VIVOS VOCO:И. С. Даревский, "История несостоявшейся эволюционной теории"

Научные интересы авторов этой эпистолярной полемики, двух видных ученых, каждый из которых оставил весомый след в отечественной зоологии, пересеклись лишь однажды. Но их краткая эмоциональная переписка и развернувшиеся вокруг нее события представляют собой частицу истории нашей многострадальной биологической науки и заслуживают того, чтобы стать достоянием читателей.

Обратимся к авторам полемики. Первый из них, профессор Александр Петрович Кузякин (1915 - 1987) - крупный специалист по рукокрылым, автор многочисленных работ в этой области, в том числе известной монографии "Летучие мыши".

В 1934 г. Кузякин, еще будучи студентом Московского университета, подписал с находящимся в Ленинграде Зоологическим институтом АН СССР договор о подготовке рукописи "Рукокрылые" для издаваемой институтом серии "Фауна СССР". Обрабатывая коллекционные материалы для книги и пропустив через свои руки многие тысячи зверьков, в значительной части добытых им самим, Александр Петрович пришел к совершенно неординарному заключению, что выделенные им девять пар морфологически очень близких в его понимании видов (он обозначил их видами "А" и "В") не имеют между собой промежуточных форм, обладают первично совмещенными ареалами и сформировались в процессе симпатрического (как мы сказали бы сегодня) видообразования. Возможность такого типа формообразования в животном мире не отвергается и современной наукой.

Однако Кузякин пошел в своих выводах еще дальше. Обозначив каждую выделенную им пару как "близкие виды", он предположил, что один из компонентов такой пары (вид "В") в полном противоречии с теорией Дарвина скачкообразно произошел от вида "А", подобно тому как образуются полиплоидные формы в мире растений. Более того, образовавшись столь необычным способом, новый вид вступает в антагонистические отношения с породившим его видом "А" и постепенно вытесняет его из их общего ареала.

После долгих и, надо полагать, нелегких раздумий Александр Петрович написал большую, объемом в несколько печатных листов, статью под названием "Близкие виды рукокрылых в аспекте их исторического развития" с подзаголовком "К теории вида и видообразования" и отослал ее в 1941 г. в Ленинград для публикации в готовящемся VI томе "Трудов Зоологического института", посвященном проблемам видообразования животных. Основные выводы своей статьи в виде кратких тезисов годом ранее он опубликовал в "Трудах научной студенческой конференции Московского университета".

Второй автор полемики, о которой пойдет речь, - видный отечественный герпетолог профессор Сергей Александрович Чернов (1903 - 1964).

Помимо собственно герпетологических исследований - систематики и экологии земноводных и пресмыкающихся - Сергей Александрович профессионально занимался проблемами видообразования и зоогеографии. Для того же VI тома "Трудов" он подготовил статью под названием "Проблема вида". В ней с классических дарвиновских позиций трактуется проблема изменения видов во времени, рассматриваются с этой точки зрения критерии видовой и подвидовой категорий.

В соответствии со своими интересами Чернов курировал и связанную с видообразованием проблематику философского семинара, организованного в институте (это была необходимая в те годы "дань времени"). Понятно, что поступившую в институт статью Кузякина передали для рецензирования именно ему. Отзыв, который подготовил Чернов, был, что называется, разгромным.

Сделаем небольшое отступление. Как известно, атмосфера над отечественной биологической наукой стараниями Лысенко и его окружения стала сгущаться уже в предвоенные годы. Однако основы дарвинизма выглядели незыблемыми, тем более что теорию Дарвина разделяли, как мы знаем, классики марксизма-ленинизма.

Статью Кузякина прочитали многие сотрудники института, и все отклики были негативными. Чем, как не посягательством на устои дарвинизма, выглядели в их глазах высказывания Кузякина, что "основная ошибка Дарвина, как и всех его последователей эволюционистов, состоит в непонимании того факта, что изменения признаков и происхождение видов - явления иного порядка, что одно из другого не вытекает, что прямой связи между этими явлениями не существует". Новый вид, писал Кузякин, "зарождается в недрах вида-родоначальника, на его материальной базе, преемственно перешедшей через длинный ряд сменивших друг друга видов, и возникает скачкообразно. Самка одного вида родит детенышей (или детеныша) другого вида, морфологически близкого, но качественно отличного; особи возникшего таким путем нового вида в зрелом возрасте четко и устойчиво отличаются от породившего их вида по морфологическим признакам и в большинстве случаев не способны скрещиваться с породившим их видом". По крайней мере ошибочным выглядело и одно из основных положений автора, что биологам вообще не известно "ни одной пары объективных (полно изученных хотя бы с морфолого-географической стороны), преемственно связанных видов, которые хоть когда-нибудь были бы соединены между собой переходами".

Образующиеся скачкообразно виды летучих мышей выступают, согласно Кузякину, как "неравносильные антагонисты, существуя за счет одних и тех же кормовых ресурсов; биоморфологически более совершенные, а исторически более молодые компоненты каждой пары имеют явные преимущества над своими более примитивными партнерами в использовании этих ресурсов и поэтому в местах перекрывания ареалов подавляют последних". В подтверждение своих взглядов автор ссылается на широко распространенное в мире растений явление гетероплоидии. Не трудно видеть, что Кузякин по сути предлагал свою собственную теорию видообразования, противопоставляя ее дарвиновской концепции дивергентной эволюции.

Обратимся, однако, к отзыву самого Чернова. "Довольно невежественная рукопись, - писал рецензент, - с многообещающим названием производит тяжелое впечатление как стилем изложения, так и особенно своим содержанием. Основная идея, насколько ее можно уловить из путанного, зачастую поражающего своей неграмотностью изложения, заключается в том, что близкие виды, по Кузякину, никогда не были связаны друг с другом нечувствительными переходами. <<...>> Виды, по его мнению, "возникают путем одноактного изменения нескольких особей. Скрещиваясь между собой, эти особи образуют целую популяцию, которая благодаря явному превосходству над предками вытесняет их из своего ареала..." Вполне понятно, что Кузякин не придает значения творческой роли отбора, так как, по его словам, "любой гетероплоид с первого же момента появления на свет отличается от своих родителей как представитель совершенно другого вида без всяких едва уловимых промежуточных признаков". Эта весьма несложная, не имеющая ничего общего с теорией развития, концепция проходит через всю многостраничную рукопись и приправляется некоторой долей фраз, долженствующих будто бы показать полное согласие автора с идеями классиков марксизма-ленинизма. Не трудно видеть, что все эти рассуждения вытекают из чрезвычайной узости автора, привыкшего оперировать только диагностическими признаками, и исключительно формального подхода к явлениям." Обильно, на шести страницах, цитируя отдельные положения рукописи, Чернов завершает свой отзыв словами: "Такова новая "теория" видообразования, предложенная Кузякиным, теория, основанная на голословных утверждениях и поверхностном знакомстве ее автора с дарвинизмом и с диалектическим материализмом... Более подробно на этом я не считаю нужным останавливаться, ввиду полной непригодности рукописи к печати".

Чувства Кузякина, получившего отзыв, начисто похоронивший выстраданную им на протяжении многих лет идею, не трудно себе представить. По горячим следам он отправляет Чернову краткое, исполненное желчи письмо с издевательским адресом на конверте. Вот содержание этого письма: "Уважаемый коллега! Имею честь сообщить Вам, что сегодня, 11.IV.1941 г., на имя С.У.Строганова отправил ответ на Ваш "Отзыв" о моей рукописи. Аргументирован ответ несколько сильнее, чем "отзыв". Не обессудьте за резкость в некоторых выражениях. Не мною такой тон начат. Вспомните хорошую русскую пословицу: "Что посеешь, то и пожнешь", или "Не пеняй на зеркало..." С приветом! Ваш А.Кузякин".

Изложенный на восьми страницах "ответ" действительно был аргументирован Кузякиным "несколько сильнее". Подчеркнуто вежливо поблагодарив рецензента за указание на незамеченную опечатку и на ряд "безвредных для содержания шероховатостей в строении отдельных фраз", он продолжает далее: "Чернов настолько убежден в правоте метафизического эволюционизма (читай, дарвинизма. - И.Д.), сторонником которого является, что для защиты его считает достаточным лишь переписать мои выводы. <<...>> Если бы Чернов сумел отличить вид от признака и привел хотя бы один-два убедительных примера, которые показали бы существование переходов между двумя преемственно связанными линнеевскими видами во времени или в пространстве, то он не только бы опроверг мое утверждение, но тем самым защитил бы свою концепцию, что развитие совершается исключительно постепенно. <<...>> Это единственное положение Дарвина с вытекающими из него логическими (но фактически не доказанными) последствиями я отвергаю, а Чернов разделяет и решительно защищает. <<...>> Если он сумеет доказать наличие переходов между видами хотя бы в десятки раз меньшим количеством фактов, чем я, то он не только защитит верность вышеприведенного "правила", но даже отвергнет одно из основных положений диалектики, рассматривающей "процесс развития не как простой рост..." и т.д. Если оно не известно Чернову, то пусть он откроет 537 стр. "Вопросов Ленинизма" и прочитает его. Ссылка на неполноту геологической летописи для доказательства отсутствия переходов между видами теперь недостаточна. Полное прослеживание палеонтологической серии (например, третичных моллюсков) показывает как раз внезапную смену одних видов другими (без переходов). <<...>> Рассказал бы он лучше о том, как выглядят, например, переходы между компонентами любой пары преемственно связанных полиплоидов (гетероплоидов), а ведь в природе их необъятное множество. Я, - пишет далее Кузякин, - признаю огромную роль естественного отбора в сохранении более приспособленного (или полезного) и в уничтожении менее приспособленного (или вредного), но глубоко убежден, что в происхождении и возникновении видов и даже признаков естественный отбор никакой роли играть не может". Александр Петрович приводит в этом месте известную цитату из "Анти-Дюринга", где Энгельс критикует превратное понимание Дюрингом некоторых положений дарвинизма, и продолжает далее: "...не то стиль у Вашего "рецензента" подкачал, не то от избыточности просвещения в дарвинизме у него борьба за существование и отбор превратились в синонимы".

Заключительный абзац ответного письма Кузякина необходимо привести полностью.

"В прилагаемых к данному ответу документах партийных руководителей (С.Д.Юдинцев) и отзывах пяти профессоров, несколько более известных, чем Ваш "рецензент", ознакомившихся с моей рукописью, отмечены как обилие использованного мною фактического материала, так и тщательность его анализа и оригинальность многих теоретических выводов без всяких кавычек. Жюри в том же составе признало увязку биологических фактов с основными положениями диалектики настолько существенной (и в то же время не согласующейся с господствующими среди биологов представлениями), что не взяли на себя смелости дать окончательный отзыв до тех пор, пока не узнают мнения объективно компетентного в данной области человека - академика М.В.Митина."

Не известно, каким оказалось это мнение, но что касается Митина, то это был беспринципный философ, который сыграл позднее мрачную роль в учиненном Лысенко разгроме передовой отечественной биологии. Сейчас уже трудно сказать, каких именно профессоров Московского университета имел в виду Кузякин (их отзыв не сохранился), но вполне допускаю, что среди них были такие крупные ученые, как С.И.Огнев, А.Н.Формозов и А.Н.Бобринский, заслуженно высоко ценившие Александра Петровича как талантливого систематика и фауниста. Но и они не решились дать добро на публикацию его явно антидарвиновского сочинения.

Как бы там ни было, но аргументация Кузякина не была принята во внимание редколлегией "Трудов Зоологического института", и VI том увидел свет в 1941 г. без статьи "Близкие виды". Начавшаяся вскоре Великая Отечественная война надолго развела участников полемики.

Продолжение истории состоялось только в 1948 г., после мрачно знаменитой августовской сессии ВАСХНИЛ, на которой с докладом "О положении в биологической науке" выступил академик Лысенко. Видимо, этот доклад, как и опубликованная позднее в "Правде" статья Лысенко "Новое в науке о биологическом виде", придали сил Кузякину.

Примерно в это же время он отправляет на имя нового директора Зоологического института академика Евгения Никаноровича Павловского заявление совершенно иной тональности, нежели ответное письмо на критику Чернова, отосланное девять лет назад. "Как Вам известно, - писал он в своем заявлении, - в 1938 году мной закончена, а возглавляемой Вами редакцией "Фауна СССР" одобрена и принята к печати монография "Рукокрылые", составленная по договору с ЗИНом. В результате анализа обильного фактического материала, с которым пришлось столкнуться при составлении монографии, у меня сформировалось совершенно новое для того времени, строго диалектическое представление о виде, внутривидовой изменчивости и процессах видообразования. В 1939 г. я оформил это представление в виде отдельной работы (объемом около 8 печ. лист.) под заглавием: "Близкие виды рукокрылых в аспекте их исторического развития (к теории вида и видообразования)". В начале 1941 г. я представил эту работу для опубликования в VI томе "Трудов Зоологического института". Редактор этого тома, руководитель тематики ЗИНа, касающейся проблемы вида, Чернов написал на мою работу отзыв, схоластический по содержанию и недопустимо грубый, почти хулиганский по тону. <<...>> В ответе на отзыв Чернова от 9.04.1941 г. я высказал мнение, что столь ответственную и важную в методологическом отношении тематику Чернов может привести только к убожеству. В том же ответе я выразил надежду, что руководство Зоологического института обсудит этот вопрос и, может быть, решит передать тематику в другие руки, - человеку, который мог бы ориентироваться хоть в азбучных понятиях диалектики, отличал белое от черного, которому была бы свойственна хоть примитивная вежливость в обращении с людьми и т.д. Но мои надежды не оправдались. Я за свой обоснованный ответ получил от Вас устный выговор, а Чернов - стряпчий непролазной схоластики - остался лидером методологически ведущей тематики в институте.

31 августа на сессии ВАСХНИЛ академик Т.Д.Лысенко в последнем разделе своего доклада изложил свои экспериментальные доказательства строго диалектического представления о происхождении вида и внутривидовой изменчивости в том же духе, в каком я, опираясь на другой материал, излагал это на 150 стр. машинописного текста 9 лет назад. Теперь перед моими "Близкими видами" открылась широчайшая дорога, полностью очищенная от черновых. Теперь я могу их публиковать где угодно без долголетних поклонов перед редакциями. Мне в этом поможет и наш новый декан факультета, и Отдел науки Центрального Комитета Партии."

Далее Кузякин просит включить в издательский план института одновременно обе работы (книгу "Рукокрылые" и статью "Близкие виды") или же дать согласие на опубликование "Рукокрылых" в другом издательстве по своему выбору. "Что же касается "Близких видов", - завершает он свое заявление, - то в случае невозможности включения их в издательский план на 1949 год, я буду публиковать их не позднее этого года в другом издательстве, и разрешения на это не потребуется (отзыв Чернова вполне его заменяет). Одновременно считаю долгом чести предупредить, что в случае выпуска "Близких видов" в другом месте я в предисловии дам документально подтвержденную характеристику отношения к ним со стороны Зоологического института."

Как видим, "заявление" Кузякина было ультимативным, за ним угадывалась фигура всесильного в те годы Лысенко. Чернова оно очень испугало.

После решений сессии ВАСХНИЛ для биологии, как известно, наступили тяжелые времена. "Мичуринская биология стала партийной платформой, и ее неприятие было уже опасным. Если до августовской сессии биологи еще могли мечтать о "свободе слова" в пределах своей специальности, то после сессии для очень многих несбыточной мечтой стала хотя бы "свобода молчания". Многим пришлось покинуть Москву, Ленинград и другие центры и искать на периферии какую-нибудь работу, часто не по специальности". В этих условиях слова Кузякина, что ему "помогут наш новый декан факультета (имеется в виду небезызвестный академик Презент. - И.Д.), и Отдел науки Центрального Комитета Партии", были, разумеется, ударом "много ниже пояса", переводившим чисто научную дискуссию на идеологический уровень. Становиться в позицию протопопа Аввакума и Савонаролы могли в этих условиях лишь немногие, сильные духом люди. Такие случаи известны. Сергей Александрович Чернов, увы, не принадлежал к их числу. Он довольно скоро, во всяком случае на словах, отрекся от высказываемых ранее продарвиновских взглядов, что хорошо видно даже из надписи, сделанной им на подаренном мне, своему ближайшему ученику, оттиске статьи о проблеме вида.

Негативных последствий заявление Кузякина для Чернова не имело. Однако испытанное им потрясение было очень сильным. Выступая на очередном философском семинаре с новым докладом о проблеме вида, он неожиданно почувствовал себя плохо, был увезен домой и долго потом находился в больнице.

Публиковать в "Трудах" статью Кузякина редакционный совет с благословения Павловского все же отказался. Академик Павловский был совсем не тем человеком, которого мог испугать Кузякин. Евгений Никанорович как мудрый политик заботился прежде всего о сохранении своего института и, хотя подписал в газете статью в поддержку "мичуринской биологии", принял на работу в Зоологический институт опальных академиков И.И.Шмальгаузена, Д.Н.Насонова, профессоров Ю.М.Оленова, Е.Н.Хейсина, А.А.Стрелкова и других крупных ученых.

Безусловно хорошая монография Кузякина "Рукокрылые" вышла в свет в 1950 г. в издательстве "Советская наука". Ну а статья "Близкие виды" была опубликована (1956) сначала в урезанном виде в Ташкенте, а полностью - только через два года в Москве. Александр Петрович не выполнил своей угрозы отразить в предисловии документально подтвержденное отношение к его статье со стороны Зоологического института. Во "Введении" к публикации 1956 г. сказано только, что в первоначальный текст включены некоторые новые материалы и сокращена "утратившая смысл полемика с морганистами". Правда, кого именно называл он морганистами, остается неясным. В предисловии же к "Близким видам", изданным в 1958 г., Кузякин упомянул лишь, что опубликованная в "Правде" в 1950 г. статья Лысенко "Новое о биологическом виде", как и материалы более поздней полемики по теории вида, в этой работе не использованы. Сколько-нибудь заметного резонанса ни на эти публикации, ни на тезисы (1970, 1982 и 1983 гг.) на ту же тему в научных кругах не появилось.

Справедливости ради следует сказать, что, соглашаясь в принципе с постулированным Лысенко превращением мягкой пшеницы в твердую, Александр Петрович, хотя и не сразу, но все же решительно отошел от, как он пишет, "домыслов о порождении сосной ели, пшеницей - ячменя, ржи и овсюга и пеночками - кукушки, не имеющими ничего общего с нашей теорией. Правильная идея оказалась скомпрометированной". Очевидно, однако, что его собственную идею о прямом порождении одних видов летучих мышей другими нельзя не рассматривать в одном ряду с перечисленными домыслами. Он был совершенно убежден в правильности предложенной им теории и, на мой взгляд, совершенно искренне приводил в доказательство своей правоты высказывания классиков марксизма-ленинизма. Удивляет другое. Цитируя неоднократно Энгельса, Ленина и Сталина, Кузякин фактически полностью игнорирует работы ряда своих предшественников - отечественных и иностранных антидарвинистов, также не признававших видообразующую роль естественного отбора.

Превосходный синтез этих антидарвиновских взглядов сделал, обосновывая свою известную теорию "номогенеза", академик Л.С.Берг, полагавший, что эволюция дискретна и движется путем повторяющихся во времени скачков - "пароксизмов". Казалось бы, именно это положение Берга должно было привлечь внимание автора "Близких видов". Но он ограничивается в своей статье лишь весьма поверхностной критикой учения "мутационистов" и его основателя Г.де Фриза, главная "заслуга" которого, согласно Кузякину, сводится "к замене содержательного двухсловного термина Дарвина "наследственное изменение" одним пустым словом "мутация". Однако еще в 1922 г. Берг говорил по поводу де Фриза, что "его теория гетерогенеза вполне правильно понимает скачкообразное образование новых видов".

Можно сказать, что, отвергая "мутационизм" де Фриза, Кузякин, не зная этого, разделял точку зрения, высказанную примерно в то же время другим видным немецким генетиком Р.Гольдшмидтом, полагавшим, что новые группы могут возникать скачкообразно за счет недавних форм быстрых и резких мутаций в организме. Образующиеся в результате этого "многообещающие монстры" имеют, по Гольдшмидту, эволюционную перспективу и могут становиться родоначальниками новых таксонов видового или даже родового рангов. Кузякин мог не знать опубликованной в США книги Гольдшмидта "Материальные основы эволюции". Однако в 1947 г. в русском переводе выходит книга известного американского зоолога и эволюциониста Э.Майра "Систематика и происхождение видов (с точки зрения зоолога)", сыгравшая важную роль в становлении эволюционных взглядов советских зоологов. Этой книги Кузякин не мог не знать, тем более что она была опубликована под редакцией и с прекрасным предисловием профессора Московского университета В.Г.Гептнера.

Между тем в книге Майра критически рассматриваются эволюционные взгляды Гольдшмидта (которые он сам не разделял) и приводятся слова последнего, что "каждая систематическая мутация резко и полностью отделяет новую форму как самостоятельный вид от тех видов, от которых он возник". Подобный тип возможного формообразования уже давно принято называть "макрогенезом". Специальный раздел посвящен в книге Майра и так называемым "видам-двойникам", которые, казалось бы, могли заинтересовать Кузякина уже благодаря самому этому словосочетанию, сходному с его термином "близкие виды". Между тем ни в одной из публикаций на тему о "близких видах" имена Гольдшмидта и Майра не упоминаются вовсе, хотя, как уже говорилось, неоднократно цитировались работы Лысенко и классиков марксизма-ленинизма.

Между прочим, хорошо изданная книга Майра появилась на прилавках незадолго до августовской сессии ВАСХНИЛ, и Гептнер рассказывал мне позднее о неприятностях, связанных у него с ее публикацией. Вновь назначенный декан академик Презент пригласил его к себе и, перелистывая Майра, стал демонстративно искать ссылки на работы Лысенко, которых там, разумеется, не было. "Я понимаю, - говорил он, - что этот американец мог не знать о выдающихся работах Лысенко, но вы-то о чем думали как редактор, когда издавали его антидарвиновскую (!!! - И.Д.) книгу под маркой Московского университета?" К счастью для Гептнера, этот разговор не повлек за собой обычных в таких случаях "оргвыводов", в отличие от его коллеги профессора А.А.Формозова, который из-за противостояния "мичуринской биологии" был уволен из университета.

Талантливый зоолог и биогеограф, безусловно, много сделавший для систематики и экологии рукокрылых, профессор Кузякин главным делом жизни считал не эти бесспорные достижения, а, как свидетельствуют его биографы, именно свою теорию эволюционного процесса, основанную на скачкообразном порождении видами друг друга. Пользуясь современной терминологией, можно сказать, что он был ярко выраженным пунктуалистом - сторонником концепции прерывистого равновесия, согласно которой более или менее длительные периоды покоя в процессе образования видов сменяются периодами их скачкообразных (сальтационных) превращений. Сам этот термин "прерывистое равновесие" был сформулирован американскими палеонтологами Н.Элдриджем и С.Гулдом лишь в начале 70-х годов и скорее всего был Кузякину незнаком. Необходимо, однако, подчеркнуть, что ни сами создатели этой концепции, ни многие их предшественники - сторонники больших и малых эволюционных "скачков", - как и современные сальтационисты всего мира, в том числе и нашей страны, никогда и не помышляли о возможности порождения особей одного вида непосредственно самками другого. Приоритет в этой области, бесспорно, принадлежит Кузякину, если не считать безграмотных высказываний Лысенко и его последователей.

Вероятно, сознавая всю неординарность и, я бы сказал, даже фантастичность такой гипотезы, Кузякин проводит, как мы видели, параллель между своей моделью видообразования и феноменом полиплоидии, являющей собой, пожалуй, единственный пример "мгновенного видообразования", когда новый вид возникает всего за одно или несколько поколений. Полиплоидия действительно играет важную роль в процессе так называемой сетчатой, или ретикулярной, эволюции, широко известной в мире растений, а также у многих беспозвоночных, рыб, земноводных и пресмыкающихся. Однако проведенная Кузякиным аналогия его теории с явлением "гетероплоидии" не выдерживает никакой критики: полиплоидные формы летучих мышей, как и вообще млекопитающих, неизвестны. Следует, наконец, сказать, что и сами виды летучих мышей, которыми оперировал Кузякин, оказались в морфологическом отношении далеко не такими близкими.

Как пояснил мне П.П.Стрелков, крупный специалист по рукокрылым, работающий в Зоологическом институте, на самом деле ни одна пара кузякинских видов "А" и "B", согласно современным представлениям, не несет в себе признаков тесного филогенетического родства, как понимал это сам автор теории "близких видов". Свойственное ряду видов летучих мышей действительное морфологическое сходство связано с их приспособлениями к сходным условиям существования и носит, как считают специалисты, конвергентный характер.

Спор между "градуалистами", т.е. сторонниками постепенного видообразования, и "пунктуалистами", считающими, что виды возникают в результате периодических сальтационных превращений, не решен и поныне. Одна из последних, посвященных этой проблеме, работ Н.Н.Воронцова так и озаглавлена: "Постепенное или внезапное видообразование: 'или-или' или 'и-и'". Полагаю, что именно здесь уместно вспомнить цитированное Кузякиным высказывание Ленина о том, "что жизнь и развитие в природе включают в себя и медленное развитие, и быстрые скачки, и перерывы постепенности", которое автор теории "близких видов" считал "величайшим ленинским вкладом" в биологию. Относительно "величайшего вклада" можно поспорить, но что касается приведенного высказывания, то оно, видимо, действительно отражает собой диалектическую двойственность биологической эволюции.