В 1991 г. знаменитый ледокол "Красин", долгие годы пребывавший в забвении, внезапно привлек внимание сначала петербургской, затем центральной печати, а вскоре и широкой научной общественности. Стало известно, что Международный фонд истории науки, последний владелец судна, будучи не в состоянии содержать и использовать ледокол как музей и плавучий научный центр (именно с этой целью он был передан Фонду бывшим правительством), продал его фирме "Техимпекс", специализирующейся на перепродаже за рубеж устаревших и списанных судов.

При Российском географическом обществе был создан Комитет по спасению "Красина" под руководством его вице-президента С.Б. Лаврова. К этому времени новый владелец ледокола, чтобы как-то скрыть от общественности неблаговидную сделку, успел заменить на борту ледокола историческое название "Красин" на малознакомое первоначальное имя "Святогор".

Учитывая уникальность корпуса судна, паровой машины тройного расширения и котлов шарового типа, не имеющих аналогов в стране, ледокол уже сам по себе представляет музейную ценность, а его беспрецедентная роль в международных спасательных операциях и освоении Северного морского пути делает его памятником мировой культуры.

Именно эту задачу - перевести ледокол в разряд памятников - и поставил перед собой комитет. Его усилия увенчались успехом. 20 февраля, по представлению Министерства культуры России, Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры и мэрии Санкт-Петербурга, правительство России издало постановление, согласно которому в список исторических памятников, подлежащих охране, как памятник государственного значения, включен ледокол "Красин". Опираясь на это постановление. Верховный суд России отклонил иск фирмы "Техимпекс" к мэрии Петербурга, запретившей выход судна из города.

Сегодня ледокол стоит у одного из причалов Кронштадтского порта, где ему обеспечены надежная охрана и снабжение. Впереди - возвращение на историческое место на Неве и организация на судне плавучего музея отечественного ледоколостроения. Начинается новая эпоха в истории прославленного ледокола.

Н.А. Волков,
председатель Полярной комиссии Географического общества,
член Комитета по спасению "Красина"

 

В июне 1992 г. коммерсанты из "Техимпекс" вновь обратились в суд. Борьба за "Красин" продолжается. Прим. редакции "Природы" Нам неизвестны все подробности дальнейшей борьбы за спасение "Красина" от безденежья и натиска рыночных отношений. Некоторые моменты этой борьбы описаны в сетевых публикациях. К счастью, сейчас - в ноябре 2003 года - ледокол цел, стоит у стенки на невском берегу Васильевского острова и - в качестве музея - принимает на борт стайки ленинградских школьников. Как ни велики былые свершения "Красина", быть может, эта функция корабля-символа будет самой важной для нашего будущего... Предлагаем вашему вниманию наш фоторепортаж о сегодняшнем "Красине". VIVOS VOCO!

 

Ледокол появился на свет в 1916 г. По заданию российского министерства торговли и промышленности его построили на фирме "Армстронг" в английском городе Ньюкасле. И нарекли "Святогором" в память о русском былинном богатыре. Судьба "Святогора" складывалась драматично с момента рождения. Мир был охвачен войной, а Россия еще и революциями. Когда разразилась гражданская война, ледокол принял участие в обороне Архангельска от войск Антанты. И оказался... на дне: чтобы не позволить кораблям противника войти в устье Северной Двины, власти Архангельска приказали в конце 1918 г. затопить "Святогора" и его собрата "Микулу Селяниновича" Интервенты все-таки захватили город, командира "Святогора" Н. Дрейера и моряков, участвовавших в затоплении, расстреляли.

Вскоре захватчикам удалось поднять ледокол, а в феврале 1920 г. они увели его с собой в Англию. Однако через несколько месяцев "Святогор" вновь оказался в советских водах, на сей раз в качестве специально арендованного корабля. Во льдах Карского моря погибал ледокольный пароход "Соловей Будимирович", на борту которого находились 85 человек, в том числе женщины и дети. "Соловей" направлялся на восток Баренцева моря, к устью р. Индиги, где для белогвардейских войск были заготовлены мясо и рыба. Судно попало в ледовый плен, его стало уносить дрейфующими полями, и в итоге оно оказалось в Карском море, а течения и льды неумолимо увлекали пароход на север, где он наверняка был бы раздавлен. Рейс "Соловья" начался в январе 1920 г., в феврале Красная Армия вошла в Архангельск, и новой власти пришлось взять на себя заботу о чужом, в сущности, судне.

В борьбу за его спасение включились наиболее авторитетные люди в России и за рубежом. Нарком иностранных дел Г.В. Чичерин, писатель М. Горький, полпред в Англии Л.Б. Красин, президент Российской академии наук А.П. Карпинский, прославленный полярник и гуманист Ф. Нансен - все они приложили огромные усилия для того, чтобы на помощь к бедствующим вышли спасательные суда и среди них самый мощный в мире ледокол "Святогор". Корабль шел в наши арктические воды под норвежским флагом, на его борту находился знаменитый ледовый лоцман О. Свердруп, капитан нансеновского "Фрама", совершившего в 1893-1896 гг. дрейф через всю Центральную Арктику. Руководил спасательной экспедицией наш известный полярный исследователь Л.Л. Брейтфус.

В архиве РАН хранится телеграмма, отправленная 27 марта 1920 г. из Архангельска одновременно по нескольким "высоким" адресам; норвежскому стортингу, норвежскому Географическому обществу, Ф. Нансену, О. Свердрупу и др. В ней говорится, что необходима срочная помощь. "В Англии находится русский ледокол "Святогор" большой мощности, вполне пригодный для спасательной цели. Российская академия наук своим авторитетным обращением по радио в Норвегию, Швецию, Англию поможет ускорению отправки спасательной экспедиции, все расходы по которой и щедрую награду участникам берет на себя правительство".

Текст телеграммы подписал Р.Л. Самойлович - начальник только что созданной в стране Северной научно-промысловой экспедиции, ставшей со временем Институтом по изучению Севера, Всесоюзным Арктическим институтом, (Каневский 3.М. Северянин по призванию // Природа. 1976. № 10. С. 124-135. )

Спасатели уверенно справились со своей задачей. 19 июня 1920 г. "Святогор" и ледорез "III Интернационал" (будущий "Федор Литке") пробились к "Соловью Будимировичу" и через несколько суток вывели его изо льдов. Спасенный пароход снова стал советским и получил имя "Малыгин". Вместе с "III Интернационалом" он возвратился в Архангельск, а вот "Святогору" пришлось идти в Англию. Потребовалась серьезная борьба Красина и всемирно известного кораблестроителя академика А.Н. Крылова, чтобы в 1921 г. после выплаты полной стоимости "Святогор" был передан России. После кончины в 1926 г. Леонида Борисовича в память о нем ледокол назвали "Красиным".

Так феерически началась жизнь флагмана советского арктического флота. Правда, сперва его "придерживали", не отпуская в высокие широты и используя на Балтике, но в конце 20-х годов он вышел в Ледовитый океан, где почти каждую навигацию принимал участие в самых сложных и ответственных заданиях.

ВО ВСЕХ МОРЯХ ЛЕДОВИТОГО ОКЕАНА

Не счесть грузовых судов, которые провел корабль сквозь дрейфующие льды, не сосчитать мили, какие пришлось ему преодолеть во всех морях Ледовитого океана. "Красин" работает на трассе, и в западных морях Ледовитого океана, и в восточных, и в самой сердцевине Северного морского пути, в наиболее узком и сложном месте, в проливе Вилькицкого. Он водит караваны, "протаскивает" суда сквозь плавучие льды, крушит мощные ледовые перемычки между пространствами желанной чистой воды, искусно маневрирует в опасных проливах среди островов. А надежных навигационных карт нет, как нет и точных навигационных приборов, и арктические моря, словно назло, мелководны, так что "Красину" с его девятиметровой осадкой временами приходится туго. Отчаянно лавируя среди льдов, он может в любое мгновение напороться на не обозначенную на карте мель, что и случалось неоднократно.

В середине 30-х годов на "Красине" сформировался молодежный экипаж во главе с 30-летним капитаном М.П. Белоусовым (в 1940 г. за участие в выводе изо льдов ледокольного парохода "Г. Седов" Белоусов стал Героем Советского Союза). Только за период с 1935 по 1938 г. "Красин" совершил пять рейсов к труднодоступному острову Врангеля, провел через льды Чукотского и Восточно-Сибирского морей свыше 200 грузовых судов. А сколько перебывало на борту ледокола научных экспедиций, сколько разнообразных наблюдений - океанографических, метеорологических, геофизических - провели они в тяжелейших ледовых условиях, и продолжалось это на протяжении всей активной арктической жизни "Красина"!

1933 год был для экипажа ледокола насыщен неординарными событиями. В марте красинцы совершили небывалый поход к берегам Новой Земли, архипелага, разделяющего Баренцево и Карское моря. Это был первый в истории высокоширотный зимний рейс, который провел капитан Я.П. Легздин. А руководил операцией 28-летний начинающий полярник М.И. Шевелев, скончавшийся в 1991 г. патриарх Арктики, Герой Советского Союза, генерал-лейтенант, один из организаторов и многолетний руководитель нашей полярной авиации.

Зимний поход на Новую Землю был вынужденным, по сути, чрезвычайным: на архипелаг не доставили продовольствие для промысловиковохотников, и несколько десятков семей, русских и ненцев, оказались обречены на голодную зимовку. Нужно было любой ценой выручать попавших в смертельную ситуацию людей. Красинцы сумели пробиться сквозь льды к западному побережью Новой Земли и снабдить продуктами голодавших. По тем временам "Красин" совершил невозможное: никогда прежде в таких широтах зимой не плавал ни один корабль.

В это время как раз начался рейс "Челюскина" по трассе Северного морского пути (Каневский 3.М. От "Челюскина" до "Сомова" // Природа. 1986. № 1. С. 72-85.). Строго говоря, именно "Красин" мог бы тогда осуществить безаварийный сквозной поход от Мурманска либо Архангельска до Берингова пролива, а уж никак не "Челюскин", слабосильный маломаневренный пароход, только что с большими дефектами построенный на датской верфи.

Он был абсолютно не приспособлен к плаванию в арктических льдах. Еще до выхода судна в море его будущий капитан В.И. Воронин (долго противившийся назначению) писал руководителю экспедиции О.Ю. Шмидту о том, что берется "сделать рейс в одну навигацию в оба конца, пройти из Белого моря в Берингов пролив и обратно на сильном ледоколе". Однако такового в распоряжении экспедиции не оказалось, все ледоколы были заняты на трассе, и пришлось довольствоваться обычным пароходом, что обрекало благородный замысел на почти неминуемую неудачу. Во всяком случае, такой авторитет в кораблестроении, как А.Н. Крылов, заявил, что "Челюскин" для сквозного плавания не пригоден. Но так или иначе, в июле 1933 г. судно вышло в далекий путь из Ленинграда, в обход Скандинавии, и уже через месяц застряло во льдах Карского моря (о чем предпочитают обычно не вспоминать те, кто всегда громко заявлял о "самостоятельном" плавании "Челюскина")...

На помощь подоспел вездесущий "Красин". Сперва его экипаж вместе с командой парохода перегрузил на борт ледокола несколько сот тонн угля, чтобы "Челюскин" приподнялся и можно было заделать повреждения (этот метод широко применяется на морях, но каково заниматься подобным среди сжимающихся льдов". Затем "Красин" повел "Челюскина" за собой, но тут же выяснилось - вот она, плохая маневренность! - что широкий корпус парохода едва умещается в канале, проложенном ледоколом в дрейфующих льдах. И все же через несколько суток "Красин" вывел бедолагу на чистую воду, и весь дальнейший путь до Берингова пролива "Челюскин" прошел в одиночку.

Создавалось впечатление, что "нытики и маловеры" потерпели поражение; судно, хоть и застряло под конец в обширном ледяном поле, все-таки было уже в проливе вместе с этим самым полем, до свободной от льда воды оставались какие-нибудь одна-две мили, но тут внезапно возникло мощное встречное течение. Очень скоро беспомощный пароход оказался в центре Чукотского моря, где после многомесячного зигзагообразного дрейфа пошел ко дну под натиском льдов. Это случилось 13 февраля 1934 г. примерно в 150 километрах от чукотского берега. Один человек погиб при катастрофе, 104 челюскинца, включая десять женщин и двух маленьких девочек, обосновались в ледовом "Лагере Шмидта", в надежде на помощь с Большой земли.

На их спасение ринулись многие, и "Красин", естественно, был среди первых. Рабочие Балтийского завода в Ленинграде всего за месяц выполнили нелегкие ремонтные работы (в навигацию предыдущего 1933 г. ледоколу досталось крепко). На ледоколе установили самое совершенное по тем временам оборудование: гирокомпас, электрический лаг (прибор, измеряющий скорость движения корабля), эхолот, лишь годом раньше впервые появившийся на арктических судах. По бортам приварили кили, своеобразные "успокоители качки" - в расчете на штормы, которые предстояло испытать по дороге, ибо дорога пролегала через Северную Атлантику и чуть ли не весь "остальной" Мировой океан)

"Красиным" командовал П.А. Пономарев, будущий капитан первого атомного ледокола "Ленин". Зимняя Атлантика свирепствовала, крен ледокола достигал 43 градусов. Без единой остановки по дороге корабль преодолел 5 тыс. миль от берегов Англии до входа в Панамский канал, и на весь исполинский маршрут протяженностью почти 13 тыс. миль было затрачено менее семи недель. Специалисты тогда же отметили, что это своеобразный мировой рекорд для судов подобного типа (средняя скорость составила 10,7 узла). К сожалению (а вернее, к счастью), "Красин" опоздал. К моменту его прихода в бухту Провидения челюскинцев спасли летчики.

А в августе 1937 г. пропал в Центральной Арктике самолет С.А. Леваневского с экипажем из шести человек, совершавший вслед за В.П. Чкаловым и М.М. Громовым перелет по маршруту Москва - Северный полюс - США. На поиски были брошены практически все имевшиеся на Крайнем Севере самолеты (что способствовало срыву ледовой авиаразведки и привело впоследствии к непоправимым бедам), многие суда. "Красин", только-только приступивший к проводке караванов в Восточной Арктике, также был снят с трассы и высочайшим распоряжением направлен к побережью Аляски, к мысу Барроу, где два самолета, пилотируемых А.Н. Грацианским и В.Н. Задковым, повели поиск со стороны Американского континента. Сам "Красин" сделал неудавшуюся попытку войти в тяжелые льды к северу от м. Барроу и полтора месяца простоял у берегов Аляски фактически без дела. Наконец последовал приказ прекратить поиски и считать машину Леваневского погибшей... "Красину" надлежало помочь транспортным судам, отчаянно пробивавшимся из моря Лаптевых к Берингову проливу. Стоял октябрь, вызволить застрявший караван в столь позднее время "Красин" не мог. Мало того, он сам остался на вынужденную зимовку в Хатангском заливе (к востоку от п-ва Таймыр), в бухте Кожевникова. На первую в своей жизни зимовку...

Она протекала драматично. Корабль был, как говорят моряки, обезуглен, требовалось загрузить трюмы топливом. К счастью, на ближайшем берегу имелись угольные шахты, и красинцы, превратившись в заправских горняков, бок о бок с рабочими "Нордвикстроя" спускались в глубину арктических недр. Они рубили уголь, выдавали его на-гора, везли на тракторах по проложенной во льду дороге к своему ледоколу (а это почти 80 километров), заполняя таким образом корабельные трюмы. "Дорогу жизни" заметали метели, приходилось восстанавливать и поддерживать ее, моряки испытывали немалые лишения, валились с ног от перенапряжения, но к апрелю 1938 г. подняли на борт "Красина" около 3 тыс. тонн угля, поистине "золотого". Ледоколзимовщик был теперь готов к навигации. Он тотчас включился в работу в восточных морях Ледовитого океана.

В конце сентября 1938 г., выполнив намеченную программу, корабль двинулся во Владивосток. И тут поступило приказание срочно возвращаться в Арктику: маленькое деревянное судно "Ост" безнадежно вмерзло в лед неподалеку от чукотского побережья. Стихия оказалась и на сей раз сильнее "Красина", все попытки протащить "Ост" по проложенному каналу во льдах были тщетны: у судна не действовал руль, и активно следовать за поводырем оно не могло. Восемь человек из его команды остались на зимовку, двадцать с лишним перешли на борт "Красина", усугубив и без того острую "жилищную проблему". Как подсчитали позже дотошные береговые экономисты, поход ледокола на выручку "Оста" обошелся в несколько сот тысяч рублей.

Вот так жил и работал, бедствовал и отважно спасал коллег "Красин". Началась война. По завершении навигации 1941 г. кораблю пришлось совершить второе в его биографии кругосветное плавание: к началу следующей полярной страды "Красина" ждали в Мурманске, он был нужен в западном районе Арктики. Союзники-американцы собирались вооружить ледокол артиллерией, что и было сделано при его заходах в американские порты.

В ноябре 1941 г. корабль вышел из бухты Провидения, к Новому году подошел к Панамскому каналу и только в марте 1942 г. добрался до берегов Англии, откуда в составе союзного конвоя из 20 судов двинулся к Исландии. Во время своего диковинного маршрута "Красин" не раз попадал в жесточайшие штормы, волны снесли фальшборт в средней части мостика, повредили рулевую рубку, смыли несколько спасательных шлюпок, палубные надстройки... Ко всем напастям стихии отныне добавлялись атаки врага. На караван, взявший в апреле 1942 г. курс к советским берегам, налетали гитлеровские самолеты, по нему били торпедами подводные лодки, на пути конвоя вставали немецкие минные поля. Лишь 5 мая, преодолев за полгода более 15 тыс. миль, "Красин" вошел в Кольский залив и встал на мурманском рейде.

В течение всех навигаций военного времени, проходивших на западе и востоке Арктики, ледоколом командовал М.Г. Марков, бывший штурман-челюскинец. За годы войны свыше 300 красинцев получили награды.

Кончилась война - и снова навигации, сверхдальние океанские походы, сотни тысяч морских и ледовых миль за кормой, десятки вырванных из ледовых объятий судов, сотни спасенных человеческих душ. Такова была повседневная жизнь "Красина", и можно ли утверждать, что, дескать, эта экспедиция была наиболее героической, а тот случай, к примеру, и вовсе уникальным? И однако вряд ли я погрешу против истины, если скажу; был все-таки в судьбе "Красина" такой год, был арктический спасательный рейс, возымевший такие в полном смысле слова исторические последствия, о которых необходимо говорить отдельно и подробно.

ЗВЕЗДНЫЙ ЧАС ЛЕДОКОЛА

В мае 1928 г. итальянский авиаконструктор генерал У. Нобиле вместе с 15 спутниками совершил полет на дирижабле "Италия" к Северному полюсу. Достигнув заветной точки, экспедиция не вернулась в назначенное время на Шпицберген, откуда стартовала, и радиосвязь с дирижаблем прервалась. Возникло всеобщее ощущение тревоги, и одним из первых забил во все колокола Р.Л. Самойлович, предчувствовавший возможное несчастье еще до... вылета "Италии" из Милана. За несколько месяцев до того, находясь в командировке в Берлине, ученый познакомился с Нобиле и скоро убедился в том, что задуманная молодым и честолюбивым генералом воздушная экспедиция может завершиться трагедией (Нобиле предполагал высадить точке полюса группу исследователей и через какое-то время забрать их на борт, но Самойлович знал, что люди могут затеряться посреди дрейфующих льдов и дирижабль никогда не найдет их; эта часть проекта в итоге не была осуществлена).

Уже тогда Самойлович поделился своими опасениями с некоторыми знатоками Крайнего Севера, рассказал об этом и президенту АН СССР Карпинскому. Из Ленинграда на Таймыр и Новосибирские о-ва отправились две группы полярников: им поручалось в дополнение к повседневным обязанностям исследователей-зимовщиков, внимательно следить за начинающимся полетом итальянцев и, если потребуется, немедленно выйти к ним на помощь во льды. 25 мая дирижабль исчез где-то между Северным полюсом и Шпицбергеном. Нужно было организовать поиск поистине глобального масштаба. Как только прервалась радиосвязь с "Италией", Самойлович обратился в Совнарком с предложением немедленно направить в район к северу от Шпицбергена несколько поисковых судов и непременно - "Красин". Сложность, однако, заключалась в том, что корабль уже больше года не плавал, а стоял в Ленинградском порту с погашенными топками, с пустыми трюмами, на его борту была команда лишь из двух десятков человек; "Красина" собирались надолго законсервировать.

Но Самойлович настаивал именно на "Красине", тем более что старший механик М.И. Ершов подтверждал: машины и механизмы находятся в хорошем состоянии. А тут произошло событие исключительное: 3 июня 1928 г. молодой радиолюбитель Н.Р. Шмидт из глухого костромского села внезапно услышал слабенькие, сбивчивые сигналы из итальянского лагеря бедствия. Оказалось, что дирижабль обледенел и упал на лед севернее Шпицбергена. Один человек при этом погиб, шестерых унесло ветром вместе с остатками оболочки, шестеро пребывали сейчас в Красной палатке на дрейфующем льду, а трое ушли за помощью к ближайшей земле. Еще через сутки удалось засечь координаты лагеря Нобиле, и созданный за несколько дней до того Комитет помощи при Осоавиахиме вскоре отдал "Красину" приказ идти на спасение итальянцев.

Руководство операцией поручили Самойловичу, за плечами у которого было около 15 полярных плаваний и походов. Капитаном назначили опытного судоводителя К.П. Эгги, В состав руководства на "Красине" вошли также комиссар П.Ю. Орас и 30-летний северный пилот Б.Г. Чухновский - на борт был погружен трехмоторный "юнкере", сразу получивший название "Красный медведь".

16 июня 1928 г., через 4 суток 7 часов и 47 минут после приказа собираться в дорогу ледокол с командой почти в 140 человек (ее набрали - по конкурсу1 - с других судов, стоявших тогда в порту), с забитыми до отказа трюмами и закрепленным на верхней палубе самолетом вышел в спасательный рейс.

Ситуация усугублялась тем, что экспедиция Нобиле значилась предприятием итальянским - из 16 ее участников "инородцами" были только чешский физик Ф. Бегоунек и шведский геофизик Ф. Мальмгрен. А Италия в те времена уже приобрела сомнительную славу фашистского государства, и премьер-министром стал Б. Муссолини.

И тем не менее иначе наши люди поступить не могли. Погибали в Арктике их собратья, представители славного клана полярников, и требовалось отбросить все соображения - идеологические, национальные, классовые, а заодно любые амбиции и гордыню - во имя главного и единственного - спасти обреченных. Да, без всякой натяжки - обреченных, потому что шел 1928 год, эпоха отнюдь не атомоходов, вертолетов, искусственных спутников и прочих чудес наших дней. Еще оставалось почти шесть лет до челюскинской спасательной эпопеи, и никто в мире не обладал опытом проведения операций подобного масштаба (нелишне заметить, что и в 1934 г. мало кто верил, особенно за рубежом, в спасение обитателей "Лагеря Шмидта").

"Красин" был главным, но вовсе не единственным спасателем. Примерно в те же дни отправился к берегам Шпицбергена ледокольный пароход "Малыгин" (бывший "Соловей Будимирович") с крупной экспедицией во главе с выдающимся арктическим исследователем В.Ю. Визе. Другой ледокольный пароход, "Г. Седов", а также первенец отечественного научного флота "Персей" тоже приняли участие в операции. В общей сложности в ней участвовало не менее 1500 представителей разных стран (по каким-то причинам США и Великобритания, две мощные державы, обладавшие и флотом, и авиацией, уклонились от помощи Нобиле). Шестнадцать самолетов, более 20 судов различного "калибра" (от ледокола до маленькой парусномоторной шхуны) устремились к бедствующим во льдах, и нужно сказать сразу: лишь одного из них, генерала Нобиле, эвакуировал со льдины иностранный спасатель, всех остальных, кому посчастливилось уцелеть при катастрофе и выжить после нее, спасли красинцы, летчики и моряки. Причем среди наших спасателей не было ни единой жертвы, тогда как в ходе поисков и по их завершении трагически погибли экипажи нескольких самолетов - итальянцы, французы, норвежцы, возглавляемые знаменитым Р. Амундсеном.

Миновав Балтику, ледокол пошел норвежскими шхерами. Чтобы иметь на борту максимальное количество угля, пришлось зайти в порт Берген. Здесь на "Красин" поднялись два иностранца, ученый из Осло А. Хуль и корреспондент итальянской газеты "Коррьере делла сера" Д. Джудичи, который впоследствии оказал большую помощь в общении красинцев с его соплеменниками из Красной палатки. Затем корабль двинулся дальше на север и в конце июня встретил первые льды, а 1 июля толщина отдельных ледяных полей достигала уже метра.

Радио принесло ошеломляющую новость: шведский пилот Лундборг сумел сесть на лед рядом с Красной палаткой и вывез на Шпицберген одного пассажира (такова была вместимость машины), командира дирижабля "Италия" (при второй попытке Лундборг попал в аварию, и его самого эвакуировал со льда другой шведский летчик, после чего никто уже не рисковал садиться в лагере итальянцев)... Капитан, первым покинувший тонущее судно - в это красинцы отказывались верить, и правильно делали!

Позднее выяснилось, что тогдашние правители Италии вели вокруг экспедиции Нобиле (и особенно в связи с его спасением) недостойную игру, стремясь подставить генерала под удар, убрать с политической арены как противника режима. И надо сказать, в годы второй мировой войны Нобиле наглядно проявил свою антифашистскую настроенность. На послевоенных выборах в Национальное собрание генерал шел по списку Итальянской коммунистической партии, хотя коммунистом, конечно, никогда не был.

"Красин" постоянно окутывали туманы, столь характерные для летней Арктики с ее многочисленными разводьями среди льдов, которые часто дымятся паром. Никак не удавалось начать разведывательные полеты, разведывательные одновременно в двух значениях этого слова - на разведку льдов и на поиск затерявшихся в океане людей. Впрочем, координаты Красной палатки были теперь довольно хорошо известны: стоявшее у берегов Шпицбергена итальянское вспомогательное судно "Читта ди Милане" установило надежную связь с Бьяджи, радистом лагеря Нобиле, и на "Красин" регулярно поступала соответствующая информация. Не было ничего известно лишь о троих ушедших из лагеря и о шестерых "унесенных ветром". Необходимо все время помнить, какова была степень изученности Арктики, какими техническими возможностями располагали ее исследователи, сколь высока была цена, которую приходилось платить за право и счастье называться первопроходцами Северного морского пути, "покорителями" Центральной Арктики и Северного полюса. На борту "Красина", как и в любом арктическом рейсе, проводились океанографические, метеорологические, геофизические наблюдения. Исследователи пользовались каждой остановкой, каждой вынужденной задержкой во льдах, чтобы "окунуть" в океан свои приборы, провести географическую и геологическую рекогносцировку на берегу какого-нибудь полярного островка,

Переждав туманы, пробив, ценой жестоких травм, ледовые перемычки, корабль вошел в район непосредственных поисков. На лед был спущен "Красный медведь" с лыжным шасси, и экипаж Чухновского приступил к полетам (вторым пилотом был любимец всех красинцев Г.А. Страубе, умерший во время ленинградской блокады в 1942 г.; штурманом и радистом - А.Д. Алексеев, который в 1937 г. стал Героем Советского Союза за участие в зысадке на полюс папанинской четверки),

В первую очередь они хотели найти и спасти группу из трех человек, шедших пешком по льдам, шведа Ф. Мальмгрена и итальянцев Ф. Цаппи и А. Мариано - об их судьбе вот уже почти полтора месяца никто ничего не знал. 10 июля "юнкере" вылетел на поиск людей и одновременно на ледовую разведку по направлению к о. Карла XII. Закончив осмотр льдов и никого не обнаружив, летчики взяли курс на ледокол, и вдруг бортмеханик А. Шелагин Ворвался в пилотскую кабину с криком: "Люди! Люди!" Так нашли группу Мальмгрена.

Вскоре, правда, выяснилось, что самого Мальмгрена в ней, увы, нет. По словам обоих итальянцев, он совершенно обессилел во время тяжелейшего перехода пешком по дрейфующим льдам и еще в июне упросил товарищей оставить его умирать в вырубленной во льду нише... Сейчас вряд ли стоит подробно разбирать ту трагическую историю, но сказать основное следует. Хотя Самойлович и утверждал в книге о походе "Красина", будто ни о каком каннибализме в случае в Мальмгреном не могло идти речи, у мировой общественности все-таки сложилось мнение, что подобное подозрение, к сожалению, не лишено оснований.

Увидав с воздуха людей на льдине и не имея никакой возможности "приледниться" поблизости, пилоты направили "Красного медведя" к ледоколу, но из-за внезапно сгустившегося тумана найти его им не удалось, и они совершили вынужденную посадку на лед, сильно повредив при этом шасси. Однако сумели дать на борт корабля подробную радиограмму с указанием координат льдины, на которой они видели "группу Мальмгрена". Сообщение заканчивалось словами, ставшими историческими: "Считаю необходимым "Красину" срочно идти спасать Мальмгрена. Чухновский".

Теперь на борту "Красина" никто не смыкал глаз. Все свободные от вахты толпились на верхней палубе, то и дело раздавался чей-нибудь громкий выкрик - это далеко впереди появлялся какой-то темный предмет, и всякий раз следовало разочарование. Но в 5 час. 20 мин. утра 12 июля вахтенный штурман А.Д. Брейнкопф усмотрел все-таки вдали человеческую фигуру. Через час с небольшим "Красин" уже подходил к льдине, на которой находились Цаппи и Мариано. Последний пребывал в тяжелом состоянии, и позже на борту "Читта ди Милане" у него была ампутирована отмороженная нога (в операции принял участие красинский врач Средневский).

Вот что написал о тех мгновениях Самойлович: "Я погладил его (Мариано. - 3.К.) и, если бы не постеснялся окружающих, наклонился бы и поцеловал этого счастливого человека. Я был глубоко взволнован, к горлу подступал какой-то комок, мешавший говорить. Да и все мы переживали незабываемые минуты высшей человеческой радости, ибо (теперь я уже это знаю) спасти человека от смерти - это действительно величайшее счастье. Ко мне подошел один из кочегаров, потный, весь в угле, он только что вылез из кочегарки. "А ведь спасли все-таки, - сказал он, улыбаясь, и я не удивился, когда заметил, что катившиеся слезы проложили две светлые полоски на его щеках, запачканных угольной пылью". Помощь подоспела как нельзя вовремя: льдина, где нашли пристанище Цаппи и Мариано, "съеживалась" буквально не по часам, а по минутам, и опоздай "Красин" хотя бы немного...

К вечеру того же дня, 12 июля, полным ходом преодолев поля толстого льда и большие пространства чистой воды, "Красин" под 82° с.ш. подошел ко льдине, в центре которой высилась бывшая красная, а теперь чудовищно закопченная, под стать цвету окружающего, такого же грязного льда, палатка. Рядом копошились пятеро: итальянцы Вильери, Трояни, Чечони, Бьяджи и чех Бегоунек.

"Красин" двинулся к месту вынужденной посадки "Красного медведя", и нужно ли тратить слова на описание встречи итальянских воздухоплавателей с их спасителями и коллегами, советскими пилотами1 Поврежденный самолет был водружен на палубу, и корабль направился в шпицбергенскую бухту Кингсбей, где стояла "Читта ди Милане". 19 июля все семеро "заново родившихся" перешли на борт итальянского судна. Там и спасенных, и спасителей встречал Нобиле. В результате катастрофы у него были сломаны рука и нога, травмирована голова, и он оставался как бы пленником своей каюты. Впрочем, генерал и в самом деле находился, по сути, под домашним арестом, итальянские власти распорядились, чтобы Нобиле воздержался от близких контактов с советскими спасателями и как можно быстрее возвратился на родину.

А ледоколу между тем предстояло... продолжать поиск. Мы ведь помним, что шестеро - их стали называть группой Алессандрини - были унесены ветром в восточном направлении и скрылись из глаз вместе с остатками оболочки дирижабля. Но детальный осмотр полученных ледоколом повреждений, в том числе и руля, убедительно показал, что необходим срочный ремонт в сухом доке, а ближайший находился в Норвегии, в порту Ставангер. "Красин" пошел на юг, однако не успел он отойти на приличное расстояние от берегов архипелага, как радисты приняли сигнал бедствия с судна, названия которого и слыхом не слыхивал ни один красинец: тонул пробитый льдиной немецкий пароход "Монте-Сервантес" с 1500 пассажирами-туристами и 318 членами команды на борту)

Перед руководством ледокола встала очередная мучительная дилемма. "Красин", как считал начальник экспедиции, "был тяжело ранен в длительной борьбе со льдом", и сам нуждался в немедленной помощи, тем более, что только он был в силах спасти людей, погибающих где-то во льдах. А тут, изволите видеть, в 80 милях от ледокола терпит аварию какой-то, казалось бы, совершенно лишний субъект, некий германец с взалкавшими полярной экзотики буржуями)

Капитан Эгги отбил на борт парохода лаконичную радиограмму: "Красин" идет оказать вам помощь, прибудет через несколько часов". А после того, как ледокол подошел к пострадавшему собрату, начался совсем другой отсчет времени, уже не в часах, а в сутках. Водолазы Желудев и Дмитриев спустились под воду и тщательно осмотрели корпус "Монте-Сервантеса", определяя масштабы аварии, а она оказалась весьма серьезной: на глубине трех метров в носовой части шла пробоина длиной почти четыре и шириной около полутора метров, причем стальная обшивка корпуса загнулась и на добрых четверть метра вошла внутрь трещины. Когда же моряки под руководством старпома Пономарева и стармеха Ершова приступили к откачке воды, выяснилось, что где-то есть еще пробоины. Вновь ушли в глубину водолазы, и на сей раз обнаружили сразу несколько плохо различимых под водой пробоин ниже ватерлинии.

Восемь дней и ночей красинцы откачивали воду из трюмов, латали борта, накладывали пластырь, заделывали отверстия цементом. Потребовались массивные стальные щиты для ремонта наиболее пострадавшего левого борта, и пришлось пожертвовать... частью палубы машинного отделения "Красина", оторвать от ледокола кусок "живого тела", и можно представить себе, каково было красинским умельцам крушить свое, родное, любимое) Когда же "Красин", эта арктическая "палочка-выручалочка", по окончании всех работ расставался со спасенными туристами, на верхней палубе выстроился судовой оркестр и торжественно исполнил "Интернационал". Шел 1928 год, до прихода Гитлера к власти оставалось еще пять лет...

11 августа "Красин" прибыл в Ставангер, где ему была устроена незабываемая встреча: тысячные толпы в порту, разукрашенные флагами суда, фейерверки и крики "ура". Сам же ремонт ледокола неожиданно затянулся, травмы, полученные во льдах, оказались куда болезненнее, чем предполагалось. Сто пятьдесят рабочих и несколько наиболее опытных инженеров круглосуточно трудились в доке, но только к 24 августа работы были завершены, и "Красин" вновь вышел в море.

В начале сентября, уже на подходе к Шпицбергену, красинцы внезапно услышали по радио, что у берегов Северной Норвегии рыбаки подобрали в океане поплавок с гидросамолета "Латам", на борту которого находились Р. Амундсен и пятеро его спутников из экипажа французского летчика Гильбо. Как ни печально, приходилось смириться с мыслью о том, что вряд ли удастся найти в море хоть кого-нибудь из экипажа "Латама". Теперь оставалась лишь призрачная надежда на успешные поиски группы Алессандрини. "Красин" причудливыми галсами "утюжил" водно-ледяное пространство, обозначенное на всех морских картах как Земля Джиллиса - теперь окончательно выяснилось, что ее не существует (как, добавим, и мифической Земли Андреева в Восточной Арктике, поисками которой ледокол вынужден был попутно заниматься в навигацию 1934 г.). Туманы чередовались со штормами, все чаще налетали снежные заряды, лютовала настоящая зимняя пурга.

И все же красинцы решили сделать последнюю попытку: пройти к архипелагу Земли Франца-Иосифа, в отличие от Шпицбергена абсолютно в ту пору необитаемому, и на какомнибудь приметном мысе соорудить хижину из плавника, а в ней оставить запас продовольствия на случай, если люди Алессандрини случайно доберутся до этих мест. На мысе Ниль моряки оставили продуктовый склад и бревна для постройки хижины, поскольку соорудить ее красинцы не успели из-за резко изменившейся ледовой обстановки. Самойлович торжественно поднял здесь Государственный флаг СССР, официально объявив Землю Франца-Иосифа советской, и "Красин" взял курс на Большую землю.

Все мы не раз становились свидетелями пышных встреч, какими родная земля одаривала героев. В памяти нынешних тридцатилетних еще живы чествования космонавтов. В 30-е годы так же приветствовали участников нескольких арктических эпопей - челюскинцев, папанинцев, седовцев (которые 812 суток дрейфовали в Центральной Арктике на борту ледокольного парохода "Г. Седов" в 1937-1940 гг.). И все же, судя по всему, самой-самой первой, поистине всенародной встречей такого рода стали торжества в Ленинграде, а затем и в Москве в начале октября 1928 г.

Когда "Красин" подходил к Кронштадту, ему салютовали орудийными залпами стоявшие на рейде корабли Балтийского флота. На украшенных флагами палубах и вдоль пирса выстроились военные моряки. Почетный эскорт ледокола составили три быстроходных эсминца, над его мачтами, приветственно покачивая крыльями, пролетали боевые самолеты. Даже высокие краны в Ленинградском порту медленно склоняли "головы" перед проходящим кораблем, а когда он вошел в Неву и приблизился к стенке Васильевского острова, глазам красинцев предстали 200-тысячные толпы ленинградцев, заполнивших набережные и прилегающие проспекты.

Гремело несмолкающее "ура", звучали многочисленные оркестры. В течение долгих часов растерявшиеся, растроганные небывалой встречей герои-полярники принимали поздравления соотечественников. Лишь глубокой ночью сумел попасть в собственную крартиру потрясенный происходящим, донельзя усталый и счастливый начальник экспедиции.

ПОСЛЕ ТРИУМФА

Красинская эпопея завершилась, но отголоски ее не стихали еще многие годы. Группы моряков, пилотов, ученых, журналистов, принявших участие в спасательной операции, стали ездить по городам и селениям нашей страны, встречаться с миллионами благодарных слушателей, охваченных горделивым воодушевлением. А вскоре первые красинцы уже выехали за рубеж. Они путешествовали по всей Западной Европе, рассказывали о пережитом, рушили идеологические и расовые барьеры, устанавливали, как сказали бы мы сегодня, дружеские связи с самыми разными общественно-политическими кругами на Западе, беседовали с монархами и рабочими, парламентариями и студентами.

На родине спасенных восторги, естественно, достигли апогея. Красинцы в Милане, красинцы в Риме, красинцы в Сорренто, в гостях у Горького. В одном из писем в Москву он сообщает: "Самойлович получил оригинальный подарок для "Красина" - бронзовую фигуру святого с... белым медведем. Не представляю, как устроится святой на корабле грешников!"

Итальянские газеты готовы были информировать читателя о всякой малости, связанной с пребыванием советских спасителей на земле спасенных. Мэр Венеции, например, встречаясь с ними, посетовал на небывало суровую зиму, из-за чего замерзли знаменитые венецианские каналы, и с улыбкой попросил гостей "одолжить" его городу ледокол, желательно - "Красин") И подобные сценки разыгрывались в Италии чуть ли не ежедневно.

А "Красин", если говорить серьезно, именно теперь, по окончании эпопеи 1928 г., в полной мере обрел "права гражданства" в Арктике, утвердил в сознании полярных мореплавателей (и, что еще важнее, в сознании руководителей различных рангов) веру в необходимость использования ледоколов в каждой арктической навигации. Спасательный рейс помог тому же Самойловичу и другим поборникам всемерного освоения Крайнего Севера осмыслить, сколь велики возможности, таящиеся в тандеме "ледокол - самолет". Самойлович развил давнюю идею переделки "Красина" под жидкое топливо, что позволило бы резко увеличить радиус автономного действия корабля, и 30 лет спустя после спасательной эпопеи это осуществилось, причем в отношении не только одного ледокола "Красин".

Узнать это Рудольфу Лазаревичу было не суждено. Большой террор конца 30-х годов унес его жизнь, как и жизни других замечательных полярников - исследователей, мореплавателей, зимовщиков, работников северных береговых служб, геологов, учителей, врачей и прочих достойных тружеников Заполярья. На целые десятилетия их имена оказались вычеркнуты из истории Арктики и страны...

Жестокие незаслуженные кары обрушились, в частности, еще на двух участников красинской эпопеи. В 1937 г. сгинул безвозвратно комиссар экспедиции П.Ю. Орас. Арестовали в 1941 г. Н.Р. Шмидта, того, кто, в сущности, положил начало спасению Нобиле, уловив в лесном захолустье сигналы бедствия, долетевшие из Красной палатки. Его обвинили в пособничестве Гитлеру и расстреляли. Лишь 40 с лишним лет спустя, благодаря настойчивости столичных радиоспециалистов и радиолюбителей (своей семьи у него никогда не было), удалось добиться полной посмертной реабилитации этого замечательного подвижника и патриота радио.

Автору этого очерка посчастливилось написать две небольшие книги о жизни Самойловича. Именно о жизни, ибо о смерти ни в одной не удалось из-за требований неумолимой цензуры сказать правду. В современных советских энциклопедиях и энциклопедических словарях, например, смерть Самойловича датируется 1940 г. (зарубежные справочные издания не без оснований ставят возле этой даты вопросительный знак, о чем мы поговорим чуть позже), В свидетельстве о посмертной реабилитации ученого, выданной его родным в 1957 г., датой смерти указывается 15 мая 1940 г. Но там, где полагается вписать причину и место смерти, стоят жирные прочерки...

Совсем недавно, в конце 1990 г., Военная коллегия Верховного суда СССР прислала близким покойного еще один документ, крайне важный, - приговор Военной коллегии, то бишь пресловутой "тройки", мгновенно и неправедно выносившей свои решения (разумеется, без участия адвоката, без предоставления обвиняемому последнего слова). Оказывается, 4 марта 1939 г. бывший выдающийся советский полярник Самойлович Р.Л. был приговорен к расстрелу с конфискацией имущества как германский, а также одновременно французский и польский шпион!..

Имя самого Самойловича ныне полностью восстановлено. В созданном им институте, где он директорствовал более 15 лет, на видном месте висит его портрет. На географической карте Арктики вновь появился в Карском море остров Самойловича (между 1938 и 1965 гг. он носил безликое название "Остров Длинный"). К нему добавились пролив и ледниковый купол, бухта и гавань Самойловича. Даже в Антарктике, где он так и не успел побывать, его имя носят полуостров, мыс и гора. Летом 1978 г. вышел в первый рейс в северные моря "Рудольф Самойлович", корабль науки, которой ученый посвятил всю свою яркую, красивую и гордую жизнь. А в сентябре 1981 г. широкая общественность торжественно отметила его столетний юбилей.

И уж коль скоро речь зашла о названиях на географической карте, можно добавить: имя ледокола "Красин" значится на ней трижды. Это и мыс на Земле Георга в архипелаге Земли Франца-Иосифа, и остров в архипелаге Норденшельда, у побережья Таймыра, и залив на острове Врангеля. Сама трасса Великого Северного морского пути как бы вобрала в себя многолетние отважные деяния людей и кораблей.

Сегодня этот ледокол самый почтенный в мире. Его предшественник, знаменитый "Ермак", детище адмирала С.О. Макарова, прекратил свое существование в середине 60-х годов, "не дожив" до 70 лет. "Красину" ныне уже под 80. Конечно, многое переменилось в его кизни. К "фамилии" добавилось имя "Леонид", а на трассе Северного морского пути работает новый мощный "Красин" финской постройки).

После капитального ремонта, проведенного в конце 50-х годов в Германии, коренным образом изменился и внешний, и внутренний облик корабля: его перевели на жидкое топливо, заменили угольные бункеры топливными цистернами; дополнительно укрепили корпус; возвели на верхней палубе высокую надстройку с каютами для экипажа, и первоначальный силуэт "Красина" изменился до неузнаваемости. (Уместно привести некоторые цифровые характеристики "Леонида Красина"; длина - 99,8 м, ширина - 21,68 м, водоизмещение - 10 200 т, суммарная мощность на трех гребных валах - 11 400 л.с., до реконструкции было 10 000 л.с., скорость хода по чистой воде - 13,6 узла, осадка - около 9 м.)

Сегодня он стоит на Балтике, где 60 с лишним лет назад его триумфально встречали ленинградцы. Хочется надеяться, что его долгая, трудная, исполненная романтики и героики жизнь будет продолжаться еще долгие годы.

Фоторепортаж о сегодняшнем "Красине"

---

---

Июль 1997