VIVOS VOCO: Д.В. Иванов, "Русская военная цензура в эпоху реформ Александра II"

Проблемы отечественной истории. - М., 2000. - Вып. 6. - С. 62-81

РУССКАЯ ВОЕННАЯ ЦЕНЗУРА
В ЭПОХУ РЕФОРМ АЛЕКСАНДРА II

Д. В. Иванов

Среди многочисленных реформ 60-х - 70-х гг. XIX столетия одно из основных мест занимала реформа цензуры. По смелости первоначальных намерений реформаторов и по глобальности результатов эту реформу справедливо можно поставить в один ряд с крестьянской. Действительно, за короткий период, с 1857 г. (когда впервые был поднят вопрос о необходимости кардинальной реформы печати) по 1865 г. (15 апреля того года был опубликован Указ "О даровании некоторых облегчении и удобств отечественной печати") русское общество, бывшее доселе почти безмолвным объектом царской власти, обрело голос в лице независимых, "бесцензурных" изданий, смогло влиять через них на политику страны, корректировать действия государства, провозгласившего "великие реформы".

По свидетельствам современников, в этот период пресса - по свободе, а цензура - по либерализму значительно превзошли аналогичные структуры "передовых" европейских стран. Однако, как известно, ни одна из реформ Александра II не была доведена до конца, а сопровождавшие попытки реформирования отрицательные явления зачастую сводили на нет положительные результаты (полукрепостное состояние "освобожденных" крестьян и разорение помещиков, расцвет террора, как следствие либеральной судебной реформы, временное снижение боеспособности армии из-за увольнения старого унтер-офицерского состава и т. д.).

Одной из жертв реформирования стала военная цензура, ведавшая исключительно охраной военной и государственной тайны и даже в самые мрачные годы николаевского режима никак не влиявшая на подавления свободного слова.

Вопрос защиты секретной информации в России не был для того времени новым: шпионаж как основной источник утечки секретной информации пресекался традиционным "контрразведывательным" путем - стоит вспомнить массовые казни "подсылов" в XVI в. Но с началом индустриального периода развития России, справедливо связываемого с личностью Петра Великого, появился еще один, значительно менее контролируемый источник - пресса. Из газет противник мог черпать информацию о численности, вооружении и местах дислокации войск, мало того, - наблюдать (вследствие периодичности выхода изданий) динамику изменений военного потенциала. Кроме того, газеты предоставляли возможность вести пропаганду среди образованной части общества (до этого с пропагандистами - изготовителями "подметных писем" - также обходились "традиционным" образом).

При Петре I проблема решалась просто - издателем и редактором единственной газеты "Ведомости" был сам царь. Однако уже правительство Елизаветы, столкнувшись с "газетным" шпионажем, стало делать робкие попытки контролировать корреспонденцию [1]. При императоре Павле I отмечены попытки введения массовой перлюстрации писем военнослужащих-иноземцев, чьи послания, полученные за границей давали богатую пищу неприятельским разведкам [2]. Но как учреждение военная цензура оформилась только в царствование Александра I. В 1810 г. при Инженерном и Артиллерийском департамента (экспедициях) были введены должности цензоров в составе Ученых комитетов [3], а в 1812г. существование таких должностей было официально подтверждено в "Положении об учреждении Военного министерства".

Первым русским военным цензором стал коллежский асессор К.К. Гебгардт. В 1819 г., когда наполеоновские войны отошли в прошлое и опасность каких бы то ни было конфликтов уменьшилась, должность военного цензора была ликвидирована, а функции оказались рассредоточены между различными ведомствами. Но время шло, и чем дальше отступал Венский конгресс, тем сильнее чувствовалась тревога. Усиливающееся разложение венской системы европейского порядка казалось далеким, пока в 1830 г. не восстала Польша. Хотя с проблемой защиты информации в это время прекрасно справилась 5-я цензурная экспедиция знаменитого 3-го отделения совместно с прочими цензурными ведомствами.

Актуальным стал вопрос о воссоздании в военном ведомстве специального органа, который мог бы объединить всю разнообразную работу по военной цензуре. Таким органом стал появившийся в 1835 г. Военно-цензурный комитет, в чью компетенцию входил контроль за всеми сочинениями военного характера, в том числе и переводными, а также цензурирование периодических изданий учреждений Военного министерства и газета "Русский инвалид" (прочим периодическим изданиям было вообще запрещено публиковать любые сведения военного характера, кроме перепечатки официальной информации).

Первым директором этого комитета стал выдающийся историк и писатель А.И. Михайловский-Данилевский. Со временем, в виду увеличения работы, штат ВЦК увеличился с пяти до 12 человек, из которых девять имели генеральский чин. Особенно напряженной была деятельность комитета во время европейских событий 1848 г. и не удачной для России Крымской войны, и в обоих случаях члены комитета блестяще справлялись с возложенными на них обязанностями.

С окончанием Крымской войны в России занялась заря эпохи реформ. Был поднят вопрос и о цензурной реформе [4]. Правда, разные инстанции имели собственный взгляд на цели и задачи таких изменений. Если правительственные сферы имели в виду глобальные преобразования, то в военном ведомстве стремились учитывая опыт прошедшей войны, к cозданию эффективного механизма контроля информации, одновременно действенного и не тягостного для казны. Базой для такого органа естественно должен был стать Военно-цензурный комитет (ВЦК).

Отметим, что в течение 22-летнего существования, несмотря на всеобщую бюрократизацию николаевской эпохи, деятельность комитета не была юридически регламентирована. В своей работе цензоры руководствовались собственным мнением, не выходящим, правда, за рамки цензурного устава 1828 г. По статусу комитет являлся временным органом, как таковой не имел штата, и сотрудники были вынуждены совмещать цензуру со своей основной службой. В 1857 г., вероятно, по инициативе тогдашнего председателя ВЦК барона Н.В. Медема, были разработаны и утверждены "Штат Военно-Цензурного Комитета" [5] и Дополнительная инструкция к общему уставу о цензуре для руководства ВЦК [6]. По штату состав комитета существенно уменьшался - до трех человек, но, во-первых, они могли посвящать цензуре все свое время, а во-вторых, количество изданий, подлежащих просмотру, уменьшалось за счет литературы, не содержащей актуальной информации. Инструкция же впервые подводила законные основания под деятельность цензоров, представляя точный перечень секретных (общие военные сведения) и конфиденциальных (освещающих частную жизнь военнослужащих) сведений, не подлежащих опубликованию.

Одновременно подготовкой цензурной реформы занялись и правительственные круги. Министр народного просвещения А.С. Норов подал императору обширную докладную записку, в которой среди прочих мер по развитию свободы печати и либерализации контроля за ней, предлагал ликвидировать ведомственные цензуры (а они, помимо Военного министерства, существовали почти во всех других министерствах) [7]. Именно эта идея и встретила поддержку царя.

23 января 1858г., согласно высочайшему повелению ликвидировались все ведомственные цензурные учреждения, а "для сношений с С.-Петербургским Цензурным Комитетом" полагалось назначить по одному компетентному чиновнику от этих министерств [8]. По сути дела, ведомственная цензура этим распоряжением не была упразднена - означенные чиновники продолжали в служебном отношении подчиняться руководству своих ведомств, их присутствие в С.Петербургском цензурном комитете не было обязательным, гранки, как и раньше, доставлялись им непосредственно издателями, и только в крайних случаях, для разрешения конфликтов в цензурное производство могло вмешиваться Главное управление цензуры. Единственным положительным следствием этой реорганизации было существенное сокращение финансовых расходов.

15 февраля 1858 г. приказом военного министра Военно-цензурный комитет был упразднен, а "депутатом от Военного министерства" в С.-Петербургский цензурный комитет был назначен полковник генерального штаба Людвиг Людвигович Штюрмер.

Скоро, однако, выяснилось, что один человек не в состоянии исполнять огромную работу, с которой до этого с трудом справлялось целое учреждение. Военное руководство нашло выход, и в обход высочайшего повеления в помощь Л.Л. Штюрмеру был назначен бывший член Военно-цензурного комитета подполковник Д.А. Кропотов. Позже к нему добавился писарь (эти назначения были утверждены государем 1-го марта). Можно отметить, что состав этой "канцелярии" был поразительно похож на упоминавшийся выше штат ВЦК, как по количеству сотрудников, так и по расходам на содержание этой структуры. Определенная преемственность подтверждается еще и тем, что военный представитель при общей цензуре в своих действиях должен был руководствоваться как действующим цензурным уставом, так и дополнительной инструкцией ВЦК.

Любое совершившееся преобразование всегда выявляет массу недоработок первоначального плана, которые приходится устранять по мере их выявления. То же произошло и с военной цензурой: издания и статьи военного характера доставлялись Л.Л. Штюрмеру крайне нерегулярно и не полностью (полноценно он мог цензуровать только "Русский инвалид", гранки которого доставлялись из типографии военного ведомства). Ни издатели, ни гражданские цензурные чиновники не могли квалифицированно выделить информацию, относящуюся к компетенции военных. Встал вопрос о создании системного документа, которым бы точно определялось, какие известия должен рассматривать военный цензор.

3 июля 1858 г. министр народного просвещения Е.П. Ковалевский, которому подчинялись учреждения общей цензуры, получил от управляющего Военным министерством князя В.И. Васильчикова перечень сочинений и статей, подлежащих, по мнению последнего, разбору военным цензором. В перечень входили:

1) "Статьи теоретические и полемические, по предметам стратегии, тактики, военной статистики, артиллерии, фортификации и вообще военных наук";
2) сочинения по военной истории, причем по отечественной - все вообще, а по мировой - только те, где давалась "военно-ученая оценка действий" и
3) "все, что относится до военной администрации".

По последнему пункту следовало разъяснение: "этот отдел военной литературы, обнимающий организацию войск, содержание оных, дисциплину, срок службе, военные законы и т. п., требует особого наблюдения, ибо статьи этого рода могут быть иногда полезны, иногда же весьма вредны, смотря по направлению". Ковалевский внес в полученный перечень некоторые изменения с целью упрощения цензурного производства и сокращения количества изданий, разбираемых военным представителем, в частности были изъяты учебники и сочинения по древней истории.

Руководствуясь этим перечнем, инструкцией ВЦК и цензурным уставом, Штюрмер работал до 1862 г. В этот период, кроме отдельных статей, присылаемых из редакций и С.-Петербургского цензурного комитета, его рассмотрению подлежали и некоторые периодические издания, полностью - "Русский инвалид", "Военный сборник", "Чтение для солдат" и другие специальные журналы.

Происходившие и планировавшиеся в общей цензуре изменения не соответствовали положениям Устава о цензуре 1896 г. (Видимо здесь опечатка, и следует - 1826 г. - V.V.) Во многом он устарел и за прошедшие десятилетия оброс невероятным количеством дополнительных инструкций. В 1861 г. была учреждена под председательством статс-секретаря князя Д.А. Оболенского Комиссия для начертания полного устава репрессивной цензуры. Членом от Военного министерства в эту комиссию был назначен Л.Л. Штюрмер.

Он составил одобренные затем военным министром Д.А. Милютиным краткие правила предварительной цензуры военных сочинений, журналов и статей, которые должны были войти в готовящийся устав. Хотя по ряду причин в законодательные документы эти правила не вошли, именно ими стали руководствоваться как Штюрмер, так и его преемники по военной цензуре. Согласно правилам, цензор был обязан не допускать к печати

" 1. Статьи, оскорбительные для чести русского войска.
2. Статьи, могущие поколебать понятие о дисциплине и уважение к ней; мнения, подрывающие уважение подчиненных к лицам начальствующим и ослабляющие доверие к правительству".

В статьях же, "относящихся до армии и военной администрации", полагалось "не допускать ничего противного тому значению, которое наша армия имеет по законам в государстве; ничего, могущего ослабить уважение публики к нашему военному сословию, и никаких предосудительных сравнений с иностранными порядками, несогласными с установленной формой нашего правления" [9].

Комиссия князя Оболенского практически закончила свою работу, выработав полный устав репрессивной цензуры, но этому документу не суждено было вступить в силу, так как 19 марта 1862 г. был опубликован Именной указ "О преобразовании цензурного управления" [10]. Этим указом была начата постепенная передача общей цензуры в ведение Министерства внутренних дел. Главное управление цензуры упразднялось, а его функции передавались МВД. Гражданские же цензурные комитеты временно продолжали оставаться в подчинении министра народного просвещения. Военное ведомство обязывалось предоставлять по одному экземпляру всех сочинений, издаваемых в подведомственных ему типографиях в Департамент полиции исполнительной. Кроме того. Указ предусматривал упразднение должностей "назначенных от разных ведомств доверенных чиновников для просмотра статей, касающихся этих ведомств".

Чтобы как-то компенсировать потерю десяти ведомственных цензоров, к штату Петербургского цензурного комитета были добавлены еще две цензурные должности. Для того, чтобы гражданские цензоры могли рассматривать ведомственные издания, 15 апреля в Министерстве народного просвещения были составлены временные цензурные правила. Статьей 11-ой этих правил цензорам предписывалось "руководствоваться прилагаемыми особыми наставлениями при цензуре статей, касающихся части военной, сухопутной и морской". За основу для этих наставлений были приняты правила, составленные полковником Л.Л. Штюрмером для комиссии князя Оболенского. К ним были добавлены некоторые пункты, разъясняющие штатским цензорам отдельные специфические моменты информации военного характера. Только в редких, "сомнительных" случаях цензурные комитеты должны были обращаться за разъяснениями в Военное министерство [11].

Предполагавшееся фактическое упразднение военной цензуры свидетельствовало о непродуманности этой меры. Если для прочих ведомств практика рассмотрения касающихся их ведения сочинений общей цензурой была вполне приемлемой, то сохранение военной и государственной тайны, которым занималась военная цензура, могло от этого заметно пострадать. Штатский чиновник, даже ознакомившись с Наставлениями, вряд ли мог квалифицированно противостоять военным специалистам иностранных разведок.

Морское министерство быстро нашло выход из этой ситуации. Единственное его издание - "Морской сборник" - по приказанию генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича было освобождено от общей цензуры; ответственность за соответствие публикаций цензурным правилам возлагалась на редактора. Сложнее обстояло дело с Военным министерством, так как количество публикаций военного характера заметно превышало морские. На этот момент военное ведомство издавало 10 периодических изданий. Необходимость сохранения в каком-либо виде специальной военной цензуры поняли, наконец, и в Министерстве народного просвещения.

20 марта главноуправляющий этим министерством А.В. Головин просил военного министра "об исходатайствовании высочайшего разрешения - генералу Штюрмеру присутствовать на правах члена в С.-Петербурге ком цензурном комитете и в Комиссии... князя Оболенского, для пересмотра постановлений о книгопечатании". За отсутствием свободных вакансий в комитете жалование, положенное члену комитета, должно было выплачивать Штюрмеру Военное министерство. 1 апреля соответствующее высочайшее соизволение было получено. Л.Л. Штюрмеру после настойчивых просьб и объяснений удалось сохранить весь состав своей канцелярии.

9 июля, "для военно-ученых занятий и занятий по военно-цензурной части" к Департаменту генерального штаба был прикомандирован полковник Кропотов, а 1 августа был назначен в этот же департамент и сразу же откомандирован в распоряжение Л.Л. Штюрмера писарь I класса Лукьянов.

Военный министр Д.А. Милютин предпринял и другие действия в области цензуры.

6 апреля он изъял из ведения общей цензуры под свою ответственность Артиллерийский, Инженерный, Военно-медицинский журналы и "Военный сборник", а "Журнал для чтения воспитанников Военно-учебных заведений" был передан под ответственность Штаба главного начальника этих заведений" был передан под ответственность Штаба главного начальника этих заведений. Все прочие издания военного ведомства, в том числе "Русский инвалид", продолжали оставаться в ведении общей цензуры и рассматривались Л.Л. Штюрмером. Впрочем, и выделенные из общей цензуры издания пришлось просматривать уже после их выхода в свет. В случае обнаружения в этих журналах отступлений от цензурных правил об этом немедленно докладывалось военному министру. Лицо, выполняющее эти работы назначалось "доверенным лицом по делам книгопечатания при военном министре".

Цензурную реформу увенчал 1865 г., когда общая цензура претерпела новые преобразования, последние в это царствование. 15 апреля был опубликован Именной указ, данный Сенату 6 апреля "О даровании некоторых облегчений и удобств отечественной печати" и высочайшее Мнение Государственного совета "о некоторых переменах и дополнениях в действующих ныне цензурных постановлениях" [12]. Последний документ, по сути дела, представлял собой новый цензурный устав, основой которого послужил проект, разработанный в комиссии князя Оболенского, упраздненной 14 января 1863 г.

Согласно новым правилам, в аппарате МВД создавалось Главное управление по делам печати, которому из ведения Министерства народного просвещения. Указом вводилось понятие изданий, освобожденных от предварительной цензуры. К таким изданиям, в частности, была отнесена вся официальная печатная продукция Военного ведомства, а также чертежи, карты и планы. Кроме того, к бесцензурным изданиям были отнесены книги, переводы и та периодика, редакторы которой сами пожелали освобождения своей продукции от предварительной цензуры (под свою ответственность). Таким образом, значительно упрощалась работа цензоров, в том числе и военных.

Новым уставом никаких организационных изменений в аппарате цензуры на уровне местных комитетов не предполагалось, и, следовательно, не произошло никаких изменений в существовавшей организации военной цензуры. Правда, спустя некоторое время, атрофировалась канцелярия "присутствующего на правах члена" (точной даты этого события, равно как и наименования учреждения, по чьей инициативе была упразднена канцелярия, установить не удалось; по-видимому, после выбытия полковника Кропотова и писаря Лукьянова назначения новых лиц на эти должности просто не производились. Из того, что ходатайства о таких назначениях не возбуждались, можно сделать вывод, что в виду резкого сокращения изданий, подлежащих предварительной цензуре, с этими обязанностями превосходно мог справится один Л.Л. Штюрмер).

Кроме обычной цензурной работы, генерал Штюрмер в качестве доверенного лица по делам печати участвовал в межведомственных комиссиях по усовершенствованию цензуры. Мы уже упоминали его участие в Комиссии 1861 г. 4 ноября 1869 г. высочайшим повелением была учреждена "Особая комиссия для пересмотра действующих постановлений о цензуре и печати и для приведения их в надлежащую систему, ясность и полноту" под председательством князя С.Н. Урусова.

21 ноября Л.Л. Штюрмер представил на рассмотрение комиссии одобренную Д.А. Милютиным записку, в которой предлагал дать военной цензуре полномочия карательной, т.е. способной принимать меры по уголовному преследованию редакторов и издателей, нарушающих военно-цензурную инструкцию 1862 года. Однако это предложение было оставлено без последствий. В апреле 1871 г. Л.Л. Штюрмер был снова командирован для участия в этой же комиссии и снова безрезультатно (уголовное преследование за нарушение правил военной цензуры было установлено только в 1903 г.).

Л.Л. Штюрмер находился на цензурной работе до марта 1880 г. -почти до конца царствования Александра II. Об объеме работы цензуры в этот период отчасти могут свидетельствовать следующие цифры: "в военную цензуру поступает около 1/10-й части всей массы русского печатного слова. В 1865 году рассмотрено было... 2216 печатных листов, в 1870 году 2445 листов, в 1875 году 3762 печатных листа", а в 1879 - 4016 3/4 печатных листа, то есть в день просматривалось от 6 до 11 листов, что составляет объемистую книгу.

8 марта 1880 г. Штюрмер подал военному министру прошение о переводе на другую, более спокойную работу, ссылаясь на преклонный (72 года) возраст и ослабевшее здоровье. Просьба была удовлетворена, и 16 апреля по высочайшему приказу генерал-лейтенант Л.Л. Штюрмер был назначен членом Военно-ученого комитета с освобождением от ранее занимаемой должности. Этим же приказом присутствующим на правах члена в С.-Петербургском цензурном комитете был назначен генерал-лейтенант Владимир Николаевич Мацнев, прослуживший на поприще военной цензуры более 10 лет.

Освободительная война 1877-1878 гг. резко усилила актуальность военной цензуры. В связи с именно этой войной вопрос о налаживании военно-информационной безопасности и создании соответствующих учреждений встал достаточно остро. В технике и искусстве войны произошли кардинальные перемены: стали широко применяться новые виды вооружения (скорострельная артиллерия и ружья, паровой броненосный флот и т. д.), изменились тактика и стратегия, стала меняться и психология солдата. Новое средство коммуникации - железные дороги - заметно ускорили динамику военных операций. Особо отметим вошедшие к этому времени в обиход такие средства связи, как телеграф и телефон, сделавшие публичную информацию весьма оперативной.

Россия была подготовлена к войне и еще до ее начала вопрос контроля за информацией был поднят в двух заинтересованных ведомствах - МВД и Военном министерстве. 7 апреля 1877 г. на имя Д.А.Милютина поступила записка министра внутренних дел А.Е. Тимашева по этому вопросу. В ней предлагалось для обеспечения сохранения военной тайны вообще не допускать корреспондентов частных газет в район боевых действий, так как "во время последней Сербской войны они доставляли многие известия, совершенно неверные или неудобные для оглашения и даже вредные". Газеты, а следовательно, и публика, должны были довольствоваться официальными сообщениями. Всю военно-цензурную работу предлагалось оставить в ведении "присутствующего на правах члена".

Предложенная Тимашевым практика в тогдашних условиях относительной свободы печати была явно неприемлема, да и газеты, опередив министра, уже пообещали подписчикам снабжать их эксклюзивной информацией с театра войны. Это прекрасно понимал такой передовой военный деятель, каким был Д.А. Милютин. В ответе Тимашеву он изложил свой взгляд на постановку дела военной цензуры, более гибкий и либеральный. Опровергая реакционные мысли Тимашева. Милютин писал, что

"общественное мнение, возбужденное современными политическими обстоятельствами, чутко следит за всем тем, что прямо или косвенно клонится к разрешению интересующего всех вопроса, и нет сомнения, что в случае разрыва с Турцией и открытия военных действий, публика не удовлетворится теми известиями о ходе военных действий, которые будут помещаемы в официальных изданиях "Правительственный вестник" и "Русский инвалид". Она непременно будет искать более подробных разъяснений и освещения событий в частной периодической печати, которая, со своей стороны, постарается сообщать на сколько возможно больше необходимых для сего материалов и фактов".

Предлагая, в этом аспекте, значительное усиление военной цензуры, Д.Д. Милютин мотивировал это не абстрактным "вредом", а тем, что неконтролируемая информация может "отчасти разоблачить намерения главнокомандующего" [13]. Исходя из своего видения проблемы, военный министр добился от императора разрешения на учреждение специального цензурного органа в аппарате министерства - Особой военно-цензурной комиссии, которая должна была контролировать значительно возросший объем информации военного характера. Это учреждение начало формироваться под руководством начальника Главного штаба Н.Н. Обручева 9 апреля - за 3 дня до объявления войны.

В это же время в Главном управлении по делам печати началась работа по выработке нормативного документа, которым должны были руководствоваться военные цензоры в своей работе. К 16 апреля были выработаны "Правила о печатании в повременных изданиях известий и статей, касающихся военных приготовлений, передвижений войск и действий нашей армии". Среди прочего они определяли структуру, порядок работы и компетенцию военно-цензурных органов.

Сеть таких учреждений определялась следующим образом: "Власти, коим присваивается право пропуска подобных известий и статей, суть: Штабы Главнокомандующих действующими армиями; Особая комиссия при Военном министерстве, и частные комиссии при Штабах Московского, Варшавского и Одесского военных округов, действующие под руководством командующих войсками сих округов" [14]. Во исполнение этого пункта 22 апреля последовало высочайшее соизволение "на образование частных военно-цензурных комиссий в Москве, Одессе, Варшаве и Тифлисе". Эти комиссии были учреждены: 27 апреля - в Варшаве. 29 апреля - в Москве, 3 мая - в Одессе и, наконец, 10 мая - при штабе Кавказского военного округа.

Кроме централизованного контроля, было важно обеспечить наблюдение за корреспонденциями и их авторами на самом театре военных действий. Во время описываемой войны Россия имела два таких театра - Балканский и Кавказский. Скажем коротко о последнем. Уже в "Правилах" по этому поводу содержалось явное противоречие: в § 2 правом пропуска известий военного характера наделялся Штаб главнокомандующего Кавказской армией, а в §§ 4 и 14 говорилось о частной комиссии при Тифлисском военном управлении (Штабе округа). Запутанный вопрос разрешился естественным путем: по воле Александра II оба эти штаба находились под высшим руководством брата императора - наместника Кавказа великого князя Михаила Николаевича. В отличие от армейского управления штаб округа было целесообразно разместить в Тифлисе, где была сконцентрирована вся печать и средства связи Кавказа и была возможность непрерывного сообщения со столицей.

Сложнее обстояло дело на Балканах. Сложнее уже потому, что европейский театр в силу политических обстоятельств привлекал множество иностранных корреспондентов, агентов и шпионов, да и русское общественное мнение куда больше интересовалось освобождением "братьев-славян" и выходом к проливам и Царьграду, чем очередным этапом перманентной Кавказской войны.

На Балканах с прессой работал М.А. Газенкампф, которого взял в свой штаб главнокомандующий великий князь Николай Николаевич.

16 апреля М.А. Газенкампф прибыл в Главную квартиру в Кишиневе, а уже утром следующего дня предоставил великому князю докладную записку, где изложил свой взгляд на постановку дела военной цензуры на фронте. В ней, в частности, предлагалось не препятствовать пребыванию в действующей армии корреспондентов как русских, так и иностранных. Это мотивировалось тем, что не допущенные корреспонденты, не имея достоверных сведений, станут сообщать ложные слухи и недоброжелательные выдумки, смущая русское общество и возмущая читателей иностранных газет. Предварительной цензуры М.А. Газенкампф планировал не учреждать вовсе, а только обязать корреспондентов не сообщать никаких сведений о передвижениях, расположении, численности наших войск и о предстоящих действиях. Карой за нарушение такого обязательства должна была стать высылка из армии. Для контроля он брал на себя обязанность просматривать все газеты, где публиковались сочинения военных корреспондентов.

В таком либерализме был и тайный расчет; по мнению автора записки, предлагаемые им условия должны были "предрасположить в нашу пользу представителей печати". Если же некоторые корреспонденты все-таки будут "...писать о нас в недружелюбном тоне,... то этим можно и пренебречь, ибо тем авторитетнее будут для общественного мнения дружелюбные об нас сообщения. Требование дружественного тона от корреспонденции, равно как и предварительная их цензура, будут нам же во вред: то и другое получит немедленную огласку и положит прочное основание недоверию публики к тем корреспондентам, которые будут допущены. В этом случае можно даже опасаться, что общественное мнение будет более всего верить тем газетам, которые займутся фабрикацией ложных и злостных корреспонденции о нашей армии" [15].

19 апреля у главнокомандующего состоялось совещание, на котором обсуждалась эта записка. Присутствующие на нем высокопоставленные чиновники пытались отстоять введение предварительного контроля и недопущение представителей "враждебных" изданий (вероятно, под влиянием мнения А.Е.Тимашева), но после аргументированного объяснения М.А. Газенкампфа согласились в целом с его планом. Сам министр внутренних дел своеобразно отреагировал на эти события. Открыто не осудив действия М.А. Газенкампфа, которого связывали дружеские отношения с самим великим князем, Тимашев, тем не менее, настоял на том, чтобы в действующей армии неуклонно исполнялись "Правила", выработанные в аппарате МВД, хотя они прямо противоречили решениям кишиневского совещания (по "Правилам", например, на фронте вводилась предварительная цензура корреспонденции). Ко всему прочему для исполнения "Правила" были доставлены не М.А. Газенкампфу, а начальнику полевого штаба А.А.Непокойчицкому (которому М.А. Газенкампф даже не подчинялся, состоя в распоряжении лично главнокомандующего) [16].

Такое вмешательство Тимашева было чревато недоразумениями. Одно из них живо описал известный журналист, в то время военный корреспондент В.И.Немирович-Данченко:

"Вчера нарочно ездил в Зимницу - послать телеграммы - не принимают.
- Почему?
- Нет надписи из главной квартиры "разрешено".
- Да ведь главная квартира в Горном Студене, а телеграмма из Систова.
- Не приказано.
- Кем?
- Генералом Шталем.
- Да ведь я "утвержденный корреспондент". Вот мой знак...
- Это нам все равно. Я не помню когда, но было приказано не принимать телеграмм.
- Для того, чтобы послать телеграмму нужно делать, как делают иностранные корреспонденты, т.е. посылать ее с нарочным до первого австрийского города. На это у русских корреспондентов нет средств. Пусть же не упрекают нас за молчание" [17].

Этот случай произошел 1 августа, через три с половиной месяца после совещания:

Военный телеграф подчинялся генерал-майору Н.К. Шталю, а корреспонденты - полковнику М.А. Газенкампфу. Неосторожное вмешательство министра внутренних дел, как видим, осложнило полезную работу русских журналистов и облегчило, зачастую направленную против России, деятельность иностранных корреспондентов. Итак, сама жизнь подтвердила правильность мнения Газенкампфа - офицера милютинской школы.

Вернемся снова к центральному учреждению. Особая военно-цензурная комиссия первоначально состояла исключительно из членов Военно-ученого комитета. В ходе военных действий в виду уменьшения количества членов этого комитета, остающихся постоянно в Петербурге, в состав комиссии были включены офицеры других подразделений. В разное время членами комиссии были: генерал-лейтенанты Л.П. Батюшков, князь Н.С. Голицин, М.И. Богданович; генерал-майоры А.И. Беренс, С.П. Зыков, А.И. Макшеев, Е.К. Баумгартен, Д.И. Романовский, О.Э. Штубендорф и др. Отметим, что прослеживается определенная динамика в изменении состава этой и аналогичных ей комиссий в 1904 и 1914 гг. Если в 1877 г. состав комиссии был представлен, в основном, чинами "первых четырех классов" (в этом отношении она напоминает Военно-цензурный комитет), то в период Русско-японской войны мы находим в комиссии офицеров и чиновников 4-7 классов, а во время Первой мировой войны основная часть офицеров, работавших в Главной военно-цензурной комиссии и других центральных военно-цензурных учреждениях, имела обер-офицерские чины. Такое изменение вовсе не было вызвано снижением значимости этих органов. Наоборот, оно отражало увеличение объема работы и связанное с ним постепенное превращение органов военной цензуры в солидный рабочий аппарат с привлечением множества молодых специалистов.

Специальная цензура во время боевых действий была для России явлением новым; она строилась в экстремальных условиях войны, поэтому быстро выявились недочеты первоначальной организации. В частности, параллелизм в действиях военно-цензурных комиссий и цензурных комитетов Главного управления по делам печати, порождавший определенные недоразумения. Попытки избежать подобных ситуаций в начале были спонтанными; так, при организации Варшавской военно-цензурной комиссии "было сделано сношение с Варшавским цензурным комитетом о назначении часов для просмотра комиссиею статей, представляемых редакциями" [18]. В дальнейшем выявилась потребность в более тесном сотрудничестве двух ветвей цензуры. Это было вызвано, в частности, тем, что "хотя редакциям газет и была сообщена означенная инструкция ("Правила"), тем не менее, однако, многие редакции доставляли на просмотр все статьи, при чем некоторые члены (комиссий), руководствуясь буквальным смыслом инструкции, отклоняли от себя все критические статьи, как не подлежащие военной цензуре, а другие вовсе не пропускали в печать подобных статей" [19].

Для решения этой проблемы в начале октября 1877 г. по высочайшему повелению в состав Особой военно-цензурной комиссии были включены члены Совета Главного управления по делам печати, причем они не только должны были рассматривать статьи, относящиеся к компетенции общей цензуры, но и контролировать действия военных цензоров. Для такой совместной работы в Главном штабе были разработаны "Новые правила рассмотрения в Особой комиссии статей военного содержания", где были оговорены режим работы и порядок делопроизводства преобразованного учреждения [20]. Гражданские чиновники должны были поочередно присутствовать на всех заседаниях комиссии, которые происходили в здании Главного штаба. В своей работе военные цензоры пользовались синим карандашом, а гражданские - красным.

Совместная деятельность представителей двух цензур началась 25 октября 1877 г. В разное время в Особой комиссии дежурили следующие члены Совета Главного управления по делам печати: тайные советники Н.В. Варадинов, Ф.Ф. Веселаго, В.М. Лазаревский, П.Д. Стремоухов, В.Я. Фукс, и действительные статские советники Ф.П. Еленев, Д.И. Каменский, П.А. Вакар.

На этом усовершенствования Особой военно-цензурной комиссии не закончились. 29 ноября в ее состав был назначен вице-адмирал В.А. Стеценков, специально для разбора статей военно-морского характера, поскольку, как писал управляющий морским министерством С.С. Лессовский, "человеку, не знакомому с морским делом, трудно определить какими именно сведениями о судах может воспользоваться неприятель; между тем морскому офицеру достаточно самых ничтожных указаний" [21].

В таком виде, не изменяя больше ни своих функций, ни структуры, ОВЦК просуществовала до конца войны. Как же выглядела деятельность военно-цензурных учреждений в указанный период?

Первичный контроль, как отмечалось, осуществлялся на театре военных действий. Сведениями о такой работе на Кавказе мы не располагаем. На Балканах же вся работа с представителями прессы была поручена полковнику М.А. Газенкампфу. Его деятельность изначально была обусловлена такими обстоятельствами, как сравнительно мобильный характер войны, дефицит образованных кадров и неудовлетворительная связь между отдельными штабами и частями. Исходя из этого, М.А. Газенкампф уже в цитированной выше записке предлагал ограничиться контролем за корреспондентами, не подвергая их известия предварительной цензуре.

Первые корреспонденты появились на фронте уже через неделю после объявления войны - 20 апреля. Тогда в беседе М.А. Газенкампфа с великим князем Николаем Николаевичем был выработан порядок работы с журналистами. Оказалось, что утром к главнокомандующему явились корреспонденты Мак-Гахан и Иван-де-Вестин (Figaro) и просили разрешить им ношение белой нарукавной повязки с красным крестом. Великий князь нашел это неудобным и, по его просьбе, М.А. Газенкампф предложил специальный отличительный знак - металлическую бляху с государственным гербом и надписью "корреспондент". Это, как и предложение полковника назначать корреспондентам утренние приемные часы (9-11) с тем, чтобы сообщать им те сведения, которые великий князь найдет возможным разрешить, было одобрено. На следующий день М.А. Газенкампф, прекрасно понимая невозможность ограничивать русские газеты официальной информацией (которую, в основном, собирался предоставлять иностранцам), представил к подписи великого князя телеграмму министру внутренних дел о разрешении русским корреспондентам следовать за армией и посылать корреспонденции свои по почте и по телеграфу прямо в свои газеты.

Практически сразу возникли сложности в работе с иностранцами (за время войны таких корреспондентов перебывало в армии более 72-х человек). Если русские газеты посылали на фронт известных литераторов, как, например, В.И.Немировича-Данченко, то иностранные предпочитали получать сведения от людей, так или иначе связанных с военной службой. В каждом из них можно было заподозрить шпиона.

Бывшие военные были в большом количестве среди представителей английской и немецкой прессы. Но если немцы вели себя корректно, то с англичанами постоянно были связаны неприятные инциденты (Германия, занявшая доминирующее положении в Европе после разгрома Франции, не собиралась вмешиваться в Балканский кризис, зато Великобритания - "царица морей" - ревностно следила за продвижением России к проливам. К моменту капитуляции Турции дело дошло даже до вооруженной демонстрации - в Дарданеллы вошла английская эскадра.

В газете действующей армии - "Летучий листок" М.А. Газенкампф опубликовал показательный случай изгнания из армии корреспондента английской газеты "Standart" Фредерика Бойля, попавшего на фронт через связи при русском дворе и нарушившего обязательства во всех пунктах. Эта публикация подтверждала серьезность намерений. Даже корреспондент "Таймc" Гавелок, откровенно собиравший секретные сведения, не осмелился в течение войны публиковать ничего предосудительного.

Впрочем далеко не все иностранные, в том числе и английские, военные корреспонденты вели себя недостойно. В большинстве это были самоотверженные и благородные люди. Двое из них - Форбс ("Daily News") и доктор Каррик ("Scotsman") - за героизм получили ордена св.Станислава 3 степени с мечами (к которым их представлял тот же М.А. Газенкампф).

Кроме выполнения своих непосредственных функций М.А. Газенкампф был обязан создавать доброжелательное мнение о русской политике и, возможно, частично дезинформировать заграничные разведки. В этих целях он не гнушался и подкупом. Так, за 4000 франков была куплена австрийская газета "Wiener Tagblatt" [22]. Газенкампф же составлял и официальные сообщения, публикуемые затем в правительственных изданиях и в некоторых частных газетах (например, "Московских ведомостях").

В целом можно сказать, что М.А. Газенкампф делал в области цензуры все, что было в его силах. Эта деятельность выявила необходимость создания настоящего военно-цензурного аппарата на фронте, что и было осуществлено во время Русско-японской и последующей мировой войны.

На фронте вся административная власть принадлежала военным, поэтому и цензура в этих условиях была сравнительно независимой в своих действиях. Она осуществляла даже карательные функции обычно не свойственные военной цензуре. Этого нельзя сказать о центральной и местных военно-цензурных комиссиях, которые действовали в рамках "Правил". Редкие случаи, когда редакции газет, недовольные запрещением какого-либо материала, пытались оспорить действия комиссий, решались в пользу цензуры, так как все инстанции, к которым могли апеллировать редакторы, так или иначе были представлены в Особой военно-цензурной комиссии - ее председателем был начальник Главного штаба Ф.Л. Гейден, а Совет Главного управления по делам печати почти в полном составе входил в состав комиссии.

1 марта 1878 г. с окончанием боевых действий, работа Особой военно-цензурной комиссии прекратилась [23]. Несколько позже закрылись окружные комиссии, а с началом вывода русских войск с Балкан прекратил цензурную деятельность и М.А. Газенкампф. Военная цензура снова перешла полностью в ведение МВД и состоящего при С.-Петербургском цензурном комитете Л.Л. Штюрмера.

В период 1877-1878 гг. в работе военной цензуры не зафиксировано внутриполитических осложнений, которые были бы связаны с военными известиями. Официальный противник России — Турция также, по-видимому, не смог воспользоваться сведениями из прессы, хотя в качестве источника информации и в качестве орудия пропаганды прессу прекрасно использовала "нейтральная" Англия.

Судьба военной цензуры в рассматриваемый период во многом знаменательна. Каждый раз, когда в России начинались либеральные реформы, будь то эпоха Александра II, или события, последовавшие после Манифеста 17 октября 1905 г. страдала цензура (которую каждый раз общество и власть рассматривали как репрессивную струкгуру, призванную подавлять свободное слово) и прежде всего военная (может быть сказывалось пугающее название). Некомпетентные искатели сенсаций принимались обсуждать проблемы, в которых мало что понимали, а иностранные разведки получали возможность добывать ценную информацию без особенных трудностей.

История военно-цензурного аппарата очень поучительна и интересна, как с точки зрения практики гибкого и либерального отношения к журналистам, которую осуществлял на фронте М.А. Газенкампф, так и с точки зрения деятельности центрального контрольного органа, который в силу своего смешанного характера был чрезвычайно оперативен и свободен от ведомственной узости взгляда, и сумел сыграть существенную роль в подготовке и развертывании аппарата военно-информационного контроля.

История учит, что чаще всего войны для нашего государства начинаются неожиданно, они влекли большие первоначальные потери. И так ли уж опасна консервативность органов информационного контроля, оберегающих военную тайну? Исторический опыт подтверждает, что разумный контроль позволял избегать многих бед и потерь.

Литература

1. См.: РГВИА. Ф.39. Оп.1. Д.66. Л.94-94об.

2. См.: Россия и Великая французская революция. М.. 1989.

3. См.: РГВИА. Ф.401. Оп.8. Д.1. Л.39.

4. Подробнее о реформе общей цензуры см.: Лемке М.К Эпоха цензурных реформ 1859-1865 гг. СПб., 1904.

5. См.: РГВИЛ. Ф.38. Оп.5. Д.792. Л.7.

6. См.: РГВИА. Ф.494. Оп.1. Д.47. Л.4об.

7. См.: РГВИА. Ф.401. Оп.5. 1896 г. Д.45. Л.10.

8. См.: РГВИА. Ф.38. Оп.4. Д.792. Л.1.

9. РГВИА. Ф.401. Оп.2,1896 г. Д. 120. Л. 1.

10. Полное собрание законов Российской Империи. T.XXXVII, 1862 г. № 38040.

11. РГВИА. Ф.38. Оп.5. Д.1053. Л.14об.

12. Полное собрание законов Российской Империи. T.XL. №№ 41988, 41990.

13. См.: РГВИА. Ф.400. Оп.21. Д.1061. Л.З.

14. См.: РГВИА. Ф.401. Оп.З, 1877 г. Д.50. Л.10а.

15. Газенкампф М.А. Мой дневник. 1877-1878 гг. СПб., 1908. С.4-5.

16. См.: РГВИА. Ф.401. Оп.З. 1877. Д.50. Л.22.

17. Немирович-Данченко В И Год войны (Дневник русского корреспондента) 1877-1878. СПб., Т. 1. С. 14.

21. РГВИА. Ф.401. Оп.З. 1877 г. Д.50. Л.177.

22. См.: Газенкампф М.А. Мой дневник... С. 132.

23. См.: РГВИА. Ф.401. Оп.3.1877 г. Д.50. Л.203.