VIVOS VOCO: С.Г. Кара-Мурза, "СОЦИАЛЬНЫЕ ФУНКЦИИ НАУКИ В УСЛОВИЯХ КРИЗИСА"

СОЦИАЛЬНЫЕ ФУНКЦИИ НАУКИ
В УСЛОВИЯХ КРИЗИСА

С.Г. Кара-Мурза

Кара-Мурза Сергей Георгиевич, - доктор химических наук, профессор,
гл. научн. сотр. Аналитического центра по научной и промышленной политике
Министерства науки и технологий РФ и РАН.
Тел. (095) 916-6915, факс (095) 917-8540. 103064, Москва, пер. Обуха, 8а

Авторитетная организация ООН по промышленному развитию (ЮНИДО) определяет “здоровье” промышленности разных стран. По большому числу данных вычисляется обобщенный показатель, затем строится график изменения этого показателя по годам-как “график температуры” больного. По этим графикам видно, как обстоят дела в разных странах, их перспективы. Кто-то находится в состоянии “развития”, кто-то переживает “бум”, другие - “застой” или “депрессию”. Кое-кто даже испытывает “кризис” - явление циклическое и краткосрочное. Но есть в мире три страны, график “здоровья” которых отражает состояние, которое можно назвать “разрушенное хозяйство”. Он совершенно особой формы, его ни с каким другим не спутаешь. Всего три страны - Ирак, бывшая Югославия и бывший СССР. Три страны, по которым прокатилась опустошительная война. В двух странах явная, а у нас - скрытая, под названием “реформы”.

В таком трудном положении политики лихорадочно ищут, на чем бы можно было сэкономить. Взгляд, который они бросают на любую сферу деятельности, содержит немой вопрос: зачем она нужна? Нельзя ли ее урезать или вообще устранить? С сомнением смотрят на науку - не роскошь ли это сегодня? Какова в ней необходимость именно в момент тяжелого кризиса? Ученых не спрашивают, но им надо бы объясниться хотя бы между собой. Заметим сразу: обстановка для разумного и спокойного разговора о науке сегодня очень неблагоприятна.

Уровень понимания “анатомии и физиологии” науки и ее роли резко снизился даже по сравнению с 1980-ми гг., когда верхушка партийной и государственной номенклатуры сдвинулась в сторону антиинтеллектуализма. Но все же еще можно было слышать выражения вроде “нет ничего практичнее хорошей теории”. Сегодня, в условиях общей тяги к простым решениям (что обычно для кризисов), в большинстве случаев под наукой подразумевают технологию - приложение научного знания в виде новых продуктов или технологических процессов.

Это - подмена предмета разговора. С одной стороны, это сужение проблемы (технология - лишь часть целостной научно-технической системы страны). В то же время, это перенос проблемы в сферу, лежащую в основном вне науки. Превращение знания в технологию и ее освоение в производстве - процессы, обусловленные общим экономическим положением. Отсутствие платежеспособного спроса на технологии при рыночных отношениях - фактор фундаментальный, который не может быть компенсирован хитроумными решениями в рамках научной политики. Пока он действует, возможны лишь “точечные” решения по созданию небольших анклавов социальной практики (производства и др.) с применением высоких технологий, в том числе отечественного происхождения. Этим необходимо заниматься, но это - очень небольшая часть проблемы *.

* Чтобы не вызывать ненужных здесь споров, не буду развивать эту тему, а отмечу лишь, что в условиях нынешнего кризиса работа над “собственными конкурентоспособными технологиями" в принципе смысла не имеет. Она должна вестись только с целью сохранить отечественные технологические школы, которые после выхода из кризиса будут ориентированы не на пресловутую конкурентоспособность, а на решение национальных проблем России.

Главные ошибки в оценке полезности науки, особенно в период кризиса (хотя и в стабильные периоды тоже, но тогда ошибки менее опасны), порождены не отсутствием хороших методик “измерения”, а структурными причинами - тем, что из поля зрения выпадают многие важнейшие функции науки, которых просто не замечают, когда наука функционирует. Мы обычно не думаем о счастье дышать, а утопленники нам уже не могут растолковать.

Те, кто соблазняются идеей “на время”, до лучших времен, снять науку с довольствия, исходят из разумного постулата: научное знание не имеет границ, и в нашем глобализованном мире многими плодами науки можно пользоваться, не имея собственной, национальной науки. От этого приемлемого утверждения неявно переходят к подлогу, считая, что извне можно получить все необходимые плоды науки. Многие, - но не все. И как раз среди тех “продуктов науки”, которые невозможно купить или позаимствовать за рубежом, есть и такие, что необходимы для самого существования страны как социальной, культурной и экономической целостности. Конечно, и многие из тех плодов науки, что можно купить за рубежом, гораздо дешевле можно получить от своих ученых. Но для простоты поставим вопрос резко и будем говорить лишь о том, что нельзя купить ни за какие деньги.

Россия, которая сложилась не просто как страна, но и как одна из крупных мировых цивилизаций, долгое время жить без своей науки не может. Когда основной поток знаний и технологий из мировой науки будет поступать в Россию, минуя “фильтр” собственной науки, которая увязывает эти знания и технологии с географической, культурной и социальной реальностью России, станут быстро размываться те самобытные цивилизацион-ные контуры, которые соединили множество земель и народов в нашу большую и необычную страну.

Чтобы оценить эту опасность и определить минимальную, критическую величину и силу потребной России науки, мы должны видеть в ней не только одну из полезных отраслей хозяйства и духовной деятельности, a cucrneмообразующий фактор России, один из ее корней. Перечислим те каналы и воздействия, через которые отечественная наука участвует в создании, скреплении и развитии России и ее народа. На период кризиса, т.е. когда под угрозу поставлено именно воспроизводство России, эти функции и есть главный предмет оценки эффективности науки.

- Наука через систему образования, средства массовой информации и личные контакты значительной прослойки ученых формирует рационально мыслящего человека с современным взглядом на мир, природу и общество.

Не располагая крупным научным сообществом, выросшим на почве национальной культуры, Россия не смогла бы произвести эту работу, так как для восприятия научного знания и метода и включения их в интеллектуальное обращение для народа необходимо, чтобы они были “переведены” на язык родной культуры. Исключительная устойчивость советского народа в войне 1941-1945 гг. и народа России в условиях тяжелого кризиса сегодня - в большой степени результат длительного “воспитания наукой”.

Это воспитание обладает инерцией. Можно показать, что до настоящего времени существующая в России наука эффективно выполняет эту функцию, и срыва не произошло, но он возможен уже в следующем поколении. При этом не произойдет “возвращения” людей к нормам доинду-стриальной, крестьянской культуры. Дерационализация мышления урбанизированного населения в условиях социального стресса порождает “цивилизацию трущоб” с массовым антиобщественным поведением, наркоманией и инфекционными заболеваниями. Экономический и социальный ущерб от “одичания” значительной части населения не идет ни в какое сравнение ни с затратами на науку, ни с выгодами от нескольких броских технологий.

Выполнение научным сообществом функции рационализации массового сознания сегодня затруднено следующими факторами. Во-первых, новый политический порядок в России использует в качестве главного средства господства не убеждение и принуждение, а внушение и соблазн (манипуляцию сознанием). Для успешной манипуляции необходима достаточно глубокая дерационализация мышления, снижение способности граждан к логическим умозаключениям и внедрение в массовое сознание упрощенных стереотипов. Именно этим, а не низким культурным уровнем руководства телевидения объясняется заполнение его программ самой низкопробной продукцией масс-культуры, фальшивой мистики и “лабораторными” суевериями - при почти полном устранении просветительского научного дискурса. Просветительская и рационализирующая деятельность науки оказалась в оппозиции сознательной политике государства.

Трудность положения не только в том, что наука России, будучи по своему социальному генотипу наукой государственной, не готова к роли оппозиции. Более важен тот факт, что в идеологическом отношении научное сообщество в массе своей поддержало перестройку и реформу и стало их движущей культурной силой. В результате возник конфликт ролей - в качестве идеологических работников ученые стали высказывать утверждения, противоречащие тому, что они знали как специалисты и должны были бы высказывать как просветители *. При этом авторитет, завоеванный учеными на предыдущем историческом этапе, усугубил негативное воздействие ученых-идеологов на общественное сознание: одно дело, когда иррациональное или алогичное утверждение делает прорицательница или астролог, другое дело - известный академик-физик или нейробиолог.

* Сегодня, когда потребность политической системы в идеологической поддержке ученых исчезла, это противоречие не так заметно - ученые исчезли с политической арены в обеих своих ипостасях. Но противоречие не исчезло, а лишь приняло латентную форму. Оно хорошо отражено в текстах конца 1980-х-начала 1990-х гг.

Во-вторых, на восприятие просветительских сообщений ученых влияет их статус в обществе. Этот статус в последние десять лет демонстративно понижался. Например, в обществе создавалось впечатление (может быть, даже и обманчивое), что именно наука является объектом преднамеренной дискриминации. Раздражение вызывает и риторика реформы, противоречащая логике и фактам. Например, приходится слышать выражения типа “дальнейшее развитие российской науки” в момент, когда в докладе Всемирного экономического форума в Давосе отмечено, что Россия по затратам на науку опустилась ниже Тайваня - маленькой страны, имеющей статус “развивающейся”. Вся гласная научная политика строилась исходя из иррациональных утверждений о “неконкурентоспособности” нашей науки, что якобы оправдывало демонтаж всей системы отраслевых научно-технологических организаций *.

* Сама эта гласная научная политика стала средством подрыва логического мышления. И одной связке делались такие утверждения: “советская научно-технологическая система была милитаризована и направляла основные усилия на создание оружия - советская научно-технологическая система оказалась неконкурентоспособной и должна быть демонтирована - советские системы оружия не уступают лучшим мировым образцам и на многих направлениях превосходят их”.

Всем известно плачевное финансовое положение, в которое были поставлены наука и ученые. Но ни ученые, ни обыватели в целом не могли принять в качестве объяснения этого отсутствие финансовых средств для науки, поскольку рядом на их глазах огромные государственные средства расходуются на необъяснимые и несвоевременные причуды. Так, все отделения Сбербанка в Москве провели дорогостоящий ремонт, перепланировку помещений и их отделку дорогими материалами. Вблизи метро “Академическая” - в районе, где сосредоточено большинство институтов Российской академии наук, - выстроено по специальному проекту здание центрального офиса Сбербанка, поражающее своей вызывающей роскошью. На этом фоне радикальные действия ряда авторитетных ученых (голодовки и даже самоубийства), которые не вызвали адекватных жестов правительства, усугубили кризис в отношениях науки и общества.

Несмотря на эти факторы, просветительское воздействие российской науки на общество еще, видимо, не упало ниже критического уровня.

- Наука, охватывая своими наблюдениями, экспедициями и лабораторными исследованиями все пространство страны, дает достоверное знание о той реальной (и изменяющейся) природной среде, в которую вписывается вся хозяйственная и общественная жизнь народа.

Этого знания не может заменить ни изучение иностранной литературы, ни приглашение иностранных экспертов. Слишком велик в исследовании био- и геосферы России вес неявного знания, хранящегося в памяти, навыках и личных архивах национального научного сообщества. Еще более сложной и широкой задачей является “объяснение” этого знания политикам и хозяйственникам, широким слоям народа. Это может сделать только авторитетное и достаточно крупное отечественное сообщество ученых и околонаучные культурные круги.

Этот тип знания обладает значительной инерцией. Оно “работает” даже значительное время после свертывания (“замораживания”) экспедиций и наблюдений - если в стране остались производившие это знание ученые, которые ведут обработку материалов и сообщают знание через множество каналов информации. Именно таково положение в российской науке сегодня, и эта функция выполняется ею, с учетом предоставленных ресурсов, весьма эффективно (хотя, конечно, эффект мог бы быть увеличен с помощью создания организационных условий, адекватных реальности).

Здесь, однако, гораздо большее воздействие, чем в первом случае, оказывают ограничения, накладываемые экономическим кризисом и сменой форм собственности. Исчезло державное государство как главный субъект, заинтересованный в исследовании природной среды России независимо от рыночных критериев. Рыночные же критерии мотивировать такие исследования не могут, поскольку добыча большинства видов сырья в России с точки зрения мирового рынка рентабельной не будет.

С точки зрения указанной функции науки очевидно, что исходная идея перестройки науки (поддерживать лишь блестящие и престижные научные школы) была принципиально ложной. Здравый смысл говорит, что посредственная и даже невзрачная лаборатория, обеспечивающая хотя бы на минимальном уровне какую-то жизненно необходимую для безопасности страны систему (например, Гидрометеослужба), важнее престижной и даже блестящей лаборатории, не так непосредственно связанной с потребностями государства. Пожертвовать посредственными лабораториями, чтобы за счет их ресурсов укрепить блестящие, невозможно - особенно в условиях кризиса *.

* Кроме того, введение в государственную практику в качестве критерия при финансировании исследований “престижа” или “уровня” научной лаборатории нереалистично, так как этот критерий не является операциональным, не можетбыть надежно формализован, а его применение на деле превращается в конкурс влиятельности научных группировок или отдельных ученых, что в условиях общего кризиса лишь увеличивает напряженность в социальной системе науки. Прямой волюнтаризм государственных органов предпочтительнее скрытого.

Свертывание “посредственных” исследований во многих случаях оказывает и большой психологический эффект, усугубляющий кризис в отношениях науки и общества. Особенно это касается прекращения недорогих, но регулярно исполняемых работ, необходимых для поддержания больших национальных ценностей, создаваемых наукой. Многие из таких работ продолжаются десятки или даже свыше сотни лет и их пресечение приводит к значительному обесцениванию всего прошлого труда и созданию огромных трудностей в будущем. Таковы, например, работы по поддержанию коллекций (семян, микроорганизмов и т.п.), архивов и библиотек *. Таковы и некоторые виды экспедиционных работ и наблюдений, например, проведение регулярных гидрологических наблюдений (разрезов). Сейчас прекращены гидрологические разрезы на Черном море, начатые еще в прошлом веке и проводившиеся во время Великой Отечественной войны даже при непосредственной опасности бомбежек и обстрелов гидрологических судов.

* В научном сообществе хранится и вошедшее в “историческую память” национальной науки предание о том, как в блокадном Ленинграде голодающие сотрудники сохранили без потерь весь банк семян культурных растений - уникальное достояние России. Резкое сокраращение финансирования этой работы именно сегодня, когда ценность этого банка возрастает ввиду мировой тенденции к патентованию генов растений, воспринимается именно как символ.

Такие изменения относятся к разряду критических явлений, по которым судят о долгосрочных намерениях государства и статусе науки в обществе. Их эффект усугубляется тем, что граждане при этом проводят сравнение установок государства в аналогичных экстремальных условиях, из чего и делается вывод о векторе государственной политики. Во время Гражданской войны, при гораздо более глубоком экономическом спаде, работы крупной комплексной экспедиции Российской академии наук в районе Курской магнитной аномалии велись даже в зоне боевых действий.

Ниже очень коротко перечислю другие сходные “неявные” функции отечественной науки, приобретающие критическое значение во время кризисов.

- В тесной связи с изменяющейся природной, техногенной и социальной средой изменяются люди, их коллективные общности (народы и этносы), все общество. Процессы этно- и социогенеза, ускоряющиеся в условиях природных и социальных кризисов, в принципе не могут быть удовлетворительно изучены и объяснены без собственной национальной науки. Этнографическое исследование “извне” всегда будет, по принципиальным методологическим причинам, “империалистическим”, изложенным на чужом языке.

В конце XX в. Россия втягивается в очередной пик бурного этногенеза и социальных преобразований. Оставить сегодня этот процесс без широкого научного сопровождения - значит заложить разрушительные заряды незнания и непонимания, которые взорвутся завтра. Этно- и социогенез должны быть объектом комплексного изучения, а не только общественных наук, ибо речь идет о процессах, тесно связанных с изменениями в природной среде и техносфере. Активное участие в этих процессах (особенно если они приобретают форму конфликта) принимает национальная интеллигенция. Поучительна история экологических движений, сыгравших важную роль в формировании “национального самосознания” на завершающей стадии перестройки или связь технологических решений с ростом межэтнической напряженности (например, решения о строительстве комплекса по ликвидации химического оружия в г. Чапаевске).

Пока что указанная функция науки удовлетворительно обеспечена усилиями старших поколений научных и практических работников, но есть опасность разрыва поколений, так что через 10 лет может возникнуть провал.

- Создаваемая для хозяйства, обороны, всего жизнеобеспечения государства и общества техносфера гораздо сильнее, чем принято думать, связана с природной средой и культурой страны. Поэтому, хотя многие ее элементы и целые блоки могут быть импортированы или созданы с помощью переноса знаний и технологий, техносфера страны в целом, как единая система, в большой степени зависит от усилий отечественной науки, причем усилий непрерывных.

В России уже создана огромная и специфическая техносфера, функционирование которой должно обеспечивать (не говоря уже о ее развитии) адекватное по масштабам и структуре национальное научное сообщество. Вез него эта техносфера не может быть даже безопасно “заморожена” и демонтирована.

Для выполнения этой функции мощности нынешней российской науки явно не хватает из-за распада отраслевой системы. В начале реформы предполагалось, что государство возьмет на себя заботу лишь о фундаментальной науке, предоставив системе прикладных исследований и разработок приспосабливаться к рыночным условиям. Оказалось, однако, что поддержка прикладных НИОКР через рыночные механизмы “запаздывает”, а в условиях кризиса приоритетными и срочными с точки зрения государства и общества становятся многие направления прикладных исследований (например, анализ причин и подходов к предотвращению техногенных аварий и катастроф).

Что же касается эффективности (т.е. соотношения эффект/затраты) прикладной науки, то именно в выполнении этой функции ее следует считать аномально высокой. Эксперты уже к 1994-1995 гг. прогнозировали обвальное нарастание техногенных катастроф, которого пока что удается не допустить.

- Мир в целом втягивается в глубокий глобальный кризис (“кризис индустриализма”, “третья волна цивилизации”), симптомами которого служат частичные кризисы - экологический, энергетический, демографический, культурный и др. Россия - первая крупная цивилизация, которая испытала на себе воздействие этого кризиса в его радикальной форме. Наука России уже накопила большое, хотя еще недостаточно оформленное, знание о поведении технологических, социальных и культурных систем на изломе, при крупномасштабных переходах “порядок-хаос”. Развитие и формализация этого знания, которое совершенно по-новому ставит многие фундаментальные вопросы, важно для самой России, но не в меньшей степени - и для мирового сообщества.

Пока что функция систематизации, теоретической обработки и представления знаний о небывалом цивилизационном кризисе, который переживает Россия, выполняется, видимо, неудовлетворительно. Во-первых, имеются большие методологические трудности для ученых, которые наблюдают кризис “изнутри” и не могут в достаточной мере отвлечься от этических оценок. Во-вторых, вся общественная жизнь в России слишком идеологизирована, что ограничивает свободу исследований и дискуссий. В результате общество и государство не получают тех знаний о кризисе, которые наука уже могла бы предоставить. А мировое сообщество (прежде всего научное) имеет весьма искаженное представление о происходящих в России процессах, и их мифологизация наносит ущерб России.

- Россия живет в быстро изменяющемся мире, который к тому же создает огромный запас знаний о природе и человеке. Знания из этого мира и о нем, необходимые для развития и самого существования России, поступают в нее извне по механизму push-pull (“тяни-толкай”). Только сильная и структурно полная отечественная наука может служить тем механизмом, который доставляет в страну нужное для нее знание из всей мировой цивилизации. Страны, не обладающие таким механизмом, получают отфильтрованное и искаженное знание, утрачивают реальную независимость и вовлекаются главными мировыми державами и блоками в их орбиту в качестве “материала”.

Пока что эта функция выполняется недостаточно удовлетворительно - в основном по тем же причинам, что и предыдущая. Ученые России - социальная группа, проявившая исключительно высокую активность в период перестройки и реформы и сама подпавшая под влияние созданных в это время идеологических мифов евроцентризма. В результате восприятие, осмысление и изложение знаний о процессах, происходящих в мире, носят сегодня заметную идеологическую окраску, искажающую информацию.

Указанные стороны бытия России отечественная наука обеспечивает знанием в любые периоды - и стабильные, и переходные. В настоящее время Россия переживает период нестабильности, кризиса и переходных процессов. В это время на науку возлагаются совершенно особые задачи, которые в очень малой степени могут быть решены за счет зарубежной науки, а чаще всего в принципе не могут быть решены никем, кроме как отечественными учеными.

Например, в условиях кризиса и в социальной, и в технической сфере возникают напряженности, аварии и катастрофы. Обнаружить ранние симптомы рисков и опасностей, изучить причины и найти лучшие методы их предотвращения может лишь та наука, которая участвовала в формировании этих техно- и социальной сфер и “вела” их на стабильном этапе. Если мощность науки во время кризиса недостаточна, число техногенных и социальных катастроф будет нарастать, а расходы на устранение последствий будут увеличиваться в непредсказуемых масштабах.

В условиях острого кризиса возникает необходимость в том, чтобы значительная доля отечественной науки перешла к совершенно иным, нежели обычно, критериям принятия решений и организации - стала деятельностью не ради “увеличения блага”, а ради “сокращения ущерба”. Это задает особое направление в оценке эффективности. Оценки по необходимости должны носить сценарный характер и отвечать на вопрос: “Что было бы, если бы мы не имели знания о данной системе или процессе?” Заменять такие оценки подсчетом выгод от внедрения той или иной технологии (которую к тому же в нынешних условиях чаще бывает выгоднее импортировать) - это уводить внимание от главного. Трудность перехода к иным критериям заключается в том, что полезность исследований, направленных на предотвращение ущерба, в принципе не только не определяется, но даже и не осознается именно тогда, когда данная функция выполняется наукой эффективно. Пока нет пожара, содержание пожарной команды многие склонны были бы рассматривать как ненужную роскошь - если бы не коллективная память. Наука, которая имеет дело с изменяющейся структурой рисков и опасностей, опереться на такую коллективную память не может.

В значительной (возможно, большей) части усилий научной системы России вследствие кризиса требуется изменение приоритетов и даже типа деятельности. В 1930-е гг. в СССР сложилась и до конца 1980-х гг. существовала жесткая общественная система с высокой стабильностью и предсказуемостью основных параметров жизнеустройства. В соответствии с этой ее характеристикой сформировались критерии выбора приоритетов в науке и способ составления научных и научно-технических программ и проектов.

Однако уже целое десятилетие Россия живет и одно-два десятилетия будет жить в совершенно иной ситуации - в процессе череды сломов и быстрых изменений основных систем жизнеустройства. Возникает насущная потребность срочного получения от науки ответа на множество возникающих неожиданных новых, а порой беспрецедентных вопросов. Знанием для выбора лучших или хороших решений проблем, встающих перед Россией, общество на интуитивном уровне не располагает как в силу их принципиальной новизны, так и из-за утраты необходимой части исторической памяти в ходе индустриализации и урбанизации.

В науке различаются два разных взгляда на мир: есть наука бытия - такой тип видения мира и постановки научных проблем, при котором внимание сосредотачивается на стабильных процессах и отношениях, и есть наука становления - когда главным объектом исследования становятся именно нестабильность, перестройка систем, кризис старого и зарождение нового.

Оба эти типа научного знания и научной деятельности необходимы и дополняют друг друга. Однако в различные периоды существования общества приоритеты меняются, в совокупности ведущихся научных работ доминирует тот или иной подход. Сейчас Россия переживает такой этап, когда должны быстро создаваться и поддерживаться исследовательские группы, лаборатории и даже центры, ведущие НИОКР в духе науки становления. Между тем инерция огромной системы советской науки такова, что существующие лаборатории самопроизвольно переключиться на иной тип критериев (и даже иной тип мышления - освоить философию нестабильности) не могут. Побуждать и стимулировать их должна сознательная научная политика государства.

Наука России унаследовала от советской науки замечательные, ведущие в мире школы в области “науки становления”. Отечественные ученые внесли огромный вклада развитие фундаментальных математических и физических теорий перехода “порядок-хаос”, учения о катастрофах, понятий критических явлений. Многие из этих современных фундаментальных теорий нашли практическое приложение в исследованиях и разработках в области процессов горения и взрыва и цепных химических реакций, в аэро- и гидродинамике, океанологии и т.д. Взгляд на мир через понятия порядка, хаоса и самоорганизации ученые России обращали не только на явления природы и техники, но и на общественные процессы. М.М. Бахтин заложил основы большого мирового направления научного осмысления культуры.

Эти заделы и наличное знание сами собой, однако, не складываются в комплексные научные проекты и программы, отвечающие на вставшие перед обществом и грядущие проблемы. Эти проекты и программы составляются в основном в старом ключе. Для перехода на новый уровень нужна политическая воля “социального заказчика”, выраженная или в деньгах, или в административных решениях.

Кратко опишем две комплексные новые проблемы, адекватный ответ на которые невозможен без крупного междисциплинарного исследования нового для нашей науки типа.

Массовая наркомания и изменение общественных институтов. Наркомания - сложное биологическое и социальное явление. В советское время она находилась в латентном и допороговом состоянии и предметом крупных научных программ не являлась. Сегодня положение резко изменилось, но отклика в науке не получило. Между тем освоение большого запаса знаний, накопленных по этой проблеме в зарубежной науке, при всей его необходимости, недостаточно. Само явление наркомании тесно связано с социальными и культурными условиями, и простой перенос подходов других стран не годится. Кроме того, наркомания Запада-явление сравнительно стабильного городского общества. В России и странах СНГ она становится острой социальной проблемой в условиях кризиса и нестабильности.

В целом общество России не готово к удару массовой наркомании. Нет никаких признаков того, что руководство системы народного образования имеет обоснованную концепцию перестройки школы в связи с появлением этого нового фактора. Также нет видимых свидетельств подготовки к кардинальной перестройке пенитенциарной системы *.

* Появление в местах заключения трех групп риска (наркоманов, гомосексуалистов и больных СПИДом), по численности превышающих некоторый критический предел, принципиально изменяет положение, создавая массовую угрозу не только здоровью, но и самой жизни заключенных. Если государство при этом продолжает использовать старый тип мест заключения, оно становится фундаментально неправовым (заключение превращается во внесудебную расправу).

Пока что комплексной проблеме наркомании посвящаются частные программы (в основном в сфере здравоохранения и права). Нужна единая программа хотя бы по выяснению реальной структуры проблемы (построение ее “карты”) и. переводу накопленного в мировой науке знания на язык российской действительности в рамках анализа информации.

Массовое недоедание и его последствия в условиях России. В 1996 г. состояние с питанием населения России перешло критический рубеж: городское население в среднем получает менее 55 г белка в день. При этом за последние годы произошло такое социальное расслоение, что острая белковая недостаточность сосредоточилась в бедной половине общества. Половина обследованных женщин имеет потребление белка ниже установленного ВОЗ безопасного уровня. У трети населения под воздействием белковой недостаточности происходят негативные физиологические изменения, а 9-10 млн человек уже несколько лет имеют питание ниже физиологического минимума, т.е. необратимые изменения в организме приводят их к быстрой преждевременной смерти.

Все это - новые явления для России, после 1933 г. не знавшей голода (голод 1933 г. был острым и кратковременным и не оставил никакого полезного опыта). В отличие от России начала века и от современных стран “третьего мира”, ни общество, ни семья, ни государственный аппарат нашей страны сегодня не имеют ни личных навыков, ни общественных и государственных институтов, чтобы нейтрализовать самые разрушительные последствия недоедания и несбалансированности питания. Россия не имеет “культуры голода” *.

* Такую культуру имела крестьянская Россия начала века (например, широкое употребление лебеды в пищу). Но сегодня все это забыто, а главное, несбалансированность питания сосредоточена сейчас не в деревне, а в городе.

Насущно необходимые навыки и институты не возникнут сами собой (вернее, они возникают слишком медленно, с излишними жертвами и потерями). Здесь должна оказать помощь наука, способная снабдить общество и государство целостным знанием об огромной медико-биологической, культурной, социальной и политической проблеме - так, как она встает именно в России конца XX в.

Главный критерий оценки состояния науки страны сегодня - возможность ее воспроизводства (восстановления) после выхода из кризиса, а вовсе не ее способность “создавать конкурентоспособные технологии”. Для восприятия этого критерия и вытекающей из него оценки необходимо, однако, разобраться в культурных и организационных особенностях российской науки, которые складывались не на основе логического расчета, а исторически. Но главный критерий - не единственный.

Противоречивость ситуации состоит в том, что в выборе решений приходится следовать двум разным группам критериев: с одной стороны, необходимо гарантировать сохранение “генетического механизма” науки России с тем, чтобы после преодоления кризиса она могла быть возрождена в необходимом объеме и с необходимой структурой. С другой стороны, как раз в течение критического переходного периода резко возрастает необходимость в научном знании, добытом именно отечественными учеными, - т.е. потребность в активно действующей, актуальной науке.

Между этими двумя задачами противоречие в том, что они решаются по-разному и обе требуют значительных средств. Сохранение “генофонда”, матрицы большой научной системы - задача консервации. Это требует снижения активных процессов, сокращения продуктивной деятельности, что можно уподобить анабиозу. Подлежат сохранению не обязательно наиболее продуктивные и дееспособные сегодня структуры, а те, которые легче переносят экстремальные трудности, сохраняя при этом культурный тип российской науки.

Напротив, активно производить в нынешних условиях конкретные знания лучше могут, возможно, менее живучие, временные группы и лаборатории, способные срочно мобилизовать весь свой ресурс, “выложиться”, как в спринте. Таким образом, должно быть разработаны и реализованы две принципиально разные и конкурирующие за ресурсы программы (хотя некоторые блоки их будут совпадать и, при прочих равных условиях, им должен отдаваться приоритет).

С точки зрения перечисленных выше функций отечественной науки имеющаяся сегодня система является недостаточной как по масштабам, так и по структуре. Тенденции изменения этой системы при продолжении происходящих в ней процессов являются в целом неблагоприятными. Положение, однако, не ухудшилось ниже критического уровня, главные элементы научного потенциала сохранены, при последовательном выполнении правильно выбранной программы реформы Россия в короткий исторический срок может восстановить и развить отечественную науку до необходимого уровня.

Через процессы самоорганизации произошло “спорообразование” научных коллективов - они перешли из дееспособного, продуктивного состояния в состояние “анабиоза” - выживания при очень малом расходе ресурсов. Даже исчезновение многих школ и направлений часто является лишь видимым, формальным - в стране сохранились обладающие знаниями и опытом люди, инструменты, тексты, и все это может быть вновь собрано в живую лабораторию. Однако процессы разрушения нелинейны, и положение может измениться быстро, с возникновением автокатализа - самоускорения под действием продуктов разрушения. Необходима постоянная рефлексия научного сообщества и хотя бы внутренний диалог, освобожденный от идеологических пристрастий.