№12, 1983 г.

© С. Константинова

СЧАСТЛИВЫЙ ЧЕЛОВЕК

Краткое описание жизни и деяний Н.А. Львова, члена двух российских академий

С. Константинова

I

"В Валдай послан я по имянному повелению искать угля и нашел: твоему тучному украинскому смыслу, я чаю, и в голову мотыгой не вобьешь, сколько это важно для России, мы только - великие угольники - cиe смекнуть можем. А сколько я сего угля нашел, скажу только, что если ваш Тамбовский архитектор возмется сделать над светом каменный свод, то я берусь протопить вселенную".
Почти двести лет назад, в 1786 году, получил это послание тамбовский губернатор от своего давнего приятеля - члена Вольного экономического общества и коллежского советника Николая Александровича Львова, который незадолго до того по "имянному повелению" Екатерины II отправился в новгородские леса, на берега речки Меты, для отыскания "земляного угля". И преуспел, найдя у самого города Боровичи угля "превеликое множество и очень хорошей доброты".

Самолично проверив качество угля, Львов убедился, что он дает ясное пламя и долго держит жар, не уступая в этом ни бельгийскому, ни даже английскому, и намного превосходит своим жаром лучшие березовые дрова. В нем, правда, было много серы, но бывший бомбардир Измайловского полка прекрасно знал, как нужна сера для выделки пороха. Он попытался найти способ извлекать чистую серу из боровичского угля и был убежден, что добился успеха (хотя, судя по всему, получил он все что угодно, только не серу). Зато получить каменноугольный деготь ему действительно удалось, и превосходный, не уступавший английскому, который незадолго до того стали применять для пропитки корабельных снастей и дерева, чтобы не гнили.
 

...Не трудно ли содержать одинаковый жар дровами, которые при каждой накидке хотя не много, но конечно прохлаждают печь, доколе не загорятся? На сей вопрос готов ответ его: мы дрова сушим нарочно для того в печах, чтобы они скорее загорались. Следовательно вы топите печь и истребляете лес на сушение, дров, которые своею чередою в другой печи истребляются...

Англичане до такого совершенства делание стекла доведшие употребляют на заводах своих земляной уголь без всякого разбора. Для чего бы кажется и на наших стеклянных заводах не употребить Руской земляной уголь, какого бы он ни был свойства, из каких бы он ни состоял частей серных, смоляных и прочих, лишь бы только горел сильно и ровно. Вреда стеклянной материи никак он сделать не может, потому что материя стеклянная... в особых капелинах плавится. Нужен только жар, а жар сей не только в высочайшем градусе иметь можно от угля; но легко и содержать оный в одинаковом положении: поелику в печь уже растопленную не охапками уголь прибавлять должно, но бросают оного по нескольку кусков, которые никак не могут уменьшить горящего уже угля жара...

Из книги Н. А. Львова "Рассуждение о пользе и употреблении Рускаго землянаго угля"

Многочисленными опытами Львов доказал, что отысканный им "земляной уголь" годен для кузнечного и пушечного дела, для кирпичных и стекольных заводов, для хлебопечения, сахароварения и винокурения. Но - увы - шли годы, а Россия продолжала покупать уголь в Англии. "Матушку-государыню" сменил на троне Павел I, но даже - после того как в 1797 году вышел его указ "О разрабатывании и введении в общее употребление земляного угля, отысканного под городом Боровичами и по берегу реки Меты", а Львов был назначен директором угольных приисков и разработки оных в империи - первым руководителем всей русской угольной промышленности! - даже после этого боровичский уголь не находил сбыта. Потребители отказывались его брать, предпочитая испытанный английский. Когда первую партию угля - больше 70 тысяч пудов (1100 тонн) - Львов привез в Санкт-Петербург, ее никто не принял даже на хранение. Пришлось свалить уголь прямо на берегу Невы, где у Малоохтенского перевоза стояла дача Львова. И пока он тщетно пытался пробить стену непоколебимого равнодушия столичных вельмож и чиновников, добытый с великими трудами уголь был уничтожен пожаром, длившимся целых два месяца. Смелое намерение "протопить вселенную" грозило остаться радужной, но несбыточной мечтой одиночки-энтузиаста...

История печальная, но вполне обычная для самодержавной Российской империи.

Она так и вошла бы всего несколькими строчками в специальные труды о первых шагах русской горной промышленности, если бы не поэтическая искра, осветившая ее безрадостный конец. С отчаянием глядя, как пожирает пламя плоды многолетних трудов, директор угольных приисков излил свои чувства... в оде.
 

Послушай, мать сыра земля,
Ты целый век ничком лежала,
Теперь стеной к звездам восстала,
Но кто тебя воздвигнул? - Я!

Не тронь хоть ты меня, покуда
Заправлю я свои беды,
Посланные от чуда-юда:
От воздуха, огня, воды.

Вода огонь не потушает,
И десять дней горит пожар,
Огонь воды не осушает,
А воздух раздувает жар...

Кто бы мог ожидать такого от чиновника, пусть даже и в директорском чине? Только директор этот был не простой чиновник, и приятели у иск) были не просто губернаторы. Письмо в Тамбов знаменитому российскому поэту Гавриле Романовичу Державину писал человек, совместивший в себе множество талантов. Геолог - и поэт, архитектор - и изобретатель, строитель - и музыкант, историк - и инженер, он был подлинным сыном эпохи, названной веком просвещения, эпохи, когда люди, подобные ему, могли все, что знали, и узнавали все, что могли...

II

Разносторонность его тем поразительнее, что он не получил почти никакого воспитания и всем своим развитием был обязан самому себе.

Я. К. Грот

Николай Александрович Львов родился в 1751 году в небогатом родительском имении недалеко от Торжка. Родители, как видно, были не слишком озабочены образованием Николеньки: он едва лепетал по-французски, а писать и по-русски почти не умел. Только в шестнадцать лет судьба его переменилась - пришлось покинуть родные пенаты и отправиться в столицу на военную службу.

Как и пушкинский Петр Гринев, Львов был по обычаю тех времен записан в полк еще с пеленок. Но ему повезло: Измайловский гвардейский полк пользовался особой благосклонностью императрицы (во время переворота измайловцы первыми присягнули новой государыне), а полковая школа считалась одной из лучших. Здесь, вместе с другими "малолетними из дворян унтер-офицерами", готовившимися к офицерской службе, Львов получил все свое систематическое образование, а завершил учение путешествием по Германии, Бельгии, Голландии, Франции и Италии со своим двоюродным дядей, директором Горного департамента М.Ф. Соймоновым и сопровождавшим его молодым чиновником того же департамента, будущим известным поэтом И.И. Хемницером.

Покинув военную службу, Львов был определен в Коллегию иностранных дел. Тогда, как и сейчас, дипломатическая служба привлекала многих юношей. И хоть чин коллежского советника невысок, Львову поручали важные задания, для исполнения которых он не раз выезжал за границу. Тогда-то талантливый молодой человек был замечен секретарем императрицы А.А. Безбородко. В те времена, когда связи стоили гораздо дороже любых способностей, покровительство такого человека значило очень многое.

Не менее важным для дальнейшей судьбы Львова было тесное общение с братом М.Ф. Соймонова - другим своим двоюродным дядей, Юрием, в доме которого он прожил несколько лет. Юрий Соймонов хорошо разбирался в зодчестве, изучал строительное дело. Под его влиянием способный и любознательный Львов заинтересовался архитектурой.

А в 1780 году императрица объявила конкурс на лучший проект Иосифовского собора в Могилеве. Проекты, которые представили профессиональные архитекторы, в том числе и несколько именитых, не пришлись ей по душе. И тогда Безбородко вспомнил про молодого чиновника, который, приезжая из дипломатических вояжей, с большим увлечением - и как будто с немалым знанием дела - рассказывал всем и каждому о великих творениях европейских зодчих. А что если он сможет построить собор, который понравится императрице? Способности подчиненного прибавляют весу и его покровителю... Львову было предложено попробовать свои силы и обещана поддержка.

Безбородко хорошо знал, что он обещает. Проект Львова получил высочайшее одобрение. С этого момента перед его автором открылось новое поприще - архитектура.

III


 
Н.А. Львов представляет собой своеобразную фигуру в истории русского зодчества.

Из современной монографии

Архитектура более, чем какой-нибудь другой вид разнообразной деятельности этого незаурядного человека, составила его славу. Львова, правда, часто называли дилетантом, корили непрофессионализмом. Действительно, нет никаких сведений о том, чтобы он получил хоть какое-нибудь архитектурное образование, если не считать того, чему научился от дяди и что видел своими глазами, любуясь итальянскими виллами и палаццо, которые возводили величайшие мастера. И в какой-то момент искренняя любовь и интерес к зодчеству превратились в непреодолимое желание творить самому. Многочисленные постройки Львова: могилевский собор, комплекс зданий "почтового двора" и Невские ворота Петропавловской крепости в Петербурге, Борисоглебский собор в Торжке, усадьбы и парки под Москвой, в Тверской и Новгородской губерниях - восхищали современников. В 1786 году совет Императорской Академии художеств присудил ему - именно как архитектору - звание почетного члена академии.

Церковь и колокольня в усадьбе Вяземского - селе Александровском под Петербургом, за Невской заставой, построенные Н.А. Львовым в 1785-87 гг. За своеобразный облик эти сооружения получили у местных, жителей название "Кулич и пасха"
Архитектурное творчество Львова своеобразно и, может быть, не во всем совершенно. Разбирать его подробно - дело искусствоведов. Здесь нам хотелось бы сказать только об одной его особенности. Здания, построенные Львовым, отличают не только несомненные архитектурные достоинства, но и большая инженерная изобретательность. Вот только один пример. Еще во время своих заграничных поездок Львов был покорен конструкцией великолепного купола римского Пантеона, интерьер которого освещается через отверстие в центре свода. В солнечной Италии это годится, но как быть в нашей средней полосе с ее дождями и снегом? И вот, проектируя собор в Могилеве, Львов накрыл его свод - с таким же, как в Пантеоне, центральным отверстием, еще одним, сплошным куполом с окнами, расположенными по окружности. Свет из них падал на его внутреннюю поверхность, искусно расписанную под голубое небо. Это "небо" и было видно через центральное отверстие внутреннего свода.

Львов проектировал и строил не только храмы и барские дома, но и хозяйственные постройки - овины и птичники, ледники и сараи - и везде вносит в устройство их какую-нибудь выдумку. Например в родном селе Никольском и в соседних усадьбах он возвел погреба - возвышающиеся на косогорах глухие пирамиды тесаного камня. В нижний этаж через отдельный вход загружали лед, а выше было помещение для хранения npoдуктов, и туда же хозяин мог в жаркий летний день привести гостей и угостить их в холодке фруктами и прохладительными напитками: помещение было изящно отделано и освещалось естественным светом, проникавшим туда из специальной свето-вентиляционной камеры наверху. Погреба были построены так капитально, что их хоть сейчас, после небольшого косметического ремонта, можно набивать льдом...

Буквально все в Никольском было спроектировано Львовым собственноручно: от кузниц и овина оригинальной конструкции до люстр и оконных переплетов господского дома. Наверное, он немало гордился тем, что умеет все, - недаром на его гравюре, изображающей дом в Никольском, четким и легким почерком написано: "Прожектировал, чертил, иллюминовал, строил, гравировал и в нем живет Николай Львов"!

IV

Самая лучшая будет выдумке моей похвала, если камины мои будут в употреблении.

Н. А. Львов

Одна из заслуг Львова перед русской архитектурой - первый перевод на русский язык "Палладиевой архитектуры" - трактата выдающегося итальянского зодчего XVI века Андреа Палладио. В своих обширных комментариях к нему Львов, высоко оценивая наследие Палладио, тем не менее предостерегал от слепого ему подражания, и не столько с эстетических позиций, сколько с точки зрения целесообразности и удобства построек, которым он, всегда придавал такое большое значение. Итальянских архитекторов, например, мало волновало устройство отопления и сохранение в доме тепла, а ведь, как ехидно писал Львов, "хозяин не обязан сносить неблаготворное влияние сквозного ветра для показания длинной амфилады"...

Волею моды конца XVIII века печам, предназначенным для согревания покоев, предписывалось походить на что угодно, только не на печи. У Львова же не вызывало никакого сомнения, что от печки в виде вазы столько же проку, сколько красоты от вазы в виде печки. И вот в 1795 году появляется еще одно литературное произведение Львова, первая в России книга об отопительной технике - "Руская пиростатика, или Употребление испытанных уже воздушных печей и каминов". Фамилия автора на книге указана не была, только посвящение подписано инициалами "Н.Л.", - но это был Львов, он и здесь был первым. И посвятил он свою книгу не красоте печных форм, а удобству и эффективности отопления. По этой книге всякий хозяин мог бы построить в своем доме отличную печь.
 

...Если удастся кому... построить такую печь, которая занимает мало места, берет не много дров, и держит тепло: то и тут хозяин валяется часто от угару, или живет в таком вредном тепле, которое не обинуясь променял бы на стужу, если бы знал бедственные оного действия; потому что печи наши или из самой топли чадным жаром, или нажаренными стенами разрежая воздух в комнате, наполняют оную теплою, но стоячею атмосферою, которая... поморила более людей нежели самая зараза.

...Бессонница, головные боли, слабость, у женщин истерические припадки, а у мущин женское разслабление, отвращение от всего не всех обращают подумать, что гости сии посещают особу нашу по большей части тогда, когда мы отгородясь от живого воздуха, зачинаем в недействии дышать удушное тепло мертвой атмосферы, а с нею глотать гнилость, заражать или распалять нашу кровь в собственных домах наших, которые мы раз-зорясь строим не для здоровья нашего...

Не один летний, всякий воздух лечит, кроме гнилого и стоячего, нужно только дать ему движение, чтобы сделать его свежим, здоровым... Нужно только нагреть его, чтобы он был полезен...

Печи и камины зимою нужны. - О! необходимы, да и летом иногда не лишнее; а потому-то нужно казалося бы подумать еще о том, чтоб они и полезнее были тех, которые очень лето занимают в доме место, а в употреблении одно имя.
 

Из книги "Руская пиростатика, или Употребление испытанных уже воздушных печей и каминов, посредством коих: 1-е. Нагревается комната наружным воздухом; 2-е. Соблюдаются дрова; 3-е. Переменяется в покоях вредный воздух на свежий, но теплый; 4-е. Отвращается дым, и наконец 5-е. Доставляются разные удобства, к удовольствию жизни и здоровья служащие" (часть I)
Никогда философия столь явно не сходила в кухню, как в нынешний просвещенный век... Она науча человека употреблять дым и пар вместо рук своих, прибавила ему силы, времени и здоровья.

...Посредством паровой кухни сберегаются дрова и уголь, приготовляется всякого рода кушанье не только здоровым и вкусным образом; но и с великою чистотою.

Отвращается опасность от нелуженых кастрюль и все варимые вещи, как то: мясо, рыба а особливо овощи и зелень в собственном их соку и на столе приготовляемые сохраняя вид и цвет приобретают вкус несравненно лучше и питательнее противу тех, кои' в воде варятся, потому что тонкие сии соки горячей водой извлекаются и с нею пропадают.

Доказанное уже дело, что масло и жир как бы ни были свежи, перешед через огонь делаются вредною пищею от того, что весьма трудно не поджечь повару на открытом огне сии горючие вещества. В паровой кухне ни в каком блюде пригари быть не может, потому что кушанье приготовляется на особом столе и от огня совсем удалено.- Дрова или уголь соблюдаются тем, что тот же самый огонь, который горит на очаге, не только вертит и жарит жаркое, служит к варению всякой пищи и к печению хлебенного; но в то же самое время нагревает для посуды шкаф, содержит для употребления в кухне ни целый день теплую воду, и топит баню, если есть в оном надобность.

Часто вареные вещи бывают нездоровы и принимают дурной вкус от того, что варятся в дурной воде там, где хорошей найти не можно. Парами вареное кушанье невыгоды сии не имеет: и хотя для произведения паров и самая дурная стоячая даже морская вода употреблена будет, пары оной будут чисты и никакого вкуса не сообщат варимой на них пище... 

Из книги "Руская пиростатика" (часть II)

Нет нужды перечислять все усовершенствования, которые Львов внес в конструкцию своих печей и каминов. И все же трудно не назвать хотя бы некоторые его хитроумные выдумки. Например, в духовых печах, "верхние или соседственные комнаты нагревающих", он разделил топочные газы на два отдельных потока. Горячий воздух, поднимающийся от очага к дымоходу, как обычно, нагревал массив печи, в нижней части которого был расположен еще один канал - для свежего воздуха: одним концом он выходил на улицу, а другим - в помещение. В каминах же наружный воздух проходил через металлический змеевик, помещенный прямо внутри очага. Нагревшись в таких устройствах до 70-80°С, воздух должен был и обогревать, и одновременно проветривать помещение. По мысли Львова, так решалась заодно еще и проблема вентиляции, о которой в русских домах и не слыхивали, живя в духоте и угаре и боясь упустить хоть малую толику тепла. С появлением печей Львова началась история русской вентиляционной техники.
 


Изразцовая печь в усадьбе Знаменское (Раек) под Торжком. Чертеж Львова. 1780-е гг.
Львов не ограничился одними печами для барских домов. Отдельная глава книги была посвящена рациональному устройству печи в крестьянской избе, которая зимой служила бы для стряпни и для тепла, а летом не создавала бы духоты. Зная, сколь часты пожары в овинах - сараях для хранения и сушки зерна, Львов придумал и новую конструкцию сушильных печей, располагать которые следовало в середине помещения: так и зерно сушится равномернее, и стены меньше нагреваются. Подобные печи действовали в Никольском.

Не обошел изобретатель своим вниманием и кухонные печи. Сегодня никого не удивляют паровые котлеты, а ведь в XVIII веке приходилось не только доказывать пользу блюд, приготовленных на пару, но и придумывать для этого специальные устройства. Первая "паровая кухня" появилась в Англии; ее изобретатели вовсе не торопились открывать свои секреты, ограничиваясь рекламой новинки. Но это не помешало Львову, изучив рекламу, сконструировать и построить собственный вариант "паровой кухни", которая, как выяснилось позже, была почти аналогична английской. Пар из закрытого котла, стоящего на огне, поступал по трубам в особые жестяные кастрюли, устройство которых, продуманное во всех деталях, позволяло готовить сразу несколько блюд. Кроме приготовления кушаний, "паровая кухня" Львова могла отапливать и русскую баню.

А топливом для всех печей, которые изобретал и строил Львов, мог служить близкий его сердцу "земляной уголь"...

V

Хоть взят он от земли и в землю он пойдет.
Но в зданьях земляных он вечно проживет.

Г.Р. Державин

Экономя дрова в рациональных печах, стремясь заменить их каменным углем, Львов не забывал, сколько дорогого леса тратится на восстановление изб, уничтожаемых бедствием деревянной России - частыми пожарами. Очередной страстью, поглотившей его на долгие годы, стала мысль об использовании в строительстве негорючего и дешевого материала - земли, которая всегда под рукой. В России таких построек еще не было, хотя сама по себе идея была не нова: в южных губерниях издавна строили дома глинобитные и саманные. Изобретенный Львовым способ возведения земляных построек состоял в том, что землю засыпали в промежуток между деревянными щитами и плотно утрамбовывали, поливая каждый 5-6-сантиметровый слой известковым раствором. Чтобы земляную стену не размывали дожди, ее затирали с поверхности водой со скипидаром и потом штукатурили известью на скипидарной воде, а для изоляции от почвенных вод под домом устраивали каменный фундамент с сухим подвалом.

В 1797 году Львов добился указа об учреждении в своем имении Никольском "Училища землебитного строения" для обучения крестьян постройке "здоровых, безопасных, прочных и дешевых жилищ". Каждой губернии было предписано посылать в училище ежегодно двух учеников из казенных крестьян. Вопрос о финансировании училища был решен довольно оригинальным, на наш взгляд, способом: все расходы должен был нести сам его основатель и руководитель, а на покрытие их ему был отдан в собственность участок земли в Москве, вблизи Симонова монастыря, "под названием Тюхольских казенных покосов с лесными и пахотными угодьями и водами" (позже, в XIX веке, эта местность стала называться Тюфелевой рощей, а сейчас на этом месте стоит автозавод имени Лихачева). Именно здесь ученики Львова в качестве зачетной работы строили землебитные строения, после чего получали аттестат об окончании училища. Эти двухэтажные дома простояли в Тюфелевой роще до 30-х годов нашего столетия, когда здесь начали строить автозавод, и, судя по результатам проведенного перед сносом обследования, могли бы простоять еще не один десяток лет...

Столь же долговечным оказалось и первое крупное землебитное сооружение, возведенное по проекту и под руководством самого Львова в Гатчине, под Петербургом. В 1797 году император Павел I учредил в России "великое приорство" ордена Мальтийских рыцарей (великим магистром которого он вскоре стал) и повелел Львову построить замок для жительства великого приора. Землебитные работы начались на следующий год.

Относясь к этому строительству весьма серьезно, Львов все же не удержался от того, чтобы пошутить и над собой, и над своим детищем:
 

Рассудку вопреки и вечности в обиду,
А умницам на смех
Построил - да его забвен не будет грех -
Из пыли пирамиду.

Трудно ожидать от поэтических строк особой точности. Однако проведенный уже в наши дни анализ показал, что в стенах дворца и в самом деле 20% (по объему) пыли, а еще 58% песка и 18% глины с небольшой примесью гравия - в общем, самая обычная земля. Приорат и по сей день украшает гатчинский ансамбль, и даже близкие разрывы фашистских фугасных бомб не смогли ему повредить.

Землебитный Приоратский дворец в Гатчине, построенный Н. А. Львовым. 1798-99 гг.

С землебитными строениями было связано еще одно, последнее изобретение Львова. Для них нужна была легкая, прочная и негорючая кровля - и вот неутомимый выдумщик создает новый кровельный материал, который называет "каменным картоном", - материал, пригодный, по мысли автора, еще и на обшивку кораблей, и на отливку архитектурных деталей, которые по прочности и долговечности не уступали бы бронзе. Основой материала служила измельченная тряпичная бумага, пропитанная для огнестойкости квасцами. Затем в бумажную массу добавляли глину или толченый кирпич. Получалось то, что теперь называют композитом, основа которого - природный полимер целлюлоза, а наполнитель - глина. Применение композиционных материалов на полимерной основе - перспективное направление в сегодняшней промышленности. А прадедушкой современных полимерных композитов можно считать львовский "каменный картон"...

VI

Короток званьем был, умом и телом я -
Вот эпитафия моя.

Н.А. Львов

Лишь человек веселого и легкого нрава мог сочинить это шутливое двустишие, и об этой черте характера Львова не забывали упомянуть все, кто о нем писал. Такие люди быстро приобретают друзей и на всю жизнь сохраняют верность дружбе. В гостеприимном доме Львова не только отдыхали, здесь обсуждали замыслы будущих картин и поэм, последние новости словесности и искусства. Львов дружил с художниками Левицким и Боровиковским; он и сам был неплохим рисовальщиком и гравером, собственноручно выполнял все иллюстрации и чертежи к своим книгам. Первым в России он попробовал новый вид гравирования - лавис (офорт с размывкой кистью, напоминающий акварель) и исполнил в этой технике немало пейзажных и портретных гравюр.
 
Николай Александрович Львов (1751-1803). 

Портрет работы Д. Г. Левицкого, 1789 г.

Очень интересные иллюстрации Львов сделал к стихотворениям Державина. Глубокое проникновение в суть державинской поэзии отнюдь не удивительно: первый критик, а иногда и редактор произведений своих друзей, Львов был душой литературного кружка, который объединил молодых поэтов нового склада, воевавших с устарелыми канонами классицизма,- Державина, Хемницера, Капниста. Поэмы, басни, переводы Львова современники оценили столь высоко, что уже в 1783 году, при основании Российской академии *, он сразу же стал ее действительным членом. Желанными гостями в доме члена двух академий были музыканты и композиторы. Здесь часто звучали романсы и русские песни. Итогом этого увлечения Львова стало изданное им в 1790 году "Собрание народных русских песен с их голосами, положенными на музыку Иваном Прачем". А написанное им к сборнику предисловие было первым теоретическим трудом о русской народной песне.

* Российская академия - центр по изучению русского языка и словесности, учрежденный в 1783 г. и вошедший в 1841 г. в состав Санкт-Петербургской Академии наук в качестве 2-го ее отделения.
Композитор Е.И. Фомин - непременный участник домашних спектаклей в доме Львова, постановкой которых занимался сам хозяин,- как-то предложил ему написать либретто комической оперы. Так появилась опера Фомина "Ямщики на подставе. Игрище невзначай". Автор либретто смело вывел на сцену мужиков с бородами и в зипунах, да еще обличал несправедливый рекрутский набор. Спектакль вызвал неудовольствие в высшем обществе и недолго удержался на сцене. Однако это не отбило у Львова охоты к драматическим опытам - известна по крайней мере еще одна комическая опера, написанная по его либретто.

Таков был этот человек, счастливо сочетавший множество талантов; даже то, что он делал невзначай, в часы досуга, становилось событием в российской культуре...

VII

Он имел всегда легкое и приятное дарование, так что, когда зачинал что-нибудь, то казалось без всякого труда и будто сами музы то производили.

Г. Р. Державин

Таким пояснением сопроводил поэт стихотворение, написанное на смерть Львова. Но мало только зачинать, хотя бы и с помощью муз, надо еще и терпеливо продолжать начатое, а это тем труднее, чем менее проторен путь. Трудности же были отмерены Львову полной мерой, потому что все его дела были начинаниями в самом прямом смысле этого слова. А наградой для начинающего в России были обычно лишь неприятности и нескончаемый труд. Лавры же чаще всего доставались другим - тем, кто шел по уже проторенному пути.

Новое, девятнадцатое столетие принесло России нового императора - уже пятого на недолгом веку Н.А. Львова, а с ним - новые веяния, новые законы, новые учреждения. Коснулись перемены и Львова. Одно из его любимых детищ - Дирекция угольных приисков и разработки оных - с упразднением Берг-коллегии перешла в чужие руки, оказавшись в министерстве финансов, что отнюдь не способствовало развитию начатого дела *. Захирело, чтобы через несколько лет, сразу после смерти Льйова, закрыться, и Училище землебитного строения: в закоснелой крепостной России никому не нужны были "ученики земляного строения", куда проще было строить по старинке деревянные избы...

* Разработка боровичского угля в больших масштабах была возобновлена лишь в годы I мировой войны, когда им топили паровозы и дома. Боровичи снабжали углем Петроград в годы гражданской войны, Ленинград - в дни блокады. После восстановления разрушенного фашистами Донбасса добыча боровичских бурых углей, залегающих мелкими пластами, была признана нерентабельной и прекращена.
Когда-то молодой, полный сил и энергии Львов писал:
 
Лишь был бы я здоров и волен,
Я всем богат и всем доволен,
Меня всем бог благословил:
Женил и дал мне все благое.
Я счастье прочное, прямое
В себе иль дома находил...

Но со временем тон его стихотворений меняется: в них появляется спасительная, никогда не оставлявшая Львова ирония.
 

В земле, где вечные морозы или хлад,
Отнюдь не насаждай под рифму виноград...
-

не над собой ли он здесь посмеивается?

Но в пятьдесят лет не вполне утешает и ирония. Неудачи переживать все тяжелее, страдает и без того пошатнувшееся здоровье. В одном из последних писем тайный советник Львов прямо называет себя неудачником.

И все же он остается верен себе. Им овладевает новое, на этот раз последнее увлечение, которому он, как всегда, отдается целиком. Посланный на Кавказ, Львов обследует там минеральные источники с целью устройства водолечебниц. И вновь - свежие идеи, оригинальные предложения, смелые проекты.

Последняя работа Львова, написанная им по возвращении с Кавказа, незадолго перед смертью, называется "Примерное положение, каким образом выгодно было бы выстроить ванный и теплицы у горячих вод на Бештовых горах находящихся".

Лечебницу выгоднее всего устроить, считает Львов, в толще горы, чтобы горячие источники еще и обогревали ее (теплотехника, как мы видим, до конца осталась его любимым коньком) . А кроме купальни с бассейном, он предлагает соорудить еще и паровую ванну, "где вода, упадая на горячие камни, производить будет целительный пар". Такие ванны уже входили в моду в Европе, но по этому поводу Львов писал:

"Может быть, и оттуда заимствовать будет что-нибудь возможно, не отступая однако от... твердо во мне вкорененного закона, что для русского человека русские только годятся правила и что совсем он не сотворен существом подражательным - везде исполин и везде подлинник".
Таков был и сам Николай Александрович Львов - "везде исполин и везде подлинник".

И был ли он в самом деле неудачником? В чем-то, может быть, и был, но при всем том можно не сомневаться, что в своей недолгой жизни, до самых последних дней бурлившей мыслью и творчеством, он изведал настоящее счастье.

Поэтому мы и назвали этот очерк - "Счастливый человек".
 


 


VIVOS VOCO! - ЗОВУ ЖИВЫХ!
Июнь 2004