрализованной бюрократической экономики. Тем не менее, хотя первоначальные надежды не оправдались (что, повторяем, было виной не столько эконометрики, сколько хозяйственной системы), математика прочно вошла в арсенал экономической теории в СССР.

С тех пор идеи Канторовича получили значительное развитие, и сам он мог достаточно спокойно работать. Однако подозрение с эконометрики в СССР никогда окончательно не снималось, что недавно подтвердила ожесточенная дискуссия 1972-1973 годов между ортодоксальными экономистами и сторонниками широкого применения эконометрики, включая и "буржуазные" формулы и методы. Однако теперь математику использовали обе стороны, спор шел лишь о том, "чья математика лучше", то есть больше согласовывается с марксизмом-ленинизмом. Лишь в 1975 году, после статьи в журнале "Коммунист" №7 выяснилось, что новаторам и в этот раз удалось отстоять свои позиции. В этой дискуссии уже сражалось второе поколение сторонников эконометрики. На этот раз Канторович оказался вне критики.