VIVOS VOCO: А.В. Немцов, "Есть такая наука

Александр Викентьевич Немцов, доктор медицинских наук, ведущий научный сотрудник отдела наркологии Московского научно-исследовательского института психиатрии Министерства здравоохранения и медицинской промышленности РФ. Основные научные интересы - психофизиология и психолингвистика алкоголизма, эпидемиология потребления алкоголя и его последствий.

Двенадцать лет назад силою обстоятельств мне пришлось сместить мои научные интересы из психиатрии в наркологию, а точнее - в алкологию. А еще через два года я получил "в подарок" антиалкогольную кампанию: именно экстремизм ее задач и методов сделал кампанию грандиозным и довольно чистым экспериментом, раскрывшим многие внутренние пружины потребления зеленого змия.

Глобальные алкогольные тенденции проявились в СССР, несмотря на "железный занавес" и резкие отличия нашего социально-политического устройства от западного [1]. Даже сама кампания была уродливым воплощением сформировавшихся к началу 80-х годов общемировых установок, но отличалась от них вульгарным прагматизмом и полным пренебрежением к выводам алкологии. Вернуться к этой теме меня побудила публикация в "Химии и жизни" [2].

Алкология как наука, изучающая проблемы потребления алкоголя, родилась в 20 - 30-х годах нашего века в связи с бурным развитием городов, что вынудило регулировать отношения больших масс людей, живущих на малом пространстве. Тогда среди горожан преобладали мигранты, которые всегда потребляют больше спиртных напитков, чем их оседлые соседи, что и породило серьезные алкогольные проблемы.

Тогда же в общественном сознании отношение к алкоголизму и пьянству сместилось с чисто моральных позиций в область психологии и медицины. Формирование новой науки стимулировал также сокрушительный провал "сухого закона" в США (1920 - 1933), имевший широкий резонанс в мире.

Сегодня алкология - это комплексная наука, в которой много химии, но еще больше жизни. Поскольку главный объект ее исследования - потребители спиртного, в нее входят психология, социология и философия.

Долгое время полагали, что алкоголизм и пьянство сопутствуют бедности. Однако сейчас ясно: пьют все - и малообеспеченные, и зажиточные. Правда, про алкогольные проблемы богатых часто узнают, когда они попадают в клинику с циррозом печени или другими осложнениями пьянства.

Французский исследователь С.Ледерманн, описывая количественное соотношение людей, много и мало пьющих, не обнаружил каких-либо четких границ между абсолютными трезвенниками и больными алкоголизмом. Между ними располагается множество переходных форм потребления спиртных напитков. Все эти группы жестко связаны со среднедушевым потреблением,

{ Этот не слишком удачный термин пришел к нам из XIX в., а там он был отголоском крепостнических отношений. Термин обозначает среднее потребление алкоголя, содержащегося во всех спиртных напитках, выпитых всем населением, выраженное в литрах чистого спирта на человека в год. }

изменение которого сопровождается соответствующим изменением количества тяжелых пьяниц. Один из основных постулатов Ледерманна состоит в том, что сравнительно небольшое увеличение душевого потребления приводит к значительному росту числа алкоголиков и других негативных последствий.

Все эти отношения можно выразить простой формулой: доступность - потребление - ущерб, из чего следует, что главным объектом профилактического вмешательства должен быть общий уровень потребления.

Нельзя сказать, что алкология не замечает положительные эффекты алкоголя. И дело не только в уменьшении риска сердечно-сосудистых заболеваний при умеренном потреблении спиртного (например, одна рюмка в день). Главное - в его положительном эмоциональном воздействии.

Однако при общих опросах населения алкоголики обнаруживают куда больше положительных эффектов спиртного, чем умеренно пьющие люди. Возможно, в этом проявляется результат отбора: алкоголиками становятся те люди, которые изначально получают от алкоголя больше приятных ощущений.

Финские исследователи показали, что степень положительных эмоций больше связана с частотой опьянения, нежели с общим количеством выпитого, и что с увеличением потребления положительные эффекты нарастают медленнее, чем негативные. Сильнее всего положительные эффекты проявляются при относительно низких уровнях потребления - от 0.5 до 2.0 л чистого алкоголя в год.

Однако современная европейская культура давно ушла от этого невинного уровня. Сегодня негативные последствия настолько преобладают над позитивными, принимают столь грубые социальные формы, что положительные психологические эффекты становятся предметом серьезного изучения сравнительно редко. И это не единственное упущение алкологии. Такая позиция имеет вполне реальные причины: потребление алкоголя в 70-е годы во многих странах достигло катастрофического уровня. Естественно, что в таких условиях исследования проводились преимущественно в областях, где был наибольший ущерб, при этом объектом пристального внимания стали не больные алкоголизмом (3 - 7% популяции), а пьяницы, которые составляют 30-40%. В связи с этим, а также с тем, что узко биологический подход к проблеме алкоголизма почти не дал полезных результатов, интересы науки сместились с углубленных поисков основ алкоголизма на социальные программы, направленные на снижение общего потребления алкоголя.

Это, однако, не значит, что алкология ратует за сухой закон. В 80-х годах эксперты ВОЗ, обследовав 11 стран, от социалистической Польши на востоке до половины штатов США, пришли к заключению, что относительно безопасным для страны потреблением можно считать уровень ниже 8 л алкоголя в год на человека. В 1992 г. Европейское бюро ВОЗ приняло программу по снижению к 2000 г. потребления алкоголя на 25%. Россия как член Европейского бюро ВОЗ также включалась в эту программу, хотя именно 1992 г. стал особенно драматичным для алкогольной ситуации в стране.

Потребление крепких напитков, как и всякое социальное явление, имеет довольно сложную структуру причин. У большинства людей главной выступает потребность изменить свое психическое состояние: либо поднять настроение, либо снять напряжение. Но эти две потребности сами по себе лежат на пересечении многих других явлений: индивидуальных, психологических или микро- и макросоциальных. Несколько упрощая, можно сказать, что алкогольная потребность - эквивалент или интегральное выражение несовершенства жизни.

Даже такой приятный способ существования, как компания, почти никогда не обходится без выпивки, которая по сути служит своеобразным фармакологическим костылем на пути душевного сближения людей. Вот почему одну из социальных функций алкоголя обозначают как "коммуникативный допинг" (например, отсюда начинается путь к алкоголизму менеджеров).

Человек - исходно стадное существо, и потому для него характерна сила групповых привязанностей. Однако вся история человечества - это еще и стремление к материальному благополучию, усложнение социальной структуры общества и рост индивидуализма. А в результате происходит расслоение общества, создающее дополнительные преграды между людьми. И тут проявляется одна из адаптивных функций алкоголя.

Такая роль универсальна: она и в бедности, и в богатстве, и в беде, и в радости, что и сделало алкоголь самым распространенным психотропным препаратом в мире. Вот почему алкогольная потребность населения - нешуточное дело. Однако на пути ее реализации встречается множество регулирующих механизмов - как естественных, внутренних, так и внешних. Да и сама потребность - функция многих переменных.

Не будем далеко ходить за примерами. Возьмем столь характерные для ХХ в. мировые войны, будь то первая или вторая. Обе сопровождались снижением потребления. Я не говорю о России или СССР, тут все не как у людей: в первую мировую - подобие сухого закона, а ко второй - созрел тоталитаризм. В отличие от нас естественно снижалось потребление во всем мире, включая нейтральные страны. А ведь война - мощный источник напряжения. Однако обычные житейские заботы оказываются сильнее. Кроме того, во время войны нарушаются мирные экономические связи и отношения, что мешает сохранять прежние привычки.

"Но миром кончаются войны", и после второй мировой, приблизительно с середины 50-х годов, когда были залечены основные раны, во всем мире, но особенно в Европе и Северной Америке, вместе с ростом материального достатка начался неудержимый рост потребления алкоголя. Благополучнейшая тогда Швеция за 30 лет - с 1946 по 1976 г. - увеличила потребление на 129%.

Значит, количество пристрастившихся к спиртному возрастало, несмотря на улучшение условий жизни и труда, сокращение рабочей недели. На самом деле множество людей не знали, как и чем занять свое свободное время, а спиртное помогало решить эту неожиданную проблему (были, конечно, и другие причины). Однако увеличение потребления не может быть беспредельным. В этом алкоголизация населения напоминает пандемии смертельных заболеваний: после вымирания неустойчивых к инфекции в популяции начинают доминировать толерантные.

Начавшееся во многих странах на переломе 80-х уменьшение потребления было связано с предшествующим ростом негативных проблем, которые наряду с другими явлениями, включая политические, составляют антиалкогольные факторы, действующие постоянно, но особенно активно - на вершине потребления.

Первым из государственных деятелей в 60-е годы "схватился за голову" Шарль де Голль, президент Франции, где потребление было особенно большим - в 1965 г. 17.3 л/чел. Его антиалкогольные правительственные акты вместе с другими факторами сделали свое дело. С конца 60-х Франция первая в мире стала снижать потребление алкоголя, второй была Италия, потом за ней последовали другие страны.

Лет через 20 окончательно прояснится причина массового снижения потребления в начале 80-х. И, может быть, мы получим еще одно доказательство, что потребление алкоголя - циклический процесс. Периоды продолжительностью в 50 - 80 лет уже были описаны в США и Австралии.

Подобный путь, вплоть до остановки роста потребления спиртного в начале 80-х, проделал СССР, отгороженный от мира "железным занавесом". Правда, остановились мы на очень высоком уровне. Для России 1984 г. к 10.5 л чистого алкоголя госпродажи (официально - "потребление из государственных ресурсов") надо добавить 3.3 л самогона. Эти данные многие годы рассчитывались Госкомстатом РСФСР и были рассекречены в 1988 г.

Тут следует сделать небольшое отступление. Расчеты самогона производились на основе так называемых семейных бюджетных обследований и закупок сахара населением, а самогон из других продуктов не учитывался. Хотя, по данным МВД, в России только три четверти этого питья получали из сахара, остальную часть - из картофеля, крупы, сахарной свеклы и др.). С учетом этого алкоголь самогона составил в 1984 г. 4.4 л. Таким образом, перед началом антиалкогольной кампании Россия выпивала 14.9 л чистого спирта на человека в год, а Франция тогда же - 13.5. Вот и получается, что по уровню потребления мы были "впереди планеты всей".

Что это значит - 14.9 литров подушного алкоголя? Умножив это число на 2.5, получим потребление, выраженное в литрах 40-градусной водки (37.25 л). Умножим еще на 2 и перейдем к исконной российской мере, знаменитой "бутылке" - 74.5 полулитровые бутылки водки на человека в год.

Но это - в расчете на каждого жителя страны (детей до 15 лет можно исключить). Кроме того, российские женщины пьют спиртные напитки в два-три раза реже и в два раза меньше, чем мужчины. Значит, в 1984 г. на долю мужчин в Россию приходилось около 130 бутылок в год, т.е. в среднем почти по бутылке на три дня. Много это или мало?

Новое советское руководство, пришедшее к власти 11 марта 1985 г., менее чем за два месяца решило, что много, и поэтому без какой-либо подготовки 1 июня 1985 г. начало антиалкогольную кампанию. Через два года продажа спиртных напитков снизилась на 63% по сравнению с 1984 г. Самогоноварению объявили войну; вырубались виноградники, в переплавку отправлялась водочная тара.

Однако уже с 1986 г. пошел бурный рост самогоноварения, несмотря на то, что 300 - 400 тыс. человек ежегодно привлекались к судебной ответственности (1987 и 1988), а 10 млн. - к административной.

По данным Госкомстата РСФСР, производство самогона по сравнению с 1984 г. выросло в 1987 г. на 85% и достигло 6.1 л/чел./год. Однако к этой величине, как указано выше, следует добавить 1/3, чтобы получить представление об истинных размерах самогоноварения. При такой оценке потребление снизилось всего на 20%.

К сожалению, с 1988 г. наметились перебои в снабжении сахаром, и точность оценки самогоноварения резко упала, что вынудило Госкомстат РСФСР с 1990 г. отказаться от расчетов. Потребовался новый метод оценки реального потребления алкоголя в России. И такой метод удалось задействовать благодаря антиалкогольной кампании.

Суть этой кампании состояла в том, что за два года потребление очень быстро снизилось, но уже в 1987 г., по данным Госкомстата, этот процесс прекратился, а с 1988 г. продажа спиртного стала увеличиваться, знаменуя начало конца антиалкогольной кампании.

На фоне резкого сокращения потребления (1985 и 1986) столь же резко снизились все зависимые от алкоголя переменные (психозы, смерти от циррозов печени, панкреатитов, отравления и другие насильственные смерти: убийства и самоубийства, смерти в результате автодорожных травм, падений с высоты, отравлений, пожаров и др). И все это было жестко связано с сокращением потребления алкоголя, еще раз демонстрируя, что много пить все-таки очень вредно.

Важно подчеркнуть, что все зависимые от алкоголя показатели снижались быстрее, чем само потребление, что соответствует постулату Ледерманна о том, что тяжелые последствия алкоголя изменяются сильнее, чем уровень его употребления.

В 1987 г. увеличилось количество насильственных смертей. Отравления алкоголем стали расти в 1988 г., а через год к ним прибавились алкогольные психозы и смерти от циррозов печени. Легко предположить, что все эти изменения связаны с ростом реального потребления алкоголя.

Приведенные факты можно проверить в Москве, где самогон получают в основном из сахара, закупки которого во второй половине 1985 г. резко упали. До тех пор колебания продажи сахара в Москве в течение нескольких лет зависели главным образом от летних закупок во время сбора садового урожая.

Уровень продажи сахара во второй половине 1985 г., за исключением июля, можно принять за пищевую норму, которая, кстати, была близка к расчетам Института питания АМН СССР. А сверхнормативные закупки сахара в 1984 - 1986 гг. допустимо связать с производством самогона. Тогда получаем представление о реальном потреблении алкоголя в Москве.

При сопоставлении этих расчетов с показателями зависимых от алкоголя явлений выяснилось, что его реальное потребление отражается соотношением насильственных смертей пьяных и трезвых (данные областных бюро судебно-медицинской экспертизы).

Для последующих лет надо было решить обратную задачу: по количеству умерших насильственной смертью в пьяном и трезвом состоянии рассчитать реальное потребление алкоголя как в Москве, так и в других регионах России. До 1988 г. такая оценка потребления алкоголя в России хорошо совпадала с расчетами Госкомстата РСФСР: расхождения составляли 3 - 9% в разные годы.

Расчеты по новому методу показывают, что после снижения в 1985 - 1986 гг. потребление алкоголя начало возрастать в 1987 г. Рост продолжался в 1988 и 1989 гг., после чего наступила некая стабилизация - 12.5 л подушного алкоголя.

Новый виток начался в 1992 г., достигнув пика в 1993 г. Россияне пришли к "докампанейскому" уровню потребления (14.5 л), окончательно "закрыв" антиалкогольную кампанию.

Соответственно изменились и все зависимые от алкоголя явления, включая ожидаемую продолжительность жизни мужчин вплоть до 1993 г. Тогда почти линейная и жесткая связь этого показателя с потреблением алкоголя нарушилась, видимо, за счет новых, уже внеалкогольных факторов. Но, исключив 1993 г., можно рассчитать урон, нанесенный России алкоголем: это - 65 тыс. смертей, сокращение жизни мужчин на 10 месяцев и на 4 - женщин в результате каждого литра подушного алкоголя сверх 9 - 10 л.

И все же антиалкогольная кампания сберегла жизнь почти миллиону российских граждан, хотя плохого в ней было много. И самая большая беда состоит в том, что, проводя ее безграмотно, дискредтировали антиалкогольную идею. Теперь потребуется много времени, чтобы возродить в российском обществе прежние настроения. И тут, к сожалению, российская алкология - слабая помощница.

Долгое время эта наука была закрытой, да и не наукой вовсе. Разрешалось заниматься, почти исключительно, проблемой алкоголизма. Идеологические установки не позволяли даже приблизиться к решению популяционных задач. А всякая общность, особенно такая специфическая, как советская, имела свои особенности потребления. Переносить богатый западный опыт на нашу почву надо с большой осторожностью.

Сейчас, когда сняты идеологические препоны, наша алкология вместе со всей российской наукой попала в полосу экономического кризиса. И снова невозможны дорогостоящие социологические исследования, и мы по-прежнему не знаем точно, как, сколько и почему пьют россияне.

Кроме того, у алкологии есть препятствия психологического свойства. Сегодня выпивка пустила глубокие корни в повседневной жизни. Это касается всего населения, в том числе - власть имущих. С другой стороны, выпивка остается под гнетом негативной социальной оценки, что порождает в порядке психологической защиты огромное количество предрассудков о полезности алкоголя, о его лечебных возможностях при широком круге заболеваний. Все это формирует в бытовом сознании ложные представления. Быть может, ни одна житейская проблема не имеет такого количества "специалистов". Отсюда и легкость, с которой некоторые ученые "переходят" из своих специфических областей в область алкологии. Тем более, что у этой науки много соприкосновений с другими дисциплинами.

Вспоминается, как один уважаемый экономист в начале антиалкогольной кампании объяснял высокое потребления алкоголя "усталостью от лжи и бестолковости" застойного периода социализма, как будто при капитализме тогда совсем не пили. Другой, тоже уважаемый, социолог, на страницах "Недели" приветствовал безграмотную антиалкогольную кампанию, называя ее "объявлением войны... чуме ХХ века" [3].

Надо сказать, что алкогольные проблемы, как всякие острые социальные явления, легко обрастают экстремизмом взглядов и крайней поляризацией точек зрения. Это особенно ярко проявилось во время антиалкогольной кампании, когда идеологические установки отпустили вожжи экстремистов трезвости. Тогда в стране нашлось много людей, ратующих за введение сухого закона. Теоретическая база "сухозаконников" не была изощренной и подавалась в форме устрашающих лозунгов, например: "Каждая рюмка убивает тысячу нервных клеток". По мере сворачивания антиалкогольной кампании "сухозаконники" теряли почву под ногами, ряды их редели, но самые стойкие до сих пор собирают свои съезды. Недавно чуть было не организовали Партию трезвости (вспомним, что Партия любителей пива уже есть). Сейчас происходит мобилизация "сухозаконников" под флаги национальной идеи. И вот уже "ломехузы" спаивают Россию. Так называется книга Ф.Г.Углова, по названию особых жучков, проникающих в муравейники, где они откладывают свои яйца. Личинки ломехуз выделяют секрет, содержащий наркотическое вещество, что приводит к вымиранию муравейника.

Есть и другой полюс алкогольного экстремизма, где защищается высокое потребление спиртного. Именно так выступил со статьей "Есть такой фактор - сволочизм жизни" Е.М.Андреев, которому "приятно все-таки внести свой вклад... в борьбу с борьбой"[2], забывая, что в антиалкогольной деятельности должна быть не столько борьба, сколько регулирование потребления. А рост "сволочизма жизни" должен повышать ответственность руководства страны в этом деле.

Но забывчивость -- это не вина, это беда. Вина же демографа в том, что, борясь против основных положений алкологии, он, сотрудник Госкомстата, не заметил лежащие у себя под боком данные: оценку российского самогоноварения. А эти, по словам автора, "частности" уже в 1986 г. составили половину алкогольного потребления. Не видя реальных фактов, он с легкостью сравнивает данные потребления алкоголя в России с аналогичными в других странах. При этом мы, естественно, выглядим совсем неплохо.

Между тем алкология уже давно показала неплодотворность такого сравнения, поскольку зависимые от алкоголя проблемы проявляются в разных условиях жизни по-разному. Например, смертность от алкогольных циррозов печени зависит не только от количества выпитых спиртных напитков, но также от качества и доступности медицины, сроков обнаружения заболевания, интенсивности лечения, богатства медикаментозного арсенала. Недавно удалось рассчитать количество жителей США и провинции Онтарио (Канада), больных циррозом печени, которые не умерли, потому что лечились от алкоголизма или состояли в Обществе анонимных алкоголиков. У нас есть еще одна беда - качество посмертного диагноза. Во всем мире алкогольные циррозы составляют 60 - 80% от всех смертельных циррозов печени, а у нас - только 3% (Госкомстат РФ, 1992 г.). Вот почему простое сравнение потребления алкоголя в разных странах требует большой осторожности, особенно если это касается продолжительности жизни. Не удивительно, что такой показатель в руках автора вышеупомянутой публикации не коррелировал с уровнем потребления. Можно обойти эту трудность, сравнивая продолжительность жизни мужчин и женщин в отдельных странах, живущих в сходных условиях, но по-разному относящихся к выпивке. При таком подходе, по расчетам В.М.Школьникова, продолжительность жизни хорошо коррелирует со среднедушевым потреблением алкоголя.

Основной тезис Андреева странным образом напоминает доводы сильно пьющих людей и состоит в том, что алкоголь - "средство защиты... от неприятностей и огорчений", а посему бороться с пьянством "не только бесполезно, но и просто вредно". Но нам не уйти от того, что "сволочизма" в российской жизни все-таки очень много: это и "квартирный вопрос", и неквалифицированный труд, и бедность большинства населения, и недоедание - особенно животных белков, овощей и фруктов. В самые последние годы к этому прибавились правовой "беспредел" и рост преступности, а также широкая информированность населения об этих процессах, ранее тщательно скрываемых. Но, может быть, главная беда последних лет - это утрата привычных смыслов жизни и неопределенность будущего у большинства россиян.

Однако все эти явления, их влияние на продолжительность жизни россиян требуют тщательного исследования, ибо не все здесь просто, а ссылку на то, что "умом Россию не понять", не отнесешь к сильным научным аргументам. И сравнивать нынешние показатели нужно не с 1987 г., как у нас часто делают, а с 1984 г., после которого, в результате антиалкогольной кампании, многое из того, что определяет продолжительность жизни, значительно улучшилось.

Продолжительность жизни, по данным В.М.Школьникова, резко сократилась в 1993 г. за счет повышения смертности пожилых людей. Однако до того, начиная с 1985 г., изменения ожидаемой продолжительности жизни более чем на 90% были связаны с потреблением алкоголя, которое и до 1985 г. было в России запредельно высоким. Поэтому еще предстоит по-настоящему "взвесить" вклад в российскую смертность "сволочизма жизни", а точнее - отдельных его составляющих. И требуется тут не кавалерийский наскок, не игра в слова, а тщательные социологические и демографические исследования.

Тем более, что употребление алкоголя может быть не только результатом "сволочизма жизни", но его составной частью. Это можно показать на примере выявленной преступности: в 1988 - 1992 гг. доля трезвых преступников ежегодно увеличивалась на 4%, а пьяных - на 13%. Приблизительно такой же разрыв был среди убийц - 13.4 и 18.6% (данные Госкомстата РФ); особенно он велик в приросте среди убитых, трезвых и пьяных - 12.6 и 39.9% (данные областных бюро судебно-медицинской экспертизы, 1987 - 1990 гг.).

Эти цифры показывают, что в современной России алкоголь - мощный деградационный фактор, резко усугубляющий социальное неблагополучие в стране. Криминогенная роль алкоголя очевидна. Другие явления еще предстоит исследовать, однако некоторые из них уже сейчас ясно проступают на поверхности российской жизни. В последние годы у российской алкогольной драмы есть простое экономическое объяснение. Это - так называемые рыночные реформы: с декабря 1990 г. по июль 1994 г. общий индекс цен на продукты питания вырос в России в 1229 раз, а на алкогольную продукцию - "всего" в 421 раз, т.е. спиртные напитки подешевели в 3 раза относительно других продуктов (вспомним соотношение цен на "бутылку" и колбасу в эти годы). Причина такого перекоса - появление на алкогольном рынке огромного количества фальсификатов алкогольной продукции. В отличие от самогона прежних лет их главным источником стал дешевый технический спирт из непищевого сырья. Это позволило резко снизить цену "бутылки" за счет катастрофического снижения ее качества. В результате количество смертельных отравлений алкоголем в стране выросло за 1993 г. на 73% и достигло 45 тыс. За два года (1992 и 1993) насильственные смерти пьяных увеличились в два раза (на 103%), а трезых - на 57%. Нужны ли другие доводы в пользу регулирования потребления алкоголя? Но надо и бороться - не столько с пьянством, сколько за государственную монополию на изготовление и продажу алкогольной продукции, против мощных криминальных структур, наводнивших рынок фальсификатами и скрывающих до 80% акцизных налогов от государства, которому нечем выплачивать зарплату.

Таким образом, на первый план в нашей стране выдвигаются политические, экономические и антикриминальные задачи регулирования алкогольного рынка. Дурацкая антиалкогольная кампания умерла, и да здравствует разумная алкогольная политика. Ее эффективность должна проявиться в снижении среднего уровня потребления спиртных напитков, который сейчас катастрофически высок.

Подписи под рисунками к статье А.В.Немцова.

(К сожалению, по техническим причинам сами рисунки мы привести здесь не можем - V.V.)

Рис. 1. Распределение российских потребителей спиртного в 1987 и 1993 гг. (цветная кривая). Треугольники - среднедушевое потребление. Цветом показана область потребления с тяжелыми алкогольными проблемами. Увеличение потребления на 32% увеличивает долю людей с тяжелыми проблемами на 75%.

Рис. 2. Динамика самоубийств (пунктир), убийств (тонкая линия), смертей от автодорожных травм, и смертельных отравлений алкоголем (цветная кривая) в России в 1981 - 1993 гг. Видно, что убийства значительно выросли даже по сравнению с 1984 г., но только в последние 2 - 3 года, а вот самоубийства как главный показатель внутреннего напряжения в обществе только в 1993 г. достигли уровня 1984 г.

Рис. 3. Оценка реального потребления алкоголя в России в 1981 - 1993 гг. (цветная кривая) и потребления нерегистрируемого государством алкоголя (оценка автора). Пунктир - госпродажа алкоголя в те же годы (данные Госкомстата РФ).

Рис. 4. Соотношение ожидаемой продолжительности жизни мужчин в России в 1984 - 1993 гг. (данные В.М.Школьникова) и среднедушевого потребления алкоголя (оценка автора).

Рис. 5. Соотношение различий в продолжительности жизни мужчин и женщин с потреблением алкоголя в ряде стран мира (расчеты В.М.Школьникова).

Рис. 6. Динамика насильственных смертей в состоянии алкогольного опьянения (цветная кривая) и в трезвом состоянии в 14 областях России в 1981 - 1993 гг. (данные областных бюро судебно-медицинской экспертизы).

Список литературы

1. Немцов А.В. Потребление алкоголя как глобальная проблема // Природа. 1990. N 1. С.69 - 78.
2. Андреев Е.М. Есть такой фактор - сволочизм жизни // Химия и жизнь. 1995. N 1. С. 51 - 56.
3. Бестужев-Лада И. Чума ХХ века // Неделя. 1987. N 32 - 35.