№ 1, 2000 г.
© "Человек"О ТЩЕТНОСТИ ПРОГНОЗОВ
СБЫВАЮЩИХСЯ И НЕ СБЫВАЮЩИХСЯСтанислав Лем
Текст выступления Ст. Лема на Международном конгрессе по логике, философии и методологии науки, проходившем в сентябре 1999 г. в Кракове. Печатается с разрешения автора. Название статьи принадлежит редакции.1. Насколько мне известно, в мире сегодня издается не меньше 270 тыс. научных журналов. Не знаю, сколько из них целиком посвящены философской проблематике, зато прекрасно знаю, что философские проблемы затрагиваются и во многих текстах, относящихся к точным наукам, прежде всего к физике, космогонии, астрофизике.
Принадлежность того или иного текста к философии можно оценивать формально и неформально. “Формальная” классификация определяется тем, где данный текст опубликован. Если журнал называется “Философские исследования” — формальное требование соблюдено. Неформальный критерий предполагает, что статья или книга по физике, палеоантропологии, космогонии, квантовой механике включает и построенные в естественном языке интерпретации, выводы, “модели”, цель которых — произвольным образом апроксимировать те математические структуры, что составляют основной предмет работы. Эти структуры можно различным образом упрощать, описывать в естественных языках при помощи метафор и т.п. Здесь пролегает царство различных “fuzzy sets”[1], и отличить “философию” от “нефилософии” зачастую бывает просто невозможно. Вот лишь простой пример, взятый из книги Фейнмана. Тополог утверждает, что поверхность апельсина можно бесконечно делить таким образом, чтобы получать сферу произвольно большого радиуса. Фейнман считает такую операцию невозможной (контрфактической), поскольку апельсин состоит из атомов, а это кладет предел делению. Таким образом, в какой-то области математики можно зайти дальше, чем это позволяет познанная структура реального мира. Говорю все это лишь потому, что сам никогда не претендовал на принадлежность к профессиональной философии — лишь временами совершал набеги в эту сферу.
2. Трудно определить мое онтологическое “гражданство”, еще труднее — эпистемологическое. Я полагаю этот мир реально существующим на уровне (“в разрезе”) чувственного восприятия, которое было дано человеческому роду в ходе антропогенеза и определяется нашей принадлежностью к таксономическом ряду гоминид и гоминоидов. В рамках данного таксономического ряда эволюционно сформировались и наше чувственное восприятие, и наше сознание. Такое происхождение задает границы сферы чувственного познания: где-то в диапазоне между квантово-атомным микромиром и галактическим и метагалактическим мегамиром. Проникать за эти границы мы способны лишь с помощью теоретического и математического опосредования.
Как ни парадоксально это может показаться, к подобному же опосредованию приходится прибегать и при познании нашего собственного организма, особенно мозга. И откуда бы мы ни заимствовали познавательные инструменты — из арсенала биохимии, физики микромира, информатики, — в конце концов приходим лишь к пониманию того, насколько плохо мы разбираемся в устройстве нашего собственного организма, прежде всего мозга.
Списком вопросов, которые ставит перед нами деятельность мозга и в состоянии бодрствования, и во сне, можно заполнить целую книгу. Да, конечно, на эти вопросы как-то отвечают, но ответы эти не имеют ни классической попперовской санкции, ни, a fortiori [2], статуса верифицированных утверждений. Мы не в состоянии даже сказать, было бы эквивалентно человеческому мозгу не созданное до сих пор “устройство типа искусственного интеллекта”, способное пройти тест Тьюринга. Мы ведь не знаем, является ли человеческий интеллект единственно возможным видом интеллекта, или (как я склонен допускать), могут существовать и естественно развившиеся или “искусственно” созданные системы, обладающие свойствами нашего мозга, например, свойствами человеческого интеллекта. К тому же, по своей склонности к различениям и отступлениям, не могу не заметить, что мы отнюдь не случайно разграничиваем Интеллект, Сознание, Рассудок и Разум, или Мудрость.
Но не будем вдаваться в эти различения. Замечу лишь, что мы вовсе не случайно говорим именно об “искусственном интеллекте”: из всего комплекса близких по смыслу понятий “интеллект” меньше всего связан с характером, личностью, с “Emotional Quotient” [3] — вплоть до возможности полностью абстрагироваться от личности обладателей-носителей интеллекта, измеряемого при помощи тестов IQ и подчиняющегося нормальному (гауссову) распределению. Но я здесь бы хотел лишь вспомнить несколько своих прежних “придумок”, которые позднее были хотя бы отчасти верифицированы (непопперовская санкция подобная той, какую сегодня получили, например, высказанные несколько сот лет назад гипотезы о возможности летательных аппаратов тяжелее воздуха или самодвижущихся экипажей — ибо сегодня то, что было спрогнозировано как самолет, подводная лодка или автомобиль, уже не требует фальсификационистской проверки; впрочем, убежденный солипсист может и поныне считать эти устройства элементами своего сновидения).
3. В одном из самых ранних моих сборников, “Sezam”, который я никогда не разрешал переиздавать, так как весьма невысоко оцениваю его литературные достоинства, в рассказе “Topolny i Czwartek” содержалось, среди прочего, предположение о возможности существования отсутствующих в природе стабильных сверхтяжелых элементов и даже предложил методы (неверные) их синтеза. Среди прочего в написанном 49 лет назад “Sezam” высказывалось предположение о возможности существования “островов стабильности” элементов с атомной массой большей, чем у урана. Сегодня о таких “островах” уже говорят физики, а в СССР сумели получить сверхтяжелые элементы с периодом распада, исчисляемым микросекундами.
Я не собираюсь в конце жизни похваляться числом сделанных десятилетия назад прогнозов. В моей беллетристике, дискуссионной с точки зрения прогностики и не проходившей проверки с помощью каких-либо процедур верификации или фальсификации, любой желающий может найти множество подобных прогнозов, которые хотя бы частично исполнились в самых разных областях науки. Может, кто-нибудь когда-нибудь и возьмет на себя подобный труд — сам я этим заниматься не собираюсь. Все, чего я здесь хочу — это очень бегло представить одну парадоксальную проблему, которой задался где-то около 1947 г., когда под руководством доктора Мечислава Хойновского работал младшим научным сотрудником в Семинаре по вопросам научных исследований в Кракове. Однако подобные “верительные грамоты” могут показаться не слишком внушительными, а потому приведу еще несколько примеров.
А) Сегодня появляются космогонические гипотезы о “мире без края» , “мультиверсуме” или “поливерсуме”. В качестве модели при этом используют гроздья пузырей, появляющиеся при взбивании мыльной воды. О возникновении Космоса “из Ничего” в результате гигантской флуктуации мне приходилось писать (правда, полушутливо) в фантастике.Как итог сказанному могу отметить, что вот уже 50 лет я на опыте знаю бесспорный факт: прогноз, не подкрепленный авторитетом его автора, остается для всех издателей, критиков и читателей не поддающейся расшифровке тайнописью.Б) В рассказе “Путешествие 21” из “Звездных дневников Иона Тихого” в беллетристической форме изложены прогнозы последствий клонирования и рекомбинантных технологий, особенно в связи с “ксеногенетическими” композициями, в условиях характерной для человеческого рода формы безумия: стремления непременно делать все, что только оказывается выполнимым, без оглядки на возможные последствия,— причем в весьма кошмарных вариантах, представить которые мне помогло полное отсутствие подобных методов то время.
В) Мне удалось предвосхитить немало из того, о чем позднее Ж. Моно писал в “Hazard et Necessit? ” [4]. Правда, с точки зрения современных биологических воззрений, мы оба нередко ошибались, но это демонстрирует лишь параллелизм конъектурных [5] рассуждений.
Г) В 1-ом издании книги ГОЛЕМ-XIV я примерно за два года до Р. Докинза описал эволюцию “эгоистичных генов”, используя при этом весьма отличную от Докинза терминологию.
Д) Наконец, в “Осмотре на месте” [6] я предположил возможность “этификации” планетарной техносферы при помощи “шустров” (в немецком переводе “Gripsrung” — “Grips”; англоязычного издания не существует, поскольку единственным критерием “публикабельности” книги в глазах издателей выступал коммерческий расчет).
4. Меня всегда интересовали те процессы и явления эволюции, к которым применима проблематика Эйгена-Пригожина (переход от термодинамически равновесного состояния к неравновесному: там появляются возникающие из квази-хаоса “упорядоченности” сложностей), стохастика и “компликаторика”. Добавлю сюда вопрос о “внеземных цивилизациях”. В русском издании материалов американо-советской конференции в Бюракане я еще 30 лет назад говорил о необходимости сформировать “автофутурологическую” группу, которой придется заняться разработкой принципиально новых стратегий поиска внеземных цивилизаций в том случае, если и через 30 лет на уровне традиционного техносферного подхода вселенная будет хранить немоту. Я тогда говорил в пустоту: и по сей день все добросовестно придерживаются принципа “они были, но погибли от взрыва Сверхновой”. Я лично считаю, хотя и не располагаю особыми аргументами, что, если бы все 6 миллиардов жителей Земли не занимались ничем, кроме поиска сигналов из Космоса, положение осталось бы тем же: как ни увеличивай количество искателей, они не смогут найти кого-то в триллионоэтажном доме, в котором никого нет (при том, что еще и время поиска биологически ограничено [сроком существования человечества]) [7]. Теперь вот уже стали разыскивать бактерии.
5. Проблема, которую я попытаюсь здесь обрисовать самым беглым образом, привязалась ко мне в 1947 г., когда я завершал свою медицинскую подготовку и одновременно работал младшим научным сотрудником в Семинаре по вопросам научных исследований, и мне тогда и в голову не приходило публиковать эти мысли. Я представил их в виде литературного диалога в берклианском духе между Гилом и Филоном. Гил был “материалистом”, а Филон задавал ему гипотетический вопрос: предположим, Гилу предстояло через час погибнуть, а в его, Филона, распоряжении находилась бы “машина для полного и совершенного воссоздания из атомов” любого живого или мертвого тела (сегодня в фантастике мы сплошь и рядом “видим”, как космонавтов “перемещают” подобным образом). Означало бы это, что после смерти Гил “вышел бы из той машины воскрешенным из атомов”? Есть много причин сомневаться в этом. Филон далее утверждал, что точную атомную копию нужно снять с Гила до его смерти. Но тогда рядом с Гилом окажется его идеально точный близнец (гораздо больше схожий с ним, чем бывают сходны однояйцовые близнецы). А ведь никто не считает одного из близнецов “продолжением” другого. Поэтому и действие машины никак не будет подлинным воскрешением.
Тогдашние члены Семинара выдвигали различные оговорки и возражения против данной версии “воскрешения из атомов”, я же, “за Филона”, утверждал, что непрерывность индивидуального существования обеспечивается не материальной (молекулярной, атомной) тождественностью, а непрерывностью структуры. Это же относится и к точным до последнего атома копиям неодушевленных тел вроде камня или здания.
На вопрос, почему человек, вновь сотворенный после смерти, представляет собой лишь копию и, почему, таким образом, при каждой подобной операции, например, при “мгновенном перемещении”, которым так любят оперировать популярные фантастические литературные сериалы, фактически происходит убийство, замаскированное появлением новой, ни по каким-то признакам неотличимой от убитого, личности, — на этот вопрос ответить невозможно, как невозможно оспорить утверждение, что непрерывность существует для любого внешнего наблюдателя, но не для самого убитого. Должен отметить, что еще полвека назад мне рассказали, что подобным вопросом задался один английский мыслитель, но не смог разрешить его иначе, как обратившись к дальневосточной формуле “та твам аси”. Обсуждению этой темы посвящен весь первый раздел моей книги “Диалоги”.
Интересно, что действия, погружающие человека в состояние глубокой гибернации или даже невозможного сегодня полного замораживания (или замораживания эмбрионов либо спермы) могут считаться обратимыми после разогревания или осуществленного таким образом воскрешения. А вот воссоздание его из тех же самых или точно таких же атомов не делает процедуру уничтожения обратимой. При этом в процессе жизнедеятельности организм вовсе не сохраняет самотождественность на уровне атомов: в ходе обмена веществ атомы, составляющие тело, постоянно заменяются новыми, получаемыми из пищи, воды и т.п. Я-то лично подозреваю, что поатомная пересылка человеческого тела должна неминуемо споткнуться о законы квантовой механики и что принципиальная, не сводящаяся лишь к структурным изменениям организма, невозможность всяческих “воскрешений из атомов”, заложена на достаточно фундаментальном (квантовом) уровне. При этом никто не сомневается в сохранении непрерывности существования при превращении новорожденного во взрослого, а взрослого в старца даже в случае замены на искусственный любого органа — за исключением мозга.
6. К сожалению, распространенное убеждение, будто при сосуществовании тысячи различных религиозных верований существует только одна единственная физика, геология, зоология и т.п., скорее всего не соответствует действительности. Математические структуры и методы, с помощью которых удостоверяют существование квантов (квантовых объектов), при всем их разнообразии (теперь их насчитывается уже семь), ведут к одним и тем же экспериментальным результатам, как если бы, говоря с колоссальным упрощением, Природа была в основах своих едина и однородна, но моделировать и структурировать ее можно было по-разному. Интерпретации построений математической физики в высшей степени несходны и даже порой противоречат друг другу (локальная-нелокальная физика, различные толкования асимметрии квантового мира, вопрос о размерности мира); на вопрос о возможности построения единой теории взаимодействий отвечают по-разному, и не будет ли такая физически интерпретированная математическая структура — возможно, неалгоритмическая — образно говоря, напоминать кукурузный початок, из которого вылущивают отдельные зерна? Возможно, из единой теории взаимодействий удастся “вылущить” все постоянные (константы): постоянную тонкой структуры, постоянную Планка и все доступные познанию “элементарные” частицы.
7. В завершение этих беглых заметок одна мысль — не научно доказанное утверждение, но мое личное убеждение. Состояние науки в любой год, месяц, день можно уподобить кадру фильма, последовательно прокручиваемого из прошлого в будущее, где предыдущие кадры не предопределяют последующих. И еще я убежден в том, что в экспериментальные и прикладные разделы физики все шире будут вторгаться статистические методы и подходы и роль этих методов и подходов будет расти “везде”: в космогонии, космологии, планетологии, во всем комплексе биологических и биотехнологических исследований, в области искусственного интеллекта, а также в психологиях — их есть и будет много, и очень разных, и, наконец, они в значительной степени охватят семантику и синтаксис. Я считаю, что с точки зрения людей в заданных временных границах наш космос является творением, которое возникло одновременно и стохастическим (марковским) и нестохастическим образом, — иначе говоря, таким, в котором наиболее фундаментальной основой существования является создание через уничтожение (возникновение жизни в результате взрывов сверхновых и модные сегодня идеи о гибели жизни в результате случачайного возникновения новых и сверхновых звездных тел вблизи биогенетических объектов). Роль случайности как все более фундаментальной и важной нормы вселенской теории вероятности будет расти в точных науках (например, в квантовой физике и в различных ее фундаментальных, глубинных основах, о которых мы сегодня можем только гадать). Следует отдавать себе отчет, что жизнь [какой мы ее себе представляем] возникла [во вселенной] лишь один раз и что различные другие типы жизни несчетное число раз уничтожались космическими катастрофами; что род homo родился из гущи эволюционных перемен палеоантропогенеза 3-4 млн лет назад (ничтожный отрезок и на геологической шкале, и на циферблате эволюции); что стабилизацию нашему виду обеспечило развитие языков и культур, которые в 100 000 раз ускорили процессы адаптации к различным переменам планетарной среды; что буквенный алфавит был изобретен один раз за всю историю нашего рода (неважно, сколько было потом различных видов “буквенной письменности”); что развитие науки началось с деятельности буквально нескольких людей, и, таким образом, наука как технологический и технобиотический фактор обладает автокаталитическими свойствами, которые уже начали постепенно превращаться из благотворного фактора в губительный — в огромной степени из-за того, что мы, люди — не слишком разумные хищники, хоть и придумали себе трансцендентную сущность, населяющую высшие по отношению к нам сферы Бытия (например, божества), которая и должны даровать нам посмертную компенсацию за “горести бытия” — главным образом незаслуженные. Божества эти в 97% вер, согласно их же догматике, “подкупны” и требуют от нас жертв (т.е. “коррумпированы”), и чаще всего “устроены” на манихейский лад. И верования эти не следует ни изживать, ни опровергать, ни ослаблять: ничего лучшего homo sapiens sapiens придумать пока не сумел.
Жизнь индивидов имеет начало и конец — точно так же, как и жизнь народов и их культур. Если для отображения нашей участи прибегнуть к графику, — ее неплохо опишет логистическая кривая, и можно (хотя и необязательно) полагать, что мы уже приближаемся к ее высшему, переломному отрезку, соответствующему фазе сатурации. Фред Хойл , впрочем, полагал (нельзя же быть космо- или астрофизиком и избежать приступов философствования), что судьба человечества описывается синусоидой (чередой последовательных упадков и взлетов). В фазе взлета рождается вера в долгосрочный прогресс, в фазе упадка — в регресс.
Полагаю, что мы задолжали десяти миллиардам прошедших лет множество благ и добрых вещей, которые были уничтожены, уничтожаются или е ще будут уничтожены. А потому я чту буддизм в той его версии, которая провозглашает почитание жизни и живого. Dixi et animam meam salvavi[8].
Перевод с польского и комментарии Л.А.Резниченко
Примечания
1. Дословно “пушистые множества” (англ.). На русский язык обычно переводится как “размытые множества” или “размытые множества в смысле Л. Заде”.
3. “Показатель эмоциональности” — особым образом рассчитываемая величина, используемая в ряде тестов личностных характеристик.
4. “Необходимость и случайность” — получившая широкую известность книга французского микрорбиолога и генетика, лауреата Нобелевской премии Ж. Моно [J. Monod], в которой на материале биологии рассматривались многие философские ключевые проблемы биологии.
5. Предположительных, основывающихся на косвенных аргументах и соображениях. Термин, видимо, заимствован С.Лемом из текстологии и палеографии, где обозначает фрагмент текста, не поддающийся непосредственному прочтению и восстанавливаемый на основе косвенных данных.
6. На русском языке опубликован в кн. : Формула Лимфатера. М., 1997 .
7. Подробно представления Лема на возможности (точнее, на невозможность) обнаружения с Земли техническими средствами внеземной цивилизации излагаются в одном из его поздних романов, “Фиаско”, публиковавшемся на русском языке.
8. Сказал и облегчил душу перед богом (лат.) —старинная формула, завершавшая публичное выступление.
Февраль 2000