VIVOS VOCO: Рене Валлери-Радо, "Жизнь Пастера"

Пз всех своих исследований особенное значение Пастер придавал изучению бешенства. Рассеять мрак, окружающий эту болезнь, заразное происхождение и различные формы которой долгое время были предметом ожесточенных споров, - эта мысль не покидала Пастера.

В декабре 1880 года военный ветеринар Буррель, известный всему Парижу и всей Франции как владелец самой крупной больницы для собак, и в частности для бешеных, подарил лаборатории двух бешеных собак.

У одной из этих двух собак было тихое бешенство. Пасть ее была все время приоткрыта вследствие паралича; покрытый пеной язык был вывешен наружу; взгляд был боязливый и как бы умоляющий. У второй собаки бешенство приняло буйную форму. Глаза ее были налиты кровью, она в любую минуту была готова наброситься на протянутую к ней руку или железную палку. Изредка, особенно во время припадков галлюцинаций, она, жалобно лая, переходила к длительным завываниям, к отчаянным призывам.

Какие только гипотезы не выдвигались по вопросу о бешенстве, его причинах и способах лечения. Однако все оставалось неясным. Установленным можно было считать только то, что в слюне бешеных животных имеется вирус бешенства, что болезнь передается через укусы и что инкубационный период бешенства продолжаются от нескольких дней до нескольких месяцев. Клинические наблюдения оказались совершенно несостоятельными. Только экспериментальные исследования могли бы пролить некоторый свет на все эти непонятные стороны болезни. Возможно, что удастся определить, где вырабатывается вирус бешенства, прежде чем он переходит в слюну..

Действительно ли возбудитель бешенства сосредоточивается исключительно в слюне, как это утверждал Буле на заседании Сорбонны в апреле 1870 года?

Это утверждение, казалось, подкреплялось следующим новым фактом. 10 января 1880 года профессор Ланнелон сообщил Пастеру, что в больницу Труссо поступила пятилетняя девочка, укушенная в лицо месяц назад. Возбуждение, спазмы, страх, подпрыгивание при малейшем дуновении воздуха, сильная жажда и полная невозможность проглотить хотя бы каплю воды, конвульсивные движения, приступы буйного бешенства, мучительная борьба этого маленького существа со смертью - вся эта картина была типичной для бешенства. После 24 часов мучений у ребенка начался последний приступ, и девочка умерла, захлебнувшись слизью, скопившейся у нее в ротовой полости. Через четыре часа после смерти ребенка Пастер взял небольшое количество этой слизи, развел водой и заразил ею двух кроликов. Оба животных погибли в первые же 36 часов после заражения. Слюна этих животных была использована для заражения следующих кроликов, которые также быстро погибли.

Доктор Рейно, уже сообщавший о возможности заражать кроликов бешенством с помощью слюны больного человека, проделал сам несколько опытов по заражению кроликов слюной той же девочки. Опыты дали положительные результаты, и Рейно считал возможным утверждать, что его кролики погибли от бешенства. Пастер был более осторожен в своих заключениях. Он изучал под микроскопом кровь погибших кроликов и обнаружил там микроскопический организм. Вирулентность этого микроорганизма, который он культивировал на телячьем бульоне, была доказана на кроликах и собаках. "Однако, - добавил Пастер на заседании Академии медицины 18 января 1881 года, - я совершенно не уверен, что существует какая-либо зависимость между этой новой болезнью и бешенством". Действительно, казалось странным, что это заболевание так быстро вызывало смерть, в то время как при бешенстве инкубационный период часто очень длителен. Не было ли в слюне больных бешенством какого-то другого неизвестного микроба?

Были проведены многочисленные опыты со слюной детей, погибших от инфекционных заболеваний, и даже со слюной здоровых взрослых людей. Тюйе со свойственной ему добросовестностью и терпением изучал этого микроба слюны, обладающего специфической вирулентностью. Ему удалось добиться понижения вирулентности этого микроба, воздействуя на него кислородом воздуха. Этот факт был первым указанием, несколько разъяснявшим проблему. До сих пор все считали, что единственным местопребыванием вируса бешенства является слюна, и даже при вскрытиях все меры предосторожности были направлены лишь на то, чтобы предохранить себя от слюны. Длительные и многократные исследования слюны бешеных собак показали Пастеру, что в ней имеется много различных микроорганизмов. Если в пасти здоровой собаки можно найти самые разнообразные микроорганизмы из различных источников, то что можно сказать о пасти бешеной собаки, которая облизывает и разрывает все, попадающееся ей на глаза? Таким образом, вирус бешенства в слюне не одинок; там имеется громадное количество других микроорганизмов, которые легко могут ввести в заблуждение исследователя. Образование абсцессов, разные патологические явления - все это может обусловить появление самых разнообразных микроорганизмов раньше, чем вирус бешенства достигнет своего развития.

Конечно, заражая слюной, можно вызвать бешенство, но нельзя быть уверенным, что зараженное животное погибнет именно от бешенства. Сколько усилий потребовалось Пастеру, чтобы заражать подопытных кроликов бешенством, применяя для заражения слюну бешеной собаки! Лаборатория Пастера имела постоянную связь с лечебницей Бурреля. Как только появлялся в лечебнице случай бешенства, об этом немедленно сообщали в лабораторию. Кто-нибудь из работников лаборатории выезжал в лечебницу, захватив с собой полдюжины кроликов.

Однажды два помощника Бурреля вытащили из железной клетки бешеного бульдога для Пастера, который хотел лично взять пену из его пасти. Отчаянно отбивавшуюся собаку растянули на столе. Пасть ее, хотя и перевязанная, была несколько приоткрыта - двое сильных мужчин удерживали собаку в неподвижном состоянии, а Пастер с пипеткой в губах склонился головой к пасти собаки, чтобы набрать несколько капель пены. Опасность заражения и презрение к опасности сближали в этот момент Пастора и его оставшихся неизвестными помощников.

При заражении слюной всегда оставалась некоторая неуверенность в успехе опыта, так как инкубационный период был очень длительным. Приходилось ждать недели и месяцы, пока опыт давал какие-то результаты. Работа шла вслепую. Для того чтобы действительно изучить вирус бешенства, надо было отказаться от опытов со слюной, так как при заражении слюной всегда оставалась возможность введения в организм и других микроорганизмов.

Пастер начал опыты по заражению бешенством через кровь. Некоторые, правда, утверждали, что кровь бешеных животных вирулентна. Однако опыты Мажанди и Рено не подтвердили этого. Рено доказал полную авирулентность крови бешеных животных путем переливания крови бешеной собаки здоровой. Такие же отрицательные результаты получил и Поль Вер, который также тщетно пытался вызвать заражение путем инъекций и переливания крови. Не лучшие результаты дали и опыты Пастера. Однако эти неудачи не могли остановить его Он любил цитировать слова Бюффона: "Будем собирать факты, для того чтобы появились идеи". Чем больше накоплялось фактов, чем большее количество бешеных собак подвергалось исследованиям, тем тверже становилось убеждение Пастера, что вирус бешенства сосредоточивается в нервной системе, в частности в продолговатом мозге.

Ру был постоянным ассистентом в опытах Пастера по бешенству, так как он выбрал эту тему для своей диссертации. "Наблюдая проявления бешенства, - говорил Ру, - ясно видишь, как распространяется вирус по нервной системе собаки. После возбуждения и приступов исступления, свидетельствующих о возбуждении коры мозга, обычно наблюдаются изменение голоса, затруднение глотания. Следовательно, поражены уже продолговатый мозг и отходящие от него нервы; наконец поражается само мозговое вещество, и вся патологическая картина заканчивается параличом".

Пока вирус не достиг нервной системы, он сохраняется в организме в течение недель и даже месяцев; не вызывая патологических явлений. Этим и объясняется чрезвычайно длительный инкубационный период болезни. К счастью, укус собаки, больной бешенством в стадии инкубации, часто оказывается безвредным. Мнение, что вирус бешенства поражает нервную систему, выдвигалось очень давно. Впоследствии, в 1879 году, доктор Дюбуэ на основе этого мнения построил целую теорию, но не подкрепил ее ни одним экспериментом. Профессор ветеринарной школы в Лионе Гальте также проводил опыты в этом направлении. В январе 1881 года на заседании Академии медицины он сообщил, что нашел вирус бешенства только в подъязычных железах и на слизистой рта и горла. Оп произвел не менее десяти заражений материалом, полученным из больших полушарий, мозжечка и продолговатого мозга бешеных собак, но все они дали отрицательные результаты.

Пастер вскоре доказал, что такое заражение возможно если проводить операцию особым образом, с точным соблюдением технических приемов, совершенно незнакомых другим лабораториям того времени. Предложенный им способ заключался в следующем. После вскрытия трупа погибшей от бешенства собаки вскрывается черепная коробка. Прежде чем взять пробу мозгового вещества, стеклянной палочкой прижигают всю поверхность продолговатого мозга, чтобы уничтожить все посторонние вещества. Затем в длинную, также предварительно пропущенную через пламя пипетку отсасывают небольшое количестго мозгового вещества. Этот образчик помещают в стеклянный сосуд, предварительно простерилизованный в термостате при температуре 200 градусов. Затем стеклянной палочкой, также предварительно обожженной, начинают растирать это мозговое вещество с небольшим количеством простерилизованной воды или бульона. Шприц, которым должны производиться инокуляции кроликам и собакам, уже подготовленным на операционном столе, необходимо предварительно прокипятить.

Большая часть животных после такого подкожного заражения погибала от бешенства. Следовательно, этот вирулентный материал оказывался более эффективным, чем слюна. Таким образом был разрешен важный вопрос. "Местом пребывания вируса, - писал Пастер, - может быть не только слюна. Его можно обнаружить и в мозге причем здесь его вирулентность не ниже, чем в слюне". Однако, по мнению Пастера, это был лишь незначительный этап на длинном пути, который еще предстояло пройти. Необходимо было найти другую методику изучения бешенства и добиться, чтобы получаемые результаты были более надежны. Необходимо было также сократить длительность инкубационного периода.

После всех этих умозаключений Пастер перешел к опытам непосредственного перенесения вируса бешенства на поверхность мозга собаки. Он рассуждал так: если поместить вирус сразу же в наиболее благоприятную для него среду, то заражение бешенством будет неминуемо, причем инкубационный период должен сократиться. Был проделан первый опыт. Обеспечив неподвижное состояние собаки, ее захлороформировали. При помощи трепана (своего рода коловорот), снабженного вращающейся пилкой, которая приводится в движение маленькой ручкой, проделали в черепной коробке небольшое отверстие. При этом обнажилась довольно толстая и резистентная оболочка мозга, так называемая твердая оболочка. Под нее посредством шприца Праваца ввели небольшое количество вируса бешенства. Затем операционное поле промыли карболовой кислотой, наложили на кожные покровы черепа три шва, и через несколько минут операция была закончена. После пробуждения собака чувствовала себя прекрасно. Однако через 14 дней собака взбесилась. Наблюдалось буйное бешенство с характерным лаем, резкими сменами настроения. Собака разрывала и глотала куски своей подстилки; галлюцинации повторялись все чаще и чаще, как будто какие-то жестокие враги все время проходили перед испуганными и запавшими глазами собаки. Она погибла от паралича - обычный исход бешенства.

Наконец был найден метод вполне надежного заражения бешенством и более быстрого получения результатов. Трепанацию стали проводить на многих собаках. Пастер, не желая причинять животным бесполезных мучений, требовал, чтобы все эти операции кроликам и собакам проводились под хлороформом: под носом собаки клали свернутый кусок промокательной бумаги, пропитанный хлороформом. "После каждой трепанации и заражения в мозг, - пишет Пастер в заметке, прочитанной в Академии наук 30 мая 1881 года, а на следующий день в Академии медицины, - неизменно наблюдалось заболевание бешенством, причем через довольно короткий период времени". Обычно инкубационный период длился неделю, иногда 14-18 дней и во всяком случае не более 20 дней.

Пока таким образом уточнялись отдельные частные вопросы этой сложной проблемы, стало понемногу намечаться и основное направление опытов. Пастер не мог применить в данном случае привычный метод выделения микроорганизма, то есть культивирование его в искусственных средах вне организма животного, так как до сих пор ему не удавалось обнаружить микроба-возбудителя бешенства. Может быть, он по своим размерам был вне пределов видимости? Однако, поскольку известно, что это - живое существо, его можно культивировать. Так как опыты с культурой на бульоне оказались безуспешными, был использован в качестве среды мозг кролика. Это было чрезвычайно трудно, так как методика была совершенно новой.

Как только кролик погибал после внутримозгового заражения, его немедленно трепанировали и кусочком его мозга заражали следующего кролика. Путем таких многократных пассажей, причем материал для заражения всегда получался одним и тем же методом, удалось постепенно сократить длительность инкубационного периода. С 18 дней он сократился до 14, затем стал еще короче и наконец после 100 последовательных пассажей инкубационный период длился уже не более 7 дней. Вирулентность этого вируса, по проведенным лабораторным испытаниям, была выше вирулентности вируса, полученного от собак, заразившихся через укус, но он стал уже вполне определенным и постоянным (virus fixe - стабильный вирус). Пастер вполне овладел этим методом.

В лаборатории "Эколь Нормаль" повсюду стояли большие круглые железные клетки с бешеными собаками; на них - более легкие клетки с зараженными бешенством кроликами и морскими свинками. Каждое утро Пастер обходил всех зараженных животных, делая различные пометки на своих регистрационных карточках: такая-то трепанированная и зараженная бешенством морская свинка должна погибнуть через пять дней, такой-то кролик может прожить еще неделю, такая-то собака - еще дольше. Все его предсказания точно подтвепждались.

При таком способе заражения через мозг путем трепанации положительные результаты получались в 100 процентах случаев. Уверенность в результатах и сокращение инкубационного периода были уже большим достижением, но это не удовлетворяло Пастора. Он решил добиться понижения вирулентности вируса. Если это удастся, то можно надеяться, что удастся и усилить резистентность собак к бешенству. В самом деле, почему нельзя понизить вирулентность вируса бешенства совершенно так же, как была понижена вирулентность вируса сибирской язвы, а затем использовать его для профилактических прививок?

Пастер взял кусочек мозга у кролика, зараженного ранее стабильным вирусом, сейчас же после его гибели. Этот кусочек мозга он опустил на ниточке в предварительно прокаленный сосуд. Кусочки каустической соды, помещенные на дне сосуда и похожие на осколки блестящего белого мрамора, обеспечивали полную сухость воздуха. Ватный тампон прикрывал отверстие сосуда, чтобы не допустить проникновения в него пыли. Температура комнаты, где производилось это обезвоживание, поддерживалась на уровне 23 градусов. По мере того как мозг обезвоживался, вирулентность его все более и более понижалась и через 14 дней окончательно исчезла. Этот кусочек мозга стал неактивным.

Его растерли с чистой водой и ввели под кожу нескольким собакам. На второй день им тем же способом ввели мозг, высушивавшийся в течение 13 дней, затем - 12 дней и т.д., постепенно подходя к мозгу такой вирулентности, что при заражении им кролик погибал в тот же день. Если затем этих собак кусали бешеные собаки, нарочно подсаженные к ним в клетки, или даже если их заражали посредством трепанации вирусом бешенства, то они оказывались совершенно резистентными и не заболевали. Пастер содержал таких собак в старой пристройке коллежа Роллен, предоставленной муниципалитетом Парижа в его распоряжение. Если у него нехватало мест, он отсыл.ал их в лечебницу Бурреля.

Когда Пастер убедился, что действительно можно сделать собак невосприимчивыми к заражению бешенством, он потребовал, чтобы полученные им результаты были проверены специальной комиссией. Комиссия была создана в конце мая 1884 года. В нее вошли: декан медицинского факультета Беклар, Поль Вер, Буле, Виллемен, Вюльпиан и министр земледелия Тиссеран. Комиссия немедленно приступила к работе.

В воскресенье 1 июня была получена телеграмма от Нокара, сообщавшего, что вблизи Альфора только что погибла собака от тяжелой формы бешенства. Труп этой собаки был доставлен в лабораторию "Эколь Нормаль". Материалом для опытных прививок служил кусочек мозга этой собаки, растертый в стерилизованном бульоне. Привели двух собак, которые, как утверждал Пастер, были невосприимчивы к заражению бешенством. Путем трепанации им ввели в мозг несколько капелек этой жидкости. Тем же самым трепаном были проделаны отверстия в черепных коробках двух здоровых собак и двух кроликов, не подвергавшихся никаким предварительным процедурам; им в мозг была введена та же самая жидкость. Буле, который должен был доложить об этих опытах министру, записал о них следующее: "Господин Пастер утверждает, что, согласно природе вируса, применявшегося для заражения, бешенство проявится у контрольных кроликов и собак примерно через 12-15 дней; собаки же, невосприимчивые к заражению, совершенно не заболеют бешенством, сколько бы времени они ни находились под наблюдением комиссии".

3 июня Буррель уведомил, что в его лечебницу поступила бешеная собака. Сейчас же к ней в клетку подсадили невосприимчивую к бешенству собаку, а также здоровую, контрольную собаку и дали больной собаке искусать обеих. Эта бешеная собака, согласно сообщению Бурреля, на другой день была уже при смерти. Опыт повторили еще раз. Снова ей дали искусать одну контрольную и одну невосприимчивую к бешенству собаку. Так как комиссия считала, что при первых укусах в рану, возможно, попадает больше слюны и сама слюна более вирулентна, то на этот раз строго следили, чтобы сначала была искусана собака, которая, по утверждению Пастера, была невосприимчива к бешенству.

6 июня бешеная собака, служившая для заражения, погибла, и комиссия, использовав в качестве материала для заражения продолговатый мозг этого животного, заразила еще шесть собак: трех невосприимчивых и трех контрольных, а также двух кроликов. Во всех лабораторных опытах участвовали кролики.

10 июня была получена еще одна телеграмма от Бур-реля: еще одна бешеная собака. Снова собралась комиссия, и снова этой собаке дали искусать несколько невосприимчивых собак.

"Эта бешеная собака, которая искусала наших подопытных собак, - пишет Пастер 12 июня в письме к своему зятю, - провела предыдущую ночь в постели своего хозяина. Уже в течение нескольких дней у нее наблюдались некоторые странности, 10-го утром она внезапно взбесилась. Ее хозяин, которому двадцать лет назад пришлось слышать лай бешеной собаки, очень испугался и отвел ее к Буррелю. Буррель констатировал бешенство. К счастью, у собаки еще частично сохранилось чувство привязанности к своему хозяину; это и спасло его...

Сегодня утром начали проявляться признаки бешенства у контрольной собаки, зараженной 1 июня, которая была трепанирована одновременно со второй контрольной и двумя невосприимчивыми. Я сейчас сообщу об этом комиссии и попрошу ее собраться Сегодня 12-й день после заражения. Будем надеяться, что и у второй контрольной собаки появятся признаки бешенства и что обе невосприимчивые не заболеют".

Комиссия исследовала первую заразившуюся бешенством собаку, у которой симптомы бешенства появились точно в срок, указанный Пастором; 14-го утром появились признаки паралича у кроликов, трепанированных также 1 июня. "Этот паралич, - описывает Буле, - выражается в полной вялости конечностей, особенно задних. Животное падает от малейшего толчка и с большим трудом снова поднимается на ноги". Взбесилась и вторая собака, зараженная 1 июня. Еще накануне комиссия отметила странное поведение этой собаки. Собаки, невосприимчивые к бешенству, продолжают оставаться совершенно здоровыми.

В течение всего этого месяца Пастер не переставал описывать все события в письмах к дочери и зятю. "Сохраняйте мои письма, - пишет он, - они будут как бы вторым протоколом опытов".

В последние дни июня ежедневно заражали уже не по две или четыре собаки, а по двенадцати. Опыты продолжались до начала августа. Собак, которых Пастер считал невосприимчивыми к бешенству, пробовали заражать самыми различными списиоами: путем укусов, внутривенных инъекций, трепанаций. Решили перепробовать все возможности, прежде чем признать их действительно "вакцинированными".

17 июня Буррель сообщил, что взбесилась контрольная собака, укушенная 3 июня. Члены комиссии немедленно отправились в его лечебницу. Длительность инкубационного периода была всего 14 дней. Буле отметил, что причиной быстрого развития болезни были, очевидно, многочисленные укусы в голову. Собака в бешенстве грызла доски пола, старалась перегрызть удерживавшую ее цепь. На следующий день взбесилось еще несколько контрольных собак. Сначала в опытах участвовало 19 невосприимчивых собак и столько же контрольных, но затем Пастер добавил еще 4 невосприимчивых, так что всего их оказалось 23. Из 19 контрольных собак заразились бешенством и погибли: от укусов 3 из 6, от внутривенного заражения - 6 из 8 и все 5 трепанированных. "Весьма вероятно, - отметил Буле, - что процент смертности будет еще выше при более длительном наблюдении, так как длительность инкубационного периода болезни, особенно после укусов, резко варьирует".

В первых числах августа министру просвещения было отправлено краткое описание опытов с указанием, что все предсказания Пастера полностью подтвердились. Комиссия настояла, чтобы Пастеру было предоставлено специальное помещение для содержания невосприимчивых собак; это позволило бы установить длительность их иммунитета, а также разрешить и другую очень важную проблему, а именно: нельзя ли путем введения вируса пониженной вирулентности укушенным бешеной собакой предупредить последствия укуса. Пастеру отвели старые конюшни одного замка близ Сен-Клу.

В эти же дни Пастер получил приглашение на Международный медицинский конгресс, который собрался в Копенгагене через три года после Лондонского конгресса. Па конгресс прибыло свыше 1600 человек. Датчане были чрезвычайно гостеприимны.

Конгресс открылся 10 августа 1884 года в большом зале Дворца промышленности. Председатель, профессор Панум, приветствовал от имени Дании всех собравшихся ученых.

Пять пленарных заседаний конгресса давали возможность ученым высказать свои мысли по темам, представлявшим общий интерес. Пастера просили сделать первый доклад на пленарном заседании. Не только члены конгресса, но и все интересующиеся наукой пришли послушать этот доклад о методе, который дал возможность Пастеру медленно, но уверенно, шаг за шагом, овладеть такой трудной проблемой, как заболевание бешенством.

В первых же словах своего доклада Пастер осудил сильно распространенное мнение, что бешенство может появиться спонтанно. В каких бы условиях, физиологических или патологических, ни находилась собака или любое другое животное, бешенство никогда не появится, если это животное не было искусано или облизано другим бешеным животным. Это является новым блестящим доказательством учения о том, что микробы-возбудители всегда поступают извне.

Бешенство настолько неспонтанно, что есть страны, в которых оно совершенно неизвестно. Для того чтобы гарантировать страну от появления бешенства, достаточно издать закон, как это сделала Австралия, что все собаки, ввозимые из других стран, должны проходить 40-дневный карантин. Если собака была укушена каким-нибудь бешеным животным накануне отплытия корабля, то за этот период болезнь не только должна проявиться, но животное должно погибнуть. Но зачем забираться так далеко? Совсем недалеко от Копенгагена, в Норвегии и Лапландии, также не знают бешенства. Стоит только принять действенные профилактические меры, и этот бич будет устранен. Напрасно некоторые будут возражать, говоря: "Но ведь в какой-то день должна была появиться первая бешеная собака".

"Это, - сказал Пастер, - неразрешимая проблема для современной науки, так как она относится к проблеме происхождения жизни".

Аудитория с затаенным дыханием следила за его речью, в которой он перечислял все отдельные этапы своего великого открытия. Пастер рассказал о проведенных опытах, установивших, что вирус бешенства, прежде всего, разрушает нервную систему; рассказал о культурах вируса в организме животного. Он описал увенчавшиеся полным успехом попытки добиться понижения вирулентности вируса бешенства, пассируя его от собаки обезьянам. Затем оказалось возможным снова восстановить исходную вирулентность путем последовательных пассажей от кролика к кролику. Таким образом удалось получать вирус любой степени вирулентности. Пастер сообщил аудитории и о последней стадии этого открытия - о получении вакцины против бешенства собак.

Заключительные слова Пастера, этого неутомимого труженика науки, были встречены восторженными приветствиями.

Во время одной из прогулок по Копенгагену Пастер мог убедиться, какое широкое применение нашел его метод в пивоварении. Датчанин Якобсен основал в 1847 году в Карлсберге пивоваренный завод, который был одним из крупнейших в мире. В 1884 году этот завод давал ежегодно 200 тысяч литров пива. В 1879 году Якобсен, с которым Пастер не был знаком, обратился к нему со следующим письмом: "Я был бы Вам глубоко признателен, если бы Вы разрешили одному из величайших мастеров Франции, г-ну Полю Дюбуа, изваять Ваш бюст из мрамора; я хочу установить его в своей лаборатории в Карлсберге в память тех услуг, которые оказали Ваши работы по ферментации химии, физиологии и пивоварению. Они являются основой дальнейшего развития искусства пивоварения".

Поль Дюбуа сумел уловить и передать с неподражаемым искусством образ Пастера: глубокий и несколько рассеянный взгляд человека мысли, обычное для Пастера выражение серьезности и строгости, энергия, готовая к всевозможным испытаниям и упорной борьбе.

Пастер смог лично удостовериться, что в Карлсберге весь производственный процесс проводился строго по его указаниям, которые он изложил в своих "Исследованиях по пиву". Для членов конгресса это было наглядным уроком того, что может сделать наука для промышленности. В громадной лаборатории завода физиолог Гансен занимался выбором дрожжей. Он как раз только что отобрал три вида дрожжей, каждый из которых сообщал пиву особый вкус. Размножение тех или иных дрожжей, свойства различных дрожжей, повторение и развитие всех опытов Пастера - все это казалось людям науки каким-то волшебством.

Вернувшись во Францию, Пастер поехал в Арбуа, где немедленно занялся своими опытами по проблеме бешенства. Из своего кабинета над лабораторией, где никак нельзя было держать бешеных собак, Пастер слал в Париж распоряжения о проведении новых опытов. Его заметки и тетради были всегда с ним, он хорошо помнил все даты своих опытов, знал, на какой, стадии вакцинации находится такая-то собака, какого числа была укушена другая. В лаборатории "Эколь Нормаль", кроме препаратора Адриена Луара, который отказался от летнего отдыха, Пастер оставил еще одного незаменимого помощника - Эжена Виала. Эжену было всего двенадцать с половиной лет, когда Пастер в 1871 г. выписал его из Алэ для разных мелких работ по лаборатории. Он умел читать и писать, и Пастер заставлял его учиться дальше. Сначала он давал ему уроки сам, а затем решил посылать в вечернюю школу для взрослых и в течение трех лет ежедневно лично проверял все школьные задания юноши. В лаборатории Пастера Эжен Виала научился самостоятельно производить трепанации самым различным животным, почти без всяких осложнений впоследствии. Этой операции его обучил Ру.

Письма, которые Пастер писал Эжену во время летних каникул 1884 года, совершенно точно указывают, на какой стадии находились в то время исследования по бешенству. Многие уже в то время считали, что вопрос достаточно изучен, чтобы попробовать применять новый метод лечения бешенства к человеку. Однако Пастер считал, что пока еще невозможно оперировать на человеке. Его интересовал вопрос, что надо сделать, чтобы уничтожить или во всяком случае уменьшить распространение бешенства? Можно ли действительно вакцинировать собак? Ведь помимо Парижа, в котором имеется свыше 100 тысяч собак, во всей Франции живет не менее двух с половиной миллионов собак. Для вакцинирования требуется несколько прививок. Сколько помещений нужно будет для этих собак, когда они будут находиться под опытом или под наблюдением! Содержание собак на больничном режиме, надзор за ними - все это потребует больших средств; трудно такжа подобрать персонал, который мог бы проводить все операции, связанные с понижением вирулентности вируса, и обеспечить необходимую асептику при инокуляциях. Где взять такое количество кроликов, чтобы приготовлять материал для прививок? Тут нехватит кроликов всей Австралии. Затем еще оставался вопрос о бродячих собаках, полчища которых представляют определенную угрозу и могут свести на нет результаты массовых прививок домашним собакам.

Одно время Пастер считал, что следует попытаться начать в отдельных случаях делать прививки. Многие владельцы собак, несомненно, захотят обезопасить своих животных от бешенства. Можно начать такие прививки в Париже постепенно, по отдельным категориям собак, создавая таким образом привилегированные категории их. Но все это еще далеко не обеспечивает полного уничтожения бешенства. Кроме того, массовая вакцинация и вакцинация маленькими сериями - все это практически было мало осуществимым.

Следовательно, вопрос сводился к следующему: найти средство, чтобы человек, укушенный бешеной собакой, не заболевал бешенством.

22 сентября в письме бразильскому императору, который интересовался всем, что делалось в лаборатории Пастера, и спрашивал, когда же можно будет перейти к лечению бешенства у человека, Пастер пишет, что понадобится еще два года для того, чтобы его исследования по бешенству можно было считать окончательно завершенными, то есть чтобы можно было с уверенностью применять полученные результаты на практике.

"Необходимо добиться возможности предупреждать развитие бешенства после укусов. До настоящего времени я не проводил никаких испытаний на человеке, несмотря на мою полную уверенность в результатах н несмотря на то, что мне не раз представлялась возможность к этому. Однако я очень боюсь, чтобы случайная неудача не скомпрометировала будущего этих прививок. Я хочу предварительно добиться полного успеха на животных. В этом отношении дела идут хорошо. У меня имеется несколько невосприимчивых к заражению бешенством собак, которых я даю искусать бешеной собаке. Обычно я беру для этого опыта двух собак, затем одну вакцинирую, а другую оставляю без лечения. Последняя погибает от бешенства, а вакцинированная остается совершенно здоровой.
И все же мне кажется, если я даже буду иметь громадное количество примеров удавшейся вакцинации на собаках, у меня будет дрожать рука, когда надо будет переходить к вакцинации человека".

Перед отъездом Пастера в Арбуа возникли новые совершенно непредвиденные затруднения. Жители местечек, расположенных близ строящегося помещения для подопытных собак, добивались путем различных петиций отмены этой постройки. Говорили об угрозе для общества. Матери выражали беспокойство за своих детей, которые, по их мнению, в любое время могут быть искусаны бешеными собаками.

Старый ученик Пастера по Страсбургскому университету Кристен, который был городским советником в Вокрессоне, предупредил Пастера о поднявшемся шуме. Он говорил, что готов разъяснить обитателям Вокрессона всю неосновательность их опасений, совершенно искренних у одних и несколько злонамеренных у других. Пастер ответил ему, что он возвращается в Париж и готов дать любые объяснения инициаторам этого движения протеста. Он был уверен, что его объяснения удовлетворят их и рассеят все опасения. Если одних слов окажется недостаточно, Пастер предполагал отправиться в Вильнёв-л'Этан, на место строительства, и там доказать, что опыты, которые он собирается проводить, не грозят никакой опасностью ни жителям этой местности, ни воскресным туристам.

Кристену он поручил передать его согражданам и тем, кто так горячо поддерживал эти протесты, что в Вильнёв-л' Этане вовсе не будет никаких бешеных собак. Там будут размещены только собаки, невосприимчивые к бешенству. Из-за отсутствия места в лаборатории Пастер вынужден был помещать своих бешеных собак у различных ветеринаров. Однако в письме к сыну Пастер не смог удержаться от горького восклицания: "Сколько месяцев мы потеряли на это введение во владение! Эта задержка отодвигает выполнение моих планов примерно на год".

Постепенно все же удалось прекратить споры, несмотря на отдельные протесты. Победили здравый смысл и восхищение великим ученым и его открытиями.

В январе 1885 года Пастер уже смог поехать в Вильнёв-л'Этан, чтобы проследить за оборудованием помещений. Из старой конюшни устроили громадную псарню. Пол покрыли асфальтом. В середине псарни был оставлен широкий проход. Справа и слева сделали двойные железные решетки. Вдоль по стенам было расположено 60 конур.

В глубокой провинции многие, постоянно слыша имя Пастера в связи с упоминанием о бешенстве, считали, что он ветеринар, и обращались к нему с письмами, в которых просили самых разнообразных советов. Спрашивали, например, что надо делать, если у собаки проявляются какие-то неясные и внушающие опасения изменения в поведении, но нет никаких оснований предполагать, что она была искусана бешеным животным? Надо ли немедленно убить ее? "Нет, - отвечал Пастер, - заприте вашу собаку в надежное место. Если она действительно бешеная, то вы в этом убедитесь через несколько дней". Однако часто владелец хотел сохранить свою собаку, искусанную определенно бешеной собакой: то эта собака была прекрасный сторож, то - отличная охотничья собака, - такие аргументы свидетельствующие о любви к собаке, подавляли чувство ответственности перед обществом за последствия. "Закон в этом отношении очень категоричен, - пишет Пастер, - каждая собака, искусанная другой бешеной собакой, должна быть немедленно убита". И он раздражался, если по безразличию, слабости или из личных расчетов нарушался этот закон, что способствовало распространению бешенства.

Пастер отвечал на все письма. Время его буквально расхищалось.

28 марта 1885 года он пишет своему другу Жюлю Верселю:

"Увы, мы не сможем приехать в Арбуа на пасхальные каникулы. Я начал устраиваться, то есть, вернее, я начал устраивать моих собак в Вильнёв-л'Этан, и это устройство займет еще много времени. Кроме того, мои новые исследования по бешенству в настоящее время проверяются комиссией, которую я просил назначить еще в прошлом году. Это продлится также несколько месяцев. В этом году я хочу доказать, что можно вакцинировать, то есть сделать невосприимчивыми к бешенству, собак уже после того, как они были укушены бешеным животным.
Я все еще не решаюсь попробовать лечить людей. Но это время уже недалеко. Мне хочется начать с самого себя, то есть сначала заразить себя бешенством, а потом приостановить развитие этой болезни - настолько велико во мне желание убедиться в результатах своих опытов".

Через три дня Пастер пишет более подробное письмо своему сыну. В нем он описывает состояние своих опытов, то впадая в энтузиазм, то проявляя крайнюю сдержанность.

"Проведение опытов в присутствии комиссии было начато 10 марта. Они продолжаются и сейчас; всего комиссия собиралась шесть раз. Сегодня предстоит седьмое заседание комиссии. Так как я даю им результаты, которые считаю вполне надежными, то у меня сейчас очень много работы. Я должен еще раз тщательно проверить все представляемые комиссии результаты и, кроме того, проводить работу, которую отложить нельзя. Я продолжаю свои исследования, пытаясь продвинуться вперед, найти новые принципы, чтобы, наконец, приучить себя к мысли о возможности проведения профилактических прививок человеку после укуса бешеными животными и получить большую уверенность в надежности моего метода.
До настоящего времени комиссия еще не сделала никаких выводов. Ты знаешь, что вследствие длительности инкубационного периода этого заболевания должно пройти много недель, пока можно будет получить действительно ценные результаты. До сих пор не было никаких неприятных инцидентов; если и в будущем все будет итти так же гладко, то второй доклад комиссии будет, наверное, так же благоприятен, как и ее прошлогодний доклад, а лучшего и желать не приходится.
Я вполне удовлетворен теми новыми опытами, которые я сейчас провожу, чтобы еще глубже изучить трудную проблему бешенства. Возможно, что уже недалеко то время, когда можно будет применить рекомендуемое мною средство на практике, причем в очень широких масштабах. Но какая масса гипотез возникает при научных исследованиях, какую приходится соблюдать осторожность, как приходится сдерживать свои надежды, пока новая гипотеза не будет подтверждена неоспоримыми доказательствами".

В мае в Вильнёв-л'Этане все было готово к приему 60 собак. Пятьдесят собак, уже прошедших прививки, были привезены и водворены в громадной псарне. Этим пятидесяти собакам была введена под кожу эмульсия из мозга кроликов, погибших от бешенства. Пастер начал прививки этим собакам с того, что вводил им эмульсию из мозга, приготовленную две недели назад, то есть эмульсию авирулентную. Затем, постепенно повышая вирулентность прививочного материала, он дошел до прививок очень вирулентной эмульсии из мозга кролика, умершего от бешенства в этот же день.

Собаки, отправленные в Вильнёв-л'Этан, должны были возвратиться в лабораторию только для проверки их иммунитета путем новых укусов или внутричерепной инокуляции. Все они были добыты в пунктах для бродячих собак. В этой громадной псарне им предстояло быть заключенными в течение нескольких месяцев, а может быть и лет. Только одного гриффона, с низким голосом, круглой н мощной головой и коричневой шерстью, освободили из заключения, оставив его в качестве сторожевой собаки. Когда его бывшие товарищи по заключению видели через широко открытые ворота псарни, как он весело носился по двору, вся псарня приходила в волнение. Некоторые яростно лаяли, другие жалобно выли.

Каждое утро собак на несколько минут выпускали погулять в коридор между их конурами и железными решетками, поставленными для того, чтобы к ним никто не мог подойти. Вокруг псарни были устроены клетки для кроликов, размещены сотни морских свинок. Животных хорошо устроили, и Пастер был вполне удовлетворен. Иногда при проведении опытов ему приходилось задерживаться здесь два, три или более дней, и он обычно помещался в пристройке.

Внутренняя отделка помещений была довольно примитивна. Серовато-синие обои покрывали стены, балки и перегородки. "Недостаток комфорта вам, очевидно, не мешает", - сказал как-то Пастеру один финансист, случайно заехавший в Вильнёв.

29 мая Пастер пишет своему сыну:

"Я думал покончить с бешенством в апреле; теперь мне приходится отложить это до конца июля. Однако я не буду бездействовать все это время. В таком трудном деле нельзя считать себя у цели, пока не сказано последнее слово, пока не получено последнее решающее доказательство. Я хочу добиться возможности перейти к лечению человека, не опасаясь никаких осложнений.
У меня еще никогда не было столько подопытных животных: 60 собак в Вильнёв-л'Этане, 20 - в Роллене, 10 - у Фрежи и 15 - у Бурреля. Мне очень жаль, что больше нет никаких мест, которые я мог бы использовать.
Как тебе нравится улица Пастера в центре Лилля? Редко какая новость доставляла мне больше удовольствия, чем эта".

Под сокращенным названием "Роллен" Пастер подразумевал бывший коллеж Роллена. Его старые постройки были переделаны в пристройку к лаборатории. В громадном дворе были размещены большие клетки; тут были и куры, и кролики, и морские свинки - настоящая лабораторная ферма.

Пастер проводил параллельно две серии опытов на 125 собаках. Целью первых опытов было сделать собак невосприимчивыми к бешенству путем профилактических прививок. Целью вторых-предупредить развитие болезни у собак, укушенных бешеным животным или искусственно зараженных бешенством. В каждой серии участвовали и контрольные собаки.

Глава XIII

1885-1888

Пастер обладал исключительной способностью сосредоточивать все свои мысли на одном вопросе. Если какая-нибудь идея овладевала им, он забывал обо всем. Во время одного из заседаний Французской академии он на клочке бумаги набросал следующее:

"Я не хочу скрывать ни одной из моих идей от тех, кто будет продолжать мою работу. Однако все это я хотел бы еще некоторое время оставить при себе. Я начал опыты, которые должны подтвердить правильность моих предположений. Дело идет о бешенстве, но возможно, что результаты этих исследований будут иметь более общее значение.
Я склонен думать, что с вирусом бешенства ассоциируется какое-то вещество, которое, пропитывая нервную систему, создает условия, не пригодные для жизни и развития вируса. Отсюда иммунитет после вакцинации. Если это действительно так, то эта теория может иметь широкое приложение. Это было бы открытием огромной важности.
Я только что встретил Шамберлана и рассказал ему о своих мыслях и опытах. Он был поражен и просил моего разрешения провести по сибирской язве такие же опыты, какие я хочу провести по бешенству. Позавчера я рассказал об этом Ру; он также увлекся этой идеей. Французская академия.
29 января 1885 года".

Окажется ли возможным выделить это вакцинирующее вещество, которое сопровождает вирус бешенства? Пока что вполне реальной была только профилактическая вакцинация. Пастер был совершенно уверен в невосприимчивости своих собак к бешенству. Проходили месяцы, и он никак не мог ответить на вопрос "почему" в отношении прививок против бешенства, точно так же, как не было ответа на этот же вопрос в отношении дженнеровских противооспенных прививок.

Утром 6 июля в лаборатории Пастера появился маленький эльзасец, девятилетний Жозеф Мейстер, которого два дня назад искусала бешеная собака. Его привела мать.

Она рассказала, что мальчик шел в школу, как вдруг внезапно на него набросилась собака. Она повалила его на землю, и единственное, что мог сделать ребенок, это прикрыть лицо руками. Собаку отогнал каменщик, работавший неподалеку. Он поднял ребенка, покрытого пеной и кровью. Вернувшись домой, собака укусила в предплечье своего хозяина. Хозяин схватил ружье и тут же застрелил ее. При вскрытии оказалось, что весь желудок собаки забит сеном, соломой, деревянными щепками. Обеспокоенные родители мальчика обратились к доктору Веберу в Вилле. Доктор прижег укусы карболовой кислотой и посоветовал матери на другой же день поехать в Париж к человеку, который, не будучи медиком, может лучше любого медика сказать, что следует делать в таком серьезном случае. Хозяин собаки, Теодор Вон, обеспокоенный и за себя и за ребенка, сразу же согласился на эту поездку.

Пастер успокоил Бона. Пена и слюна животного задержались на одежде, рукав его рубашки не был прокушен. Он может с первым же поездом возвратиться в Эльзас. Однако при виде 14 укусов у мальчика Пастер взволновался. Мальчик еле ходил от боли. Что можно сделать для этого ребенка? Мог ли он рискнуть сделать ему профилактические прививки, которые всегда удавались на собаках? Пастер колебался между надеждой и мучительными сомнениями. Прежде всего он сделал все, что было можно, чтобы устроить мать и ее ребенка в Париже. Пастер не хотел ничего предпринимать, не переговорив с Вюльпианом, которого он стал очень ценить со времени работы комиссии по бешенству. Вюльпиан в своих лекциях по общей и сравнительной физиологии указывал студентам, какое значение для патологии человека имеют эти опыты на животных. Кроме того, Вюльпиан отличался крайней осторожностью.

Вюльпиан решил, что результаты прививок Пастера собакам были достаточно убедительными и давали право рассчитывать, что прививки человеку окажутся не менее успешными. Почему бы не испробовать этот метод лечения на человеке? Разве существует какое-либо другое эффективное средство против бешенства? Если бы еще рану прижгли раскаленным железом!

Вюльпиан считал, что Пастер не только имеет право применить к ребенку прививки против бешенства, но что это его прямой долг!

Такого же мнения придерживался и работавший в лаборатории доктор Гранше, с которым Пастер также советовался. Гранше и доктор Штраус имели полное право сказать, что они являются первыми французскими врачами, изучающими бактериологию. Гранше привлекали к Пастеру его теории, его новые исследования, он восхищался им и любил его. Пастер, со своей стороны, уважал Гранше и питал к нему искреннюю привязанность

Когда вечером того же дня Вюльпиан и Гранше осмотрели маленького Мейстера, познакомились с количеством и интенсивностью укусов (некоторые были очень серьезными, особенно укусы на руках), они решили, что необходимо в этот же вечер сделать первую прививку. Сначала для прививки был взят 14-дневный мозг, который совершенно невирулентен, с тем, чтобы потом постепенно брать все более и более свежие препараты. Сама прививка совсем несложна и безболезненна: шприцем Праваца под кожу вводится несколько капель эмульсии.

"Все идет хорошо, - пишет Пастер своему зятю 11 июля, - ребенок хорошо спит, у него хороший аппетит, инъицируемая эмульсия рассасывается на другой же день бесследно". Правда, контрольные прививки были еще впереди, но Пастер считал, что если в течение следующих трех недель ребенок не заболеет, успех можно считать гарантированным.

Но по мере того как инокуляции становились все более вирулентными, возрастало и беспокойство Пастера. Он проводил бессонные ночи, мучась сомнениями. Мальчик продолжал великолепно себя чувствовать, и надежды возродились.

Три последние инокуляции оставили на коже расплывчатые розовые пятна, очень болезненные, которые все увеличивались. Реакция становилась все более резкой по мере того, как приближался срок последней прививки, назначенной на четверг 16 июля. Ребенок чувствовал себя превосходно, хорошо спал, хотя иногда был несколько возбужден. Аппетит у него был хороший, лихорадки не было. Мальчик должен был скоро покинуть лабораторию.

В письме к семье Пастер писал: "Возможно, что подготавливается одно из важнейших событий в медицине нашего века. Очень жаль, что вам не удалось при этом присутствовать".

Надежды, беспокойство, страх, твердое желание вырвать ребенка из когтей смерти - все это заставляло Пастера пережить целую гамму разнообразных и противоречивых ощущений, одно сильнее другого. Он не мог спокойно работать. Каждую ночь его лихорадило. Во время бессонницы ему казалось, что он видит маленького Мейстера, которого он накануне оставил играющим в саду, больным, задыхающимся от бешенства.

Трезвым умом исследователя он понимал, что можно с уверенностью считать вирус одной из наиболее страшных болезней окончательно побежденным, что в будущем человечество избавлено от этого ужаса, но чувства брали верх над разумом. Лучше бы он сам взял на себя все мучения, чем думать о страданиях, которые могут выпасть на долю этого малыша!

Курс лечения продолжался 10 дней. Мальчику сделали 12 прививок. Вирулентность мозга каждый раз проверялась на кроликах. Она становилась все более и более интенсивной. Учитывая серьезность укусов, Пастер считал, что необходимо обеспечить высокую степень невосприимчивости. 16 июля мальчику инъицировали эмульсию из мозга кролика, погибшего накануне, т.е. эмульсию, убивающую кролика не позднее, чем на седьмой день. Это было уже вполне надежной проверкой иммунитета и невосприимчивости, установившихся в результате лечения.

Пациент легко перенес последнюю прививку. К этому времени раны его уже зажили и он свободно бегал по двору. Вечером после этой прививки он спокойно отправился спать. Пастер провел ужасную ночь. В эту бессонную ночь вдали от лаборатории, где все внушало ему уверенность в себе, Пастер решил, что ребенок должен умереть.

По окончании лечения Пастер поручил маленького Мейстера заботам доктора Гранше и согласился поехать немного отдохнуть. Он отправился к своей дочери, которая в это время была в Бургони, в нескольких километрах от Аваллона. Здесь была полная тишина. Линия холмов на горизонте, дубовые леса, поля или луга, окаймленные живыми изгородями, - все это действовало умиротворяюще.

Но природа может успокоить только людей, склонных к мечтательности. Пастер участвовал в прогулках, но рассеянно смотрел на красоту природы и с нетерпением ждал писем, телеграмм, в которых ему сообщили бы о состоянии здоровья маленького Мейстера. Гранше не заставлял себя ждать - он каждый день посылал Пастеру бюллетень о состоянии здоровья мальчика.

Из Бургонн Пастер поехал в Арбуа, и здесь к нему понемногу вернулась уверенность в успехе. Со дня укуса маленького Мейстера бешеной собакой прошел уже месяц. Пастер предполагал по возвращении в Париж организовать обслуживание населения прививками от бешенства. После опыта с маленьким Мейстером он считал свой усовершенствованный метод профилактики этой ужасной болезни одинаково надежным как для людей, так и для животных.

В его кабинете в Арбуа все располагало к работе. На большом столе из неполированного дуба, с массивными ножками были в полном порядке разложены его тетради и книги. За столом на полках были расставлены брошюры. Стены были оклеены темными обоями. Справа стоял громадный книжный шкаф с толстыми томами докладов Академии наук; слева - два окна на восток. Часто, отрываясь от своих размышлений, он бросал взгляд на знакомый ему с детства пейзаж.

Пастер не любил, чтобы ему мешали, когда он занимался своими опытами в лаборатории или когда редактировал какую-нибудь статью. В часы сосредоточенной работы он не хотел никого видеть.

"Когда Шамберлан и я, - рассказывал Ру, - занимались особенно интересными исследованиями, он расставлял вокруг нас стражу и если видел через стеклянную дверь, что кто-нибудь из товарищей направлялся к нам с каким-либо вопросом, немедленно сам выходил навстречу чтобы вежливо выпроводить посетителя. Эти причуды Пастера, свидетельствовавшие о том, что у него работа всегда была на первом месте, были так наивны, что никто не сердился на него за это. Однако в Арбуа, где он обычно проводил свои каникулы, он считал, что не имеет права быть таким строгим. Кто угодно мог свободно входить к нему. По утрам в его кабинете всегда была толчея. К нему приходили за советом, просили места, рекомендательного письма".
"Странное представление, - пишет в одной из газет Франш-Конте старый арбуазец профессор Жирарден, всегда гордившийся своим городом и своим знаменитым земляком, - немного смешное и в то же время трогательное составили себе о нем виноделы. До них дошли слухи, что Пастер занимается болезнями вина, и они считали его чем-то вроде доктора вин. Если у них начинало киснуть в бочке вино, они немедленно отправлялись к Пастеру с бутылкой этого вина в руках. Дверь его дома всегда была открыта для них. Пастер спокойно и внимательно выслушивал их, брал у них образец вина и на досуге исследовал его. Через восемь дней вино становилось совершенно здоровым".

Многие считали Пастера доктором и обращались к нему за медицинскими советами. Он всегда старался разъяснить это недоразумение, но в то же время помогал чем мог. Особенное удовольствие он получал, если ему удавалось помочь какому-нибудь земляку из Франш-Конте. Он восхищался их простотой, иногда несколько грубоватой, их стремлением все понять, их любовью к независимости, мужеством, с которым многие из них годами упорно боролись с нищетой, их упорной волей, проявлявшейся во всех мелочах повседневной жизни. По своей скромности он не замечал, что все те черты характера, которые он уважал и любил в своих земляках, были особенно ярко выражены у него самого.

Во время каникул 1885 года Пастер едва успевал отвечать на все вопросы, с которыми к нему обращались. В конце сентября он пишет своему сыну: "Я получаю от совершенно неизвестных лиц из различных стран Европы и из Америки бесконечное количество писем с просьбами дать совет по вирусам, по болезням шелкопряда, по вакцинации против сибирской язвы, холеры человека, по краснухе свиней. Все утра уходят у меня на ответы всем и на все".

Одно событие заставило его по возвращении в Париж поторопиться с организацией профилактических прививок против бешенства после укуса бешеными животными. Мэр общины Виллер-Фарле в департаменте Юра сообщил ему, что бешеная собака сильно искусала одного пастуха.

Произошло это при следующих обстоятельствах. Шесть мальчиков-пастухов пасли на лугу свои стада. Внезапно они увидели на дороге большую собаку, изо рта которой клочьями свисала пена. "Сумасшедшая собака!" - в испуге воскликнули они. "Сумасшедшая" было для них синонимом "бешеная". Собака свернула с дороги и бросилась на мальчиков. Громко крича, они побежали. Старший из них, четырнадцатилетний Жюпиль, хотел обеспечить своим товарищам возможность убежать. С хлыстом в руке он пошел прямо на собаку. Собака, подскочив к нему, вцепилась зубами в его левую руку. Завязалась борьба. Жюпилю удалось повалить собаку. Правой рукой он разжал ей пасть, чтобы высвободить свою левую руку, которую собака продолжала сжимать зубами. Наконец ему удалось высвободить левую руку, но собака искусала ему правую. Борьба продолжалась. Мальчик схватил собаку за горло. Ремнем хлыста Жюпиль связал пасть собаки, затем снял свой деревянный башмак и убил им животное. Чтобы быть вполне уверенным, что собака больше никогда никого не укусит, он приволок ее к ручейку, протекающему по лугу, и на несколько минут погрузил ее головой в воду. Только убедившись, что собака мертва, Жюпиль вернулся в Виллер-Фарле.

Пока накладывали первые повязки на его раны, послали за трупом собаки. На другой же день два ветеринара произвели вскрытие. Никакого сомнения не оставалось: собака была бешеной. Мэр Виллер-Фарле написал об этом случае Пастеру и просил немедленно помочь, так как мальчик неминуемо должен оказаться жертвой своей храбрости, если только не будет применен новый метод лечения. Ответ не заставил себя ждать. Пастер писал, что в результате пятилетней работы он получил возможность предупреждать бешенство собак, даже если курс прививок будет начат через шесть или восемь дней после укуса. Что касается применения этого метода к человеку, то до сих пор лишь один раз применил он свой метод на маленьком Мейстере, но с полным успехом. Если семейство Жюпиля согласно, то мальчик может приехать. "Я помещу его в одной из комнат моей лаборатории. За ним будет уход. Он может ходить куда угодно, постельного режима не потребуется. Только каждый день ему будут делать укол, не более болезненный, чем укол булавкой".

Прочитав это письмо, родные Жюпиля не колебались ни минуты. Однако с момента укуса и до прибытия Жюпиля в Париж прошло шесть дней. Мейстеру прививки начали делать через два с половиной дня после укуса. Какой результат получится при таком запоздалом лечении? Пастер сильно опасался за жизнь этого храброго мальчика, которым все восхищались, но в первый раз, во время прививок Мейстеру, он беспокоился больше. Сейчас у него было больше уверенности в успехе.

Несколько дней спустя Пастер сообщил Академии наук о результатах лечения Мейстера. Со времени укуса прошло уже три месяца и три недели, а ребенок был вполне здоров.

"Наконец найден способ лечения бешенства, этой страшной болезни, против которой все средства оказывались бессильными, - говорил Бюльпиан, слушавший доклад Пастера.- У Пастера в этой области не было никаких предшественников. В результате исследований, длившихся много лет, он разработал метод лечения, который полностью предупреждает развитие бешенства у человека, укушенного бешеной собакой. Я говорю «полностью», так как, судя по тому, что я видел в лаборатории г-на Пастера, я нисколько не сомневаюсь, что этот способ лечения всегда окажется эффективным, если точно выполнять все указания и начинать лечение в первые же дни после укуса".

Он предложил немедленно организовать сеть станций дли лечения бешенства по методу Пастера. Необходимо, чтобы каждый человек, укушенный бешеной собакой, мог воспользоваться этим великим открытием.

Пастер закончил свой доклад рассказом о трогательном и храбром поступке Жюпиля. Собрание осталось под впечатлением, что мальчик пожертвовал собой для cпасения своих товарищей. Слова попросил академик Ларре, пользовавшийся большим авторитетом. Подчеркнув значение открытия Пастера, он сказал:

"Тот, у кого хватило соображения и храбрости, силы и ловкости перетянуть пасть бешеной собаки ремнем и тем спасти своих перепугавшихся товарищей от бешеной собаки, которая грозила всему населению, заслуживает награды за свой поступок. Ходатайствую перед Академией наук о награждении этого юного пастуха, показавшего пример великодушия и храбрости".

Наконец слово взял Буле, председательствовавший на этом заседании Академии:

"Мы имеем право сказать, что дата этого заседания навсегда войдет в историю медицины и будет славной датой для науки, так как она отмечает одно из величайших достижений в области медицины: открытие эффективного средства профилактического лечения болезни, которая считалась неизлечимой в течение столетий, с самого начала мира. С сегодняшнего дня человечество получило в свое распоряжение средство бороться с этим страшным заболеванием и предупреждать его последствия. Этим мы обязаны г-ну Пастеру, и как бы ни велики были наше восхищение и признательность, они бледнеют перед прекрасными результатами, которых ему удалось достигнуть ценой громадных усилий..."

Президент Академии медицины Жюль Бержерон особенно горячо приветствовал сообщение Пастера; Бержерон еще помнил, как, подобно Буле, он принужден был признать бессилие медицины перед этой страшной болезнью.

Спасение было получено не от медицины, а от химии, которая еще раз доказала свое значение для медицины. Но в то время как Бержерон, Бюльпиан и Гранше (которому было поручено делать прививки против бешенства в лаборатории "Эколь Нормаль") выражали свое восхищение опытами, превратившими вирус бешенства в вакцину против этой болезни, мнения остальных медиков раэделились Некоторые встретили новое открытие с энтузиазмом, другие воздерживались высказывать свое суждение. Немало было скептически настроенных, была даже группа настроенных враждебно, и эта враждебность не замедлила проявиться.

Как только было напечатано сообщение Пастера, со всех сторон в лабораторию начали стекаться люди, укушенные бешеными собаками. Прививки стали основной работой лаборатории. Каждое утро Эжен Виала приготовлял из мозга эмульсии, которые служили материалом для прививок. В маленькой комнатке, где температура поддерживалась на уровне 20-23 градусов, стояли ряды стерилизованных сосудов с двумя отверстиями, заткнутыми ватными тампонами. В каждом сосуде на ниточке, идущей от пробки, был подвешен кусочек мозга, который высушивался над кусочками едкого калия, положенными на дно сосуда. Виала прокаленными ножницами разрезал каждый кусочек на еще более мелкие кусочки и клал их в отдельные маленькие сосуды. Первым в серии был мозг, взятый четырнадцать дней назад, затем шел постепенно все более и более свежий мозг. Взяв из колбы пипеткой несколько капель телячьего бульона, Впала переносил их в эти сосуды, стеклянной палочкой растирал до однородной мути - и жидкость для прививки была готова. На каждом сосуде отмечалась дата взятия мозга. Сколько было укушенных, проходивших курс лечения, столько же было и серий сосудов, прикрытых бумажными крышками, чтобы в них не попала пыль. Пастер всегда присутствовал при приготовлении вакцин.

Прививки производились в одиннадцать часов утра в кабинете Пастера. Пастер, стоя перед открытой дверью, вызывал поименно укушенных. Записывались дата укуса, обстоятельства, при которых больной был укушен, и отвыв ветеринарного врача. Затем больных разбивали на группы и заводили для каждого из них регистрационную карточку, на которой помечалось, какой давности мозг нужно было ввести в этот день каждому из них в зависимости от периода лечения.

Пастер во все вникал сам. Он расспрашивал каждого о его материальном положении. Когда он видел крестьянина, впервые попавшего в Париж, следил, чтобы его поместили в ближайшей гостинице, чтобы облегчили ему пребывание в столице. Особенно заботился он о детях. 9 ноября в лабораторию привезли девочку девяти лет, Луизу Пеллетье, которая была укушена 3 октября, то есть тридцать семь дней назад. Когда Пастер увидел на голове девочки гноящуюся и кровоточащую рану, он был охвачен чувством сострадания и ужаса перед грозящими ребенку последствиями. Несомненно, что бешенство должно проявиться не сегодня, так завтра. Чересчур много времени прошло с момента укуса, чтобы можно было рассчитывать на эффективность прививок. Он колебался - делать прививки или отказаться от лечения этого ребенка, которого привезли так поздно и в таком тяжелом состоянии? Если лечение окажется неудачным, сколько беспокойства это вызовет у тех, которые уже закончили курс лечения! Сколько человек при виде этой неудачи и под влиянием различных советов откажется прийти в лабораторию и тем самым обречет себя на гибель! Все эти мысли быстро мелькали в уме Пастера. Но победило более глубокое чувство, чувство сострадания к отцу и матери, которые умоляли его спасти ребенка.

Курс лечения был начат. Луиза Пеллетье продолжала посещать школу. Вдруг появились приступы подавленного состояния, затем конвульсии. Попробовали новые прививки. 2 декабря в течение нескольких часов девочка была совершенно спокойна, так что Пастер уже начал надеяться, что ее удастся спасти. Но эта надежда была кратковременной... Перед смертью девочки Пастер весь день провел в маленькой квартирке на улице Дофин, где жило семейство Пеллетье. Он не отходил от изголовья больного ребенка. Девочка прерывающимся от ускоренного дыхания голосом нежно просила не покидать ее. В промежутки между спазмами она держала его за руку. Когда была потеряна последняя надежда, Пастер сказал родителям: "Я так хотел спасти вашу бедную малютку!" Выйдя на лестницу, он разразился рыданиями

Когда пришла телеграмма из Нью-Йорка, что в Париж отправлено четверо детей, укушенных бешеной собакой нашлось немало людей, которые, учитывая первый случай смерти, несмотря на лечение, громко, с торжествующим видом говорили, что если бы родители этих детей знали судьбу маленькой Пеллетье, они не стали бы отправлять своих детей в это длинное и безнадежное путешествие.

Четыре маленьких американца, дети рабочих, приехали в Париж благодаря подписке, проведенной в их пользу. Детей сопровождали доктор и мать самого младшего из них. После первого укола, легкого и безболезненного, самый маленький пациент воскликнул: "И только из-за этого мы ехали так долго!" Когда эти дети вернулись здоровыми в Америку, на набережной их встретила громадная толпа. Пм устроили торжественную встречу, забросали вопросами о "знаменитом ученом, который так хорошо ухаживал за ними".

Статистические данные по бешенству в различные эпохи были очень противоречивы. Буле, которому во времена Империи было поручено учесть все случаи смерти от укуса бешеными животными, выявил 320 укушенных, причем смертность была равно 40 процентам. Часто этот процент бывал значительно выше. В то самое время, когда Пастер впервые применял свой метод на маленьком Мейстере, пять прохожих были укушены бешеной собакой, и все пять погибли от бешенства.

Пастер, не доверяя цифрам Буле, решил воспользоваться цифровыми данными одного ветеринара, члена Академии, который долгое время работал во главе санитарной службы при полицейской префектуре. По его данным, смертность достигала всего 16 процентов. "Эти данные, - говорил Пастер, - дают возможность составить себе точное представление о результатах, полученных от нового метода лечения".

1 марта Пастер доложил Академии о результатах лечения новым методом 350 человек. Фактически был отмечен только один случай смерти - смерть маленькой Пеллетье. В заключение своего доклада Пастер сказал:

"Самые точные цифровые данные показывают, как много людей нам уже удалось вырвать из когтей смерти. Профилактика бешенства после укусов оправдала себя. Имеются все основания для того, чтобы организовать учреждение, которое производило бы прививки против бешенства".

Академия назначила комиссию, которая пришла к единодушному решению, что учреждение для лечения бешенства после укусов должно быть основано в Париже и названо "Институтом Пастера". Во Франции и в других странах была открыта подписка.

По всей Франции прокатилась волна энтузиазма, она захватила и другие страны. Миланская газета, открывшая подписку, по первому же листу собрала шесть тысяч франков. Эльзасская газета напоминала своим читателям, что Пастер был профессором в старом и знаменитом Страсбургском университете. "Эльзас должен помнить, что Пастер применил впервые свой метод на бедном маленьком эльзасском крестьянине Жозефе Мейстере и спас его от смерти". По окончании подписки собранные фонды были посланы лично Пастеру со словами: "Вот дар Эльзаса Институту Пастера".

Тяжелые воспоминания о войне 1870 года еще были живы в памяти народа. Люди, наслушавшиеся о многочисленных исследованиях, проводившихся с целью изыскания новых способов разрушения, отдыхали душой от известий, поступавших из лаборатории Пастера, где велась упорная и беспрерывная борьба с болезнями. Однако при применении метода Пастера были неудачные случаи, подобные случаю с маленькой Пеллетье; неизвестно, почему это происходило, - из-за запоздания с лечением или из-за серьезности укусов. Любителям сеять недоверие и ненависть эти неудачи давали повод для выпадов против работ Пастера.

В первой половине марта 1886 года к Пастеру приехали 19 русских из Смоленской губернии. На них напал бешеный волк, у большинства были страшные раны. У священника, на которого волк напал, когда он по окончании службы выходил из церкви, были прокушены правая щека и верхняя губа. Его лицо представляло собой сплошную зияющую рану. Самый молодой из приехавших был так искусан, что он производил впечатление раненого на поле сражения. Укусы других напоминали ножевые раны. Пять человек из этой группы были в таком тяжелом положении, что их пришлось немедленно отправить в больницу. Врач, сопровождавший этих крестьян, рассказал, что волк бегал по окрестностям двое суток и кусал и рвал всех попадавшихся на его пути. Его убил топором один из пострадавших.

Учитывая тяжесть укусов, а также упущенное время, так как крестьяне не сразу отправились в путь, Пастер решил, что необходимо делать по две прививки в день; одну утром и другую вечером.

Можно ли было надеяться на их спасение? Опасения за успех усугублялись еще тем, что между моментом укуса и первой прививкой прошло пятнадцать дней. Со всей Франции в лабораторию стекались сведения о случаях смерти от укуса бешеным волком. Сколько еще сообщений будет оканчиваться этим страшным словом: смерть! Иногда после укуса бешеным волком погибали все искусанные без исключения. В среднем смертность от этих укусов достигала 82 процентов. Иногда смертность колебалась между 70 и 64 процентами, но никогда не падала ниже 57.

Смоленские крестьяне, спасенные Пастером

В газетах и при встречах только и говорили о новом методе вакцинации. Сколько жизней удастся спасти? Вот животрепещущий вопрос, который глубоко интересовал широкую публику. Большое волнение охватило массы, когда стало известно, что трое русских погибли.

Пастер ежедневно навещал русских, находившихся в больнице. И когда трое из них умерли, он был совершенно убит. Однако его уверенность в своем методе ничуть не поколебалась, общие результаты были вполне ясны.

"Другие русские чувствуют себя хорошо", - заявил Пастер на заседании Академии 12 апреля 1886 года. В то время как во Франции некоторые противники Пастера еще продолжали обсуждать эти три неудачных случая и говорили, что и в будущем нельзя ждать каких-либо успехов, в России с громадным восторгом встречали шестнадцать спасенных. Еще раньше из России приезжали к Пастеру укушенные, которые также были спасены. Александр III пожаловал Пастера орденом Анны первой степени с бриллиантами. Он принял даже участие в организации Института Пастера, пожертвовав на это сто тысяч франков.

Между тем "Journal officiel" не переставала публиковать списки пожертвований, среди которых были и крупные вклады, и сбережения студентов, и заработная плата рабочего. Общество ученых предложило организовать концерт в пользу Института Пастера. Утренник состоялся во дворце Трокадеро. Артисты лучших театров изъявили желание принять в нем участие. Пастеру это празднество принесло совершенно новые ощущения, - он никогда еще не бывал на сборищах такого рода. После исполнения отрывков из произведений Тома, Гуно, Масснэ, Делиба и Сен-Санса на сцену вышла группа русских женщин и девушек в ярких парчовых платьях, с высокими, шитыми серебром кокошниками. Дирижировал руководитель хора, с длинными вьющимися волосами и светлой бородой, в боярской, расшитой золотом одежде. Слушая эти нежные и грустные песни, Пастер вспоминал своих русских больных. В заключение праздника Гуно лично дирижировал хором сопрано, исполнившим Ave Maria, в которой так тонко переданы чувства человека. И когда отзвучала мелодия, композитор подошел к Пастеру, горячо обнял ученого и от всего сердца поцеловал его. Вечером на банкете Пастер с чувством благодарил своих коллег по Академии - организаторов этого празднества.

Через несколько дней Пастер из рук своей дочери получил деньги, собранные на организацию Института Пастера в Эльзасе. Особенно растроган был Пастер, когда среди фамилий жертвователей он увидел имя своего ма ленького пациента Жозефа Мейстера, первого, кого ему удалось посредством прививок вырвать из когтей смерти.

К великому ученому, другу человечества, обращались за. поддержкой самые различные благотворительные учреждения, которые особенно процветали в ту эпоху.

После смерти Дюма Пастер был избран председателем Общества друзей науки.Это общество оказывало материальную помощь вдовам и детям ученых, не оставивших средств, и имело целью избавить их от унизительных просьб и нищеты. Старались, чтобы эта помощь не носила характера милостыни, - она должна была рассматриваться как вознаграждение за оказанные обществу услуги. Ежегодно на общем собрании Общества утверждались списки пенсионеров. Пастер так говорил о работе этого общества:

"Прогресс нации определяется трудами ее ученых и ценностью их открытий. Не следует забывать, что трудовой путь ученых часто требует великих жертв и что долгом каждой цивилизованной страны является исправить несправедливость судьбы к тем, кто так преданно и плодотворно работал для науки и народа. Позаботиться о семьях ученых после их смерти - это долг каждого патриота, и это великая честь для Общества друзей науки".

Пастер призывал всех вступать в члены этого общества. Что стоили десять франков в год по сравнению с тем добрым делом, которое они выполняли?

Многие другие общественные учреждения также считали, что иметь Пастера своим председателем является счастливым предзнаменованием для данного предприятия. Так, одно благотворительное общество решило открыть убежище для матерей из бедных семей. Общество обратилось к Пастеру с просьбой быть крестным отцом этого убежища.

Однажды в громадном амфитеатре Сорбонны Пастер председательствовал при присуждении премии Объединения французской молодежи. Его окружали юноши, которые учредили общество для воспитания и бесплатного образования беднейших классов населения, будучи сами только бакалаврами. Пастер выразил свое восхищение гибкостью, с которой эти молодые учителя приспособлялись к потребностям своих учеников и варьировали свое преподавание в зависимости от квартала. В предместье Сен-Антуан они устраивали лекции по геометрии, чтобы помочь столярам и механикам. В квартале Ботанического сада проводились занятия по прикладной химии для дубильщиков и кожевников. Пастер не мог не оказать предпочтения именно этим занятиям не только потому, что он занимал кафедру химии, но еще и потому, что был сыном дубильщика. Отец его был также рабочим, проявлявшим всегда большую жажду знаний. Он был его первым учителем. "Это он заложил во мне любовь к труду и как стимул этой любви - любовь к родине, - говорил Пастер молодежи, - пусть эти два вида любви и у вас всегда стоят на первом месте".

В этот период национальное сельскохозяйственное общество, членом которого Пастер состоял с 1872 года, присудило ему премию Баротта, которая каждые семь лет ; давалась автору самого ценного открытия или изобретения, приносящего наибольшую пользу сельскому хозяйству. Пастер выразил желание разделить полученную премию со своими молодыми коллегами из Объединения французской молодежи и основать фонд для ежегодного премирования лучшего студента по курсу химии.

Пастер интересовался и литературой. Мало было таких книг, которые оставили бы его равнодушным. Часто какой-нибудь литератор, уверенный, что для Пастера не существует ничего на свете, кроме колб и реторт, поражался его рассуждениям о том или другом литературном произведении. Соглашался ли Пастер или критиковал, свой отзыв он всегда формулировал, не заботясь ни о чем, кроме истины.

"Извините мою прямоту, - пишет он одному начинающему писателю, допустившему в своем произведении фантазии, свойственные бульварной литературе, - не кажется ли Вам, что Ваша родина особенно нуждается в том, чтобы молодежи указывались новые пути, чтобы ей говорили о серьезном труде, о морали, о поэзии? Литература должна вызывать глубокие и прочные изменения в направлении мыслей всего народа".

Труд, добрые дела, советы - Пастер ничего не делал наполовину. На все он находил время, даже в период интенсивнейшей работы по бешенству. Г-жа Пастер ревностно охраняла его от всего, что не касалось его лаборатории. Благодаря такому почти замкнутому образу жизни он смог выполнить огромное количество работ, одной частицы которых было бы достаточно, чтобы принести славу нескольким ученым.

Неизменно между десятью и одиннадцатью часами Пастер спускался по улице Клода Бернара и шел на улицу Вокелен.где временно былоустроено помещениедля прививок против бешенства. Помещение состояло из приемной, кабинета для прививок и операционной; рядом размещались клетки для животных. Искусанные бешеными собаками, прогуливавшиеся в этом дворе, производили впечатление людей, гуляющих по зоологическому саду, Дети после второго же укола чувствовали себя вполне непринужденно. Пастер любил их баловать. В ящике письменного стола у него всегда лежали конфеты и блестящих новенькие монетки в одно су для малышей.

Доктора Ру, Гранше, Шантмесс, Шаррен по очереди приходили делать прививки. Хирургическое отделение, необходимое для ухода за ранами от укусов, было поручено доктору Терриллону. Это был молодой и энергичный врач. Соблюдая строжайшую антисептику, он изобрел способ быстро и просто делать необходимые перевязки.

В августе 1886 года во время своего пребывания в Арбуа Пастер неустанно пересматривал свои заметки и записи. Иногда он не мог удержаться, чтобы не прочитать некоторые статьи, страстно критикующие его работы. Его крайне удивляло недоверие к его методу лечения бешенства, которое все еще проявлялось, несмотря на полученные результаты, несмотря на цифры, говорившие сами за себя. С 1880 по 1885 год в парижских госпиталях было зарегистрировано 60 случаев смерти от бешенства. С 1 ноября 1885 года, то есть с того времени как в лаборатории Пастера стали проводиться прививки против бешенства, в этих же госпиталях было зарегистрировано всего три случая смерти, причем двое умерших не получали прививок.

"Совершенно ясно, что далеко не все укушенные бешеными животными обращаются в лабораторию за помощью. Во Франции на это неизвестное, но во всяком случае ограниченное число нелеченных укусов, - говорил Пастер, - мы имеем 17 случаев смерти, а из 1726 французов и алжирцев, прошедших прививки, погибло только 10 человек".

Но как бы ни был низок процент смертности, Пастер никак не мог с ним примириться. Он старался предупредить проявление болезни путем ускорения и интенсификации курса прививок. 2 ноября 1886 года он сделал в Академии наук доклад на эту тему. Председателем на этом заседании был адмирал де-ла Гравьер, который, намекая на нападки, направленные против Пастера, сказал ему при всех: "Все великие открытия проходили через стадию испытаний. Только бы эти нападки не подорвали вашего здоровья. Если когда-нибудь вы почувствуете, что ваше мужество вам изменяет, вспомните все добро, которое вы уже сделали, и подумайте, как вы еще нужны человечеству".

В результате всех этих волнений, тревог и непрерывной интенсивной работы здоровье Пастера стало ослабевать. Перебои пульса и другие симптомы свидетельствовали о болезни сердца. Виллемен и Гранже предписали ему молочную диэту. Они не рискнули посоветовать ему полный отдых. Но однажды, в холодный октябрьский день, когда Пастер сидел у окна своего кабинета со своими лабораторными записями и был всецело погружен в работу, Гранше просил его проявить мужество прервать свою работу и даже поехать на юг Франции.

Большой друг науки Рафаель Бишофсгейм предложил Пастору воспользоваться его виллой Бордигера, на берегу Средиземного моря, в местечке неописуемой красоты. В конце ноября Пастер согласился воспользоваться этим предложением и отдохнуть несколько недель.

Первые дни он гулял по берегу моря. Затем, когда его пульс стал более ровным и сильным, он начал доходить до дороги, поднимающейся к деревне Боргетто. Однако мысли его ни на минуту не отрывались от лаборатории. Дюкло собирался в это время выпускать ежемесячный журнал под названием "Летопись Института Пастера". Пастер в своем письме от 27 декабря 1886 года одобрил его намерение и советовал директорам станций по прививкам против бешенства провести различные опыты. Он приписывал эффективность профилактических прививок против бешенства вакцинирующему веществу, сопровождающему микроб бешенства. Изучая вопросы иммунитета, Пастер вначале думал, что первоначальное развитие патогенного микроба обусловливает исчезновение из организма вещества, необходимого для жизни этого микроба. Другими словами, это была теория истощения. Но, начиная с 1885 года, он стал отдавать предпочтение другому предположению, которое поддерживали и биологи, а именно, что иммунитет обусловливается веществом, которое остается в организме в результате развития микроба и которое препятствует последующей инвазии, - это была теория дополнения.

"Я очень рад, - пишет ему Виллемен, его врач и друг, - что Ваше здоровье улучшилось. Поживите немного жизнью этой очаровательной страны. Вы вполне заслужили этот отдых, и он Вам абсолютно необходим. Вы переутомились сверх всякой меры, и Вам нужно восстановить Ваши силы. Восстановление нервной системы возможно только при отсутствии напряженной умственной работы, при отсутствии всех тех сердечных мучений, которые принесли Вам Ваши «бешеные» работы. Солнце Бордигеры сделает свое дело".

Но покой и тишина, в которых так нуждался Пастер, вскоре были нарушены.

4 января 1887 года на одном из заседаний Академии медицины обсуждался вопрос об одном недавнем случае смерти от бешенства, несмотря на произведенные прививки. Петер объявил прививки против бешенства неэффективными. На следующем заседании он уже утверждал, что они, безусловно, опасны, если их интенсифицировать. Дюжарден-Бомец, Шово и Вернейль немедленно сообщили о массе других, вполне удачных случаев, утверждая, что случай, приведенный Петером, "совершенно не может служить примером научного значения". Гранше и Бруарделю пришлось вынести на своих плечах всю эту дискуссию. Гранше, который в данном случае являлся как бы представителем Пастера в Академии медицины, согласился с правильностью некоторых обвинений и добавил: "Врачи, которых г-н Пастер выбрал себе в помощники, не колеблясь, согласились подвергнуться прививкам, чтобы предупредить возможное заражение при проведении прививок другим. Можно ли требовать лучшего доказательства их полной уверенности в безвредности этих прививок?" Он указал, что смертность среди привитых меньше одного процента. "Г-н Пастер, - закончил он свое выступление на заседании 11 января, - в скором времени опубликует статистические данные, полученные из Самары, Москвы, Санкт-Петербурга, Варшавы и Вены; все эти цифры вполне благоприятны". Так как выдвигалось обвинение, что лаборатория "Эколь Нормаль" скрывала свои неудачи, было решено на страницах "Летописи Института Мастера" ежемесячно опубликовывать сведения о количестве больных, которым были сделаны прививки. На следующем заседании Вюльпиан, желая положить конец этой бесконечной войне, сказал: "Исследования, на основании которых г-н Пастер сделал это открытие, вызывают восхищение... Наши работы и наши имена будут преданы забвению, но имя и работы г-на Пастера восторжествуют и будут подняты на такую высоту, что их не достигнет эта волна недоверия".

Все эти дискуссии сильно волновали Пастера. После каждой почты у него поднималась температура. Каждое утро он порывался ехать в Париж и лично ответить на все нападки. На его изменившемся лице можно было видеть явные признаки потребности в отдыхе, но он не имел возможности получить желанный отдых в этой прекрасной стране спокойствия, тишины и света, так как в течении всего января беспокойно прислушивался к доносившею до него шуму этих страстных дебатов. Получая анонимные письма, полные оскорблений, какие могут внушить только зависть и ненависть, он грустно говорил: "Я никогда не думал, что у меня так много врагов". Он несколько утешался лишь при мысли о своих друзьях, которые так горячо защищали его.

На совещании Академии наук Вюльпиан объявил себя .защитником метода Пастера. Правда, перед аудиторией Академии наук Пастера и не приходилось особенно защищать, но на бурных заседаниях в Академии медицины, где среди публики распространялись списки умерших от бешенства, несмотря на прививки, Пастера продолжали обвинять в том, что он скрывал неудачи своего метода профилактики. Вюльпиан дрожал от гнева при мысли о подобных нападках "на такого человека, как Пастер, который по своему прямодушию, добросовестности и научной честности мог служить примером своим противникам и своим друзьям". Он решил, что в интересах науки, а также в интересах человечества необходимо еще раз подтвердить факты новыми статистическими данными. При неустойчивости общественного мнения иногда достаточно одной статьи, чтобы изменить его. Он хотел восстановить уверенность во всех тех, которые прошли курс прививок, но под влиянием этих дискуссий уже начинали сомневаться, действительно ли эти прививки были спасительными. Сообщение Вюльпиана было полностью напечатано в протоколе совещания Академии наук и разослано по всей Франции.

Беспокоясь, чтобы эти нападки не отразились на здоровье Пастера, Вюльпиан пишет ему: "Все Ваши последователи надеются, что эти нападки не вызовут у Вас ничего, кроме презрения. Сейчас, наверное, в Бордигере чудесная погода. Постарайтесь воспользоваться ею и окончательно восстановить свое здоровье". И добавляет: "Все члены Академии медицины всецело на Вашей стороне, за исключением, самое большее, 4-5 человек".

Для Пастера наступило несколько спокойных дней. Занятый только мыслью о своих новых исследованиях по иммунитету, он с глубоким интересом изучал планы своего будущего Института. Мысли его были далеко от Бордигеры. Казалось, что он живет тут как бы в изгнании.

В один из этих дней сильное землетрясение нарушило спокойствие этого уголка земли. В шесть часов двадцать минут утра послышались какие-то отдаленные и глухие раскаты. Все дома закачались так, что при взгляде па них кружилась голова. Затем послышался грозный треск. Первый толчок длился больше минуты. В первые же секунды совершенно исчезло ощущение твердой почвы, и сразу же все почувствовали свою полную беспомощность перед стихией. Первым движением всех было держаться вместе, не отделяться друг от друга. Не успел Пастер собрать вокруг себя свою жену,дочь и внучек, как почувствовался второй толчок, еще более сильный, чем первый. Казалось, разверзлась пропасть, которая должна поглотить всех и вся. День был исключительно ясный: ярко сияло солнце, воздух был совершзнно прозрачен, ни один листок не шевелился. После этих двух толчков еще долгое время продолжались слабые колебания. Колонна одной из башенок виллы была разрушена, вся северная стена внушала серьезные опасения. В доме все готовились к отъезду, так как было бы опасно оставаться на ночь в комнатах, где все время обваливались растрескавшиеся потолки. Пастер наблюдал, как от все продолжавшихся колебаний трещали и лопались оконные стекла.

Очевидно, землетрясение захватило большую площадь. Поезда не ходили, телеграфная связь была прервана. Пастер с семейством на лошадях выехали из Бордигеры.

"Мы очень боялись, что придется ночевать под открытым небом, так как все отели находились не в лучшем состоянии, чем наша вилла. Особенно беспокоило нас здоровье отца, - пишет г-жа Пастер своему сыну из Марселя. - Мы решили совершенно покинуть Италию и устроиться где-нибудь, где была бы более твердая почва под ногами. Только сегодня утром мы, наконец, решили отправиться в Арбуа, где твой отец лучше, чем где бы то ни было, сможет оправиться от сердечного приступа".

Побыв несколько недель в Арбуа, Пастеру стало казаться, что он окончательно поправился. Его коллеги по Академии наук и по Академии медицины встретили его радостно и с глубоким почтением. Самые выдающиеся и лучшие из них, понимая, что значила бы для Франции и для всего мира его смерть, окружали его трогательной заботой.

Вскоре по приезде Пастер получил отчет, представленный комиссией, которая по поручению английского парламента изучала пастеровский метод профилактики бешенства. В течение 14 месяцев английские ученые тщательно проверяли все факты, послужившие основой этого метода. Однако они не удовлетворились экспериментальными исследованиями в Лондоне. Они решили провести длительную и подробнейшую анкету в самой Франции. Наметив в списках Пастера 90 человек, которым были сделаны прививки против бешенства и которые жили примерно в одном и том же районе, они посетили их всех и детально опросили каждого из них.

"Можно считать вполне установленным, - писала комиссия в своем отчете, - что г-н Пастер открыл способ профилактики бешенства, подобный вакцинации против оспы. Никакая похвала этому открытию не будет чрезмерной, если учесть его практическое значение и его значение для патологии вообще. Это новый метод инокуляции, или вакцинации, как его иногда называет г-н Пастер, и не исключена возможность на основании его разработать подобный же метод для профилактики человека и домашнего скота и от других вирусов, таких же вирулентных, как и вирус бешенства".

4 июля 1887 года Пастер прочитал этот отчет на бюро Академии наук. Он указал на выраженную в этом отчете единодушную уверенность английской комиссии в ценности метода и добавил:

"Таким образом, все возражения отпадают сами собой. Я не буду вспоминать страстных нападок на этот метод, предпринятых без каких бы то ни было экспериментальных доказательств, даже без внимательного знакомства с работами, проделанными в моей лаборатории, без обмена мнениями с директором клиники по лечению бешенства профессором Гранше и его ассистентами.
Я испытываю полное удовлетворение, но в то же время не могу отделаться и от чувства глубокой грусти. Мне больно, что этой высокой оценки комиссии, состоящей из знаменитых ученых, уже не будет знать тот, кто в самом начале этих опытов всегда поддерживал меня своими советами и своим авторитетом. Я говорю о нашем дорогом коллеге Вюльпиане, который и позднее, во время моей болезни, был ярым защитником истины и справедливости".

Вюльпиан незадолго до выступления Пастера скоропостижно скончался. Его последние речи в защиту Пастера были как бы его прощальным словом.

И тем не менее споры вновь разгорались. 12 июля в Академии медицины в защиту Пастера выступили его коллеги Бруардель и Виллемен, а затем Шарко. Последний заявил, что нельзя сказать ничего лучшего, как буквально повторить простые и справедливые слова Вюльпиана: "Открытие способа предупреждения бешенства после укусов бешеными животными, которым мы всецело обязаны гениальности г-на Пастера, - одно из наиболее блестящих открытий как с научной, так и с общечеловеческой точки зрения". И затем Шарко добавил: "Я уверен, что выражу мнение всех медиков, которые беспристрастно и без всякой предвзятости изучали этот вопрос, если скажу, что изобретатель прививок против бешенства может высоко и гордо держать голову и продолжать свою славную деятельность, не обращая никакого внимания на людей, готовых к постоянным возражениям и распространяющим под шумок различные инсинуации".

Академия наук предложила Пастеру место непременнoro секретаря, освободившееся после смерти Вюльпиана. Пастер не сразу согласился на это предложение. Он решил посоветоваться с Бертело: "Не думаете ли вы, что будет лучше, если этот высокий пост займете вы, а не я?" Растроганному Бертело пришлось убеждать Пастера, что он никак не может на это согласиться. Только тогда Пастер дал свое согласие занять место Бюльпиана. Выборы его состоялись 18 июля. В своей речи он сказал:

"Остаток моей жизни я посвящу двум основным задачам: во-первых, я буду продолжать мои опыты и подготовку плеяды учеников для будущего; во-вторых, я обещаю внимательно следить за всеми теми работами, которые проводит и поддерживает Академия.
Когда чувствуешь, что силы начинают иссякать, то единственным утешением является возможность помочь тем, кто придет после нас и будет работать и бесстрашно итти по тому пути, который мы только смутно предвидели".

Однако эти свои намерения Пастеру удалось осуществлять лишь в течение очень короткого времени. 23 октября утром он хотел что-то сказать г-же Пастер и не смог выговорить ни слова - у него отнялся язык. В этот день он должен был завтракать у своей дочери. Боясь, что она будет очень беспокоиться, если он не придет, как обещал. он попросила коляске отвезти его к дочери. К вечеру дар речи к нему вернулся, и когда через два дня он возвратился в "Эколь Нормаль", никто бы и не подумал, что у него был такой серьезный приступ паралича. Через несколько дней приступ повторился без каких-либо предварительных симптомов. В январе 1888 года он был вынужден подать прошение об освобождении его от должности непременного секретаря.

В течение 1888 года Пастер все утра посвящал своим "укушенным", а днем отправлялся на улицу Дюто, где строился Институт Пастера. Здесь удалось приобрести участок в 11 тысяч квадратных метров, расположенный среди огородов. На том месте, где когда-то тянулись бесконечные грядки латука и капусты, поднималось каменное здание с фасадом в стиле Людовика XIII. Институт Пастера должен был быть одновременно крупным диспансером для произведения прививок против бешенства, научно-исследовательским центром для изучения вирулентных и заразных заболеваний и наконец учебным учреждением. Здесь предполагалось читать лекции по биологической химии, которые Дюкло читал в Сорбонне. Доктор Ру собирался читать курс микробиологической техники. Обслуживание прививками против сибирской язвы было поручено Шамберлану. Кроме того в Институте были устроены лаборатории для индивидуальных работ сотрудников, своего рода кельи; этим отделом руководил Мечников.

14 ноября 1888 года в большом зале библиотеки нового Института собрались политические деятели, коллеги, друзья, сотрудники и последователи Пастера.

Председатель комитета по организации Института Пастера Жозеф Бертран в своей речи говорил о прошлом, так как он знал, что доставит большое удовольствие Пастеру, вспомнив в этот торжественный день о таких людях, как Био, Сенармон, Клод Бернар и Дюма.

Профессор Гранше, секретарь комитета, указал, что наряду с Вюльпианом, Бруарделю, Шарко, Вернейлю, Шово и Виллемену также принадлежит честь защиты прогресса науки. Остановившись на тех препятствиях, которые воздвигали на пути Пастера некоторые представители медицины, Гранше сказал:

"Вы знаете, что г-н Пастер - новатор, что его творческий разум, опираясь на точное наблюдение фактов, опроверг много заблуждений и создал новую науку. Его открытия по ферментации, по происхождению микроорганизмов, по микробам-возбудителям заразных заболеваний и по вакцинации против этих заболеваний произвели в биологической химии, ветеринарии и медицине не только сдвиги, но и коренную революцию. Мы знаем, что каждая революция, даже в области науки, неизбежно оставляет на своем пути побежденных, которые не так легко прощают свое поражение. И естественно поэтому, что у г-на Пастера было много противников".

Напомнив о результатах последнего открытия Пастера, профессор Гранше сообщил, что смертность среди получивших прививки против бешенства не превышает одного процента. Казначей по подписке на Институт Пастера Кристофль, выступавший после Гранше, сказал, что суммы, поступившие на организацию Института Пастера, красноречиво показывают отношение к нему всех слоев населения Франции и народов других стран. Коллеги Пастера по Академии гордятся его открытиями и ни в коей мере не завидуют его славе. Франция чтит своих великих людей, устраивая в честь их празднества. И сейчас, на торжественном открытии Института Пастера, все присутствующие счастливы высказать переполнявшие их чувства восхищения и благодарности великому ученому.

Кристофль рассказал, как проходила подписка на открытие Института. Общая сумма подписки достигла 2 586 680 франков, в то время как парламентом было отпущено всего 200 000 франков. Общие расходы по постройке Института составили 1 563 786 франков; осталось еще больше миллиона для дотации Институту. Так как Пастер и его сотрудники Ру и Шамберлан уступили Институту Пастера право продажи во Франции вакцин, приготовленных в их лаборатории, то этот фонд будет увеличиваться с каждым годом.

"Таким образом, - закончил свою речь казначей, - обращаясь непосредственно к Пастеру, - народная щедрость, помощь со стороны правительства, и наконец ваше бескорыстие создали и укрепили то учреждение, которое мы сегодня открываем". Выразив надежду, что общество никогда не оставит Институт своими заботами и что ученики Пастера неуклонно будут продолжать его деятельность, Кристофль закончил свою речь словами: "Для вас, г-н Пастер, пусть это будет хотя бы частичным вознаграждением за ту борьбу, которую вам пришлось вынести, за те ужасные минуты сомнений, которые вам, несомненно, пришлось пережить".

Старое здание Пастеровского института

Пастер не мог справиться с охватившим его волнением и попросил своего сына прочитать за него его ответную речь. Вначале он кратко остановился на том, что сделала Франция для образования, как высшего, так и начального. Начиная от сельских школ и до лабораторий высших учебных заведений - все это приходилось создавать заново или восстанавливать. Он напомнил о помощи, которую оказала ему общественность, и затем продолжал:

"В тот день, когда я, предвидя значение открытого мною способа понижать вирулентность вируса, обратился непосредственно к моей стране с просьбой помочь в постройке лаборатории, которая будет заниматься не только вопросами профилактики бешенства, но также и изучением вирулентных и заразных болезней, Франция оказала нам эту помощь. И вот построен этот громадный дом, где каждый камень говорит о народном великодушии.
Мне грустно, что я вхожу впервые в эти стены как человек, побежденный бременем жизни, вокруг которого уже нет его учителей, нет даже товарищей по борьбе - ни Дюма, ни Буле, ни Поля Вера, ни Бюльпиана, который вместе с вами, мой дорогой Гранше, всегда помогал мне советами и который проявил себя как самый убежденный и энергичный защитник моего метода.
Остро чувствуя их утрату в этот момент, я в то же время нахожу великое утешение в том, что все, за что мы вместе боролись, не погибнет. Наши научные воззрения разделяют наши сотрудники, наши ученики, которые присутствуют здесь".

И далее, обращаясь к ним, Пастер сказал:

"Сохраните, мои дорогие сотрудники, тот энтузиазм, который воодушевлял вас с первых же дней вашей работы, но подчините его строгому контролю. Не утверждайте ничего, что вы не могли бы доказать просто и определенно. Уважайте критику. Критика сама по себе не может ни породить новых идей, ни стимулировать на великие дела. Однако она помогает добиться истины. За ней всегда остается последнее слово.
Верить, что ты установил важный научный факт, гореть желанием рассказать о нем и в течение дней, педель, месяцев, а иногда и лет бороться с самим собой, стараться самому опровергнуть свои собственные опыты и наконец поведать о своем открытии только после того, как исчерпаны все возможные возражения. Это трудная задача.
Но если после многих усилий вы наконец получите полную уверенность, вы испытаете ни с чем не сравнимое счастье, а мысль о том, что вы приносите честь своей родине, сделает это чувство еще более глубоким"

В заключение своей речи Пастер сказал:

"В мире борются два противоположных закона: один - закон крови и смерти, который каждый день придумывает все новые способы войны, который заставляет людей быть постоянно готовыми идти на поля сражения, и второй закон - закон мира, труда и благоденствия, который ставит себе целью избавить человечество от преследующих его несчастий. Этот второй закон, которому подчиняемся все мы, стремится даже во время жестоких войн спасти многочисленные жертвы этих войн".

Страница Пастера