1967 - 1968
Ответы на вопрос анкеты:
Наука и нравственность. В каком отношении находятся
между собой рост знаний и моральные факторы?
Я не вижу связи между наукой и нравственностью... Нравственность такая разная не только у разных обществ, но и у разных людей. Почтенный в буржуазном обществе коммерсант у нас считался бы эксплуататором и спекулянтом, а наука, скажем, математика, физика и химия, у нас одна. Я считаю безнравственным убой животных, а вы, читатель? К сожалению, наука не имеет отношения к нравственности.
Академик П.С. Александров
Я думаю, что их соотношение не изменилось со времен Руссо. Человечество упорно в своих заблуждениях. Грандиозные достижения ядерной физики озарены зловещим пламенем Хиросимы. Открытие Флемингом пенициллина хронологически совпало с трагическими событиями второй мировой войны, вызвавшей необходимость обильного его применения. Создание синхрофазотрона, запуски лунников и синтез инсулина вряд ли сделали человечество лучше или хуже, чем во времена Эйлера и Д'Аламбера. Грозные силы, скрытые за олимпийской сдержанностью академических трактатов и пластическим совершенством инженерных конструкций, множатся день ото дня совместными усилиями целой армады исследователей. Вызывая их из небытия, каждый ученый, каждый труженик науки должен помнить о своей все возрастающей ответственности перед человечеством, помнить, что...гений и злодейство - две вещи несовместные. Забвение этой ответственности почти всегда опирается на принцип, наиболее четко сформулированный Томом Сойером: совесть занимает почти все внутренности, а толку от нее ни на грош. Рядом с подлинными творцами, неутомимыми искателями истины, роятся ремесленники от науки. Я никоим образом не хочу здесь обидеть сословие ремесленников, наоборот, я всегда ценил и уважал мастерство. Более того, мне вообще непонятно ложное противопоставление творчества и мастерства. Не следует смешивать честное ремесло с ремесленничеством, подделкой под призвание и страсть, холодным горением, бенгальским огнем, маскирующими расчетливое делячество, своекорыстие и эгоизм. Подобный подход к творчеству, как правило, бесплоден, и если он изредка и приносил отдельный крупный результат, то никогда не приводил к подлинному величию.
Как некогда сказал Пастернак: "как он может быть хорошим поэтом, когда он плохой человек".
Академик А.Д. Александров
Кратко на этот прямой вопрос можно ответить так: само знание есть моральный фактор. Конечно, такой ответ из-за его краткости представляется не совсем ясным и точным, но все же он выражает главное. Научное знание законов развития общества, законов перехода от капитализма к социализму, научное понимание роли пролетариата - все это явилось мощным фактором, побудившим тех, кто вполне овладел этим знанием, к активному участию в том грандиозном революционном процессе, в котором решается величайшая нравственная задача человечества.Для настоящего, а не "словесного" марксиста основная нравственная установка и научные взгляды, научное знание нераздельны. Это единство науки и нравственности, единство научного объяснения мира н нравственной позиции, призывающей к его изменению, есть альфа и омега коммунистического мировоззрения. "Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его", - сказал Маркс. Не пассивно воспринятое знание, а знание, становящееся активной преобразующей силой, - вот величайший моральный фактор. Человек, овладевающий этим знанием и руководимый им, активно борющийся за лучшее будущее, тем самым уже преобразует и самого себя, поднимаясь на более высокую ступень нравственности.
Вообще, знание просвещает человека, освобождает его от невежества и предрассудков, расширяет его кругозор, развивает его сознание и чувство собственного достоинства. Каждый успех знания оттеснял религию, и уже одним этим знание выполняло моральную миссию духовного раскрепощения человека. Конечно, просветительная роль знания многократно извращалась на протяжении истории, конечно, образование само по себе еще не служит гарантией высокой нравственности, но в главной тенденции рост знания всегда способствовал решению высокой нравственной задачи духовного освобождения и возвышения человека.
Знание имеет для нравственности еще то громадное значение, что позволяет человеку приводить в соответствие свои намерения с объективными результатами. Без знания же самые субъективно добрые намерения могут приводить и нередко приводят к злу, оказываясь объективно безнравственными. Так, невежда, дающий "добрые" совету больному, может вовсе его погубить,
Наука, однако, не сводится к простой сумме знаний. а включает в себя известные требования в подходе к предмету, критерии того, что можно утверждать в качестве научной истины и т.д. Коротко - это научность, "дух науки". Этот дух науки с его первым требованием - объективностью есть одновременно необходимая составляющая развитой нравственности. Не ясно ли, что требование быть объективным, стараться разобраться, понять, учитывать факты, "смотреть им прямо в глаза", честно сверять свои намерения с результатами - все это внутренние требования науки н одновременно нравственные требования.
Словом, знание есть непременное условие истинной добродетели, наука нужна нравственности, как свет зрению.
Древний призыв моральной философии: "Познай самого себя!" - звучит ныне требованием к научному познанию себя как общественного человека, как того, кто сопричастен ко всему, что делается в мире, кто может активно участвовать в процессе изменения этого мира.
Отрыв науки от нравственности, противопоставление знания добродетели свойственны старой морали, христианскому "блаженны нищие духом". Они характерны также для тех мыслителей, которые, видя мерзость "образованного общества", приписывали эту мерзость самому образованию, самому знанию, а не классовой сущности этого общества, которая извращает истинное просвещение, подменяя его светской ученостью, и пр. и пр.
Именно эту коренную ошибку смешения знания с его классовым извращением, противопоставления знания добродетели сделал Руссо и договорился до восхваления невежества, до утверждений о том, что "если развитие наук вредит военным качествам граждан, то еще более губительно оно для их моральных качеств". Руссо был последователен и дошел до восхваления сожжения книг. Он писал: "Рассказывают, что калиф Омар на вопрос о том, как поступить с Александрийской библиотекой, отвечал следующим образом: "Если книги этой библиотеки содержат вещи, противоречащие Корану - они дурны и надобно их сжечь. Если же они содержат лишь истины Корана. то надлежит их сжечь, ибо они излишни"... Однако если бы заменить калифа Омара Григорием Великим (римский папа, 590-604 гг. - А.А.), а Коран Евангелием, то библиотека также была бы сожжена, и это было бы, быть может, самым прекрасным деянием в жизни этого знаменитого первосвященника". Вот куда ведет противопоставление знания и добродетели, науки и нравственности.
Заявляют, что соотношение между наукой и моральными факторами "не изменилось со времен Руссо", что "человечество упорно в своих заблуждениях" (так сказал академик П. С. Александров, "Литературная газета", № 4, 1967). Но это совершенно неверно. Разве человечество не изменилось и не возникло в нем гигантское движение к коммунизму, стремящееся решать коренные, в том числе и нравственные, проблемы на научной оонове? Разве человечество - это что-то однородное и в нем нет моральных и мировоззренческих противоречий, нет империалистов с их ужасами Хиросимы и Вьетнама, на одной стороне, и массового движения замир и социализм - на другой?! Нравственные призывы к ученым, произносимые без учета этих коренных фактов, не выходят за рамки старой морали и противоречат науке как раз потому, что не учитывают явных и важнейших фактов.
Утверждение, что "наука не имеет отношения к нравственности" (как сказал академик А. Н. Несмеянов, см. ЛГ, N1, 1967), как мы видим, совершенно ошибочно. Оно ошибочно, в частности, в отношении наук точных, естественных, ибо эти науки также служат просвещению, их критерии являются одновременно нормами нравственности. Кроме того. нужно заметить, что в поставленном вопросе говорится: "наука", "рост знания" - без оговорок насчет того, чтобы это касалось только математики, физики или химии. Так что исключать тут науки об обществе и человеке нет оснований, А забывать о них или пренебрегать ими, исключать их из общего понятия "наука" немыслимо. С практической точки зрения общественные науки нам нужны не меньше, чем естественные, так что поэтому и забывагь о них нельзя.
В качестве аргумента, подкрепляющего заключение об отсутствии связи между наукой и нравственностью, выставляется утверждение, что нравственность у разных обществ, у разных людей разная, а наука одна. Но это неверно. Во-первых, при всех различиях, у людей есть известное моральное единство; человеческое общество вообще распалось бы без него. Во-вторых, единство науки не абсолютно, ибо существуют разные научные взгляды, разные теории, разные философские толкования выводов науки, что может не мешать людям все же оставаться на обшей почве науки (о тех, кто эту почву покидает, мы не говорим). Такие дискуссии шли и идут даже в математике, не говоря о физике, химии, биологии, а в таких науках, как история и социология, они тем более очевидны и остры.
Суть, значит, не в том, что в одном случае есть одни различия, а в другом - единство, но в том, что как в науке главное - ее единство (при всех различиях), так и и нравственности - среди трудящихся, в нашем обществе во всяком случае, главное - также единство. Оно, можно считать, еще недостаточно, но оно укрепляется, и одним из решающих факторов в этом процессе является рост знания, просвещение, которое раскрывает человеку не божественные заповеди нравственности, а научное ее понимание, научное понимание путей преобразования общества и самого человека.
Вопрос об отношении науки к нравственности большой, в нем много аспектов, его можно исследовать только диалектически, с пониманием взаимодействующих в нем противоположностей. Но если, также следуя диалектике, искать в нем основное звено, то оно состоит именно в том единстве науки и нравственности, которое мы хотели подчеркнуть. Это единство есть основа коммунистического мировоззрения, и по мере нашего движения вперед оно будет получать все большее реальное воплощение.
Архиепископ Иоанн Сан-Францисский
Интересный разговор об этом был в московской "Литературной газете". Академик А.Д. Александров возражал двум другим академикам - П.С. Александрову и А.Н. Несмеянову. Академик Несмеянов научно и, несомненно, нравственно сказал, что "наука не имеет отношения к нравственности" (ЛГ, № 1, 1967), а А.Д. Александров такой взгляд считает совершенно ошибочным. Науки точные, естественные, говорит он, не только служат просвещению, но их критерии являются одновременно и нормами нравственности (ЛГ, № 13, 1967 ).Несомненно одно: принцип науки в мире предполагает со стороны людей нравственное к себе отношение. Иначе сказать - в области научной, как и всякой, конечно, другой, люди должны требовать, от себя честности, правдивости, бескорыстия и бесстрашия. В науке люди должны возвышаться над всякой партийностью, иметь свободу суждения и мужество свободного суждения, а также прочие нравственные качества, которые характеризуют самого ученого, как и всякого нравственного человека.
Ученые вправе также требовать от имени самой науки, как и от имени нравственности, чтобы к ним и к науке не прилагали никаких ограничивающих, связывающих их научную свободу эпитетов. Наука не может быть ни социалистической, ни капиталистической, ни буржуазной, ни пролетарской. Наука может быть только истинной или ложной. Таблица умножения не допускает, чтобы одни люди ее считали капиталистической, а другие - социалистической. Это относится ко всем аксиомам и теориям науки. Иначе сказать, наука не терпит никакого партийного ярлыка или политического штампа, В этом и заключается нравственность науки. Наука и нравственность - две одинаково нужные, законные области в человеческой жизни и культуре. Академики А.Н. Несмеянов и П.С. Александров, конечно, справедливо защищают такую нравственность и научную очевидность. И в самом ученом как личности соединяются обе эти категории нравственности и науки в той или другой своей пропорции. Ученый может быть в жизни нравственным человеком, но иногда таким не бывает, оставаясь, однако, ученым. Также и нравственный человек может быть ученым, а может и не быть им. И - не будучи ученым, человек может быть нравственным.
А.Д. Александров считает, что соотношение между наукой и моральными факторами совершенно изменилось со времени отцов. Но как могло оно совершенно измениться и в чем оно изменилось? "Возникло... - пишет он, - гигантское движение к коммунизму, стремящееся решать коренные, в том числе и нравственные, проблемы на научной основе". То есть наука в 1917 г. будто бы переступила свои пределы и влетела в область нравственности, а вся нравственность слилась с наукой.
В действительности ничего такого не произошло ни в природе науки, ни в природе нравственности. Да и как оно могло произойти? Нравственная свобода человека и принципы науки остаются теми же: ни науку нельзя делать основательницей нравственности, ни нравственность делать ответственной за науку. И, конечно, ни наука, ни нравственность не оправдывают разделения человечества как бы на два этажа или класса, в одном из которых все люди сияют ангельской белизной, а в другом - погружены в грязь.
В составе человечества во все века его истории было и сейчас находится больше всего сереньких, нравственно средних единиц и коллективов, а каких-то абсолютно белых и абсолютно черных даже совсем нет в этом мире. Все мы люди либо белые с черными крапинками, либо черные с белыми крапинками. Все народы и коллективы человеческие, как и все социальные системы мира, вмещают в себя последователей различного нравственного масштаба и разного духовного уровня. И последователи разных идей могут одинаково научно ошибаться и нравственно грешить. Придерживаясь самых ценных и верных идей, люди способны впадать а демагогию, эгоизм, злобу, тщеславие и самолакировку. Разве мы этого не видим? Разве мы не видим, как личная или коллективная гречневая каша сама себя хвалит? Так же точно проявляли себя люди из прошлых эпох, находясь на более низких ступенях научного развития. Но в наш век астронавтики, молекулярной физики, водородных бомб нравственные недостатки людей стали гораздо более острыми для человечества.
Ошибка А.Д. Александрова заключается в его слишком оптимистической вере в материалистический идеализм. Чисто романтической верой в материализм как в некую новую научную церковь А.Д. Александров абсолютизирует науку и материализм как некое окно в истории. Он хочет видеть свет только в этом окошке. Это не научно. Как можно считать, что принцип науки стал 50 лет тому назад равен принципу нравственности, когда именно современная мировая наука еще менее, чем раньше, дает нам право возводить ее в нравственный или иной абсолют? Наука сейчас гораздо ближе к принципу недостоверности. Более того, именно этот принцип движет науку вперед.
В абсолютизации неабсолютного кроется нравственное зло. В средние века такая абсолютизация вещей неабсолютных проявлялась со стороны научно и богословски наивных церковников-инквизиторов. Такая абсолютизация неабсолютного происходит в наши дни со стороны людей, обожествляющих абстракции науки. Спиритизм - это злоупотребление идеей науки, материализм - это злоупотребление понятием материи. Никакого своего человеческого "изма" нам нельзя провозглашать ни абсолютным добром, ни абсолютным злом. Материалистический дуализм ненаучен и не нравствен.
Надо служить миру, единению народов, укрепляя во всем человечестве сознание его научного и нравственного единства. Мы люди несовершенные, несовершенны и наши коллективы, как бы мы их ни хвалили, как бы красиво ни называли. Друг перед другом нам, право, нечем гордиться, многого еще нам всем не хватает. Мы впадаем в духовную ошибку, если фарисействуем. Тут наша беда и показатель нашей духовной неправоты. Чтобы приблизиться к истине, надо принять великий нравственный закон правды и самопознания, данный 2 тысячи лет тому назад человечеству: "Что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?.. Лицемер! Вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего". (Евангелие от Матфея, глава 7). Лучшего совета не дашь и людям нашего времени.
Любезно предоставлено VIVOS VOCO! редакцией "Литературной газеты"
 Июль 1997 |