VIVOS VOCO: П.Л. Капица, "О творческом непослушании"

П.Л. Капица

О ТВОРЧЕСКОМ НЕПОСЛУШАНИИ

Печатается по машинописному черновику, правленному рукой П.Л. Капицы.
По-видимому, тезисы выступления 1970 или 1971 г.
См.: Наука и жизнь. 1987. № 2. С. 80-83.

Гений и послушание - две вещи несовместные.

3. Фрейд

Когда говорят о Ломоносове в наши дни, то обычно говорят о его научных достижениях. Сейчас они нам не только понятны, но наука за эти 200 лет настолько ушла вперед, что они нам кажутся самоочевидными, и чтобы понять силу гения Ломоносова, нам надо вообразить себя на уровне культуры того времени. Это, конечно, можно сделать, но единственная польза, которую мы можем от этого получить - это оценка <...> необычно больших и нарастающих темпов развития науки и ее влияния на человеческую культуру. Но можно подойти и с другой стороны. <...> Это взаимопонимание гения и общества, то, что представляет интерес для нас и в наши дни.

В жизни гения есть что-то вечное, что не теряет никогда интереса, и это заставляет людей интересоваться жизнью великих людей любой эпохи. Это не только относится к людям, но [и ко] всем высшим достижениям человеческой культуры. Пикассо говорит, что сюжетное содержание картин Возрождения и средневековья давно потеряло интерес для современной жизни, но в картинах великих художников Возрождения есть достижения человеческого гения, благодаря которым картины сохраняют для нас неугасимую ценность, независимо от понимания [нами] значения жизненных запросов, при которых они создавались.

Благодаря гениальности, в облике Ломоносова, в его жизни и деятельности можно много найти того, что захватывает и что интересно и полезно понять, вне зависимости от того, что между нами лежит пропасть в 200 лет.

Мне хотелось бы остановиться на одной из сторон проявления гения Ломоносова и поговорить о ней с нашей точки зрения. Я хочу привлечь ваше внимание к одному из очень хорошо известных фактов в жизни Ломоносова - это то, что простой крестьянский сын из далекой Архангельской губернии вопреки воле отца пришел в Москву на заре развития нашей отечественной науки для того, чтобы отдать силу своего гения ее служению. Даже в детских хрестоматиях описываются все перипетии, которые пришлось преодолеть Ломоносову, пока он [не] достиг высшего звания в Академии наук, и вы их, конечно, хорошо знаете.

Теперь попробуем ответить на следующий вопрос, который я позволил себе поставить в несколько упрощенной форме, но так он дает лучшие возможности [для] его обсуждения. В наши дни юношам не только из Архангельской области, но из самых отдаленных мест Сибири, во много раз легче и проще - и без героизма Ломоносова - добраться до Москвы и отдать себя служению науке. Почему же у нас не появляются Ломоносовы в большом количестве?

Казалось бы, наиболее простой и естественный ответ на этот вопрос дает теория вероятностей. Можно объяснить это тем, что вероятность рождения в стране такого гения, как Ломоносов, очень мала и случается [это] так редко, что за 200 лет <...> не повторилось. Что же касается величины барьера, отделяющего деревню от академии наук, то его преодоление для гения не представляет трудности, как бы велик он ни был.

Мне думается, что это объяснение несостоятельно. Действительно, история человеческой культуры неизменно дает примеры, когда в отдельной эпохе в какой-либо определенной стране сразу рождается несколько гениев. Для примера возьмем хотя бы [время], когда Италия дала человечеству непревзойденных гениев живописи - Микеланджело, Леонардо, Рафаэля, Тициана, Донателло, Тинторетто... Или возьмем более близкую для нас эпоху, когда Россия на протяжении менее ста лет дала человечеству трех гениальных писателей - Толстого, Достоевского и Чехова, которые, по общему признанию, считаются основателями современной мировой художественной литературы.

Таким образом, история нас учит обратному: для развития гения в любой области творчества <...> необходима соответствующая историческая обстановка. Для эпохи Возрождения это уже хорошо изучено. Кто читал "Философию искусства" Тэна, наверное, помнит то яркое описание отношения, во время Возрождения в Италии, к искусству. Это относится не только к широкому обществу, но и церковь выказала полное интереса и понимания отношение. [Это] и создало благоприятную почву для его расцвета.

Но кто из историков ставил вопрос: какая же почва нужна для работников науки, чтобы наиболее благоприятно могли разворачиваться природные таланты ученого? Это, конечно, сложный и большой вопрос и его невозможно решить в кратком докладе. Но все же я решусь отметить одно условие для развития таланта ученого, которое было во времена Ломоносова и [которое], возможно, отсутствует у нас теперь.

Кто-то в шутку говорил, что Ломоносов у нас в Москве не мог бы остаться, так как у него не было московской прописки. Замечание это не лишено актуальности, но навряд ли оно может быть серьезно рассмотрено. Хотя то, о чем я сейчас предполагаю говорить, тоже может сперва вам показаться необычным.

Изучая жизнь Ломоносова, все знают о необузданности его темперамента. Из многочисленных известных примеров его неообузданности я вспоминаю здесь об одном случае, относящемся к тому времени, когда Ломоносов был уже адъюнктом Академии наук, что на нашем языке что-то вроде старшего научного сотрудника, а может быть, даже члена-корреспондента. Так вот, известны его ссоры с рядом академиков, в особенности, с иностранцами. После одного инцидента он подошел к известному ученому секретарю Академии Шумахеру, который, хотя и считался вторым лицом в Академии наук после графа Разумовского, который был президентом, но на самом деле вершил всеми делами. Так вот, в официальной протокольной записке описывается, как Ломоносов "непристойно сложил перста, поводил ими под носом у академика Шумахера и сказал: "Накуси - выкуси"... Дальше я должен отослать интересующихся к протокольной записке, ибо, хотя дальнейший текст и был произнесен Ломоносовым на немецком языке, но его воспроизведение у нас не представляется возможным. Как известно, после этого у Ломоносова были неприятности, но уже не такие большие - его гениальность была уже признана и великие его покровители, как гр. Шувалов, Воронцов и др., не позволили лишить Ломоносова возможности вести научные работы.

Теперь позвольте поставить такой вопрос: возможен ли аналогичный случай в наши дни у нас в Академии наук? Конечно, сперва покажется постановка вопроса нелепой и смешной. Нужно иметь совсем необычное воображение, чтобы даже приблизительно вообразить себе [нечто подобное] в наши дни и в нашей Академии наук. Но на самом деле во всем описанном инциденте есть очень много поучительного и для наших дней. Ведь гений обычно проявляется в непослушании. Человек ищет новое, когда он не хочет следовать [существующему], так как оно его не удовлетворяет. Вспомним случаи непослушания из биографии Павлова, Пирогова, Суворова, Менделеева и трудно не прийти к выводу - непослушание есть одна из неизбежных черт, проявляющихся в человеке, ищущем и создающем всегда новое в науке, искусстве, литературе, философии. Таким образом, казалось бы, одно из условий развития таланта человека - это свобода непослушания.

Интересно вспомнить, какова она была в различные эпохи и как она влияла на взаимодействия человека и государство.

Вот пример из эпохи Возрождения. Молодой Микеланджело выполняет заказ Медичи. Ведет себя он дерзко. Когда один из Медичи выразил неудовольствие по поводу сходства его портрета, Микеланджело сказал: "Не беспокойтесь, ваше святейшество, через сто лет будет похоже на вас". Не менее недозволенно ведет он себя с папой. Микеланджело, когда ему было 30 лет и гений его уже был признан, исполняет в Риме заказ папы Юлия II. Но он проявил непослушание и ссорится с папой. У Ромена Роллана описано, как Микеланджело кладет свою котомку на плечи, самовольно покидает Рим и идет к себе во Флоренцию. Когда об этом узнает папа, он сам садится в карету и со свитой отправляется в погоню за Микеланджело, настигает его вблизи границы и уговаривает его вернуться. Наместник бога на земле готов был принести гению Микеланджело свои извинения и простить его непослушание, лишь бы не потерять его. Этот эпизод отражает отношение даже церкви к искусству во времена Возрождения.

Вот другой пример, из нашей истории, где послушание ставится выше гениальности.

Тарле в одной из своих книг рассказывает о посещении Николаем I Московского университета. Когда ему ректор представлял лучших студентов, после короткого разговора с ними Николай I сказал: "Не нужны мне умники, а нужны мне послушники". Отношение к умникам и послушникам в различных областях знания и искусства характерны для каждой эпохи. Николай хотел сделать из Пушкина послушника, в итоге такого обращения Пушкин погиб.

Спрашивается, чему в данное время у нас открыты более широкие ворота в жизнь - послушанию или независимому творчеству, и сколько непослушания прощает общество гению?

Людям объективно судить о своей эпохе и трудно, и рискованно, но все же в области гуманитарных наук у нас сейчас несомненно более высоко ценится послушание. В области точных наук, хотя и есть более широкие возможности проявления гения, но до масштабов непослушания Ломоносова нам далеко. Я говорю, конечно, не об отношении бюрократического аппарата, но широкой общественности.

Я хотел бы рассказать кратко об одном поучительном случае, из которого можно было бы вывести некоторое представление [о том], как могла бы сложиться судьба молодого Михаилы Ломоносова в наши дни <...> На редколлегии "Журнала экспериментальной и теоретической физики" мы рассматривали одну работу, посвященную радиоизлучению облаков. Работа была правильная, хотя и не представляла достаточного интереса для напечатания, и мы отклонили ее. <...> Но мы обратили внимание на то, что прислана эта работа учеником 10-го класса средней школы, [который живет] в городе, отстоящем от Москвы ближе, чем Архангельск, но все же достаточно далеко. Это меня настолько заинтересовало, что мы организовали приезд этого юноши в Москву.

Познакомившись с ним, мы узнали, что это весьма скромный юноша из семьи с ограниченными средствами (отец был убит на войне). Мы выяснили, что он действительно очень любит физику и математику, отдает все свое свободное время самообразованию и работает самостоятельно. По получении аттестата зрелости мы решили ему помочь поступить в один из московских вузов. Но когда пришла пора его приезда в Москву, мы потеряли его из виду и даже получили письмо, что с ним не все благополучно. Чтобы выяснить, что же произошло, в город, где учился юноша, поехал наш сотрудник. Вот тут и выяснилось то, ради чего я веду этот рассказ.

Дело в том, что юноша был радиолюбителем и сам делал приборы, и ему очень нужен был телефон. Так как денег у него не было, то он срезал телефон в общественной будке. Но это не прошло безнаказанно. Нужно отдать справедливость нашей прокуратуре - они сразу поняли, в чем дело, и дело против юноши было прекращено. Но вот школа поступила иначе. Там юношу не любили за плохое послушание и за то, что, зная ряд предметов лучше преподавателей, он демонстрировал это во время уроков. [То, что юноша был] привлечен прокуратурой, дало школе основание исключить его без права сдачи экзаменов на аттестат зрелости. Он ушел на завод и стал к станку. Там и нашел его нащ сотрудник.

Конечно, мы вмешались, и теперь юноша уже успешно окончил университет и стал научным работником.

Интересно в этой истории то, что, к сожалению, когда наша школа воспитывает нашу молодежь, <...> она ценит больше послушание, чем талант. Что было бы в нашей школе с Ломоносовыми? Может быть, уже многие из них отфильтровались от науки нашей школой? На этот вопрос трудно ответить, но даже трудно ответить - хорошо ли это или плохо? Мы не можем с точностью ответить, нужна ли на данном историческом интервале развития страны в данной области науки или искусства четкая и жесткая система и организация либо свобода деятельности самобытных гениев. Вполне возможно, что сила и успех нашей эпохи в социальной структуре, а не в отдельных талантах, что гении в науке, искусстве, литературе на данном этапе нашего развития нам не нужны. Это не парадокс, а диалектика исторического момента нашего развития. Гении рождаются эпохой, а не гении рождают эпоху.