№ 1, 2001
№ 1, 2001
© В.В. СогринПОЛИТИЧЕСКАЯ ВЛАСТЬ,
ДЕМОКРАТИЯ И ОЛИГАРХИЯ
В СЕВЕРНОЙ АМЕРИКЕ
КОЛОНИАЛЬНОГО ПЕРИОДАВ.В. Согрин
Согрин Владимир Викторович - доктор исторических наук, профессор МГИМО,
главный редактор журнала "Общественные науки и современность".Соединенные Штаты Америки на протяжении 170 лет с 1607 по 1776 г. своей ранней истории находились в колониальной зависимости от Великобритании. Одной из актуальных и дискуссионных проблем этого периода является характер политического управления в североамериканских колониях, прежде всего развитие политической демократии. Американские исследователи разделились на две основные группы: первая утверждала, что североамериканское общество колониального периода воплощало и пестовало демократию, вторая же приходила к выводу, что оно в лучшем случае было "преддемократическим" обществом.
Во второй половине XX в. главным аргументом первой группы стало положение о широком распространении в Северной Америке колониального периода избирательного права: голосовать, по ее оценкам, могли не менее 80% взрослых белых мужчин [1]. Вторая группа историков, обосновывая более скромную цифру североамериканского электората, полагает также, что сами политические механизмы, процессы и культура колониального периода не могут быть признаны демократическими [2]
Обращаясь к анализу системы политической власти в Северной Америке, подчеркну, что ее развитие неизменно испытывало английское влияние. Есть основание даже утверждать, что политическая история Северной Америки в целом следовала по стопам английской политической истории и совпадала с ее этапами.
В политической истории Северной Америки колониального периода могут быть выделены два главных, хронологически примерно равных этапа: до и после "Славной революции" 1688 г. в Англии, принесшей победу буржуазному миропорядку. На первом этапе Северная Америка развивалась под непосредственным воздействием противоборства буржуазного и феодального начал в Англии, выступая в целом на стороне и способствуя торжеству нового порядка. На втором этапе Северная Америка активно осваивала и развивала буржуазные конституционные и политические принципы, восторжествовавшие в Англии. При этом она наталкивалась на все большее сопротивление метрополии, для которой, как выяснилось, буржуазные свободы были приемлемы и хороши только на своей территории, а в колониальных владениях оказывались все более обременительными.
ТЕНДЕНЦИИ И ПЕРИПЕТИИ ПЕРВОГО ЭТАПА
На первом этапе американской колониальной истории огромное воздействие на нее оказали такие вехи английской политической истории, как революция 1640-х годов, протекторат Кромвеля 1650-х и реставрация Стюартов 1660-1680-х годах. Возникновение североамериканских колоний зависело непосредственно от политической воли и расположения английского монарха, но наличие единого правового источника их происхождения не помешало развитию в Северной Америке самых разнообразных и порой очень противоречивых тенденций.
Колонизация Нового Света являлась делом частных лиц и групп, получавших соответствующие разрешения от монарха Англии. Различия в социальном облике этих групп и лиц предопределили различие тенденций колонизации. Изначально среди тех, кто осваивал Америку, условно можно выделить три главных типа: акционерные компании буржуазного типа, устремлявшиеся за океан в поисках рынков, прибылей, источников сырья; протестанты, надеявшиеся воплотить на новой родине свои принципы; аристократы, помышлявшие об обширных феодальных владениях. Стартовые возможности всех трех были более или менее равными, но Новый Свет, как быстро выяснилось, благоприятствовал развитию в первую очередь буржуазного типа.
Первое поселение в Северной Америке было основано лондонской Виргинской компанией. В 1607 г. акционеры этой компании основали форт Джеймстаун в пределах территории, получившей название Виргиния. Поначалу делами колонии распоряжались губернаторы и совет, назначенные компанией, и в ней не было самоуправления. Первое представительное собрание, названное Генеральной ассамблеей, было учреждено в 1619 г. и имело целью сделать общественное устройство и жизнь в колонии более привлекательными, в частности стимулировать переезд в нее жителей Старого Света. В ассамблее, ставшей первым в Северной Америке представительным законодательным органом, заседали совместно члены совета и посланники от крупных населенных пунктов.
В том же 1619 г., когда в Виргинии возникло представительное управление, в нее были ввезены и первые черные рабы. Эти два важных, но различающихся по смыслу события, случившиеся в один и тот же год, определили на долгие времена социально-политическую характеристику Виргинии. Власть в колонии, основанная на передовых и редких для того времени представительных началах, сосредоточилась в руках зажиточных поселенцев, в первую очередь землевладельцев, занятых производством табака. Движимые капиталистическим мотивом, виргинские землевладельцы должны были в силу скудости свободной рабочей силы прибегать к использованию труда белых законтрактованных сервентов (договор, заключенный в Старом Свете, превращал сервентов фактически в собственность хозяев на несколько лет), а со временем все больше и черных рабов.
Уверовав в право на представительное управление, виргинцы стали проявлять строптивость в отношениях с английским монархом. В 1635 г. виргинская ассамблея сместила со своего поста губернатора, который с 1625 г. назначался королем. Попытка короля Карла I укротить ассамблею не увенчалась успехом, и в 1639 г. он должен был утвердить губернатором выдвиженца виргинских плантаторов. В 1640-е годы, в период Английской революции, виргинцы сумели расширить полномочия Генеральной ассамблеи. С 1652 г. она сама стала избирать губернатора и членов колониального совета. Реставрация в 1660-е годы Стюартов в Англии вернула власть над Виргинией монархии. Виргинцы, однако, не смирились с утратой привычных прав и весь период Реставрации выказывали непокорность королевской администрации.
В 1676 г. конфликт между У. Беркли, бессменным виргинским губернатором эпохи Реставрации, и жителями колонии перерос в вооруженную схватку. Представители разных слоев виргинского общества, недовольные в первую очередь индейской политикой Беркли, который сдерживал экспансионистские устремления поселенцев, объединились вокруг молодого депутата Генеральной ассамблеи Натаниэла Бэкона. Под давлением восставших ассамблея одобрила "Законы Бэкона", которые наряду с удовлетворением экспансионистских притязаний поселенцев резко ограничивали власть губернатора и расширяли начала представительного правления. Восстание Бэкона было в конечном итоге подавлено, многие его участники казнены. Сам Бэкон умер от лихорадки. Но и корона пошла на уступки: Беркли был смещен с должности, статус Генеральной ассамблеи восстановлен. Восстание показало, что поселенцы готовы были жизнью заплатить за свои интересы и права [3].
Второй тип колоний, основывавшихся протестантами, получил распространение на территории, названной Новой Англией. Переселенцы-протестанты были неоднородны, с самого начала среди них выделились умеренное и демократическое направления, деятельность которых дала неодинаковые результаты. Большей активностью долгое время отличалось умеренное крыло, которое получило от короля право на основание поселения в Северной Америке в 1629 г. Любопытно, что Карл I, правивший в самой Англии деспотично и даже распустивший парламент в том же 1629 г., даровал пуританам-конгрегационалистам хартию весьма демократического содержания. Согласно ей, руководители колонии должны были избираться свободными поселенцами - фрименами, собиравшимися с этой целью на ассамблею, которая получила название Общего собрания. Общее собрание, созывавшееся четыре раза в год, получило также право расширять ряды фрименов, вводить налоги, принимать законы и постановления, способствовавшие благу колонии.
Вооружившись либеральной королевской хартией, группа пилигримов, объединившихся в "Компанию Массачусетской бухты", совершила удачную экспедицию за океан. Вслед за нею последовали другие, а всего с 1630-го по 1643-й г. компания переправила в Массачусетс не менее 20 тыс. человек [4]. Уже во время первой экспедиции губернатор будущей колонии Джон Уинтроп ознакомил переселенцев с основами ее устройства и управления. Есть основания полагать, что он скрыл от них содержание королевской хартии и изложил принципы, соответствовавшие целям конгрегационалистской церкви. Главной целью было создание "града на холме", который бы в полной мере соответствовал Священному писанию. Власть в нем должна была принадлежать священнослужителям, а теми или иными правами могла наделяться только послушная паства. Уинтроп также доказывал, что божеским заповедям соответствовало разделение людей на управляющих и управляемых, богатых и бедных.
По прибытию в Массачусетскую бухту Уинтроп и его помощники, составившие магистрат колонии, начали твердо насаждать теократическое управление. Была создана конгрегационалистская церковь, члены которой только и становились полноправными поселенцами. Будучи сама по английским меркам диссидентской, она стала преследовать инакомыслящих - пресвитериан, индепендентов, англикан. Все жители колонии были обложены налогом на ее содержание. Уинтроп и магистрат узурпировали не только религиозную, но также экономическую и политическую власть: попирая хартию, они стали сами вводить налоги, распределять земли, осуществлять назначения на должности.
Недовольные реагировали на попытки утверждения теократического режима по-разному. Часть переселенцев вынуждена была вернуться в Англию, но гораздо больше колонистов вступили в противоборство с Уинтропом. Среди его радикальных противников наибольшую известность приобрели Роджер Уильяме и Энн Хатчинсон.
Священник Роджер Уильяме, прибывший в Массачусетс в 1631 г., решительно осудил Уинтропа и магистрат за попрание свободы вероисповедания, а также потребовал разделения религиозной и светской властей. Уильямса неоднократно изгоняли из Массачусетса, и в конечном итоге он вынужден был со своими сторонниками переселиться в необжитый уголок Новой Англии, где была основана колония Провидено, впоследствии названная Род-Айлендом. Энн Хатчинсон, хозяйка многодетной и весьма зажиточной бостонской семьи, сумела сплотить вокруг себя местных купцов и столь же решительно, как это делал прежде Уильяме, стала критиковать теократический режим. Ортодоксы, однако, смогли в 1637 г. склонить на свою сторону Общее собрание, обвинили Хатчинсон в ереси и изгнали ее из колонии. Хатчинсон с единомышленниками последовали к Роджеру Уильямсу.
Хотя радикальные атаки против теократии не достигали успеха, ортодоксы вынуждены были время от времени сдавать свои позиции. Большинство жителей Массачусетса, будучи людьми более умеренными, нежели Уильяме и Хатчинсон, все же не могли смириться с диктатом Уинтропа и магистрата. В 1632 г. Общее собрание колонии настояло на назначении из своих рядов 16 представителей - по два от каждого поселка - с правом давать советы губернатору и магистрату по вопросам налогообложения. В 1634 г. Общее собрание постановило, что только оно имеет право вводить налоги и распределять землю. Собрание также утвердило норму представительного правления: отныне его участниками становились по два представителя от каждого поселка, при этом они должны были заседать регулярно и только им принадлежало право законотворчества. Уинтропа, недовольного этими решениями, впервые "прокатили" на губернаторских выборах. В 1641 г. Общее собрание одобрило "Свод законов" Массачусетса, который закреплял за местными властями право распоряжения землей, вводил нормы уголовного права и судебной процедуры, резко ограничившие произвол исполнительной власти. Наконец, в 1644 г. Общее собрание создало то, что можно назвать прообразом двухпалатной законодательной власти: отныне члены магистрата и народные избранники должны были заседать раздельно, при этом и те и другие в равной мере обладали правом вето [5].
И все же Массачусетсу не суждено было стать цитаделью американской свободы. Конгрегационалистская церковь сохраняла монопольные и прочные позиции. Уинтроп вновь стал губернатором. Преследование диссидентов продолжалось: печально известной страницей в истории Массачусетса стали "процессы ведьм" конца 1640-х годов. Демократические начала лучше приживались в других, меньших по размерам религиозных поселениях Новой Англии, среди которых первым был Новый Плимут.
Новый Плимут был основан английскими пуританами, которые до того искали религиозного прибежища в Голландии. В 1620 г. группа пуритан-сепаратистов отбыла на корабле "Мэйфлауэр" в Северную Америку. Во время путешествия они заключили и подписали договор об объединении в "гражданский политический организм" с целью создания и соблюдения "справедливых и одинаковых для всех законов". Впоследствии Джон Куинси Адаме, один из первых президентов США, назвал его "возможно единственным в истории человечества примером практического самобытного общественного договора, который до того выступал в качестве законного источника правительства только в воображении философов" [6]. Эта оценка стала общепринятой в Соединенных Штатах, почитающих пуритан-пилигримов в качестве основателей американской демократии и народного суверенитета. Важные события, связанные с деятельностью пуритан-пилигримов, отмечаются в США как национальные праздники. Так, 22 декабря, день их высадки в бухте Новый Плимут, был провозглашен национальным Днем праотцов, или Днем отцов-пилигримов, а четвертый четверг ноября, в который поселенцы Нового Плимута в 1621 г. отмечали сбор первого урожая, был с 1863 г. провозглашен в США национальным Днем благодарения.
В Новом Плимуте с самого начала порядки оказались более демократичными, нежели в колониях, созданных по милости короля или акционерных компаний. Поселенцы сами избирали губернатора и магистрат, на общем собрании посредством прямого волеизъявления принимали различные законоположения и постановления. Общее собрание на уравнительных началах распределяло земельные участки, на которых велось частное хозяйство фермерского типа. Правда, и жители Нового Плимута делились на полноправных поселенцев и сервентов, совершивших переезд в Северную Америку "в долг" и вынужденных отрабатывать контракт до обретения полных прав. Но сервентов в Новом Плимуте было немного, среди фрименов же социальные различия оказывались несущественными.
По образцу Нового Плимута в последующие десятилетия было создано много поселений, расположившихся на территории Род-Айленда и Коннектикута. В 1636 г. Роджер Уильяме и его сторонники, бежавшие из Массачусетса в Род-Айленд, заключили соглашение, схожее с договором, одобренным на "Мэйфлауэр". Подобные же договоры были одобрены поселенцами Портсмута, Ньюпорта, Хартфорда, Уиндзора, Нью-Хевена. Среди американских исследователей образцом общественного договора 1620-1640-х годов признаны "Фундаментальные основы", одобренные в 4639 г. жителями ряда поселков Коннектикута. Согласно им, поселенцы каждый год на общем собрании избирали губернатора и магистрат. Законодательную власть вручали представительному Общему собранию, состоявшему из депутатов, избранных каждым поселением, а также губернатору и магистрату. "Фундаментальные основы" Коннектикута, которые характеризуются авторитетными американскими исследователями как "первый образец современных писаных конституций", могли изменяться и дополняться тем же Общим собранием. Другие решения Общего собрания были также обязательны и неподвластны вето губернатора [8].
Договорное управление поселений Род-Айленда и Коннектикута было долгое время уязвимо по той причине, что не санкционировалось Англией. Только в 1662 и 1663 гг. Род-Айленд и Коннектикут получили хартии от Карла II, признавшего их право на существование. Хартии оставили основы управления двух колоний почти в неприкосновенности. Две эти американские колонии, получившие статус корпоративных, оказались в уникальном положении: в отличие от всех других колоний, они сами избирали как законодательные органы, так и губернаторов. Самоуправление и демократические начала оказались в них наибольшими.
В XVII в. широкое распространение в Северной Америке получили так называемые собственнические колонии, создававшиеся английскими аристократами на основе феодальных дарений Стюартов. Так возникли Мэриленд, Нью-Йорк, Нью-Джерси, Делавэр, Северная и Южная Каролина (первоначально это была единая колония Каролина) и Джорджия. Основывались они как феодальные маноры с целью извлечения соответствующих поборов и поддержания подобающих политико-правовых норм. Но в действительности их развитие с самого начала пошло противоречиво, феодальные эксперименты нигде не удались, уступая место буржуазным отношениям. Но все же у собственнических колоний было свое лицо, в частности политическое.
Первую собственническую колонию Мэриленд создал лорд Балтимор в 1632 г. Король Карл I наделил его правами полного феодального собственника, хотя и высказал пожелание создать в Мэриленде совещательную ассамблею. Быстро выяснилось, что феодальные порядки в колонии не приживутся. В 1637 г. лорд Балтимор поручил брату Леонарду Калверту, своему наместнику в Мэриленде, создать представительную ассамблею, которая должна была давать тому "совет и согласие" по законодательным вопросам. В годы Английской революции мэрилендская ассамблея упрочила свои позиции: она получила право инициировать законы и стала заседать отдельно от губернаторского совета, представ в качестве "народной палаты". Провалились и попытки ввести в Мэриленде феодальное землепользование: хотя поселенцы и выплачивали лорду фиксированную, то есть в большей степени феодальную, нежели капиталистическую, ренту, они были лично независимы и, если рента оказывалась обременительной, уходили на свободные земли, чтобы заниматься уже чисто фермерским хозяйством. В одном отношении общественные порядки в Мэриленде оказались даже более передовыми, чем в других колониях: поскольку лорд Балтимор был католиком, протестанты не могли утвердить в его владениях свою гегемонию, а должны были проявлять веротерпимость.
В 1662 г. была основана вторая феодальная колония - Каролина, владельцами которой стали восемь фаворитов Карла II. Собственники поручили подготовить "фундаментальную конституцию колонии" не кому иному, как будущему отцу английского либерализма Джону Локку. Локк сделал то, чего от него и ждали: конституция вводила в Каролине социальную и политическую иерархию. Но, как и в Мэриленде, феодальный строй в Каролине не прижился, при наличии в Северной Америке незанятых территорий и более свободных колоний, поселенцы предпочитали объезжать Каролину стороной. Чтобы не опустошить колонию, собственники вынуждены были пойти на уступки, уже известные по опыту Мэриленда.
Самым именитым аристократом, получившим право на колониальное владение, был брат Карла II Яков, герцог Иоркский. Его владение, названное Нью-Йорком, было организовано в соответствии с принципами феодального манора. Наместники Якова на протяжении почти 20 лет, начиная с 1664 г., пытались насаждать в Нью-Йорке "Законы Герцога", как назывался правовой кодекс колонии, но затем и они вынуждены были уступить поселенцам, согласившись на созыв представительного собрания с законодательными полномочиями. В 1685 г. герцог стал новым королем Англии, а его колониальное владение было передано другим феодальным собственникам. Южная часть Нью-Йорка, названная Нью-Джерси, стала самостоятельной колонией собственнического типа.
В 1681 г. была создана еще одна колония собственнического типа, владельцем которой стал Уильям Пенн. Пенсильвания, как была названа эта колония, стала одной из самых либеральных в Северной Америке. Пенн, принадлежавший к секте квакеров, одной из самых веротерпимых в то время, пытался утверждать добрососедские отношения с индейскими племенами. В политической области он больше, чем другие собственники, полагался на принципы представительного правления. В 1682 г. в Пенсильвании была создана двухпалатная законодательная власть: верхняя палата - совет - получила право инициировать законодательные билли, а нижняя - ассамблея -утверждать их. Губернатор, назначавшийся Пенном, располагал тремя голосами в совете, но не имел права вето. В 1694 г. нижняя палата была наделена и правом законодательной инициативы. В 1701 г. уже вся законодательная власть была передана ассамблее. Пенн сохранил за собой только право назначения губернатора. Власть собственника в Пенсильвании в сравнении с другими колониями оказалась минимальной.
Конец XVII в. подвел итог первому крупному периоду в истории североамериканских колоний. Количественно в этот период преобладали колонии, которые формально можно отнести к собственническому типу, но, по сути, во всей Северной Америке буржуазные отношения брали верх над феодальными. Феодальная рента, насаждавшаяся в собственнических колониях, приобретала со временем капиталистические черты, в прочих колониях развивалось свободное землевладение по преимуществу фермерского типа. Во всех колониях пустило корни представительное управление, но в собственнических колониях оно в гораздо большей степени контролировалось и регламентировалось английской аристократией.
НОВОВВЕДЕНИЯ И ПРОТИВОРЕЧИЯ ВТОРОГО ЭТАПА
На втором этапе истории североамериканских колоний (после Славной революции 1688 г.) их отношения с Англией приобрели новое качество. Английское влияние тогда вызывало глубоко противоречивые следствия: с одной стороны, усиление колониальной зависимости от Англии способствовало нарастанию в политическом управлении Северной Америки недемократических черт, с другой стороны, укрепление позиций парламентаризма, либерализма и конституционализма в самой Англии вело к распространению демократических установок в мировоззрении и политической культуре американцев, рассматривавших себя как тех же англичан, но только переселившихся в Новый Свет. Углубление этого противоречия создавало фундаментальную причину вызревания в Северной Америке антиколониальной либерально-демократической революции.
"Славная революция" в самой Англии стала разграничительной вехой, повлиявшей подобным же противоречивым образом на Северную Америку. В 1688 г. английская оппозиция смогла свершить бескровную революцию, которая во второй раз и уже окончательно освободила Англию от Стюартов. Билль о правах 1689 г. закрепил всю полноту законодательной власти за парламентом, монарх был лишен как запретительного, так и отлагательного вето. Во времена пребывания во второй четверти XVIII в. на посту главы правительства вигского лидера Р. Уолпола министры стали собираться и принимать решения втайне от монарха, что ослабило и &го исполнительную власть. Парламент еще больше упрочил свои позиции в 1716 г., когда расширил срок полномочий палаты общин с трех до семи лет. В целом после 1688 г. соотношение прерогатив представительной и монаршей властей в Англии неуклонно менялось в пользу первой.
Иначе обстояли дела в Северной Америке: в отношении нее усилились прерогативы монарха, а власть его представительного противовеса в Новом Свете - местных ассамблей - стала ущемляться. Английская монархия стала не только наводить порядок в королевских колониях, но и расширять последние за счет колоний собственнических. Новый Плимут был присоединен к Массачусетсу, а последний лишен былого самоуправления: король сам стал назначать там губернатора, наделенного к тому же большими, чем прежде, полномочиями. Собственнические территории отдавались одна за другой под юрисдикцию монарха, так что к середине XVIII в. в Северной Америке осталось только три.собственнических колонии - Мэриленд, Пенсильвания и Делавэр. Сохранялись еще две корпоративные колонии-Род-Лйленд и Коннектикут. Остальные восемь колоний были королевскими.
Исполнительная власть английских монархов осуществлялась при помощи губернаторов, а законодательная - посредством королевских инструкций. В целом именно монарх олицетворял политическое верховенство метрополии в отношении колоний. Но в управление вмешивался и парламент: попытки Вестминстера издавать законы в отношении американцев особенно участились после Семилетней войны 1756-1763 гг. До Семилетней войны Англия по преимуществу регламентировала экономическое развитие Северной Америки, определяя, что ей можно производить, с кем и как торговать. После Семилетней войны метрополия стала все активнее вмешиваться и во внутриполитическое управление колониями, сводя их свободы и права к минимуму. В XVIII в., когда Англия стала парламентской монархией, ее власть над Северной Америкой оказалась большей, нежели в XVII в., когда она оставалась монархией абсолютной.
Но в XVIII в., по сравнению с XVII в., в Северной Америке усилилось и достигло пика влияние английской либеральной экономической и государственно-правовой идеологии. В XVII в. либеральные принципы вынашивались еще по преимуществу в лоне пуританизма, при этом его представители в Северной Америке, заимствуя общие постулаты из английского наследия, часто серьезно развивали, а, главное, конкретизировали их применительно к потребностям колонии.
Одной из основополагающих доктрин пуританизма было признание ковенанта (соглашения) между людьми и Богом как основы устройства общественных отношений. В Северной Америке в XVII в. эта доктрина получила наиболее полное развитие в воззрениях Р. Уильямса, Дж. Уайза, Т. Хукера. Их вклад в колониальную политическую мысль, как отмечал В.Л. Паррингтон в классическом исследовании американской общественной мысли, заключался в обосновании "трех плодотворных идей": учения о народном суверенитете, договорной теории государства и представлении о правительстве как об институте, ответственном в своих действиях перед большинством общества [8].
Демократическая доктрина была выпестована в первую очередь священником Роджером Уильямсом. который, по словам того же Паррингтона, "как политический мыслитель намного превосходил Уильямса-"богослова"" [9]. Политическая программа Уильямса: частые перевыборы членов государственной власти, создание органа, обеспечивавшего совместное представительство всех граждан, независимо от социальных и имущественных различий, право народа на референдум, отмену и периодический пересмотр всех законов, в том числе общественного договора, - перекликалась с идеями радикально-республиканского крыла Великой английской революции середины XVII в.
В XVIII в. пуританизм продолжал воздействовать на политическое мышление американцев. Его выразители все чаще высказывали убеждение в том, что политическая практика людей определяется их договорными отношениями, а Бог не имеет к ней непосредственного отношения. Так, североамериканский священник Д. Эллиот в проповеди в Коннектикуте в 1738 г. исходил из того, что Бог не имеет отношения к происхождению "гражданского правления" и что оно может основываться или на силе, или на договоре. Аналогичные мысли высказывал в 1741 г. другой пуританский священник, С. Чью.
В эволюции политической доктрины пуританизма в период, непосредственно предшествовавший Американской революции, особое значение имели взгляды либерального священника Д. Мейхью. Придерживаясь традиционного пуританского догмата о том, что первоисточником гражданской власти является Бог, Мейхью доказывал вместе с тем, что непосредственной властью образования государства наделены сами люди, что все правители подчиняются законам, одобренным обществом в целом, и что общество вправе судить, как исполняют магистраты его волю [10].
В XVIII в. пуританизм стал вытесняться с ведущей позиции в американской политической мысли светской идеологией, известной под именем Просвещения. В распространении его доктрин наибольшим оказалось английское влияние. Этой теме посвящено множество исследований, среди которых выделяются фундаментальные монографии К. Роббинс и Б. Бейлина [11]. Исследователи согласны в том, что на американскую политическую мысль и культуру оказывали влияние как умеренные, так и радикальные английские идеологи, причем влияние последних нарастало по мере приближения Американской революции.
Среди умеренных английских идеологов, в наибольшей степени повлиявших на американцев, выделялись Дж. Локк, У. Блэкстоун, А. Сидней, Д. Юм, Г. Болинброк. Локк в конце XVII в. выступил с "Двумя трактатами о правительстве", которые сделали его не только английским, но и мировым классиком либерализма. Локк встал решительно на позицию естественноправового подхода к социально-политическому моделированию. Доктрина естественных и неотъемлемых прав людей давала основание для поиска основополагающих, нерушимых общественных истин. Главным среди неотъемлемых прав индивидуума Локк считал собственность, которую он трактовал широко, включая в нее, в частности, жизнь и труд человека. Локк доказывал неизбежность и полезность возникновения неравенства во владении собственностью: с появлением обмена и денег возникает фундаментальная причина неравенства, с которым, следовательно, необходимо примириться, поскольку без обмена и денег цивилизованное существование невозможно.
Отстаивая идею общественного договора как первоосновы образования государства, Локк решительно отверг "патриархальную" концепцию государства, которую защищали английские тори и которая утверждала, что отношения власть предержащих, то есть монархов, и подданных строятся по аналогии с отношениями в семье между отцом и детьми, когда власть отца не требует ни согласия, ни договора. Локк же утверждал, что природа и Бог не даровали государю власти отца и что его прерогативы вытекают исключительно из общественного договора, заключаемого по добровольному согласию подданных. Локк полагал, что для поддержания однажды созданной власти предпочтительно "спокойное согласие" граждан, выражающих его периодически на выборах. Но он не отрицал и возможности замены власти при помощи насильственной акции подданных. В данном случае он воспроизводил концепцию права народа на революцию, которую до него в Англии выдвигали Д. Лильберн и Д. Мильтон. Интерпретация Локка гораздо более осторожна: обращение граждан к вооруженному сопротивлению властям должно быть крайне редким, когда их права явно попраны и не остается никакой надежды устранить зло обычным конституционным способом [12].
Подлинный культ конституционализма был создан в трудах У. Блэкстоуна. При защите прав граждан и прерогатив парламента он предпочитал апеллировать не к естественному праву, а к государственно-правовым актам, которые ограничивали власть монарха. Эти акты, начиная с Великой хартии вольностей 1215 г., назывались им Конституцией (эта точка зрения закрепилась в целом в государственно-правовой науке), или фундаментальным законом Великобритании. Все указы и поступки монарха, доказывал Блэкстоун, как и действия парламента, должны строго согласовываться с фундаментальным законом. Указы и акты, противоречащие фундаментальному закону, недействительны, - этот вывод Блэкстоуна стал правовой максимой и английских, и американских вигов. В Северной Америке к фундаментальному закону помимо английской Конституции стали относить колониальные хартии.
Одной из самых популярных идей в английской вигской идеологии XVIII в., оказавшей огромное воздействие на американцев, была концепция "смешанного правления". Внешне концепция смешанного правления была схожа с концепцией разделения властей, но в действительности она обладала существенными отличиями и пользовалась и в Англии, и в Северной Америке гораздо большей популярностью. Концепция эта уходила корнями в античность, политические мыслители которой, в первую очередь Аристотель, выводили три возможных "чистых" формы политического управления - монархия (власть одного), аристократия (власть немногих), демократия (власть большинства). В чистом виде каждая из форм опасна, ибо неизбежно превращается во зло - монархия в тиранию, аристократия в олигархию, демократия в охлократию. Во избежание зла три формы должны быть "смешаны", с тем чтобы представлять и уравновешивать разные социальные интересы и слои. В Англии XVIII в. концепция смешанного правления означала поиск политического баланса в треугольнике палата общин - палата лордов - монархия. Согласно вигской концепции, три властных института должны обладать самостоятельными функциями и одновременно взаимодействовать и уравновешивать друг друга. В Северной Америке концепция смешанного правления означала нахождение правильной формулы распределения властных прерогатив между губернаторами, советами и ассамблеями.
Из радикальных английских идеологов наибольшей популярностью среди американцев пользовались Д. Тренчард и Т. Гордон, которых во второй четверти XVIII в., как показал Б. Бейлин [13], беспрестанно цитировали и перепечатывали во всех колониальных газетах "от Бостона до Саванны". Тренчард и Гордон подвергли беспощадной критике вигскую партию, прочно утвердившуюся у власти в Англии в XVIII в., за двойные стандарты: провозгласив себя защитниками равных прав и свобод, виги обросли привилегиями, погрязли в коррупции, превратив парламент и государственные должности в кормушки для себя, своих родственников и друзей.
Влияние английских радикалов на американцев достигло пика в 1760-1770-е годы. Многие жители колоний с восхищением следили тогда за высказываниями и поступками P. Прайса, Д. Пристли, Д. Картрайта и особенно Д. Уилкса. В 1763 г. Уилкс, бывший членом парламента, подверг жесткой критике нового монарха Георга III, попытавшегося резко расширить свои прерогативы как в самой Англии, так и в колониях. Английский парламент исключил Уилкса из своих рядов, и радикальный политик мужественно вступил в схватку с политической элитой. Политическая борьба Уилкса сопровождалась выдвижением необычайно радикальных по тем временам требований: перераспределение избирательных округов и ликвидация "гнилых местечек" (малочисленные, как правило, сельские избирательные округа, легко покупавшиеся богатыми кандидатами), введение тайных выборов, расширение избирательного права. Постепенно к ним были добавлены требования ежегодных перевыборов парламента, всеобщего избирательного права для мужчин, отмены имущественного ценза для кандидатов в депутаты и оплаты деятельности членов палаты общин.
Английская политическая идеология, пользовавшаяся популярностью среди американцев, соотносилась ими с политической практикой самих колоний и бралась за образец при определении того, что нужно было исправить в местном политическом управлении. Впрочем, если было необходимо, американцы вносили в нее дополнения, а то и существенно меняли ее, сообразуясь с требованиями, обретавшими актуальность непосредственно в Северной Америке. Но английские образцы сохраняли для них огромное значение вплоть до последней четверти XVIII в., ибо американцы меньше всего хотели разрыва "кровных уз" с Англией, а их "американская мечта" на протяжении всего колониального периода заключалась в том, чтобы жить так, как жили в Англии ее полноправные граждане.
По формальным меркам американские колонии в XVIII в., независимо от того, были они королевскими, собственническими или корпоративными, воплощали столь почитаемую в Англии систему смешанного правления. По характеристике современника, власть в колониях "в лице губернатора, представлявшего короля, была монархической, в лице Совета - аристократической, в лице палаты представителей или избранников народа-демократической" [14]. Но вот соотношение и реальное значение этих ветвей в Северной Америке имели серьезные отличия от Англии.
Ключевой фигурой в политическом управлении во всех колониях в XVIII в. был губернатор. В корпоративных колониях Род-Айленде и Коннектикуте губернаторы избирались ассамблеями, во всех остальных они назначались или английским монархом или собственниками колоний. Власть губернаторов была очень обширной, они сосредоточили в своих руках полномочия, которые монархи в Англии утратили после "Славной революции" 1688 г. Губернаторы королевских и собственнических колоний (ниже речь пойдет только о них) обладали всей полнотой исполнительной власти: отвечали за проведение законов, указов, инструкций; командовали сухопутными и морскими силами, создававшимися в случае военной опасности: заполняли все без исключения должности в системе колониального управления. Они сохраняли обширные законодательные полномочия, прежде всего, обладали правом абсолютного вето в отношении решений колониальных ассамблей, как и правом созыва и роспуска законодательных собраний. Наконец, губернаторы располагали всей полнотой судебной власти: создавали колониальные суды, назначали судей всех уровней и исполнителей судебных решений, даровали помилования и амнистии по всем видам преступлений [15].
Судя по количеству сосредоточенных в их руках полномочий, губернаторы оказывались чем-то вроде абсолютных монархов в пределах своих колоний. Но в действительности власть их была серьезно ограничена. Начать с того, что это была вторичная власть: все губернаторы назначались из Англии или монархом, или собственниками. Большинство губернаторов, занимавших посты в XVIII в., посылались в колонии из метрополии (только 20% назначенцев являлись американцами) и возвращались туда по завершении службы. В среднем срок пребывания губернатора в должности был относительно коротким - около пяти лет - и мог быть в любой момент прерван решением сверху. В своей политике губернатор руководствовался в первую очередь королевскими инструкциями, содержавшими массу предписаний, которые не могли быть нарушены ни одной ветвью власти, как и любыми иными институтами и индивидами в Северной Америке.
В качестве второй ветви американского смешанного правления выступали колониальные советы. Но и они обладали существенными отличиями от английского аналога - палаты лордов. Их меньше всего можно было назвать "аристократической" ветвью: в советы назначались представители колониальной элиты, но не аристократы, которых среди жителей Северной Америки было крайне мало. Члены советов утверждались в Англии. Исключение составляли Массачусетс, где совет избирался нижней палатой и утверждался губернатором, и Пенсильвания, где совета не было вообще. Советы, численность которых, как правило, не превышала 12 человек, соединяли в себе как исполнительные, так и законодательные полномочия: с одной стороны, они были как бы министерскими кабинетами при губернаторах, помогая им во всех делах, с другой стороны, они выступали в качестве верхней палаты законодательной власти, обладая правом вето в отношении решений нижних палат. Советы также помогали губернаторам в принятии судебных решений. В целом советы были скорее частью "монархической", нежели самостоятельной "аристократической" ветвью, так что говорить о реальном присутствии последней в американской схеме смешанного правления крайне затруднительно.
Если столь большое количество полномочий приходилось в Северной Америке XVIII в. на "монархическую" ветвь, что же оставалось тогда для "демократической" ветви? И можно ли говорить о ее реальной власти, а, следовательно, о реальном значении американского смешанного правления? Эта проблема породила широкую и длительную дискуссию среди американских исследователей. Во второй половине XX в. наиболее авторитетные исследователи, среди них Дж. Грин, Дж. Поул, Б. Бейлин, Э. Морган [16], пришли к выводу, что власть колониальных ассамблей, формально резко уступая власти губернаторов, фактически постоянно возрастала на протяжении всего XVIII в., так что "демократическая" ветвь стала реальным противовесом "монархической" ветви.
На чем основывалось влияние колониальных ассамблей? Главным образом на том, что ассамблеям удалось шаг за шагом сосредоточить в своих руках власть над финансами и бюджетом, поставив губернаторов в зависимость во всех их расходах. Ассамблеи приобрели повсеместно право вводить налоги, определять ежегодный бюджет колоний, устанавливать размеры жалованья для всех должностных лиц, включая самого губернатора. Используя полную финансовую зависимость исполнительной власти от законодателей, ассамблеи принуждали губернаторов утверждать те или иные законопроекты, назначать нужных им людей на различные должности, принимать угодные им решения.
Приведу несколько примеров эффективного использования ассамблеями сосредоточившейся в их руках "власти кошелька". В 1721 г. массачусетская ассамблея уведомила губернатора, что утвердит его жалованье только в том случае, если он одобрит ее законопроекты. Губернатор капитулировал. В 1748 г. нью-йоркская ассамблея в ответ на попытки губернатора Дж. Клинтона наложить вето на предложенный ею законопроект перестала финансировать деятельность исполнительной власти. Губернатор сдался. В 1748 г. губернатор Южной Каролины сообщил в Лондон, что ассамблея, сосредоточив финансовую власть, диктует назначения на все должности. Американские историки, доказывающие, что представительные органы пользовались реальной властью в Северной Америке, накопили сотни подобных примеров.
Все эти примеры не отменяют, однако, и фактов противоположного толка, свидетельствующих, что и губернаторы часто подчиняли себе ассамблеи, добивались их роспуска, переноса заседаний, навязывали угодные им решения и назначения. На протяжении всего XVIII в. ассамблеи так и не смогли добиться принятия ряда жизненно важных для себя решений, например, закона о регулярных выборах представительных органов, который в Англии в значительной мере определял независимое положение парламента. По своему правовому статусу колониальные ассамблеи никак не могли быть названы парламентами, а именуя себя таковыми, явно выдавали желаемое за действительное. Их взаимоотношения с губернаторами превратились в нескончаемое сражение, в котором, как свидетельствовал весь колониальный опыт, у них не было шансов на решающую победу.
В десятилетия перед Американской революцией позиции ассамблей стали даже ослабевать. После Семилетней войны губернаторы, осуществляя волю английского монарха и парламента, стали жестко подчинять ассамблеи своей воле, что с правовой точки зрения трудно назвать произволом или даже незаконными действиями, ибо роспуск представительных органов, отмена их решений, отказ проводить их выборы вполне соответствовали имперскому законодательству. Характеристика, данная в канун Американской революции одним из лидеров колонистов Р.Г. Ли политической системе Виргинии, в которой "две трети законодательной, вся исполнительная и вся судебная власть оказались сосредоточены в одних руках (королевского губернатора. - B.C.), что означало на практике тиранию" [17], может быть распространена и на большинство других провинций. Показательно и то, что английского короля Георга III не удовлетворяла только политическая система корпоративных колоний, охарактеризованная им как "странная форма правления" [18].
В американской историографии одним из самых дискуссионных всегда был вопрос о том, насколько демократичной была "демократическая ветвь" политической власти в провинциях. Ответ, по мнению большинства историков, зависит от того, сколько взрослых белых мужчин имели право участвовать в выборах в колониальные ассамблеи. В начале XX в. К. Беккер, тогда главный авторитет среди специалистов по колониальному периоду, доказывал, что в Нью-Йорке голосовали не более 50% взрослых белых мужчин, а в целом в колониях "значительное меньшинство взрослых мужчин были лишены избирательного права". В середине XX в. другой известнейший историк, К. Росситер, утверждал, что голосовать мог только один из четырех мужчин. В 1950-е годы супруги Браун, основываясь на анализе завещаний, налоговых ведомостей и иных документов, характеризующих имущественное положение жителей Массачусетса и Виргинии, пришли к выводу, что в первой колонии не менее 90%, а во второй более чем 85% взрослого мужского населения имели право участвовать в выборах. Этот вывод был широко подхвачен в американской историографии, выдвинувшей тезис о господстве в колониальной Америке "демократии среднего класса". Среди тех, кто первым авторитетно оспорил этот тезис, был историк Ч. Уильямсон, который на основании данных, собранных по всем колониям, пришел к выводу, что избирательным правом пользовались от 50 до 75% взрослых белых мужчин [19]. Вывод Уильямсона в последующем был поддержан многими американскими историками.
Главным ограничителем избирательного права в колониальной Америке был имущественный ценз. Ему давалось идеологическое обоснование, позаимствованное из европейской традиции. Увязка избирательного права с определенным имущественным положением уходила корнями в античность. Имущественный ценз получил обоснование в средневековой политической мысли Англии, которая одной из первых в Европе ввела представительное управление и избирательное право. Согласно английскому закону 1430 г., в выборах в парламент могли участвовать собственники, чей ежегодный доход от земельного владения был не меньше 40 шиллингов. Этот критерий в качестве основы имущественного ценза сохранялся в Англии в XVII-XVIII вв. и был позаимствован североамериканскими колониями. Восприняли они и его теоретическое обоснование, которого придерживались все английские либералы от Д. Гаррингтона до Дж. Локка и У. Блэкстоуна. Главный их аргумент заключался в том, что только индивидуум, обладающий экономической независимостью, способен на самостоятельное политическое поведение и волеизъявление. Неимущие же и малоимущие становятся легким объектом манипуляции со стороны экономических владык и подчиняются их воле.
Владение определенным минимумом земельной собственности оставалось главным критерием предоставления избирательного права в Северной Америке на протяжении всего колониального периода. В Массачусетсе и Коннектикуте имущественный ценз был равен ежегодному доходу от земли в 40 шиллингов. В Род-Айленде избиратели должны были иметь земельный участок, оцениваемый в 40 фунтов цли получать ежегодный доход в 40 шиллингов. В Нью-Гэмпшире земельное владение избирателя должно было стоить не менее 50 фунтов. В Виргинии избиратель должен был быть владельцем 100 акров необработанной или 25 акров обработанной земли. В Северной Каролине и Джорджии величина земельного участка для избирателей определялась в 50 акров. В Южной Каролине, Мэриленде, Делавэре, Пенсильвании для избирателей существовала альтернатива: владение участком не менее 50 акров или участком, приносящим ежегодный доход в 40 шиллингов. В некоторых колониях избирательным правом, на английский манер, пользовались и арендаторы, если их аренда была долгосрочной, а ежегодный доход был не менее 40 шиллингов [20].
При всем том, что американский имущественный ценз копировал английский, избирателей в Северной Америке было относительно больше, чем в Англии. Объясняется это гораздо более легким доступом к земле, вследствие чего от 50 до 75% взрослых белых американцев удовлетворяли имущественному цензу и наделялись избирательным правом. Если, однако, учесть, что все взрослые белые мужчины составляли в XVIII в. около 20% американского населения, тогда можно заключить, что в Америке избирательным правом пользовалось от 10 до 15% населения. Эта цифра уменьшится еще больше, если принять во внимание наличие в ряде колоний религиозного ценза.
Дискриминации по религиозному признаку подвергались, прежде всего, представители иудейского вероисповедания: они были лишены права голоса по меньше мере в семи колониях, в частности, в Род-Айленде, Мэриленде, Нью-Йорке, Южной Каролине. В некоторых колониях избирательного права были лишены также католики [21]. В XVIII в., по сравнению с XVII в., дискриминация по религиозному признаку существенно снизилась, но до ее полной отмены было далеко.
В XVIII в., в сравнении с XVII в., выборы в Америке приобрели состязательный характер, а активность избирателей возросла. Участие в выборах рассматривалось как гражданский долг. В некоторых местах был установлен штраф за уклонение от участия в выборах: в Виргинии он, например, равнялся ни много ни мало 200 фунтам табака [22]. Голосование повсеместно было открытым, тайная процедура являлась исключением из правил. Это не вызывало широкого протеста, более того, по меркам XVIII в. открытое волеизъявление почиталось в качестве добродетели: голосующий не скрывал своего мнения и гордился им.
Процедура голосования не отличалась разнообразием, но и не была унифицированной. Центральной фигурой во время голосования и подсчета голосов был шериф.
Один из способов голосования заключался в том, что в назначенный час голосовавшие собирались на центральной площади поселка, а шериф просил их разделиться на группы в соответствии с их выбором. Затем он подсчитывал, кому из кандидатов отдано предпочтение. Другой способ состоял в том, что голосовавший вслух называл своего кандидата, а подсчетом голосов занимался опять-таки шериф. Еще один способ заключался в том, что голосовавшие опускали "бюллетень" в шляпу или ящик с именем кандидата. Бюллетень в таком случае подписывался избирателем, чтобы избежать его повторного участия в голосовании.
Выборы рассматривались как праздничное событие. В день голосования избиратели устраивали пикники, застолья, просто выпивку прямо на площади, где проходили выборы. Борьба за голоса избирателей проходила остро: кандидаты не гнушались подкупать избирателей или устраивать помехи тем, кто заведомо предпочитал их оппонентов. Личность кандидата значила для голосовавшего больше, чем его программа. В программах же преобладали местные вопросы, чаще всего связанные с налогообложением или денежной эмиссией.
Цензовые ограничения, но более жесткие, существовали и для кандидатов в депутаты. Как и в случае с избирателями, депутатами не могли быть женщины и чернокожие. Религиозные ограничения для депутатов существовали в большинстве колоний, причем они распространялись не только на иудеев и католиков, но также на некоторые протестантские секты. Но наиболее весомым был имущественный ценз. В Северной Каролине кандидат в депутаты должен был владеть земельным участком не менее 100 акров, что вдвое превышало ценз для избирателей. В Южной Каролине минимум земельной собственности для депутатов был определен в 500 акров, что в 10 раз превосходило ценз для избирателей. В Нью-Гэмпшире имущественный ценз для депутатов в шесть раз превосходил ценз для избирателей. В Нью-Джерси имущественный ценз для депутатов равнялся 1000 акров или 500 фунтов, в десять раз выше, чем для избирателей. В Джорджии имущественный ценз для депутатов составлял 500 фунтов. На практике его пришлось несколько снизить, ибо, как пояснил в 1657 г. губернатор Г. Эллис, в Джорджии не набиралось и 10 человек, удовлетворявших этому цензу, а мест в ассамблее было 19 [23].
Очевидно, что депутатами могли быть только выходцы из верхнего слоя общества, превращавшегося благодаря богатству и политическим привилегиям в провинциальную элиту. Такое положение не противоречило господствовавшей тенденции в политической культуре колониального общества. В Северной Америке признавалось, что богатство являлось основой независимого политического поведения, и чем человек был богаче, тем меньше было возможностей подкупить его. Экономическое благосостояние и независимость депутатов были важны и потому, что они не получали регулярных денежных вознаграждений из бюджета и должны были сами оплачивать львиную долю расходов, связанных с депутатской деятельностью. Наряду с богатством другим важнейшим атрибутом достойного кандидата в депутаты считалась образованность. Она опять-таки была напрямую связана с материальным положением, ибо образование в Северной Америке стоило дорого.
Кто входил в политическую элиту колониального общества и каковы были пути ее формирования? Согласно выводам Дж.Т. Мейна, одного из наиболее авторитетных исследователей колониального общества, оно, как и современная Америка, делилось на три класса - нижний, средний и верхний. К нижнему классу относились черные рабы, белые законтрактованные слуги и наемные рабочие. Черный и белый "пролетариат" Америки насчитывал от одной трети до двух пятых населения колоний. У белых рабочих существовали достаточно широкие возможности для перехода в средний класс: как отмечает Мейн, "возможно, только одна четверть" белого пролетариата терпела неудачу в попытке обращения в класс мелких собственников, в первую очередь фермеров. Но переход в средний класс, материальное положение которого было скромным, не давал возможностей для продвижения в политическую элиту. Часть представителей среднего класса, составлявшего в целом до 50% населения колоний и включавшего по преимуществу фермеров, не обладала даже избирательным правом. Состояние подавляющего большинства семей среднего класса не превышало в денежном выражении 200 фунтов. К верхнему классу, который реально и формировал политическую элиту, принадлежало не более 10% белых американцев, сконцентрировавших в своих руках 45% богатств страны [24].
В колониальный период занятие политических должностей почиталось среди богатых американцев делом престижа. И хотя в Северной Америке выходцев из аристократии было очень мало, известный западноевропейский принцип "знатность обязывает", побуждавший к государственной деятельности, был присущ американской политической культуре. В Америке этому принципу следовали богатые семьи. Особенно престижным было участие в колониальных советах. По подсчетам Л. Лэбери, списки колониальных советов в XVIII в. на 90% состояли из фамилий "первых семей" Америки [25].
Ассамблеи, нижние палаты законодательных собраний, были более демократичны. Кроме богатых землевладельцев из "первых семей", в них заседали также купцы, адвокаты, средние земельные собственники. Но и они в своем большинстве входили в американский верхний класс. Р. Динкин, обследовавший социальное и экономическое положение депутатов шести провинциальных ассамблей, пришел к выводу, что 85% среди них составляли богатые и зажиточные американцы, являвшиеся выходцами из верхних 10% колониального общества [26]. Причем семейственность была характерна и для нижних, выборных палат, так что в них из поколения в поколение заседал узкий круг лиц, носивших одни и те же фамилии [27].
Неудивительно, что конфликты в колониальных ассамблеях возникали по преимуществу между влиятельными семьями, боровшимися за власть и престижные должности. Политические группировки в Северной Америке иногда обозначались как партии, но чаще всего как фракции. Одним из центров фракционной борьбы оказался Нью-Йорк, в котором соперничали два самых богатых семейства колонии - Де Ланси и Ливингстоны. В 1750-е годы самые влиятельные политические посты сосредоточил в своих руках Джеймс Де Ланси, которого поддерживали крупные земельные собственники и купцы, а его религиозной опорой была англиканская церковь. Де Ланси последовательно проводил лояльную политику в отношении метрополии. В 1760-1770-е годы по мере обострения конфликта с Англией политическая инициатива и власть стали переходить к фракции, во главе которой стоял Уильяме Ливингстон. По социальному составу фракция Ливингстона мало отличалась от фракции Де Ланси, но ее религиозной опорой были протестанты, а политическая линия носила антианглийский характер. С началом революции Ливингстоны возглавили патриотическую партию вигов, а Де Ланси проанглийскую партию тори.
Остро соперничали политические фракции в другой крупной колонии - Пенсильвании. Одну из них представляли сторонники собственника колонии Пенна, другую - ведущие семейства квакеров. Квакеров не удовлетворяла в первую очередь концентрация в руках Пеннов львиной доли земель колонии, и долгое время, дабы ликвидировать эту "несправедливость", они добивались передачи провинции под юрисдикцию короны. По мере приближения Войны за независимость квакеры утратили политическое влияние, и их место заняла новая фракция, выступившая и против Пеннов, и против короны [28]. В Делавэре и Нью-Джерси, двух других, наряду с Нью-Йорком и Пенсильванией, центральных колониях, фракционные разногласия не были столь остры. Но и в них политическое лидерство сосредоточилось в руках двух-трех влиятельных семей.
Среди колоний Новой Англии политическими баталиями в наибольшей степени был известен Массачусетс. Он оказался единственной провинцией (это определение употребляется на равных со словом "колония") Северной Америки, которая знала множество политических фракций, выступавших под разными названиями - правительственная партия, сельская и даже народная партия и др. Правящей "правительственной" партией в предреволюционный период умело и властно дирижировал Т. Хатчинсон, сосредоточивший в своих руках высшие должности провинции. Хатчинсон практиковал систему патронажа, заполнив своими родственниками и друзьями всю систему колониального управления.
Во главе оппозиции в Массачусетсе накануне революции оказалась "народная" партия, объединившаяся вокруг семей Отисов и Адамсов. Лидерство представителей этих семей в широком антианглийском движении, начавшем оформляться в середине 1760-х годов, позволило им представить свою фракцию в качестве выразительницы демократических идеалов. Однако до того она была обычной семейной фракцией, конкурировавшей в борьбе за власть с более удачливыми высокопоставленными фамилиями. Так, лидер патриотического движения 60-х годов Джеймс Отис оказался первоначально в оппозиции политическим властям колонии из-за неудачного поворота колеса фортуны, отстранившего на рубеже 1750-1760-х годов от высших должностей группировку его отца, респектабельного и благонамеренного Джеймса Отиса-старшего.
В другой колонии Новой Англии - Нью-Гэмпшире - политическую власть в предреволюционный период прочно удерживал в своих руках клан Уэнтвортов. Уэнтворты наследовали губернаторское кресло, свободно проводили свою волю в совете -назначаемой верхней палате и в ассамблее - выборной нижней палате, насаждали при помощи подачек и щедрых пожалований правительство "друзей" [29]. Вокруг Уэнтвортов сложилась мощная политическая фракция, которая не позволяла вплоть до революции оформиться сколько-нибудь эффективной оппозиции.
В двух корпоративных колониях - Род-Айленде и Коннектикуте - все органы власти, в отличие от собственнических и королевских колоний, были выборными. Прочные политические фракции сложились только в Род-Айленде - провинции, политическая система которой считалась в Северной Америке самой демократичной. Но и в Род-Айленде политические фракции формировались вокруг влиятельных фамилий - Уордов и Хопкинсов - и по своему социальному составу и политическим требованиям почти не отличались друг от друга. Их соперничество было подчинено целям заполучения политических должностей [30].
Элитарный характер политических фракций колониального периода прослеживается и на примере южных, рабовладельческих провинций. Столкновения фракций и здесь отражали конфликты внутри верхов. Так, выборная виргинская ассамблея характеризовалась социальной однородностью и мировоззренческим однообразием. Семейные кланы конкурировали за власть и распределение должностей. Подобная же картина прослеживается в другой крупной плантаторской колонии - Северной Каролине. В этой провинции не утихали движения регуляторов - выступления неимущих и арендаторов за землю и свободное распоряжение ею. Они, однако, вызывали отрицательное отношение со стороны всех групп законодательного собрания, озабоченных собственными интересами.
ПРЕДРЕВОЛЮЦИОННЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ
Социально-политическое поведение верхнего класса Америки, прежде всего той его части, которую можно отнести к политической элите, претерпело серьезную перемену в 1760-1770-е годы. В этот период провинциальная элита вовлекается в широкое демократическое движение, основную массу которого составляли средний и нижний классы, более того, становится его политическим и идейным лидером. Переход американского верхнего класса на демократическую, радикальную, а в конечном итоге и на революционную позицию объяснялся резким обострением его конфликта с метрополией. Английское господство всегда было главным препятствием для свободного буржуазного развития Северной Америки, но после Семилетней войны 1756-1763 гг. и восшествия на престол Георга III оно оказалось совершенно несовместимо с экономическими и политическими интересами разных социальных слоев американцев, особенно верхнего класса. В результате произошла политическая "смычка" трех американских классов, но политическое и идейное лидерство принадлежало по преимуществу выходцам из провинциальной элиты.
В 1760-е годы британский парламент впервые предпринял массированное налогообложение американцев, нарушив основополагающую буржуазную правовую заповедь - нет налогообложения без представительства. Жители провинций привыкли и хотели впредь уплачивать только те налоги, которые были одобрены их собственными избранниками в местных ассамблеях. Великобритания приняла, кроме того, закон, запрещавший американцам переселяться на свободные земли. Он больно ударил и по богатым землевладельцам, чьи предпринимательские аппетиты были резко урезаны, и по мелким фермерам и неимущим, у которых была отнята вожделенная мечта о собственном земельном участке. Последовали и политические репрессии: ограничение свободы вероисповедания, отмена судов присяжных, неприкосновенности жилища и собственности, ввод и размещение в Северной Америке британского воинского контингента, как никогда частые роспуски и переносы заседаний ассамблей. Многие из этих указов и законов исходили от монарха, но в отличие от прежних времен, свободы и права американцев стали активно ограничиваться и подавляться также британским парламентом.
С 1760-х годов Великобритания фактически стала править в Северной Америке наподобие абсолютной монархии, пытаясь насаждать режим, присущий феодальным обществам. Американцы, пестовавшие на протяжении более полутора столетий буржуазный общественный порядок, были потрясены и возмущены попыткой создания у них нового абсолютизма. Начались политические волнения и выступления против метрополии, а их идеологическим знаменем стали антиабсолютистские и антифеодальные доктрины Просвещения, пропагандировавшие именно те идеалы, которые намеревались отстоять американцы.
1760-1770-с годы характеризовались демократизацией политического сознания американцев и американской политической культуры. На первый взгляд, американцы только подхватили принципы, уже хорошо освоенные в идеологии Просвещения. Но в действительности эти принципы постоянно демократизировались и проникали во все более широкие слои общества. В Америке развивалась идейная революция, подготовившая и сделавшая возможной полтора десятилетия спустя революцию политическую. Это обстоятельство точно подметил один из американских отцов-основателей Джон Адаме, писавший впоследствии, что первоначально "революция совершилась в умах и сердцах народа, развиваясь с 1760-го по 1775-й г., в течение 15 лет до того, как была пролита первая кровь под Лексингтоном" [31]. Демократизация коснулась и политической практики Северной Америки. Развились неизвестные прежде формы политических действий народа: массовые сходки, собрания, митинги. На них посредством прямого волеизъявления принимались резолюции, воззвания, всевозможные манифесты и декларации. Так пестовалась непосредственная, или прямая демократия, начинавшая соперничать с демократией представительной. Создавались всевозможные самодеятельные политические организации, самыми известными среди которых стали "Сыны свободы". Политика переставала быть уделом верхнего класса, в нее все более активно вовлекались нижние слои. Это подготавливало не только антиколониальную революцию, но и демократическую перестройку государственного управления внутри самой Америки.
В антиколониальном движении в Северной Америке можно выделить три этапа - умеренный, радикальный и революционный. Соответственно выступили и три течения, сменявшие друг друга в руководстве патриотическим движением. Смена этапов и течений сопровождалась обновлением американской политической идеологии.
Самым ярким представителем умеренного этапа и течения антиколониального движения был массачусетец Джеймс Отис. Именно он в 1760-е годы стал политическим оракулом американских патриотов. Еще в 1761 г., выступая в Верховном суде Массачусетса, Отис резко осудил английский указ, наделявший таможенные службы колоний правом обыска без судебной санкции любого жилища с целью извлечения контрабандных товаров. Отис доказывал, что знаменитые английские Билль о правах и "Хабеас корпус акт", гарантировавшие неприкосновенность личности, собственности и жилища, в равной степени распространяются и на американцев. Не может быть принят ни один закон или указ, противоречащий этим основополагающим актам, которые Отис вслед за Блэкстоуном называл Конституцией. Впрочем, он был даже более радикален, чем Блэкстоун, ибо над волей монарха и парламента возвышал не только английскую Конституцию, но и естественное право: "Закон, противоречащий Конституции, недействителен; закон, противоречащий естественному праву, также недействителен" [32].
Отис превратил английскую Конституцию и естественное право в две главные опоры для защиты интересов американцев. Демонстрируя блестящую эрудицию и упорство, он извлекал из английской Конституции положения, которые гарантировали гражданам и неприкосновенность собственности, и право на представительное правление, и суды присяжных, и свободу вероисповедания и множество других прав. на которых зиждился либеральный буржуазный миропорядок. Если же не хватало аргументов, почерпнутых из английской Конституции, Отис обращался к естественно-правовому учению. Последнее было хорошо тем, что с его помощью можно было обосновать любые права индивидуума. В Европе просветители, основываясь на том положении, что от природы все люди наделены равными правами, критиковали в первую очередь сословное неравенство феодального общества. Но некоторые подвергали критике имущественное неравенство. Отис дополнял уже известные теории рассуждениями о естественном равенстве жителей метрополии и колоний. В естественном состоянии, доказывал он (и это невозможно было оспорить), люди не разделялись на жителей колоний и метрополии и не могли утратить равных прав после образования гражданских обществ и государства [33]. Концепция Отиса о равенстве естественных прав американцев и англичан, жителей метрополии и колоний, стала одним из самых популярных аргументов патриотического движения.
Отис в своих рассуждениях об естественноправовом равенстве оказался настолько последователен, что даже объявил о равенстве белой и черной рас, резко осудил расизм и рабство. Жители метрополии, белые колонисты и черные рабы оказывались, по Отису, индивидуумами с абсолютно равными естественными правами, что должно было быть закреплено и в праве гражданском [34].
Идеи Отиса звучали революционно, но он в действительности не был ни революционером, ни радикалом. В своих практических рекомендациях Отис предлагал американцам бороться за представительство в британском парламенте. Он мечтал о реформе Британской империи, означавшей наделение жителей колоний теми же правами, которыми обладали англичане. Отис доказывал, что эта "новая мировая монархия", в отличие от античных и средневековых предтеч, явит образец справедливого общественного устройства, залогом чего являлось наличие в самой Англии передовых государственно-правовых принципов.
Отис приложил немало усилий, чтобы доказать важность борьбы за представительство североамериканских провинций в парламенте. Но его упорство не возымело существенного влияния на соотечественников. Здравый смысл подсказывал патриотам, что горстке колониальных депутатов в парламенте не удастся изменить его политический курс. Сэмюэль Адаме, утвердившийся на рубеже 60-70-х годов на ведущей позиции в патриотическом движении Массачусетса, указывал, что "колонии не могут быть на равных началах и полно представлены" в парламенте, что их представительство в Вестминстере обернется против самих провинций, ибо узаконит парламентскую тиранию в отношении Северной Америки, и что, следовательно, борьба патриотов за депутатские места в английском законодательном органе уводит их на ложный путь [5].
Из идей Отиса американское патриотическое движение заимствовало в первую очередь апелляцию к принципам английской Конституции и естественного права. Почитание английской Конституции и использование ее принципов для обоснования прав американцев сохранялись в Северной Америке вплоть до Войны за независимость. Но со временем колонисты попытались опереться не только и даже не столько на английскую Конституцию, сколько на собственные хартии. Идее же представительства американцев в британском парламенте они противопоставили требование наделения всей полнотой законодательной власти в Северной Америке провинциальных ассамблей. Так оформилась концепция гомруля - государственного самоуправления североамериканских провинций, ставшая главной в патриотическом движении на его радикальном этапе.
Полное обоснование концепции гомруля дал выдающийся американский просветитель Б. Франклин. Его схема заключалась в следующем: североамериканские провинции, которые Франклин начал называть государствами, и Великобритания - равноправные и суверенные части империи; высшая законодательная власть в них принадлежит собственным представительным органам, соответственно ассамблеям и парламенту, при этом парламент не имеет никаких преимуществ перед ассамблеями и не располагает никакими правами в Новом Свете; связь между двумя политическими сообществами осуществляет король, причем власть его в обеих частях империи ограничивается в равной мере выборными органами; хранилищем прав и свобод американцев и англичан становятся общественные договоры (в провинциях роль таковых выполняют хартии), одобренные представительными собраниями [36].
В схеме Британской империи, выдвинутой Франклином, монарх оставался единственным связующим звеном. Для Франклина верность английскому монарху вытекала из убеждения в необходимости сохранить Британскую империю. Отрицание власти короля означало бы не реформу ее, а разрушение. А такой подход вплоть до возникновения революционной ситуации в Северной Америке в середине 1770-х годов казался кощунством даже наиболее радикальным из патриотов, в том числе и самому Франклину. Сохранение связующей роли в империи за королем обеспечивало, по их мнению, более полную автономию провинций, нежели закрепление ее за могущественным английским парламентом.
Признавая королевскую власть в североамериканских провинциях, Франклин вместе с тем подчеркивал, что она не имеет абсолютного характера, а ограничивается в каждой колонии представительным органом, подобно тому, как ограничивается воля монарха лордами и общинами в Англии. Вся система политической власти в колониях зиждется на народном соглашении и колониальных конституциях - хартиях, скрепляющих это соглашение. Хартии и их изменение, указывал Франклин, находятся вне сферы королевской власти: "Хартии священны, нарушьте их - и существующая связь империи (королевская власть над нами) будет уничтожена" [37].
Доктрина гомруля приобретала все более радикальное звучание по мере приближения Войны за независимость. Ее выразители со временем вынуждены были признать уязвимость апелляции к провинциальным хартиям как источнику прав колонистов. Эти документы, заявил С. Адаме в начале 1776 г., являются "туманными и неопределенными, и их нельзя превратить в орудие борьбы за свободу" [38]. Они все реже ссылались и на английскую Конституцию, хотя не отрицали страстного желания воплотить ее принципы в Северной Америке. Зато все чаще и чаще источником свобод и прав американцев объявлялись законы природы, что позволяло провозглашать самые смелые лозунги, в том числе права на заключение общественного договора, сопротивление тирании, разрыв с деспотическим правительством и другие. Лидеры патриотов все чаще разговаривали с Георгом III языком ультиматума, как это делал, например. Т. Джефферсон, еще одна новая политическая звезда колонистов, в памфлете "Общий обзор прав Британской Америки".
Метрополия не желала идти ни на какие уступки, объявив, что колонии находятся в состоянии мятежа. Революционный разрыв Северной Америки и Англии становился неизбежным. Впервые лозунг о революционном разрыве и его обоснование прозвучали в январе 1776 г., уже после того, как произошли вооруженные столкновения между американцами и англичанами.
Любопытным историческим фактом, который или остается в тени, или вообще замалчивался в американских исторических сочинениях и учебниках, является то, что революционная доктрина была высказана впервые не американцем, а английским радикалом Томасом Пейном, который прибыл в Северную Америку в 1774 г. В январе 1776 г. в памфлете "Здравый смысл" он развил две революционные доктрины: законченную во всех чертах концепцию образования независимого американского государства и концепцию республиканизма, провозглашавшую курс на революционные внутриполитические преобразования в Северной Америке. Блестящий по форме и аргументации памфлет Пейна разошелся в колониях рекордным тиражом в 120 тыс. экземпляров (примерно такое количество американцев и участвовало в патриотическом движении) и способствовал резкому ускорению радикальных перемен в умонастроениях американцев.
Выдающееся значение памфлета Пейна было признано теми, кого американцы относят к отцам-основателям США (радикала и простолюдина Пейна к таковым не причисляют). Дж. Вашингтон в письме к Д. Риду от 31 января 1776 г. утверждал, что "несколько воспламеняющих доводов, подобных случившемуся с Фольмутом и Норфолком (города, сожженные англичанами. - B.C.), в дополнение к верной доктрине и неопровержимой логике "Здравого смысла", не оставят у масс сомнений относительно необходимости отделения" [39]. Джон Адамc, которому чаще было свойственно преувеличивать свои заслуги перед отечеством и преуменьшать заслуги других, отмечал, что "истории предстоит отнести Американскую революцию на счет Томаса Пейна" [40]. Э. Рандольф, известный политический деятель из Виргинии, полагал, что "Здравый смысл" склонил большинство графств крупнейшей колонии Америки в пользу принятия резолюции о провозглашении независимости в мае 1776 г. [41].
Пейн сосредоточился на критике "местных и давно устоявшихся предрассудков". Главный предрассудок заключался в том, что усиление английского гнета было результатом "заговора" в британском парламенте, а король де к нему не причастен. "Король, - убеждал Пейн американцев, приводя при этом разнообразные доказательства, - не потерпит никаких законов, кроме тех, которые отвечают его целям", а потому сохранение связей с Англией через монарха, минуя парламент, не уничтожает колониальной зависимости [42]. Критика иллюзий, связанных с "доброй волей" английского монарха, перерастала в "Здравом смысле" в развернутую критику самого института монархии. Выступление Пейна в защиту республики, приравнивавшейся в XVIII в. как в Европе, так и в Северной Америке к утопии, было равнозначно идейному подвигу. Не будет преувеличением сказать, что концепция республиканизма, ставшая основой американской политической идеологии и практики, была впервые обоснована именно Пейном.
Одна из наиболее весомых частей памфлета Пейна - беспощадная критика английской Конституции, которую духовные вожди колонистов считали вместилищем всех прав и свобод человека. Анализируя схему смешанного правления, лежавшую в основе английского государственного строя, Пейн доказывал, что две из трех ветвей этого правления - монархия и палата лордов - не имеют никакого отношения к воле избирателей. Они представляли собой остатки монархической и аристократической тирании. Выборной была только третья ветвь - палата общин. Но она, как свидетельствовал опыт, не в состоянии обуздать монархическую и аристократическую тиранию.
В конечном счете Пейн доказывал, что в Англии вообще нет конституции: разве можно назвать таковой разрозненные хартии, парламентские билли и судебные решения, во многом противоречащие и даже взаимоисключающие друг друга? Пейн предложил свое определение конституции, которым и стали руководствоваться американцы: "Это - свод положений, на который можно ссылаться, цитируя статью за статьей. На его принципах должны зиждиться государственная власть, характер ее структуры и полномочий; способ избрания и продолжительность существования парламентов или других подобных органов, как бы их не называли; полномочия. которыми будет облечена исполнительная власть в государстве, - словом, все то, что касается полной организации гражданского управления и принципов, которые лягут в основу ее действий и которыми она будет связана" [43].
Идеи "Здравого смысла", повсеместно одобренные американцами, были закреплены в Декларации независимости 4 июля 1776 г., подготовленной Т. Джефферсоном и одобренной общеамериканским конгрессом патриотов. Декларация определяла в качестве основы прав жителей провинций только "законы природы и ее создателя". В Декларации давалось новое, соответствующее республиканскому идеалу определение договорной основы государственной власти. Еще в 1775 г. А. Гамильтон, подобно другим идеологам патриотов, рассматривал общественный договор как соглашение между "управляемыми и государем", что отвечало приверженности американцев конституционной монархии [44]. Декларация, подобно "Здравому смыслу" Пейна, исключала из числа участников общественного договора государя и провозглашала, что "справедливая власть" правительства зиждется только на "согласии управляемых".
Большую часть Декларации занимает изложение всевозможных обвинений в адрес парламента и монархии Англии, насаждавших в Северной Америке политический произвол и ущемлявших экономические интересы колонистов. Подлинное же значение Декларации заключено в ее социально-философской части, где изложены три основополагающие доктрины просветителей: о равенстве естественных прав человека; об общественном договоре как источнике политической власти; о праве на революционное ниспровержение деспотического правительства. Присягнув этим принципам, Американская революция перестала быть только национальным явлением, приобрела всемирно-историческое звучание и значение.
Обновленческое кредо эпохи Просвещения было изложено Джефферсоном языком высокой и вместе с тем доступной простому люду прозы в трех лаконичных предложениях: "Мы считаем самоочевидными следующие истины: все люди сотворены равными и все они наделены создателем определенными неотчуждаемыми правами, к которым принадлежат жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав люди учредили правительства, берущие на себя справедливую власть с согласия управляемых. Всякий раз, когда какая-либо форма правления ведет к нарушению этих принципов, народ имеет право изменить или уничтожить ее и учредить новое правительство, основанное на таких началах, какие, по мнению народа, более всего способствуют его безопасности и счастью" [44].
Среди историков в целом преобладает мнение, что Американская революция была вызвана к жизни английским колониальным господством, которое сковывало развитие в провинциях капитализма и демократии. Как отмечал глава "имперской школы" в историографии США Ч. Эндрюс, "драматическая ситуация", вызвавшая к жизни Американскую революцию, заключалась в противоречии между неподвижной. основанной на традиции и прецеденте системой метрополии и потребностями "живого, динамического организма", каким были колонии [45].
Большая группа историков, среди которых такие авторитеты, как К. Росситер, Л. Харц, Д. Бурстин, полагает, что демократические начала были прочно укоренены в Америке уже в колониальный период, и цель революции заключалась не в завоевании, а в защите демократии. Меньшая часть историков США, среди которых К. Беккер, М. Дженсен, другие представители прогрессистской и радикальной школ. доказывают, что Американская революция возникла в первую очередь по причине недемократизма ее внутриполитического устройства, а ее стержнем была не антиколониальная, а именно "внутренняя революция".
По моему заключению. Американская революция была в первую очередь антиколониальной, поскольку английское господство было главным препятствием для развития в Северной Америке капиталистических и демократических начал. Вместе с тем в 1760-1770-е годы стала развиваться и та революция, которую можно назвать внутриполитической и которая была направлена на ограничение привилегий и власти провинциальной элиты и расширение прав среднего и нижнего классов.
Как свидетельствуют материалы статьи, в политической системе колониальной Америки сочетались демократические и олигархические начала, при этом олигархические начала, наличествовавшие в государственно-правовом устройстве, проявлялись в гораздо большей степени в политической практике. Колониальный период является единственным периодом американской истории, когда в реальном политическом управлении, или, если воспользоваться политологической терминологией. политическом режиме, преобладал олигархический компонент. Колониальный период является также единственным периодом, когда политическая элита может быть поименована олигархией. Большая ее часть, в отличие от всех последующих периодов, не избиралась, а назначалась, а процедуру избрания оставшейся части можно охарактеризовать только как отчасти демократическую.
Ограничение олигархических и развитие демократических начал стало важнейшей целью внутриполитической революции, оформившейся в лоне антиколониального движения. Эта революция достигла своего пика уже после 1776 г.
ЛИТЕРАТУРА
1. См., например: Sydnor Ch.S. Gentlemen Freeholders. Chapel Hill, 1952: McCormick R.P. The History of Voting in New Jersey. A Study of the Development of Election Machinery. 1664-1911. New Brunswick, 1953; Brown R.E. Middle Class Democracy and the Revolution in Massachusetts. 1691-1780. lthaca, 1955; Brown R.E., Brown B.K. Virginia 1705-1786: Democracy or Aristocracy? Michigan, 1964.
2. Williamson Ch. American Suffrage. From Property to Democracy 1760-1860. Princeton, 1968, p. 22-23: Rozwenc E.G. The Making of American Society. An Institutional and Intellectual History of the United States. Boston, 1972, p. 130: Dargo G. Roots of the Republic. A New Perspective on Early American Constitutionalism. New York -Washington, 1974, p. 137.
3. См. подробнее: Бурин С.Н. Конфликт или согласие? Социальные проблемы Юга США (1642-1763). М., 1980, с. 85-121; История США. В 4-х т. Т. 1. М., 1983, с. 55-58.
4. Слезкин Л.Ю. У истоков американской истории. Массачусетс, Мэриленд, 1630-1642. М., 1980.
5. Rozwenc Е.С. Ор. cit., р. 58-62.
6. Morgan E.S. Inventing the People: the Rise of Popular Sovereignity in England and America. New York-London, 1988, p. 123.
7. Kelly А.Н.. Harbison W.A. The American Constitution. Its Origins and Developments. New York. 1970, p. 17-18.
8. Паррингтон B.Л. Основные течения американской мысли, т. 1. М., 1962, с. 105.
10. Leder L.H. Liberty and Authority: Early American Political Ideology, 1689-1763. Chicago, 1968, p. 52, 58.
11. Rohhins С. The Eighteenth Century Common-Wealth: Studies in the Transmission, Development and Circumstances of English Liberal Thought from the Restoration of Charles II Until the War with the Thirteen Colonies. Cambridge (Mass.), 1959; Bailyn B. The Ideological Origins of the American Revolution. Cambridge (Mass.), 1967.
12. Locke J. Second Treatise of Civil Government. An Essay Concerning the True Original Extent and End of the Civil Government. Michigan, 1971, p. 26-29, 32-34, 49-79.
13. Bailyn в. Op. cit., p. 35-37.
14. Цит. по: Ваylin в. The Origins of American Politics. Cambridge (Mass.), 1968, p. 59.
15. Greene E.B. The Provincial Governor in the English Colonies of North America. Cambridge. 1898; Laharee L.W. Royal Government in America: A Study of the British Colonial System Before 1783. New Haven (Conn.), 1930; Bailyn B. The Origins of American Politics. Chapter 2.
16. Greene J. The Quest for Power: the Lower Houses of Assembly in the Southern Royal Colonies, 1689-1776. Chapel Hill, 1963; Pole J.R. Political Representation in England and the Origins of the American Republic. New York, 1966; Bailyn B. The Origins of American Politics; Morgan E.S. Op. cit.
17. The Letters of Richard Henry Lee. New York. 1970, v. I, p. 190-191. [
18. Labaree L.W. Conservatism in Early American History. New York. 1962, p. 27.
19. Becker C. The History of Political Parlies in the Province of New York. 1760-1776. Madison. 1909. p. 11; idem. The Unites States: An Experiment in Democracy. New York, 1920, p. 35-36; Rossiter C.L. Seedtime of the Republic: The Origin of the American Tradition of Liberty. New York, 1953, p. 20; Brown R.E. Middle Class Democracy and the Revolution in Massachusetts; Brown B.K., Brown B.K. Virginia 1705-1786; Williamson Ch. Op. cit., p. 22-23.
20. Williamson Ch. Op. cit., р. 12-13.
21. Dinkin R.J. Voting in Provincial America. A Study of Elections in the Thirleen Colonies. 1689-1776. Westport (Conn.), 1977. p. 31-34.
22. Dargo G. Op. cit., p. 132.
23. Dinkin R.J. Op. cit., р. 51-52.
24. Main J.T. The Social Structure of the Revolutionary America. Princeton, 1965, p. 270-277.
25. Labaree L.W. Conservatism in Early American History, p. 4.
26. Dinkin R.J. Op. cit., p. 60.
27. Palmer R.R. The Age of Democratic Revolution: Political History of Europe and America. 1760-1800. Princeton, 1959, v. I, p. 48-52.
28. Main J.T. Political Parties before the Constitution. Chapel Hill. 1973, p. 9.
29. Daniel J.R. Experiment in Republicanism. New Hampshire Politics and the American Revolution. 1741-1794. Cambridge (Mass.). 1970, p. 9-10, 22-23.
30. Loveloy D.S. Rhode Island Politics and the American Revolution. 1760-1776. Providence, 1958, p. 18.
31. The Works of John Adams. Vols. 1-10. Ed. by Ch.E. Adams. Boston, 1850-1856, v. 10, p. 282-283.
32. Documents of American History. Vols 1-2. Ed. by H.S. Commager. New York, 1945, v. I, p. 45.
33. Otis J. The Rights of British Colonies Asserted and Proved. - Pamphlets of the American Revolution. Ed. by B. Bailyn. Cambridge (Mass.). 1965. v. 1. p. 437-439.
35.The Writings of:Samuel Adams, Vols. 1-4. Ed. by H.S. Cushing. New York. 1968. v. 1. p. 67.
36. Benjamin Franklin's Letters to the Press. Williamsburg. 1950, p. 48, 88, 110, 22. 135, 136; The Works of Benjamin Franklin, Vols. 1-10. Ed. by J. Sparks. Boston, 1840, v. 4. p. 262. 272, 281, 284. 286, 295, 298; v. 7. p. 332, 333, 391, 392, 476, 486, 497.
37. The Works of Benjamin Franklin, v. 4, p. 295.
38. The Writings of Samuel Adams, v. 3, p. 262.
39. The Complete Writings of Thomas Paine, Vols. 1-2. Ed. by P.S. Foner. New York. 1945, v. I, p. 2.
40. Lewis J. Thomas Paine, the Author of Declaration of Independence. New York, 1947. p. 51.
41. Jensen M. The Founding of a Nation: a History of the American Revolution. New York, 1968, p. 669.
42. Пейн Т. Избранные сочинения. M., 1959. с. 42.
44. См. Согрин В.В. Идейные течения в Американской революции XVIII века. M., 1980, с. 126.
45. Текст Декларации см. в кн.: Американские просветители. Избранные произведения в 2-х томах. Т. 2. М., 1969, с. 27-33.
46. Цит. по: The American Revolution, How Revolutionary Was It? - Ed. by G.A. Billias. New York, 1970. p. 20.
