В суровый час

Настал час простых чувств и простых слов. Гитлер бросил в бой все свои силы. Он не считает потерь. Он торопится. Немецкие танки давят немецких раненых. Враг прорвался к Орлу. Враг грозит каждому из нас.

Мы знаем, что враг силен. Это - сила машины. Он навалился на нас своим железным брюхом. Мы не тешим себя иллюзиями. Но мы знаем также, что враг изнурен, что он измучен двадцатью пятью месяцами войны, что в его тылу голод, что в его дивизиях бреши, что в его сердце тревога. Мы знаем, почему он торопится: он не может ждать.

Он в страхе смотрит на океан: оттуда идет снаряжение для нас и для Англии. Он в страхе смотрит на Америку: дымятся трубы заводов. Он в страхе смотрит на календарь: зима на носу. Он не хочет зимовать в наших лесах. Немцы, взятые в последние дни, говорят: “Нам сказали, что если мы дойдем до Москвы, нас отпустят по домам”. Их ведут на смерть, соблазняя миром. Им говорили прежде: “Вперед! Я вам обещаю хлеб и сало”. Теперь им говорят: “Вперед! Если вас не убьют, я обещаю вам жизнь”.

Мы должны выстоять. Сейчас решается судьба России. Судьба всей нашей страны. Судьба каждого из нас. Судьба наших детей.

Гитлер как-то сказал Раушнингу: “Мне все равно, кто правит Россией - цари или большевики. Русские остаются нашими врагами”. Да, эти разбойники не думают об идеях, о программах. Для них Россия - колония, страна сырья, непочатый край, питомник рабов, которые должны работать на немцев.

Они хотят уничтожить Россию, разбить ее на “протектораты”, на “генерал-губернаторства”, которыми будут заведывать пруссаки или баварцы. “Из России можно, нашинковать двадцать немецких гау”, - писала их газета “Франкфуртер цейтунг”.

В этот суровый час Красная Армия защищает нашу родину. Если немцы победят, не быть России. Они не могут победить. Велика наша страна. Еще необъятней наще сердце. Оно многое вмещает. Оно пережило столько горя, столько радости, русское сердце! Мы выстоим: мы крепче сердцем. Мы знаем, за что воюем: за право дышать. Мы знаем, за что терпим: за наших детей. Мы знаем, за что стоим: за Россию, за родину.

Мы выстоим!

Еще недавно я ехал по Можайскому шоссе. Голубоглазая девочка пасла гусей и пела взрослую песню о чужой любви. Там теперь говорят орудия. Они говорят о ярости мирного народа, который защищает Москву.

Еще недавно я писал в моей комнате. Над моим столом висел пейзаж Маркэ: Париж, Сена. В окно, золотая, розовая, виднелась Москва. Этой комнаты больше нет: ее снесла немецкая фугаска. Я пишу эти строки впопыхах: пишущая машинка на ящике.

Большая беда стряслась над миром. Я понял это в августе 1939 года, когда беспечный Париж вдруг загудел, как развороченный улей. Каждому народу, каждому честному человеку суждено в этой беде потерять уют, добро, покой. Мы многое потеряли, мы сохранили надежду.

Надевая солдатскую шинель, человек оставляет теплую, сложную жизнь. Все, что его волновало вчера, становится призрачным. Неужели он вчера гадал, какой покрышкой обить кресло, или горевал о разбитой чашке? Россия теперь в солдатской шинели. Она трясется на грузовиках, шагает по дорогам, громыхает на телегах, спит в блиндажах и теплушках. Здесь не о чем жалеть! Погиб Днепрогэс, взорваны прекрасные заводы, мосты, плотины. Вражеские бомбы зажгли древний Новгород. Они терзают изумительные дворцы Ленинграда. Они ранят нежное тело красавицы Москвы. Миллионы людей остались без крова. Ради права дышать мы отказались от самого дорогого, каждый из нас и все мы, народ.

Москва теперь превратилась в военный лагерь. Она может защищаться, как крепость. Она получила высокое право рисковать собой. Я видел защитников Москвы. Они хорошо дерутся. Земля становится вязкой, когда позади тебя Москва, нельзя отступить хотя бы на шаг. Враг торопится. Он шлет новые дивизии. Он говорит каждый день: “Завтра Москва будет немецкой”. Но Москва хочет быть русской.

Что ищет Гитлер, врезаясь в тайники нашей страны? Может быть, он надеется на капитуляцию? У нас есть злые старики, у нас нет петэнов, и воры у нас есть, но нет у нас лавалей. Россия, прошедшая по дорогам, вдвойне страшнее России оседлой. Горе нашего народа обратится на врага.

Я ничего не хочу приукрашивать. Русский никогда не отличался методичностью немцев. Но вот в эти грозные часы люди, порой бесшабашные, порой рыхлые. сжимаются, твердеют. Наши железнодорожники показали себя героями: под бомбами они вывозили из городов заводы и склады. За Волгой, на Урале уже работают эвакуированные цехи. Ночью устанавливают машины. Рабочие зачастую спят в морозных теплушках и, отогревшись у костра, начинают работу. В авиашколах учатся юноши, но через несколько месяцев они заменят погибших героев. В глубоком тылу формируется новая мощная армия. Народ понял, что эта война - надолго, что впереди годы испытаний. Народ помрачнел, но не поддался. Он готов к кочевью, к пещерной жизни, к самым страшным лишениям. Война сейчас меняет свою природу, она становится длинной, как жизнь, она становится эпопеей народу. Теперь все поняли, что дело идет о судьбе России - быть России или не быть. “Долго будем воевать”, - говорят красноармейцы, уходя на запад. И в этих горьких словах - большое дружество, надежда.

Нельзя оккупировать Россию, этого не было и не будет. Россия всегда засасывала врагов. Русский обычно беззлобен, гостеприимен. Но он умеет быть злым. Он умеет мстить, и в месть вносит смекалку, даже хозяйственность. Мы знаем, что немцев теперь убивают под Москвой, но немцы знают, что их убивают и за Киевом. Слов нет, Гудериан умеет маневрировать, но и ему не усмирить крестьян от Новгорода до Таганрога. Германская армия продвигается вперед, но позади она оставляет десятки, сотни фронтов.

Россия - особая страна. Трудно ее понять на Вильгельмштрассе. Россия может от всего отказаться. Люди у нас привыкли к суровой жизни. Может быть, за границей стройка Магнитки и выглядела, как картинка, на самом деле она была тяжелой войной. Неудачи нас не обескураживают. Издавна русские учились на неудачах. Издавна русские закалялись в бедствиях. Вероятно, мы сможем исправить наши недостатки. Но и со всеми нашими недостатками мы выстоим, отобьемся. Тому порукой история России. Тому порукой и защита Москвы.

Может быть, врагу удастся еще глубже врезаться в нашу страну. Мы готовы и к этому. Мы не сдадимся. Мы перестали жить по минутной стрелке, от утренней сводки до вечерней, мы перевели дыхание на другой счет. Мы смело глядим вперед: там горе и там победа. Мы выстоим - это шум русских лесов, это вой русских метелей, это голос русской земли.

Испытание

Ветер гасит слабый огонь. Ветер разжигает большой костер. Испытание не задавит русского сопротивления. Испытание его разожжет. Мы не отворачиваемся от карты: мы видим Украину, захваченную врагом, немцев под Москвой, немцев под Ростовом. За этими словами скрыта страшная беда: сотни разоренных городов, миллионы порабощенных людей. Немцы обсуждают, под каким именем включить Украину в Германию, Вшивый Антонеску гарцует по улицам Одессы. Как это вытерпеть? А бомбы впиваются в нашу гордость, в нашу любовь - Москву...

И вот сжимаются сердца. Глаза блестят от гнева. Растет сопротивление. Попрежнему геройски держится Ленинград Защитники Москвы изумляют мир своей доблестью. В тылу готовится мощная армия. Киевские, харьковские, днепропетровские заводы работают среди полей Заволжья и Урала. Машины стали беженками. Наспех расставили станки. В тесноте работают рабочие: делают самолеты, автоматическое оружие, моторы. Враг в Донбассе. Но у нас Куэнецк, Караганда. Враг захватил Кривой Рог. Но у нас Магнитка, у нас мощные заводы Урала. У нас еще много земли, много нив, много станков.

Наши враги вынуждены признать отвагу бойцов и командиров Красной Армии. Почему же мы отступали? Почему отдали немцам цветущие области, дорогие нам города? На том или ином участке фронта у врага оказывалось численное превосходство. У нас народу вдвое больше, чем у немцев, но у немцев больше моторов - они могут легче маневрировать.

Пятнадцать лет тому назад мы начали строить заводы. Наша промышленность - молодая. Пятнадцать лет тому назад в Германии уже была сильная военная промышленность. Гитлер построил сотни новых военных заводов. Гитлер захватил Европу. Теперь на немцев работают заводы Франции, Чехии, Белыми. У немцев оказалось больше моторизованных частей, и они врезались в сердце нашей страны.

Однако каждый день наши летчики и артиллеристы уничтожают сотни немецких моторов и танков. Однако каждый день по трем океанам плывут к нам из Америки, из Великобритании сотни новых моторов. Гитлер это знает. Он торопится. Мы должны помнить: каждая отбитая атака, каждый выигранный день приближает нас к тому часу, когда мы будем сильнее немцев. Выстоять - вот наш долг.

Наши юноши привыкли к чересчур легкой жизни. Широко раскрывались перед ними двери школ. У нас не человек искал работу, работа искала человека. И многие у нас привыкли к тому, что за них кто-то думает. Теперь не то время. Теперь каждый должен взять на свои плечи всю тяжесть ответственности. Во вражеском окружении, в разведке, в строю каждый обязан думать, решать, действовать. Не говори, что кто-то за тебя думает. Не рассчитывай, что тебя спасет другой. Тебе дана высокая честь - защитить родину. Ты не ребенок - ты муж. На тебя с доверием смотрит страна. Не уклоняйся от ответственности. Не уклоняйся от инициативы. У тебя есть оружие - винтовка, у тебя есть другое оружие - голова. Немцы - это автоматы. Ты - человек. Не забывай об этом ни на минуту.

Русский любит свободу. Никогда не заставят русских маршировать, как гусей. Но свобода - это не беспорядок. Трудно было приучить москвичей переходить улицу по гвоздям. На войне ничего нет страшнее беспорядка. Противотанковые рвы - хорошее дело. Но есть рвы поглубже: это железная дисциплина. Она не пропустит врага вперед.

Враг напал на нас исподтишка. Страшной была та короткая июньская ночь, и дорого она нам обошлась. Мы должны истребить беспечность. Быть всегда на-чеку. Нет спокойного участка. Враг может ударить внезапно. Нет мирного тыла. Враг может совершить налет, сбросить десант, прорваться вглубь. Проверь любой путь. Проверь любое слово.

У врага хорошая разведка. У него опытные шпионы. Стой и молчи. Молчание - это оружие. Иногда оно стоит выигранного сражения.

Голодные, жадные немцы рвутся дальше. Их соблазняют магазины и квартиры Москвы. Они хотят зимовать в домах с центральным отоплением. Они хотят есть котлеты. Их нужно остановить. Их нужно хорошенько проморозить. Их нужно продержать в русских лесах на немецкой колбасе из гороха. Этот режим для них полезен - к весне они поумнеют.

Английские летчики каждый день крошат немецкой города. Народы Европы готовятся к восстанию. Русские, украинцы, белоруссы в захваченных врагом областях не складывают оружия. Друзья, мы должны выстоять! Мы должны отбиться. Когда малодушный скажет: “Лишь бы жить”, ответь ему: у нас нет выбора. Если немцы победят, они нас обратят в рабство, а потом убьют. Убьют голодом, каторжной работой, унижением. Чтобы выжить, нам нужно победить. Если честный патриот хочет спасти родину, он должен победить. Если малодушный хочет спасти свою шкуру, он тоже должен победить. Другого выхода нет.

Россию много раз терзали чужеземные захватчики. Никто никогда Россию не завоевывал. Не быть Гитлеру, этому тирольскому шпику, хозяином России! Мертвые встанут. Леса возмутятся. Реки проглотят врага. Мужайтесь, друзья! Идет месяц испытаний, ноябрь. Идет за ним вслед грозная зима. Утром мы скажем: еще одна ночь выиграна. Вечером мы окажем: еще один день отбит у врага. Мы должны спасти Россию, и мы ее спасем.

Смерть предателям

Захватывая русские города, немцы прежде всего воздвигали виселицы: это их насаждения вместо вырубленных парков. Потом они принимались за “культурную деятельность” - приступали к изданию газет. Подлая немецкая ложь спешно переводилась на плохой русский язык. В городе Сталино газетку “Донецкий вестник” редактирует балтийский немчик, а в Калуге газетка “Новый путь” выходила под редакцией румынского сутенера Бузескула. Вслед за изданием газет немцы обращались к промышленности и торговле.

В Днепропетровске они заявили: “Мы надеемся пустить заводы на полный ход к весне 1943 года". Заводы стоят: машины эвакуированы, сырья нет. К весне 1943 года жители Днепропетровска забудут окаянные месяцы немецкого ига. Разговоры о пуске заводов - литература. Но нужно все же восстановить частную промышленность и торговлю.

Начинают они с промышленности. В городе Сталине два проходимца, “господа Сергиенко и Захаров” (так они именуются в местном листке), открыли “производство фруктовых и газовых вод”. Есть в городе нечего, но два жулика разливают по бутылкам воду, подсыпают туда порошок - и да здравствует частная промышленность!

Торговля? Конечно! Торговать, правда, нечем. Но можно вытащить из домов мебель и открыть мебельные магазины. В Калуге, когда там хозяйничали гитлеровцы, немец Дринкер открыл на Кутузовской улице шикарный магазин - продавал краденые тюфяки, вывернутые лампочки, брошенные кресла. Покупателей не было, но Дринкера комендант важно называл “уважаемым коммерсантом”.

Для газет, для виселиц, для газовых вод и лавок: с краденым добром немцам нужны люди. Нашлось в нашей необъятной стране несколько тысяч предателей. Они стали “бургомистрами”, “старостами”, доносчиками и тюремщиками. Человек утром торгует ананасной водой, а вечером вешает, утром он пишет статейки для немецкой газеты, вечером строчит доносы.

Когда Красная Арми подходит к захваченному немцами городу, радуются тысячи пленников, смеются русские дети, и русские женщины благословляют освободителей. А предатели в ужасе мечутся, они залезают в немецкие грузовики, они ищут спасения в немецких прихожих, они молят: “Возьмите нас с собой”.

Уничтожая палачей, мы не забудем об их лакеях. Иуды не уйдут от смерти. Напрасно они кинутся в леса. Русские леса прячут партизан. Русские леса выдают предателей. На осину Искариота! - кричит русская земля. Презренный, ты - русский, ты говорил на нашем языке, ты звал свою мать русским словом “мама”, ты ел русский хлеб, и ты продался немцам. Нет для тебя чересчур сурового суда. На тебя показывают пальцем повешенные. За тобой гонятся мертвые. Твоей смерти требуют сожженные города.

Новая содержанка

Еще недавно немцы души не чаяли в румынах. Гитлер обещал Антонеску добрую половину Украины. Вшивый румын набивал себе цену и требовал Кубань. Геббельс писал, что румыны сверхарийцы, помесь императора Траяна и девяти муз.

Румын погнали на фронт. Дальше, как поется в детской песенке, остались от румын рожки да ножки. С ножек немцы сняли сапоги, и Гитлер перестал говорить о “великой Румынии”. Когда Гитлер нанимает нового “союзника”, он прикидывается щедрым, сулит, хороший харч, а к празднику лолштофа. Когда у “союзников” остаются только калеки, Гитлер гонит их со двора.

Румыны с нашей помощью закончились. Требуется новая партия пушечного мяса. Венгры пока что послали на фронт лишь часть своих дивизий. Значит, стоит улыбнуться венграм. Можно им обещать не только Кубань, но и Волгу. Геббельс уже готовит очередной труд: венгры окажутся сверх-сверх-арийцами, помесью короля Стефана с валькирией.

В Будапешт приехал первый коммивояжер Германии - фон Риббентроп. Когда-то он продавал поддельное шампанское. Теперь он занят другим: покупает пушечное мясо.

Венгры торгуются: Кубань далеко, а кусок румынской Трансильвании рядом. Что же, немцы выдадут румын венграм - со старыми содержанками Гитлер не церемонится. Гитлеру нужны солдаты. К черту румынских инвалидов! Да здравствует венгерское мясо!

Чтобы утешить вшивого Антонеску, Гитлер сделал ему подарок: берлинское радио торжественно сообщает, что фюрер преподнес битому румыну автомобиль марки “Мерседес”.

Однако среди машин, брошенных немцами возле Калуги, мы видали и “Мерседесы”, так что далеко генерал Антонеску не уедет. Надо полагать, что венгр Хорти окажется хитрее и выторгует себе “Мессершмитт” с хорошим запасом горючего.