Фаворитки короля оказывали влияние не только на жизнь Версальского двора, но и на внутреннюю и.внешнюю политику Франции. Сила этого влияния, его формы и результаты зависели от личных качеств, придворных связей и целей знатной дамы - очередной привязанности Его Величества. С течением времени король все более внимательно прислушивался к мнениям и советам близких ему женщин.

Их было много, и разных. В юношеские годы пылкое чувство объединило Людовика с Луизой деЛавальер. Молодая женщина, получившая не придворное, а провинциальное воспитание, была предана королю. Она редко вмешивалась в большую политику, но весьма активно продвигала на доходные государственные посты своих родственников и друзей.

Все в жизни меняется. И Луизу сменила маркиза Франсуаза де Монтеспан. Эта королевская фаворитка, бросившая мужа, фактически царствовала при дворе. Ее гнева боялись члены семьи Людовика и самые высокопоставленные лица в королевстве. Маркиза была в курсе важнейших политических решений. К ее мнению прислушивались министры, генералы и послы. Эта хищная женщина обогащалась за счёт государственной казны. Огромные суммы тратились на содержание ее дворца под Парижем, на покупку земель и драгоценностей.

Свое падение Монтеспан подготовила собственными руками. Она познакомила короля с Франсуазой Скаррон, которая вошла в историю под именем маркизы Ментенон. Ментенон стала второй (после смерти Марии Терезии) законной женой Людовика XIV. Они сочетались церковным браком, так никогда и не обнародованным. Непризнанная королева играла тайную, но активную политическую роль. Важнейшие вопросы внутренней и внешней политики страны решались в ее присутствии и при ее участии.

В Испании Ментенон имела при дворе "своего человека" - принцессу Юрсен, выполнявшую фактически в течение ряда лет функции премьер-министра испанского короля Филиппа V, внука Людовика XIV. С Юрсен тесно связана вся драматическая история франко-испанских отношений в период тяжкой и многолетней войны за испанское наследство.

Четыре женских портрета... Много это или мало? Немного. Особенно если учесть ту большую роль, которую женщины играют в истории и политике.

"Я всем приказываю: если вы заметите, что женщина, кто бы она ни была, забирает власть надо мной и мною управляет, вы должны меня об этом предупредить. Мне понадобится не более 24 часов для того, чтобы от нее избавиться и дать вам удовлетворение". Так говорил Людовик XIV своим придворным. Он любил подчеркивать, что государственные интересы для него всегда выше личных. "Время, которое мы отдаем нашей любви, никогда не должно наносить вреда нашим делам". Высказав в "Мемуарах" эту мысль, король заметил: "Как только вы дадите свободу женщине говорить с вами о важных вещах, она заставит вас совершать ошибки".

Смесь правды и лжи! Да, редкий случай в истории: трудолюбивый король. Плохо ли, хорошо ли, но государственными делами Людовик XIV занимался ежедневно, всю свою жизнь (после смерти Мазарини, разумеется). Правда, и для женщин у него оставалось время. Они играли в жизни монарха большую и важную роль. В молодости король часто менял свои привязанности. И каждая из его фавориток имела официальное положение при дворе. Вместе с Людовиком XIV молились его законная и незаконная семьи. Стоило распространиться слуху, что Его Величество обратил свой взор на какую-то очаровательную даму, как ей начинали оказывать знаки внимания. Придворные вставали, когда она входила и выходила. Многочисленные дети, появлявшиеся на свет божий от фавориток, получали титулы герцогов и графов, занимали генеральские и адмиральские должности. Все они обладали большими личными состояниями, вступали в браки с отпрысками самых известных аристократических семей Франции и Европы.

Содержание фавориток дорого обходилось государственной казне. Сластолюбивый монарх был щедр. Он одаривал любовниц дворцами, поместьями, землями, драгоценностями, деньгами. Их просьбы безропотно удовлетворяли министры и другие государственные чиновники. Даже отвергнутые фаворитки до конца дней своих пользовались милостями владыки.

Играли ли дамы сердца короля политическую роль? На этот вопрос трудно дать однозначный ответ. Все они с помощью короля получали выгодные должности, титулы и звания для своих родственников и друзей, возвышали одних, изгоняли других. Но реальное и многолетнее влияние на внутреннюю и внешнюю политику страны оказывала лишь вторая, хотя и официально непризнанная, жена Людовика XIV - Франсуаза де Ментенон.

Получив единоличную власть, Людовик XIV, попирая законы Божьи и человеческие, дал волю эмоциям. Нельзя сказать, что он быстро и легко менял свои сердечные привязанности. Нет. Роман с Луизой де Лавальер продолжался десять лет. Молодая женщина любила Людовика искренне, не преследуя далеко идущих эгоистических целей.

Луиза родилась в 1644 г. в Type в католической дворянской семье. Ей было 17 лет, когда она стала фрейлиной Элизабеты Шарлотты, жены Филиппа Орлеанского. Девушка была наивной, скромной, привлекательной. Маркиза де Севиньи замечала: "Эта маленькая фиалка, прятавшаяся под травой, стыдилась быть любовницей, быть матерью, быть герцогиней".

Вначале король скрывал свою связь с Лавальер, нигде вместе с ней не появлялся, а в 1663 г. она переехала во дворец. У Лавальер было двое детей от Людовика XIV. Уже в раннем детстве малышей у матери отобрали. Сын стал графом Вермандуа, адмиралом Франции, дочь - мадемуазель Нант - вышла замуж за принца Конти и рано овдовела.

Всеми делами фаворитки занимался генеральный контролер финансов Кольбер. Когда Людовик XIV находился в армии, он пересылал ему письма молодой женщины, глубоко несчастной потому, что искренне полюбила мужчину, бывшего на ее беду монархом. По поручению короля Кольбер купил для Луизы имение Вожур в Ренси в департаменте Сен-Сен-Дени. Акт о покупке датирован13 мая 1667 г. Стоимость - 800 тыс. ливров, целое состояние. Неизвестно, посещала ли когда-либо мадемуазель деЛавальер принадлежавшие ей владения, но она стала герцогиней Вожур.

Сама Луиза у Людовика XIV ничего не просила, но и от его даров не отказывалась. Она получала крупные суммы от Кольбера и тратила деньги быстро и безрассудно. Фаворитка любила драгоценные камни и скупила их в большом количестве у герцогини Мазарини.

...Ничто не вечно под луной. Уже в 1666 г. придворные стали замечать признаки охлаждения короля к "хромоножке из Тура" (Луиза с детства немного прихрамывала). Появилось новое увлечение - замужняя дама, маркиза Франсуаза де Монтеспан.

Жестокость Его Величества, казалось, была безграничной. Он поселил Луизу и Франсуазу в замке Сен-Жермен-ан-Ле в смежных апартаментах с одной входной дверью и настаивал, чтобы женщины делали вид, что поддерживают хорошие отношения: вместе обедали и гуляли в парке, играли в карты. Возвращаясь с охоты, Людовик проходил к Луизе, переодевался и, едва бросив ей несколько слов, направлялся к Монтеспан, у которой оставался весь вечер. Злая на язык Элизабета Шарлотта писала:

"Мадам Монтеспан издевалась над мадемуазель Лавальер, обращалась с ней плохо и вьтуждала короля поступать таким же образом. Он относился к ней жестоко и насмешливо, доходил до оскорблений. Когда король направлялся через комнату Лавальер к Монтеспан, то, побуждаемый последней, оставлял свою маленькую собачку - красивого спаниеля по имени Малис - герцогине со словами: "Держите, мадам, вот ваша компания! Этого вам достаточно".

Людовик заставил Луизу стать крестной матерью младшей дочери Монтеспан. На следующий день после крестин брошенная фаворитка приехала к настоятельнице монастыря кармелиток в Париже на бульваре Сен-Жак с просьбой постричь ее в монахини. Но в святую обитель принимали только девушек, а не женщин со скандальной репутацией. Вновь и вновь возвращалась Луиза в слезах к настоятельнице и в конце концов своими мольбами тронула ее сердце.

Из жизни мирской 30-летняя женщина ушла в мир религии. В апреле 1674 г. она бросилась на колени перед Марией Терезией, просила и получила у нее прощение. Последнее посещение мессы. Сентиментальный монарх ударился в слезы, но он не задерживал бывшую любовницу. Выйдя из часовни, она села в карету вместе с двумя своими детьми. Родители и друзья разместились в другом экипаже. Собрались придворные. Луиза в парадном платье была изящной и привлекательной. Одни присутствовавшие плакали, говоря, что это похороны, другие - вслух восхищались молодой женщиной. Вспоминали, что 13 лет назад, день в день, Луиза приехала в Фонтенбло как придворная дама. Теперь за ней навсегда закрылись тяжелые двери монастыря. Герцогиня Вожур получила новое имя; сестра Луиза-Милосердие. У нее появился и новый постоянный адрес: монастырь кармелиток, бульвар Сен-Жак, Париж. В монашеской келье провела она 36 лет, больше половины своей жизни.

Молодая, полная сил Луиза ушла в небытие. Наступила "эпоха Монтеспан". Так говорили при дворе.

Франсуаза Монтеспан происходила из знаменитого аристократического рода Рошешуар. По своему внешнему облику она отвечала тогдашним придворным вкусам: полная, светловолосая, с голубыми глазами. Но новая фаворитка не отличалась ни аристократическими манерами, ни благородным характером. Ей, правда, нельзя было отказать в уме и наблюдательности. Но это нисколько не мешало Монтеспан быть женщиной капризной и, как говорили при дворе, язвительной, "кусающейся". Ее злого языка боялись, и не без оснований: она не щадила никого, лишь бы развлечь и заинтересовать Людовика XIV. И в то же время в Монтеспан было много детского, ребяческого. Она могла запрячь шесть мышей в изящную маленькую карету. У нее были свои козы, о которых она заботилась. Она отдавала своим забавам много внимания и, разумеется, денег.

Монтеспан отличали тщеславие, самовлюбленность. Если королеве шлейф нес ее паж, то Монтеспан - придворная герцогиня. В присутствии фаворитки даже герцогини сидели не на стульях, а на табуретах. В Версале она имела 20 комнат, а Мария Терезия - 10 вместе с комнатами для придворных дам. У фаворитки был собственный двор, ее посещали генералы, министры, послы.

Все желания фаворитки выполнялись точно и быстро. Она захотела иметь свои корабли в морях Леванта - и их построили и вооружили за государственный счет. Очередная блажь: Монтеспан понадобились медведи в саду и даже в помещении - она получила их. В одну из ночей "невоспитанные хищники" ободрали обои в комнатах дворца в Версале, и с ними пришлось расстаться. Монтеспан, любительница азартных игр, проигрывала в карты целые состояния, и король платил ее долги. Однажды под Новый год она проиграла более 600 тыс. ливров, а через три месяца еще 4 млн. ливров. Расплачивалась неизменно государственная казна.

Людовик XIV не жалел денег на свою фаворитку. Кольбер приобретал для нее дорогие серьги, браслеты, колье из бриллиантов. Недалеко от Версаля, в Кланьи, построили для Монтеспан дом, но она заявила, что такое помещение подходит только для певички из оперы. Здание сломали и построили по плану архитектора Мансара большой дворец, стоивший 28 млн. ливров. 12 января 1674 г. Людовик XIV писал Кольберу: "Мадам Монтеспан очень хотела разбить сад уже этой осенью; сделайте все необходимое, чтобы удовлетворить ее просьбу, и сообщите мне о мерах, какие вы примете для этого". Расходы на поместье маркизы составили 405 тыс. ливров. Для сравнения скажем, что в то время бюджет французского флота составлял 12,5 млн. ливров.

Не только в Кланьи, но и в Версале "султанша" (так между собой называли де Монтеспан придворные) чувствовала себя хозяйкой. "Госпожа де Монтеспан пишет мне, что Вы, Кольбер, спрашиваете ее, какие еще пожелания следует учесть в ходе строительных работ в Версале, - писал Людовик. - Вы правильно сделали, поступив таким образом. Продолжайте угождать ей всегда". И министры угождали, строились дворцы, оказывались почести. Фаворитку охранял отряд именитых дворян. От кого? От ревнивого мужа.

Маркиз де Монтеспан имел поместье поблизости от франко-испанской границы. Он был небогат и, несмотря на древность рода, не вылезал из долгов.

Когда король обратил на Монтеспан внимание, она - надо отдать ей должное - забеспокоилась и просила мужа поскорее покинуть Версаль. Маркиз не сделал этого и жестоко поплатился. Он любил жену и не хотел ее уступать никому, даже Его Величеству. Обманутый супруг устраивал Людовику сцены ревности, открыто жаловался на короля придворным. Его успокаивал даже Мольер. В комедии "Амфитрион" прославленный драматург писал: "Делить супругу с Юпитером не позорно".

Маркиз так не считал. Он вламывался в комнату жены, грозил забрать детей, которые по закону принадлежали ему, Монтеспана безвинно посадили в Бастилию. Но история была слишком скандальной и неприличной и ревнивца вскоре выпустили из грозной тюрьмы, испугавшись огласки любовной истории короля. Маркиза отправили в поместье, где он устроил "похороны" бывшей супруги.

Монтеспан собрал родных, друзей, прислугу и объявил им о кончине Франсуазы. На следующий день во дворе замка можно было увидеть странное шествие: несколько человек несли пустой гроб, обтянутый черной материей, за ним шли маркиз и двое его детей, юноши-служки со свечами в руках пели. Перед тем как войти в часовню, Монтеспан приказал открыть двери настежь с громким возгласом: "Мои рога слишком велики для узкого входа". Гроб опустили в землю и имя маркизы высекли на надгробном камне.

Маркиз Монтеспан так до конца дней своих не простил жене измены. Он отправил письмо Марии Терезии, в котором сообщил о любовной истории короля, что, разумеется, усилило ненависть Людовика XIV к маркизу. Король побаивался отвергнутого мужа и внимательно следил за его появлением в столице. 17 мая 1679 г. Его Величество писал Кольберу: "Господин Монтеспан в Париже и следовало бы наблюдать за его поведением. Этот сумасшедший способен на экстравагантные выходки". Генеральному контролеру финансов поручалось принять меры, чтобы маркиз покинул Париж "как можно быстрее".

В таких условиях развод Монтеспан, и без того противоречивший жестким традициям католической церкви, стал еще более затруднительным. Для обретения неверной супругой свободы требовалось по закону несколько лет. После многочисленных отсрочек и выполнения бесчисленных формальностей генеральный прокурор Парижского парламента принял решение о прекращении брачного союза супругов Монтеспан. Маркиз вел себя на суде достойнейшим образом, защищая интересы двоих детей, разоренных продажей имущества отца. Агенты короля вынуждены были согласиться на материальную компенсацию маркизу.

Итак, Франсуаза де Монтеспан властвовала при дворе. Она присутствовала на всех придворных церемониях, занималась вопросами этикета и моды, вершила судьбы придворных. Одним она давала состояния, звания, титулы, других - разоряла, изгоняла, подвергала опале. Политика ее интересовала мало, но государственными делами она вынуждена была заниматься. Стихией маркизы были дворцовые интриги.

Шло время и отношения Людовика с фавориткой становились все более напряженными. Монтеспан утомляла и раздражала короля своими капризами, непомерными требованиями, неуемной жаждой денег и власти. Конец многолетней связи приближался. В апреле 1675 г. произошел публичный разрыв между Франсуазой и королем. Она уехала в Париж.

Прошло несколько лет, и над Монтеспан нависла угроза обвинения в покушении на жизнь короля.

...Генерал-лейтенант парижской полиции Никола де ла Рейни неуверенной походкой вошел в кабинет государственного секретаря по военным делам Лувуа, положил перед государственным секретарем объемное досье и сказал: "Читайте!". Через несколько минут Лувуа поднял голову. Руки у него дрожали: "Мы должны предупредить короля". Собеседники посмотрели друг на друга с тревогой и страхом.

Для такой реакции были основания. Монтеспан оказалась втянутой в "дело о ядах". Расследование его началось в 1677 г. Арестовали нескольких "колдуний" и раскрыли настоящий вертеп убийц-отравителей. Замешанными в уголовной истории оказались племянницы Мазарини, графиня Суассон, герцогиня Буйон, маршал Люксембург, многие придворные, крупные чиновники. Главную преступницу Вуазен сожгли 22 февраля 1680 г. В этот день Мольер остался без зрителей: все отправились смотреть публичную казнь, ставшую редким явлением.

Перед Лувуа лежали показания Маргариты Вуазен, дочери казненной. Маргарита обвинила Монтеспан в преступных замыслах против короля. Лувуа приказал Рейни хранить досье в строжайшей тайне.

"Дело о ядах" приобрело совершенно неожиданный для Людовика XIV оборот. Дальнейшее следствие стало лично для него опасным. Поэтому Правовая палата, специально созданная для подготовки суда, была распущена в июле 1682 г. Она успела отправить на костер 36 человек.

Современные историки и юристы заново изучили документы той далекой эпохи. Многие обвинения в адрес Монтеспан отпали. У маркизы не было преступных намерений в отношении короля, не замышляла она и убийств своих соперниц. Но Франсуаза посещала Вуазен и присутствовала на ее колдовских сеансах.

Все это мы знаем теперь, в конце XX в. Но 300 лет назад французский монарх рассуждал иначе. Он был напуган и прекратил все контакты с ней. Однако она продолжала появляться в Версале.

Майским утром 1691 г. необычная сцена в Версальском дворце привлекла внимание придворных. Из окон апартаментов, занимаемых Франсуазой Монтеспан, два человека выбрасывали мебель. Охрана потребовала прекратить бесчинства. Неожиданно появился герцог Менский, сын отвергнутой фаворитки, и заявил: "Это делается по моему приказу!". Оказалось, что помещения перешли к неблагодарному отпрыску и он их освобождал таким образом.

И после разрыва с Монтеспан Людовик XIV продолжал выплачивать ей крупные суммы. Летописец двора Донжо записал в своем дневнике 12 апреля 1707 г., что Монтеспан ежегодно получала от короля 1 млн. 200 тыс. ливров. Безмерной была монаршья щедрость!

Монтеспан покинула двор в 1692 г. Последние годы жизни она провела в одиночестве, вымаливая прощение у Бога, измучила себя постами и молитвами. Во искупление грехов она носила подвязки и пояс с железными гвоздями. Ее постоянно терзал страх смерти и ада.

Монтеспан умерла в 1707 г. в возрасте 66 лет. До этого она просила мужа о прощении, хотела вернуться к нему. Но маркиз ответил, что и слышать не хочет о своей бывшей жене.

Заслуженная расплата за женское предательство, скажет читатель. Возможно. Но судьба жестоко наказала Монтеспан: она сама познакомила короля с будущей соперницей. Недаром пословица говорит: "Хочешь потерять мужа - познакомь его с подругой". Увы, сказано точно. Такова жизнь.

Кто же она, счастливая соперница "султанши" Монтеспан? Франсуаза д'Обиньи, вошедшая в историю под именем маркизы де Ментенон. Родилась она 27 ноября 1635 г. в городе Ниоре, в 410 километрах от Парижа, в небольшом домике на улице Пон. Дом находился поблизости от тюрьмы, где ее отец отбывал когда-то наказание за неуплату долгов.

Франсуаза была внучкой гугенота Агриппы д'Обиньи, одного из героев религиозных войн во Франции. О нем говорили: поэт и разбойник, смелая шпага и быстрое перо. Агриппа, вначале безгранично преданный Генриху IV, возненавидел короля за измену вере. Сын Агриппы - Констан, отец Франсуазы, также обладал неукротимым нравом: застав жену с любовником, он убил ее. Убийца, фальшивомонетчик, картежник, Констан наделал кучу долгов и бежал на Мартинику. Через несколько лет вернулся и опять женился. Франсуаза бьша дочерью от второго брака. Мать рано умерла. Жизнь девочки стала тяжелой. Ее крестили в католическую веру, а воспитывала ее тетя, убежденная гугенотка. Незадолго до смерти отца, который стал губернатором Мартиники, Франсуаза побывала у него на острове.

Когда возвращались во Францию, на корабле девушке стало плохо, она надолго потеряла сознание. Решили, что она умерла. Моряки уже подготовились к похоронам, но неожиданно Франсуаза стала приходить в себя. Чудо спасло будущую непризнанную королеву Франции. Спустя годы Франсуаза рассказала эту историю епископу города Мец. Он заметил: "Из такой дали зря не возвращаются, возвращаются для свершений".

Необычно складывалась ее жизнь. В 1652 г. 16 лет ее выдали замуж за 42-летнего Поля Скаррона, талантливого поэта. Франсуаза бьиа привлекательной шатенкой, с черными глазами и смуглым лицом индианки. Она обладала такими редкими для ее возраста качествами, как сдержанность и рассудительность. "Я предпочла замужество монастырю", - говорила Франсуаза. И в течение восьми лет она ухаживала за тяжело больным мужем, разделяя с ним и беды, и радости.

Поль Скаррон свой ад прожил на земле. Паралич - видимо, следствие перенесенного в детстве полиомиелита - искривил Скаррона как букву "Z": колени были прижаты к животу, голова склонена к правому плечу, руки почти не двигались, только с помощью специального приспособления он мог писать. Ночью он испытывал страшные боли. Мучения свои скрывал нечеловеческими усилиями. Иногда страдания становились нестерпимыми и больной кричал. Скаррон принимал опиум, но даже он не всегда действовал: Франсуаза нередко целыми ночами сидела около мужа, помогала его мыть, одевать, кормить. Скаррон восхищался женой. Из писем поэта видно, что он был счастлив с ней. Этих людей, таких разных, связывала общая нелегкая судьба. Поль Скаррон умер в 1660 г.

Жил Скаррон на улице Сен-Луи в доме, аренда которого обходилась недешево - 350 ливров в год. Семью посещали многие именитые люди, и в их числе маркиз Монтеспан.

Мадам Монтеспан, познакомившись с мадам Скаррон, пригласила ее в качестве воспитательницы своих детей - незаконнорожденных детей короля. Скаррон поселилась в доме на улице Вожирар.

Знакомство двух Франсуаз для одной обернулось крушением всех жизненных планов. Ментенон воспитывала детей Людовика XIV, а он приглядывался к этой серьезной, спокойной, рассудительной, воспитанной, начитанной женщине - прямой противоположности шумной, капризной, раздражительной Монтеспан, - ангельское создание так красиво говорило о Боге, о душе. Все это привлекало короля, уже основательно уставшего от бурной жизни. Он с интересом и удовольствием читал письма мадам Скаррон, повествующие о жизни детей Его Величества. Письма привлекали простотой и ясностью изложения, литературным языком, которому способная женщина научилась у своего мужа и его друзей - литераторов.

Дружеские отношения двух Франсуаз постепенно перерастали во враждебные. Мадам Скаррон пыталась предотвратить конфликт. Даже через много лет она говорила: "Мадам Монтеспан и я были самыми близкими подругами в мире". Поистине лицемерная дружба двух соперниц.

Однако Франсуаза Скаррон проявила незаурядное искусство обольщения. Года два она "героически" сопротивлялась притязаниям Людовика и уступила только тогда, когда убедилась, что король влюблен в нее. В 1678 г., когда Монтеспан вернулась с курорта Бурбон-л'Аршамбо (в 289 километрах от Парижа), где она находилась несколько месяцев, место, которое ей ранее принадлежало, уже прочно заняла соперница.

Новая фаворитка во многом повторила историю своих предшественниц. Уже в 1674 г. она появилась при дворе в качестве фрейлины Элизабеты Шарлотты. Отношения у мадам Скаррон с ее "госпожой" были прохладными. Ни славы, ни денег они вдове не принесли. Помог Франсуазе, как и другим своим избранницам в прошлом, король. На полученные от него 200 тыс. ливров она купила в 40 километрах от Версаля, в районе Шартра, имение Ментенон. Дворец в стиле ренессанса, построенный при Франциске I, был отремонтирован. Людовик XIV как-то назвал свою пассию мадам де Ментенон; под этим именем она и вошла в историю.

Перемены в жизнь Ментенон внесла смерть королевы 31 июля 1683 г. Мария Терезия умерла в возрасте 53 лет. В начале своей болезни она испытывала лишь недомогание. Но медицина в те времена была варварской. Первый врач короля Дакен приказал вскрыть больной вену и пустить кровь. Один из его помощников предупредил, что это может грозить королеве смертью. Дакен настаивал. Через несколько часов после кровопускания Мария Терезия скончалась. Ее смерть не представляла политического события. Эта полная маленькая блондинка, плохо говорившая по-французски, не пользовалась влиянием при дворе.

Король, казалось, был потрясен смертью жены. В это трудно было поверить, хотя во имя собственного престижа внешне Людовик XIV соблюдал приличия: он изображал нежного супруга, неизменно проводившего ночи в семейной спальне. И Мария Терезия была вынуждена любезно относиться к фавориткам мужа, принимать их у себя. Людовик не только полностью подчинил себе жену, но и бесконтрольно распоряжался ее личным состоянием.

Когда закончилась церемония похорон, были описаны драгоценности королевы. Общая сумма составила 514 тыс. ливров, - на 424 тыс. меньше, чем к свадьбе: Людовик XIV раздаривал драгоценности жены своим любовницам.

После смерти Марии Терезии что-то надломилось в сознании Людовика. Король, устав от развлечений, преисполнился религиозного страха, боялся небесного наказания за земные грехи. Обстановка в Версале изменилась: придворные вели себя более сдержанно и осторожно. Впрочем,нравы при дворе остались прежними, просто, опасаясь гнева короля, трусливо скрывалось то, что раньше демонстрировалось открыто и нагло.

Монарх, вдруг сделавшийся богобоязненным, решил жениться на Ментенон. Тайное бракосочетание состоялось в 1683 г. (или в 1684 г. - существуют различные версии) в часовне в Версале. Венчал рабов божьих духовник короля Лашез. Присутствовали Лувуа, архиепископ Парижа Арле де Шамваллон, первый лакей Его Величества Бонтан. Вскоре для Ментенон отвели комнаты в Версальском дворце напротив апартаментов короля.
 

Итак, Франсуаза д'Обиньи, внучка гугенота, вдова поэта, стала женой короля Франции. Но разве бывает полное, безоблачное счастье? Брак мадам Ментенон остался для всех тайной, он не был узаконен, публично не объявлен при жизни Людовика (а тем более после его смерти). Фаворитка так и осталась фавориткой. Жестоко поступил по отношению к любимой женщине король! Несмотря на все ее настояния, он не решился возвести на трон вдову несчастного Скаррона. Тщательно скрывая свою глубокую обиду, Ментенон на всех официальных церемониях вела себя как придворная, а не королева. Казалось, она не претендовала на особое положение, жила в Версале скромнее, чем Монтеспан (она занимала четыре небольшие комнаты).

Ментенон критически относилась к придворным дамам. Она, например, писала: "Женщины нашего времени для меня непереносимы, их одежда - нескромна, их табак, их вино, их грубость, их леность - все это я не могу переносить". Столь же нелестную оценку давала она и придворным мужам: "Я вижу страсти самые различные, измены, низость, безмерные амбиции, с одной стороны, с другой - страшную зависть людей, у которых бешенство в сердце и которые думают только о том, чтобы уничтожить всех".

Что же можно сказать о самой непризнанной королеве Франции? "Мадам Ментенон была женщиной не только суровой и жесткой: все в ней подчинялось приличиям и расчету. Ее набожность была не пылкой, порывистой, как у Лавальер, а сдержанной, обдуманной. Ее щепетильность всегда была выгодной для ее материальных интересов. Не лживая, но очень осторожная; не вероломная, но всегда готовая если не пожертвовать друзьями, то, по крайней мере, покинуть их; скорее создающая видимость добра, чем творящая добро. Без воображения, без иллюзий, эта женщина превосходила других скорее рассудком, чем сердцем. Она была вооружена против всех соблазнов. Страх скомпрометировать свое доброе имя защищал ее от всех опасностей". Справедливая оценка историка Топена.

Расчет. Всегда и во всем расчет. Пожалуй, и к здоровью короля Ментенон относилась внимательно потому, что прежне всего думала о собственных интересах. Герцог и летописец эпохи Сен-Симон замечает, что она следила за каждым шагом Людовика и особенно большое значение придавала его врачам. Именно Ментенон добилась изгнания из Версаля Дакена и назначения на его место Фагона.Фагон, по словам Сен-Симона, "принадлежал к числу блестящих и сильных умов Европы; любознательный ко всем вопросам, имеющим отношение к его ремеслу, он был выдающийся ботаник, хороший химик, искусный и знающий хирург, отличный врач, замечательный практик". Высокая оценка! Но она не спасает средневековую медицину от застуженной критики.

Отношения между супругами складывались необычно. Интимная жизнь короля претерпела перемены. Франсуаза не обладала достоинствами молодости: она была на три года старше Людовика XIV. "Французский король - противоположность другим государям: у него молодые министры и старая любовница", - говорил Вильгельм Оранский. Людовик жаловался духовнику Ментенон Годе де Маре, епископу Шартра, на ее холодность.

Известный французский историк Луи Бертран писал: "Людовик XIV был разочарован. Новая супруга вступила в конфликт со всеми его вкусами, со всеми влечениями, со всем, что было свойственно его натуре. Невозможно представить себе супругов столь отличных друг от друга. У нее не было никакой женской нежности. И к тому же ее едва ли можно было считать настоящей женщиной". Бертран продолжает: "Король должен бьи жестоко страдать от недостатков своей супруги, от этой буржуазной посредственности, которая, возможно, подходила директрисе Сен-Сира (лицей для благородных девиц, созданный Ментенон. - Ю.Б.), но ни в коей мере королеве Франции. Несмотря на все, он так высоко ценил ее верность и преданность, что терпел ее до конца".

Будем справедливы: и Ментенон переносила супруга с трудом. Эгоизм Людовика XIV не знал границ. В угоду своим желаниям он не считался ни с чем и ни с кем. Ментенон, больная, с высокой температурой и головной болью, должна была посещать балы, отправляться в различные поездки вместе с двором. Она боялась сквозняков - он настежь открывал окна в любую погоду. Она любила рано ложиться спать - он работал поздно и непременно хотел даже ночью иметь собеседницу. Всегда ли Франсуаза безупречно соблюдала принципы церковной морали? У мадам Скаррон был в свое время любовник - аристократ Луи де Вилларсо. Несколько лет продолжался роман. И сейчас в замке, когда-то принадлежавшем Вилларсо, можно увидеть написанный им лично портрет обнаженной Ментенон.

Королева могла покаяться и еще в одном грехе: она, набожная и чопорная, в течение многих лет поддерживала дружеские отношения со знаменитой куртизанкой, великой блудницей Нинон де Ланкло. Эта более чем сомнительная с точки зрения религиозной морали дружба была полезной Ментенон: Нинон имела обширнейшие связи. Она была в курсе всех придворных интриг и умела хранить тайны. В салоне Нинон можно было встретить самых знаменитых людей королевства. Виделись подруги тайно и редко.

Говорят, что осознание своих грехов помогает понять и простить чужие. Ментенон, хладнокровная и самолюбивая, ничего не прощала. Она вынуждена была не замечать любовные интриги своего супруга: более 10 лет продолжалась связь Людовика XIV с Анной де Роан, рыжеволосой красавицей. Непризнанная королева мирилась с этим увлечением. Мирился и супруг де Роан, "вынужденный рогоносец" (слова Сен-Симона). Он смотрел на любовные похождения своей супруги сквозь пальцы. Причины? Более чем основательные: вся семья обогащалась за счет этой связи. Король, как всегда, был щедр.

Как ни странно, но такая ситуация устраивала Франсуазу. Обладая богатейшим жизненным опытом, она понимала, как легко потерять то исключительное положение, в котором находилась. Да и надежда официально занять место королевы ее никогда не покидала. Людовик XIV растерял свой юношеский пьи, хотя иногда еще позволял себе "мужские шалости", поэтому высоко ценил выдержку, спокойствие, такт и ум супруги.

Играла ли Ментенон политическую роль? Ответы на этот вопрос различные, иногда взаимоисключающие. Приведем некоторые из них.

Сен-Симон, упорно подвергавший критике Людовика XIV и его близких, считал Ментенон женщиной "амбициозной, ненасытной и скрытной", стремившейся все захватить, все взять в свои руки: дела государства и церкви, выбор генералов и адмиралов, назначения епископов, послов и придворных. Сен-Симон называл Ментенон интриганкой, любыми средствами добивавшейся влияния не только на короля, но и на его брата, на наследника престола, на других членов королевской семьи. Идеал Ментенон - всеобщее обожание ее персоны. "Все хорошо, если это связано с ней; все отвергается, если делается без нее. Люди, дела, назначения, правосудие, помилования, религия - все без исключения в ее руках; король и государство являются ее жертвами". Эти слова Сен-Симон дополнил выводом: "В одном только она не изменяла себе: в страсти к господству и властвованию".

А вот мнение пресловутого "центра", избегающего крайностей. Герцог де Ноай утверждал, что влияние Ментенон "было значительно меньшим, чем об этом говорили. Претензии на управление королем и государством не соответствовали ни ее характеру, ни склонностям ее разума". Такая оценка, правда, не помешала герцогу заметить, что "ее мнение всегда имело вес, ее протекция была могучей". И все же: "Трудно точно определить ту степень влияния, каким, благодаря доверию короля, обладала мадам де Ментенон". По словам герцога, ни одна из женщин, близких к Людовику XIV, и в их числе его непризнанная супруга, им не управляла и не оказывала на политику доминирующего, длительного и решающего влияния.

И, наконец, приведем оценки, признающие политическую роль неофициальной королевы.

Русский историк А.Н. Савин писал: "В последние годы царствования Людовика XIV большое влияние на государственный совет оказывала г-жа Ментенон. Государственные секретари, которые по вечерам делали доклад королю, по утрам часто забегали к маркизе, чтобы рассказать ей о важнейших делах. И эти неофициальные визиты представляли очень важную стадию в обсуждении и решении какого-либо дела" (А.Н. Савин. Век Людовика XIV. М., 1930).

Как замечал историк французской дипломатии Пикаве, "трудно отрицать" участие Ментенон в определении внутренней и внешней политики Франции. Правда, по его словам, известный вес в решении государственных дел имели все фаворитки Людовика XIV (от скромной Лавальер до правящей Ментенон). "Все политики Европы интересовались мадемуазель де Лавальер и мадам де Монтеспан так же, как и мадам де Ментенон". Точку зрения Пикаве разделяет академик Камил Руссе: "Несомненно, мадам де Ментенон была важной особой в государстве. Несомненно, ее покои стали святилищем правительства и там решалась внутренняя и внешняя политика Франции. Несомненно, из этих комнат выходили министры и армейские генералы. К сожалению, не менее несомненно, что эти генералы и министры в своем большинстве являлись посредственными людьми и политика, вырабатываемая в присутствии мадам де Ментенон, очень часто приносила результаты, достойные сожаления". Много раз повторил Руссе слово "несомненно". Он убежден в своей правоте. И имеет для этого основания.

Ментенон фактически "занимала должность" доверенного лица короля. Она была в курсе многих дел и событий, не претендуя на открытое руководство ими. Маркиза часто останавливалась на полпути не потому, что встречала непреодолимые препятствия, а из-за собственной нерешительности. Однако Ментенон умело "работала" с нужными ей людьми. После ее смерти осталось около 80 томов писем, из которых к концу XVIII в. сохранилось 40 томов. Маркиза переписывалась с известными людьми Франции - принцами, герцогами, графами, генералами и адмиралами, со многими аристократами и аристократками, оказывавшими влияние на политику страны. Она стремилась окружить себя сторонниками и друзьями. Среди них были влиятельные при дворе люди - маршал Аркур, герцоги Буффле и Вилеруа, граф Тессе. Они с помощью своей высокой покровительницы определяли назначения на высшие посты в армии, в дипломатическом ведомстве и государственном аппарате, были в курсе политических и военных событий. Разумеется, все эти люди отвечали ей взаимностью.

Среди двух правящих кланов: Лувуа и Кольберов Ментенон отдавала предпочтение последним. Это был ее твердый курс. Иногда она пересматривала в соответствии с ним собственные взгляды. Ментенон, например, писала о Сеньоле - сыне Жана Батиста Кольбера, что он "хотел захватить все должности отца и не получил ни одной. Он умен, но не умеет вести себя; обязанностям он предпочитает развлечения. Сеньоле так преувеличивал достоинства и заслуги своего отца, что убедил всех в том, что он сам не только не достоин, но и не способен его заменить".

Резко критическая оценка тем не менее не мешала Ментенон сблизиться с Сеньоле. При этом она учитывала мнение его сестер, влиятельных при дворе герцогинь Шеврез и Бовилье. 4 октября 1689 г. Сеньоле получил портфель государственного секретаря по делам флота и занял место в Государственном совете. Пост министра иностранных дел остался у семьи Кольберов: брата Кольбера Круасси сменил его сын Торси. Засилье семьи покойного генерального контролера финансов! И "тайная королева" приложила ко всем назначениям руку.

Одних Ментенон назначала, других - смещала. Но с главным своим врагом - Лувуа справиться она так и не смогла. А он энергично препятствовал обнародованию ее тайного брака. Ментенон никогда не любила этого человека. Все в нем ее отталкивало: грубое, красное лицо, его резкость и лицемерие. Она презирала Лувуа за высокомерие с низшими и пресмыкательство перед высшими.

Было еще одно обстоятельство, имевшее для Франсуазы первостепенное значение: Лувуа поддерживал Монтеспан и делал это твердо, последовательно. Именно военный министр "прикрыл" фаворитку, когда обнаружилась ее причастность к "делу о ядах". И Монтеспан оказывала поддержку Лувуа пока имела влияние на короля. У каждой из двух соперниц Франсуаз были свои друзья и свои враги.

В пику Лувуа Ментенон хвалила государственйого секретаря по иностранным делам Круасси, при каждом удобном случае расписывала королю его достоинства - сдержанность, гибкость и компетентность. В то же время она прозрачно намекала Людовику XIV, что решительность, с какой Лувуа всегда отвечал на сложнейшие вопросы, отнюдь не гарантировала от ошибок. Ментенон приводила примеры, когда государственный секретарь давал поспешные, неправильные, необоснованные пояснения.

Властного Лувуа тяготила необходимость работать с королем в присутствии молчаливой, внимательно-сосредоточенной свидетельницы. При ней приходилось читать самые секретные донесения, обсуждать планы военных кампаний, решать судьбы войны и мира. "Мое присутствие стесняет Лувуа. Я тем не менее никогда ему не противоречу. Король много раз говорил ему, что он может выражать свои мысли совершенно свободно", - писала Ментенон в одном из своих личных писем. Она не упомянула о том, что ей было неприятно каждый день видеть давящую фигуру человека из железа, который, казалось, был полностью поглощен беседой, а на самом деле не пропускал ни одного жеста, ни одного движения, ни одного слова непризнанной Королевы. Какая для нее мучительная пытка!

Интриги Ментенон не проходили бесследно. Король все враждебнее относился к военному министру. А Лувуа не замечал возраставшего недоверия Людовика XIV. Один эпизод сыграл в жизни Лувуа печальную роль. Король своим личным распоряжением переместил полк кавалерии. Через некоторое время он неожиданно узнал, что Лувуа отменил его приказ. Монарх бьет раздражен. Он не простил государственному секретарю опрометчивого шага. А тонкая и расчетливая Ментенон время от времени напоминала о своеволии Лувуа.

Военный министр явно недооценивал силу политического влияния Ментенон, хотя прочность ее положения была очевидной. Члены королевской семьи, министры, придворные через нее нередко обращались к королю. В Версальском дворце она сидела в кресле в присутствии Людовика, его сына - наследника престола, его брата, английских коронованных особ. При этом она избегала дорогих нарядов, не носила драгоценностей, одевалась со вкусом, но скромно, не по возрасту. Ее называли "дамой в черном", хотя платья черного цвета Ментенон носила редко - король этот цвет не любил. Попасть на прием к маркизе было не легче, пожалуй, чем к самому королю.

Она принимала только в назначенный день и час. Посетителям отводились считанные минуты: ни для кого не делалось исключения. Даже самые близкие к Ментенон люди - маршалы Аркур, Тиссе, Вилеруа не допускались дальше порога ее передней, переступив который она немедленно прерывала разговор. Все вопросы решались на ходу: при выезде королевы из Версаля или во время ее возвращения домой.

Утро маркизы начиналось рано и проходило в беседах с известными и неизвестными людьми. Занималась она и благотворительностью. Часто встречалась с руководителями ведомств, реже - с командующими армиями, если они хотели сообщить ей какие-нибудь сведения. Уже в 8 часов утра Ментенон направлялась к тому или иному министру, обычно к военному или финансов.

В апартаментах Ментенон Людовик XIV работал, а его супруга читала или вышивала. Присутствующие говорили громко. Ментенон делала вид, что поглощена чтением или вышиванием, но ничто не ускользало от ее внимания. Маркиза редко высказывала свое мнение. Король сам советовался с ней. Ответы всегда были сдержанные. Она никогда не проявляла заметного, видимого интереса к тому или иному событию или лицу.

Главное состояло в том, что у Ментенон имелся свой собственный метод воздействия на решение государственных дел. Маркиза заранее договаривалась по тому или иному вопросу с заинтересованным министром. Ей, как правило, не перечили. Поэтому о том или ином назначении, например, договаривались до доклада королю. Ментенон извещала министра, что она хочет с ним предварительно поговорить, и тот ждал, иногда задерживая решения и до встречи с королевой не докладывая о деле Людовику XIV. Затем министр, например, представлял королю список кандидатов на должность. Иногда сам Людовик останавливался на том, кого уже "назначила" Ментенон. В этом случае обсуждение немедленно прекращалось. Если выбор монарха падал на другого человека, не одобренного предварительно его супругой, министр предлагал рассмотреть весь список. При этом специально называлось несколько имен. Король расспрашивал докладчиков, нередко колебался, интересовался мнением Ментенон. Она улыбалась, произносила несколько слов о ком-нибудь другом, затем возвращалась к уже названному кандидату, т. е. "нужному" человеку, и дело решалось. Таким же образом Ментенон добивалась для "своих людей" наград и назначений. При ее косвенном участии решались до трех четвертей всех вопросов, рассматриваемых королем. Король не подозревал тайного сговора. Умело поставленный спектакль повторялся изо дня в день.

Вот почему при дворе придавали такое большое значение беседам Людовика XIV с его приближенными в покоях Ментенон. Фактически все министры зависели от нее. Вместе с тем с ее помощью они укрепляли свою власть.

Ментенон умело оберегала своих сторонников. В ожидании министра или после его ухода она интересовалась мнением короля о том или ином государственном деятеле, генерале или дипломате, тонко превозносила заслуги, верноподданнические чувства своих людей. Это была своеобразная круговая порука. И не дай Бог кому-то возражать маркизе или даже просто не согласиться с ней. Если министр не придерживался ее точки зрения, то она всегда и, как правило, довольно быстро добивалась его падения. Цель достигалась просто: в ход шли ложь, домыслы, наветы. Так Ментенон подорвала влияние Лувуа. Многим изощренная в интригах ханжа испортила карьеру. А они даже и не подозревали, откуда дул ветер, приносивший беды и опалу.

В одном, и очень важном для нее, вопросе маркиза столкнулась с трудностями. Государственный секретарь по иностранным делам Торси почти никогда не работал в ее апартаментах, и ей не удавалось с ним встречаться. Торси ведал не только дипломатической службой, но и почтой. Он часто приносил маркизе выдержки из писем, но она узнавала лишь то, что Людовик XIV хотел ей сообщить. Торси докладывал королю дипломатические донесения немедленно после их получения, независимо от времени. Постоянного расписания их встреч не существовало, хотя Ментенон этого усиленно добивалась, рассчитывая оказывать влияние и на внешнюю политику страны через тех, кто ею непосредственно занимался.

Торси старательно избегал "западни маркизы", доказывая, что срочность дипломатических дел исключала строго установленные часы встреч. Разумеется, Ментенон и в сфере дипломатии знала многое, но далеко не все. Она не имела возможности своевременно оказывать влияние на внешнеполитические решения в угодном ей направлении. Маркиза получала информацию только из бесед короля наедине с ней и прекрасно понимала, что знает недостаточно. Сен-Симон писал: "Именно в силу ее чрезвычайного желания вмешиваться в иностранные дела, как она вмешивалась во все остальные, и ввиду невозможности устроить так, чтобы король работал над ними у нее, она прибегла к интригам, при помощи которых сделала принцессу Дез Юрсен всемогущей в Испании, и удержала ее в таком положении вплоть до Утрехтского мира (завершившего в 1715 г. войну за испанское наследство. - Ю.Б.) через головы министра Торси и французских послов в Испании и стало быть... вопреки интересам Испании и Франции".

Политика и религия всегда были для Ментенон взаимосвязаны. Правда, искренность ее веры сомнительна. Она лишь внешне проявляла религиозное рвение, оставаясь в помыслах и в поступках мелочной, суетной, тщеславной, корыстной.

Ментенон не хотела быть официально причастной к политике преследований протестантов. Но она была в курсе подготовки к отмене Нантского эдикта, одобрила запрет на свободу совести. Герцог Ноай признает, что маркиза принимала, "может быть, чрезмерное" участие в осуществлении планов принудительного обращения гугенотов в католическую веру.

Это не мешало Ментенон неоднократно писать в своих личных письмах, что следует "завоевывать гугенотов добротой"; она, мол, сторонница торжества католицизма, но противница жестоких методов, к которым прибегал Лувуа. По мнению историка католицизма Орсибаля, супруга короля "стояла в стороне от антипротестантской кампании". Наивное утверждение, явно недооценивающее влияние Ментенон.

Борьба с "ересью" требовала воспитания дворянства в католическом духе. С этой целью Ментенон создала в 1686 г. учебное заведение для девушек из небогатых дворянских семей. Находилось оно в Сен-Сире, неподалеку от Версальского дворца. При Наполеоне в 1808 г. здесь разместилась военная школа. От учебного заведения для аристократок до школы для офицеров - такой путь прошло знаменитое здание Сен-Сира.

В институте обучалось 250 дворянок. Они здесь и жили. Все было обставлено с большим вкусом: тщательно окрашенные, сверкающие чистотой учебные классы, спальни, скромная, но удобная мебель, на стенах - географические карты.

Ментенон. проводила много времени в Сен-Сире. Она приезжала туда утром, в 6 часов, а заканчивала работу поздно вечером. Королева сама учила девиц орфографии, истории, литературе, читала специальный курс по вопросам воспитания детей. Директриса была женщиной дотошной, и на кухне она лично пробовала еду, приготовленную воспитанницам.

В Ватикане хотели превратить Сен-Сир в монастырь. Но эта идея не встретила поддержки в Версале. И папа согласился, чтобы доходы от знаменитого аббатства Сен-Дени были отданы новому учебному заведению. Людовик XIV с одобрением относился к начинанию Ментенон. Беседуя однажды с поэтами Расином и Буало, он говорил: "Не забудьте упомянуть в анналах моего царствования основание института (в Сен-Сире. - Ю.Б.)".

Однако именно Сен-Сир едва не явился причиной падения Ментенон. В качестве преподавательницы она пригласила некую мадам Гюйон, пользовавшуюся влиянием среди учениц. Гюйон проповедовала кетизм (от слова "кеютюд", что означает душевный покой) - идеи испанца Молиноса, которого инквизиция запрятала в тюрьму, мистические взгляды, согласно которым человек должен совершенствоваться, пассивно созерцая себя. Высказывания Гюйон подверг критике Жак Боссюе - "самый громкий голос христианского мира и лучший советник государей" (по словам Наполеона Бонапарта). Епископ выдвинул против Гюйон 35 пунктов обвинения. Главный: теория чистой любви и пассивного внутреннего совершенствования противоречила "моральной дисциплине церкви".

Ситуация осложнилась после вступления в борьбу на стороне Гюйон другого крупного католического деятеля архиепископа Франсуа Фенелона. Он занимал официальный пост воспитателя внука короля - герцога Бургундского. Спор двух титанов католической веры так и не был решен. Но злополучную проповедницу, которую Боссюе называл не иначе, как змеей, бросили в Бастилию. История стала известна в Риме. Папа выступил со специальным посланием (буллой). в котором осудил взгляды Гюйон. Вмешательство Рима задело Людовика XIV. Дело едва не дошло до разрыва с супругой. Победу одержал Боссюе. Ментенон тяжело переживала падение Фенелона, которого выслали в Камбре, она уважала и ценила этого человека.

После изгнания Фенелон опубликовал книгу под названием "Телемак". Замысел был остроумный. Под покровом древнегреческой старины автор изобразил французские порядки. В одной из глав, под вымышленным именем, нетрудно было узнать Людовика XIV. Он ревниво относится к своей власти, окружает себя мелкими, нечистоплотными людьми, поэтому и предвидеть будущее ни ему, ни его окружению не под силу. Фактически Фенелон критиковал режим абсолютизма, представляя его как своего рода пустыню, где бесправное население лишено всех гражданских прав. Придворная жизнь невозможна без лести; стоит только отвернуться от монарха, как льстецы попирают смельчака ногами. К таким выводам пришел осужденный в Версале и в Риме архиепископ.

Жизнь Ментенон полна противоречий. Богобоязненная женщина, вопреки католической морали, стала любовницей короля. Все знала, многое могла и вместе с тем всего боялась, скрывая свои истинные мысли и эгоистические цели. Она обвенчалась с Людовиком XIV, но так и не была официально признана королевой.

История только через 170 лет после смерти Ментенон, уже во время Французской революции, поставила ее в один ряд с членами королевской семьи, похороненными в базилике Сен-Дени в Париже: их прах одновременно бьи развеян по ветру восставшими парижанами. В этот день к основательнице Сен-Сира отнеслись как к королеве.

Слова горькие, по-человечески трагические. Слова для надгробия маркизе Франсуазе де Ментенон.

Холодной декабрьской ночью 1714 г. карета, сопровождаемая вооруженными всадниками, из замка Кадрак под Мадридом на большой скорости направлялась к франко-испанской границе. По числу гвардейцев можно бьио предположить, что охраняли видного государственного деятеля или опасного преступника. Ни то, ни другое! В карете находилась пожилая женщина с тонким лицом, сохранившим следы былой красоты. На ней не было верхней одежды, только пышное придворное платье, которое не защищало от мучительного холода. Сидевшая рядом служанка не могла предложить своей госпоже ни крова, ни пищи. Кто же была эта аристократка, которую так стремительно выдворяли из Испании? Принцесса Юрсен, почти полтора десятилетия являвшаяся фактической правительницей испанского государства.

Девичье имя Юрсен - Мария Анна де ла Тремуай. Она прожила 80 лет. Редкое по тем временам долголетие! В 15-летнем возрасте вышла замуж за принца де Шале де Талейрана, дальнего предка Шарля Мориса Талейрана. Жила в Испании, затем в Италии, где ее супруг внезапно скончался. Вышла замуж во второй раз за герцога Браччиано.

Женщина честолюбивая, властная, энергичная, смелая, она обладала и привлекательной внешностью: высокий рост, тонкая талия, голубые глаза, каштановые волосы, красивое лицо, хотя его портил длинный галльский нос. Всем своим поведением, обходительностью, вежливостью, доброжелательностью она привлекала людей.

Событием, оказавшим решающее влияние на жизнь Юрсен, было знакомство с мадам Скаррон, в будущем маркизой Ментенон. Дамы быстро нашли общий язык. Они, испытывая друг к другу уважение, подружились. Когда внук Людовика XIV герцог Анжуйский стал королем Испании Филиппом V, встал вопрос о его женитьбе. По рекомендации Ментенон Юрсен принимала участие в выборе невесты. 3 декабря 1700 г. принцесса писала французскому послу в Мадриде Аркуру: "В Версале не считают, что королю нужно дать в жены эрцгерцогиню; склоняются к принцессе Савойской" (Марии Луизе - дочери герцога Савойи Виктора Амедея II было всего 13 лет). Этот выбор поддержала и Ментенон, убеждавшая Аркура в том, что привести молодую девушку в Испанию должна именно Юрсен. Она "умна, обходительна, вежлива, знает иностранцев", - замечала супруга Людовика XIV. 20 апреля 1701 г. Торси сообщил, что король выбрал принцессу для сопровождения королевы Испании из Турина до Мадрида.

Юрсен была для Марии Луизы и воспитательницей, и подругой. Она ухаживала за королевой, как за ребенком: одевала, раздевала, укладывала спать, следила за питанием. Здесь трудностей не возникало. А вот сложности испанского этикета преодолевать было непросто. Ужас у Юрсен вызывали национальные костюмы придворных дам: пять-шесть металлических обручей - от талии вниз - поддерживали море юбок, сзади был прикреплен длинный шлейф, а спереди нечто вроде фартука, скрывавшего ноги. Женские ноги показывать в Испании запрещалось. Церковь рассматривала это как преступление. Юрсен решила снять шлейф и фартук. Вопрос был серьезный: этикет при дворе в Мадриде соблюдался свято. Юрсен обратилась за советом к Торси. Государственный секретарь считал, что не следует нарушать традиции страны. Тогда Юрсен послала в Версаль куклу, одетую в испанское платье. Людовик XIV и Ментенон вынесли приговор: при появлении на публике королева должна быть одета в строгом соответствии с обычаями Испании.

Именно Юрсен превратила в королеву 13-летнюю девочку. Правда, девочка была от природы понятлива и восприимчива к советам своей воспитательницы. Мария Луиза обладала многими человеческими качествами, которых был лишен ее супруг. Она была умна, энергична, решительна. Между двумя женщинами всегда царило согласие, основанное на взаимных восхищении и уважении. Юная королева стремилась использовать уроки своей наставницы, чтобы помочь мужу стать человеком действия. Он не обладал характером настоящего мужчины: апатичный, пассивный, трусоватый, король легко становился игрушкой в руках людей корыстных и нечестных. Сколько раз спасала его от беды верная Юрсен.

Юрсен не претендовала на пост первого министра Испании. Но именно она определяла политические настроения Марии Луизы, а через нее - короля, нежно любившего свою жену. По словам Сен-Симона, принцесса "прибрала к рукам" Филиппа V и Марию Луизу; она "хотела править, а не удовольствоваться простым влиянием".Торси считал, что государственные "дела находились исключительно в руках королевы и Юрсен" и "если бы хотели создать человека, который мог бы занять место принцессы, то следовало бы его делать по ее модели".

Не будем преувеличивать достоинства Юрсен. Она имела и серьезные недостатки, причинявшие окружающим немало забот. Это была женщина экспансивная, несдержанная. Когда ее оскорбляли, она никогда не думала о последствиях своих ответных действий, проявляла поспешность и неосторожность. Принцесса не побоялась обвинить Торси в двуличии, Людовика XIV - в легковерии. Она фактически правила Испанией, используя свои связи при французском дворе. Энергичная женщина поддерживала тесные отношения с государственными секретарями по иностранным делам Круасси и его сыном Торси, с канцлером Поншартреном, с маршалами Вилеруа и Ноай.

Однако решающее значение для положения Юрсен при испанском дворе имела ее дружба с супругой Людовика XIV. По словам придворного летописца Донжо (запись в его дневнике от 3 октября 1703 г.), Юрсен убедила Ментенон, что она, непризнанная королева, "будет управлять Испанией через ее посредничество".

Какими мотивами руководствовалась Ментенон в своей "испанской политике"? Она прекрасно понимала, что положение в Испании после воцарения Филиппа V оказывало влияние на всю систему международных отношений в Европе, на внешнюю и военную политику Франции. Влиять на испанские дела - означало пользоваться реальной властью, к которой всегда стремилась непризнанная королева. А для этого надо было действовать через голову Торси и посла короля в Мадриде, иметь в этом городе своего человека. Этим доверенным человеком и стала Юрсен.

Без участия принцессы в Мадриде не принимали ни одного серьезного решения. Она выступала в роли посредницы между Францией и Испанией и была в большей мере французским послом в Мадриде, чем сам посол. Эта талантливая женщина, обладавшая дипломатическими способностями, говорила на трех языках, знала дворы Европы. Ее высокое происхождение позволило ей познакомиться с дипломатией Ватикана. Образцом для Юрсен всегда была французская дипломатия. Она распространяла при испанском дворе нравы и обычаи Версаля. Ее переписка с Людовиком XIV, с Ментенон, с министрами, генералами, дипломатами короля, ее сообщения о положении в Испании говорили о глубоких знаниях законов, финансовых, военных, религиозных проблем этой страны. Она уже после года своего пребывания в Мадриде прекрасно разбиралась в интригах двора. По просьбе Людовика XIV и Торси Юрсен отправляла в Версаль еженедельные доклады.

На протяжении 15 лет советником и другом Юрсен был некий Обиньи, человек незнатный, "серое преосвященство", ее доверенное лицо, как утверждали - фактический муж. Никакого государственного поста Обиньи не занимал, но его принимал Людовик XIV при каждом приезде в Париж. Ментенон писала после первой же встречи с Обиньи, "послом" Юрсен: "Трудно найти более разумного, более вежливого, более скромного человека, чем он. Здесь весьма им довольны". Эту высокую оценку разделял и Людовик: он был "очень доволен Обиньи".

Фактически Юрсен была наместницей Людовика XIV и Ментенон в Испании и активно занималась государственными делами. Ей помогал финансист Жан Ори, сын книготорговца. По словам принцессы, этот человек обладал умом "глубоким, деятельным, способным к решительным действиям, то есть таким, какой необходим для этой страны".

Послом в Мадриде был назначен престарелый кардинал Эстре, ему исполнилось 74 года. Человек неумный, высокомерный, деспотичный. Он обладал именно теми качествами, какие не следовало иметь французскому представителю в суровой, замкнутой стране. Но в Версале этому не придали никакого значения. Более того, кардинала официально назначили первым министром Испании. Сенсационная новость была обнародована и очень встревожила испанских аристократов. "Я боюсь, что нация, естественно обладающая гордостью, расценит как знак презрения со стороны Франции то обстоятельство, что в Испанию прислали, может быть, одного из самых выдающихся гениев, но тем не менее не в качестве советника, а в качестве правителя". С этой иронической оценкой Юрсен трудно не согласиться.

Силы сторон были неравны. Кардинал - стар, неумен, груб. Принцесса - сообразительна, дипломатична. Она создала своего рода лестницу управления, где каждому было отведено свое, строго определенное место: Ментенон руководила Юрсен, Юрсен - Марией Луизой, Мария Луиза - супругом, Филиппом V. В этой системе кардинал был чужим, посторонним лицом. А между тем Эстре засыпал Версаль жалобами, утверждая, что принцесса не заботилась об укреплении французского влияния в Испании.

Со своей стороны Юрсен бомбила Версаль письмами, настаивая, чтобы кардинал Эстре был послом, а не главой испанского правительства. Она сообщала об опасных настроениях аристократов, о недовольстве французской политикой в Испании такого влиятельного человека, как испанский кардинал г. Толедо - Портокарреро.

В конечном счете король согласился с Юрсен и Эстре занял пост посла в Мадриде. Война между ними стала открытой, когда принцесса, ссыпаясь на испанский этикет, запретила Эстре входить к королеве. Посол ненавидел Юрсен. В своих чувствах он был не одинок. Эстре поддерживал герцог Бовилье, бывший воспитатель герцога Анжуйского, считавший, что "выскочка" забрала слишком большую власть над Филиппом V и его женой. Но Юрсен не сдавалась. Она посылала в Версаль, одно за другим, тревожные письма, утверждая: "Кардинал больше не тот, каким он был. Его разум сильно ослабел, его живость выродилась в ярость... Он уже не хозяин своих чувств, еще в меньшей степени своего языка".

Главная сила Юрсен заключалась в поддержке Марии Луизы, которая не терпела Эстре, заявляя: "Для меня этот человек - чудовище". Конфликт завершился отзывом кардинала из Мадрида. Заменил кардинала его племянник - аббат Эстре. Он уже не мог сделать ни одного шага без согласия Юрсен. Но аббат пошел по стопам своего дяди и обвинял герцогиню во всех смертных грехах, в том числе и в любовной связи с Обиньи. В письме аббата, вскрытого Юрсен (она проделывала эту операцию регулярно), против строк, где говорилось о ее отношениях с Обиньи, она написала: "Что касается женитьбы - нет!". Невероятная для дипломатии история. Но принцесса пошла еще дальше. Копии с ее пометкой на полях были отправлены брату Юрсен и Аркуру. Письмо попало в Версаль. Его зачитали на Государственном совете вместе с "резолюцией" Юрсен. Людовик XIV был возмущен. Он никому не прощал попрание тайны дипломатической переписки.

И вот словно Юпитер-громовержец ударил молнией по грешной земле. 10 апреля 1704 г. Людовик предписал Юрсен выехать во Францию или Италию. Она немедленно покинула Мадрид. Мария Луиза направила королю длинное письмо, восхвалявшее принцессу, ее способности наставницы. Как писала королева, она носит национальный испанский костюм, никуда не выходит, не пишет писем, проводит время за вязаньем и игрой в карты. Подданные - испанцы в восторге!

Добрые намерения Марии Луизы несомненны. Она хотела защитить свою воспитательницу-подругу. Поздно. Король принял соломоново решение: не возвращать в Мадрид Юрсен и отозвать аббата Эстре. Вместо него Людовик XIV назначил послом герцога Грамона, представителя старой аристократической семьи. Грамон сказал Марии Луизе, что она больше никогда не увидит свою "матрону". Реакция королевы бьиа неожиданной: "Скажите мне, герцог Грамон, какие претензии у короля к мадам Юрсен? Что сделала эта бедная женщина, чтобы с ней так недостойно обращались?".

.Мария Луиза просила Людовика XIV принять Юрсен. Более осторожно на том же настаивала Ментенон. В Мадриде Мария Луиза действовала энергично. Она ограничила вмешательство Грамона и версальской администрации в деятельность правительства. Перед французами, к радости испанцев, Филипп V поставил непробиваемую стену секретности. Изменился и характер переписки с Версалем: из нее исчезла доверительность; официальные документы стали неконкретными, пустыми, а письма королевы - насмешливо-ироническими.

Юрсен остановилась в Тулузе. Как пишет Сен-Симон, она "не теряла мужества, имея такую надежную защитницу, как мадам де Ментенон". Непризнанная королева хотела управлять Испанией и "глубоко была убеждена в том, что смо жет сделать это только при помощи принцессы Юрсен", - замечает Сен-Симон.

В Тулузе с согласия короля Юрсен посетил граф Тессе, посланец Ментенон. Они проговорили день и часть ночи. Выводы Тессе убедили Людовика XIV в необходимости познакомиться с принцессой. Она приехала в Париж 4 января 1705 г. Король принял ее через неделю. Беседа длилась неслыханно долго - около трех часов без свидетелей, с глазу на глаз. На следующий день Юрсен встретилась с Ментенон. Король убедился в том, что принцесса прекрасно знала Испанию и будет ему полезна в этой стране, он решил вернуть ее в Мадрид. Сообщили об этом и Грамону, который попытался убедить Филиппа V, что принцесса осложнит его семейную жизнь: Мария Луиза будет делить между нею и мужем "свою нежность и свое время". Король-внук отправил письмо королю-деду, настаивая на том, чтобы Юрсен не возвращалась в Испанию. Узнав об этом, Мария Луиза устроила супругу ужасную сцену, и он в тот же вечер опроверг свое послание.

События развернулись совсем не по тому сценарию, который вначале подготовили в Версале. До приезда Юрсен Людовик XIV и его супруга считали, что принцессе не следует возвращаться в Мадрид. Они думали, что Мария Луиза успокоится, отвыкнет от своей наставницы. На испанскую королеву давили со всех сторон, добивались, чтобы она отказалась от принцессы. В конечном счете выяснилось, что это невозможно. И Людовик XIV пришел к выводу; судьба отношений между Испанией и Францией, поддержка Филиппом V французской политики зависят от присутствия в Мадриде Юрсен.

Король уверовал в принцессу, еоветовался с ней, обсудил даже возможные кандидатуры на пост посла в Мадриде. Амнистия Юрсен означала обвинительный приговор Грамону. Принцесса не хотела видеть рядом с собой послов-аристократов: слишком капризными, избалованными и своевольными были эти люди. Она предпочитала делового буржуа, без претензий, профессионального дипломата. Юрсен предложила свою кандидатуру на эту должность - Амело, представлявшего Францию в Португалии, Венеции, Швейцарии.

Беседы с Амело проходили в апартаментах Ментенон. Были уточнены основные цели французской политики в Испании. По просьбе Торси Юрсен подготовила записку о положении дел в этой стране. Она предлагала предоставить Филиппу V 2-3 млн. ливров для приведения его дел в порядок. На принцессу сыпались, как из рога изобилия, королевские дары. Король увеличил ее пенсию на 10 тыс. франков; пожаловал 12 тыс. экю на поездку в Испанию. Брат Юрсен, Нуармутье, стал герцогом. Другому брату - аббату Тремуай была обещана кардинальская мантия.

Итак, победа! И ловкая аристократка решила показать характер, не торопиться с отъездом в Мадрид. Ссылаясь на крайнюю усталость, плохое состояние здоровья, она писала Грамону (он еще не покинул свой пост) 21 января 1705 г.: "Если я решу возвратиться в Мадрид, то уеду только весной. Я очень устала от путешествия, которое недавно совершила. Время года меня пугает, и к тому же у меня есть несколько домашних дел, которые я хотела бы закончить, если это возможно".

Последняя беседа Юрсен с Людовиком XIV и Ментенон состоялась в Версале 22 июня 1705 г. в пять часов утра. В такое раннее время собирались столь влиятельные люди!

Итоги поездки оказались блестящими, а возвращение - триумфальным. В ее честь устраивали праздники, полыхали фейерверки, рекой лилось вино на приемах. В Канилласе, в семи-восьми километрах от Мадрида, толпа послов и придворных ожидала Юрсен. Вечером за ней приехала карета короля.

Самые радужные перспективы открывались перед принцессой: Людовик XIV энергично ее поддерживал. 21 декабря 1705 г. он писал Амело: "Мое решение состоит в том, чтобы Вы сообразовывались полностью с ее чувствами... Я убежден в правоте ее намерений, и Вы не можете ошибиться, следуя ее советам".

Со своей стороны Юрсен расхваливала Амело, с которым действительно тесно сотрудничала. 6 января 1706 г. она писала из Мадрида: "Король никогда не будет иметь посла, столь усердного по службе, столь прилежно относящегося к делам".

В Версале Юрсен шли навстречу по всем вопросам. Вот один пример. В течение года она не получала денег из Франции; война лишила ее денежных поступлений и в Испании. В августе 1707 г. она поплакалась Торси. Он прочел письмо Юрсен королю и получил приказ полностью выплатить ей все "недоимки".

И Людовик XIV и Ментенон были довольны своей представительницей в Мадриде. Они положительно оценивали и деятельность Амело. Юрсен действовала по всем финансовым и военным вопросам в полном согласии с послом. Обстановка представлялась безоблачной, и Ментенон писала принцессе 10 октября 1706 г., что "нет ни малейшей тучки в разуме короля в отношении Вас с тех пор, как Вы уехали".

Туч не было и на горизонте двух женщин. Казалось, ничто не могло подорвать их дружбу. Ментенон писала Юрсен 29 августа 1706 г.: "Я прошу Вас и Вашего посла гордиться мною. Какой бы глупой я ни была, невозможно допустить, чтобы я не знала помыслы короля о Вас".

Разумеется, Ментенон и Юрсен отличались друг от друга характерами, поведением, взглядами. Принцесса была энергичной, решительной оптимисткой. Ментенон, наоборот, все видела в черном цвете. Она в ходе войны за испанское наследство испытывала пораженческие настроения, поддерживала самые тяжелые условия перемирия и мира, означавшие капитуляцию Франции. Ментенон в разных формах и под разными предлогами настаивала на отречении Филиппа V от престола. Но позиция королевской семьи была жесткой. Король-внук писал королю-деду: "Могу вообразить - и я возмущен этим, - что меня вынудят покинуть Испанию. Пока в моих венах течет кровь, этого, несомненно, не произойдет".

В Лувре можно увидеть литографию: король и королева Испании сидят за столом. За их спинами видна Юрсен. Посол Амело стоя выслушивает заявление короля: он и его жена не покинут свой народ, не побегут перед врагом. Филипп V произнес знаменитую фразу: "Скорее погибнуть, чем уступить корону".

В Версале думали иначе. Министры и придворные бьии смертельно напуганы поражениями армии Франции. Ее генералы проигрывали одну битву за другой. 20 августа1706 г. войска Филиппа V были разбиты под Сарагосой, столицей провинции Арагон. Торси, выражая настроения Ментенон и "партии мира" при Версальском дворе, настаивал на отречении испанского короля от престола. Он считал, что его семья должна покинуть Испанию. Но испанцы не хотели сдаваться. 31 гранд, виднейшие аристократы, направили письмо Людовику XIV с просьбой о военной помощи.

Филипп V не хотел расставаться с троном. А Торси стремился к заключению мира. Для государственного секретаря позиция Испании имела определяющее значение. В Версале решили направить маршала Ноай в Мадрид, чтобы выяснить ситуацию на месте. По поручению Торси он должен был получить от Филиппа V письмо, дающее Людовику право договариваться о судьбе испанской короны с австрийским эрцгерцогом, если к этому вынудит военная ситуация.

Планы Ноай, продиктованные Торси, разбились о сопротивление Юрсен. Она не хотела слышать никаких аргументов, ни угроз, ни обещаний, заявляя вместе с королевской четой, что, если Франция объявит Испании войну, испанцы выступят с оружием в руках против французов. Маршала убедили, что войну со странами имперской коалиции можно и нужно продолжать.

Вернувшись в Версаль, Ноай немедленно сообщил свои выводы королю. Его Величество отбросил колебания. 19 октября Государственный совет решил направить в Испанию 27 пехотных батальонов и 6 тыс. кавалеристов. Ноай выехал для организации военных действий в Руссильон. Людовик писал герцогу Вандому: "Мое решение принято. Следует исходить из того положения Испании, которое Вы мне представили, и использовать в течение, по крайней мере, шести месяцев мои войска, чтобы облегчить католическому королю успех действий, имеющих своей целью сохранение его на троне".

Итак, Ментенон потерпела поражение от Юрсен, именно так французская королева оценила .решения, принятые ее супругом. Своего гнева Ментенон никак не проявила: она всегда внешне безропотно подчинялась монаршей воле. Более того, Ментенон после месяца молчания пишет Юрсен письмо, в котором восхваляет ее "благородное, честное и незаинтересованное поведение". Лицемерие всегда было излюбленным оружием бывшей мадам Скаррон.

Но вопросы войны и мира оставались нерешенными. Между союзницами-противницами расхождения усиливались. Ментенон всеми силами стремилась добиться мира, Юрсен энергично выступала за продолжение войны, замечая, что "следует бояться неожиданных резких действий со стороны Испании, приходящей в ярость от того, что она будет раздроблена".

Такая постановка вопроса вызвала недовольство Ментенон. Она писала в Мадрид 10 октября 1706 г.: "Вы, мадам, добрая француженка и добрая испанка, заслуживаете сожаления". Но эта сравнительно сдержанная оценка сохранится недолго. Вскоре супруга короля упрекнет Юрсен в том, что она в большей мере испанка, чем француженка. Это был первый тревожный для принцессы сигнал, правда, не имевший далеко идущих последствий. Дело в том, что дипломатическая ситуация круто изменилась. В Лондоне и Гааге отклонили французские предложения. Людовик 28 ноября 1706 г. писал королю-внуку, что больше ему ни о чем не следует думать, кроме войны. И вскоре, 25 апреля 1707 г. англо-португальские войска потерпели поражение от испанцев и французов. Через три дня Юрсен писала Ментенон, что эта победа сделала Филиппа V "настоящим королем Испании".

Все острее сталкивались два противоположных подхода к войне. Ментенон, опасаясь краха монархии во Франции, любыми доступными средствами добивалась мира; ее поддерживал Торси. Позиция Юрсен была иной. Она понимала, что речь шла о судьбе Филиппа V и его империи, ее личной судьбе, и делала все возможное, чтобы противостоять пораженческим настроениям в Версале. В своих письмах Юрсен убеждала Ментенон в необходимости продолжать войну, в возможности ее выиграть. Она выдвигала оригинальные, хотя и не всегда обоснованные планы ведения военных действий, укрепления финансов. Сотни писем принцесса отправила французским министрам, генералам, дипломатам. Цедь была одна: доказать, что союзники требовали капитуляции, недостойной французов.

Ментенон оставалась на прежних позициях. 24 мая 1708 г. она писала Юрсен: "Действительно, мадам, нам очень необходим мир". Да, военная обстановка продолжала ухудшать положение Франции. Пал на севере страны важный в стратегическом отношении город Лилль. Именно после этого события папа признал Карла III королем Испании. Требования руководителей антифранцузской коалиции становились все более жесткими. Но Юрсен настаивала на продолжении войны. Она писала Торси 22 ноября 1708 г.: "Вспомните, я умоляю Вас, что Вы еще имеете более 100 тысяч человек во Фландрии. Все идет хорошо в Испании, и это дает основания надеяться на лучшее".

Безвыходная, казалось, обстановка оказывала на Людовика XIV влияние. Он колебался, испытывая давление со стороны "партии мира". В апреле 1709 г. король писал Филиппу, что голландцы не хотят лишить его всех владений. При такой политике Юрсен становилась помехой для Версальского двора. Понимая это, принцесса, скорее всего, рассчитывая получить отказ и в Версале, и в Мадриде, настаивала на своем отъезде. Возражал посол Амело. 30 апреля 1709 г. он писал Людовику XIV: "Я считаю очень важным, чтобы мадам Юрсен оставалась при испанской королеве".

Голландцы и англичане в Гааге требовали от Торси, чтобы французы силой изгнали из Испании Филиппа V. Информируя Юрсен о своих переговорах в Голландии, Торси сообщил ей 27 мая 1709 г.: "Нет ничего более печального, чем ежедневно выслушивать несправедливые требования и рассуждения, быть быть вынужденным уступать силе и бесполезно использовать убедительные доводы, которые с трудом выслушивают". Юрсен отвечала государственному секретарю: "Самое лучшее, что Вы могли бы сделать, это вернуться в Версаль, ничего не подписав (англо-голландские предварительные условия мирного соглашения, унизительные для Франции. - Ю.Б.)".

В Версале готовились отдать приказ об отзыве французских войск из Испании. В Мадриде решительно возражали против такого решения. Ментенон с нескрываемым раздражением писала Юрсен 17 июня 1709 г.:

"Итак, Вас следует оставить с испанцами, так как мы больше не можем Вас поддерживать, более того, нам трудно поддерживать самих себя. Отомстите, мадам, за наше плохое поведение, сопротивляясь собственными силами всем нашим врагам. Здесь имеются военные, которые считают, что Вы можете это сделать. Другие говорят, что Вы будете подавлены. Я всегда надеялась на чудо для Вашего короля и Вашей королевы. Вот Вы и находитесь в таком положении, когда Вам следует ожидать чудес и их требовать".

Но в Мадриде надеялись не на чудо, а на военную помощь Франции. Мария Луиза умоляла Людовика XIV, чтобы он не выводил своих солдат из Испании. Она писала Ментенон: "Сделайте все, что Вы умеете так хорошо делать, когда хотите оказать услугу Вашим друзьям". Юрсен настаивала на отправке 20 батальонов французских войск в Испанию.

Словесная перепалка между бывшими союзницами продолжалась. "Все мое преступление перед Вами состоит в том, что я желаю мира... Бесполезно Вам говорить, в каком положении мы находимся, так как Вы не хотите верить", - писала Ментенон принцессе 21 июля 1709 г.

Между тем Юрсен - то ли набивая себе цену, то ли всерьез - ставила вопрос об отъезде из Мадрида. В июле - августе 1709 г. она неоднократно говорила об этом королю Испании и его жене. Мария Луиза в двух письмах Ментенон сообщала, что находится в полном смятении: она не сможет обойтись без принцессы. Но в Версале не хотели считаться ни с чем и нанесли Юрсен тяжелый удар: в сентябре 1709 г. Амело отозвали из Мадрида.

Положение Юрсен становилось все более сложным. Она понимала: ее плохо встретят при французском дворе. Слишком много она знала о делах и людях и в Версале, и в Мадриде. К тому же влияние ее упало: в Версале Юрсен больше не слушали, да и не хотели слушать. Если раньше Ментенон поддерживала малейшее желание принцессы, то теперь она испытывала к ней растущую неприязнь. Юрсен поняла, что больше играть "в отъезд" нельзя и ей необходимо остаться в Мадриде. 1 сентября 1709 г. она сообщила Ментенон: "Король завтра уезжает, чтобы стать во главе армии, твердо решив скорее погибнуть, чем позволить покрыть себя позором. Он оставляет королеву регентшей. Оба они мне твердо приказали не уезжать, считая, что не смогут обойтись без меня в такое время. Министры утверждают то же самое, и я вынуждена, несмотря на все принятые мною решения, подчиниться Их Величествам".

Ментенон уже не скрывала своего раздражения. Она писала принцессе: "Ваше отдаление от Франции доходит до враждебности", обвиняла ее в борьбе против мира, в поисках денег для продолжения войны, для закупок зерна, оружия, снаряжения. В другом письме супруга короля упрекала Юрсен за ее "оскорбительную иронию", за ее "химерическую" надежду сохранить Испанию под властью династии Бурбонов. Она считала, что предложения принцессы неосуществимы, и к тому же в Версале "не любят, когда дамы говорят о делах". Ментенон обвиняла Юрсен в том, что она перестала быть француженкой.

Ответ из Мадрида был написан в достаточно резких выражениях: "Добиваясь продолжения войны, я, возможно, более француженка, чем любая другая... Тем лучше, если во Франции не любят, когда женщины говорят о делах; мы во многом можем упрекать мужчин, не подпускающих нас к делам. Беда в том, что некоторые женщины имеют больше чести, чем они, и их ошибки делают нас мученицами в этом мире".

Разумеется, Людовик XIV не вмешивался в словесную перепалку двух влиятельных женщин. Да, возможно, и не знал о ней. Объективно же король давал бывшим союзницам пищу для раздоров. Позиция короля в испанском вопросе была неустойчивой, колеблющейся. С одной стороны, гордыня Людовика и несомненно присущие ему родственные чувства не позволяли выступить против собственного внука и отдать его на растерзание противникам. С другой - неблагоприятный для Франции ход войны вынуждал к поискам мира. На этом настаивало и ближайшее окружение монарха. И тем не менее король устраивал настоящие разносы министрам, которые хотели убедить его в необходимости завершить войну любой ценой.

Дважды Людовик поручал Ментенон сообщить Юрсен, что она сама должна решить вопрос о своем пребывании в Мадриде. Торси, считая просьбы принцессы об отъезде лицемерными, писал, что она "ежедневно ищет новые отговорки, чтобы избежать отъезда из Испании". По совету Ментенон маршал Вилеруа рекомендовал Юрсен не ехать в Версаль, а дождаться заключения мира где-нибудь в Лангедоке или в Провансе, или отправиться в Рим. Но, как всегда, последнее слово принадлежало королю. 17 марта 1710 г. он сообщил принцессе, что ей следует оставаться при Марии Луизе: Людовик опасался, что в противном случае королевская семья будет в моральном отношении полностью деморализована.

Приказ короля еще более ожесточил Ментенон. По словам Торси, она была "убеждена в том, что не было другого решения, кроме войны с Испанией". Естественно, враждебность непризнанной супруги короля к принцессе возрастала. Она прямо писала Юрсен 27 июля 1710 г.: "Вы ожесточены против нас... Я не могу больше искать у Вас утешения".

Ментенон искала утешения у других, настраивала их против Юрсен, критикуя ее политику. Королева писала маршалу Ноай 23 ноября 1710 г.: "Умные головы... всегда были убеждены в том, что нам не удастся добиться мира, сохраняя Испанию, и каждый добрый француз должен желать, чтобы Филипп V удовольствовался разделом, ожидая более благоприятных обстоятельств. Они считают, что король должен потребовать от мадам Юрсен поддержать эту точку зрения и постепенно добиваться ее осуществления".

Ментенон не учитывала, что военное счастье переменчиво, как погода в весеннее время. В 1710 г. маршал Вандом одержал над имперскими войсками под деревней Виллевисиоза победу, имевшую решающее значение для хода войны. Как отмечал Торси, эта победа "меняет, бесспорно, весь характер дел в Испании и одновременно в Европе".

По словам Торси, Ментенон была "не очень довольна" победой Вандома. Но со свойственным ей лицемерием она писала Юрсен, которую совсем недавно обвиняла во всех смертных грехах, 11 октября 1711 г.: "Я говорю и буду говорить всю мою жизнь, до тех пор пока не увижу что-либо новое, что я знаю в Вас, мадам, только такие качества, как справедливость, честность, благородство, прямота и доброта". Вот уж, поистине, не верь глазам своим!

По всем внешним признакам сотрудничество между двумя высокопоставленными дамами было восстановлено. Этому способствовало улучшение дипломатической ситуации. Завершились секретные англо-французские переговоры. Реальной стала перспектива мира в Европе. И в этих условиях Юрсен твердо стояла на страже интересов испанской королевской семьи. Она вела тайную войну с претендентом на испанский трон в случае отречения Филиппа V. Это был герцог Орлеанский, сын брата Людовика XIV Филиппа и его второй жены Элизабеты Шарлотты.

Юрсен стремилась подорвать престиж герцога Орлеанского, обвинить его в заговоре. По ее инициативе захватили бумаги, из которых следовало, что испанские аристократы, если Франция их покинет, хотели бы иметь во главе герцога Орлеанского и были готовы, чтобы его поддержать, пожертвовать своим имуществом и своими жизнями. Людовик XIV получил от Филиппа V письмо, разоблачавшее заговор сторонников герцога. Двух испанских генералов бросили в тюрьму. История получила огласку. К недовольству Версаля Юрсен разжигала конфликт. Дофин потребовал головы герцога Орлеанского. Канцлер Поншартрен получил приказ короля привлечь герцога к суду. Понимая, что эта история представляла опасность для династии, Людовик XIV просил внука и его жену "смягчить дело", простить мятежного родственника.

В события вмешалась смерть дофина, скончавшегося 3 марта 1711 г. Жестокая в те времена болезнь - оспа - унесла жизнь и наследника престола, и его жены. Герцога Орлеанского обвинили в отравлении супругов. Он требовал от Людовика XIV суда, готов был отправиться в Бастилию. Король избегал публичного скандала. Но Юрсен продолжала "военные действия". По ее наущению в Пуату арестовали монаха-францисканца, подозреваемого в подготовке убийства короля Испании. И опять немедленно распространился слух, что следы вели к герцогу Орлеанскому. Герцог в глазах многих был жестоким, беспощадным отравителем; его часто видели пьяным, разговаривал он языком человека галер, богохульничал.

Людовик XIV тем не менее упорно отстаивал честь семьи. Он был недоволен поведением Юрсен, ее атаками на племянника-авантюриста. Вскоре, правда, принцессе стало не до интриг.

Всегда и везде хорошее идет рука об руку с плохим, жизнь - со смертью. Роковой для судьбы Юрсен стала смерть королевы Марии Луизы 13 февраля 1714 г. Она долго и мучительно болела туберкулезом. Для принцессы эта была невосполнимая потеря. Но Юрсен хотела сохранить свое политическое влияние в Испании и с этой целью обрекла, как писал Сен-Симон, Филиппа V на "странное одиночество". Король выходил "на публику" только с Юрсен^. Без ее приказа министры ничего не делали.

Бесчисленная рать врагов принцессы ожила. Они действовали против нее в Версале. В Мадриде гранды не прощали ставленнице Людовика XIV настойчивое внедрение в Испании французских традиций и образа жизни. По тем же мотивам против Юрсен выступали могущественные силы - католическая церковь, инквизиция. К тому же принцесса была плохим психологом, не всегда разбиралась в истинных целях как друзей, так и врагов. Доказательства? Выбор второй жены Филиппа V.

Среди многочисленных кандидаток Юрсен остановилась на дочери герцога Пармы, Элизабет Фарнез. Ей было 22 года, "засиделась" по тем временам в девицах: Элизабет перенесла оспу и лицо ее быпо рябым. Но она в избытке обладала такими качествами, как практицизм, решительность, знание своих целей и возможностей. Это была женщина злобная, завистливая, обеими руками ухватившаяся за сделанное ей брачное предложение.

Ментенон оказалась более прозорливой, чем Юрсен. Она писала принцессе 26 сентября 1714 г.: "Описание королевы Испании, которое Вы мне прислали, очень двусмысленно: одного слова, когда Вы ее увидете, мне будет достаточно, чтобы составидь о ней верное представление. Латинский, немецкий, французский языки, танцы, живопись - приятные таланты, когда они сочетаются с любовью и разумом. Если имеются только эти качества, то я не придаю им значения. Вы, надеюсь, также".

Выбор Фарнез был не единственной ошибкой Юрсен. Она доверилась, в качестве посредника в отношениях с двором Пармы, лицемерному и коварному аббату Альберони. В 1702 г. герцог Вандом представил его Людовику XIV. Затем аббат попал на службу к Филиппу V. Человек честолюбивый, мечтавший о том, чтобы стать кардиналом до 60 лет, а затем папой, аббат решил изгнать из Мадрида принцессу. "Обвинительный материал" у Альберони имелся. Юрсен была несдержанной в словах, позволяла себе критиковать Элизабет. Все эти опасные промахи Альберони фиксировал. Он собирал "досье" для подходящего случая.

15 августа 1714 г. в Парме заочно (в отсутствие жениха; так было принято у аристократии) состоялась свадьба Филиппа V и Элизабет. Представитель Людовика XIV имел при себе письмо короля, в котором говорилось, что "герцогиня Юрсен, отлично ориентирующаяся в состоянии дел в Испании, верная католическому королю, занимающаяся воспитанием принцев - его детей, пользующаяся к тому же покровительством короля, заслуживает самого бережного обращения со стороны новой королевы; это будет в то же время надежным путем к счастью и к любви короля, ее мужа". Но, как писал Обиньи, Элизабет Фарнез решила "лететь на своих крыльях".

Альберони подготовил коварный план и согласовал его с герцогом Пармским и его дочерью. Он предложил Элизабет "радикальное лекарство": изгнание Юрсен. Согласно плану аббата при встрече Элизабет с Юрсен офицеры охраны арестуют принцессу и не будут спускать с нее глаз. Были подготовлены приказ об аресте Юрсен и письмо Элизабет королю Испании, королева должна была лишь переписать эти бумаги. Альберони считал, что Филипп смирится со свершившимся фактом. Он учитывал, что молодого короля тяготила зависимость от Юрсен, вмешивавшейся в семейные дела. Сообщив Фарнез свой план, аббат предложил ей подумать до утра. Она всю ночь не смыкала глаз, и в конце концов согласилась с Альберони.

Юрсен выехала из Мадрида 19 декабря 1714 г. и ждала королеву в замке Кадрак. Элизабет приехала ночью. Принцесса встретила ее не у двери кареты, как полагалось по правилам испанского церемониала, а на лестнице. Предлог - холод на улице. Но нарушение этикета было бесспорным. Однако Элизабет сделала вид, что ничего не заметила. Женщины шли бок о бок и вместе скрылись за дверью. Свидетелей их беседы не было. В своем письме Людовику XIV принцесса сообщила, что Элизабет назвала ее "наглой" и "дерзкой". Затем она позвала офицера - начальника гвардейцев - и приказала ему отвести Юрсен в ее комнату, не позволяя ей ни с кем встретиться, переговорить. В II часов вечера карета в сопровождении 50 гвардейцев отправилась в путь к границе Франции. На улице шел снег. Пять суток продолжалась поездка. Спала принцесса на соломе. А ведь она 14 лет делала все возможное, чтобы сохранить Филиппа V на испанском троне!

Некоторые авторы утверждают, что изгнание Юрсен было согласовано с Филиппом V. Он хотел, наконец, освободиться от тирании женщины, которая подавляла его разум, волю и чувства на протяжении многих лет. Документы, подтверждающие эту версию, неизвестны. Но известно, что король встретил жену в Гвадалахаре как ни в чем не бывало. Свадьба состоялась в их апартаментах.

Филипп оказался мстительным человеком. Он не только выслал из Испании двух племянников Юрсен, но и в самых резких тонах отозвался о своей бывшей наставнице в письме Людовику XIV. Со своей стороны Элизабет написала в Версаль, что принцесса невоспитанна и груба и любое проявление внимания к ней будет рассматриваться как оскорбление. Герцог Орлеанский, не забывший обид, потребовал, чтобы ни один член его семьи не виделся с опальной Юрсен. Ворота Версальского дворца для нее закрылись. Торси передал Филиппу V слова Людовика: "Что касается мадам Юрсен, не следует отрицать, что достойна сожаления потеря женщины, которой оказывалось доверие. Но если это делается для блага моего внука, то утешиться легко".

Но самой Юрсен утешиться было трудно. За свое долгое служение династии Бурбонов она не получила вознаграждения. Правда, по статье седьмой мирного договора, подписанного в Утрехте, Юрсен полагалось 30 тыс. экю. Предусматривалось также, что английская королева Анна передаст ей герцогство Лимбург или другие земли в испанских Нидерландах, это имело важное значение для Юрсен. Она никогда не была богатой и в завещании назвала сумму своих долгов - 100 тыс. экю. Долгов можно было избежать, получив земельное владение. Людовик XIV поручил Вилару, который вел переговоры в Раштадтте, отстаивать интересы принцессы. Ее противниками выступали представители императора, с ними французам надо было побороться, но в Версале избегали дипломатического торга. В конечном счете Юрсен не получила ни земельных владений, ни денег.

Так бесславно закончила свою долгую и сложную политическую карьеру французская аристократка, верой и правдой служившая Филиппу V. Ее отношения с Ментенон не восстановились и после смерти Людовика XIV. Политика сблизила двух честолюбивых женщин, она же их и развела.