VIVOS VOCO: Е.С. Гриценко, "ЖЕНСКИЕ СЛЕЗЫ НА МУЖСКОЙ ЖИЛЕТКЕ"

ЖЕНСКИЕ СЛЕЗЫ НА МУЖСКОЙ ЖИЛЕТКЕ

Е.С. Гриценко

Гриценко Елена Сергеевна - декан факультета международных отношений, экономики и управления
Нижегородского государственного лингвистического университета.

Большинство кандидатов на выборах разного уровня - мужчины. Тем не менее, гендерные стереотипы широко используются в агитации и пропаганде. Причем, активно эксплуатируются концепты и мужественности, и женственности. Цель данной статьи - выявить языковые механизмы конструирования гендера и его роль как инструмента манипуляций массовым сознанием. Наряду с собственно лингвистической значимостью, результаты такого исследования обладают самостоятельной практической ценностью.

Материалом для анализа послужили печатные и электронные тексты, теле- и радиоинтервью, а также материалы, имеющие непосредственное отношение к выборам мэра Нижнего Новгорода (2002, 2005 гг.), выборам в Государственную думу (2003 г.) и президентской кампании 2004 г. Изучались также материалы американского предвыборного дискурса. Исследование позволило выявить, как конструируются "мужской" и "женский" голос в предвыборной компании, какие гендерные стереотипы при этом эксплуатируются, какие лингвистические средства используются, а также раскрыть роль гендерного фактора в формировании позитивного (негативного) образа кандидата.

Методологические принципы гендерных исследований сформировались в русле постструктурализма. В процессе развития лингвистической гендерологии они претерпели существенные изменения. Первоначально гендер понимался как фактор, определяющий речевое поведение индивида без учета статуса, возраста и других социальных параметров. "Мужской" и "женский" языки противопоставлялись в рамках фиксированного набора признаков (сдержанность - эмоциональность, вежливость - агрессивность и т.д.). гендерная специфика трактовалась дихотомически, как противопоставление мужского и женского без каких-либо вариаций внутри категорий "мужское" и "женское", а гендерные различия рассматривались как наличие некоторых качеств, особенностей, присущих всем мужчинам и женщинам *.

* Такой подход называют эссенциалистским (от слова essential - существенный, внутренне присущий, неотъемлемый).

Современные исследования исходят из признания множественности, контекстуальности, идеоло-гичности и историчности процессов языкового конструирования гендера и строятся по принципу "думать практически, наблюдать локально", когда объектом исследования становятся не просто "мужская" и "женская" речь, а то, как используют язык конкретные мужчины и женщины в ситуациях общения. Необходимость изучать взаимодействие языка и гендера в каждодневных социальных практиках определенных групп и сообществ связана с тем, что гендер не всегда легко отделить от других аспектов социальной идентичности, а лингвистические манифестации гендера в различных сообществах могут варьировать *.

* К примеру, анализ речевых фрагментов обмена комплиментами, проведенный Дж. Холмс в Новой Зеландии, показал, что женщины там чаще принимали комплименты (словами "да", "спасибо", "я тоже так думаю"). Эта тенденция не совпадает с данными, полученными в Малайзии, где комплименты чаще отвергаются, чем принимаются, что связано с характерными для данного общества культурными нормами, которые требуют (особенно от женщин) скромности и не допускают самовосхваления.

В данной связи уместно сослаться на мнение П. Экерта и С. Мк Коннел-Джина, которые рассматривают гендер как "основанный на половой принадлежности способ переживания иных социальных статусов - таких как класс, этничность, возраст, а также менее очевидных социальных качеств - амбициозность, атлетизм, музыкальность". Анализировать гендер, считают авторы, - в отрыве от других аспектов социальной идентичности, значит "рисовать, закрыв один глаз" *, с чем трудно не согласиться.

* Eckert P. Think Practically and Look Locally: Language and Gender as Community-Based Practice / P. Eckert, S. McConnel-Ginet // Annual Review of Anthropology. 1992. №21. P. 93-94.

Еще одна важная черта современного подхода - акцент на дея-тельностной сущности гендера, признание того, что гендер - это то, что индивид делает/представляет, а не то, что он(а) имеет. Если первоначально социолингвистика исходила из положения, что гендер является причиной того, что мужчины и женщины по-разному используют язык (я говорю таким образом, потому что я женщина/мужчина), то утверждается иная модель: мужчины и женщины используют язык так, а не иначе для того, чтобы восприниматься представителями определенного пола. Соответственно меняются вопросы, которые задают себе исследователи. Сегодня не ставится вопрос "Как говорят мужчины и женщины?" - проблема формулируется иначе: "Какие виды языковых ресурсов люди используют (или могут использовать), чтобы представить себя тем или иным типом мужчин и женщин?" Вопрос "Как говорят о мужчинах и женщинах?" сейчас тоже ставится по-новому: "Какие типы лингвистических практик выражают и поддерживают определенные гендерные идеологии и нормы?".

С учетом сказанного можно говорить о трех типах языкового конструирования гендера в социальной практике: нормативном (стремление соответствовать гендерным нормам и ожиданиям социума); манипулятивном (эксплуатация стереотипных признаков "мужского" и "женского" в языке для достижения определенной коммуникативной цели) и креативном (ситуативно-специфичное конструирование гендерной идентичности с использованием нестандартных языковых маркеров мужественности и женственности). Под нестандартными в данном случае понимаются языковые особенности, стереотипно не соотносимые с гендером, но приобретающие гендерные смыслы в конкретном контексте - например, британский акцент в речи калифорнийских старшеклассниц, объединенных "мужским" увлечением компьютерами *. Стремясь отстраниться от патриархальных стереотипов женственности в пользу интеллектуальных занятий, эти девушки гордятся своими академическими успехами и независимыми взглядами. Они конструируют новый тип идентичности - компьютерных фанаток, важной частью которого является язык.

* Bucholtz M. Geek the girl: language, femininity and female nerds // Gender and Belief Systems: Proceedings of Berkeley Women and Language Conference / Warner N, Ahlers J., Bilmes L., Oliver M., Wertheim S. Chen M. Berkeley: Berkeley Women and Language Group. 1996. P. 119-131.

Разумеется, выделение трех типов конструирования гендера весьма условно. Языковая реальность сложнее ее классификации и в социальной практике названные типы могут совмещаться. Желание соответствовать гендерным нормам не исключает манипулирования языковыми формами, несущими как традиционно ассоциируемые с гендером, так и декодируемые в рамках данной ситуации значения. Важно, что несмотря на отказ от стандартизации языковых параметров конструирования гендера и осознание полифункциональности гендерно релевантных языковых форм, сохраняется роль гендерных стереотипов как культурного фона, создающего базу для интерпретации этих форм.

Предвыборные дискурсивные практики дают многочисленные примеры языковых манипуляций с опорой на гендерные стереотипы, являющиеся частью дискурсивных стратегий агитации/дискредитации. У кандидатов-мужчин апелляция к гендеру с целью апологии как правило, воспроизводит стереотипы доминантной мужественности: "Покажи им бицепсы - пусть увидят, что такое новый русский президент!" (Российская газета 2004.15.01). В выступлениях женщин эксплуатируется гендерный стереотип о мужской агрессивности и женской мягкости; "мужская" политика позиционируется как аморальная: "Посмотрите, как накаляются страсти в мужской политике, какая она жесткая, агрессивная. Женщина-политик, как правило, действует более тактично, корректно, ей легче находить компромисс" (АИФ. 2003. № 49).

Стратегии дискредитации в предвыборном дискурсе обнаруживают гендерную асимметрию. Указание на пол может использоваться политическими противниками женщины-кандидата как маркер несоответствия "мужской" роли политического лидера. Эта стратегия неоднократно применялась в отношении И. Хакамады: "девушка-бомж" *, "несчастная женщина" (В.Жириновский); "Ира, это не парад мод, а политическая дискуссия", "где ваши орлы, не закрывайте их своей тоненькой спиной" (Д.Рагозин). Коннотации тривиализации создает грамматическая акцентуация женского пола: мадам Хакамада, бизнесменша Радченко, гордумки из Арзамаса. С другой стороны, элементом "черного пиара" являются вариации на тему несоответствия традиционному идеалу женственности: не сексуальна, не эмоциональна, "с прической мальчика-пятиклассника", нет "женских выпуклостей" (И.Хакамада); предпочтение брючным костюмам (В.Матвиенко) и т.п. Иначе говоря, стратегии дискредитации женщины-политика амбиваленты: эксплуатируется как соответствие, так и несоответствие традиционным представлениям о женственности. Дискредитация же мужчин-политиков идет по линии демаскулинизации ("Глазьев плачется", "Керри-мямля", "БАБский кандидат Рыбкин", "Мужчина на букву Ж", "мистер Кетчуп" ** и пр.).

* Имеется в виду выход Хакамады из Союза правых сил.
** Намек на финансовую зависимость Дж.Керри (кандидата от демократов на президентских выборах в США, 2004 г.) от своей супруги Терезы Хайнц, наследницы пищевой империи "Хайнц".

Одной из форм конструирования гендера в печатных СМИ являются письма избирателей - разновидность предвыборной агитации, цель которой заключается в том, чтобы воздействовать на избирателей "голосом" самих избирателей. В них с помощью разнообразных лингвистических средств воспроизводятся патриархальные стереотипы о мужчинах, как сильных, решительных, знающих и т.п., и женщинах, как слабых, неуверенных, нуждающихся в помощи *.

* Подробнее см. Гриценко Е.С. Гендерные аспекты национальной идентичности в российском предвыборном дискурсе // J. of Eurasian Research. Winter. 2003. Vol2. №1. P. 71-79.

Культурная "узнаваемость" данных стереотипов служит "гарантией" достоверности представленной информации/точки зрения. При этом можно не задаваться вопросом, написаны ли данные письма реальными избирателями (мужчинами и женщинами) или составлены по заказу предвыборного штаба группой пиарщиков. С учетом имеющего место в современной гендерологии ухода от эссенциалистских представлений о гендере в сторону концепции о перформации гендера, женским (мужским) голосом можно считать то, что воспринимается в обществе как женский (мужской) голос. Иными словами, важен не сам факт авторства писем, а их соответствие стереотипам, заложенным в общественном сознании.

Уместно вспомнить статью исследовательницы из США К.Холл о людях, которые зарабатывают на жизнь, разыгрывая по телефону тот тип женственности, который в наибольшей мере удовлетворяет клиента *. В этих сексуально-романтических беседах по телефону черных женщин лучше всего представляли белые, а один из респондентов вообще оказался мужчиной. Исследование Холл показало: для того, чтобы говорить как мужчина или женщина, не обязательно быть мужчиной или женщиной, достаточно знать об определенных конвенциях речевого поведения. Например, очевидно, что письмо, в котором автор сетует на "совершенно гадкое ощущение от всего, что было наворочено вокруг моего избранника" не могло быть написано мужчиной ввиду амбивалентности лексемы "избранник" (основное значение - "будущий муж", второстепенное, фразеологически связанное значение представлено в идиоме "народные избранники" - депутаты). Можно привести и другие примеры существования в языковом сознании стойких ассоциаций (безусловно, стереотипной природы) между лингвистическими формами и гендером их продуцента. Так, на нижегородском телевидении есть два популярных политических ток-шоу, в названиях которых использованы метафоры ("Политическая кухня" и "Ход конем"). Легко догадаться, какую из названных передач ведет женщина, а какую - мужчина.

* Hall К. Lip service on the fantasy line // Gender Articulated: Language and the Socially Constructed Self. N.Y. -L: Oxford Univ. Press, 1995. P. 186-216.

Анализ писем избирателей, опубликованных в нижегородских предвыборных изданиях в 2002-2005 гг., показал, что женщины в своих письмах и обращениях, как правило, благодарят, жалуются, жалеют и сочувствуют, тогда как мужчины обычно анализируют, обвиняют, советуют и напутствуют.

Выявилась любопытная закономерность: если в предвыборной газете кандидата больше писем от женщин-избирательниц (например, газета "Новое дело" выдвигавшегося на второй срок мэра Ю. Лебедева), то почта в основном носит характер благодарностей, пожеланий здоровья и успехов. Она создает виртуальную дискурсивную реальность - действующий мэр хорошо справляется со своими обязанностями, заботится о горожанах, его следует переизбрать на второй срок. Обращает на себя внимание повышенная эмоциональность писем: "Спасибо вам за то, что Вы такой. Спасибо вашим родителям за то, что вы есть" и пр. В "мужском" тексте подобные излияния ощущались бы как неуместными, и, следовательно, подрывали доверие читателей-избирателей к кандидату. В "женских" письмах они приемлемы в силу бытующих в обществе представлений об эмоциональности и многословии женщин.

Пожалуй, самые необычные по форме и содержанию письма, где избирательницы "жалеют" кандидата: "Мне кажется, у вас появилось много врагов, которые стараются подорвать ваш авторитет... Вам сейчас плохо, Дикин... поливает вас грязью... Мы Вас любим, но есть такие, что вставляют палки...". Содержание и тон таких писем призваны вызвать сочувствие, а причина их появления - чисто российский феномен, когда опальный - обиженный и униженный властями - политик, вызывает наибольшие симпатии населения. Мужчинам жалеть мужчину не пристало, поэтому письма с выражением жалости и сочувствия исключительно женские.

Авторы "женских" писем чаще и легче признают свою умственную несостоятельность и неспособность разобраться в перипетиях предвыборной борьбы: "Я запуталась окончательно, ничего не понимаю... Приехала в город в воскресенье и, как дура, под дождем сразу пошла голосовать... Однажды меня по моей глупости наперсточники обманули, и после этих выборов на душе осталось точно такое же чувство, что кто-то за меня все решил и ничего не объяснил...". Есть в "женской" почте и письма с оттенком самоуничижения: "Здравствуйте, уважаемый Михаил Васильевич. Прошу вас, не ругайте меня, что я вас беспокою...". Подобные импликации отсутствуют в "мужской" корреспонденции, и подтекст эмоциональных писем здесь иной - в меньшей степени беспомощность и обида ("Я совсем не заслужил такого наплевательского отношения..."), в большей - активный протест ("Не люблю, когда мне что-то навязывают...", "Не хочу чувствовать себя лохом").

Создавая позитивный образ кандидата, авторы писем прибегают к традиционным патриархальным стереотипам мужественности: охотник, добытчик, хозяин, защитник. Эти и другие атрибуты мужественности, приписываемые кандидатам напрямую или имплицитно (через высказывания типа "Такой в обиду не даст!"), высказывают недовольство властями, которые обижают народ и живут за счет простых людей. Обращает на себя внимание смещение смысловых акцентов в паре гендерно маркированных номинаций "мужчина" и "мужик". Приглушены (практически не реализуются) фиксируемые словарями негативные оттенки лексемы "мужик" (грубый, неотесаный), зато максимально актуализирован лексикографически не зафиксированный положительный смысл "надежный", "свой". Велика сочетаемость слова "мужик" с позитивно окрашенными атрибутивными лексемами: хозяйственный, честный, смелый, сильный, крепкий, с хитринкой; часто используются атрибуты русский и наш. Результаты исследований свидетельствуют не просто о ситуативных (адгерентных) аксиологических приращениях в значении слова "мужик", а о том, что в его семантике на сегодняшний день имеются ингерентно присущие данному знаку положительные коннотации. Думается, есть основания говорить о формировании в российском менталитете этнически специфичного концепта мужественности, который на лексическом уровне актуализируется лексемой "мужик", а не "мужчина" *.

* Об этом же свидетельствует исследование О. Шабуровой, где выделяется специфически российский образ мужественности, представленный в разных масскультурных продуктах, для которого характерна "ориентация на ценности мужского братства и соответствующие национальные коллективные мужские практики" (Шабурова О. Мужик не суетится или Пиво с характером // О мужественности / Под ред. С. Ушакина М.: Нов. лит. обозрение. 2002. С. 532-556).

Изучение печатных материалов показывает, что в предвыборном дискурсе женщина чаще, чем мужчина, конструируется как объект (жертва) внешних действий или решений; мужчина же преимущественно представлен как субъект, принимающий решения или оказывающий воздействие. Подобные репрезентации создаются за счет вербальных и невербальных средств. К последним относятся, в частности, многочисленные фотографии, где кандидаты-мужчины сняты в окружении женщин, которые просят их о помощи, благодарят за помощь. Очевидно, в данном случае срабатывает стереотип, что женщины как "слабый пол" больше нуждаются в помощи и защите.

К лингвистическим средствам воспроизводства патриархального стереотипа "мужчина активен, женщина пассивна" относятся грамматическая форма предикатов (залог, наклонение, модальность) и синтаксическая организация предложений (представление лица как субъекта или объекта действия, использование дативных и безличных конструкций, отражающих эмоции или переживания). Примером могут служить два заголовка к письмам, где мужчина и женщина выражают свое возмущение неправомерными, по их мнению, действиями властей по отношению к поддерживаемому ими кандидату. Заголовки представляют собой фразы из писем и в целом отражают их общий тон: письмо "разнорабочего Толика" озаглавлено "Как решили, так и будет", письмо "студентки техникума Ани" - "Нас облили помоями" (Нижегородский вариант. 2002. № 32, 23.09).

В "женских" письмах шире, чем в мужских, представлен возвратный залог: в таких предложениях женщина хотя и является субъектом действия, выраженного глагольным предикатом, но ни на кого не воздействует, а совершаемое действие замыкается на ней самой (никак не успокоюсь, хочу разобраться, стала задумываться). Для "мужских" писем характерна утвердительно-императивная модальность: я решил, я уверен, одобряю, мы должны и т.п. Основанные на гендерных стереотипах, подобные репрезентации мужского/женского голоса воспроизводят эти стереотипы, способствуя их живучести.

В предвыборном дискурсе широко используются приемы языковой демагогии, основанные на принципе ложной пресуппозиции (исходное допущение, в рамках которого предложение становится понятным). Например, самодельные листовки типа "Дикин - натурал. Голосуй за Дикина!" содержат пресуппозицию, что традиционная сексуальная ориентация - определяющий фактор на выборах. Не менее ярким примером являются предвыборные гороскопы, адресованные женщинам, где под видом астрологического прогноза кандидатам в мэры Н.Новгорода приписывались определенные личностные качества, с акцентом на поведении в семье, отношениях с друзьями и т.д. Подобного рода тексты содержат ложную пресуппозицию "хороший муж - хороший мэр" и что выбирать мэра следует так же, как выбираешь мужа или друга.

В приведенных примерах гендерно значимы не только саморепрезентация автора, но и позиционирование читателя (избирателя) под которым понимаются языковые механизмы обозначения позиций, предлагаемых занять адресату сообщения. Анализ позволил выявить три типа позиционирования: прямое, полупрямое и косвенное.

Первый тип включает прямое обращение к читателю - деиксис (вы/мы/те/тот/эти), вокативы (россияне / сограждане / люди, дорогие мои) и именные словосочетания с уточняющим элементом (умные и образованные люди, которые голосуют за "Родину"). В российском предвыборном дискурсе позиции, задаваемые прямым обращением, носят метагендерный характер: текст позиционирует читателя (избирателя) без дифференции по полу, однако гендерные смыслы могут присутствовать на уровне культурных кодов.

Полупрямым называется позиционирование адресата содержанием текста, когда тематика, акценты и общая стратегия подачи материала предполагают определенную целевую аудиторию. Например, стилистику выступлений Б.Клинтона политические аналитики характеризовали формулой "я чувствую вашу боль". Такая манера обращения подчеркивала его способность, как мужчины-политика, сопереживать, проникаться чувствами другого человека и, как считалось, была в большей мере адресована женской аудитории.

К лингвистическим механизмам косвенного позиционирования относятся опосредование и культурные коды. Под опосредованием понимается наличие в тексте суждений и оценок, подталкивающих читателя к определенному прочтению. Формами опосредования могут быть обобщающий характер высказываний, применение кванторов (всякий, всякая, каждый, любая, все), наличие в тексте модальных маркеров (конечно, разумеется, известно), риторические вопросы, имплицирующие утверждение или отрицание: "Ну как можно серьезно рассчитывать на то, что раздражающая большинство россиян Хакамада соберет в России солидное число голосов?" (Новое Время. 2004. 15-21.01.); "Я, как любой настоящий мужчина, офицер запаса" (АИФ. 2004. 6.02.).

Культурные коды представля-)т собой положения, с которыми, <ак ожидается, читатель согласится или сочтет самоочевидными. Речь идет о текстовых пресуппозициях, основанных на осознаваемых и неосознаваемых культурных стереотипах. Например, в репортаже "Коммерсанта" (2003.21.11) о теледебатах по выборам в Думу, героем которого является Н.Басков ("Партия Жизни"), они становятся инструментом демаскулинизации. Автор статьи акцентирует несовместимую с маскулинностью чрезмерную озабоченность кандидата-певца собственной внешностью: "Он был единственным на трибуне человеком в гриме. Гримируют обычно только лидеров партий, выходящих к микрофону, но господин Басков в гриме пришел на передачу и в гриме покинул ВГТРК". Ирония реплик "был обаятелен и в перерывах между раундами предавался светской болтовне" и "заявил в порядке светской болтовни, что женат и имеет хороший тыл", также понятна благодаря культурным кодам: "болтовня" имплицирует легкомысленность и несовместима с мужественностью, Уместно вспомнить, что лингвистической основой дискредитации Дж.Буша (старшего) в прессе во время его неудачной кампании 1992 года по переизбранию на пост президента было употреблением им слов, стереотипно воспринимаемых как "женские" - "а splash of coffee" ("капелька кофе") и "having a chat" ("поболтать") *.

* Romaine S. Communicating Gender. New Jersey, L: Lawrence Erlbaum Associates Publishers. 1999. P. 406.

Языковое конструирование гендера не ограничивается простым использованием лексических единиц с семой "пол". Оно представляет собой деятельность, в основе которой лежит соотнесение языковых форм с гендерными представлениями (ассоциациями, стереотипами), являющимися частью универсума общих смыслов представителей данной культуры. Конструирование гендера в различных видах социальной практики имеет свою специфику. В предвыборном дискурсе гендер - необходимая составляющая имидж-проектирования, в рамках которого создание мужественности и женственности становится "товаром", предназначенным для определенного потребителя. Роль языка при этом не ограничивается общением в узком смысле слова (прием-передача информации) или хранением и передачей знаний. Язык "строит" жизнь общества и является частью этой жизни.