№ 2, 1987
© В.В. СогринПРИНЯТИЕ КОНСТИТУЦИИ США:
МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬВ. В. Согрин
В 1987 г. США отмечают 200-летие федеральной конституции, основного закона страны. Официальные круги задолго до юбилея вознамерились превратить его в широкую международную кампанию по пропаганде американского образа жизни и буржуазной модели "прав человека", В 1983 г. конгресс США и президент Рейган издали закон о создании национального комитета по празднованию юбилея и пропаганде конституции [1]. Была поставлена задача превратить ее принципы в важнейшую" статью "экспорта Америки". В этой связи актуален критический анализы всевозможных буржуазных мифов, окружающих конституцию США, и среди них тех, в которых конституция изображается как продукт "народного волеизъявления", воплощение непреходящих демократических идеалов [2].
В США федеральной конституции посвящено большое количество работ, в частности исторических исследований. В центре внимания историков находится, по преимуществу, вопрос о происхождении основного закона США. Большинство трудов буржуазных авторов носит апологетический характер, но есть и критические исследования, которые не вписываются в пропагандистскую кампанию Вашингтона по возвеличивании конституции. Характеристика буржуазных исследований принятия конституции США невозможна без учета критических работ.
Прежде всего целесообразно остановиться на критическом исследовании Ч. Бирда "Экономическое истолкование конституции Соединенных Штатов", поскольку вся американская апологетическая историография вопроса новейшего времени формировалась в полемике с его идеями.
В 1913 г. Бирд первым среди буржуазных историков отверг формально-правовой метод анализа конституции США, господствовавший в буржуазной литературе XIX в. Если до него буржуазные авторы превозносили конcтитуцию как продукт свободного волеизъявления всей нации, воплощение "общественного договора", то Бирд, сосредоточившись на экономических мотивах авторов основного закона, охарактеризовал его как воплощение правовых гарантий собственнических интересов американских верхов. Тщательно проанализировав экономические интересы 55 участников филадельфийского конвента 1787 г., выработавшего конституцию США, Бирд пришел к выводу, что они выражали волю четырех групп: финансового капитала, владельцев государственного долга, мануфактуристов, торгово-купеческих кругов [2] Они и спроектировали сильное федеральное правительство, призванное, в первую очередь, защитить интересы денежного капитала, "движимой собственности".
Идеи Бирда впоследствии были развиты школой "прогрессистских" историков. Сегодня небезынтересно вспомнить оценки некоторых наиболее известных ее представителей. А. Шлезингер-старший доказывал, что конституционный конвент 1787 г. отменил демократические завоевания Американской революции и вместо свергнутой в ходе войны за независимость 1775-1783 гг. колониальной верхушки утвердил господство новой торгово-финансовой аристократии [3]. Г. А. Фолкнер писал: "Премудрые отцы-основатели нимало не заботились о так называемых "правах человека"... но права частной собственности, конечно, не были упущены ими из виду, а наиболее важными дополнениями к власти федерального правительства стали прерогативы, означающие сбор налогов, регулирование торговли, защиту промышленности и чеканку монеты" [4]. Другой "прогрессистский" историк Ф. А. Шэннон утверждал, что в конституции США не было "ничего демократического". Он подчеркивал, что она освящала рабовладение, обеспечивала регулирование междуштатной коммерции и протекционизм в интересах торгово-мануфактурной буржуазии, создавала политический и государственно-правовой механизм, способный надежно защитить позиции крупной собственности [5].
В наше время критическую традицию в изучении истории происхождения конституции США продолжили такие историки, как М. Дженсен, Г.Вуд, С. Линд, Д. Мейн [6]. И все же большинство немарксистских историков выступает с апологетическими трактовками американской конституции, рассматривая ее как продукт народного волеизъявления и воплощение самых передовых демократических принципов. После второй мировой войны в американской буржуазной историографии была предпринята массированная попытка ниспровержения выводов Ч. Бирда и его последователей [7]. Особенность современных апологетических трактовок заключается в том, что они носят гораздо более изощренный характер, нежели те оценки, которые были распространены в буржуазной историографии в "добирдовские" времена.
Представители современного апологетического направления в изучении происхождения конституции США на широком фактическом материале попытались доказать, что конституция в годы ее принятия пользовалась поддержкой не только в буржуазно-плантаторских кругах, но также и среди части фермерства и особенно среди низших городских слоев; ремесленников, торговцев, мастеровых. Отсюда делается вывод об общенародном характере конституции. В действительности здесь происходит смешение двух разных вопросов: о классовой сущности конституции, являвшейся выражением интересов буржуазно-плантаторских кругов, и " социальной базе движения за принятие конституции, которое действительно в силу ряда конкретных исторических причин включало в себя часть. народных масс.
Главная из этих причин заключалась в том, что конституция США закрепляла централизацию американского государства, которая, будучи; подчиненной прежде всего защите классовых интересов имущих верхов" отражала в то время и общенациональные интересы и пользовалась весьма широкой поддержкой. Централизация объективно способствовала укреплению североамериканских штатов, являлась условием сохранения w развития их экономической независимости, политического престижа на международной арене, где властвовали европейские монархии. Эти смысл и направленность государственной централизации понимали и одобряли лидеры американских демократов Т. Джефферсон, Т. Пейн, Б. Франклин, Б. Раш [8] К осознанию необходимости централизации постепенно стали подходить и народные массы; ее сторонниками в ходе Американской революции и после нее выступило, как считал современник событий, пенсильванский демократ Дж. Брайан, "большинство горожан". Таким образом, за усиление центрального правительства ратовали как имущие "верхи", так и "низы" - рабочие и ремесленники. Существует немало" свидетельств открытых выступлений ремесленников и рабочих, заинтересованных в защите национальной промышленности от иностранной конкуренции и борьбе с инфляцией в пользу сильного центрального правительства. Идея централизации государственной власти пользовалась также поддержкой среди фермеров, выходивших на национальный рынок.
Заинтересованность широких масс американцев в централизации" государственной власти была умело использована буржуазно-плантаторскими верхами при принятии основного закона США, но к его составлению" народ не имел никакого отношения. Вследствие конкретно-исторических закономерностей и причин выработка федеральной конституции 1787 г. и организация сильного центрального правительства оказались делом рук умеренно-консервативных "отцов-основателей" США, а не демократов. Политические лидеры буржуазно-плантаторского блока наполнили конституцию положениями, отвечавшими их классовым интересам и нейтрализовавшими многие демократические нововведения Американской революции.
Другой аргумент, отстаиваемый современными буржуазными критиками Бирда, заключается в том, что этот историк-прогрессист нарисовал упрощенную картину социального состава и мотивов конвента 1787 г., члены которого, согласно выводу Бирда, будучи владельцами денежного капитала и государственного долга, были озабочены гарантией своих собственнических прав и создали конституцию - "экономический документ".
Внешне этот аргумент выглядит убедительно. Конституция, конечно же, не была "экономическим документом" или неким подобием соглашения директоров акционерной компании. Среди ее авторов - немало политиков, не являвшихся кредиторами правительства или даже крупными собственниками. Но значит ли это, что участники конвента 1787 г. руководствовались внеклассовыми мотивами и создали внеклассовый документ? Конечно, нет! Между социально-экономическим положением того или иного политика и его классовым мировоззрением нет прямой связи. Творцами буржуазной идеологии были не капиталисты, непосредственно эксплуатировавшие рабочих, а интеллектуалы и политики, не имевшие подчас на душой ни гроша. Но это не помешало им так полно выразить интересы буржуазии, как не способны были выразить их сами непосредственные эксплуататоры.
К. Маркс подчеркивал, что идеологами мелкой буржуазии тех или иных людей делает не их социальное положение, а неспособность их мысли "преступить тех границ, которых не преступает жизнь мелких буржуа", ее привязанность к тем же самым задачам и решениям, к которым мелкого буржуа приводит практически его материальный интерес и его общественное положение" [9].
Творцы американской конституции независимо от того, являлись они собственниками или нет, были подчинены буржуазному мировоззрению, что и отразилось в основном законе США.
Образец модернизированной апологии американской конституции дан историком Т. Эйдельбергом, отвергшим интерпретацию Бирда и противопоставившим ей трактовку, которую сам он определил как "диалектическую". Требуя сбалансированного анализа противоречивых мотивов "отцов-основателей" США, Эйдельберг признает, что авторы федеральной Kонституции различали интересы имущей элиты, малоимущего и неимущего большинства общества и то, что конституция отразила реальные социальные разногласия в американском обществе той эпохи. Он не скрывает и тех идей авторов конституции, которые были открытым выражением интересов верхов. Вместе с тем Эйдельберг доказывает, что "отцы-основатели" якобы были против подавления устремлений низов и надеялись на их примирение с интересами верхов при помощи механизма плюралистского государства, где разные социальные слои американского общества получали бы "верный шанс" на выработку "согласия" по спорным вопросам. Авторы . конституции, согласно Эйдельбергу, не были сторонниками демократии, отождествляемой с волей большинства, но они выработали более высокий образец "плюралистской демократии", обеспечивавшей право на равное политическое представительство самых разных социальных интересов [10]. На концепции Эйдельберга лежит печать модной в буржуазной политологии так называемой теории "плюралистского" характера капиталистического государства.
Необходимо критически рассмотреть и попытки буржуазных историков приписать конституции США непреходящее демократическое значение на том основании, что в ней воплотились идеалы революционной идеологии Просвещения. Буржуазный историк Р. Хофстедтер, не отрицая приверженности авторов федеральной конституции принципу святости частной собственности, стремился доказать, что она сочеталась у "отцов-основателей" с поклонением передовой философии Просвещения. В результате этой "второй стороны" мышления "отцов-основателей" конституция США и стала, согласно Хофстедтеру, "событием в интеллектуальной истории западной цивилизации" [11]. Либеральный историк Г. С. Коммаджер утверждал, что "отцы-основатели" сумели воплотить в жизнь нечто, недоступное даже самым передовым и смелым умам Европы [12].
Положение о том, что в конституции США нашли отражение принципы идеологии Просвещения, являвшейся мировоззренческим кредо передовой буржуазии XVIII в., не вызывает возражения. Вместе с тем соотнесение конституции, как и философии "отцов-основателей" США, с разными течениями идеологии Просвещения обнаруживает, что авторы основного закона США решительно отмели радикальные доктрины этой идеологии и восприняли только ее умеренные принципы. Кроме того, некоторые положения конституции находились в вопиющем противоречии с заветами Просвещения. Она сохраняла рабство негров, что шло вразрез с первой заповедью просветителей - о юридическом равенстве людей. Необходимо также подчеркнуть, что воплощение в конституции США ряда принципов Просвещения отнюдь не делало ее внеклассовым документом, поскольку и само Просвещение не было внеклассовой идеологией. Историческая практика всех буржуазных обществ, родившихся под знаменем идеалистических мечтаний буржуазных просветителей о "всеобщем благоденствии", доказала иллюзорность надежд на утверждение "царства разума" на обломках феодального миропорядка. "Мы знаем теперь, - писал Ф. Энгельс, - что это царство разума было не чем иным, как идеализированным царством буржуазии" [13]. Эта истина была впервые подтверждена именно практикой американского раннебуржуазного общества.
Критика апологетических интерпретаций происхождения американской конституции не означает признания в качестве их научной антитезы концепции Бирда. С марксистско-ленинской точки зрения, бирдовская концепция исполнена серьезных упрощений, заключает в себе изрядную долю антиисторизма. Бирд механистически возложил на "отцов-основателей" США ответственность за те пороки буржуазного государства, которые проявились уже в эпоху империализма, и не смог признать, что американская конституция, несмотря на классовую ограниченность, во время ее принятия имела определенное прогрессивное значение. Бирд ошибался и тогда, когда полагал, что конституция отвечала классовым интересам "денежного капитала", который он противопоставлял "недвижимой собственности", "капиталу-земле".
В действительности конституция США воплотила в себе классовый компромисс двух господствовавших тогда групп - северо-восточной буржуазии и плантаторов-рабовладельцев Юга, достигших единства перед лицом демократических устремлений масс. Отметим, наконец, что Бирд, руководствуясь позитивистским по своей сути методом "экономической интерпретации истории", оставил вне поля зрения мировоззрение, политическую философию "отцов-основателей", вобравшую в себя принципы умеренных европейских просветителей, в первую очередь Дж. Локка и Ш.-Л. Монтескье. Как результат, возникла трактовка конституции как "экономического документа". И все же Бирд и его последователи и сегодня выгодно отличаются от большинства буржуазных историков стремлением постичь классовую сущность американской конституции 1787 г., без чего ее научная оценка невозможна.
Конституционный конвент 1787 г., деятельность которого анализируется ниже, заседал в первой столице США - Филадельфии, с мая по сентябрь в условиях секретности. По окончании заседаний конвента, в сентябре 1787 г., его секретарь У. Джексон вручил протоколы председателю, Джорджу Вашингтону, а тот передал их в 1797 г. на хранение в госдепартамент. В 1819 г. но решению конгресса США эти протоколы были опубликованы. Увы, они содержали только сухой перечень обсуждавшихся вопросов, имена выступавших, результаты голосования. Однако вскоре выяснилось, что ряд делегатов конвента также вели, причем куда как более подробные записи заседаний (конечно, делали они это по собственной инициативе) и после публикации официальных протоколов сочли себя вправе обнародовать их.
В 1911 г. все относящиеся к заседаниям конвента материалы были изданы в четырех объемистых томах [14]. Их изучение позволяет очень полно и твчно воссоздать истинные мотивы и политическую философию авторов американской конституции, установить, какой смысл вкладывался ими в те или иные положения основного закона.
Анализ материалов конвента должен быть дополнен изучением как предшествовавшей ему агитации и практических действий руководства буржуазно-плантаторского блока, так и их выступлений на ратификационных конвентах штатов в 1787-1788 гг. В речах на ратификационных конвентах и в пропагандистских памфлетах, обращенных к нации, федералисты, как стали именовать сторонников конституции, утверждали подчас обратное тому, что было сказано участниками филадельфийского съезда на секретных заседаниях. Вообще же сравнительный анализ идеологии федералистов позволяет говорить о ее трехслойности. Первый слой представляют индивидуальные убеждения федералистов, наиболее полно раскрытые в частной переписке с единомышленниками, доверенными лицами. Второй слой - коллективная платформа: в ней индивидуальные убеждения, в которых порой наблюдались серьезные расхождения, приведены к общему знаменателю. Воплощением коллективной воли федералистов и стала конституция 1787 г., а развернутым ее философским выражением признаны 85 статей "Федералиста", опубликованных совместно А. Гамильтоном, Дж. Мэдисоном, Дж. Джеем в 1787-1788 гг. Особое значение при этом имело достижение идеологического единства между А. Гамильтоном, духовным вождем северо-восточной буржуазии, и Дж. Мэдисоном, политическим лидером южных плантаторов.
Наконец, третий слой федералистской идеологии - это риторика, рассчитанная на завоевание симпатий народных масс. Ее примером может служить пропаганда федералистов в виде памфлетов и их выступления на ратификационных конвентах штатов. Результаты анализа мотивов, устремлений, долгосрочных интересов и ближайших целей авторов и сторонников американской конституции зависят от того, на каком ее слое сосредоточено внимание исследователей. Отметим, что буржуазной историографии США в целом чуждо расчленение федералистской идеологии; в работах большинства ее представителей риторика вдохновителей конституции идентифицируется с их мировоззрением.
Среди участников филадельфийского конвента выделялись политики, которые играли инициативную, определяющую роль в выработке основногo закона США. Председатель конвента Дж. Вашингтон, бывший главнокомандующий вооруженными силами североамериканских штатов во время войны за независимость, практически не оказывал влияния на выработку философии и текста конституции. Как идеолог, он явно уступал Дж. Мэдисону, А. Гамильтону, Д. Вильсону, Г. Моррису, Э. Рандольфу, Дж. Дикинсону, сыгравшим главную роль в подготовке основного закона. Подлинными идейными вдохновителями конвента стали Джеймс Мэдисон, которого нарекли "философом американской конституции", и Александр Гамильтон. Вожди конвента были признанными лидерами умеренно-консервативного крыла Американской революции, среди их имен мы не найдем видных демократов. Правда, участником конвента был знаменитый иросветитель-демократ Бенджамин Франклин, однако в силу и возраста (ему шел 82-е год), и плохого самочувствия он не смог занять в конвенте активной позиции.
О чем же грезили и какие принципы воплотили в конституции американские "отцы-основатели"?
Прежде всего, они решительно осудили Статьи конфедерации, зыбкое договорное соглашение 13 штатов периода войны за независимость, потребовав их отмены. Этот документ, одобренный Континентальным конгрессом в 1777 г. и провозглашавший вступление 13 независимых североамериканских штатов в "прочную лигу дружбы", в первой по важности (второй по счету) статье объявлял, что "каждый штат сохраняет суверенитет, свободу и независимость" в осуществлении прав, "определенно не делегированных Соединенным Штатам, собравшимся в конгрессе" [15]. Поскольку о верховенстве конфедерации в документе не упоминалось, штаты выступали как самостоятельные отдельные государства. Хотя полномочия Континентального конгресса, общеамериканского политического органа революционного периода, выглядели весьма внушительно - он наделялся "исключительным правом" решать вопросы войны и мира, назначать и принимать послов, вступать в международные соглашения и союзы, определять стоимость монет и их количество в обращении, решать некоторые другие вопросы, - все они были точно определены, перечислены а регламентированы [16]. Все права Континентального конгресса, в частности и "исключительные", сопровождались оговорками, подчеркивавшими суверенитет штатов. Так для реализации "исключительных прав" конгресса требовалось согласие не менее девяти штатов. Принятие Статей конфедерации отразило неразвитость национального самосознания североамериканских штатов при провозглашении их независимости.
Участники филадельфийского конвента 1787 г. были убеждены, что среди полномочий Континентального конгресса недоставало самых важных, без которых он не мог претендовать на роль сколько-нибудь эффективного органа. Конгресс, указывали они, был лишен права принимать и вводить как прямые, так и косвенные налоги, что превращало его во "власть без кошелька", вечного просителя и должника законодательных собраний штатов. Он был лишен и права регулировать торговлю между штатами, что вело к бесчисленным внутренним "экономическим войнам". Конгресс был наделен правом арбитража всевозможных споров между штатами, но не располагал средствами принуждения к исполнению своих решений. Во всех случаях он должен был рассчитывать на добрую волю правительств штатов.
Делегатов филадельфийского конвента особенно возмущало то, что из трех возможных видов власти - законодательной, исполнительной, судебной - Статьи конфедерации зафиксировали создание только законодательного органа - Континентального конгресса. Что касается исполнительного органа, то он выступал в качестве филиала законодательного: конгресс мог создавать всевозможные комитеты, наблюдавшие за проведением в жизнь принимаемых решений. Исполнительная власть была крайне распылена: конгресс отказался назначить как главу исполнительной власти, так и какое-нибудь подобие исполнительного совета. Острой критике была подвергнута и организация Континентального конгресса: он состоял из одной палаты, ее депутаты ежегодно сменялись легислатурами штатов и могли быть в любой момент отозваны. Каждый штат, независимо от числа делегировавшихся депутатов, имел на заседании конгресса только один голос.
Как обнаружил опыт революционного периода, члены Континентального конгресса воспринимали себя зачастую посланниками суверенных штатов-республик, обязанных неукоснительно проводить в жизнь их волю. Временами казалось, что правительства штатов вообще забывали о существовании конгресса. На одну из его сессий явились делегации лишь от трех штатов. В 1784 г. в конгрессе едва наскребли кворум для утверждения договора с Англией, признававшего независимость Северной Америки!
Проект основного закона США, одобренного участниками конвента, в Филадельфии, содержал широкое определение прав центрального правительства и, что очень важно, провозгласил верховенство (супремацию) федерального права над правом штатов. Среди прерогатив национального правительства США особое значение имели введение и сбор любых - как прямых, так и косвенных - налогов и регулирование торговых коммерческих отношений между штатами. Федеральное правительство в полной мере наделялось "властью меча и кошелька", о которой так долго мечтали Мэдисон, Гамильтон и их единомышленники. Конституция, законы и договоры США объявлялись верховным правом страны, обязательными для исполнения даже в том случае, если они противоречили конституциям и законам отдельных штатов.
Отменив Статьи конфедерации и выработав текст конституции Соединенных Штатов, делегаты филадельфийского конвента превысили свои права. Дело в том, что Континентальный конгресс уполномочил их только дополнить и исправить Статьи конфедерации. Однако члены конвента с самого начала обнаружили твердое намерение отменить их и выработать полнокровную конституцию, утверждавшую сильное центральное прави тельство.
Отмена Статей конфедерации, создание полноправного федерального правительства и централизация государственной власти в США были лишь одной из целей участников филадельфийского конвента. Другой их важнейшей целью стали решительный пересмотр "ошибочных" и "порочных", по их убеждению, государственно-правовых и политических принципов, воплотившихся в конституциях 13 штатов, преодоление этих "пороков" в основном законе США. И если первая цель была так или иначе созвучна позиции широких слоев американцев, то вторая как раз противоречила демократическим устремлениям народа и наиболее рельефно выразила классовый интерес буржуазно-плантаторского блока. Подчеркнем, что апологетическая буржуазная историография стремится затушевывать эту вторую цель авторов американской конституции, хотя она имела для федералистов принципиальное значение.
Государственный суверенитет штатов не устраивал участников филадельфийского конвента не в последнюю очередь и по той причине, что сохранял влияние конституций штатов на политический процесс в Северной Америке. По убеждению федералистов, преодоление демократических "пороков" этих конституций могло быть достигнуто только с помощью возвышения над ними "добропорядочной", т. е. надежно защищавшей классовые интересы верхов, общеамериканской конституции.
Какие же черты политического устройства штатов, закрепленные в их конституциях, не удовлетворяли участников конвента в Филадельфии?
Конституции штатов были приняты на начальном этапе (1776-1777 гг.) Американской революции, отразив революционный подъем масс и вынужденные уступки буржуазно-плантаторских верхов. В американских штатах были полностью уничтожены монархические пережитки, повсеместно провозглашен республиканский строй, выборность всех органов власти. В острых схватках с умеренными демократам в 1776 г. удалось добиться введения в подавляющем большинстве штатов максимально частых - ежегодных - перевыборов всех представителей государственной власти. Глава исполнительной власти, губернатор, повсюду переизбирался ежегодно, и с той же частотой сменялись депутаты нижних палат законодательных собраний, а в большинстве штатов - и верхних палат, сенатов. Во многих штатах было расширено избирательное право.
Конституции штатов зафиксировали серьезный пересмотр с демократических позиций основополагающих буржуазных политических принципов "разделения властей" и "ограничений и противовесов". Левому крылу патриотического лагеря в отличие от умеренных было свойственно острое недоверие к исполнительной власти, стремление максимально ослабить ее, подчинить законодательным ассамблеям. В этом успех сопутствовал демократам: во всех штатах губернаторы были лишены права вето и всех других возможностей ограничивать законодательные собрания, которыми пользовались их предшественники колониальных времен. Зато законодательные собрания в лице более демократичных нижних палат были наделены очень широкими возможностями ограничения исполнительной ветви власти: они определяли жалованье губернатора, могли отстранить его от должности, привлечь к суду, пользовались в. большинстве штатов правом формирования всего аппарата исполнительной власти. Наконец, во всех штатах был отменен принцип "единой и неделимой" исполнительной власти, которому поклонялись американские умеренные и многие европейские буржуазные идеологи - в первую очередь Дж. Локк и Ш.-Л. Монтескье. Власть губернатора ограничивалась, помимо законодательного собрания, еще и исполнительным советом, который в ряде случаев, например в Пенсильвании, обладал гораздо большими полномочиями, нежели сам глава исполнительной власти [17].
К серьезному изменению политического строя американских штатов привело резкое расширение во многих штатах норм представительств для западных, пограничных графств, означавшее возрастание роли избирателей из мелкобуржуазной среды - фермерства, лавочников - и, соответственно, уменьшение влияния восточных избирателей из верхних и средних буржуазных слоев. Без этой реформы было бы невозможным возникновение революционно-демократической партии конституционалистов в Пенсильвании, которая удерживала власть на протяжении почти всей антиколониальной войны и сумела провести в жизнь многие демократические требования. Без расширения норм представительства западных графств в Нью-Йорке вряд ли образовалась бы фракция "простолюдина" Клинтона, направлявшая политическую жизнь штата на протяжении всего революционного периода.
Сразу после завершения войны за независимость лидеры буржуазно-плантаторских верхов стали выступать с резкой критикой демократических "излишеств" революционных лет. У них накопились примеры ущемления классовых интересов собственников как следствие "чрезмерного" влияния рядовых патриотов в политической жизни. В Нью-Йорке в 1783 г., вопреки условиям мирного договора с Англией, были изданы широкие законы о конфискации имущества лоялистов, создававшие, по убеждению федералистов, угрозу институту частной собственности. В 1785-1786 гг. в семи из 13 штатов были приняты законы о "бумажных деньгах", отвечавшие интересам должников. В 1787 г. в Род-Айленде местная газета сообщала, что в легислатуру штата внесен билль, в котором ратовалось за периодическое перераспределение собственности между соотечественниками. В это же время один из членов законодательной ассамблеи штата Коннектикут выступил с утверждением, что "хорошее правление неосуществимо без определенного равенства во владении собственностью" [18].
Возмущение верхов демократическими принципами революционного периода достигло высшей точки в связи с восстанием под руководством Д. Шейса в Массачусетсе в 1786-1787 гг. Колебания массачусетской ассамблеи, особенно ее нижней палаты, не спешившей вершить расправу над восставшими, и отсутствие у Континентального конгресса необходимых полномочий и средств для вмешательства в острый классовый конфликт окончательно убедили верхи, что сложившаяся в США политическая система не способна обеспечить "внутреннюю безопасность" [19],
По общему убеждению лидеров буржуазно-плантаторского блока, государственное устройство американских штатов, как оно сложилось в революционный период, привело к перерождению народного суверенитета в анархию и даже систему "демократического деспотизма", направленную, как пытался доказать Дж. Мэдисон на конвенте в Филадельфии, на подчинение интересов имущих верхов неимущему большинству [20]. Э. Рандольф, делегат из Виргинии, провозгласил: "Главная опасность для страны заключена в демократических статьях конституций штатов". Делегат из Коннектикута Р. Шерман осудил демократию в еще более категоричной форме: "Народ должен иметь столь незначительное касательство к правительству, как это только возможно". Их поддержал Э. Джерри из Массачусетса: "Трудности, переживаемые нами, проистекают от избытка демократии". На примере Массачусетса он стремился показать, что опасные "перехлесты" демократии в наибольшей степени сказываются на деятельности нижних палат законодательных собраний, превратившихся в служанок "толпы" [21].
Идейные вожди филадельфийского конвента Мэдисон и Гамильтон дали теоретическое обоснование назначению американской конституции. Любое общество (в действительности речь шла о буржуазных обществах), доказывали они, разделяется на две фракции или два класса: богатое меньшинство и неимущее и малоимущее большинство. "Неравенство во владении собственностью лежит в основе великого и фундаментального разделения общества на фракции" [22], - так формулировал эту мысль Гамильтон. "Наиболее общим и неуничтожимым источником разделения общества на фракции является неравное распределение собственности", [23] - таково суждение Мэдисона. Благословенная свобода конкуренции, поучал Гамильтон участников конвента, будет углублять противоречие между бедными и богатыми: "Совершенно очевидна та истина, что во владении собственностью не может существовать ничего похожего на равенство, неравенство же во владении собственностью уже существует между нами. Дальнейшее развитие промышленности и торговли будет все более увеличивать эту пропасть" [24].
Каковы неконтролируемые последствия этого процесса? Они, утверждал Мэдисон, очевидны: фракция большинства неизбежно поставит перед собой уравнительные цели, и тогда опасный левеллеровский дух, симптомы которого уже проявились в США, обнаружится в полной мере. Выход? Он тоже очевиден: создавая "вечную" политическую систему, необходимо вверить фракции меньшинства надежные средства защиты своих интересов и контроля над большинством [25].
Итак, цель конвента сформулирована четко: богатое меньшинство должно иметь надежные средства защиты интересов собственности. Но каким образом ограничить демократические принципы, утвердившиеся в революционный период под воздействием народных требований? Здесь мнения делегатов разошлись. Одни из них требовали просто-напросто отменить их: резко сократить представительство западных штатов в конгрессе США, восстановить избирательное право дореволюционного периода и т. д. Другие изыскивали утонченные методы ограничения демократических завоеваний народа. Во главе последних оказался не кто иной, как "философ американской конституции" Мэдисон.
Дж. Мэдисон, а также поддержавшие его А. Гамильтон, Дж. Ратледж, Дж. Вильсон, О. Элсворт доказывали, что при решении вопроса об избирательном праве необходимо соразмерять собственные политические симпатии с господствующим по данному вопросу в нации мнением. Они исходили из того, что если в вопросе об избирательном праве, который, по всеобщему убеждению, был фундаментальной статьей республиканского строя, не довериться точке зрения, восторжествовавшей в штатах, то проект федеральной конституции просто-напросто не будет принят в штатах. Мэдисон, Гамильтон и их единомышленники отводили избирательному праву роль тактического средства в укреплении буржуазно-плантаторской диктатуры. Они поступали, как опытные архитекторы, пытавшиеся точно рассчитать, сколько именно демократии - не больше и не меньше - нужно подвести в качестве фундамента (социальной базы) под буржуазно-плантаторскую государственную власть, чтобы обеспечить ей поддержку белого населения США.
Решение конституционного конвента 1787 г. о допуске к национальным выборам всех американцев, наделенных избирательным правом в годы войны за независимость, было определенной уступкой принципам Американской революции. Значение ее не нужно преувеличивать: избирательное право распространялось только на белых мужчин-налогоплательщиков, насчитывавших тогда менее 3% американского населения! В то же время избирательного права были лишены женщины, неимущие белые мужчины, а также, конечно, негры (как свободные, так и рабы) и коренные жители Северной Америки - индейцы.
Признание филадельфийским конвентом избирательного права, одобренного в конституциях штатов, служило надежным средством камуфляжа утонченных способов ограничения прав народа. Первым среди них являлось наделение сената США специальной функцией защиты интересов имущего меньшинства. Сенат, согласно замыслу авторов федеральной конституции, должен был принципиально отличаться по своей природе от палаты представителей. Государственная власть в целом, рассуждали они, создавалась для защиты естественных прав человека, но сенату предназначалось заботиться специально о защите права на частную собственность, представлять "богатство нации". Одновременно сенат должен был ограничивать демократические "перехлесты" палаты представителей, являться оплотом стабильности и порядка.
Концепция сената, бравшего под особую защиту интересы имущих верхов, находилась в противоречии с доктриной естественного равенства Декларации независимости 1776 г., в первую очередь, с провозглашенным ею положением о том, что государство создается для защиты права на жизнь, свободу, стремление к счастью, а не права на собственность, Но после завершения революции руководители буржуазно-плантаторского блока решили, наконец, покончить с неудовлетворявшим их определением государственной власти в Декларации независимости. На конвенте 1787 г. было единодушно признано, что высшей целью государства является защита интересов собственности. "Говорят, что жизнь и свобода, - витийствовал Г. Моррис, - должны цениться выше, чем собственность. При более внимательном рассмотрении вопроса необходимо будет, однако, признать, что высшей ценностью общества является именно собственность". "Собственность - безусловно, высшая ценность общества", - вторил ему Д. Ратледж. В том же духе высказывались и другие участники конвента [26]. А сразу после обнародования конституции один из ее защитников, А. Хансон, провозгласил: "Утверждают, что предложенный проект конституции рассчитан на особое покровительство интересов богатых. Но во всех государствах, и не только в деспотических, богатые должны извлекать преимущества из владения собственностью, которая во многих отношениях составляет высшую ценность и смысл существования человечества" [27].
При обсуждении вопроса о сенате США на конвенте в Филадельфии его участники разделились на две группы: одну из них волновала исключительно классовая функция сената; другую, представителей мелких штатов, заботила проблема обращения сената в средство, способное противостоять утверждению господства в федеральном Союзе крупных штатов. В результате компромисса схема организации национального сената. одобренная конвентом, отразила устремления обеих групп: она обеспечила надежную защиту интересов собственности и в то же время воплотила в себе принцип равного представительства штатов - каждый из них, независимо от количества населения, получал в сенате два места.
Важными условиями приверженности сената стабильному социально-политическому курсу являлись, по общему убеждению авторов федеральной конституции, длительный срок полномочий его депутатов и малочисленность состава. Введенный федеральной конституцией шестилетний срок полномочий для сенаторов США оказался в несколько раз продолжительнее срока полномочий большинства верхних палат штатов. Предоставив каждому штату два места в сенате, конвент в Филадельфии ограничил число участников последнего 26 депутатами (в США тогда еще насчитывалось 13 штатов). Сенату были приданы более широкие полномочия, нежели палате представителей. Только он мог давать "совет и согласие" президенту по вопросам государственных назначений и заключения международных договоров. Наконец, право избрания сенаторов было закреплено не за рядовыми избирателями, а за законодательными собраниями штатов.
Авторы федеральной конституции пересмотрели с умеренно консервативных позиций и утвердившуюся в штатах модель нижней палаты. Срок полномочий палаты представителей вдвое превышал полномочия депутатов нижних палат законодательных собраний штатов. Следуя английскому образцу, они установили норму представительства, примерно повторявшую норму представительства в нижней палате британского парламента. Ко времени принятия федеральной конституции палата представителей конгресса США должна была насчитывать 65 депутатов, в то время как, например, в нижней палате законодательного собрания штата Массачусетс тогда заседало около 400 человек.
Но именно деятельность этой палаты, обнаружившей колебания во время восстания Д. Шейса, стала главным объектом критики федералистов. Вот как осудили широкое представительство избирателей в нижних палатах авторы "Федералиста": "Во всех многолюдных ассамблеях, из каких бы талантов они ни состояли, страсти никогда не будут подчинены воле рассудка. Даже если бы каждый житель Афин был Сократом, афинское собрание все равно осталось бы сборищем толпы" [28].
Важную роль в защите интересов верхов авторы федеральной конституции отводили сильной и независимой исполнительной власти. На конвенте в Филадельфии Мэдисон усматривал опаснейшую тенденцию государственного развития США в поглощении всей полноты власти "законодательным молохом". Гамильтон в 71-м и 73-м номерах "Федералиста" объявлял, что узурпация всей власти законодательными органами выступает как закономерность в республиканских обществах и именно в республиках законодательные ассамблеи представляют главную опасность для свободы [29]. Цель федеральной конституции, как считали ее авторы, заключалась в том, чтобы перекроить существовавшую схему "разделения властей", перераспределив государственные прерогативы в пользу исполнительного органа.
Особое место в их воззрениях занимала концепция "единой и неделимой" исполнительной власти, заимствованная у французского мыслителя Ш.-Л. Монтескье. Формула "единой и неделимой" исполнительной власти означала, во-первых, наделение таковой во всем объеме одного лица, а во-вторых, устранение законодательного органа от контроля над аппаратом исполнительной власти и предоставление исключительного права формирования и руководства этим аппаратом президенту США.
Выгоду максимальной концентрации и централизации исполнительной власти авторы американской конституции, подобно Ш.-Л. Монтескье, усматривали в быстром и эффективном проведении решений в жизнь. Поддержание классового мира на огромной территории США, как и управление таким государством в целом, защита его от внешних врагов, утверждали они, возможны лишь при условии принятия быстрых решений и энергичного осуществления их одной сильной рукой - президентской. Разделение же исполнительной власти между двумя, тремя или большим числом лиц было, по их мнению, губительно для государства. Некоторые участники конвента в Филадельфии разделяли мысль Ш.-Л. Монтескье, что "единая и неделимая" исполнительная власть должна быть облачена в монархические одежды и что республика вообще не может устоять на большой территории. С монархической идеей выступали А. Гамильтон, Дж. Дикинсон, Г. Моррис, Д. Брум, Д. Макклюр [30],
Эта идея, правда, не получила поддержки большинства делегатов, которые склонились к наделению исполнительной властью президента США, переизбираемого раз в четыре года. При определении полномочий президента формула "неделимой" исполнительной власти была несколько урезана после того, как за сенатом было закреплено право давать "совет и согласие" президенту при назначении высших должностных лиц и заключении договоров. Тем не менее власть президента была очень велика. В глазах многих американцев он предстал как "выборный монарх", ибо монархия, согласно широко распространенным понятиям того времени, означала не только институт наследственного правления, но и сосредоточение полноты исполнительной власти в одних руках. Кроме того, было очевидно, что президент США наделен гораздо большей властью в сравнении с той, какой обладал тогда король Англии.
Авторы федеральной конституции сделали все возможное, чтобы надежно защитить интересы собственности и буржуазного порядка. Зато многим правам человека, провозглашенным в Декларации независимости и конституциях штатов, не нашлось места в основном законе США. Авторы федеральной конституции отказались включить в нее право народа на революционное свержение неугодного ему правительства. Это право, не вызывавшее возражений до 1776 г., т. е. пока оно было направлено против английского колониального гнета и тирании метрополии, стало откровенно тяготить американские верхи после завоевания ими государственной власти в стране. Они не сочли нужным включить в федеральную конституцию и билль о правах, являвшийся составной частью конституций штатов и провозглашавший буржуазно-демократические свободы слова, печати, собраний, вероисповедания и некоторые другие. После обнародования проекта федеральной конституции на его авторов посыпались обвинения в антидемократизме, и они попытались мотивировать отказ от включения билля о правах тем, что он имеется во всех конституциях штатов и воспроизведение его в конституции США излишне.
На это критики проекта федеральной конституции резонно возразили, что если бы она, подобно Статьям конфедерации, объединяла не население страны, а штаты, сохраняя их суверенитет, тогда позиция ее составителей была бы понятна, но поскольку федеральная конституция объявлена высшим законом по отношению к конституциям штатов, включение в нее билля о правах просто обязательно.
Вопиющее попрание авторами федеральной конституции принципа драв человека и юридического равенства людей выразилось в признании негритянского рабства. Санкционирование конституцией рабства явилось следствием компромисса буржуазии Северо-Востока с южными плантаторами ради утверждения прочного союза североамериканских штатов. Г. Моррис, один из признанных вождей северо-восточной буржуазии, заявил, что если он будет поставлен перед необходимостью выбора между сохранением единства с Югом и верностью правам человека, то предпочтет союз с плантаторами [31]. Отказ Морриса и его единомышленников от буржуазно-демократического принципа юридического равенства в подходе к вопросу о судьбе негров имел еще одно объяснение. Дискуссии на конвенте 1787 г. со всей очевидностью обнаружили, что в иерархии буржуазных ценностей принцип формального равенства, с одной стороны, и идея неприкосновенности частной собственности, накопительские интересы, с другой, занимают далеко не одинаковое место. Северо-восточная буржуазия без особой борьбы пожертвовала идеей юридического равенства белых и черных американцев ради утверждения неприкосновенности частной собственности, каковой в их глазах и являлись негры-рабы.
Конституция США не только санкционировала институт рабства, но и предоставила южным штатам право расширенного политического представительства в конгрессе с учетом трех пятых численности подневольного негритянского населения. В особой статье разрешался дальнейший ввоз в страну черных невольников. Конгрессу запрещалось вплоть до 1808 г. ограничивать работорговлю, которую Томас Джефферсон в канун Американской революции заклеймил как "отвратительнейшую продажу человеческих тел и душ". Правда, участники филадельфийского конвента не упоминали само слово "рабство" в конституции. Во всех случаях в основном законе США о нем говорилось иносказательно. Но это лишь подчеркивало лицемерие "отцов-основателей".
15 сентября 1787 г. филадельфийские "отцы-основатели" передали свое творение на суд американской общественности. Впрочем, слово "общественность" в данном случае может быть использовано с большой долей условности: к ратификации конституции были допущены менее 3% населения страны. Избиратели в свою очередь передоверили право одобрения или отклонения проекта конституции специальным ратификационным конвентам штатов. Но даже эти, далекие от демократических собраний конвенты, подвергли проект федеральной конституции острой критике.
Т. Джефферсон и другие демократы возмущались тем, что конституция не ограничивала переизбрания в должности одного лица: это, по их мнению, могло привести к перерождению президентской власти в монархическую. Многие антифедералисты заявляли, что предложенная схема организации сената заключала в себе верный способ для утверждения в стране аристократического образа правления. Но больше всего нареканий вызвало отсутствие в основном законе США билля о правах. Четыре штата согласились ратифицировать проект конституции только при условии дополнения его биллем о правах, большинство остальных также высказались в пользу этой меры. Игнорировать волю штатов в этом вопросе было невозможно [32].
В 1788 г. в соответствии с одобренным ратификационными конвентами основным законом США состоялись выборы первого президента страны - им стал Джордж Вашингтон - и национального конгресса. Во время первой сессии конгресса в 1789 г. было внесено предложение включить в конституцию билль о правах в виде 10 поправок. Инициатором предложения был не кто иной, как Джеймс Мэдисон: расчетливый "философ американской конституции" пришел к убеждению, что если не уступить демократическим силам в этом вопросе, можно навлечь беду на саму конституцию, да и на федеральное государство.
Билль о правах был включен в федеральную конституцию вопреки воле "отцов-основателей", под прямым давлением сил демократии. Таким образом представлять самих создателей американского государства в роли радетелей "прав человека", как это делают буржуазные историки-апологеты, было бы явным преувеличением. Билль о правах придал американской конституции буржуазно-демократический характер, но представление о ней, как о вместилище всех и всяческих свобод и прав человека- не более как пропагандистская натяжка буржуазных идеологов США, Конституция включила в себя буржуазно-демократические юридические и политические права: свободу слова, печати, собраний, неприкосновенность жилища и некоторые другие. Что же касается социально-экономических прав, то они были сведены к одному-единственному буржуазному праву свободного распоряжения частной собственностью. Оно санкционировало в условиях капиталистического строя не что иное, как ничем не ограниченную эксплуатацию человека человеком.
Нет смысла отрицать, что на фоне господствовавших в XVIII в. феодально-абсолютистских политических систем конституция США, первая буржуазно-республиканская конституция той эпохи, имела прогрессивное значение. Однако, рассматривая ее в сравнении с государственно-правовым творчеством Американской революции, необходимо признать, что она серьезно ограничила буржуазно-демократические завоевания периода войны за независимость и наиболее полно воплотила классовые интересы и политическую волю собственников. Именно эта классовая сущность федеральной конституции США 1787 г. позволила использовать ее на протяжении 200 лет в качестве надежной основы для защиты позиций американских верхов.
Вместе с тем за 200 лет конституционное право претерпело в США важные изменения. Наряду с "писанной" федеральной конституцией 1787 г. в США оформилась и так называемая "живая конституция", без которой невозможно понять американских политических реалий. Под "живой конституцией" понимают все государственные законы, судебные постановления, политические институты, властные функции, не зафиксированные в основном законе, но по своей фактической роли ему равнозначные или даже возвысившиеся над ним.
Важнейшей частью "живой конституции" являются буржуазные политические партии, которые в тексте основного закона США даже не упомянуты. А между тем именно им принадлежит доминирующая роль в организации политического процесса страны.
За 200 лет серьезным изменениям подверглись также и институты, спланированные самими "отцами-основателями" США, в первую очередь исполнительная и судебная власть. Авторы федеральной конституции были сторонниками сильной и энергичной исполнительной власти, способной надежно защищать интересы собственников, но все же и они не могли предположить такого разрастания полномочий и сферы влияния исполнительной власти, которое произошло в США. Поразительно в сравнении с предписаниями конституции и разрастание полномочий Верховного суда США. Основной закон страны наделил Верховный суд только судебной властью. Однако уже в 1803 г. реакционный председатель Верховного суда Д. Маршалл в громком тогда процессе против демократического курса администрации Т. Джефферсона объявил о праве судебного органа определять соответствие законодательных постановлений конгресса и решений правительства конституции. Формула Маршалла со временем приобрела силу закона, и Верховный суд стал хранителем "чистоты" конституции.
В целом на каждом последующем этапе американского капитализма принципы федеральной конституции США приводились в соответствие с меняющимися интересами американской буржуазии.
Литература
1. Советскими учеными создан ряд исследований, раскрывающих сущность аме-риканской конституции и представляющих прочную основу для критики апологетических буржуазных концепций. См.: Бойченко Г.Г. Конституция США. Толкование и применение в эпоху империализма. М., 1959; Государственный строй США. М., 1976; Мишин А. А. Государственное право США. М., 1976; Шпотов Б. М. Создание конституции США и проблема демократии, - В кн.: Американский ежегодник. М., 1977; Мишин А. А ., Власихин В. А. Конституция США. Политико-правовой комментарий. М., 1985, и др.
2. Beard Ch. A. An Economic Interpretation of the Constitution of the United Sta-tes. New York, 1913, p. 324.
3. Schlesinger A. М. New Viewpoints in American History. New York, 1922, p. 81-83, 184-199.
4. Faulkner H. U. Economic History of the United States. New York, 1928, p. 57-58.
5. Shannon F. A. Economic History of the People of the United States. New York, 1934, p. 132-136.
6. Main J. T. The Antifederalists: Critics of the Constitution. 1781-1788. Chapel Hill, 1961; idem. The Sovereign States. 1775-1783. New York, 1973; Idem. Political Parties before the Constitution. Chapel Hill, 1973; Lynd S. Class Conflict, Slavery and the United States Constitution. Indianapolis, 1967; Jensen М. The Founding oi a Nation: A History of the American Revolution. New York, 1968; idem. The American Revolution Within America. New York, 1974; Wood S. S. The Creation of the American Republic. 1776-1787. Williamsburg, 1969; idem. The Confederation and Constitution. Boston, 1973.
7. Brown R. E. Charles Beard and the Constitution: A Critical Analysis of "An Economic Interpretation of the Constitution" Princeton, 1956; McDonald F. We the People: the Economic Origins of the Constitution. Chicago, 1958; Rossiter C. The Grand Convention. New York, 1965; Eidelberg T. The Philosophy of the American Constitution: A Reinterpretation of the Intentions of the Founding Fathers. New York, 1968; Kirk R. The Roots of American Order. La Salle (III.), 1974; Burns J. М. The American Experiment. The Vine Yard of Liberty. New York, 1982; Ketcham R. Presidents above Party: The First American Presidency. 1789-1829. Chapel Hill, 1984.
8. Об их позиции в этом вопросе см. Согрин В. В. Идейные течения в Американской революции XVIII века. М., 1980, с. 194-200.
9. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 8, с. 148.
10. Eidelberg Т. Ор. cit., p. 3, 25, 256, 260.
11. HofstadterR. The American Political Tradition and Men Who Made It. New York, 1948, p. 3-17.
12. Commager H. S. The Empire of Reason: How Europe Imagined and America Realiz-ed the Enlightenment. New York, 1977.
13. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 17.
14. The Records of the Federal Convention of 1787. Ed. by Farrand, v. 1-4. New Haven - London, 1966 (1st print: 1911).
15. The Documentary History of Ratification of the Constitution, v. 1. Constitutional Documents and Records. 1776-1787. Ed. by M. Jensen. Madison, 1976, p. 86. 16. ibid., p. 89-91.
17. Лучшими исследованиями этих преобразований являются работы Г. Вуда, И. Дженсена, Д. Мейна: Wood G. S. The Creation of American Republic; Jensen M. The American Revolution Within America; Main J. T. The Sovereign
States.18. The American Revolution: Explorations in the History of American Radicalism. Ed. by A. Young. De Kalb, 1976, p. 30; Jensen M. The American Revolution Withui America, p. 82-84.
19. The Writings of James Madison. Ed. by G. Hunt, v. 1-9. New York, 1900-1910; v. 2, p. 277, 283, 301, 305, 316, 319, 321, 322, 339, 340; The Writings of George Washington. Ed. by J. C. Fitzpatrick, v. 1-39. Washington, 1931-1944; v. 29, p. 51, 52; Letters of Members of Continental Congress. Ed. by E. C. Burnett, v. 1-8. Gloucester (Mass.), 1963; v. 8, p. 492, 505, 510, 511, 517,1 554; The Correspondence and Public Papers of John Jay. Ed. by H. P. Johnston, v. 1-4. New York - London, 1971; V. 3, p. 212-215.
20. The Records of the Federal Convention of 1787, v. I, p. 135, 136, 420-422.
22. The Papers of Alexander Hamilton. Ed. by H. C. Syrett, v. 1-25. New York - London. 1961-1977; v. 4, p. 218.
23. The Federalist. Ed. by E. M. Earle. Washington, 1937, p. 43.
24. The Papers of Alexander Hamilton, v. 4, p. 218-219.
25. The Records of the Federal Convention, v. I, p. 422-423.
26. The Records of the Federal Convention, v. I, p. 533, 534, 542; The Papers oi Alexander Hamilton, v. 4, p. 504-512.
27. Pamphlets on the Constitution of the United States. Ed. by P. L. Ford. New York, 1968 (1st Print: 1888), p. 254.
28. The Papers of Alexander Hamilton, v. 4, p. 516.
29. The Records of the Federal Convention, v. 2, p. 35; The Papers of Alexander Hamilton, v. 4, p. 609, 619.
30. The Records of the Federal Convention, v. I, p. 86, 87; v. 2, p. 33, 52, 55, 114.
31. The Records of the Federal Convention, v. I, p. 585, v. 2, p. 106, 374.
Январь 2000