Подобно большинству посетителей Национальной галереи Лондона я всегда восхищаюсь картиной Дега "Юные спартанцы упражняются в борьбе" - сражающиеся между собой сильные спартанские юноши и в стороне - девушки, которые с восторгом наблюдают за их военными упражнениями. Хотя сама Спарта отнюдь не принадлежит к числу близких мне по духу республик Древней Греции, восхищает предельная выразительность этого скупого на детали полотна, точно передающего атмосферу, в которой росли молодые спартанцы.

Спарта более всех других древних обществ преуспела в воспитании своих юношей в духе готовности к судьбе воинов. Многое позаимствовали у спартанцев нацисты, стремясь создать свою модель нерассуждающего германского солдата. Подобные методы используются в Израиле. Та же система действует и в Великобритании, только тут дело уже не в ее милитаристском духе, а в существующей системе привилегированных учебных заведений, где человек с детства готовится к роли правителя, вершителя судеб английского народа.

В каждой капиталистической стране есть критерий, по которому определяется та или иная группа людей, призванная возглавить данное государство (в Великобритании - это Итон, в Соединенных Штатах - деньги, в ФРГ - отчасти милитаризм и т, д.) Об Англии я говорю только потому, что знаю ее лучше других стран и могу легко объяснить принцип действующей в нашем обществе системы.

Все дело заключается в следующем: государство должно возглавлять избранное меньшинство, потому что это их право. Эти люди должны создавать законы, потому что это их право. И они же должны управлять чернью, потому что чернь не умеет управлять собой и никогда не будет уметь. Они также присваивают себе большую часть прибыли, потому что это их право.

Всякий, кто считает, что правящий класс больше не претендует на абсолютную власть, должен получше познакомиться с нашей системой. Достаточно полчаса послушать, что говорят тори в палате общин, или побывать на заседании правления фирмы Круппа (если вам удастся туда попасть), или почитать официальные заявления господина Генри Форда - и все станет ясно. И любая попытка другого класса заявить о своих политических правах и произвести коренные изменения встречает организованный отпор, который перерастает в борьбу не на жизнь, а на смерть.

О морали современной политики речь заходит, видимо, с того момента, когда встает проблема выбора между вашим понятием добра и зла и их понятием добра и зла. Сама постановка вопроса подразумевает какую-то форму нравственного конфликта. Да, нравственный конфликт между классами - это именно то, чего всеми силами старается избежать наш правящий класс, не жалея ни времени, ни денег, прибегая к коррупции и обману.

Если буржуазия мирится с существованием чуждых и вредных ей идей, то только потому, что она вынуждена с ними мириться. В таких странах, как Великобритания и США, много шумят по поводу "демократических прав". Да, мы действительно обладаем известными гражданскими и конституционными правами, но ведь их надо было завоевать. Правители еще никогда ничего не отдавали добровольно. Все завоевывалось шаг за шагом; случалось даже, что те самые установления, которыми похваляется правящий класс как доказательством исконного демократизма нашей системы, были отвоеваны у него ценой крови и огромных усилий всего несколько лет тому назад.

Все это не ново. И я обратился к источнику наших "демократических прав" лишь потому, что многим из них угрожает опасность. С одной стороны, предпринимаются откровенные попытки уничтожить всякую оппозицию. С другой стороны, капитализм пробует прикрыться маской "революционности" и втиснуть социализм в свои собственные рамки. Например, когда генеральный директор Би-би-си заявляет: "Все мы теперь марксисты..." - следует быть начеку, Когда лондонская "Тайме" называет современный капитализм отвратительным и уродливым, это заставляет призадуматься. И когда реклама одного из крупнейших пивных магнатов Англии призывает: "Принимайте участие в Красной Революции - пейте пиво Уотни", значит, настало время разобраться во всем с истинно революционных позиций. Чудовище уже не может просто сожрать нас. Оно хочет задушить нас в своих объятиях.

Вот почему наиболее серьезные проблемы политической нравственности возникают не из-за бешеных, для кого примером служит Гитлер. Фактически благодаря Гитлеру умные капиталисты теперь знают, чего не надо делать. Они знают, что, пользуясь его зверскими методами, можно только восстановить против себя весь мир. Конечно, в правящих кругах Запада можно еще встретить гитлеров. Но теперь их сдерживают более тонкие политики, которые понимают, что мир переживает кризис, и которые чувствуют, что их единственная надежда на спасение заключается в том, чтобы не уничтожать оппозицию, а разлагать ее, не провоцировать столкновения с оппозицией, а избегать их, не противопоставлять себя оппозиции, а растворять ее в своей среде. И лишь когда вей эти средства оказываются бесполезными, они обращаются к тени Гитлера.

К их несчастью, эта хитроумная система порой отказывает. Иначе не было бы войны во Вьетнаме и на Ближнем Востоке, вооруженных столкновений в Северной Ирландии. Не было бы Анджелы Дэвис и борьбы против апартеида в Южной Африке. К сожалению, противоречия между буржуазным обманом и буржуазной действительностью становятся очевидными всем и каждому только в тех случаях, когда капитализм вынужден применять грубую силу. Когда же он не разоблачает себя откровенным насилием, рабочему классу приходится распознавать, где обман, а где действительность.

На самом деле эта видимость демократии отнюдь не новшество в политике, но никогда еще она не имела столь широкого применения и не принимала столь изощренные формы. Сегодня она камуфлируется с искусством, которое призвано исключить для людей самую возможность нравственного выбора, когда речь идет о политике. Все берут на вооружение - сомнения, уловки, прямую ложь. Наряду с грубыми методами, рассчитанными на людей наивных, обращаются к самым тонким приемам, способным ввести в заблуждение даже людей весьма искушенных. Не останавливаются и перед самобичеванием, если это может укрепить положение буржуазии.

Эта видимость демократии стала стилем жизни наших западных обществ. Англия. например, представляет собой "общество, где все позволено",- другими словами, отсутствуют какие бы то ни было запреты в сфере личного поведения человека, его сексуальной жизни. Старые нравственные табу буржуазного общества сметены - во всяком случае, так кажется. Добрачная связь (позор буржуазной респектабельности) считается обычным явлением. Половое извращение рассматривается как нечто естественное. Проституция возводится в ранг потребности. Порнография претендует на место в искусстве. А мода, музыка и литература расцвели в этом смрадном чаду, как орхидеи - в теплице; но стоит приоткрыть дверь этой теплицы, и лепестки сжимаются и опадают. Однако не расстраивайтесь - завтра будут новые орхидеи,

Как это случилось? Что сломило старую буржуазную мораль? Могло бы современное буржуазное общество противостоять этому маразму, если бы захотело? Либо сама "вседозволенность" есть одно из проявлений буржуазной морали? На эти интересные вопросы можно найти не менее интересные ответы, но прежде я хочу остановиться еще на одной любопытной особенности нашего "свободного" общества. Кроме того, что на Западе процветает "свободная" любовь, вы можете, ничем (почти) не рискуя, назвать себя марксистом или революционером, причем сделать это можно где угодно (почти) - даже в церкви. Вы можете даже выступить (от себя лично) по телевидению и в прессе. Вы повсюду можете высказывать свое (личное) мнение. Но служит ли это доказательством истинной демократичности?

Предположим, вы можете безнаказанно говорить и делать все что вам угодно до тех пор, пока вы или совсем один, или вместе с вашими единомышленниками не внушаете серьезных опасений. Сам факт вашего одиночества и терпимости к вам со стороны общества означает, что вы слабы и безвредны. Но сделайте попытку организовать широкое движение в поддержку своих коммунистических, марксистских или революционных принципов - и наше общество снова проявит терпимость, разумеется в случае вашей неудачи. Если же вам будет сопутствовать успех и ваше выступление не будет одиночным, а примет, как, например, забастовка, общественнополитический характер, вот тогда вы столкнетесь с настоящим противодействием и крайней нетерпимостью, которые знакомы на Западе любому забастовщику. Истинная мораль буржуазного общества скрывается под маской демократии и вседозволенности. В постели все прекрасно и демократично. Но выберитесь из постели, сбегите с этой оргии - и вам не поздоровится...

Было время, когда правящий класс обладал полной властью над обществом и мог справиться с любой оппозицией. Основой общественной морали служили тогда десять заповедей Христа (некоторые из них имеют социальный характер). Однако сегодня, когда правящий класс не обладает абсолютной властью и ему становится все трудней оказывать сопротивление оппозиции, десять заповедей забыты и выброшен новый лозунг: "Каждый за себя, даже в революции". Мало того, кое-какие из заповедей Христовых буржуазия объявила нынче коммунистической пропагандой.

Таким образом, сегодня буржуазия взяла на вооружение тезис "все можно", который лет 30-40 назад вызывал у нее ненависть. И хотя определенная часть буржуазии не приемлем свое свободное общество и выступает против него, именно буржуазия несет ответственность за происходящее. Капиталисты, которые управляют нами, знают, как защищать себя и свои права, Обращаясь к "сексуальной революции", марихуане, ЛСД, они хотят заставить человека избрать удел полной самоизоляции. И если люди действительно начинают искать решения социальных проблем в своих личных ощущениях и переживаниях, в обществе неизбежно возникает атмосфера полной отчужденности. Марихуана приводит к тупому самосозерцанию, порнография и извращения-к нравственному самоубийству. И тем не менее сотни людей курят марихуану, демонстрируя этим свою "революционность", а многие употребляют наркотики. пытаясь доказать свою полную "независимость" от буржуазного общества.

И вот тут мы сталкиваемся с одной из наиболее острых проблем морали и политики, стоящих перед западным миром. Кто мы: масса замкнутых в самих себе индивидуумов, вольных делать, что им заблагорассудится, включая самоуничтожение, или общественная сила, которая имеет право на нечто большее, чем пресловутая "свобода личности"?

Нет сомнения, что буржуазная мораль изжила себя, поскольку люди перестали верить в существование даже свободы личности. Когда они начали задумываться над истинным положением вещей и искать причины, встревоженная буржуазия все чаще повторяла: "Не обращайте внимания. Вкусите еще от пирога интеллектуализма". Но она уже не может, как прежде, разглагольствовать о чести и классовом примирении, о сексуальной нравственности и нерушимости семейных уз, потому что само буржуазное общество зиждется на эксплуатации, мошенничестве, подлости, жестокости, оппортунизме и извращении. И обострение этого противоречия нанесло буржуазии удар, от которого ей не суждено оправиться. Если обратиться к военной терминологии, рабочий класс объявил тотальную войну, готовясь к последней неизбежной схватке. Тем временем буржуазия отступает, проявляя чудеса изворотливости и отвечая, иногда довольно успешно, решительными контратаками.

Кроме того, мы все яснее осознаем, что если все эти ухищрения и контрмеры буржуазии потерпят провал, то она предпочтет увидеть, как все вокруг рушится, чем лишиться своих привилегий. В нашем "свободном" обществе есть что-то "разрушительное". Несомненно, что и наши радикалы, и рабочий класс, и наша незрелая сердитая молодежь значительно поколебали моральные устои буржуазного общества. Но буржуазия, видя крушение своей морали, сумела извлечь выгоду и из этого, к Если они считают, что мы разложились,- заявила она, мы разложим их своим разложением".

Таким образом, мы вынуждены жить в условиях все возрастающих масштабов нравственного надувательства. Разумеется, при этом вовсе не всегда разрабатывается специальная стратегия этой буржуазной философии, Подобно тому как студенты Итона, благодаря какому-то врожденному чутью, ни при каких обстоятельствах не сделают ничего в ущерб своим интересам, так и вся капиталистическая система защищает себя, порой не нуждаясь в подготовленном плане действий: иногда она руководствуется лишь инстинктом. Таким образом, той безнравственной обстановкой, в которой мы живем, мы обязаны природному дару буржуазии чувствовать, что ей выгодно, а что нет.

Но давайте рассмотрим и другую сторону этой новой морали. Что может предложить оппозиция? Что придет на смену буржуазному обществу? В борьбе классов обе стороны придерживаются своего понятия о том, что хорошо, а что плохо, что демократично, а что не демократично, что жестоко, а что не жестоко,- это фактически и является причиной их столкновения, поэтому компромисса быть не может, и поэтому нельзя выработать общую для этих авух классов идеологию. Многие люди, считающие себя демократами, глубоко заблуждаются, полагая, что то хорошее, что есть в нашем обществе, тоже в конце концов порождено капитализмом, на самом же деле все лучшее, что мы имеем, существует вопреки капитализму, отстаивается в жестокой борьбе с ним.

Отмечая все это, нельзя, конечно, отрицать, что на определенном этапе истории капитализм был прогрессивным явлением. Основы многих свобод, которыми мы пользуемся сегодня, были заложены на ранней стадии развития капитализма, который был призван освободить человека от феодальной ограниченности. Развитие промышленности, потребность капитализма освободиться от феодально-религиозных пережитков вызвали необходимость Реформации. В 1649 году английские пуритане обезглавили Карла I и этим положили начало преобразованию Великобритании из могучей торговой державы в промышленную империю. Они потребовали учреждения парламента, свободы личности и свободы собраний, что было необходимо для дальнейшего развития торговли и научно-технического прогресса, который должны осуществлять не запуганные рабы, а свободные люди, чуждые каких бы то ни было предрассудков. Тот факт, что феодальной реакции (в Англии это Реставрация) на первых порах удалось частично сохранить свои позиции и она разделила с буржуазией управление обществом, не дает повода считать феодализм хоть сколько-нибудь причастным к завоеванию демократических свобод. Напротив, основной движущей силой всегда была борьба низов. И в этом смысле народные массы "никому ничем" не обязаны, конечно никому, кроме самих себя.

Теперь наша задача состоит в том, чтобы понять, где кончается старая борьба за свободу индивидуума, а где начинается борьба за истинное освобождение масс. С возникновением марксизма, позволившего дать научный анализ капиталистической системы, человечество получило в свое распоряжение новую мораль, согласно которой добро и зло были впервые определены как категории исторической необходимости, Главное заключается в том, что марксистская мораль не выдумка и не прихоть, а насущная потребность человечества, которое более не удовлетворяет старая мораль. Марксизм не религия, и не набор абстрактных догм, и не свод законов. Он имеет дело только с реальной действительностью и с пониманием этой действительности, открывающим пути ее усовершенствования.

Беря за основу вопрос о собственности на средства производства, марксизм определяет, в чьих интересах ведется производство. Точка зрения рабочего ясна. Для чего он работает - для повышения общего благосостояния или для обогащения своего нанимателя? Таковы моральные критерии, определяющие существо его классового подхода, противопоставляющие этот подход позиции капиталиста. Однако главная трудность для рабочего класса и его союзников начинается тогда, когда дело доходит до выбора реальных способов установления общественной собственности на средства производства и общественного контроля над производством. Можно ли убедить капиталистов добровольно расстаться со своими привилегиями? Если нет, можно ли использовать данную демократическую систему для построения социализма? Здесь мнения резко расходятся. Что надо делать, чего не надо? И кто должен изять на себя ответственность и сказать, что надо делать, а чего не надо?

Буржуазия без конца повторяет, что любая попытка изменить общество не только не правомерна, но опасна и противозаконна. Забастовки всегда "вредили государственным интересам". Победа "левых" в парламенте - это катастрофа. Католики, составившие оппозицию в Северной Ирландии,-- сброд. Вьетнамский народ - бандиты и головорезы. Все палестинцы - террористы. Негры-преступники. Так постепенно буржуазия приучает нас к мысли, что если мы боремся за свои права или возомнили, будто сами можем управлять собой, значит, мы потеряли нравственный облик.

Конечно, существуют политические нормы, которых должна придерживаться даже буржуазия. Например, парламент. Однако история знает не один случай, когда буржуазия уничтожала парламент, если он становился у нее на дороге, Тьер расправился с Коммуной руками солдат. Гитлер разгромил Веймарскую республику руками штурмовиков, Франко задушил республиканскую Испанию руками немецких фашистов.

Что же делать людям, когда на них, откуда ни возьмись, набрасывается такой вот Тьер, Гитлер или Франко? Тут всплывает наружу вся суть морали насилия. Буржуазия всегда внушала рабочему классу, что насилия надо бояться и что рабочие ни при каких обстоятельствах не имеют права применять насилие. В глазах буржуазии вооруженный рабочий - это олицетворение зла, он вселяет ужас. Тогда как оружие в руках продажной полиции (США), армии угнетателей (Северная Ирландия) и так называемых добровольцев (Добровольческие части в Ольстере) считается вполне в порядке вещей. Массовое интернирование - нормально. Массовые аресты - нормально. На протяжении всей истории колониализма людей вешали, расстреливали, морили голодом, бросали в тюрьмы - нормально. Все что угодно, только не дать вооружаться рабочему, если ему грозит даже смерть и у него отняли все права.

В принципе рабочие не любят браться за оружие. Они не хотят, чтобы в их стране бушевала гражданская война. Они не хотят никого убивать. Но когда в оккупированной Европе нацисты сжигали, убивали и пытали миллионы людей, каждый человек верил, что он воюет за справедливое дело. Тогда винтовка в руках рабочего обладала еще и нравственной силой, и если бы народ не взялся за оружие, нас бы поработили. Ведь на полях сражений гибли не капиталисты, а миллионы простых людей.

Столкновение политической нравственности двух классов происходит перед тем, как возникает вооруженный конфликт. Человек обязан принять ту или другую сторону задолго до того, как положение становится критическим. Но при ситуации, сложившейся сегодня в мире, сделать такой выбор все сложней. Все труднее отыскать правильный путь.

Возможно, когда главной проблемой являются такие широкие категории, как борьба за национальную независимость, моральный выбор сделать несколько проще. Но даже и в этом случае как поступать после того, как она завоевана? Встать на сторону буржуазии, которая получила освобождение наряду с рабочими и крестьянами? Или тут же выступать против нее? Это проблема "третьего мира". Единство помогает завоеванию независимости, разобщен. ность вредит. В колониальных и полуколониальных странах полюса обозначены яснее. Но опыт показывает, что с завоеванием национальной независимости на место иностранного капитала приходит свой собственный. В настоящее время в некоторых странах Африки и Азии, добившихся независимости, у власти стоит национальная буржуазия, которая обликом своей политической морали ничем не отличается от европейской, а страны эти столь же буржуазны, как и любая другая капиталистическая страна.

Но даже при таком положении вещей довольно значительные отряды буржуазного общества начинают все чаще приглядываться к идеологии рабочего класса. Видимо, их привлекает будущее, которое открывается перед рабочими. Или, вернее, некоторые представители правящего класса понимают, что окончательная победа будет не за ними. Поэтому нельзя считать причиной этого явления какое-то преображение буржуазии, просто это еще один способ защитить свои интересы.

Поскольку не было еще случая, чтобы реакция добровольно сдавала свои позиции, рабочий класс должен наверняка знать, что враг нейтрализован и физически и морально. Лучший способ одержать победу над противником - иметь такое превосходство, которое сделало бы его беспомощным. Но превосходство - это понятие относительное. Например, сразу после войны лейбористская партия пользовалась в Великобритании огромным влиянием и авторитетом. (Черчилля, который в тот момент находился на вершине успеха и популярности, с треском выбросили из правительства - Англии были необходимы социальные преобразования.) А что произошло потом? Правые лейбористы начали сразу же подрывать ту самую политику, благодаря которой партия победила на выборах. Постепенно они захватывали руководство, шли на компромиссы, делали уступки, и в результате лейбористская партия предала все те принципы, которые должна была отстаивать. И тут уже речь идет не столько о давно известной тактике социал-демократии, сколько о безнравственности политики, которая маскирует свою истинную сущность.

Сила любой рабочей партии заключается в ее высокой принципиальности и последовательности ее политики. Когда во главе рабочего движения становятся оппортунисты, подрывается нравственная основа всего дела и движение это обречено на неудачу. Возможность такого провала существует, и в этом нет ничего нового и удивительного. Но в настоящее время сложились условия, при которых некоторые буржуазные элементы хотят присоединиться к рабочему движению и привнести в него свою собственную мораль и свои классовые интересы. Особенно это характерно для среды интеллигенции.

Во все времена интеллигенция пересекала классовые барьеры, понимая, с кем реально можно связать свое будущее. Но оказавшись в стане рабочего класса, некоторые из ее рядов вдруг обнаружили, что взяли на себя слишком много, и тогда рванулись назад, туда, откуда пришли. И в этих обстоятельствах человек не обязательно отказывается от своих взглядов, С кемто это случается, А кто-то вновь возвращается на свою прежнюю индивидуалистскую, ни к чему не обязывающую позицию, но сохраняет свойственные интеллигентам дальновидность и проницательность, которые сильнее их чувства долга. А что же другие? Когда началась гражданская война в Испании, целая плеяда интеллигентов вступила в ряды коммунистов. Сколько из них вышли, из этих рядов, через год, через два? Но как много молодых интеллигентов геройски пало в Испании. За дело республики в Испании погибли многие молодые английские интеллигенты, которых мы считали цветом науки. Кристоферу Кодуэллу не было еще и тридцати лет, когда он был убит, а ведь его интеллектуальное наследие подобно богатейшей золотоносной жиле, которая до сих пор дает нам драгоценный металл. То же можно сказать о Дэвиде Гесте и Ральфе Фоксе. То же можно сказать о десятках французов, американцев, немцев, итальянцев, не говоря уже об испанской интеллигенции. Гибель этих молодых людей явилась для Великобритании невосполнимой утратой. Если бы эти молодые люди из Оксфорда и Кембриджа продолжали жить и работать, наша теоретическая база могла бы быть куда лучше.

Без молодой интеллигенции нам не обойтись. Особого внимания заслуживают те, кто, перешагнув через свои классовые границы, порывает со старыми буржуазными принципами, идеалами, моралью. Это не значит, что нельзя заключать союз и работать с теми, которые не находят в себе силы пойти на окончательный разрыв со своим классом. Многие буржуазные интеллигенты жертвовали всем ради своих убеждений, не осмеливаясь, однако, полностью отречься от буржуазного общества. Дело в том, что можно все понять и даже сотрудничать с ними, но старое правило о принципиальном различии двух видов нравственности всегда остается в силе. И смешение одной морали с другой не приведет к решению проблемы.

Все это заслуживает внимания еще и потому, что в последнее время появилась тенденция обвинять интеллигентов в том, что они интеллигенты. "Люди ультракрайних взглядов" или "либеральные предатели" - именно так классифицируют порой сегодня интеллигентов. Но жизнь оказывает на интеллигентов все более интенсивное моральное давление. Им уже трудно оставаться в стороне. Трудно сохранять свою обособленность. Трудно уходить от социального конфликта. И так как трудности эти становятся все более очевидными, некоторые интеллигенты пытаются найти "безопасный" выход из создавшегося положения. "В современном техническом обществе классы, по существу, отсутствуют",говорят они. Нд этом основании они заявляют о своем праве стоять над классами.

С другой стороны, последователи Маркузе утверждают, будто интеллигенты (или даже интеллигенты только из числа студентов) представляют собой особый класс, да еще самый активный и революционный. А современный рабочий класс якобы не идет в своей борьбе дальше экономических требований и успокаивается всякий раз, когда буржуазия удовлетворяет эти требования. Очень любопытна психология людей, стоящих на такой точке зрения. Если студенты - истинно революционный класс, следовательно, согласно их логике они имеют право не только возглавить революцию, но и требовать от рабочего класса, который "так тяжел на подъем", заочной поддержки всех своих действий и решений.

Суть дела состоит в том, что неразрешимые противоречия охватывают все стороны жизни буржуазного общества. Война во Вьетнаме была лишь одной из проблем, в то время как вопрос активности целого класса касается всей суммы классовых отношений, зависящих в свою очередь от факторов экономики и политики. Как же можно говорить о недостаточной активности рабочего класса, основываясь только на том, что весь фронт борьбы рабочих был менее заметен, чем такие наболевшие проблемы современности, как война во Вьет наме, расизм или свобода личности? Кроме того. активность класса часто не видна за теми конфликтами, которые имеют место во всех областях жизни общества. Рабочие проявляют свою активность в повседневной жизни, даже если в данный момент они не протестовали против войны во Вьетнаме и не выступали за свободу личности. Каждый день, в каждом цеху, на каждом предприятии тысячи людей доказывают свою классовую активность, проявления которой порой нельзя ни увидеть, ни зарегистрировать. Сторонники теории Маркузе считают, что активность - это привилегия интеллигенции, в то время как на самом деле это явление гораздо глубже и сложнее, чем они его представляют, так что подобное заблуждение можно отнести только за счет полного незнания жизни рабочих.

Все эти интеллектуальные измышления направлены против политики, проводимой рабочим классом, и являются всего лишь конечным продуктом буржуазной идеологии. Предоставьте нам делать революцию... Да, буржуазия все шире раскрывает свои приветливые объятия. Не поддаваться ни на какие уловки, хранить твердость убеждений, гибкость в политике при ясной и недвусмысленной позиции - вот что необходимо, чтобы оградить себя от искушений, обмана и коварной любви нашего опасного противника.

Сама по себе буржуазная мораль остается двуличной. Иначе и быть не может. С одной стороны, она учит нас, как делать революцию, а с другой - предпринимает все возможное, чтобы предотвратить ее. Она убедительна на словах и жестока на деле. Она, казалось бы, соглашается с нами в вопросах идеологии, и в то же время она подсылает к нам шпионов, чтобы выведать наши намерения и схватить, как преступников. Она во всем лицемерна. Сама буржуазия пользуется демократией, но почему-то отказывает в ней всем остальным. Друг с другом они очень близки, но горе тем, кто не из их числа. Они умеют ценить культуру, но только свою, и проявляют крайнее невежество и ограниченность в своих нападках на другие культуры. Они умеют ценить свои традиции. Но они предадут и свою страну, и свой флаг, и свои традиции, если это понадобится для защиты их класса. В них сильна верность классу, однако, когда речь идет о других, такую верность они считают преступной,

Это не противоречие и не парадокс. Это несовершенство системы, которая полностью дискредитировала себя.

После революции 1917 года у людей появились новые представления о чести, о мужестве, о долге, И нет более высокой морали, чем эта новая мораль.

Перевод с английского А. ЛЕЩИНСКОГО

---

---

Июль 1997