VIVOS VOCO: Ю.В.Наточин, "Слово о Павлове"

Об Иване Петровиче Павлове можно писать искренне или не писать вовсе. Павлова нельзя пересказывать, просто в этом нет смысла - он писал предельно ясно, и надо либо воспроизводить то, что написано им, либо давать свое видение его идей и дел, а тем самым и его личности. Мне хотелось бы высказать мысли и выразить чувства, которые возникают всякий раз, когда думаешь о Павлове, попытаться передать ощущение величия и жизненности Физиологии, которая была богиней Ивана Петровича и остается ею для нас, тех, кто поклоняется ей столетие спустя после открытия Павловым мира физиологии.

В мою задачу не входит пересказ гениальных по простоте решений, позволивших проникнуть в тайны мозга с помощью подсчета капель слюны или построить целостную картину работы системы пищеварения с помощью фистул. Павлов успешно применил тот же метод и для анализа деятельности почки, предложив технику операции с выведением мочеточников. Именно ему мы обязаны самой постановкой проблемы о невидимой работе нервных волокон, так называемых трофических нервов, которые перенастраивают орган и клетки на новый режим, в отличие от нервов, оказывающих пусковое или тормозное действие. Все эти предложенные Павловым методы направлены к единой цели - познанию и восприятию организма как целого.

Павлов предвосхитил пути развития физиологии, он точно предсказал, что будущее - за молекулярной физиологией, а теперь, столетие спустя, можно утверждать, что он предугадал и сам этот термин, и направление исследований. С предельной ясностью и свойственной ему целеустремленностью, жесткостью в отстаивании своих убеждений Иван Петрович рассматривал примат целостности как основной путь развития физиологии.

Не касаясь механизмов сенсорного восприятия, не говоря о роли различных способов и путей получения и переработки информации, на собственном повседневном опыте мы знаем, что легче понять человека, вещь как целое, чем анализировать его фрагменты. Стержнем научного подхода Павлова было изучение того, как происходит пищеварение, как осуществляется кровообращение, как работает почка, наконец, как мы мыслим. Суть павловского метода - не расчленение, но воссоздание целостной картины функционирования органа и физиологической системы в организме. По образному выражению ученика Ивана Петровича, замечательного физиолога А.Ф.Самойлова, Павлов применил “метод просверливания”. Он разработал различные варианты фистул, с помощью которых можно было заглянуть внутрь и понять механизм образования секрета слюнными железами, железами желудка, поджелудочной железой, железами кишечника. Метод условных рефлексов ведь тоже можно отнести к числу приемов, с помощью которых удалось как бы заглянуть в головной мозг и посмотреть, что происходит в его коре.

Одним словом, и метод “маленького желудочка”, и техника выведения мочеточников с частью мочевого пузыря, и метод условного рефлекса принадлежат к тем великим идеям Павлова, которые позволили вскрыть физиологические механизмы, связанные с работой частей целостного организма. Мне думается, что сегодня в физиологии особенное значение вновь, как и всегда, имеет проблема целостности, а в качестве одного из центральных направлений- анализ роли нервной системы. В то же время абсолютный примат целостности не сводит все дело к директивной роли эфферентных нервов в регуляции функций. Возникает проблема обеспечения целостности и эффективной регуляции, когда наряду с действиями нервной системы во всем ее многообразии в этой регуляции участвуют гормоны, секретируемые эндокринными железами, аутакоиды, наконец, изменяющиеся физико-химические условия среды, в которой живут клетки.

В этой вступительной статье особенно существенно подготовить читателя к восприятию павловского творческого прозрения на пути к пониманию физиологических процессов, павловского подхода, который позволил ему обосновать свои концепции. Именно научная методология Павлова сохраняет непреходящее значение. Мне хотелось понять его интеллектуальную творческую лабораторию, его предпочтения в мире литературы и искусства. Из воспоминаний об Иване Петровиче узнаем, что в круг его любимого чтения входили Достоевский, Лермонтов, Шекспир, Крылов, Данте, Гёте, Мильтон. Возможно, сопоставление научного творчества с искусством даст более ясное понимание мысли, которую хотелось бы донести до читателя.

Два столетия тому назад, на рубеже XVIII-XIX вв., завершил работу над полотном “Мадам Рекамье” (“Madame Recamier”) портретист школы Давида Франсуа Жерар, придворный живописец Наполеона I. Трудно оторвать взгляд от картины с изображением безупречно прекрасной женщины (см. репродукцию в книге Экардта [1]). Ее образ волнует и сегодня, он тревожил не один раз сердца поклонников прекрасного и изящного. В 1805 г. Гёте так описывал встречу с мадам Рекамье кисти Жерара: “В зале с колоннами, омытом тихой водой, ограниченном сзади занавесом и цветущим кустарником, покоится на мягком кресле, вероятно - после купанья, прекраснейшая, привлекательнейшая особа: грудь, руки и ноги свободны от одежды, остальное тело одето...”. Еще несколько слов - и Гёте внезапно замечает: “Впрочем, нам больше нечего сказать об этом привлекательном и изящном портрете”. Вскоре, однако, следует именно та мысль, ради которой - этот сюжет о мадам Юлии Рекамье, красавице, жене банкира, вдохновившей Жерара на непреходящей ценности полотно, от которого и в наши дни не легче оторвать взгляд, чем два столетия тому назад: “Так как красота неделима и дает впечатление совершенной гармонии, ее нельзя изобразить словами” [2].

Организм, как и красота, неделим. Душу физиологии составляет стремление понять гармонию целостного организма, используя многообразие деликатных приемов, помогающих расчленению целого во имя сохранения видения целого. Понимание природы, красоты, гармонии целого и требует от физиологов нетривиальных подходов, нестандартных решений, ибо, постоянно рассматривая деревья, надо сохранить способность видеть лес.

С именем Павлова неизменно связывают развитие идеи нервизма. В последние годы XIX в. в своих исследованиях он стремился проникнуть в суть многообразных влияний нервной системы, ее роли в регуляции физиологических процессов. Судьба шла ему навстречу, и Ивану Петровичу удалось экспериментально разделить нервные волокна, подходящие к сердцу, на те, которые учащали и тормозили деятельность сердца, и те волокна, которые усиливали его работу. Казалось, что деятельность желудка, поджелудочной железы обеспечивает та же конструкция системы регуляции. Но на этом пути возникли неожиданные трудности.

Результаты исследований в павловской лаборатории, глубокое проникновение в мир физиологических регуляций не позволяли свести все многообразие регуляторных влияний на работу системы пищеварения лишь к действию нервной системы. Вот только одно из многих событий столетней давности. В лаборатории Ивана Петровича выполнял диссертационную работу И.Л.Долинский. Он обнаружил, что, когда выделившаяся в желудке при переваривании пищи соляная кислота переходит с полупереваренными веществами в кишечник, тотчас выделяется сок поджелудочной железы. Эту работу продолжил адъюнкт Л.Б.Попельский. Он удалял у собак все нервные волокна, идущие к поджелудочной железе, солнечные сплетения, но как только вводили соляную кислоту в кишку, поджелудочная железа начинала усиленно выделять сок. Настойчивые попытки объяснять этот эффект местным рефлексом не увенчались успехом. Эти результаты были опубликованы в 1901 г., воспроизведены и завершились открытием У.М.Бейлиссом и Э.Г.Старлингом секретина, т.е. открытием гормона (от греческого - движущий), стимулирующего секрецию железы. Это один из многих случаев, когда исследования в павловских лабораториях послужили толчком для развития исследований и в России, и в других странах Старого и Нового Света.

Кому дано предвосхитить будущее, тем более в фундаментальной науке? Только интуиция гения может дать такую возможность. В 1897 г. Павлов высказал мысль, что следующий шаг в развитии физиологии - это физиология живой молекулы. Такое словосочетание может быть прочитано двояко. В большинстве случаев его смысл видят в выяснении функции “молекул жизни”, химическое строение которых в настоящее время расшифровано. Во многом определена и их функциональная роль. Уделяется большое внимание изучению их взаимодействия с другими компонентами клетки, регуляции их функции. Трудно сказать, что имел в виду Иван Петрович, когда в речи памяти Р.Гейденгайна на заседании Общества русских врачей в С.-Петербурге 23 октября 1897 г. сказал слова о “той физиологии, которая должна сменить нашу современную органную физиологию и которую можно считать предвестницей последней ступени в науке о жизни - физиологии живой молекулы” [3]. Во всяком случае возможны два варианта прочтения этой мысли. Задача физиологии, о которой он говорит, состоит в том, чтобы выяснить строение, функциональную роль и особенности регуляции функции живых молекул (например, рецепторов гормонов, ионных насосов, вторичных мессенджеров и многого другого). Но возможен другой вариант: физиология живой молекулы - это изучение роли, места, назначения молекул в осуществлении физиологических актов организма как единой системы.

Естественно наше стремление понять мотивы принятия решений, представить, что думал Иван Петрович, каковы были его творческие предпосылки для разработки проблем высшей нервной деятельности. До начала XX в. круг его интересов был связан с изучением различных аспектов физиологии висцеральных систем. До 70-х годов прошлого века “не было даже никакой физиологии больших полушарий; они были для физиолога чем-то недоступным”. 12 декабря 1904 г. в Стокгольме во время торжеств, связанных с получением Нобелевской премии, Павлов сказал:

“В сущности нас интересует в жизни только одно - наше психическое содержание. Его механизм, однако, и был и сейчас еще окутан для нас глубоким мраком. Все ресурсы человека: искусство, религия, литература, философия и исторические науки - все это объединилось, чтобы пролить свет в эту тьму. Но в распоряжении человека есть еще один могучий ресурс - естествознание с его строго объективными методами. Эта наука, как мы все знаем, делает каждый день гигантские успехи” [4].

Павлов многие десятилетия возглавлял кафедру физиологии в Военно-медицинской академии. Курсы его лекций опубликованы, и их чтение доставляет истинное эстетическое удовольствие. Иван Петрович рассматривал физиологию как основу медицины. 29 июня 1895 г. во вступительной лекции он предельно ясно сформулировал эту мысль: “...точное физиологическое знание, знакомство с функциями органов и взаимной связью этих функций, т.е. хорошая привычка физиологически думать, явится драгоценным пособием к чисто медицинскому знанию, ведя вас по цепи явлений до исходного пункта” [5].

Взаимоотношения медицины и различных наук по-прежнему обсуждаются, сильно стремление найти оптимальное решение в разработке бесчисленных проблем медицины. Не меньшее значение имеет и то образование, которое должен получить врач. В одной из повестей Даниила Гранина процитирована древняя поговорка: “Врач не может быть хорошим врачом, если он только врач” [6]. Врач в высоком смысле слова и при постановке диагноза, и назначении лечения не может не владеть строгостью точного, как говорил Павлов, физиологического знания, пониманием особенностей отклонения от нормы молекулярных процессов, связанных с обеспечением функций, если он намерен дать адекватную фармакотерапию.

Огромное значение имеет творческая интуиция, предыдущий опыт. Мы помним слова, которыми начинается “Анна Каренина”: “Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему”. Перефразируя эту мысль Толстого, можно сказать, что здоровые люди похожи друг на друга по физиологическим механизмам работы их функциональных систем, но болеет каждый по-своему. Наверное, необходимо пояснение последних слов. Павловский метод физиологического анализа целостного организма и является той нитью Ариадны, которая дает возможность врачу добиться успеха в поисках скорейшего выхода из лабиринта загадок, создаваемых болезнью. Читателю, неискушенному в физиологическом анализе причин, патогенеза заболевания, трудно даже представить себе, сколько возможностей существует для клинически сходных внешних проявлений заболевания. Достижения физиологии, биохимии, генетики открывают все новые звенья в цепи событий, обеспечивающих функциональный ответ. Это облегчает понимание природы болезни, но затрудняет поиски того звена, нарушение которого привело к ней, будь то нарушение ритма сердца, дисфункция почечных канальцев, изменение мозгового кровообращения.

Иван Петрович принимал участие во многих международных физиологических конгрессах, не только до революции, но и после нее; он был в 1923 г. на XI Конгрессе в Эдинбурге, в 1926 г. на XII - в Стокгольме, в 1929-м на XIII - в Бостоне, в 1932-м на XIV - в Риме, где пригласил физиологов провести следующий, XV Конгресс в Ленинграде. Редактор журнала “Природа” М.С.Королицкий попросил Е.М.Крепса, ученика Павлова, чтобы он помог уговорить Ивана Петровича предоставить для опубликования текст доклада, произнесенного им в Риме. В “Природе” Павлов не печатался давно, и это было бы прекрасным подарком журналу. Павлов передал рукопись, и М.С.Королицкий, прекрасный знаток русского языка и прирожденный редактор, вскоре после ее прочтения позвонил Крепсу. Евгений Михайлович вспоминал, что Королицкий нашел в тексте Павлова несколько предложений, которые могли быть поняты по-разному.

Они встретились, но Павлов принял гостя сумрачно. Королицкий показал ему место в статье, которое можно истолковать так-то, а можно - иначе. Павлов задумался. Действительно, вы правы, сказал Иван Петрович. А как же написать, чтобы не было двусмысленности? Королицкий предложил свой вариант, Павлов обрадовался и сказал: “Русский человек, всю жизнь говорю и пишу по-русски, а вот не дошло, что могу быть понят неправильно. Мне все ясно, а читателю не ясно, и он может понять по-иному. Я вам очень благодарен” [7]. Здесь нельзя было не вспомнить об этом эпизоде, имеющем отношение к журналу “Природа”, роль которого в развитии естественных наук в нашей стране особенна.

Малоизвестно поэтическое дарование Павлова. Это лишь еще один штрих к его облику [8]. В цикле “Лирическое интермеццо”, который входит в “Книгу песен” Гейне, есть стихотворение “Ein Fichtenbaum steht einsam”. Самый ранний его перевод на русский язык был сделан Ф.И.Тютчевым в 1823-1824 гг., затем к нему обращали взор Аполлон Майков, Лермонтов, Фет и многие другие русские поэты. Вольный перевод Лермонтова в окончательной редакции был подготовлен весной 1841 г., перед отъездом на Кавказ, и опубликован “Отечественными записками” в 1842 г. Не сомневаюсь, что будет интересно сопоставить хотя бы некоторые из этих переводов. По сравнению с подлинником Лермонтов сменил тему разлуки влюбленных на тему одиночества.

Перевод Ф.И.Тютчева:

На Севере мрачном, на дикой скале
Кедр одинокий под снегом белеет
И сладко заснул он в инистой мгле,
И сон его вьюга лелеет.
Про юную пальму все снится ему,
Что в дальних пределах Востока,
Под пламенным небом, на знойном холму
Стоит и цветет, одинока...

Перевод М.Ю.Лермонтова:

На Севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна
И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим
Одета, как ризой, она.
И снится ей все, что в пустыне далекой -
В том крае, где солнца восход,
Одна и грустна на утесе горючем
Прекрасная пальма растет.

Перевод И.П.Павлова:

Незыблемо кедр одинокий стоит
На Севере диком, суровом,
На голой вершине, и чутко он спит
Под инистым снежным покровом.
И снится могучему кедру Она -
Прекрасная пальма Востока,
На знойном утесе, печали полна,
И так же, как он, одинока.

Ни в послесловии, ни в анализе этих переводов нет необходимости. Сопоставлять и оценивать - читателю.
Иван Петрович любил отечество. В 1917 г. пришло ощущение радости от пьянящего чувства свободы. А затем то, что стало происходить в стране, вызывало у него месяц за месяцем, год за годом все больше горечи. Расстрелы и аресты порождали страх за близких, голод и разруха лишали возможности не только привычного существования, но и самых насущных, минимальных условий для ведения научной работы. Не было реактивов, не на что было приобретать собак для опытов, нечем было платить зарплату сотрудникам. В 1918-1920 гг. сотрудники ВЧК несколько раз производили обыски в доме Ивана Петровича, на короткое время он и его старший сын Владимир были арестованы [9]. В 1924 г. по указанию властей из Военно-медицинской академии отчислили детей священнослужителей. Это послужило каплей, переполнившей чашу терпения Павлова, поводом для прошения об отставке - его отец ведь тоже был священником.
Павлов точно и тонко чувствовал то, что называют пульсом жизни. Приведу его слова, которые, как мне кажется, звучат столь злободневно, что создается впечатление, будто они произнесены не 80 лет назад, а сегодня, когда пишу эту статью, а на экране телевизора показывают заседание Думы и Совета Федерации, где обсуждается вопрос о договоре между Россией и Украиной.
27 мая 1918 г. Иван Петрович выступил с лекцией “Основа культуры животных и человека”, в которой сказал:
“Как только произошла революция, все мы рассыпались, отвернулись друг от друга, и каждый хочет самоопределиться. Какой же в этом толк? Когда мы вместе, мы обладаем силами, а в отдельности с нами расправится всякий, кто сильнее. Так оно уже и есть. Какой же смысл в этом отделении? Все человечество стремится к слиянию, а мы стремимся к тому, чтобы жить врозь. Ясно, что наши стремления не отвечают потребностям человечества, а являются лишь результатом того, что с нас снята узда <...>. Возьмем более частный случай, возьмем отделение Малороссии от Великороссии. Я жил порядочно, доживаю до предельного человеческого возраста - 70 лет... И я скажу без малейшего преувеличения, я никогда, ни на один момент не почувствовал, что есть Великороссы, как отдельная нация, и Малороссы <...>. И мы в это время, когда с Запада на Восток двигаются наши исторические враги, мы сочли за благо распасться, чтобы быть в несколько раз слабее”.
Павлов темпераментно отстаивал свою точку зрения на независимость Академии наук, на истинную свободу научного творчества, достоинство личности. Чего греха таить, эта проблема в той или иной степени сохраняет свое значение во все времена. Быть членом главного научного учреждения - Национальной академии наук или Королевского общества, название неважно - всегда было высокой честью в любой стране. В конце 20-х, вопреки обычной процедуре выборов в Академию, правительство заявило о желательности для него определенных кандидатов. Притом власти хотели, чтобы эти лица были именно избраны, а не назначены. Иван Петрович вел себя как непримиримый противник такого насилия над академиками. Это огорчало непременного секретаря Академии наук С.Ф.Ольденбурга, В.И.Вернадский предлагал пойти навстречу настоянию партийной власти и голосовать списком. Но Павлов ни за что не соглашался.
В письмах и выступлениях, лекциях и статьях нетрудно найти мысли Павлова об особенностях научного творчества.
“Как для матери дорого свое дитя, как одна лишь мать лучше, чем кто-либо другой, взрастит его и убережет от опасности - так же обстоит дело и с вашей идеей. От вас, от того, кто ее родил, идея должна получить развитие и силы”.
“Когда действительность начинает говорить против вас, вы должны покориться, так как обмануть себя можно и очень легко, и других, хотя бы временно, тоже, но действительность не обманешь”.
Одной из отличительных черт Ивана Петровича была преданность. Преданность учителям, alma mater, физиологии. Мне хотелось бы вспомнить слова, обращенные к университету, в котором он получил естественнонаучное образование. 2 декабря 1913 г. Павлов был избран почетным членом Петербургского университета. В дипломе, который выписан 30 апреля 1914 г., указаны его “высокоценные заслуги” “в физиологии пищеварительных процессов”. Письмом на имя ректора Иван Петрович выразил благодарность и отметил: “...оказанное мне отличие тем более меня трогает, что исходит от родного университета, с которым для меня навсегда связаны самые глубокие научные впечатления, определившие смысл и характер моей последующей жизни” [10].
Все мы в университетах и академических институтах по сей день участвуем в составлении конкретных планов на год или несколько лет. Еще недавно от нас требовалось писать план на пятилетку, а зачастую осуществлять и долгосрочное планирование. Когда это начинание впервые было введено в Академии наук, против него, естественно, в резкой форме выступил Павлов. В ответе на соответствующее распоряжение Академии наук, подписанном 31 августа 1930 г., он писал: “В будущем году, как и в предшествующие, главнейшая работа Института будет сосредоточена на изучении высшей нервной деятельности собак по методу условных рефлексов. Ближе, подробнее ничего сказать не могу <...>. Членам Академии, конечно, известно, что действительное течение свободной научной работы определяется тем, что встречается на пути исследования и чего предвидеть нельзя. Эти не рассчитываемые, неожиданные повороты исследования и составляют главную силу, радость и прелесть научной деятельности. Со светлой надеждой на них я и вступаю вместе с моими сотрудниками в новый рабочий год” [11].
30 мая 1932 г. Павлов сообщил в Биологическую группу АН СССР:
“Относительно плана на 1933 год и вторую пятилетку должен повторить то, что я уже не раз заявлял: я знаю только одно, что я вместе с моими сотрудниками будем изучать дальше физиологию высшей нервной деятельности, которая раньше называлась психической - и только. Никакой другой программы дать не могу. Это есть новая огромная область, касающаяся сразу многочисленных сторон деятельности высшего животного, между которыми еще не установлено никаких точных разграничений и зависимостей, и потому исследование постоянно под влиянием дальнейших наблюдений и часто случайностей неожиданно сосредотачивается то на одной, то на другой стороне. Мы работаем, таким образом, без плана, увлекаемые, так сказать, током самого исследования...
Для государственного правильного расчета остается только знать финансовую сторону дела. В этом отношении мы говорим, что будем удовлетворяться теми бюджетными ассигнованиями, которыми располагаем сейчас, разумея, конечно, постоянство суммы вне возможности имеющего произойти общего вздорожания” [12].
В письмах и ярких выступлениях, в непрестанных думах неизменно находила отклик любовь Павлова к науке. В письме зоопсихологу В.А.Вагнеру он написал: “Спасибо науке! Она не только наполняет жизнь интересом и радостью, но дает опору и чувству собственного достоинства” [13].

Литература

1. Eckardt G. Die Schonheit der Frau in der Europaischen Malerei. Berlin, 1969.
2. Гёте И.В. Статьи и мысли об искусстве. М.; Л., 1936. С.321-322.
3. Павлов И.П. Полное собрание сочинений. М.; Л., 1952. Т.VI. С.107.
4. Там же. 1951. Т.II. Ч.2. С.366.
5. Неопубликованные и малоизвестные материалы И.П. Павлова. Л., 1975. С.15.
6. Гранин Д.А. Зубр. Эта странная жизнь: Повести. СПб., 1998. С.419.
7. Крепс Е.М. О прожитом и пережитом. М., 1989. С.69. Доклад Павлова под названием “Физиология высшей нервной деятельности” был опубликован в №11-12 “Природы” за 1932 г.
8. См.: Володин Б. Счастливые дебюты студента Павлова // Пути в незнаемое. Сб. 17. М., 1983. С. 296.
9. См.: Тодес Д. Павлов и большевики // Вопр. естеств. и техники. 1998. № 3.
10. Рукописные материалы И.П. Павлова в Архиве Академии наук СССР. М.; Л., 1949. С.113.
11. План работы Института физиологии на 1930/31 год // СПФ АРАН. Ф.2. Оп.1130. Ед.хр.15.
12. Переписка И.П.Павлова. Л., 1970. С.38-39.
13. Рукописные материалы... С.118.