© С.Н. Ущиповский
ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ
ЦЕНЗУРНОГО РЕДАКТИРОВАНИЯ ТЕКСТОВ
В ЖУРНАЛЕ “ИСТОРИЧЕСКИЙ ВЕСТНИК”
(по архивным материалам)С. Н. Ущиповский
Вопрос о соответствии текстов, опубликованных в русских исторических журналах, оригиналам уже поднимался в некоторых исследованиях. Он предполагает выявление сокращений, исправлений и перефразирований, предпринятых, прежде всего, вследствие вмешательства цензуры. Данный вопрос представляет определенный интерес: во-первых, выявляется историческая тематика, вызывающая наиболее обостренную реакцию со стороны властей, а также причины таковой; во-вторых, более точно определяется направление журнала, его подлинное лицо. В качестве характерных специальных исследований проблемы взаимоотношения исторических журналов с цензурой можно назвать работы А.Ф. Зайцева, посвященные “Русскому Архиву” [1]. В данном случае предмет исследования — цензурные изменения на страницах “Исторического Вестника”, выходившего в 1880—1917 гг. в Петербурге.
Основная масса источников — цензурных дел и переписки — сосредоточена в фонде Главного управления по делам печати (ГУДП), а также в делах Петербургского цензурного комитета (ПЦК). Принимая во внимание, что “Исторический Вестник” издавался таким известным деятелем консервативного крыла, как А.С. Суворин, а редактировался более чем “умеренным либералом” С.Н. Шубинским, можно было бы ожидать наиболее лояльного, формального цензурного контроля. Но документы показывают, что несмотря на корректность обращения, довольно жесткий цензурный надзор распространялся и на издания такого типа. Многие статьи, отмечавмые цензорами как “предосудительные” и “подозрительные”, просто принимались начальством ГУДП и ПЦК “к сведению”. Но довольно часто дело доходило до арестов и приостановки номеров, сокращения и запрещения статей и даже наложения штрафа, вызова в суд.
Одними из первых внимание цензуры привлекали материалы, где неуважительно или излишне критически говорилось о представителях императорской фамилии и высших государственных деятелях. Так, в октябрьской книжке журнала за 1884 г. цензор обратил внимание на статью “Первые годы царствования Екатерины II (По депешам голландского резидента Мейнерцгагена)” (проф. А.Г. Брикнер), где автор подводил к мысли, что “госпереворот, возведший Екатерину II на престол, не был мотивирован государственными интересами, а был простою революцией” кучки зачинщиков, а также подробно останавливается на предполагаемом браке Г. Орлова и Екатерины II [2]. Его же статья “Зельмира” (июль, 1889), где он исследовал причины смерти принцессы Вюртембергской — Зельмиры, якобы заживо погребенной по приказу Екатерины II, вызвала целую бурю [3]. Цензура расценила публикацию как “непотребный пасквиль”, июльский номер был приостановлен, в то время как, по словам С.Н. Шубинского, статья и была написана с целью “снять с памяти Екатерины II клевету” на основе русских печатных источников [4].
В очерке В. Тимирязева “Пролог Александровской эпохи” (август, 1897) цензор отметил явно “неуважительное” отношение к императорам Павлу I и Александру I (Павел I назван “восточным деспотом”, “гатчинским капралом” и т. п.; намекается на двуличность Александра I) [5]. В статье же А.Н. Корсакова “Воцарение императора Павла и первые дни его царствования” (ноябрь, 1896) по требованию ПЦК делаются прямые исключения на шести страницах мест, где Павел выставляется человеком с “ненормальным состоянием ума” [6].
Резкую характеристику цесаревича Константина Павловича (наместника Варшавы) цензоры отметили в статье Ф. Уманца “Александр I и Польша” (октябрь, 1883), где его характерными чертами названы “бестолковая воинственность” и политический репертуар, который “исчерпывался деспотизмом” [7].
Условием выхода в свет ноябрьского номера журнала стало требование цензуры исключить некоторые места из статьи Н.С. Лескова <.Русские деятели в Остзейском крае” (1883), где автор изобразил генерал-губернатора А.А. Суворова “явным врагом всего русского и прежде всего православия”, разражающегося “площадной бранью” против монахов и духовенства [8].
Среди других материалов, “затрагивающих честь и достоинство высочайших особ и известных лиц”, цензурой были отмечены: “Воспоминания баронессы М.П. Фредерикc” (январь, 1898) [9], статья Н. Шильдера “Император Николай I в 1848 и в 1849 гг.” (октябрь, 1899) [10], А. Брикнера “Русский двор в 1826—1832 гг.” (декабрь, 1891) [11]; а также исправлены: “Воспоминания В.А. Полторацкого” (февраль, 1893) [12 ], статья Н.А. Белозерской “Княгиня Дарья Христофоровна Ливен” (март, 1898) [13] и некоторые другие. Особенностью цензурного редактирования этой группы материалов являлось то, что многие из них должны были быть представлены на цензуру Министерства Императорского Двора в обязательном порядке. Это фактически создавало уже режим “двойной” цензуры.
Другой большой группой материалов являлись статьи, воспоминания, беллетристические произведения, содержащие, по мнению цензоров, факты “вольнодумства”, “необъективного освещения истории”. Особенно это касалось произведений, где освещались народные волнения, революционные события и учения, антиправительственные настроения. Сюда же относятся и публицистические статьи, в которых проявлялись “чрезмерно либеральные” тенденции.
В октябрьском номере журнала за 1884 г. внимание цензуры привлекла статья Ф. Булгакова “Теория и практика новейшего социализма” [14]. Отмечается, что хотя автор негативно относится к Бакунину, но описывает его деятельность уж слишком подробно, и “предубежденный” читатель может найти в подробностях “пищу для своих умозрений и увлечься его теорией”, так как автор “преимущественно восхваляет действия социалистических групп”. Статья была признана “неудобной” и повлекла вызов Шубинского в ГУДП для объяснений, и это несмотря на то, что в целом она была призвана как раз развенчать наиболее крайние, экстремистские течения “нигилизма” и “анархизма” в социалистической теории и практике.
Как намеренное искажение истории “разинского бунта” цензура расценила и довела “до сведения” ПЦК сразу два материала июньской книжки за 1890 год: роман Д. Мордовцева “За чьи грехи” и статью С. Терпигорева “Раскаты Стенькина грома в Тамбовской земле” [15]. Отмечалось, что в первом Разин изображается как мощный характер, герой, которому противостоят нерешительные и бездарные царь Алексей Михайлович и его окружение. В статье же показываются бедствия и притеснения народа со стороны воевод и помещиков, религиозное сектантство (раскольничество) объявляется единственным утешением народа и, наконец, заявляется, что “терпению народа бывает предел”. Оба материала признаны были “противоречащими началам русской исторической науки” и вредными для учащейся молодежи.
Более резкую реакцию со стороны цензуры повлекла статья Б.Б. Глинского “Цареубийство 1 марта 1881 года. IV. Покушение А.К. Соловьева на жизнь государя Александра II” (август, 1910) [16]. Причиной явилось то, что в статье приводятся выдержки из подпольного издания того времени “Листок Земли и Волн”, где политическое убийство декларировалось как “грозное и совершенное оружие” против "высокопоставленных преступников”. Опубликование “революционного кредо” террористов — о политическом убийстве как об одном из “главных средств борьбы с деспотизмом” — цензура расценила как преднамеренное со стороны Б. Глинского. Номер был арестован, а редактора С.И. Шубинского решено было привлечь к уголовной ответственности. Таким образом, вновь, как и в случае со статьей Ф. Булгакова, цензура продемонстрировала крайний догматизм, негибкость, предвзятое и “буквальное” понимание материала. Если исходить из общего содержания и направления статьи, то можно убедиться, что Б. Глинский нисколько не сочувствует террористам, но, напротив, привел подлинный источник как иллюстрацию крайнего экстремизма “революционеров”.
Настороженно цензура воспринимала материалы и о Великой французской революции. Так, из-за статьи “Картины революции” (апрель, 1883) номер был приостановлен до устранения всех “нехороших” мест. Отмечалось, что видно восторженное отношение редакции к революции и ее деятелям, “особенно к Дантону — целый панегирик”. К тому же помещены были и рисунки (портрет Дантона, взятие Бастилии), не представленные цензуре [17].
Крайнее неприятие у цензурного ведомства вызывали публицистические статьи с критикой актуальных вопросов общественной жизни России. Статья Б. Глинского - “Реформа на очереди” (сентябрь, 1897) о переустройстве местных учреждений в России была полностью исключена из номера по требованию ПЦК, а сам номер приостановлен [18]. Его же статья “Два съезда” (февраль, 1890) подверглась (по приказу ПЦК, направленному в типографию “Исторического Вестника”) крупным сокращениям. В ней автор резко критикует педагогическую систему России, выдвигая основной тезис: “в России нет нормальной школы, она пользуется допотопным опытом Запада” [19].
В 1901 г. цензурой был выделен и отмечен историко-публицистический очерк Н.А. Энгельгардта “Цензура в эпоху великих реформ (1855—1875)” (сентябрь, 1901), как “характеризующий направление ,,Исторического Вестника" в целом, которое он принимает в последнее время” [20]. Автор в очерке постепенно переходит к положению дел в современной ему цензуре, прямо порицает русскую “карательную” цензуру, констатирует ее “нетерпимость”. Он выдвигает оригинальный тезис: “...те государства, в которых не было свободы печати, переживали серьезные бедствия и потрясения, в то время как государства, пользующиеся свободою печати, такие потрясения переносят легко”. Наглядный пример этого “литературного выступления” и позволил цензуре окончательно зафиксировать все более набирающую силу в журнале либеральную тенденцию.
Еще одним крупным блоком материалов, вызывавших цензурное вмешательство,. являлись статьи, воспоминания и художественные произведения, затрагивающие “духовные устои” государства, религиозно-нравственную этику. Материалы, касавшиеся этой тематики, должны были быть представлены и в Духовную цензуру, что еще больше усугубляло положение и влекло за собой частые изъятия произведений целиком.
Так, например, из-за статьи Н.С. Лескова “Бракоразводное забвение. Причины разводов брачных по законам греко-российской церкви” (декабрь, 1885) номер был задержан, статья изъята и послана в Духовную цензуру. Автору вменялись в вину “осуждение практики разводов у православных” и “неприличные подробности”. Духовной цензурой статья запрещена за “неправильное понимание автором законов греко-российской церкви” и за “неприличные места” [21].
В майской книжке за 1894 г. по требованию ПЦК была целиком изъята заметка Нотовича (отдел “Исторические мелочи”) о буддийской рукописи, где Иисус Христос назван буддийским монахом еврейского происхождения Иссой, в 30-летнем возрасте ушедшим на родину. Статья была признана вопиющей в цензурном отношении публикацией, которая вообще “не может иметь места в русской литературе” как “бросающая тень на откровенное учение и жизнь Христа” [22].
По требованиям как ПЦК, так и Духовной цензуры была изъята статья Н.С. Лескова “Боголюбивый скоморох. Старинное сказание” (февраль, 1887) [23], исправлены статьи “Солотчинские монахи и их крепостные” (С. Терпигорева) [24], “Деревенский колдун” (В. Маркова) [25] и некоторые другие.
Наконец, в фервальском номере за 1901 год цензурой были запрещены рисунки (иллюстрации спектакля “Страсти Господни”, в том числе и портрет Антона Лонга в роли Иисуса Христа) как “оскорбляющие религиозные чувства” [26].
Иногда цензура исключала и сокращала тексты в соответствии с некоторыми другими мотивами и, в частности, из соображений секретности сведений. В этой связи характерен пример с отказом Б. Глинскому в опубликовании его статьи “Дело об убийстве П.А. Столыпина” (март, 1914). Начальник канцелярии Министерства Императорского Двора А. Мосолов писал в ГУДП, что многие места “не могут быть. напечатаны, так как здесь воспроизводятся подлинные секретные служебные тексты дознания (следствия)” и “представлять этот материал гласности нежелательно” [27].
С началом первой мировой войны издания обязаны были представлять касающиеся ее материалы на рассмотрение военной цензуры. Так, на редактировавшего в этот период журнал Б. Глинского был наложен денежный штраф в 500 р. за напечатание статьи А. Кривощекова “Легенды о войне” (октябрь, 1915) без проверки военной цензурой. [28]
Всего лишь дважды изменения в текстах делались по настоянию издателя “Исторического Вестника” А.С. Суворина. Это касалось некоторых мест в статьях “Картины революции” (апрель, 1883) и “Заокеанская Русь” (май, 1897). В последней Суворина покоробил диалог об обстоятельствах зачатия Христа, который, кстати, не встретил препятствий в цензуре [29]. Примечателен его ответ С.Н. Шубинскому, бросившему Суворину упрек, что это означает “быть цензурнее цензуры”: “.. .это значит быть только выше цензуры, которая всегда формальна и часто нелепа” [30].
И, наконец, в заключение необходимо привести характеристики цензурой общего направления “Исторического Вестника”.
Интересен тот факт, что характеристики журнала даже одного периода отличаются, что зависело, безусловно, и от личности цензора. Так, в 1893 г. цензор Пеликан писал в ПЦК, что
“журнал "Исторический Вестник", как журнал специальный, чужд политического направления. Редакция его исключительно заботится о привлечении значительного числа читателей, помещая на своих страницах исторические романы, воспоминания и очерки, касающиеся наиболее интересных событий русской и всеобщей истории” [31].Но уже в 1896 г. цензор Еленев в докладе о характере курируемых им изданий пишет об “Историческом Вестнике”:"...в каждой книжке находятся и романы, никакого отношения к истории не имеющие. Иногда появляются небольшие статейки и заметки противонационального характера, что надобно, по-видимому, объяснять недостатком исторического образования редактора, хотя он и писал некогда длинные рассказы из русской истории... Допускается в этом журнале и некоторая доза пошлости и даже нигилизма...” [32]Такое разительное отличие характеристик одного и того же издания в течение каких-то трех лет трудно объяснить следствием его эволюции. Скорее всего здесь сказывались субъективные взгляды цензора, его личное отношение к журналу. Последняя характеристика, если учитывать разнообразие материала “Исторического Вестника” и его огромную популярность (самый большой тираж среди исторических изданий), бесспорно представляется легковесной, тенденциозной и даже открыто неприязненной.В целом ряде случаев цензура проявляла поразительный догматизм и негибкость, зачастую следя за буквальным соблюдением формально устаревших запретов. Причем рядовые цензоры очень часто проявляли излишнее служебное рвение. И надо отдать должное начальству ПЦК, ограничивавшемуся только принятием информации “к сведению” и отклонявшему ходатайства об аресте номеров. Здесь безусловно сказывались и личные связи А.С. Суворина и С.Н. Шубинского в высших эшелонах власти.
После революции 1905—1907 гг. цензурный надзор значительно либерализируется, и как следствие этого — сокращается количество цензурных дел. Именно в этот период в журнале широкое распространение получают революционная тематика и освещение отдельных, “закрытых” ранее эпизодов русской истории.
Литература
1. Зайцев А. Д. 1) “Русский Архив” и цензура // Археографический ежегодник за 1976 г. М., 1977. С. 101—110; 2) Цензурно-редакторские изменения текстов на страницах “Русского Архива” // Теория и практика источниковедения и археографии отечественной истории. М., 1978. С. 106—115.
2. ЦГИА СССР. Ф. 776. On. 6. Ед. хр. 429. Л. 29—31.
3. Там же. Ф. 777. On. 3. Ед. хр. 66. Л. 147—148.
5. Там же. Ф. 776. On. 6. Ед. хр. 429. Л. 55—57.
8. Там же. Ф. 777. On. 3. Ед. хр. 66. Л. 19—20.
9. Там же. Ф. 776. On. 6. Ед. хр. 429. Л. 66; Ф. 777. On. 3. Ед. хр. 66. Л. 463—466,
10. Там же. Ф. 777. On. 3. Ед. хр. 66. Л. 503.
12. Там же. Ф. 776. On. 6. Ед. хр. 429. Л. 47.
17. Там же. Ф. 777. On. 3. Ед. хр. 66. Л. 10—11.
18. Там же. Ф. 776. On. 6. Ед. хр. 429. Л. 58.
19. Там же. Ф. 777. On. 3. Ед. хр. 66. Л. 156.
21. Там же. Ф. 776. On. 6. Ед. хр. 429. Л. 33.
23. Там же. Ф. 777. On. 3. Ед. хр. 66. Л. 114—115.
30. ДневникА.С. Суворина. М.; Пг., 1923. С. 161.
31. ЦГИА СССР. Ф. 777. On. 4. Ед. хр. 205. Л. 14.
32. Там же. Ф. 776. On. 12. Ед. хр. 90. Л. 11.
| Воспроизведено при любезном содействии
Института научной информации по общественным наукам РАН |
 |
