VIVOS VOCO: Джон Д. Роуз, "Письмо молодому ученому"

Очень приятно, когда твоего совета спрашивает юный племянник. Как я понял, ты хочешь стать ученым. Хорошо, что ты последовал моему совету в 14 лет и продолжал заниматься математикой, физикой и химией. Без них ничего нельзя было бы сделать, но сейчас ты должен решить, хочешь ли ты быть химиком, физиком или инженером. Ты спрашиваешь, почему я стал химиком?

Ответ лежит в исторических случайностях. Мой отец (твой дедушка) собирал книги, тысячи всевозможных книг, и я, будучи еще юношей, очень много их читал, но совершенно без системы. Помнится, задолго до того, как я знал что-либо о химии, меня захватили главы по алкалоидам и взрывчатым веществам в "Органической химии" Бернтсена. Я отыскал также коробку с химикатами, которые отец вероятно использовал при преподавании начального курса студентам-горнякам, и играл (опять-таки без всякой дисциплины, контроля и без ведома родителей) такими веществами, как порох, пикриновая кислота, ртуть, бихромат аммония. Мне до сих пор не понятно, какое отношение имело наличие данной коллекции к преподавательской деятельности отца. Однако, слава богу, у тебя нет доступа к подобным вещам. Меня до сих пор бросает в холодный пот при мысли о том, что могло бы случиться, если бы мой ангел-хранитель не трудился сверхурочно и по выходным дням.

В школе мне очень везло. Я попал под влияние человека (если бы он был жив сейчас, ему было бы 107 лет), который до самого ухода на пенсию занимался научными исследованиями в свое свободное время - частью в школе, частично в Шеффилдском университете. Он позволял мне ему помогать, рассказывал о химии, она стала живой наукой. Он не был силен в физической химии и не верил в ионизацию солей в растворе, но он блестяще разбирался в органической химии, и, я думаю, именно поэтому я стал и всегда оставался химиком-органиком.

В 18 лет я получил стипендию от графства для учебы в Оксфорде, и мне пришлось здорово, очень здорово поработать. Я был немного впереди по органической, наравне с другими по неорганической, но значительно отставал по физической химии. Несмотря на это, я выжил, с удовольствием чувствовал себя студентом Оксфорда, делал все глупости, которые делают студенты, и получил степень. В Оксфорде для усовершенствования степени бакалавра искусств и получения степени бакалавра наук (эту степень не обязательно все получали, это зависело от результатов исследовательской работы) требовалось окончить четвертый год, занимаясь исследовательской работой. И снова мне повезло или, возможно, я был настойчив. В Джизас-колледже я не стал заниматься фотохимией (традиционная область исследования для студентов этого колледжа), а пошел работать к профессору (ныне сэру) Роберту Робинсону, на мой взгляд, самому крупному химику по классической органике.

Самый верный способ изучить химию - это делать опыты своими руками. Мне это импонировало, я думаю, потому, что являлось в такой же степени искусством, как и наукой. Было радостно делать то, что никто не делал раньше, пусть даже это совсем не имеет практического применения. Я по-настоящему любил исследовательскую работу. Я работал часами не ради амбиции или чувства долга, а просто потому, что мне нравилось это делать и нетерпелось увидеть результат. В моем представлении, это - будто спорт для взрослых.

Затем я стал стипендиатом и еще два года занимался научной работой - год в Оксфорде у бежавшего от Гитлера проф. Фрица Арндта и год в Цюрихе у проф. Ружички в Высшей технической школе. Особенно плодотворным был второй год, но опять пришлось очень много работать, поскольку помимо лабораторных исследований мне нужно было учиться немецкому языку, на котором вначале я не мог сказать ни слова (увы, потерянные годы с Цезарем и Виргилием!). Однако пять уроков в неделю (в обеденный перерыв) в течение трех месяцев, вместе с разговорной практикой в лаборатории с другими сотрудниками, дали мне необходимые знания или знания, которые я мог оплатить, хотя при этом я приобрел швейцарский акцент и выучил (по наивности) много непристойных выражений, не сознавая, что они были непристойными, и, к сожалению, иногда употреблял их в неподходящие моменты.

В 1935 г. я стремительно покатился вниз - в географическом смысле этого слова - от комнаты в возвышенной части Цюриха, откуда в ясные дни я мог видеть снежные пики Бернского нагорья, до газового светильника, аспедистры и вида на бывший работный дом в Манчестере: я поступил на работу в "Imperial Chemical Industries Ltd." (группа красителей).

Я почти физически ощущаю твое содрогание, но это, знаешь ли, ни к чему. Это было совсем неплохо. У меня была работа, чего в 1935 г. многие химики не имели. Я получал 300 ф.ст. (645 руб.) в год, и мне не нужно было покупать химикаты самому. У меня был замечательный начальник (д-р Э. Э. Уокер, в настоящее время он на пенсии и живет в Хаддерсфильде; надеюсь, что он прочтет эти строки!), который поставил передо мною цель, но не сказал, как ее достигнуть, что является правильным по отношению к молодому исследователю, который еще не умеет ставить перед собой собственные задачи. Такой была фирма в 1935 г., и сейчас, 36 лет спустя, я все еще работаю здесь, хотя и не в Манчестере, где я проработал только 24 года.

Не все там было хорошо. Утверждать противное может только лжец или мазохист, но на 95% я был совсем доволен. В наши дни говорится много глупостей о "травматическом" характере перехода от университета к промышленности. Я не могу поверить, что нынешняя молодежь более чувствительна, чем мы были до войны. Все очень легко, если ты ученый и собираешься работать в промышленности, основанной на науке. Я хотел бы процитировать тебе слова, написанные на форзаце книги Сильвануса П. Томсона "Введение в исчисление бесконечно малых величин". Там написано: "Что может сделать один дурак, сделает и другой". И я всегда находил в этом большое утешение, особенно при перемене места работы.

Я быстро освоился и стал выполнять самые разнообразные исследования - химическая обработка текстиля, синтетический каучук, промежуточные продукты производства нейлона являются лишь небольшой частью моей работы первых лет. Меня повысили в должности до руководителя отдела (новых исследований). Мне подчинили несколько очень способных молодых людей (два из них теперь профессора в области химии), но я продолжал работать у лабораторного стола, так как очень это любил. Мне нравилось отыскивать молодых людей, приходивших к нам на подсобную работу, чье место было в университете, угрозой или лаской заставлять их поступить в вечернюю школу и получить заочную степень лондонского университета, а затем посылать их в университет, чтобы получить степень доктора философии и забыть о том, что они когда-то были на подсобной работе в лаборатории.

Я испытывал также большое удовлетворение от того, что работал в большом отделе, где было много ученых с широким диапазоном специализированных знаний. Всегда можно было найти специалиста, который был в состоянии помочь советом и собственным опытом, если встречались необычные ситуации, и сотрудничество - официальное и неофициальное - было делом обычным и взаимообогащающим. В течение 18 месяцев мне пришлось работать в качестве личного помощника у нового директора, который не был знаком с органической химией (что являлось препятствием для работы в группе красителей, связанной исключительно с органикой), и выполнять различную работу, которая не имела ничего общего с отделом исследований. Изречение Сильвануса П. Томсона приходилось повторять часто, как молитву.

В это время началась война. С ней появились различные срочные работы, которые концентрировали наше внимание скорее на решении текущих, нежели проблем отдаленного будущего. Ты можешь удивиться, но в промышленности мирного времени мы мыслим, забегая далеко вперед. В конце 1945 г. несколько месяцев я провел в Германии по поручению нашего правительства, изучая прогресс, достигнутый там во время войны,

Наконец, к моему удивлению, меня назначили директором филиала по исследовательской работе, и в результате этого, к сожалению, прекратилась моя работа у лабораторного стола. На это просто не оставалось времени под бременем административной работы, которая сопутствовала моему назначению. Думаю, что ты будешь расценивать этот шаг как своего рода духовную деградацию. Помнится, что один из моих академически мыслящих коллег процитировал мне слова из "Потерянного вождя" поэта Роберта Браунинга:

"Нас променял он на горсть серебра,
Нас променял на награды".

Но не надо ошибаться на этот счет. Для того чтобы быть директором по исследовательской работе филиала, где занято более 200 способных химиков и 400-500 ассистентов, необходимо самому пройти школу исследований. Чистый администратор не сможет занимать этот пост. Хотя это означало отказ от личной лабораторной работы, со всеми ее прелестями, большим удовлетворением было видеть, как рождаются идеи, принимать меры к разработке успешных проектов и внедрять их в производство.

Участие в руководстве филиалом неизбежно расширяет интересы и знания. Трудности жизни были налицо, и хотя я давно понял, что мы должны быть по крайней мере такими же или предпочтительно лучше, чем наши конкуренты по изобретениям, вскоре стало ясно, что мы должны быть конкурентоспособными в производстве, торговле, обслуживании и использовании кадров. В настоящее время это понятно всем, но я говорю о положении 18 лет назад, когда единственным исследователем, вовлеченным в самый широкий круг подобных вопросов, был сам директор по исследовательской работе.

После 8 лет пребывания на этом посту мне и моему коллеге, директору по производству, предложили обменяться работой. Никогда еще нам обоим не требовался Сильванус П. Томсон, как в то время. Но очень скоро мы, каждый по-своему, приспособились к новой работе. Это продолжалось в течение года, после чего меня послали в Слау управляющим отделения поверхностных красителей. Отделение поверхностных красителей было (и до сих пор остается) производством, в значительной степени ориентирующимся на рынок, и работа там многому меня научила.

Технология была проще, чем на прежнем производстве, а исследования и разработка фактически отставали от промышленного развития. Думаю, что я кое-что сделал для них, дав понять, что исследования и разработка являются по крайней мере столь же важными, как реклама, и в 1969 г. (три года спустя после моего ухода оттуда) я получил вознаграждение - они были удостоены ежегодной премии Королевы за технические новшества и высшие показатели в области экспорта.

Я в это время возглавлял только что созданный центр по производству обоев. Это было очень интересно, и я вновь стал регулярно бывать в Ланкашире, который я очень полюбил за годы работы в отделении красителей. Остальное ты знаешь. В 1966 г. я перешел в центральный аппарат компании в качестве директора по исследовательской работе с массой других обязанностей (включая двухлетний период работы управляющим компании "Ilford Ltd." - по производству фотоматериалов), но на данном этапе твоего развития я не буду останавливаться на этом, а постараюсь изложить для тебя совокупность взглядов, которые могут помочь тебе позднее, когда тебе нужно будет решать при окончании университета, чем заниматься в жизни.

Если ты будешь, как сделал я, заниматься научной работой при университете и если это тебе действительно понравится, тогда захочется найти кого-нибудь, кто бы стал оплачивать тебе дальнейшие исследования - в виде должности лектора или стипендиата либо в Англии, либо в США.

У тебя, возможно, сложился неправильный взгляд на промышленность как на скопище хапуг, которые в погоне за деньгами совсем не интересуются наукой, которые хотят эксплуатировать тебя, но которые не уделяют никакого внимания твоим взглядам на проблемы, находящиеся за пределами сферы твоей деятельности, и заставляют тебя делать рабскую работу - множество неинтересных краткосрочных исследований, в которых ты не используешь всех твоих возможностей.

Я могу только посоветовать тебе не верить ни одному такому слову. Хороший исследователь найдет разницу лишь в цели, а не в методе. Проблемы, над которыми ты будешь работать, будут иметь конечную цель и не будут вестись только для расширения знаний, хотя, вероятно, и это так или иначе происходит. Выполняемая работа должна быть так же хорошо, точно и тщательно с научной точки зрения выполнена, как в любой университетской лаборатории. Люди, которые будут "за тобой смотреть", по крайней мере так же хороши в своей области, как твой университетский профессор в своей, а те, кто будет работать рядом с тобой, не намного отличаются от товарищей, которых ты оставил в лаборатории университета. Для выполнения более черновой работы у тебя будут ассистенты, поскольку мы не можем позволить себе платить зарплату работника со степенью за неквалифицированную работу. Аппаратура и оборудование могут оказаться значительно лучше, чем все то, чем ты пользовался до сих пор, и специальные, очень дорогие приборы будут находиться в руках таких людей, которые действительно знают много в своей области и с удовольствием будут оказывать помощь.

Ты также многому научишься. Хотя вначале ты будешь самонадеян, полагая, что все знаешь, с каждым годом будет вскрываться все расширяющаяся пропасть между тем, что ты знаешь и что нужно знать. Постепенно (но теперь значительно быстрее, чем 20-30 лет назад) ты начнешь понимать важную роль, которую ты и твой отдел играете в промышленности, как быстро следует продвигаться вперед, чтобы не отстать от других стран. Ты увидишь, как чудо-изобретение 10-15-летней давности становится обычным продуктом производства, и ты поймешь, что изобретения, как люди, стареют и умирают и что их должно заменять преуспевающей молодежью.

Рано или поздно (и, надеюсь, это будет рано) ты поймешь, что твоя компания должна получать прибыль, иначе не будет ни новых заводов, ни новых лабораторий, ни новых рабочих мест, и ты увидишь, что промышленность имеет социальную совесть. Для тебя, возможно, будет откровением узнать, что мы очень заботимся о людях, об их работе, об их окружении и о таких вещах, как положение нации и платежный баланс. Тебя обрадует открытие того, сколько времени и денег расходуется на снижение загрязненности, и энтузиазм к проектам, в которых может использоваться наше умение и которые направлены на увеличение производства пищевых продуктов для многомиллионного населения земли, проектам, подобным огромному новому заводу по производству удобрений в Индии и плану выращивания двух урожаев риса там, где раньше собирали один.

Я иногда задумываюсь, есть ли разница между промышленностью, какой видел ее я в 1935 г. и какой видишь ее ты в 1971 г. Бесспорно одно: хорошая химия все еще имеет значение, но сами химики все больше связаны с биологией (что сейчас более очевидно, чем было в 1935 г.), физикой и машиностроением. К настоящему времени наибольшая доля нашего производства связана с пластмассами, волокнами и пленками, что требует настолько же хорошего владения физикой, как и химией.

Если, после получения степени, ты почувствуешь, что не можешь посвятить себя научной работе (настоящий ученый будет заниматься наукой даже для удовольствия, хотя бы он получил состояние), тогда оставь ее и не добивайся степени доктора философии, "потому что так делают все". Если тебе придется задержаться еще на год-два, попытайся заняться чем-нибудь еще. Биологией, химическим машиностроением, экономикой, управлением, материаловедением. Они всегда будут полезны. Один из моих более сумасшедших друзей утверждает, что экономику можно выучить за два выходных дня. Исследование процесса работы и анализ систем являются стоящим делом для любого, так же как ЭВМ в 1971 г. представляет собой то же, что логарифмическая линейка в 1935 г.

Ты можешь даже получить диплом в области образования и стать преподавателем, и если так случится, то я буду в первых рядах среди тех, кто придет поздравить тебя.