Г.Э. Фельдман Джон Бэрдон Сандерсон ХОЛДЕЙН 1892-1964 Изд. "Наука", Москва, 1976 г..

Глава I

Жизненный путь

Семья. Детство. Годы учения Первая мировая война. Полк "Блэк Уотч" После демобилизации. Оксфорд и Кембридж. Посещение СССР Лондонский период (30-40-е годы) Лондонский университетский колледж В сражающейся Испании Холдейн-марксист "Наш удивительный Джей-Би-Эс" "Тэтис" и подводная физиология "Я обязуюсь..." Индия

Семья. Детство. Годы учения

Джон Бэрдон Сандерсон Холдейн происходил из старинного шотландского рода, давшего стране и миру немало выдающихся деятелей науки, культуры, политики, военного искусства. Одной из главных черт в характере Холдейнов была, пожалуй, воинственность. На протяжении пяти веков - с 1250 по 1750 г. - многие представители этого рода, обитавшие в замке на границе между горными и равнинными районами Шотландии, сдерживали набеги горцев, покушавшихся на стада жителей долин. Участвовали Холдейны и в войнах, которые вела Шотландия с Англией. При случае Холдейн с неизменной гордостью рассказывал о представителях своего древнего рода:

"В 1620 г. мой прямой предок по мужской линии Джон Холдейн и его брат Джеймс воевали за Объединенные Нидерланды. В летописях записано, что Джеймс погиб в 1629 г. и принц Оранский объявил траур в связи с его гибелью. Джон вернулся на родину и был назначен представителем Шотландии при армии Кромвеля в период гражданской войны" *.

Эта "потомственная воинственность" в дальнейшем много раз проявится в характере Холдейна - ученого и общественного деятеля, солдата и публициста.

* J.В.S. Haldane. The implications of genetics for human society. - Proc. 11th Inter. Congr. Genet., 1964, p. ХСI.

По свидетельству Холдейна, его отец относился к категории людей, способных воспитать в себе бесстрашие и мужество благодаря необыкновенной силе воли. Джон Скотт Холдейн (1860-1936), окончив в 1884 г. медицинский факультет Эдинбургского университета, некоторое время работал ассистентом-демонстратором в физиологической лаборатории Университетского колледжа в г. Данди (Шотландия). В 1887 г., по возвращении из кратковременной научной командировки в Йенский университет (Германия), он получил от Джона Скотта Бэрдона Сапдерсона (дяди со стороны матери), руководителя физиологической лаборатории в Оксфордском университете, предложение занять там должность ассистента. К этому времени профессор Сандерсон (1828-1905) уже был прославленным ученым, членом Лондонского королевского общества. Основатель экспериментального направления в английской физиологии XIX в., организатор оксфордской школы физиологов, он был широко известен своими работами по общей физиологии. Им были изучены особенности жизнедеятельности изолированных тканевых культур, зарегистрированы токи действия, возникающие в нормально работающем сердце, установлена скорость передачи возбуждения по нервному волокну и проведены другие важные исследования. Его труды переведены на многие языки, в том числе на русский; на них воспитывались физиологи последней четверти XIX - начала XX в.

Приняв предложение, Холдейн переехал в Оксфорд. Здесь ему предстояло читать лекции и вести лабораторные занятия со студентами по курсу общей и частной физиологии. Однако с самого начала совместной работы научные интересы дяди и племянника оказались диаметрально противоположными.

Направление научной деятельности молодого ассистента сразу определилось его глубоким убеждением, что наука должна служить людям, их здоровью. В тот период бурного развития промышленности его остро заинтересовали вопросы физиологии труда, в частности физиология дыхания и кровообращения человеческого организма в различных условиях окружающей среды. И все последующие годы своей долгой жизни Дж.С. Холдейн посвятил изучению процесса дыхания у человека в нормальных и экстремальных условиях при выполнении сложных и нередко опасных для жизни трудовых процессов: в шахтах, под водой, на больших высотах.

Отец -  Джон Скотт Холдейн

Мать -  Луиза Кэтлин Холдейн

В 1895 г., когда Сандерсон был утвержден в должности профессора медицинского факультета Оксфордского университета, Холдейн занял его место руководителя физиологической лаборатории. С этой поры и до конца своих дней Дж.С. Холдейн прочно связал себя с Оксфордом. Две трети жизни, проведенные в этом старом университетском городе, самоотверженная научная работа, связанная с интересами и нуждами угольной промышленности, со службой здравоохранения и с безопасностью труда горняков, позволили ему добиться заслуженного авторитета, создать имя в мире науки, сплотить коллектив ученых-единомышленников. Здесь же, в Оксфорде, он женился в 1891 г. на Луизе Троттер, здесь же год спустя родился его сын - Джон Холдейн-младший, а еще через пять лет, в 1897 г. - дочь Нейоми.

Мать Джона Б.С. Холдейна - Луиза Кэтлин Троттер (1862-1960) происходила из старинного ирландского аристократического рода, по знатности не уступавшего роду Холдейнов. В роду Троттеров также было немало видных военачальников, флотоводцев, ученых-путешественников, дипломатов и государственных деятелей разных рангов. Юная красавица-аристократка придерживалась крайне строгих взглядов на вопросы брака и семьи.

В своих мемуарах "Друзья и близкие", написанных за год до кончины, Луиза Холдейн вспоминает, как она мучительно долго раздумывала над тем, соглашаться ли на предложение Дж.С. Холдейна выйти за него замуж. Она была сторонницей прогрессивных взглядов на роль женщины в современном обществе, однако по своим политическим симпатиям, как свидетельствуют ее сын и дочь, разделяла линию, скорее всего, крайне правых консерваторов, была сторонницей колониализма и верила в просветительную миссию Великобритании - словом, была "твердым тори", притом с весьма крутым характером.

Круг ближайших родственников и друзей, связанных с домом Холдейнов, во многом предопределил ту благоприятную, пронизанную интересами науки домашнюю обстановку, которая с самых юных лет способствовала формированию Холдейна-младшего как будущего ученого и общественного деятеля.

Брат отца, лорд Ричард Холдейн (1856-1928), умеренный буржуазный либерал, был автором ряда трудов, посвященных истории Германии, теории права, философии Гегеля. Им же написана первая в Англии книга, излагающая теорию относительности Эйнштейна, другом которого он был.

Сестра отца, Элизабет Холдейн (1862-1937) - видная общественная деятельница, энергичная сторонница социальных реформ для женщин. Ее пepy принадлежат работы по философии Гегеля, классической немецкой философии, а также ряд публицистических брошюр на злободневные темы.

Дружеские узы связывали Холдейнов с семьями Томаса Гексли и Христиана Бора - известного датского физиолога, отца Нильса Бора. Часто у Холдейнов бывали профессора Оксфордского университета. Царившая в доме интеллектуальная атмосфера способствовала раннему пробуждению у Холдейна-младшего интереса к научным исследованиям. Отец с детьми обращался, как со взрослыми людьми, - такова была его система воспитания.

Холдейн-сын очень рано обнаружил выдающиеся способности и удивительную память. Ему не исполнилось еще и пяти лет, а он уже читал газетные отчеты о деятельности научных обществ и с необыкновенной легкостью заучивал стихи - и не какие-нибудь детские "считалки", а целые фрагменты из классической поэзии. Однажды Джек собрал коллекцию морских ракушек, и, когда попросил отца помочь определить образцы, тот дал ему двухтомное руководство по зоологии на немецком языке - в ту пору мальчику было восемь лет. А несколькими годами позже, перед тем, как идти в аудиторию, отец прочитывал Джеку свои лекции по физиологической химии. "Из них, - писал впоследствии Холдейн, - я узнал об исследованиях Эмиля Фишера по стереохимической структуре сахаров задолго до того, как имел какое-либо представление о том, что хлористое серебро нерастворимо в воде и что водород горит в кислороде..." *

* J.В.S. Haldane. The scientific work of J.S. Haldane. Penguin Science Survey, London (2), 1961, p. 21.

Очень рано Холдейн-старший стал прививать сыну вкус и интерес к физиологии, к эксперименту, увлекая его своим неудержимым творческим энтузиазмом. Он часто брал Джека с собой в качестве младшего помощника. Вместе они, занимаясь исследованием состава воздуха, ездили по угольным районам и трущобам, забирались в туннели и на окраины, где пролегали сточные канавы, вместе спускались в шахты для определения концентраций рудничного газа.

Холдейн-отец нередко проводил эксперименты над самим собой: вдыхал угарный газ, записывая свои ощущения, исследовал свою кровь, определяя содержание окиси углерода в гемоглобине. Использовал он в качестве подопытного и Джека. Об одном из таких совместных экспериментов Холдейн-сын вспоминает:

"С целью продемонстрировать вредное действие постепенно возрастающей концентрации рудничного газа на организм человека по мере спуска в забой отец предложил, чтобы я, стоя в подъемнике, декламировал речь Марка Антония из «Юлия Цезаря», начиная со строк:

Друзья, сограждане, внемлите мне, Не восхвалять я Цезаря пришел, А хоронить. Ведь зло переживет Людей, добро же погребают с ними. Пусть с Цезарем так будет. Честный Брут Сказал, что...

В этом месте я стал часто и тяжело дышать, ноги у меня подкосились, я упал, потеряв сознание. Внизу воздуха было достаточно, и я тотчас пришел в себя. Так я убедился, что рудничный газ легче воздуха и опасен для дыхания" *.

* J.В.S. Haldane. Keeping cool and other essays. London, Chatto and Windus, 1940, p. 90.

Холдейна-отца, чье научное мышление сформировалось главным образом под влиянием идей французского физиолога Клода Бернара (1813-1878), полагавшего, что кровь, как внутренняя среда, обеспечивающая нормальную жизнедеятельность органов и тканей животного организма, сохраняет постоянство своих физико-химических свойств, по праву причисляют к классикам современной физиологии дыхания. Он всесторонне изучил особенности дыхания человека при недостаточном содержании кислорода в воздухе; воздействие окиси углерода и рудничного газа на организм; разработал методику определения минимальных количеств этих ядовитых газов. В качестве индикаторов для обнаружения ничтожных концентраций окиси углерода в шахтах и в подводных лодках он предложил использовать мышей и канареек. Эти животные, отличающиеся быстрым обменом веществ, погибают от угарного газа задолго до того, как он становится опасным для человека. Следует отметить, что современные методы техники безопасности в шахтах в значительной степени основаны на работах Холдейна-отца, изучавшего действие смертоносной смеси из угольной пыли и воздуха, которая наполняет шахты после взрыва рудничного газа.

В конце 1890-х годов Дж.С. Холдейн сконструировал простой прибор для анализа крови, а также небольшой аппарат, с помощью которого по маленькой пробе можно было точно определить количество крови в организме.

К концу XIX в. Холдейн опубликовал много работ в специальных физиологических и санитарно-гигиенических журналах по вопросам охраны здоровья и труда шахтеров и проходчиков туннелей и стал признанным авторитетом среди ученых и инженеров угольной и горнорудной промышленности. Ему же принадлежит установление факта, что нормальное дыхание зависит исключительно от влияния углекислоты на дыхательный центр, - открытие, имевшее поистине революционное значение. Однако в ту пору он сам в должной степени не оценил этого открытия, упомянув о нем лишь вскользь в докладе (1905 г.), ставшем впоследствии знаменитым. Этот вопрос подвергся теоретической разработке уже много позже.

С большим интересом и увлечением занимался Дж.С. Холдейн и исследованием особенностей дыхания в разреженной атмосфере, в которой оказываются аэронавты и альпинисты, много времени посвятил проблеме дыхания при высоком давлении, с чем сталкиваются водолазы. По его просьбе адмиралтейство Великобритании создало в 1906 г. комитет для изучения условий работы водолазов. Дж.С. Холдейн и возглавляемая им маленькая группа сотрудников начали с того, на чем остановился за тридцать лет до них французский физиолог Поль Бер (1833-1886) *.

* Итоги многолетних исследований Поля Бера изложены в его обстоятельном труде "Барометрическое давление": Paul Bert. La pression barometrique. Paris, 1878. (Полный перевод на английский язык был осуществлен в 1943 г.)

Производя опыты над животными, Бер показал, что, если создать высокое давление, а затем резко его снизить (т.е. подвергнуть животное внезапной декомпрессии), буквально через несколько секунд кровеносные сосуды оказываются забитыми пузырьками азота и циркуляция крови прекращается. При восстановлении прежнего давления пузырьки азота исчезают, вновь растворившись в крови. Это явление Бер сравнивал с тем, что происходит в бутылке с шампанским: когда бутылку под давлением закупоривают, углекислота растворяется в вине; стоит пробку вынуть, как давление в бутылке падает и пузырьки, пенясь, вырываются наружу.

Перед Дж.С. Холдейном и его группой стояла задача привести в систему факты, открытые П. Бером. Путем умозрительных выкладок и тонких математических расчетов было показано, что переход газа из крови в ткани осуществляется по законам диффузии в соответствии с разностью концентраций, и, таким образом, истолкован процесс насыщения организма азотом воздуха. Опыты производились и на животных, и на людях. Холдейн ввел в физиологию понятие коэффициента безопасно допустимого пересыщения организма человека азотом воздуха, при котором уже нет риска подвергнуться мучительной декомпрессии (кессонной болезни). В этом случае ткани человеческого организма в состоянии удерживать азот в растворенном состоянии без образования пузырьков. Чтобы предупредить кессонную болезнь, водолаз должен выходить на поверхность, строго соблюдая безопасный режим медленного подъема. Дж.С. Холдейн впервые разработал рабочие водолазные таблицы, в которых отражены режимы, рассчитанные в соответствии со строгим учетом как глубины погружения, так и времени пребывания водолаза на грунте. Метод ступенчатой декомпрессии, положенный в основу этих таблиц, был разработан в результате многократных экспериментально- тренировочных погружений.

Члены группы, заразившись энтузиазмом своего руководителя, с увлечением участвовали в его изысканиях. Эксперименты вначале проводились недалеко от Лондона, на территории Листеровского института, где водолазов подвергали воздействию давления, которое им предстояло испытать на глубине 60 м, а затем у острова Бьют, в западной части Шотландии, где уже шли не тренировочные, а экспериментальные погружения с канонерской лодки "Спанкер". Заставляя водолазов проделывать утомительные физические упражнения, Дж.С. Холдейн постоянно работал над усовершенствованием водолазного оборудования.

В заключительных экспериментах принимал участие и Холдейн-младший. Вот как он вспоминает о своем первом погружении под воду:

"В августе 1906 г. в районе г. Глазго я с матерью и сестрой находился в гостинице. Отцу потребовались таблицы и графики, показывающие скорость проникновения и выхода азота из тканей при диффузии. Будь при мне таблицы логарифмов, я бы легко сделал нужные расчеты. В сложившейся ситуации мне пришлось строить расчеты на основе серийных данных, что было нелегкой задачей в 13 лет. В виде поощрения отец обещал мне спуск под воду. Он предупредил военно-морские власти, что, если я при первом спуске погружусь на глубину до 40 футов (140 м), что категорически запрещено старшинскому составу без предварительной месячной тренировки, длительность моего пребывания под водой должна быть сокращена. Мне повезло, и я провел полчаса на дне бухты, наблюдая за передвижениями морских звезд, которые встречались примерно по одной на каждый квадратный метр. Обшлага надетого на меня водолазного костюма, который был мне велик, неплотно обтягивали кисти рук, и вода проникала внутрь. Когда меня подняли на палубу, вода в костюме была на уровне шеи" *.

*  J.В.S. Haldane. The scientific work of J.S. Haldane. Penguin Science Survey, London (2), 1961, p. 25.

Предложенная Дж.С. Холдейном формула для расчета остановок на глубинах и времени выдержек после пребывания человека в условиях повышенного давления признана классической в теории и практике подводной физиологии.

Итог многолетней научной деятельности Дж.С. Холдейна и его учеников по различным вопросам физиологии дыхания был обобщен в монографии "Дыхание", написанной в соавторстве с Дж.Г. Пристли (на русском языке она опубликована в 1937 г.) *. Проблема дыхания рассмотрена в ней не изолированно, а в сложной взаимосвязи с другими функциями организма. Большинство опытов, описанных в книге, проводилось на человеке, так как, по признанию самого Дж.С. Холдейна, "только в экспериментах на человеке вскрывается исключительная тонкость регуляции дыхания". Такой экспериментальный подход впоследствии был характерен и для Холдейна-младшего.

* Дж.С. Холдэн и Дж.Г. Пристли. Дыхание. М.-Л., 1937.

Как правило, исходным моментом для постановки теоретических исследований Дж.С. Холдейну служили актуальные практические вопросы. За выдающиеся научные заслуги в области физиологии труда, разработку рекомендаций, направленных на улучшение условий труда шахтеров, горняков, проходчиков туннелей и других категорий рабочих, Дж.С. Холдейн в 1924 г. был избран на пост президента Института горных инженеров и занимал его три года подряд. Холдейн-младший в воспоминаниях об отце отмечает, что это - единственный пример в истории института, когда возглавлял его человек без технического образования.

В последующие годы Дж.С. Холдейн продолжает вести лабораторные исследования по частным вопросам физиологии дыхания; много времени отдает консультациям и разработке научных тем по заявкам фирм и трестов горнорудной промышленности, но в основном занимается философскими вопросами естествознания. В этот период им опубликовано несколько книг, в том числе "Философские основы биологии" (1931).

Уже в возрасте 75 лет, в 1935 г., Дж.С. Холдейн посетил Иран и Ирак, где изучал случаи смерти от солнечного удара среди рабочих нефтяной промышленности. Простуда, подхваченная им на обратном пути, осложнилась воспалением легких. Холдейн-сын в ту пору приложил все усилия для спасения жизни отца, отдал для переливания свою кровь, однако улучшение состояния больного было лишь временным. 14 марта 1936 г. Дж.С. Холдейна не стало. Буквально накануне смерти его навестил известный датский физиолог, коллега по совместным работам Август Крог, с которым они обсуждали планы будущих исследований...

Привязанность Холдейна-сына к отцу, преклонение перед ним были чрезвычайно велики. В своем "Автонекрологе" Холдейн пишет: "Меня иногда спрашивали, кому я больше всего обязан своей карьерой ученого. И тут у меня нет никаких сомнений. Больше всего я обязан своему отцу...". Совместная работа с отцом оказывала огромное влияние на формирование характера, интересов, научного мышления сына.

"Моим первым учителем и наставником в науке был отец, - неустанно подчеркивал Холдейн. - Когда мне исполнилось восемь лет, я под диктовку отца вел запись показаний, полученных при газовых анализах. В двенадцать лет я уже собирал пробы воздуха в угольных шахтах и готовил смеси из извести и углекислого натрия для спасательных аппаратов. Вскоре меня поставили на ответственную работу по мойке стеклянной посуды для опытов. Здесь я осознал, что такое степень точности, требуемая для выполнения серьезного научного исследования, при котором малейший просчет или ошибка может стоить человеческой жизни. Мне пришлось неоднократно сталкиваться с тем, как изящно разработанные теоретические построения отца безжалостно им же отвергались перед лицом «уродливых» фактов, добытых в экспериментах... Я познал все тяготы и ответственность, связанные с постановкой опытов. Школа отца убедила меня в том, что дорога в науку прокладывается не только теми, кто умеет хорошо мыслить теоретически, но в равной степени и теми, у кого умелые руки, пусть даже в ущерб теоретической подготовке" *.

* J.В.S. Haldane. What is life? London, 1949, p. 146, 161.

Но при всем своем огромном уважении к отцу Холдейн-младший вынужден был в 1932 г. заявить, что их философские взгляды не идентичны, они расходятся как в истолковании отдельных вопросов, так и в самой терминологии. Он тем более считал необходимым это сделать, что при жизни отца воззрения последнего ошибочно приписывались сыну.

По своим убеждениям Дж.С. Холдейн был типичным представителем науки викторианской эпохи: материалистом в толковании вопросов физиологии, дуалистом и агностиком в вопросах философии. С его именем связано возникновение и обоснование холизма - разновидности витализма, идеалистической и мистической теории. Следуя за учением Дж. Беркли и Канта и их современными истолкователями, Дж.С. Холдейн в своих работах по философии биологии * пытается разрешить спор между механицизмом и витализмом путем привлечения понятия бога, "поскольку весь опыт нашего бытия является не чем иным, как стремлением познать сущность бога во всех его проявлениях" **.

* J.S. Haldane. The philosophical basis of biology. London, 1930;

** J.S. Haldane. Materialism. London, 1932; J.S. Haldane. The philosophy of a biologist. Oxford, 1936, p. VI.

В отличие от отца Холдейн-младший был воинствующим атеистом и сторонником диалектического материализма. Чувство искренней и глубокой привязанности к отцу Холдейн пронес через всю свою жизнь. Он ревностно относился к памяти об отце и мечтал написать его научную биографию.

* * *

Первым учебным заведением, куда поступил шестилетний Холдейп, была Оксфордская подготовительная школа. За время пребывания в школе (1898-1905 гг.), а затем в Итонском колледже (1905-1911 гг.) он проявил выдающиеся способности в области математики, классических языков и естественных наук. Не раз удивлял он своих наставников техникой перевода латинских текстов, познаниями в математике, в особенности геометрии. В отзыве о нем преподавателя математики читаем: "Холдейн на занятиях всегда сосредоточен, углублен. Как правило, он решал, по крайней мере, четыре задачи, с которыми другие не справлялись. Высокий уровень в решении задач был его отличительной чертой. Его подход характеризуется ясностью мысли, в преобразованиях он всегда предельно вдумчив. Он быстро схватывает суть дела и прямо идет к цели".

За отличные успехи по математике и классическим языкам Холдейн получил в подготовительной школе множество похвальных грамот.

В 1905 г. его без экзаменов приняли в Итонский колледж - старейшее среднее учебное заведение Англии, основанное в 1440 г., еще в царствование Генриха VI. Итон знаменит своей библиотекой, насчитывающей до 22 тыс. томов, обсерваторией, музеем, где наряду с рукописями X в. представлена история всех поколений выпускников: бесконечного ряда государственных деятелей, дипломатов, путешественников, изобретателей, ученых, военачальников и т.д. До 1851 г. колледж отличался гуманитарным уклоном, особое внимание уделялось древней истории и литературе, греческому и латинскому языкам, философским системам классиков. Со второй половины XIX в. в программу колледжа была введена математика, а несколько позже и физика, в связи с чем были построены новые корпуса для школы механики и физики. В колледже одновременно обучается более 1000 учеников.

Итон - учебное заведение закрытого типа для детей привилегированных сословий - всегда был цитаделью консерватизма. Недаром в Англии говорят: "Тон делает музыку, а Итон - премьер-министров". Заносчивость, чопорность, высокомерие - черты, составлявшие основу неписаного кодекса нравственности Итонского колледжа, - были глубоко чужды и ненавистны молодому Холдейну. Из-за своей неуклюжести он стал предметом насмешек и мелких придирок, начались постоянные столкновения с наставниками и сверстниками, и Холдейн настоятельно просил отца забрать его из Итона. Но недолго ходил он в "козлах отпущения": его необыкновенное физическое развитие, недюжинная сила, пылкость и храбрость вскоре были по достоинству оценены. За год до окончания колледжа он даже был назначен капитаном (старшиной) - ответственным лицом за внутренний распорядок. В Итоне, издавна славящимся своими лодочными соревнованиями, Холдейн стал прекрасным гребцом и пловцом.

Вслед за изучением произведений классиков древности, которым Холдейн посвятил два года, он принялся за химию, на которую потратил пять семестров, на физику - один семестр, историю - три семестра и, наконец, биологию - три семестра.

"В результате, - вспоминал впоследствии Холдейн, - к концу учебы в Итонском колледже я свободно читал на латинском и греческом, владел французским и немецким языками, получил достаточную для самостоятельных исследований подготовку по химии и биологии и удовлетворительные знания по истории и текущей политике. Никаких знаний по вопросам экономики, психологии и технологии колледж не давал. Умело воспользовавшись хаосом, царившим в программах колледжа, и бесконтрольностью в организации учебного процесса, я смог серьезнее, чем когда-либо в последующие годы, заняться изучением трудов философов древности, а также овладеть основами естественных наук".

В Итоне Холдейну были присуждены призы за лучшие знания по физике, биологии и химии, а в конкурсе по математике в 1908 г. он стал обладателем приза Бертрана Рассела (позже, в 1923 г., с Расселом он совместно написал книгу "Дедал и Икар").

В эти же годы выявилось явное неприятие Холдейном религии. С увлечением проштудировав "Этюды о природе человека" И.И. Мечникова и "Мировые загадки" Эрнста Геккеля, он страстно убеждал своих сверстников, что бога не существует, и шутливо говорил, что "бог есть не что иное, как эфемерное позвоночное". Двадцатиминутные молебны до завтрака и десятиминутные перед сном, двухчасовые воскресные службы, установленные в Итонском колледже, раздражали Холдейна. "Я всегда был совершенно безразличен к религии", - заметил он как-то в последние годы жизни.

Холдейн с сестрой Нейоми (1912)

Дальнейшее образование Холдейн получил в стенах Нью-колледжа Оксфордского университета, куда поступил осенью 1911 г., показав на вступительных экзаменах блестящие знания по математике. Теперь математика становится основной его учебной дисциплиной, хотя, по его собственному признанию, интенсивные занятия ею более пяти часов кряду могут выбить человека из колеи.

О незаурядных математических способностях Холдейна говорит и такой эпизод. В 1911 г., незадолго до окончания Итонского колледжа, отец обратился к ректору с просьбой отпустить сына на заседание физиологической секции Лондонского королевского общества, мотивируя просьбу следующим образом:

"Поскольку Джек участвовал в разработке математической части важного физиологического исследования *, его присутствие очень желательно. Составленное им уравнение способствовало внесению ясности в вопрос, не изученный до настоящего времени. Без него я вряд ли смогу защититься от нападок людей, более сведущих в математике, чем я" **.

Впоследствии Холдейн очень гордился этим фактом своей биографии.

* Речь идет о математической обработке эксиориментальных данных по изучению способности гемоглобина связываться с кислородом и угарным газом. Эта работа стала первой научной публикацией Холдейна-младшего в соавторстве с отцом Холдейном-старшим и Ч. Дугласом.

** Ronald Clark. J.В.S. The life and work of J.B.S. Haldane London, Hodder and Stoughton, 1968, p. 31.

После успешного выступления 19-летнего Холдейна на заседании Лондонского королевского общества отец полагал, что, наконец, интересы сына четко определились - перед ним открыта дорога в науку, в актуальную область прикладной математики. Но именно теперь, как часто случалось с Холдейном и в дальнейшем, произошел резкий поворот в его интересах: с успехом сдав экзамены по циклу математических дисциплин, он с головой ушел в занятия классическими языками и древней философией. Интерес к этим наукам у него сохранился до конца дней (любимыми его поэтами были Катулл, Гораций, Лукреций, Виргилий). Лингвистические способности позволяли ему быстро овладевать языками. В зрелые годы Холдейн читал научную литературу в подлинниках на одиннадцати языках.

О новом повороте в своих занятиях Холдейн немедленно известил отца и получил одобрение.

В Нью-колледже Оксфордского университета Холдейн посещал также лекции по зоологии Е.С. Гудрича, ученика прославленного Эдвина Рея Ланкестера (1847 - 1929). "Эмоциональный эффект от этих занятий, - отмечал он позднее, - имел огромное влияние на формирование моих стойких интересов к вопросам, связанным с проблемой живого. Они косвенным образом сказались на том, что я прочно связал себя с генетикой в последующие годы" *.

* R. Clark. J.В.S., р. 29.

В автобиографических записках Холдейн с большой теплотой вспоминает о днях, проведенных в Нью-колледже (1912-1914 гг.). По его признанию, именно в эти три года запойного чтения классической литературы (с некоторым отвлечением в сторону генетики) он с жадностью впитал в себя все лучшие традиции английского языка и научился писать кратко, ярко, точно и образно, притом всегда увлеченно. Этот стиль письма он совершенствовал всю жизнь. Однажды его спросили: "Как Вам удается так легко и непринужденно писать?". "Это нелегко далось", - был ответ.

Увлечение плаванием и греблей сохранил Холдейн и в Оксфорде, причем для него специально делали весла, потому что обычные он часто ломал. Вообще спортом (в особенности плаванием и прогулками в горы) Холдейн занимался всю свою жизнь до самых преклонных лет. Крепкое физическое развитие и строгая система домашнего воспитания, необычайная одаренность в сочетании с прекрасным образованием - все это позволило Холдейну с полным правом говорить: "От рождения и по своему воспитанию - я человек сильный".

Первая мировая война. Полк "Блэк Уотч"

Весть о начале войны 1914 г. застала Холдейна на летних лагерных сборах офицерского состава студентов Оксфордского университета. Он был зачислен в войска связи и получил специальность полевого телеграфиста. Однако, когда через несколько недель Англия оказалась втянутой в непосредственные военные действия, в Холдейне заговорила шотландская кровь - он изъявил желание служить в полку "Блэк Уотч" ("Черный страж") - старейшей войсковой части Шотландии, в которой служили и его предки. Полк этот был дислоцирован в районе г. Перт, в нескольких милях от родового замка Холдейнов в Клоуне, где Джек проводил обычно школьные каникулы *.

* После второй мировой войны потомки Холдейнов в нем уже не жили, замок постепенно обветшал и пришел в негодность. В последние годы часть замка была реставрирована, несколько модернизирована; в настоящее время в нем размещается мотель для автотуристов и придорожная гостиница.

Желание его было удовлетворено. Прибыв к месту службы, Холдейн был зачислен в третий батальон специального назначения, где готовили минометчиков. После четырехмесячной подготовки, в январе 1915 г., он в составе первого батальона полка был переброшен во Фландрию и вскоре назначен офицером по бомбометанию.
 

Родовой замок Холдейнов

Склонный, по его собственному выражению, к "азартной игре с риском", наделенный отличным здоровьем и изобретательностью, которую он вкладывал в любое дело, Холдейн рассматривал свое пребывание на фронте и участие в операциях против немцев как "интересное приключение". Он был внутренне подготовлен к встрече с опасностями и неожиданностями. В автобиографических записках Холдейн вспоминает, что "школу бесстрашия" он получил в наследство от отца. В частности, во время первого артиллерийского обстрела он не дрогнул только потому, что за три года до этого отец взял его с собой в шахту сразу после взрыва, чтобы выяснить причину аварии. Обстановка в шахте "на грани жизни и смерти", где каждую минуту мог произойти новый взрыв и обвал, приближенно напоминала ту, с которой он встретился на фронте.

Перед отправкой на фронт

О мужестве и исключительной бодрости духа Холдейна долго в полку ходили легенды. Война воспитала в нем чувство товарищества, однако, кроме боевых воинских обязанностей, у Холдейна было мало общего с однополчанами. Он выделялся своей образованностью и прогрессивными политическими убеждениями. Отношение Холдейна к войне было резко отрицательным, ему был чужд патриотический угар, охвативший значительную часть английской интеллигенции, в особенности представителей привилегированных слоев *.

* Свое отношение к войне Холдейн выразил, например, в таком стихотворении, написанном им в 1915 г. в окопах:

Тебе молясь, тебе крича осанну, Мы сеем смерть, сметая все до тла... И церковь освящает неустанно Тобою эти страшные дела. Во тьме отчаянья, в грязи околевая, В потоках крови, выбившись из сил, О господи, тебя мы проклинаем, За то, что ты все это допустил.

Участок фронта во Фландрии, куда был назначен Холдейн, не отличался активной боевой деятельностью. В отряде по испытанию новых видов вооружения ему было поручено проверить в бою экспериментальные бомбы и новый тип окопного миномета, - по его словам, обоюдоопасного оружия и для врага, и для стреляющего. Вскоре он был назначен командиром этого небольшого, всего из двенадцати человек, отряда, подчинявшегося непосредственно ставке. Отряд, которому была придана мобильная механическая мастерская, быстро меняя позиции вдоль огневой линии, должен был проверять действенность нового вида оружия и сеять панику в стане врага. В летописи истории полка "Блэк Уотч" отмечено, что бомбардиры, как именовались подчиненные Холдейна, не пользовались доброй славой, поскольку... их действия вызывали мощный ответный огонь противника и мешали тихо отсиживаться в окопах. За исключительную храбрость и искусное владение бомбометанием Холдейна прозвали "капитан Бомбо".

Начальство характеризовало "капитана Бомбо" как самого отважного и самого неряшливого офицера армии: увлекающийся Холдейн за работой забывал о сне и отдыхе, порой не раздевался по три недели кряду (непритязательность к своему внешнему виду отличала Холдейна, кстати, в течение всей жизни). По ночам, преодолевая проволочные заграждения, он подползал к вражеским юкоатам, добывая ценные сведения. Однажды Холдейн исчез. После нескольких взрывов, донесшихся от окопов немцев, его сочли погибшим. Но через некоторое время он неожиданно появился в сильно потрепанном виде и объяснил: "Боши несли всякую небылицу о нас, и я решил покончить с их разговорами". Азарт схватки с неприятелем оставил глубокий след в памяти Холдейна. Ему всегда был чужд покой, и даже в возрасте семидесяти лет он писал: "Я все еще не теряю надежды умереть в бою.. .".

Несмотря на, казалось бы, полную поглощенность военными буднями, Холдейн в мыслях не расставался с наукой. Отсюда, с линии огня, он писал своему учителю, знаменитому генетику Вильяму Бэтсону: "На случай, если меня убыот, будьте добры, помогите моей сестре оформить нашу совместную работу по наследованию признаков у мышей". Позже Холдейн как-то говорил, что он, возможно, был единственным из офицеров, кто на передовой дописывал свою научную работу - статью по генетике, опубликованную затем в 1915 г. в "Journal of Genetics".

По приказу военного ведомства в мае 1915 г. Холдейна внезапно отозвали в Англию: ему предстояло отчитаться о результатах испытания нового вида оружия. Он привез в Лондон образец немецкой гранаты, захваченной им во время одного из "набегов" на вражеские окопы. Доклад Холдейна произвел благоприятное впечатление, и молодого капитана отправили обратно на фронт для изучения новых технических средств противника.

К этому времени немцы уже применили отравляющие газы в районе Ипра. Хотя союзники своевременно были предупреждены о возможности использования подобного оружия, они не приняли никаких мер предосторожности - два дивизиона французов после газовой атаки бежали в панике. Английским солдатам было роздано 90 тыс. противогазов, которые, как выяснилось, не защищали от вредного действия отравляющих веществ. Для спасения армии необходимы были самые экстренные и решительные меры. По поручению верховного командования лорд Ричард Холдейн - в ту пору член военного кабинета, занимавший должность консультанта по вопросам изучения идеологии противника, - обратился к своему брату Джону С. Холдейну с просьбой изложить соображения о возможностях защиты от газов. Холдейн-старший немедленно выехал во Фландрию, в район боевых действий. Он попросил командование срочно доставить на линию фронта профессора Чарлза Дугласа, с которым он много лет работал над изучением особенностей дыхания в условиях шахт, и откомандировать для необходимых опытов сына - Дж.Б.С.  Холдейна.

В Хазебрюке (юго-восточнее Кале) наскоро сформированная группа добровольцев во главе с отцом и сыном Холдейнами и Дугласом переоборудовала здание школы под экспериментальную лабораторию по испытанию действия газообразного хлора на человеческий организм. Холдейн-младший потом пояснял:

"Нам предстояло провести сравнительное изучение действия различных концентраций газа на себе, в одних случаях пользуясь противогазом, в других - без него. Газ разъедал глаза и затруднял дыхание, вызывая кашель. Разумеется, нужны были опытные физиологи. Рядовой солдат в условиях боя, вероятно, сорвал бы противогаз, чтобы преодолеть затрудненное дыхание, кашель.. . Опытный физиолог владеет собой в гораздо большей степени. Нам предстояло убедиться в способности солдата идти в атаку, бежать или выполнять трудоемкие рабочие операции в противогазе" *.

* R. Clark. J.В.S., р. 40.

Солдаты - участники опытов - крутили колесо в изолированной камере, куда подавался газ, бегали в противогазах по открытой местности. По мере того как ядовитый газ оказывал свое действие, один участник сменял другого. Некоторых из них по окончании экспериментов пришлось на несколько дней перевести на постельный режим. Сам Холдейн около месяца страдал от затрудненного дыхания и не мог бегать. Эти опыты, длившиеся несколько дней кряду, спасли союзникам тысячи жизней и в значительной степени снизили эффективность нового оружия немцев.

8 мая 1915 г. Холдейн-младший был срочно переброшен в район боев в связи с ожидаемой новой газовой атакой противника. По дороге он узнал о предполагаемом наступлении армии союзников на немецкие позиции. Между тем остаточные явления хлорного отравления все еще давали себя знать. "Я мог лишь медленно передвигаться мелкими шагами, подобно пожилому джентльмену, страдающему от хронического бронхита", - писал он впоследствии. Незадолго до начала артиллерийского обстрела союзников 9 мая Холдейн находился вблизи передовой. Здесь его ранило: правая рука и левая половина тела поражены осколками. Один из очевидцев так вспоминает о ранении Холдейна: "Он сначала упал, но тотчас встал и вновь повел свою сильно поредевшую группу солдат в наступление. Затем вторично был сбит с ног взрывной волной". Придя в себя, Холдейн пополз в тыл, и долгое время после боя его не могли обнаружить. В газете "Таймc" уже появилось сообщение о его смерти: "... Отважно сражаясь, пал в неравном бою". Но он был жив и довольно скоро поправился, - правда, осколок из его спины был извлечен уже дома, в Оксфорде.

В августе 1915 г. после выписки из госпиталя Холдейн в течение восьми месяцев служил инструктором в школе младших офицеров и сержантов по подготовке гранатометчиков и минометчиков в городе Нигг на севере Шотландии. Тогда этот вид оружия только-только начинал осваиваться. Он писал домой, что ему наскучила работа инструктора, и неоднократно обращался с просьбой отправить его на фронт. Однако вместо этого его направили в Эдинбург, в отдел войсковой разведки шотландских частей. "Мне придумали весьма глупую должность", - писал он матери.

Между тем в октябре 1914 г. в войну на стороне Германии вступила Турция - союзники получили нового противника и новый фронт военных действий. А в октябре 1916 г. Холдейну, наконец, удалось получить назначение в Месопотамию (ныне Ирак), где находился тогда второй батальон "Блэк Уотч". Пароходом он в декабре прибыл в Басру, а дальше на барже поднялся вверх по реке Тигр в район расположения англичан, противостоящих турецким войскам. Холдейн был назначен командиром батальона снайперов, в котором проходила опробование оригинальная по тому времени конструкция прицельного устройства. Здесь 22 февраля 1917 г. он был ранен в ногу и вскоре эвакуирован в Индию, где прожил больше года - с лета 1917 г. до осени 1918 г.

В Индии Холдейн начал с большим интересом изучать язык урду. Простота быта индусов и красота природы Индии пленили его. Он старался возможно меньше встречаться с англичанами и больше общаться с местным населением. Пил сырую воду (чего не делал ни один англичанин), пристрастился к национальным блюдам, знакомился с историей страны, народным искусством и архитектурой. Холдейн полюбил Индию и страдал от того, что, как "представитель господствующей расы", не мог общаться с местными жителями на равной ноге. "Соблюдая при встречах с коренным населением нормы вежливости, - писал Холдейн, - я не в состоянии был отделаться от мысли, что тот или иной представитель индийского народа может заподозрить меня в снисходительности, считая, что в моих глазах он всегда лишь раб. Легче всего мне было с офицерами-индусами, с которыми мы часто играли в шахматы". Пребывание в Индии, знакомство со страной сыграли в дальнейшем важную роль в жизни ученого.

По выздоровлении Холдейн был оставлен в Индии и в феврале 1918 г. приписан к военной школе по подготовке гранатометчиков в городе Мхоу. Здесь он читал лекции по использованию новейшего оружия, принятого в английской, французской и немецкой армиях. Если бы не желтуха, его вновь отправили бы на западный фронт. Однако, учитывая болезненное состояние, Холдейна перевели в Лондон. В день подписания перемирия, 11 ноября 1918 г., он все еще числился старшим офицером войсковой разведки. В январе 1919 г. Холдейн был демобилизован.

После демобилизации. Оксфорд и Кембридж.
Посещение Советского Союза

После демобилизации первые восемь месяцев Холдейн работал ассистентом Нью-колледжа Оксфордского университета, совмещая исследования в лаборатории отца с посещением лекций по физиологии и физиологической химии. Здесь (в лаборатории, примыкавшей к кабинету отца в их частном доме) он получил солидную подготовку по технике экспериментирования в области физиологии дыхания, кровообращения и изучения общего обмена веществ. Кроме того, здесь он впервые начал самостоятельно вести курс общей физиологии. Холдейна хватало буквально на все: он учился сам, учил других, активно участвовал в университетском литературном обществе, был избран вице-президентом союза студентов.

В этот период его научные интересы в значительной мере были подчинены интересам отца, отличавшегося широким биологическим подходом к исследуемым процессам в области теоретической и прикладной физиологии. Как уже говорилось, Холдейн-старший занимался выяснением роли углекислоты как гуморального агента в регуляции дыхания, изучал связь дыхания с кровообращением, дыхательную функцию крови, физиологию газообмена, влияние барометрического давления на организм человека.

Холдейны - отец и сын - на себе продолжали изучать действие ядовитых газов, занимаясь разработкой соответствующих защитных мер, испытывали воздействие экстремальных факторов внешней среды: повышенного и пониженного давления, колебаний температуры, измененного газового состава. Итоги этих исследований (которыми заинтересовался советский физиолог А.Ф. Самойлов *). были впоследствии изложены Дж.Б.С. Холдейном в научно-популярных очерках, опубликованных в 1928 г. **.

* См. А.Ф. Самойлов. Организм человека как объект физиологи ческого исследования. - Избранные статьи и речи. М., 1946, с. 77-81.

** J.В.S. Haldane. Possible worlds and other essays. London, 1927, p. 107-120.

Параллельно с работой над вопросами физиологии труда Холдейн-сын в 1919-1920 гг. занимается генетикой. За это время им опубликовано шесть исследований, в которых разрабатывается математическая модель гена и сцепления наследственных факторов. Выполнены они, по всей вероятности, под руководством У. Бэтсона.

Рано проявившийся синтетический подход в решении научных проблем, правильная оценка значения науки и техники в прогрессе человеческого общества позволили тридцатилетнему Холдейну выступить в соавторстве с всемирно известным ученым Бертраном Расселом. Их совместная книга, построенная в форме диалога и названная ими "Дедал и Икар", представляет собой одну из первых попыток предсказать будущие направления отдельных отраслей науки и техники и оценить влияние научно-технического прогресса на развитие общества. Книга "Дедал и Икар" стала первым философским манифестом Холдейна (на русском языке она была опубликована в 1924 г.). С присущим ему оптимизмом, но в то же время с некоторой озабоченностью Холдейн попытался заглянуть в завтрашний день своего современника, уцелевшего после первой мировой войны. Задаваясь вопросом, не вызвал ли человек из недр материи такие силы, которые могут восстать против его самого и низвергнуть его в бездну, Холдейн отвечает, что, хотя никто не властен приостановить поступательное развитие научного и технического прогресса, надо надеяться, что разум возьмет верх над безумием истребления. Однако Холдейн еще не видит реальных путей и конкретных сил, способных спасти человечество от гибели.

Очень высоко оценивает Холдейн в те годы биологию: "В настоящее время, я уверен, центр тяжести научного интереса переносится в биологию" *. - пишет он.

* Дж.Б.С. Холдейн. Будущее науки. М.-Л., 1923, с. 16.

В 1923 г. Холдейн получил предложение занять открывшуюся вакансию преподавателя биохимии в Кембриджском университете, которое он и принял. Однако уже в конце 1925 г. его освободили от этой должности, обвинив в аморальном поведении. Дело было связано с его женитьбой.

Летом 1924 г. научный обозреватель газеты "Дейли Экспресс" г-жа Шарлотта Бурджес, долго добивавшаяся аудиенции у автора нашумевшей книги "Дедал и Икар", встретилась наконец с Холдейном. Встреча эта стала для обоих решающей, круто изменив их судьбу. Но сначала Шарлотте надо было пройти через бракоразводный процесс. Поскольку в Англии середины 20-х годов одно лишь обвинение в супружеской неверности не рассматривалось как достаточное основание для развода (нужны были свидетели и вещественные доказательства, подтверждавшие факт измены), Холдейн был полон решимости доказать "факт нарушения супружеской верности замужней г-жой Ш. Бурджес" по всем требованиям британского судопроизводства. Холдейн понимал, на что идет, и поставил в известность вице-президента Кембриджского университета о предстоящей скандальной истории.

К февралю 1925 г. необходимые приготовления были закончены. Холдейн и его будущая жена наняли сыщика, который, якобы в качестве носильщика, сопровождал их в заранее снятый номер лондонского отеля. По словам Холдейна, сыщик появился, когда только светало, и в руках у него были выпуски лондонских утренних газет со всеми подробностями прошедшей ночи. Таким образом, формальная сторона дела была соблюдена. Шарлотта получила развод и была свободна для новой жизни. Они прожили с Холдейном 20 лет.

Холдейн с женой Шарлоттой (1938)

За разводом последовал скандал, который Холдейн предвидел заранее. Обычно преподаватели, уволенные из университета по мотивам аморального поведения, переходили на работу в высшие учебные заведения, отличавшиеся менее "щепетильными" нравами, чем Кембридж, но Холдейн решил действовать по-другому. Он подал апелляцию. Симпатии прогрессивно настроенной части профессуры были на его стороне. Совет старейшин - так называемая "шестерка мудрецов", в состав которой входили крупнейшие ученые Англии (Бертран Рассел, Уильям Брэгг, Уолтер Флетчер, два члена Лондонского королевского общества и один член парламента), - признал апелляцию Холдейна справедливой, и в 1926 г. его восстановили на работе.

Вся эта история широко комментировалась прессой. С тех пор за Холдейном закрепился ярлык "скандалиста", "неуживчивого", "чудака-правдоискателя". Тем не менее исход дела в пользу Холдейна оказался поворотным пунктом во взаимоотношениях администрации и профессуры: с тех пор она не вторгалась в личную жизнь преподавателей.

После женитьбы Холдейны отправились в путешествие по Италии, Швейцарии и Швеции; в Стокгольме летом 1926 г. Холдейн выступил на Всемирном конгрессе физиологов и на себе продемонстрировал симптомы, вызываемые интенсивной вентиляцией легких (аналогичный доклад был им прочитан позднее в Москве осенью 1928 г.).

Холдейн был глубоко убежден, что экспериментатор не может полагаться на данные, полученные от подопытных животных, "поскольку они, животные, будь то собака или кролик, не в состоянии засвидетельствовать наличие головной боли, нарушение функций сенсорного аппарата, к примеру обоняния. В этом, - писал Холдейн, - я имел возможность убедиться при опытах, поставленных на самом себе". О своем отношении к такому "самоэкспериментированию" он рассказал в известном научно-популярном очерке "Сам себе я кролик" (1927), где подвел итоги серии экспериментальных исследований, проведенных в 1922-1927 гг.

По возвращении в Кембридж Холдейн одновременно с научными исследованиями ведет в университете напряженную преподавательскую работу (лекционная нагрузка составляла от 20 до 30 часов в неделю, не считая административных обязанностей; кроме того, он еженедельно проводил до десяти приватных занятий).

У Холдейна был свой взгляд на то, каким должен быть лекционный курс, как должна строиться исследовательская работа кафедры. Он придерживался мнения, что главная задача всякого университетского курса - научить студента мыслить, а следовательно, ему нужно предоставить наибольшую свободу для самостоятельных занятий. Постоянный контроль со стороны старших, переходящий в опекунство, по глубокому убеждению Холдейна, отрицательно сказывается на творческой индивидуальности студентов.

Параллельно с работой в Кембриджском университете Холдейн вел исследования в Лаборатории генетики растений при Институте садовых культур имени Джона Иннеса. Еще в 1927 г. он возглавил эту лабораторию, однако, когда в научном совете появились разногласия но поводу основных направлений работы, Холдейн охотно согласился па предложенное ему совместительство в Королевском институте физиологии, где проработал в должности профессора с 1930 по 1932 г.

В научном отношении весь кембриджский период характеризуется интенсивным интересом Холдейна к изучению кинетики ферментативных (энзиматических) реакций, к вопросам эволюции живой материи (первое из десяти сообщений, посвященных обоснованию естественного и искусственного отбора, было опубликовано им еще в 1924 г.), к проблеме происхождения жизни на Земле, к которой Холдейн возвращался в дальнейшем неоднократно в своих специальных работах.

Десятилетний этап научно-исследовательской и преподавательской деятельности в Кембридже завершился двумя монографиями: "Энзимы" (1930), которая сыграла важную роль в развитии теоретической и прикладной биохимии, и "Факторы эволюции" (1932), в которой, в частности, на основе расчетов показан темп эволюционного процесса.

Обе книги - итог многолетних исследований Холдейна в области математического обоснования кинетики энзиматических процессов, эволюционной теории Дарвина и учения Менделя в свете научных достижений последних лет. К этому времени Холдейн уже признан современниками одним из ведущих генетиков в мировой науке.

* * *

Поворотным пунктом в жизни Холдейна, в эволюции его научно-философских и общественно-политических взглядов от буржуазного радикализма к марксизму стал 1928 г. В сентябре этого года по личному приглашению академика Н.И. Вавилова Холдейн посетил Советский Союз. С момента знакомства в 1913 г. в лаборатории генетика Бэтсона между Холдейном и Н.И. Вавиловым завязались дружественные отношения. В последующие годы они не раз встречались па международных съездах и конференциях и весьма симпатизировали друг другу.

Пребывание в Стране Советов произвело огромное впечатление на Холдейна. Он получил возможность ознакомиться с работой многих научно-исследовательских учреждений Москвы и Ленинграда, в частности со Всесоюзным институтом растениеводства и его уникальной коллекцией культурных растений; его интересовала постановка образования и система воспитания в школах, средних и высших учебных заведениях, деятельность различных звеньев культурно-просветительной сети; он был принят в Наркомате просвещения, посетил ряд учебных заведений, библиотек, книжных магазинов, встречался со студентами, рабфаковцами, учеными. Холдейна поражали грандиозные успехи, достигнутые страной, ее наукой и культурой за столь короткий исторический срок.

В Москве Холдейн выступил с докладом перед учеными-физиологами. Об этом выступлении рассказывает в своих воспоминаниях академик В.А. Энгельгардт:

"Запомнилась на всю жизнь моя первая встреча с Холдейном. 1928 г., большая аудитория физиологического корпуса МГУ; идет заседание Московского физиологического общества, где наряду с несколькими другими докладами стояло сообщение Холдейна о механизмах кислотно-щелочного равновесия в организме. Эта область, которая в то время еще только зарождалась, приобрела потом весьма широкое значопие; мы были в ней совершенно новичками.

Суть доклада Холдейна сводилась к тому, чтобы показать, как путем усиленной, вернее, доведенной до предела, вентиляции легких (гипервентиляции) чрезмерное удаление углекислоты ведет к сдвигу кислотно-щелочного баланса и вызывает защелочение в организме. Мы были готовы к тому, что нам покажут опыт на кошке, кролике или собаке, опыт, оснащенный замысловатой аппаратурой респирометров, рН-метров и т.д. Но Холдейн был полностью верен себе, принцип «сам себе кролик» господствовал в полной мере.

В аудитории по просьбе Холдейна стояла обычная черная доска для мела. К моменту, когда по ходу доклада наступило время для экспериментальной демонстрации, Холдейн, с пустым химическим стаканом в руке, зашел за доску и спустя минуту-другую вернулся, держа в руке стакан, наполовину наполненный соломенно-желтой жидкостью. Поставив стакан, он сел на стул и начал делать вдохи и выдохи предельной глубины и силы. Эта нагрузка продолжалась минут пять или больше. Затем, взяв другой стакан, Холдейн, пошатываясь от усталости, снова ненадолго исчез за доской. Вынесенный стакан с другой пробой исследуемой жидкости был поставлен рядом с первым, и Холдейн попросил прибавить в оба стакана необходимое количество индикатора. Эффект был очевиден для каждого: слабо-кислая реакция в первой пробе, явственно-щелочная после нагрузки - во второй. Сила впечатления была чрезвычайна, такую лекцию с правом можно было считать образцом педагогического воздействия.

Холдейн закончил лекцию блестящим изложением особенностей тех тонких и слаженно действующих механизмов, которые участвуют в регуляции постоянства внутренней среды организма. Слушатели проводили лектора подлинной овацией" *.

* В.А. Энгельгардт. Две встречи с Холдейном. - "Химия и жизнь", 1971, № 3, с. 63.

На родину Холдейн возвратился страстным пропагандистом советской науки и культуры, советского образа жизни. Он писал, что покорен новым общественным строем, восхищался положением науки и системой образования, отмечал, что в области научных исследований по генетике животных и растительных организмов "Россия опередила все страны, за исключением, может быть, США", и полагал, что в ближайшее десятилетие "она обретет лидерство в изучении вопросов наследственности".

Пожалуй, трудно найти другого зарубежного ученого, который так пристально и доброжелательно следил бы за развитием советской науки по всему ее широкому фронту и так неустанно пропагандировал ее. Холдейн первым откликался на все выдающиеся события в жизни нашей страны: полет первых советских аэронавтов - Усыскина и его товарищей, челюскинскую эпопею, поход "Седова", дрейф папанинской группы и перелет в Америку Чкалова и Громова, запуск первого искусственного спутника, исторический полет первого в мире космонавта Юрия Гагарина и полет Валентины Терешковой. В самом существовании и безопасности Советской державы он видел залог мира и прогресса на Земле.

С особым вниманием и интересом относился Холдейн к исследованиям Н.И. Вавилова. Излагая сущность результатов, полученных Вавиловым и его школой, Холдейн в работе "Предыстория в свете достижений генетики" (1931) подчеркивал теснейшую связь между теоретическими предпосылками и важнейшими выводами практического значения, вытекающими из научно-поисковой деятельности Н.И. Вавилова. "Под влиянием марксистской философии, - писал он, - биологические исследования в России сосредоточены на изучении растений и животных, имеющих важное народнохозяйственное значение. Эти исследования ведутся с огромным охватом и не имеют себе равных в других странах мира..." *. Подробно изложив содержание работы Н.И. Вавилова "Центры происхождения культурных растений" (1926), Холдейн в заключение пишет: "Ни один антрополог, желающий приступить к изучению вопроса о происхождении человечества и стремящийся широко охватить проблему, не может пренебречь результатами исследований Вавилова" **.

* J.В.S. Haldane. The inequality of man and other essays. London, 1932, p. 71.

** Ibid., p. 77.

Лондонский период (30-40-е годы).

Лондонский университетский колледж

В конце 1932 г., незадолго до переезда в Лондон, Холдейн был избран членом Лондонского королевского общества. В это время в Лондонском университетском колледже произошла реорганизация кафедры прикладной статистики, которой с 1895 г. руководил Карл Пирсон - известный ученый в области математической статистики и биометрии, и на ее базе создавалась кафедра генетики - первая в истории английской науки. Известие об открытии вакансии заведующего новой кафедрой очень заинтересовало Холдейна: уже вполне сложившийся 40-летний ученый, естественно, стремился к полной самостоятельности в своей деятельности.

Мысль о возможности работать в Лондонском университетском колледже была приятна Холдейну еще и потому, что этот колледж принадлежал к числу сравнительно молодых и самых демократических высших учебных заведений страны. Среди его воспитанников насчитывалось немало ученых, внесших большой вклад в мировую науку. Отсюда вышли - химик Вильям Рамзай (1852-1916), открывший в конце XIX в. инертные газы - гелий, неон, аргон, ксенон, криптон; физиолог Сидней Рингер (1835-1910), разработавший особый солевой кровезамещающий раствор, которым пользуются во всех физиологических лабораториях мира; физиологи Эрнест Старлинг (1866-1927) и Вильям Бейлис (1866-1924), которые впервые обнаружили гормон у растенм и ввели в науку этот термин; зоолог Эрвин Рей Ланкастер (1847-1929) - создатель современной классифи ции беспозвоночных и другие видные ученые. Впоследствии Холдейн написал специальную статью, в которой показал вклад Лондонского университетского колледжа в сокровищницу мирового естествознания. Статья была напечатана в "Дейли Уоркер" 14 ноября 1945 г. под названием "Колледж неверующих". Это название закрепилось за колледжем еще с 1827 г., со времени его основания. В отличие от респектабельных Оксфордского и Кембриджского университетов, пишет Холдейн, "колледж неверующих" был приютом для стремящихся к знаниям. Вклад колледжа в науку за столетие, отмечает он, равен вкладу Оксфордского и уступает лишь Кембриджскому.

Ректор колледжа, рекомендуя Холдейна на должность заведующего кафедрой генетики, писал:

"Его обширные познания в области биологической химии позволят ему подняться над уровнем чисто морфоописательных исследований и подойти к вопросам генетики с позиций физиологии. Такой подход мог бы пролить свет на особенности действия генов, от которых, в свою очередь, зависит наследственная передача структурных особенностей организмов" *.

* R. Clark. J.В.S., р. 93.

Весной 1933 г. Холдейн с женой покинули Кембридж и переехали в Лондон. 25-летний период работы Холдейна в Лондонском университете характеризуется плодотворной и разносторонней научной и общественно-политической деятельностью. Возглавив кафедру генетики (в 1937 г. она была переименована в кафедру генетики и биометрии), он руководил ею вплоть до отъезда в Индию в 1957 г. Холдейн был доволен переменой обстановки: он очень дорожил традициями, сложившимися на кафедре под руководством таких выдающихся ученых, как К. Пирсон и Ф. Гальтон, которых считал своими учителями.

В начале 30-х годов произошли события, опрокинувшие ход жизни всей Европы: 30 января 1933 г. Гитлер был провозглашен рейхсканцлером Германии. В стране наступил мрачный период фашистской диктатуры. Попирание элементарных прав человека, разгром демократических организаций, гонения и расправы над прогрессивно настроенной, интеллигенцией - все эти "деяния" гитлеризма, в полной мере проявившиеся уже в первые месяцы прихода фашистов к власти, были глубоко ненавистны Холдейну.

Он принял активное участие в судьбе беженцев из Германии, старался найти работу для коллег, спасавшихся от преследований нацистов. Так было, например, с Борисом Чейном, впоследствии лауреатом Нобелевской премии, талантливым 27-летним немецким биохимиком еврейского происхождения, который почти без гроша в кармане приехал в Англию и обратился за помощью к Холдейну. Ознакомившись с его работами, Холдейн устроил его на кафедру знаменитого физиолога Чарлза Шеррингтона (1857-1952). Через несколько месяцев Чейн получил место на кафедре Фредерика Гопкинса в Кембридже, а уже оттуда попал в биохимическую лабораторию Говарда Флори при Оксфордском университете. Чейн считал, что своему успеху в науке он всецело обязан Холдейну. Сам Холдейн, вспоминая об этом случае, писал в "Автонекрологе":

"Как известно, Б. Чейн и Г. Флори получили Нобелевскую премию за работу по выделению пенициллина. Конечно, как это всегда бывает, очень много людей причастно к большому открытию. Я не собираюсь приписывать себе честь открытия пенициллина, но если я могу претендовать хотя бы на полпроцента этой чести, то, очевидно, я спас много тысяч людей".

В сражающейся Испании

Так же горячо Холдейн откликается на политические события последующих лет - захватническую итало-эфиопскую войну 1935-1936 гг. и, особенно, гражданскую войну в Испании. Он выступает на митингах, созываемых Коммунистической партией и другими прогрессивными организациями Великобритании в поддержку республиканской Испании, участвует в формировании Британского батальона Интернациональной бригады, а в 1937 г. становится официальным советником республиканского правительства Испании по вопросам противовоздушной и противохимической обороны и по организации службы переливания крови.

В 1936-1938 гг. Холдейн трижды выезжал в Испанию и провел на фронтах в общей сложности восемь месяцев, деятельно помогая республиканцам в борьбе против франкистских мятежников. Впоследствии он писал: "Если бы мне пришлось прожить тысячу лет, я больше всего гордился бы тем, что в новогоднюю ночь 1936 г. был гражданином Мадрида".

Активное участие в борьбе с фашизмом в Испании имело огромное значение для всей дальнейшей жизни Холдейна. "Испанская тема" оставила неизгладимый след в его сознании. Интересны воспоминания о Холдейне, относящиеся к периоду испанских событий, его друга Норберта Винера:

"Холдейн, так же как и я, был глубоко огорчен и подавлен новым покушением на свободу в Испании. Через некоторое время он предложил свои услуги Испанской республике и уехал туда, чтобы принять участие в сражениях. Беспомощность большинства антифранкистских партий, при всем благородстве их намерений, произвела на него угнетающее впечатление, и он постепенно начал проникаться симпатиями к коммунистам. Холдейн считал, что только у коммунистов есть ясная цель и четкая программа" *.

* Norbert Wiener. I am a mathematician. N.Y., 1956, p. 206.

Он весь был поглощен нелегкой и почетной работой - решением практических задач в налаживании противовоздушной и противохимической обороны. Боевой опыт испанских патриотов он обобщил в книге "A.R.Р." ("ПВО"), опубликованной в июле 1938 г. В ней Холдейн резко критиковал правительство Великобритании за медлительность в подготовке страны к обороне против надвигающейся угрозы со стороны гитлеровской Германии. В предисловии к книге он писал:

"До сих пор, а времени прошло немало, ко мне еще никто не обратился с просьбой отчитаться. Поскольку я считаю, что уроки войны в Испании - это вопросы жизни или смерти народов Британских островов, я взялся за перо.

Несмотря на крайне напряженное и тревожное международное положение, я надеюсь, что мирным гражданам моей страны не придется пользоваться рекомендациями, изложенными в этой книге, и что им не суждено испытать того, что я своими глазами видел в Испании" *.

* J.В.S. Haldane. A.R.P. London, 1938, р. 11.

Через три месяца после издания книги "A.R.Р." ("ПВО") в журнале "Nature" (от 29 октября 1938 г.) появилась статья Холдейна "Математика ПВО", где ученый изложил свои расчеты относительно степени защищенности населения больших городов от налетов вражеской авиации, дал количественный анализ возможной смертности от фугасных бомб большой взрывной силы, отметив при этом, что зажигательные бомбы не столь опасны для жизни. В статье, как и в книге, языком математики убедительно показано, что в случае, если правительство примет срочные меры и приступит к строительству бомбоубежищ и траншей, количество жертв среди гражданского населения будет невелико.
 

Анонс о выходе в свет книги Холдейна "A.R.Р." (1938)

Книга "ПВО" вызвала сенсацию. По инициативе Холдейна, начиная с весны 1939 г. газета английских коммунистов "Дейли Уоркер" неустанно и настойчиво призывала к строительству бомбоубежищ. Но правительство всячески препятствовало осуществлению предлагаемых оборонительных мер, мотивируя это тем, что такой вид защиты "снизит моральный потенциал народа". И даже когда вспыхнул пожар второй мировой войны и между Германией и Англией начались военные действия, власти поначалу отказывались использовать станции метро в качестве убежищ, но вскоре под натиском требований жителей Лондона вынуждены были уступить. И когда 14 ноября 1940 г. фашистская Германия обрушила на Ковентри ужасающий бомбовый удар, уже ни у кого не оставалось сомнений в правоте Холдейна.

Холдейн-марксист

Осенью 1938 г. Холдейн вступил в ряды Коммунистической партии Великобритании. Он глубоко изучает труды Маркса, Энгельса, Ленина; с присущей ему страстностью и чувством большой ответственности принимает участие во многих мероприятиях компартии, а вскоре становится одним из самых популярных ее ораторов. С 1942 по 1945 г. Холдейн - член Политбюро Компартии Великобритании.

В годы второй мировой войны Холдейн проявил себя как борец и организатор, трибун коммунистической партии и публицист. "Он показал себя мужественным человеком и в Испании, и в борьбе за мир до и после второй мировой войны" *, - писал о Холдейне Джон Бернал.

* "Daily Worker", Dec. 3, 1964.

Характерно, что именно в годы, когда Холдейн лицом к лицу встретился с фашизмом, им были подготовлены к печати два обстоятельных труда: "Наследственность и политика" и "Марксистская философия и науки", оба опубликованные в 1938 г.

Книга "Наследственность и политика" (цикл лекций, прочитанных в Бирмингемском университете в феврале-марте 1937 г.) посвящена изложению современных знаний о природе наследственности у человека и животных, разоблачению расистских теорий о "высших" и "низших" расах, осуждению фашистских законов о стерилизации как якобы "гуманной" государственной меры сохранения "чистоты" арийской расы.

Как генетик, историк и социолог, Холдейн доказывает, что биологические различия между расами и расовыми стволами менее существенны, чем между индивидуальностями внутри рас. При определении понятия "раса" Холдейн придерживается диалектико-материалистических позиций, подчеркивая недопустимость одностороннего подхода, а именно - переоценки значения фактора наследственности или среды либо, наоборот, недооценки роли одного из этих факторов. Он резко отрицательно относится к теории фиксированных расовых признаков и теории чистых рас, считая, что расы, как и всякая историческая категория, подвержены изменениям во времени в зависимости от изменившихся биологических, экологических и социальных условий.

Холдейн был глубоко убежден, что расовая принадлежность не играет сколько-нибудь заметной роли в формировании психических особенностей личности. Он подчеркивал, что, поскольку данные морфологии человека оказались не в состоянии подтвердить концепции расистов о разделении народов на "высшие" и "низшие" расы, единственным их средством для пропаганды своей идеологии остается попытка обосновать умственное превосходство белых над черными и цветными. Опровергая и этот тезис расистов, Холдейн пишет:

"Мы давно свыклись с мнением об умственном превосходстве европейцев, и в связи в этим нелишне привести высказывание писателя-мавра Сайда из Толедо, жившего 700 лет назад. В той части своего труда, где он описывает жителей района севернее Пиренеев, предков нынешних англичан, Сайд из Толедо замечает: «Это люди холодного темперамента, которым несвойственно достигать интеллектуальной зрелости. Они лишены острого ума и способности проникать в сущность явлений». Такое суждение могло быть оправдано с эмпирической точки зрения: в тот период в Толедо изучали тригонометрию, а в Европе человека считали образованным, если он добрался до пятой теоремы первой книги Евклида" *.

* J.В.S. Haldane. Heredity and politics. London, 1938, p. 128-129.

Весьма скептически относился Холдейн к технике проведения сравнительных исследований для определения интеллектуальных качеств отдельных народов посредством различных тестов: "Поскольку все эти тесты разработаны белыми, надо полагать, что они и рассчитаны на то, чтобы показать некоторое превосходство белых.. ." *. При оценке результатов сравнительных исследований, подчеркивает Холдейн, как раз очень важно иметь в виду такой момент, как неравные объективные условия с явным преимуществом для белых: "Если тесты проводить в обстановке равных экономических и этических условий, результаты тестов могут оказаться не в пользу рас-поработителей" **. Свободный от всяких расовых предрассудков, Холдейн делает вывод: "Расы неевропейского происхождения уступают среднему коренному жителю Европы по уровню интеллектуального развития потому, что первые не имели доступа к сокровищнице европейской культуры и находились в колониальной зависимости от белых" ***.

* J.В.S. Haldane. Heredity and politics, p. 148-149.

** Ibid., p. 149.

*** Ibid., p. 129.

В борьбе за разоблачение лживости расизма Холдейн выступает как убежденный сторонник объединения усилий ученых - естественников и гуманитариев. По его мнению, изучение проблемы становления, развития и постепенного исчезновения расы как социального явления - важнейшая научно-политическая задача, стоящая перед всеми естественными и общественными науками. Таким образом, "Наследственность и политика" -это не только глубокая теоретическая работа, это и боевое публицистическое произведение Холдейна.

Изучение трудов классиков марксизма оказало, как не раз отмечал сам Холдейн, огромное влияние на формирование его научной методологии. На собственном опыте он убедился, насколько способствует успешным исследованиям в конкретных областях естествознания серьезное овладение марксистским диалектическим методом. Пример В.И. Ленина, осмыслившего последствия революции в современном естествознании и призывавшего к союзу естествоиспытателей и философов, вдохновил Холдейна на создание книги "Марксистская философия и науки" *. "В этой работе, - писал Холдейн, - я стремился применить марксизм к научной проблематике современности подобно тому, как это в свое время было сделано сначала Энгельсом, а затем Лениным в 1908 г." **.

* Цикл лекций, прочитанных в январе-феврале 1938 г. в Бирмингемском университете.

** J.В.S. Haldane. The Marxist philosophy and the sciences. London, 1938, p. 7.

"После революции 1917 г. нельзя больше сомневаться в важности марксизма, поскольку Ленин был последователем марксистской философии, - пишет далее Холдейн. - И нет никаких сомнений, что Ленин был величайшим человеком своего времени. .. Изучение философской системы человека, который оказал такое грандиозное влияние на мировую историю, - дело весьма важное.. . Он был крупным философом, и принципы, разработанные им, составляют фундамент общественного строя Советского Союза; философия Ленина - это основа, на которой базируется деятельность коммунистов в Советском Союзе и в зарубежных странах, а также сторонников марксизма, независимо от того, являются они членами партии или нет" *.

* Ibid., p. 15-16.

На доступных примерах из области химии, биологии, геологии, истории, археологии, квантовой физики, астрономии и математики Холдейн со всей убедительностью показывает, что диалектический метод позволяет выявить решающие звенья, скрытые в основе исследуемых явлений. Анализируя успехи современного естествознания, он указывает на необходимость философского обобщения новейших данных в свете диалектического материализма.

Холдейн был убежден, что, при всех недостатках, его книга, несомненно, окажет стимулирующее воздействие на умы прогрессивно настроенной интеллигенции Англии и США, в особенности деятелей науки. Он надеялся, что его примеру последуют другие и внесут свою лепту в развитие философии естествознания с позиции диалектического материализма: "Я жду критики и надеюсь, что со стороны писателей-марксистов она будет конструктивной", - писал он *.

* Ibid., p. 29.

Книга "Марксистская философия и науки" получила высокую оценку ученых, в том числе философов-марксистов. А вот как охарактеризовал ее Н.И. Вавилов:

"Вышла недавно книга Холдейна. Это - любопытная фигура, член английской компартии, крупный генетик, биохимик и философ. Этот Холдейн написал интересную книгу под названием: «Марксистская философия и науки». Конечно, буржуазная пресса его разругала, но он настолько талантлив, что, ругая его, им восхищались. Он показал, что диалектику нужно применять умеючи. Он говорит, что марксизм наиболее применим в изучении эволюции, истории - там, где сходятся многие науки; там, где начинается комплекс, там марксизм может многое предугадать - так же, как Энгельс предугадал за 50 лет многие современные открытия" *.

* Из заключительного слова академика Н.И. Вавилова по отчету Всесоюзного института растениеводства на заседании ВАСХНИЛ 25 мая 1939 г.

Холдейну был чужд замкнутый образ жизни кабинетного ученого. Основной его заповедью была теснейшая связь науки с запросами практики. Он постоянно принимал самое деятельное участие в текущих общественно-политических событиях, охотно откликался на просьбу высказать свои соображения по тем или иным вопросам, представляющим общественный интерес.

Летом 1939 г. его пригласили выступить перед преподавателями естествознания учительских колледжей на тему "Как оживить преподавание биологии в школе". Вскоре была опубликована статья Холдейна, в которой он призывает приблизить постановку и саму систему преподавания биологии в школе к запросам жизни. По его мнению, нужно продумать проект создания двух дифференцированных программ по биологии для средней ступени образования: одну - для городских, а другую - для сельских школ. Они должны отличаться друг от друга, поскольку и образ жизни, и окружающая природная среда, да и будущие практические запросы у городских детей иные, чем у детей, связанных с землей.

Большой общественный резонанс получило первое на английском языке издание классической работы Энгельса "Диалектика природы", подготовленное по инициативе Холдейна и вышедшее под его редакцией в 1940 г. в США. Он также написал к нему небольшое, но очень содержательное предисловие * и снабдил перевод многочисленными подстрочными примечаниями и комментарием.

* На русском языке опубликовано в "Природе", 1968 № 9 с. 50-54.

В предисловии Холдейн дает общую характеристику марксистского метода, при этом указывает на ошибочность распространенного на Западе мнения, будто марксизм приложим лишь к общественным явлениям:

"Маркс и Энгельс не ограничивались анализом изменений в обществе. В диалектике они видели науку об общих законах изменений не только в человеческом мышлении, но и во внешнем мире, который отражается в человеческом сознании. Иными словами, диалектика применима к вопросам «чистой» науки так же, как и к общественным связям науки"  *.

* Дж.Б.С. Холдейн. Предисловие к первому изданию на английском языке "Диалектики природы" Ф. Энгельса. - "Природа", 1968, № 9, с. 50.

Полемизируя с теми, кто утверждает, будто марксистов не должны интересовать такие проблемы, как проблема таутометрии в химии (перемещение атомов в молекуле) или индивидуальности в биологии, Холдейн ссылается на пример В.И. Ленина, который создал "Материализм и эмпириокритицизм", где не только подверг критике взгляды философов-идеалистов, но и глубоко проанализировал общефилософское значение открытий в области новейшей физики.

Он особо обращает внимание читателя на то, что Энгельс принадлежал к числу наиболее образованных людей своего времени:

"Не следует считать, что «Диалектика природы» представляет интерес лишь для ученых. Любой образованный человек - и в особенности человек, интересующийся вопросами философии, - найдет здесь много интересного... Одна из причин, объясняющих, почему Энгельс был таким великим писателем, состоит в том, что он, по всей вероятности, был одним из наиболее широко образованных людей своего времени. Он обладал не только глубокими познаниями в области экономики и истории, но свободно разбирался в классической латыни, в таких вопросах, как брачное право в Древнем Риме, или мог пускаться в рассуждения о процессах, происходящих в куске неочищенного цинка, погруженного в серную кислоту. Удивительно, что он умудрился накопить столь обширные познания, не будучи по натуре человеком замкнутым, занятым лишь наукой. Ведь наряду с этим он принимал активное участие в политической жизни, стоял во главе промышленного предприятия и даже увлекался охотой на лис!" *.

*  Дж.Б.С. Холдейн. Предисловие к "Диалектике природы" Ф. Энгельса. - "Природа", 1968, №9, с. 53-54.

Для чего нужны были Энгельсу все эти знания? Они необходимы потому, отвечает Холдейн, что диалектический материализм, основоположником которого он был вместе с Марксом, проливает свет не только на события истории, но на все явления вообще, "какой бы природы они не были: от падения камня до воображения поэта".
 

Объявление о лекции Холдейна "Вклад Энгельса в науку" (1945)

В примечаниях Холдейн разъясняет, какие именно положения и факты, приводимые Энгельсом в "Диалектике природы", требуют пересмотра или уточнения. "Нет оснований, - пишет он, - упрекать Энгельса в том, что он ссылается на видных астрономов и зоологов своего времени. Техническое усовершенствование телескопа и микроскопа, конечно, значительно расширило наши представления в этих областях знаний за истекшие 60 лет" *. Ценность работы составляет марксистский диалектический метод, с величайшим мастерством примененный Энгельсом к естествознанию и его истории. Задачу современного читателя Холдейн видит в том, чтобы "проникнуть в метод мышления Энгельса при разрешении теоретических вопросов в науке". Если бы все естествоиспытатели были знакомы с методом мышления Энгельса, то, подчеркивает Холдейн, переворот в физических представлениях, совершившийся на протяжении последних 30 лет, прошел бы более гладко.

* Там же, с. 52.

В комментариях Холдейн на основе многочисленных примеров из различных областей современного естествознания продемонстрировал силу научного предвидения Энгельса, убедительно показав, что во многих случаях тот шел впереди своего времени. Ссылаясь на слова Энгельса, что понимание тесной связи между химическим и электрическим действием приведет к крупным результатам в обеих этих областях знания, Холдейн отмечает, что пророчество Энгельса "конечно, полностью подтвердилось: ионная теория Аррениуса произвела переворот в химии, а электронная теория Томсона революционизировала физику". Холдейн также отмечает, что современная атомистическая теория подтвердила мысль Энгельса о неразрывности материи и движения. Трактуя солнечную теплоту как отталкивание, Энгельс в общей форме предвидел открытое позднее Лебедевым световое давление. Последующие достижения науки подтвердили правильность общей формулировки закона перехода количества в качество, данной Энгельсом применительно к явлениям неорганической природы. Подтвердилось предположение Энгельса в области кинетической теории газов, равно как и оправдалось его сомнение относительно вечности химических элементов. Все это позволяет Холдейну сделать общее заключение: "Энгельс указывал пути, по которым физика действительно двигалась вперед".

Очень интересны комментарии к биологическим разделам книги, где Холдейн разбирает позднейшие открытия в биохимии и микробиологии в свете энгельсовского определения жизни как способа существования белковых тел. Указывал, что Энгельс мог ошибаться в частностях, поскольку биохимия в его время не располагала достаточно точными данными, Холдейн подчеркивает правильность общей постановки вопроса. Характерно высказывание Холдейна о том, что если бы замечания Энгельса о дарвинизме получили широкую известность, он лично (т.е. Холдейн) был бы избавлен от некоторых ошибочных взглядов в области теории, и "поэтому, - заключает он, - я от души приветствую издание английского перевода «Диалектики природы» и надеюсь, что будущие поколения ученых оценят, насколько эта книга поможет им выработать гибкость мышления".

Предисловие к "Диалектике природы" Холдейн писал в тревожной обстановке уже вспыхнувшей второй мировой войны. Подчеркивая актуальность диалектического метода для современной науки и политики, он доказывал, что знание положений "Диалектики природы" необходимо всем, кто хочет выработать правильный подход не только к явлениям природы, но и к тем сложнейшим событиям, которые происходят в общественной жизни.

"Ознакомившись с этой философией, - пишет Холдейн, - читатель, интересующийся главным образом вопросами политического или экономического порядка, вновь вернется к области своих непосредственных интересов и обнаружит, что после изучения того, как Энгельс применял диалектику к исследованию явлений природы, он стал более зрелым материалистом, диалектиком, а следовательно, более дальновидным политическим деятелем или экономистом.

Ясность мышления жизненно необходима, если мы хотим разобраться в исключительно сложной обстановке текущего момента, в которой находится все современное человечество, в частности наша собственная страна, и если мы хотим наметить пути построения лучшего мира. Изучение трудов Энгельса поможет нам уберечься от некоторых поспешных и скороспелых решений вопросов, выдвигаемых текущими событиями, и будет способствовать тому, что мы сознательно и мужественно сможем участвовать в великих событиях нашего времени".

"Наш удивительный Джей-Би-Эс"

Уильямс Раст - основатель газеты "Дейли Уоркер" и близкий друг Холдейна - в своей книге "История «Дейли Уоркер»" писал: "В самый ответственный период борьбы газеты за дело республиканской Испании, когда объединялись усилия демократических слоев Англии против сил фашизма, когда развертывалась кампания по сбору средств в пользу Республики и формировался Британский батальон Интернациональной бригады, к «Дейли Уоркер» примкнул профессор Холдейн" *.

* W. Rust. The Story of the "Daily Worker", The People's Printing Society. London, 1949, p. 206.

Вкладывая огромный труд в организационную и публицистическую деятельность, Холдейн прочно связал себя с газетой английских коммунистов. Когда весной 1940 г. консерваторы якобы с целью укрепления "национальной обороны" провели через парламент ряд законопроектов, направленных против левых и коммунистических периодических изданий, и утвердили закон, разрешающий арест "антинациональных элементов", Холдейн выступил в защиту прав рабочей газеты, заявив, что это - единственный печатный орган, который всегда отстаивает правду. Затем в номере от 8 июня 1940 г. появилось сообщение, что по инициативе прогрессивной общественности страны создан редакционный совет "Дейли Уоркер", поставивший своей целью отстоять право газеты на существование. В редакционный совет, который возглавил Холдейн, вошли: известный драматург Шон О'Кейси, публицист и ученый Р. Пейдж Арнот, член городского совета г. Манчестера военный инженер Джек Оуэн.

Уже через несколько дней Холдейн как председатель редакционного совета опубликовал заявление под заглавием "В вышестоящих инстанциях нас побаиваются", в котором разоблачил попытки полицейских властей запугать руководство газеты и всячески ограничить возможность ее распространения. 21 января 1941 г., несмотря на протесты рабочих профсоюзов и демонстрации трудящихся, "Дейли Уоркер" была закрыта. Холдейн предпринял все меры для спасения газеты. Сразу же после выступления премьер-министра Великобритании Черчилля 22 июня 1941 г. в связи с нападением гитлеровской Германии на Советский Союз он направил ему телеграмму следующего содержания: "В связи с Вашим заявлением о поворотном пункте в войне и задачах всех свободных народов прошу срочно рассмотреть вопрос о снятии запрета с «Дейли Уоркер»". К сожалению, положительных результатов это не дало. Лишь через девятнадцать месяцев, 26 августа 1942 г., "Дейли Уоркер" вновь смогла обратиться к своим читателям.

Будучи председателем редакционного совета в течение десяти лет - с 1940 по 1950 г., Холдейн оказывал огромное влияние на весь стиль газеты. Исключительно требовательный к себе и своим научным работам, Холдейн всегда подчеркивал необходимость принципиальности и точности в изложении научных фактов и в их оценке. В равной мере он зорко следил за всесторонностью информации о текущих событиях, достоверностью фактов и объективностью их освещения.

Холдейн в библиотеке редакции "Дейли Уоркер" (1947)

В течение многих лет каждый четверг на страницах "Дейли Уоркер" появлялись чрезвычайно интересные научно-популярные обзоры новейших достижений в биологии и смежных науках. Их автором был Холдейн, обнаруживший редкий талант ученого-популяризатора. Благодаря живости, увлекательности, доступности изложения эти статьи (кстати сказать, безгонорарные) принесли ему заслуженную славу лучшего стилиста и мастера научно-популярного жанра. Широко ориентируясь во всем комплексе естественных и гуманитарных наук, Холдейн удивительным образом умел обобщить новейшие научные данные, увязать теоретические проблемы с запросами жизни.

Многие статьи Холдейна, в которых он постоянно заглядывал в близкое и отдаленное будущее человечества, и поныне не утратили своей актуальности. Даже литературные критики из лагеря консерваторов признавали, что Холдейну не было равных по глубине и занимательности изложения сложных проблем.
 

Обложка сборника научно-популярных статей Холдейна, опубликованных в "Дейли Уоркер" (1938)

Научно-популярные очерки Холдейн писал постоянно. Часто именно в популярных статьях он развивал оригинальные идеи, вносил элементы экстраполяции, научного прогноза. Считая популяризацию одной из основных задач ученого, Холдейн так аргументировал свою точку зрения:

"Многие ученые убеждены, что их публикации должны ограничиваться рамками специальных научных журналов. Однако я придерживаюсь иного мнения и полагаю, что общественность имеет право знать, чем занимаются ученые в лабораториях, поскольку рядовой налогоплательщик своими средствами участвует в работе ученого" *.

"Нелегкое дело - еженедельно писать научно-популярный очерк для широкого читателя. Однако эта «обязанность» имеет и свою положительную сторону. С одной стороны, она принуждает меня следить за успехами как смежных наук, так и наук, довольно далеко отстоящих от моей специальности; с другой - вынуждает доступно излагать результаты собственных исследований. Я много раз убеждался в том, что в процессе создания научно-популярного очерка факты и теории согласовываются между собой по-новому. Иногда это приводит к тому, что и в специальных статьях для научных журналов я по-новому подходил к разработке тех или иных проблем" **.

* J.В.S. Haldane. Possible worlds and other essays. London, 1928, p. V.

** J.B.S. Haldane. What is life? London, 1949, p. IX.

Холдейн пользовался колоссальной популярностью. Среди рабочих и прогрессивной интеллигенции его называли "наш удивительный Джей-Би-Эс" (JBS) - по начальным буквам его имени. Долгое общение ученого с широким читателем столь убедительно продемонстрировало универсальность его познаний в различных областях естественных, технических и гуманитарных наук, что на его имя шел бесконечный поток читательских писем и издательских заказов. В конце концов в ответ он вынужден был написать специальную статью "Я не маг" *. А в другой статье Холдейн охотно раскрыл "секрет" писания научно-популярных статей:

"Не следует бравировать своей эрудицией. Не надо также задаваться целью изложить вопрос с такой точностью, которая позволила бы читателю безошибочно воспроизвести какую-нибудь операцию или опыт. Ваша задача - увлечь читателя, возбудить его интерес, но не вдаваться в подробности.

Нужно знать гораздо больше того, что вы изложите на бумаге. Из всех своих знаний следует отобрать тот минимум, который и поможет вам построить связный рассказ. Многие статьи, которые мне приходилось просматривать, слишком напоминают ответы на экзаменационные вопросы. Создается впечатление, что авторы добросовестно справлялись в руководствах и стремились дать сжатую сводку по своему разделу знания. Такая сводка вполне уместна в учебнике, но она не может приковать внимание читателя научно-популярной статьи, который не расположен всерьез напрягать свой ум.

Это, конечно, не значит, что, вы пишете для дураков. Это означает лишь то, что статья должна быть построена особым образом. Нужно постоянно вновь и вновь возвращаться от неизвестных к известным читателю фактам науки, связанным с практическим опытом современного человека" **.

* J.B.S. Haldane. A banned broadcast and other essays. London, 1946, p. 9.

** Джон Б.С. Холдейн. Как писать научно-популярную статью. - "Природа", 1969, №8, с. 59.

Оценивая титаническую работу Холдейна в рабочей газете, его благородную роль в научном просвещении трудящихся, У. Раст писал:

"Если даже допустить, что единственное назначение «Дейли Уоркер» состоит в том, чтобы знакомить широкие массы с достижениями науки посредством статей Холдейна, то уже это само по себе имеет немаловажное значение. Статьи Холдейна показали, какую образовательную роль может выполнять газета. С сожалением следует признать, что ни одна газета, не исключая «Таймc», не может похвастаться такими регулярными статьями научного характера" *.

* W. Rust. The Story of the "Daily Worker", p. 206-207.

"Тэтис" и подводная физиология

В 1939 г. после 15-летнего перерыва Холдейн возобновил исследования по физиологии человека в экстремальных условиях. Непосредственным поводом к этому послужила трагическая гибель подводной лодки "Тэтис" во время ее пробного испытания в Ливерпульском заливе.

1 июня 1939 г. в 13 час. 40 мин. "Тэтис" пошла на первое погружение. С буксира, где находились представители приемочной комиссии, были замечены неравномерность погружения и качание корпуса лодки, указывавшие на какие-то неполадки в управлении. По истечении срока пробного погружения лодка не всплыла. Сразу была установлена радиосвязь с берегом п получена радиограмма о высылке к месту аварии нескольких кораблей. В поисках лодки участвовали и самолеты. Только 2 июня в 8 час. утра "Тэтис" была обнаружена на глубине 42,7 м. Водолазы дважды закрепляли вокруг лодки стальные тросы, но каждый раз при попытке спасательных судов поднять лодку опи лопались. Очевидно, команда спасательных судов была недостаточно натренирована в подъеме лодок с глубины.

На борту "Тэтис", кроме команды из 53 человек, находились члены приемочной комиссии, инженеры и рабочие строительной фирмы - всего 103 человека. Следует отметить, что экипаж лодки был снабжен спасательными аппаратами Дэвиса, представляющими собой резиновую маску с кислородным прибором, куда выдыхаемый воздух попадает, пройдя через мешок, заполненный каустической содой (вероятно, перекисью натрия - V.V.), поглощающей углекислоту и восстанавливающей кислород. Надев маску, человек выходит через люк в кормовую спасательную камеру; люк за ним задраивается, и камера постепенно заполняется водой; затем открывается выходной люк камеры, и человек выбрасывается наружу. Из 103 находившихся на борту "Тэтис" лишь четырем удалось воспользоваться аппаратом Дэвиса.
 

Спасательные работы no подъему  затонувшей подводной лодки "Тэтис" (1939)

Причиной гибели людей, по мнению экспертов, послужили: неудачная конструкция водонепроницаемых дверей, нечеткая работа механизмов, технические неполадки, вследствие которых вода проникла в помещения носовой части лодки, а также чрезмерно большое число людей, находившихся на "Тэтисе", и их неумение пользоваться индивидуальным аппаратом Дэвиса. Возможно, сыграло роль и отсутствие запасов кислорода в баллонах. Один из спасшихся сообщил, что люди, по-видимому, настолько обессилели от недостатка воздуха, что уже не могли добраться до спасательной камеры. Наконец, отсутствие на лодке натронной извести для поглощения углекислоты также могло стать одной из причин гибели.

Трагическая судьба "Тэтис" встревожила общественность Англии. Решением парламента была учреждена правительственная комиссия по расследованию причин катастрофы. 6 июля состоялось первое заседание комиссии, а 11 июля для участия в ее работе был приглашен Холдейн. Он должен был решить два вопроса: как воздействует на организм человека длительное вдыхание воздуха с повышенным содержанием углекислоты и была ли возможность у всех находившихся на борту воспользоваться аппаратом Дэвиса.

Уже 13 июля, ознакомившись с материалами по расследованию причин гибели лодки и прослушав показания четырех уцелевших, Холдейн приступил к весьма рискованным опытам по имитации условий, в которых находились люди на борту "Тэтис" незадолго до гибели. Давние связи Холдейна-старшего с фирмой "Зибе и Горман" по производству аппаратуры для подводных лодок облегчили ему организацию опытов.

Сам непосредственно участвуя в экспериментах, Холдейн привлек к ним добровольцев - бывших членов Интернациональной бригады в Испании В. Александера, П. Даффа, Г. Ивза и Д. Рентона. В медицинском еженедельнике "Ланцет" от 19 августа 1939 г. он писал: "Я выбрал именно этих людей в качестве своих коллег, ни минуты не сомневаясь в их мужестве и высокой сознательности. Все они обладают истинным духом научного поиска и по своей инициативе протоколировали свое самочувствие, хотя на последних этапах эксперимента их записи страдали некоторой бессвязностью".

Первый опыт был начат 13 июля 1939 г. В 10 час. вечера Холдейн вошел в стальную барокамеру размером 6,5X6,5 футов (1 фут = 30,48 см), дверь в которую была затем наглухо задраена. Воздух в камере содержал 2,3% СО₂, что, по расчетам Холдейна, должно было соответствовать газовой среде на борту "Тэтис" к 10 час. вечера - через 9 час. после погружения. В 8.30 утра содержание СО₂ в барокамере достигло 4,7%, что, по мнению Холдейна, соответствовало составу воздуха в лодке к 5 час. утра. К 11.15 утра воздух содержал уже 5,55% СО₂. "В этот момент, - писал Холдейн, - у меня была тяжелая одышка, появилась резкая головная боль и резь в глазах от яркого света". После 11.15 нарушения в организме резко усилились и приняли угрожающий характер. В 12.30 один из спасшихся - капитан Орам, который вел наблюдение за ходом опыта через смотровое окно барокамеры, заявил, что состояние профессора Холдейна гораздо серьезнее, чем было у членов экипажа "Тэтис" в момент, когда он, капитан Орам, покинул лодку.

В итоге нескольких изнурительных опытов было установлено, что длительное пребывание в камере с содержанием СО₂ свыше 5% ведет к одышке, резкой головной боли, тошноте и рвоте - при таком самочувствии некоторые члены экипажа были не в состоянии воспользоваться аппаратом Дэвиса. О своих выводах ученый сообщил комиссии. Эксперимент Холдейна со всей убедительностью показал, что инструкция британского адмиралтейства о мерах спасения с тонущих подводных лодок не учитывает некоторых важных физиологических факторов. Результаты опытов Холдейна были опубликованы 21 июля во всех английских газетах. Он стал национальным героем.

В начале августа британское адмиралтейство предложило Холдейну возглавить исследования по определению условий, в которых человек с наименьшими трудностями и опасностью для жизни может покинуть тонущую подводную лодку. Кроме того, по заданию адмиралтейства Холдейн должен был экспериментально подобрать такие дыхательные смеси газов, которые позволили бы эффективно работать на глубине и за более короткое время, по сравнению с действующими нормами, подниматься на поверхность. Полученные данные представляли бы собой весьма ценную информацию и для организации водолазных работ.

Несколько дней спустя Холдейн представил программу опытов, состоящую из одиннадцати пунктов. В соответствии с этой программой, надо было проследить, как разные люди - тренированные и нетренированные, мужчины и женщины - будут реагировать на резкое изменение давления и газовой среды, температуры и освещения. Особое внимание следовало уделить реакции испытуемых на вдыхание газовых смесей, отличных от воздуха по своему составу и соотношениям, на механический эффект (равномерное объемное сжатие тела) от воздействия высоких давлений и на изменения психической деятель ности. Специальная серия опытов была посвящена реакции организма человека на относительно долгое пребывание в условиях низкой температуры водной среды. Более того, надлежало исследовать влияние этих факторов в их различном сочетании: одновременное действие давления, углекислого газа и холода; комбинированный эффект холода и давления, углекислого газа и холода, давления и углекислого газа.

К этим опытам с самого начала был привлечен доктор Мартин Кейс - коллега Холдейпа по совместной работе в 20-х годах на кафедре биохимии Кембриджского университета. Все эти годы они поддерживали дружеские отношения, а во время опытов Кейс жил у Холдейна. Надо сказать, что Холдейну и в этом случае без труда удалось подобрать группу энтузиастов, добровольно согласившихся на "адовы муки" в предстоящей серии сложных опытов. Объяснялось это отчасти тем, что после экспериментов, связанных с гибелью "Тэтис", слава ученого достигла апогея и многие почитали за честь работать с человеком, который руководствовался столь гуманными целями.

В состав группы испытуемых входили: 48-летний Холдейн, 25-летняя Элен Сперуэй, ученица Холдейна по кафедре генетики Лондонского университета, а впоследствии, с 1945 г., его жена, врач-физиолог Хуан Негрин (премьер-министр республиканской Испании с мая 1937 г. по февраль 1939 г.), личный секретарь Холдейна Элизабет Ярмин и другие. Начало экспериментов несколько затянулось, во-первых, ввиду задержки с финансированием, которое взял на себя Оксфордский университет, во-вторых, из-за того, что Холдейн уже давно был связан обязательством прочитать курс лекций по вопросам современной генетики в Гронингенском университете (Голландия). Позднее эти лекции легли в основу его книги "Новые направления в генетике", вышедшей в 1941 г.

Вернувшись из Голландии, Холдейн немедленно приступил к опытам, которые должны были происходить на территории фирмы "Зибе и Горман". Члены группы, по совету Холдейна, прибывали по два-три человека, дабы не привлекать внимания посторонних: работы носили секретный характер *. Фирма "Зибе и Горман", известная среди местного населения как фабрика "Нептуния", - самая большая и старейшая в мире фирма по производству подводного оборудования. Это не обычное промышленное предприятие, а своего рода подводный университет с аудиториями, лабораториями, подопытными животными и музеем. Фирма выпускает главным образом дыхательные аппараты для подводников, горняков, летчиков, пожарников и рабочих химической промышленности. Физиологическая лаборатория военно-морского флота, приданная "Нептунии", размещалась тогда в особняке на тихой улице небольшого местечка Алверсток, близ Портсмута. Здесь же, в саду, находились бассейны для погружений водолазов и компрессионные камеры.

* А. Бенке и Р. Брауэр в своей работе, вышедшей в 1968 г., отмечают, что большая часть исследований этого периода, связанных с подводной физиологией, все еще не рассекречена. Результаты исследований военного времени были частично рассекречены и опубликованы британским адмиралтейством лишь после января 1970 г. Надо думать, что со временем еще много интересного можно будет узнать об экспериментах Холдейна 40-х годов (см. Haldane and Modern Biology. Baltimore, John Hopkins Press, 1968).

В предстоящих экспериментах Холдейн ставил перед собой задачу проверить данные, полученные в 1935 - 1939 гг. американскими исследователями, и прежде всего доктором А. Бенке с сотрудниками, о допустимых концентрациях кислорода при дыхании в условиях термокамеры, а также у водолазов в период декомпрессии.

Впоследствии Холдейн описал обстановку, в которой проводились эти эксперименты:

"Мне было поручено изучить физиологические опасности, которым подвергаются водолазы и люди, спасающиеся с затонувших лодок. «Сухие» эксперименты мы проводили главным образом в камере... - в стальном цилиндре, напоминающем паровой котел длиной восемь и диаметром четыре фута. В камере могли сидеть три человека, но встать там в полный рост было невозможно *. В одном конце камеры была стальная дверь, открывающаяся внутрь и снабженная резиновой прокладкой, обеспечивающей герметичность. Цилиндр не освещался, внутренняя телефонная связь отсутствовала. Для записей ощущений и переживаний была установлена черная доска. Общаться с внешним миром можно было либо условным стуком или криком, либо поднося записку к смотровому окну...

* Высота камеры была всего лишь 1,2 м.

В нашей распоряжении был также опытный компрессионный бассейн, или, как его окрестили ученые, «котелок», высотой десять футов и шириной шесть футов, в котором испытуемый подвергался под водой такому же давлению, как на глубинах. При этом можно было стоять, сидеть, лежать или ползать...

Водолазы - порода крепко сбитых людей. Однако, сидя в «котелке», некоторые из них испытывали мучительную тоску по открытым просторам морского дна. Находиться под водой в темном бассейне и сознавать, что в любой момент можно лишиться сознания и очнуться с раздробленным позвоночником или вообще не очнуться - дело малопривлекательное" *.

* J.В.S. Haldane. What is life?, p. 201-202.

Следует заметить, что сам Холдейн проделал в "котелке" десятки "погружений". Однажды за 90 сек. он совершил "сухое" погружение на глубину 200 футов, испытав при этом такой перепад давлений, который переносит пилот реактивного самолета при пикировании со скоростью 1200 километров в час. Увеличение давления не вызвало никаких неприятных явлений, но при снижении его с той же скоростью у Холдейна разорвало запломбированный зуб: воздух под пломбой не успел выйти наружу, и, расширившись, разрушил его. Однако все это не помешало ему вести тщательное наблюдение.
 

Холдейн (справа) и Кейс в барокамере (1939)

Холдейн отмечает, что в плотной атмосфере происходят странные явления: газета, которой начал обмахиваться один из испытуемых, разорвалась на мелкие куски; когда, с трудом преодолевая сильное сопротивление воздуха, Холдейн попробовал помахать над ним куском картона, поток воздуха от картона доходил до него лишь через несколько секунд. В плотной атмосфере насекомые летать не могут, а голос человека меняет тембр.

Английская речь настолько искажена, замечает Холдейн, что временами воспринимается как американский диалект. У участников опыта возникал азотный наркоз, проявлявшийся в совершенно ненормальном самочувствии:

"Я бормотал бессмысленные слова, мысли путались, всплывали в уме картины детства и лезла в голову всякая чертовщина, которая, казалось, имела для меня в тот момент существенное значение, - описывал свои ощущения Холдейн. - Профессор Хуан Негрип рассказывал, что испытал странное ощущение на губах, будто по ним провели бархатом. Участникам опыта предлагалось перемножить четырехзначные числа. Один почтенный член Королевского общества потратил пять минут на решение двух примеров, причем одни из них он решил неправильно, полагая, что ему предложили дурацкое задание. Когда подачу обычного воздуха заменяли смесью четырех объемов гелия и одного объема кислорода (заменив азот на гелий или водород, как и было впервые предложено А. Бенке), мы через несколько секунд приходили в себя и тратили на решение арифметических примеров одну-две минуты.

Мы испытывали также действие чистого кислорода на организм человека, находящегося под давлением. У подопытных начинались сильные судороги, напоминающие эпилептические припадки" *.

Однажды Холдейн даже почувствовал вкус кислорода. По его словам, при достаточном количестве кислорода на один кубический сантиметр и давлении в шесть атмосфер, "он приобретает сладкий и вместе с тем кисловатый вкус" **.

* J.В.S. Haldane. What is life?, p. 205-209, 213.

** Професор Холдейн. Мои эксперименты. - "Британский союзник", 31 января 1943 г.

Элен Сперуэй семнадцать раз опускалась на глубину 90 футов. Один раз она выдержала 88 мин., а в другой уже через 13 мин. у нее начались судороги. У самого Холдейна было два "эпилептических" припадка, причем во время одного из них он повредил себе несколько позвонков. Было установлено, что у разных людей судороги возникают на разных глубинах и что на одной и той же глубине сила судорог у всех различна; женщины оказались во многих отношениях выносливее большинства мужчин. В испытаниях принимали участие пловцы, которым предстояло использовать приобретенные знания в боевой обстановке. Один из них был к тому же профессиональным боксером. В камере у него начались судороги, и он потерял сознание. Очнувшись, спросил: "Кто же это меня?". "Кислородный Пит", - ответил какой-то остряк. Вскоре на стене "котелка" появилась надпись мелом: "Здесь сидит Кислородный Пит". С тех пор, когда в день случалось несколько припадков, говорили: "Сегодня Кислородный Пит в хорошей форме" *.

* J.В.S. Haldane. What is life?, p. 213.

Одной из проблем, которыми занималась группа Холдейна, была проблема безопасности водолазов-подрывников в случае, если вражеский воздушный налет застигнет их под водой. За несколько минут между объявлением тревоги и бомбежкой они могли бы успеть подняться на поверхность, но времени на декомпрессию у них при этом не оставалось. Холдейн и Элен Сперуэй испытывали на себе различные воздушно-кислородные смеси, подбирая такую, которая уменьшила бы риск закупорки сосудов пузырьками азота и в то же время не вызвала судорог. Наконец они нашли состав газовой смеси, при использовании которой на декомпрессию при подъеме с определенной глубины требовалось всего 2 мин. (по таблицам, применявшимся на флоте, для аналогичного случая требовалось 47 мин.). В результате водолазы-подводники стали получать запас дыхательной смеси, достаточный для того, чтобы работать на большой глубине и быстро подниматься на поверхность. Однако сам Холдейн во время этих исследований стал жертвой одного из экспериментов: пузырек азота проник в нижний отдел спинного мозга. "Несколько дней я испытывал жгучую боль в коже ягодиц, - рассказывал он потом. - Постепенно боль сменилась легким зудом и кожа утратила обычную чувствительность. У меня развилась «стулофобия». Так продолжается и сейчас, уже спустя шесть лет; всегда ношу с собой надувную подушку" .

Группа Холдейна разрабатывала также методы спасения с подводных лодок, затонувших в арктических водах, что в то время, казалось, имело чисто теоретическое значение. В процессе опытов Холдейн и доктор Кейс, находясь в компрессионной камере, залезали в бак, наполненный водой со льдом; давление в камере повышалось, и туда начинал поступать углекислый газ - самая страшная угроза для жизни людей в затонувшей подводной лодке. Холдейн выдержал в ледяной ванне 20 мин. Он установил, что холод лишь незначительно снижает сопротивляемость организма к воздействию углекислоты.

Опыты этой серии с некоторыми перерывами длились в течение марта-июля 1940 г. 22 июля Холдейн и Кейс отправили в адрес адмиралтейства "Отчет о влиянии высоких давлений, углекислоты и переохлаждения на организм человека". В результате адмиралтейство сочло необходимым пересмотреть основные положения инструкции по спасению экипажей затонувших подводных лодок. Адмиралтейством была особо отмечена смелость и изобретательность Холдейна при постановке опытов.

Нейоми Митчисон - сестра Холдейна (1970)

Исследованиями Холдейна заинтересовался командующий подводными силами британского флота: в то время возник вопрос о необходимости использовать карликовые подводные лодки, построенные еще в период первой мировой войны. Холдейну предстояло проверить, может ли экипаж такой лодки, состоящий из двух человек, покинуть ее, когда она находится под водой, преодолеть проволочные заграждения, охраняющие вражеский порт, и, проникнув в него, прикрепить бомбу к корпусу вражеского корабля, а затем вернуться в лодку. В середине августа 1940 г. Холдейн уже обсуждал с командованием программу этих экспериментов и технические вопросы, связанные с конструкцией испытательного аппарата. Наступили наиболее напряженные месяцы работы. В этом отношении очень показательно письмо Холдейна от 27 августа сестре Нейоми, с которой его всегда связывала большая дружба:

"Из бомбоубежища, кишащего комарами

Лондон

Дорогая Нейоми,

Мне очень хотелось бы повидать тебя. Я крайне занят, так как связан срочными обязательствами по разным линиям: "Дейли Уоркер", адмиралтейства, военного министерства и некоторых других военных организаций. Я в основном мечусь между Лондоном и Портсмутом; в столице я занят общественными делами, а в Портсмуте - совершенно секретной работой. Гул самолетов тревожит ночной покой горожан. Пока в нашем районе не упало ни одной бомбы. Как ни странно, население в массе своей не проявляет никаких эмоций - ни тревоги, ни отчаяния, ни недовольства. Эти чувства дают себя знать в районах, подвергшихся бомбардировкам, где клянут Гитлера и Андерсона *.

Любящий тебя брат"

В середине сентября Холдейн вместе с Кейсом прибыл в Портсмут на военно-морскую базу. К этому времени была построена из стальных листов модель подводной лодки объемом около 100 кубических футов (размером меньше чем 5X5X5 футов). Судя по всему, это было крайне неудобное суденышко. Холдейн назвал его "гадким утенком".

* Тогдашний министр внутренних дел Англии.

Первое кратковременное испытание состоялось 21 сентября 1940 г. в гавани Портсмута. Холдейн и Кейс провели в лодке два часа при открытом и закрытом люке, протоколируя изменения температуры и концентрации углекислоты. На второй день опыты были продолжены. Подъемный кран медленно опустил лодку с задраенным люком на дно гавани. Порт жил своей привычной жизнью. Волны от кораблей яростно швыряли лодку из стороны в сторону, в результате балласт, удерживающий ее на дне, оторвался и она оказалась во власти водной стихии. Работа по анализу газов была сильно затруднена, но все же Холдейн и Кейс на протяжении четырех часов вели самонаблюдения, отмечая учащение дыхания, резь в глазах, головную боль и другие симптомы отравления. Затем лодку извлекли из воды. Холдейн писал потом, что дальнейшее пребывание в лодке привело бы к крайне тяжелой головной боли и, вероятно, к рвоте. В такой обстановке можно было бы просуществовать еще всего лишь три часа.

1 октября Холдейн и Кейс вновь прибыли в Портсмут. На этот раз им предстояло пробыть в лодке трое суток. Ее оснастили двумя баллонами с кислородом, аппаратами поглощения углекислоты натронной известью и двумя аппаратами для анализа газов. Все это оборудование крайне затрудняло пребывание экспериментаторов в лодке. Встать в полный рост было нельзя, а ложиться можно было лишь по очереди: пока один лежал, вытянув ноги в спасательную камеру, другой мог только сидеть. Лодка была освещена, и с берегом поддерживалась телефонная связь, хотя и в освещении, и в связи бывали перебои.

После недолгого пребывания на дне в лодку начала просачиваться вода около винта, фиксирующего люк. Течь удалось быстро ликвидировать. Несмотря на то, что была предпринята попытка ограничить движение судов в зоне эксперимента, незадолго до сумерек одно судно прошло невдалеке с такой скоростью, что лодку подбросило и часть балласта сорвало. Она оказалась в наклонном положении, что лишило экспериментаторов возможности спать и проводить анализы. Кроме того, на них капали конденсировавшиеся на стенках капли воды, от чего их одежда и постельные принадлежности вскоре отсырели и сами они сильно продрогли. Было решено, что в создавшихся условиях целесообразнее остальное время провести у берега, и подъемный кран стал поднимать лодку. В этот момент начался налет фашистской авиации на район порта. Кран заклинило, и пока длился налет, лодка с двумя запертыми в ней экспериментаторами раскачивалась в воздухе.

Всю ночь и следующие сутки Холдейн и Кейс продолжали работать по заданной программе, протоколируя данные газовых анализов. Когда, наконец, люк открыли, оба испытуемых были словно одеревеневшие. Позднее Холдейн с присущим ему юмором писал, что даже в случае, если аппарат для газового анализа выйдет из строя, можно, как показал их собственный опыт, "установить резкую кислородную недостаточность путем зажигания спички, а по степени собственной одышки судить о том, насколько хорошо идет поглощение углекислоты натронной известью".

О важнейших данных, добытых столь трудной ценой, Холдейн и Кейс сообщили в лаконичном отчете: "... два человека могут в течение трех дней жить и работать в изолированной среде при наличии кислородного баллона и трех контейнеров со сжатым воздухом. Они могут жить с несколько меньшими удобствами, не теряя при этом работоспособности, в течение двадцати часов, не прибегая к очистке воздуха".

Спустя два года после описанных опытов, 22 сентября 1943 г. в Каа-фьорде (Северная Норвегия) английские карликовые подводные лодки вывели из строя фашистский линейный корабль "Тирпиц", который регулярно наносил удары по караванам судов с военными грузами, доставляемыми из Англии в Мурманск. Изучение материалов, относящихся к этому времени, позволило раскрыть важную роль Холдейна в разработке самой операции, ее научно-техническом и моральном обосновании; он лично инструктировал экипажи подводных лодок. Впоследствии, вспоминая об этих событиях, Холдейн писал:

"Мои коллеги и я принимали самое непосредственное участие в подготовке операции против «Тирпица», в результате которой боевым пловцам удалось подвести бомбы под днище линкора. Это было в Норвегии, вода была ледяная, а им пришлось проплыть значительное расстояние. Дело не из легких; не все вернулись на базу. Надо полагать, что они подверглись бы еще большей опасности, если бы у них был при себе сжатый воздух. При дыхании сжатым воздухом используется, в зависимости от достигнутой глубины, по крайней мере, половина или несколько больше половины кислорода, содержащегося в баллоне; при этом азот выходит на поверхность в виде пузырьков, которые могут быть тотчас обнаружены противником. При использовании же чистого кислорода и поглотителя углекислого газа можно, будучи ловким и хорошо тренированным и имея специальные приспособления, вовсе не пускать пузырей или свести - их объем до минимума" *.

* J.В.S. Haldane. Physiological problems at high pressure. - "Aero Medical Society Journal" (New Dehli), 1960, v. 5.

Физиологические опыты продолжались до самого окончания войны. Надо сказать, что нужды военного времени привлекли к исследованиям, связанным с глубоководными погружениями, крупнейших физиологов морских держав мира: Дж. Холдейна (Англия), А. Бенке (США), Л.А. Орбели (СССР), А. Зеттерстрома (Швеция). Характерно, что, хотя работы Л.А. Орбели с сотрудниками были опубликованы лишь в 1944 г. *, исследования по проблемам подводной физиологии погружений и подбора наиболее эффективных дыхательных смесей относятся к 1933-1949 гг., что совпадает по времени с работами Холдейна, который в ту пору писал:

"Я глубоко убежден, что до настоящего времени физиологи слишком мало внимания уделяют изучению вопроса о предельных условиях существования человека на глубинах - по крайней мере условий сохранения сознания. Современные физики признательны математикам за разработку методов теоретического обоснования физических открытий. Хочется пожелать, чтобы и физиологи всесторонне изучили воздействие экстремальных условий среды на организм человека до, а не после того, как оно окажется гибельным, унеся с собой много жертв, как на войне, так и в условиях мирного труда" **.

* Л.А. Орбели, М.П. Бресткин, Б.Д. Кравчинский, К.А. Павловский, С.П. Шистовский. Токсическое действие азота и гелия на животных при повышенном атмосферном давлении. - Военно-медицинский сборник, 1944, т. 1, с. 109-118.

** J.В.S. Haldane. Science advances. London, Allan and Unwin, 1947, p. 248.

В опытах 1939-1945 гг. Холдейн на себе самом, а также на тренированных и нетренированных мужчинах и женщинах убедительно показал, что при повышенном давлении азот оказывает токсическое действие на организм человека, вызывает дискоординацию общих двигательных реакций, замедляет скорость протекания мыслительных процессов. Он изучил поведение (физиологическое состояние и психологические реакции) испытуемых в условиях резких изменений давления, газовой среды, температуры, освещения при выполнении определенных рабочих операций, тем самым получив представление о пределах человеческой выносливости. Изучив опасность отравления подводников углекислым газом в сопоставлении с опасностью кислородного отравления при использовании аппарата Дэвиса, когда вдыхается чистый кислород, превращающийся при высоком давлении в яд, Холдейн показал, что опасность кислородного отравления в присутствии углекислого газа еще более увеличивается. Все это позволило Холдейну сформулировать основные задачи, стоящие перед глубоководной физиологией: изучение механического воздействия водной среды на организм; исследование токсического эффекта азота и кислорода, а также последствий от вдыхания углекислого газа; выяснение механизма образования пузырьков азота в период декомпрессии; изучение явлений, связанных с переохлаждением организма.

Данные Холдейна, подтвердившие удивительное открытие Бенке и его сотрудников о наркотическом действии инертных газов - азота и аргона - при высоких давлениях, чрезвычайно важны для построения общей теории наркотического действия газов. Холдейн считал, что дальнейшие опыты с такими газами, как криптон, ксенон и метан, весьма перспективны с физиологической точки зрения. Он полагал, что при давлении порядка 20 или более атмосфер наркотический эффект на организм человека могут оказывать также водород и гелий. Эти соображения Холдейна представляют особый интерес в свете достижений последних лет по технике приготовления и использования дыхательных смесей физиологически оптимального состава для работы на глубинах. Подход Холдейна к проблемам подводной физиологии не утратил своей актуальности до настоящего времени.

Интересна оценка научных заслуг Холдейна перед подводной физиологией, данная в речи доктора А. Бенке, с которой он выступил по случаю посещения Холдейном в январе 1947 г. Научно-исследовательского института военно-морской медицины США:

"Научные концепции, разработанные Холдейнами - отцом и сыном, и полученные ими данные неколебимо сохраняются под натиском новых экспериментальных методов, включая метод меченых соединений и многие другие вспомогательные методики, доступные современным исследователям".

Не мог не упомянуть он в своей речи и о том, в каких невероятно тяжелых условиях, с каким подчас огромным риском для собственной жизни добывал Холдейн научные данные.

Мужество Холдейна-экспериментатора стало легендой; впоследствии в Англии возник термин - холдейнизм, связанный с самоэкспериментированием ученого. Научному подвижничеству Холдейна было посвящено шуточное стихотворение:
 

Вот кто-то в колбе... В колбу влезть Кому ж взбрело на ум? То мистер Холдейн смотрит, есть Ли в колбе вакуум... Что там за взрыв и сноп огня, И снова взрыв - смотри! То проверяется броня, А Холдейн там, внутри. Вот что-то ходит по волнам - Баркас или дельфин? Нет, это мистер Холдейн там Спасает нас от мин. Вот так - на суше и в воде, И в синих небесах - Ученый служит нам везде, За совесть, не за страх!

"Я обязуюсь..."

В 1942 г. Академия наук СССР, отдавая должное выдающимся заслугам Холдейна в развитии мировой науки - генетики, биохимии, физиологии, биометрии, в пропаганде достижений советской научной мысли, а также учитывая его активную общественно-политическую и публицистическую деятельность, направленную на разгром фашизма, избрала его своим иностранным членом. В ответ Холдейн откликнулся посланием "Я обязуюсь. ..".

"Шлю самые горячие приветы моим ученым коллегам в Советском Союзе и выражаю надежду, что в результате полной победы над фашизмом мы скоро опять получим возможность мирно сотрудничать на благо человечества.

Пока фашизм не уничтожен, я обязуюсь продолжать свои научные изыскания по разрешению практических проблем, выдвигаемых войной.

И до победы, и после победы, для которой мы работаем, я буду всячески содействовать укреплению союза обоих наших народов, рассказывая моим соотечественникам о великих достижениях советской науки. Я с нетерпением жду того дня, когда снова смогу посетить Советский Союз и этим помочь укреплению связей между СССР и моей родиной" * .

* "Британский союзник", 31 января 1943 г.

Однако ближайшие послевоенные годы несли с собой поворот от политики сотрудничества между бывшими союзниками в борьбе с фашизмом к периоду "холодной войны". Сигналом к развязыванию оголтелой пропаганды против советской идеологии, науки и культуры послужила речь У. Черчилля, ставшая программной, с которой он выступил 5 марта 1946 г. в американском городе Фултоне перед слушателями Вестминстерского колледжа (в ту пору бывший премьер-министр Великобритании работал над военными мемуарами и несколько месяцев провел в США, где консультировался с тогдашним президентом Гарри Трумэном и другими политическими деятелями Запада).

Его речь была проникнута "озабоченностью" судьбами западной цивилизации, которой будто бы угрожает прямая опасность новой мировой войны и тирании со стороны Советского Союза и международного коммунистического движения. Черчилль высказывался за применение силы, с тем чтобы задушить рабочее движение в Европе и национально-освободительное движение в ряде стран Ближнего Востока, Африки и Азии. В фултоновской речи впервые прозвучало выражение "железный занавес", которое с тех пор в различных вариантах неоднократно использовалось антисоветчиками в борьбе против стран социалистического содружества.

Холдейн отдавал себе полный отчет в сложности создавшейся политической ситуации и идеологической борьбы на новом послевоенном этапе. Он был крайне озабочен международной обстановкой и ядерным шантажом в отношении СССР и социалистических стран.

Тематика статей Холдейна послевоенных лет отражала острый интерес, который он всегда проявлял, к проблемам взаимодействия между наукой и обществом, организмом и средой. Подчас он склонен был, хотя в гораздо меньшей степени, чем в конце 20-х-начале 30-х годов, переносить закономерности общественного развития в мир биологических явлений и, наоборот, "навязывать" биологические закономерности социальным явлениям. Особенно большое внимание Холдейна в этот период привлекают вопросы наследственности и общей биологии.

В 1948 г. в нашей стране проходила биологическая дискуссия. Буржуазная печать освещала ее крайне тенденциозно и односторонне, преследуя лишь одну цель - дискредитировать советский строй. Пристально и вдумчиво следил Холдейн за ходом этой дискуссии. Будучи человеком творческим, убежденным материалистом, он рассматривал познание как живой, развивающийся процесс ступенчатого и крайне сложного приближения к истине. Он не терпел ученых, изрекавших истину в последней инстанции. В этом смысле характерно его высказывание, относящееся еще к 1932 г.: "Если бы мои взгляды не подвергались изменениям за последние пять лет, меня можно было бы вычеркнуть из списка живых".

По натуре враждебный ко всякому проявлению догматизма, Холдейн не разделял мнения о непогрешимости и универсальности учения Вейсмана-Менделя-Моргана, усматривая в ном некоторую механистичность, поскольку в те годы это учение еще не было подкреплено успехами молекулярной генетики. Он не мог согласиться с пренебрежительным отношением некоторых представителей классической генетики к роли факторов внешней среды в формировании и изменении природы наследственности организмов. Ему порой казалось, что поток экспериментальных данных, поступающих из лабораторий, не укладывается в рамки учения Менделя-Моргана. Очень внимательно следил он за дискуссиями по вопросам наследственности, проходившими у нас в стране в 1936 и 1938 гг.

На первых порах Холдейн восторженно приветствовал работы Т.Д. Лысенко (1940) по яровизации, видя в них новый подход к явлениям наследственности. В значительной мере этот восторг можно объяснить его неудовлетворенностью теоретическим застоем, который установился к тому времени среди формальных генетиков. Холдейн одобрительно относился к теории стадийного развития растений *, признавал, что "теория Мичурина о влиянии прививок у растений на гибридизацию полностью себя оправдала" **, неоднократно отмечал, что взгляды Лысенко, по его мнению, во многом правильны, особенно в отношении бактерий. Однако Холдейн категорически отрицал основные теоретические положения Лысенко. Так, он не мог согласиться с возможностью глубокого изменения свойств организма под воздействием внешних факторов, с наследованием благоприобретенных признаков, с отрицанием специфической роли хромосом как материальной основы наследственности, с отрицанием существования внутривидовой борьбы в природе.

* J.В.S. Haldane. Science in everyday life. London, 1939, p 135.

** R. Clark. J.B.S., p. 173.

Вполне понятно, что новая биологическая дискуссия, развернувшаяся на сессии ВАСХНИЛ в августе 1948 г., на которой подверглись обсуждению основные вопросы биологической науки, вызвала острейший интерес Холдейна. Осенью 1949 г. в "Modern Quarterly" - философском журнале английской компартии - появилась статья Холдейна, где он отстаивал достижения современной науки о наследственности. Холдейн писал:

"... Если бы генетики придерживались приписываемых им взглядов, то их, несомненно, следовало подвергнуть суровой критике...

Я согласен с тем, что теория Менделя страдает некоторой механистичностью. Мне кажется, что организм наследует, может быть, не набор признаков, а способность реагировать на воздействие внешней среды каким-то специфическим образом, в результате чего определенные признаки развиваются в определенных условиях внешней среды. Поэтому неправильно говорить о передаче признака, будь он благоприобретенным или нет...

Современная генетика считает, что процесс наследования зависит от наличия материального субстрата - генов, сосредоточенных в ядре клетки, а также от других внеядерных компонентов. Они воспроизводят себе подобные тела таким образом, что клетка, содержащая гены определенного типа, после деления образует две, содержащие идентичные наборы генов...

Появление гена, не похожего на материнский, называется мутацией. Частота мутаций и направления изменений генов зависят от среды. Частоту мутации можно увеличить изменением температуры, Х-лучами, гибридизацией и т.д. Внеядерные образования, участвующие в процессе наследования (некоторые из них могут передаваться путем прививок), видимо, еще легче подвергаются воздействию изменившихся условий внешней среды.

Таким образом, изменения, происходящие в организме, не могут не влиять на гены, а последние в свою очередь, несомненно, влияют на организм в целом. Ни гены, ни организм не обладают самостоятельностью, хотя они относительно независимы друг от друга. Гены, подобно всем сложным образованиям, являют пример единства противоположностей. Если бы гены реагировали на любое воздействие изменяющихся условий внешней среды, наследственность стала бы невозможной. Если бы гены всегда воспроизводили себе подобные структуры, стали бы невозможными эволюция и даже выведение новых пород домашних животных и сортов культурных растений. 99 из 100 генетиков разделяют это мнение.

В течение первых двух десятилетий нашего столетия ряд генетиков придерживался мнения о немутабильности генов. В настоящее время я не знаю ни одного сторонника немутабильности генов. .

Я отвергаю обвинение в том, что современная генетика не стремится к установлению причинной связи в явлениях наследственности. Ясно, что те, кто выдвигает подобные обвинения, не принимают во внимание достижений физиологической генетики, целиком посвященных изучению функции генов, а не их статистическому распределению. Вейсман считал возможным лишь спонтанную изменчивость, однако ныне наука допускает, что изменчивость возникает и регулируется под воздействием определенных изменений клеточной среды...

Я дарвинист и вместе с тем менделист-морганист... Морган и его сотрудники во многом преуспели, показав, что наследственность имеет материальную, а не метафизическую основу. К сожалению, его открытие разделило судьбу многих других новейших достижений науки, подтверждающих материализм. Оно было истолковано с позиций механицизма. Оно часто преподносится в виде комбинированного механо-идеалистического учения. Необходимо вести борьбу с этими искажениями. Однако нет никаких оснований отрекаться от здорового, подлинно материалистического и конструктивного элемента, содержащегося в учении Моргана.

Гипотеза о том, что гены или хромосомы являются единственными структурами, ответственными за наследственность, не соответствует действительному положению вещей в науке. Начиная с 1902 г., благодаря работам К. Корренса, принято считать, что внеядерные структуры играют важную роль в наследственности растительных организмов, а в течение последних 15 лет работами Тейссье па дрозофилле и Литтла на мышах показано, что это справедливо и в отношении животных организмов.

Следует подчеркнуть, что определение "сторонник менделизма" не однозначно признанию того, что всякая наследственность носит исключительно менделевский характер, т.е. имеет исключительно хромосомную природу, подобно тому как признание теории полярных связей в химии не означает отрицания всяких неполярных связей. Лично я еще в 1924 г. писал о существовании неменделевской наследственности. В том же году У. Бэтсон, апостол менделизма в Англии, писал:

«Мы мало что знаем о деятельности иных частей клетки, кроме хромосом. Мы полагаем, что наличие или отсутствие хлоропластов у растений относится к явлениям внеядерной передачи наследственных признаков. Возможно, истинно специфические признаки сосредоточены в цитоплазме, но пока что это всего лишь чисто умозрительные соображения».

В настоящее время мы уже знаем гораздо больше.

Говорят, что генетика наших дней с таким трудом справляется с попыткой втиснуть новейшие данные науки в рамки современных теоретических построений, что она может надорваться, и лучше уж нам, генетикам, сознаться в этом. Мне кажется, кому-кому, а марксисту нечего этого опасаться.

Гены отличаются значительной стабильностью при своем воспроизведении, иначе эволюция была бы невозможна. В определенных условиях они ведут себя как стабильные единицы, а в других - наоборот. Нелегко заставить зародышевые клетки изменяться таким образом, чтобы последующие генерации генетически отличались от исходных форм...

Каждая наука первоначально основывается на легко воспроизводимых фактах, и добытые ею результаты возводятся в ранг «законов природы». Мы не перестаем верить в реальность существования атомов на том основании, что атом можно расщепить. Нет также никакой нужды отрицать существование генов только потому, что они изменяемы. Напротив, если они были бы неизменяемы, я, как марксист, не мог бы поверить в реальное существование генов...

Я придерживаюсь мнения, что изменения в физических особенностях наследственного материала в значительной степени обязаны внутренним процессам и столкновениям на клеточном уровне...

Необходимо учесть, что в наших основных представлениях еще немало необоснованных идеалистических и механистических построений. Надо принять во внимание явления внеядерной наследственности и возможности, предоставляемые прививкой. Однако нужно учесть, что результаты экспериментальных исследований не могут быть признаны действительными, пока они не опубликованы в такой форме, что могут быть воспроизведены другими исследователями.

Есть все основания усомниться, что какую-либо часть клетки можно рассматривать в качестве единственной материальной основы наследственности. Гены, несомненно, играют активную роль в обычной жизни клетки...

Мы, генетики, не безгрешны, и нам присуще ошибаться, но по многим вопросам мы никак не разделяем взглядов, которые нам приписывают" *.

* "Modern Quaterly", 1949, v. 4.

В это время Холдейн совершает ошибочный шаг - он выходит из компартии Великобритании. Но до конца своих дней, как писал о нем Д.Р. Кемпбелл, один из старейших политических обозревателей "Дейли Уоркер", Холдейн "был сторонником строительства социализма в Советском Союзе, приверженцем его борьбы за укрепление дела мира и истинным другом советского народа" *. И до конца своих дней Холдейн постоянно интересовался развитием советской науки и широко пропагандировал ее достижения.

* Scientist-antifascist. - "Daily Worker", Dec. 2, 1964.

Индия

"...Уже в 1918 г. я решил когда-нибудь вернуться в Индию, с тем чтобы жить как равный среди равных в этой замечательной стране", - писал Холдейн.

Для английских обывателей и людей посторонних решение Холдейна покинуть родину было воспринято как "очередной номер" старого чудака. Но для него самого и его жены Элен Сперуэй отъезд в Индию был логически подготовленным шагом.

Несколько причин побудило Холдейна осуществить столь серьезное намерение, коренным образом изменившее всю его дальнейшую жизнь. С одной стороны, им руководили политические мотивы: участие Англии в агрессии против молодой Египетской республики и возмущавшая Холдейна "оккупация" Британских островов вооруженными силами США. Резко отрицательная позиция Холдейна к внешней политике тогдашнего правительства его страны ярко проявилась в таком нашумевшем случае.

Осенью 1956 г. Холдейну была присуждена Антропологическим институтом Лондонского королевского общества мемориальная медаль Томаса Гексли. К тому времени в научной литературе имя и заслуги Холдейна как блестящего ученого и популяризатора науки неоднократно сопоставлялись с именем и заслугами Гексли - мужественного сподвижника Дарвина в борьбе за торжество эволюционной теории. Холдейну был очень дорог образ Гексли, которому еще в 1927 г. он посвятил великолепный очерк (он много знал о нем от отца, с которым Гексли был в близких отношениях).

В приглашении на торжественное заседание, полученном Холдейном, указывалось, что за лекцией, с которой он выступит, и церемонией вручения медали последует обед в зале пэров палаты лордов. Приглашение было подписано президентом Антропологического института лордом Рагланом, который должен был председательствовать на церемонии. Однако приглашение пришло в самый неподходящий момент: дело в том, что накануне палата лордов проголосовала за вооруженное вмешательство в борьбу Египта за независимость.

Зная принципиальность и давние антиимпериалистические, антивоенные настроения Холдейна, легко было предвидеть его поведение в сложившейся ситуации. В своем резком письме президенту института он писал:

"Исходя из того, что палата лордов проголосовала за ввод английских войск в зону Суэцкого канала, я не только не мыслю прочитать лекцию, но даже не решаюсь показаться в столь омерзительном собрании. Я глубоко убежден, что, намереваясь провести торжественный обед в стенах помещения, где принимаются столь позорные решения, Антропологический институт ставит своих ученых в крайне затруднительное положение перед своими коллегами за рубежом. Если бы руководство института отказалось от

проведения обеда в этом зале, английские антропологи почувствовали бы некоторое облегчение. Как бы то ни было, я вынужден отклонить ваше приглашение".

В ответ лорд Раглан просил Холдейна взять свои слова обратно или хотя бы заменить слово "омерзительное" на "жалкое", иначе он, лорд Раглан, не сможет председательствовать на церемонии. Холдейн отказался, лекция была отменена, церемония вручения медали и торжественный обед не состоялись. Некоторое время спустя Холдейн получил мемориальную медаль через Лондонское королевское общество.

Помимо политических соображений, на решение Холдейна оставить Англию оказала влияние и неудовлетворенность своим служебным положением. Ему крайне надоели постоянные столкновения с администрацией Лондонского университетского колледжа по финансовым вопросам: "выбивание" ставок для научного персонала, денег на проведение экспериментальных работ и аппаратуру. В этой ситуации он неоднократно перечислял гонорары от публикаций и лекций в фонд колледжа на оборудование своей лаборатории и для поддержки отдельных нуждающихся исследователей, которые, по его мнению, могли многое сделать в науке. Например, в 1956 г. весь гонорар за лекцию "Теория эволюции до и после Бэтсона" был перечислен в пользу молодого специалиста - генетика из Индии, а за полемическую книгу "Можно ли считать эволюцию мифом?" - в помощь коллеге по лаборатории.

Его все больше раздражало ханжество и лицемерие тех академических кругов, в которых, желал он того или нет, ему приходилось вращаться. В этом отношении характерен эпизод, связанный с отмечавшимся в 1957 г. 100-летием со дня рождения Карла Пирсона. В заключительной части лекции, посвященной своему учителю, Холдейн сказал: "В наших торжествах я усматриваю элемент ханжества. Думается, что не речами, пышным празднеством и юбилейными обедами следовало бы отмечать эту дату, а возможностью знакомиться с трудами этого великого ученого. Нужно, чтобы в библиотеке нашего колледжа был свободный доступ всех желающих к полному собранию его трудов". Он наотрез отказался от участия в обеде.

Холдейн на заседании Индийского совета развития науки и промышленности.
Первый справа - Неру (Нью-Дели, I960)

Холдейн все серьезнее задумывался над тем, как изменить ход своей жизни. И хотя до пенсионной выслуги оставалось еще два года, он решил покинуть Англию. В эту пору ему уже шел шестьдесят пятый год, но сколько в нем было еще нерастраченных сил! Им овладела идея эмиграции в страну, где его способности ученого, организаторский талант, неистребимая жажда обобщать и популяризировать современные достижения науки были бы оценены по достоинству. Такой страной, казалось ему, могла стать Индия, интерес к которой в нем никогда не угасал. К тому же он разделял социально-политические взгляды и поддерживал активную деятельность Джавахарлала Неру - своего давнего друга.

С начала 50-х годов заметно расширялись и укреплялись дружественные связи Холдейна с индийскими учеными - генетиками и биологами, специализирующимися в других направлениях. Летом 1952 г. Холдейн побывал в Индии в качестве участника XXXIX Всеиндийского научного конгресса, на котором выступал с докладом "Связь биологии с другими науками". В июле - сентябре 1954 г. он проводил в Индии семинары по вопросам генетики популяций и применения количественного метода в изучении поведения животных, а по приглашению Комитета мира штата Западная Бенгалия прочел в Калькутте публичную лекцию "День Хиросимы". Краткое пребывание его в Индии рапней осенью 1956 г. было связано с научными исследованиями, которые проводились отделом биометрии Индийского статистического института.

Эти поездки научного характера преследовали еще и некоторые "разведывательные" цели, связанные с подготовкой к предстоящему переезду и обоснованию в Индии.

24 июля 1957 г. Холдейн с женой вылетели в Калькутту. Объясняя причины, побудившие его эмигрировать, Холдейн в Лондонском аэропорту заявил представителям прессы:

"Я уже в течение долгого времени обдумывал вопрос об эмиграции в Индию. Мое окончательное решение было в значительной степени форсировано агрессивными действиями английских войск в районе Суэцкого канала. Я хочу жить в свободной стране, не оккупированной иностранными армиями, а Англия в настоящее время перенаселена американскими войсками. Еще задолго до кризиса меня пригласили в Индию для постоянной работы в Индийском статистическом институте. Я верю, что в этой стране мне будут предоставлены наилучшие возможности для научных исследований. В Индии много образованных, интеллигентных людей. К сожалению, у них не всегда есть возможность быть в курсе последних научных достижений. Я надеюсь помочь им в этом".

Индийская печать уделила значительное место приезду Холдейна. Так, калькуттская газета "Хиндустан Стандарт" 26 июля опубликовала редакционную статью, в которой говорилось: "Индия сердечно приветствует профессора Холдейна и его жену, которые покинули Лондон для того, чтобы провести в Индии остаток своей жизни. Его заявление о том, что он "хочет жить и работать в свободной стране", совершенно ясно и отдает дань уважения той внешней политике, которую проводит Индия..."

Сама страна, ее природа, та доброжелательность, простота и сердечность, которые он ощущал при контактах с трудовым народом - все это еще сильнее, чем прежде, пленило его. Ему представлялось, что именно в Индии человек может полностью развернуться, выявить все свое духовное богатство. Именно поэтому, выступая 1 сентября 1958 г. на публичном митинге в Калькутте, организованном Советом мира штата Северная Бенгалия по поводу кончины Фредерика Жолио-Кюри, Холдейн, в частности, выразил пожелание, чтобы Индия предоставила право на жительство дочери Жолио-Кюри, которая, по его мнению, была лишена возможности вести серьезпые научные исследования во Франции. Он высказал готовность выделить из своих средств 1000 рупий на обеспечение ее переезда в Индию в случае, если ей будет предоставлена подходящая работа.

Для Холдейна в Индии наступил новый весьма плодотворный период. В соответствии с предварительной договоренностью, уже осенью 1957 г. он приступил к научно-исследовательской работе в Индийском статистическом институте, где вскоре получил должность профессора.

Со всех сторон Холдейна осаждали различные научные общества, высшие учебные заведения с просьбами вести курсы по тем или иным разделам биологической науки, но он вежливо отклонял эти предложения, ссылаясь на то, что решил всецело посвятить себя исследовательской работе. Уже в конце 1958 г. он был введен в состав Всеиндийского совета по научным и промышленным исследованиям - организации, эквивалентной нашей Академии наук. Вскоре руководимая им в Калькутте лаборатория начала частично финансироваться этим советом. Однако не прошло и года, как выяснилось, что творческие планы Холдейна не всегда находят понимание и поддержку у руководства института. Разногласия с директором Индийского статистического института привели к тому, что Холдейн подал в отставку, мотивируя свой шаг тем, что его знания, опыт и энтузиазм не получают должной оценки и не используются в полной мере.

Человек огромного темперамента, Холдейп яростно отдавался любому начатому делу, не считаясь с собой, со своим временем, и резко отрицательно относился к людям, мешавшим или тормозившим осуществление этого дела. Как правило, он шел напролом к поставленной цели, не умея приспосабливаться к обстановке. Его боялись за острый язык, хотя в то же время преклонялись перед его огромным талантом ученого, необычайной эрудицией, личным беспримерным мужеством, перед его мировым признанием и славой. Так было в Англии, то же произошло теперь и в Индии.

Через очень короткий срок, в 1961 г., правительство провинции Орисса (восточное побережье Индии) предоставило Холдейну место руководителя лаборатории генетики и биометрии в г. Бхубанесваре.

Биометрия издавна была любимой научной дисциплиной Холдейна. Еще в 1937 г. он возглавил кафедру генетики и биометрии в стенах Лондонского университетского колледжа и занялся исследованием явлений наследственности у различных популяций: мух, жуков, мышей, крыс и человека. О своем интересе к биометрии Холдейн высказывался неоднократно, особенно примечательна в этом отношении его статья "Я - биометрист", написанная еще в 1946 г. В течение многих лет Холдейн разрабатывал специальные методы в области прикладной математики, считая, что биометрические исследования исключительно важны для изучения изменчивости признаков, отличающихся постепенными и почти незаметными переходами. Эти методы основаны на закономерностях чисто математического порядка; они не в состоянии вскрыть самой сущности наследственности без глубокого знания биологической природы явлений, но зато позволяют максимально нейтрализовать элемент субъективности в оценке эмпирических данных при их интерпретации, а также установить скрытую от исследователя внутреннюю коррелятивную связь и объективные закономерности.

Элен Сперуэй и Джон Холдейн (Индия, 1962)

Холдейн постоянно ратовал за метод систематических наблюдений в природе и считал его основным в изучении живой материи; особое значение при этом он придавал пониманию физиологической и функциональной роли морфологических признаков. Ему уже давно казался весьма привлекательным образ жизни в уединенном особняке Даун его великого соотечественника - Дарвина; так понятно было свойственное тому тяготению к наблюдениям над малыми формами жизни в естественных для них условиях. Холдейн сам мог долгими часами простаивать в поле, наблюдая за поведением бабочек, опылявших растения, или из укромного уголка следить за тем, как осы строят гнездо.

"В 1962 г., - писал Холдейн, - моя жена, доктор Сперуэй, мой коллега К. Дронамраджу и я наблюдали затем, как осы строят свое гнездо из кусочков грязи. Мы наблюдали за ними по 12 часов в течение 15 дней и регистрировали прилеты и отлеты с точностью до секунды. В результате мы получили весьма обстоятельное представление о передвижении этого насекомого во времени. Было зарегистрировано 955 прилетов и при этом замечено, что оса выполняла девять различных задач. Наша работа потребовала искусной наблюдательности, она способствовала развитию нового мышления. Думается, что на этом пути мы достигнем многого и сможем даже бросить вызов науке экономически бблее развитых стран" *.

* J.В.S. Haldane. Science and life. Essays of a rationalist. London, Pemberton Publishers Co., 1968, p. 174.

Холдейн все больше склонялся к мысли, что для обеспечения высокого уровня научных исследований необязательно применять новейшее дорогостоящее импортное оборудование. Он выражал недовольство тем, что в XX в. научная аппаратура оттеснила традиционный подход к изучению животных и растительных организмов, и считал, что можно вполне довольствоваться простыми арифметическими расчетами. Холдейн часто повторял: "Если у тебя есть мысли - действуй, если их нет - прибегай к прибору".

Призывая к гуманности по отношению к животным, говоря о долге человека перед ними, Холдейн утверждает мысль о биологическом единстве всего живого па Земле. "Как убежденный дарвинист, - пишет он, - я основываюсь на вере, что у меня кровное родство с животными; эти отношения родства, конечно, более отдаленные, чем родство с другими людьми, но того же биологического порядка" *.

* J.В.S. Haldane. An Indian perspective of Darwin. - Centenn. Rev. Arts Sci. Mich. St. University, 1959, v. 3, 357.

В работах 1957-1964 гг. снова ярко обнаруживаются разносторонние способности Холдейна-естествоиспытателя. В новых условиях он частично меняет направленность своей научной деятельности, связав ее с интересами развития индийской национальной науки, с подъемом сельского хозяйства страны. В письме к сестре от 29 июля 1959 г. он, например, писал:

"Сейчас я занят весьма сложными математическими изысканиями в двух направлениях. Если предположения мои подтвердятся, можно будет в некоторой степени повлиять на урожай пшеницы, особенно риса. Мне представляется, что увеличение в Индии урожая риса (возможно, вдвое), не прибегая к удобрениям, машинам, генетике, энтомологии и т.д., может вызвать сенсацию в области прикладной биологии, какой еще не было со времен Пастера".

Огромный диапазон познаний позволял Холдейну участвовать в разработке проблем в самых, казалось бы, не связанных друг с другом областях естествознания. В этом легко убедиться даже из беглого перечня некоторых работ индийского периода: "Математика и выращивание джута" (1958), "Возможности применения статистики в биологии" (1958), "Связь генетики с медициной" (1959), "Мысли об изучении физиологии человека в условиях Индии" (1960), "Проблемы физиологии человека в условиях высоких давлений" (I960), "Зачем надо было отправлять женщину в космос" (1963), "Биологические исследования в развивающихся странах" (1963), "Возможные пути эволюции лактации" (1964) и т.д. Таким образом, в Индии Холдейн продолжает свои исследования по общим вопросам эволюции, генетики человека и популяций животных, пишет статьи в защиту дарвинизма, рецензии на текущую биологическую литературу. И вместе с тем разрабатывает вопросы экологии растений и животных применительно к Индии; по заданиям отдельных ведомств ведет работы прикладного характера, связанные с особенностями культивирования чая, риса, каучукового дерева. Математические работы Холдейна этого периода также представляют собой вполне самостоятельный интерес.

Своим проницательным аналитическим умом Холдейн умел подмечать закономерности, ускользнувшие от внимания иных его предшественников, всю жизнь посвятивших изучению какой-либо узкой проблемы. Он совместил в себе поистине несовместимое в условиях чрезвычайно дробного разветвления биологических и смежных с ними наук, столь характерного для второй половины XX в.: умение свободно и творчески работать в самых разнообразных направлениях, будучи широко осведомленным во всех новейших открытиях, теориях и гипотезах. Недаром Холдейн причислен к выдающимся ученым современности, ученым-синтетикам, учепым-энциклопедистам.

С большим энтузиазмом создает Холдейн генетическую школу из индийских национальных кадров. Личным примером увлекает он студенческую молодежь, прививая своим ученикам вкус к работе в нолевых условиях, к наблюдениям. По словам доктора Кришны Дронамраджу, в ученики к себе Холдейн стремился брать наиболее одаренных молодых людей, уже получивших подготовку по специальности. Его требовапия к начинающему исследователю сводились к следующему: молодость, основательные знания предмета (генетики), склонность к техническому творчеству, изобретательность, большая работоспособность, навык работы с научной литературой, отсутствие догматического мышления и предвзятых концепций в оценке наблюдаемых явлений, умение подмечать события или процессы, ускользающие от внимания человека средних способностей. Последнему качеству Холдейн придавал особое значение. Он всегда стоял на стороне молодых ученых и болезненно переживал несправедливое отношение к ним. Негодовал, когда совместную работу с молодыми коллегами всецело приписывали ему. В 1964 г. Холдейн получил приглашение Национальной академии наук США прибыть для получения присужденной ему премии за работы по генетике, выполненные в Индии. В ответе на приглашение он поставил обязательным условием, чтобы премия была поделена между ним и четырьмя учеными-индийцами, сотрудниками его лаборатории; в противном случае он от премии отказывался.

С огромным интересом и уважением относился Холдейн к индийской культуре, к ее древней истории. Выступая перед национальной индийской аудиторией, он всегда стремился подчеркнуть богатое духовное прошлое страны. В лекциях, научно-популярных статьях и сообщениях, которые он делал на заседании Общества естествоиспытателей, Холдейн ссылается на индийских авторов и индийские источники; вводит индийскую терминологию в работы по экспериментальной психологии, биологии, антропологии, истории религии. Например, в работе 1960 г. "Эволюция сознания" говорится: "Одним из идеалов человека является «атараксия», или «мокша», что на языке хинди означает безразличие к раздражителям внешней среды".

Постепенно древняя история Индии, ее религиозные и философские системы все сильнее увлекают Холдейна. Он приступает к изучению корана, философии и теологии индуизма, учения Будды, которого сравнивает с Христом (в этом отношении показательна его работа "Дохристианские религии в Европе" *); с юношеской энергией упорно овладевает санскритом, собирает материалы, связанные с древними сказаниями, легендами, мифами, глубоко изучает древнюю индийскую литературу.

* J.В.S. Haldane. The pre-Christian religions of Europe. - "Bull. Ramacrishna Mission Inst. Culture", 1958, v. 9, p. 129.

Его феноменальная память удерживала весь колоссальный запас знаний в области классических языков, литературы и истории древнего мира, который он приобрел в студенческие годы. Теперь, сохранив свою необычайную способность к языкам, он вслед за санскритом изучает хинди и па нем может декламировать индийские сказания. Он мгновенно запоминал имена мифических героев, легко узнавал их скульптурные изображения. С живостью обсуждал подвиги индусских богов и, сопоставляя приключения Геркулеса и Кришны, любил отыскивать черты сходства между греческой и индусской мифологией.

В своих статьях Холдейн также пытался установить своеобразный параллелизм в развитии культур Востока и Запада. Он усматривал, папример, много общего между старой системой образования в Оксфорде и Кембридже, с одной стороны, и тем, что существует в старых брахманских деревнях провинции Орисса. Идея духовного сближения народов во имя мира, добра и братского взаимопонимания глубоко волновала Холдейна. По свидетельству видного индийского ученого Н.К. Паниккара, "его главным тезисом было уважение к исторически сложившимся нравам и обычаям народов в разных частях света, какими бы они ни были, - в противоположность традиционной английской привычке отвергать все неанглийское" *.

* "Science reporter" (New Dehli), Haldane Number, 1965, v. 2, p. 477.

Отдавая должное рационалистическим и диалектическим элементам в таких древнеиндийских религиозно-философских системах, как буддизм, Холдейн выступал против догматического возведения их в число определяющих компонентов культурного наследия. Его интересовала проблема внешних воздействий на развитие национальной культуры. Он был убежден, что расширение взаимных контактов способствует духовному обогащению народа, более глубокому восприятию мира. Он увлеченно пишет о перспективности припципа взаимопроникновения и синтеза культур как факторе образования единой человеческой культуры. Эти взгляды Холдейна были очень близки взглядам его друга Джавахарлала Неру (1889-1964), проводившего политику консолидации антиимпериалистических сил и укрепления прогрессивных, демократических тенденций в идеологии национально-демократического движения. Однако в рассуждениях Холдейна индийского периода о непротивлении злу насилием, об умеренности желаний, о всеобщем добре на благо всех проскальзывают мотивы и настроения, обычно объединяемые под названием "толстовства". "Мужчинам или женщинам, - писал, например, он, - достигшим достаточной умственной зрелости, следовало бы отказаться от украшений, нарядной одежды и изысканной пищи, поскольку все это связано с пустой тратой времени, усилий и средств".

Новое во взглядах Холдейна сказывается на его образе жизни, одежде, еде, соблюдении культовых обрядов. Обосновавшись в Индии, Холдейн стал вегетарианцем, с удовольствием сменил европейский костюм на традиционный индийский - панталоны из легкой белой ткани (дхоти) и свободную куртку. Этот костюм был ему очень к лицу и, по всеобщему мнению, придавал величественпый вид; носил он его с большим достоинством и гордостью круглый год. Даже на международных паучпых форумах, проходивших в Англии, Голландии, Италии, Греции, США, он неизменно появлялся в индийском национальном костюме и сандалиях на босу ногу.

Осенью 1963 г. он выступал в Гааге на XI Международном конгрессе генетиков. Стояла ветреная дождливая погода. В ожидании рейсового автобуса после одного из заседаний кто-то из делегатов спросил: "Профессор, вам не холодно в такой легкой одежде?". "Нет, прекрасно!" - последовал ответ.

Из далекой Индии Холдейн пристально следил за успехами мировой науки. В апреле 1961 г. 69-летнему ученому довелось стать свидетелем величайшего события в истории человечества - полета человека в космос. Еще в преддверии космической эры Холдейн с позиций физиолога, физика и математика внимательно наблюдал за подготовительными работами, связанными с обеспечением безопасности космонавтов. В специальных и научно-популярных статьях он высказал свой взгляд на эту важную сторону предстоящих полетов.

В лекции "Биологические аспекты космических полетов" *, прочитанной в июле 1951 г. на заседании Британского общества межпланетных путешествий, Холдейн подробно рассмотрел вопросы, касающиеся особенностей жизни космонавтов в корабле, условий сохранения работоспособности при высадке на другие планеты, а также вопрос о возможных формах жизни, с которыми мог бы встретиться человек на иных планетах.

* J.В.S. Haldane. Biological problems of space flight. - "Brit. Interplanetary Society", 1951, 10 July, p. 154.

В статье "Очистка воздуха кабины во время космического полета" * Холдейн полемизирует с английскими учеными Боуманом и Николля, которые утверждали, что максимальная концентрация углекислоты, характеризующая предельную физиологическую переносимость человека, составляет 0,3%. Собственные эксперименты Холдейна в подводной лодке показали, что предельными концентрациями СО₂, вызывающими учащенное дыхание, являются 2,3 и 5%. В последнем случае глубокое дыхание осуществляется уже с трудом и сопровождается весьма неприятными ощущениями. Но "я даже спал, правда, с перерывами, когда концентрация СО₂ доходила до 5%", - пишет Холдейн. Газовые среды в подводной лодке и в космическом корабле, отмечает Холдейн, одинаковы в качественном отношении; отличия заключаются лишь в размерах обитаемой среды, которая в космических кораблях меньше, а также в существовании таких дополнительных факторов пребывания в космосе, как невесомость и ускорение.

* "Brit. Interplanetary Society", 1955, v. 14, p. 87.

Основная проблема в создании нормальных условий жизнедеятельности при длительном пребывании человека в замкнутой экологической системе - обеспечение кислородом и удаление углекислоты. Холдейн считал целесообразным, чтобы будущие космонавты на Земле, в условиях барокамеры, изучили физиологическое состояние при недостатке кислорода и избытке углекислоты.

Холдейн радостно приветствовал запуск первых советских спутников и посвятил несколько статей выдающимся достижениям советской космонавтики: "Собака на борту спутника", "Успехи наук в изучении поведения человека в космосе и под водой", "Что бы я хотел знать о Юрии Гагарине?", "Доставка на Луну советского вымпела" и др. В статье "Что бы я хотел знать о Юрии Гагарине?" Холдейн высказывает соображения о том, какие требования должны предъявляться к космонавту, и рассматривает организм и психику Гагарина как идеальную модель для успешного орбитального полета:

"Гагарин принадлежит к тому ряду героев, которые перед лицом опасностей и физических испытаний сохраняют полное хладнокровие... Характерной особенностью личности Гагарина является гармоничное сочетание отваги и спокойствия. .. Он отличный, всесторонне развитый спортсмен, человек высокого интеллекта... Его психика слаженно участвует в реализации практических задач..."  *.

* Science and Indian Culture. Calcutta-New Dehli. Age Publishers, 1965, p. 128.

Интересно еще одно положение этой статьи:

"...Если бы мне пришлось участвовать в отборе космонавтов для полета, я рекомендовал бы отобрать женщину. Мужество типа Гагарина довольно часто наблюдается у женщин...".

В заключение Холдейн пишет:

"Не случайно сочетание умственных способностей, технической сноровки и необходимого мужества впервые было продемонстрировано и осуществлено именно в Советском Союзе".

В связи с полетом американского космонавта майора Г. Купера 15-16 мая 1963 г. Холдейн написал статью "О вреде избыточного количества кислорода" *, где рассмотрел эффект токсического действия кислорода, выразившийся в стойком покраснении глаз и хрипоте в голосе космонавта.

*  "Daily Worker", July 6, 1963.

На полет Валентины Терешковой Холдейн откликнулся статьей "Зачем надо было отправлять женщину в космос?" *. "В результате полета, - пишет он, - было продемонстрировано превосходство советского общественного строя, при котором женщине предоставлена большая степень равенства с мужчиной, чем в какой-либо иной стране".

* "Daily Worker", June 26, 1963.

В 1963 г., после космического полета Титова, Холдейн суммирует свои мысли об условиях существования и работы человека в космосе:

"Нужно задуматься над тем, как преодолеть силу всемирного тяготения, каким образом можно создать и поддержать температуру, атмосферное давление и необходимый состав воздуха для космических путешествий и как обезопасить человека от воздействий радиации, включая высокую скорость материальных частиц. Способности человеческого организма к температурным адаптациям несколько ограничены, и такое изобретение, как одежда, мало что меняет.

Опасность радиации и воздействие на человека частиц высокой скорости являются наименее изученными вопросами... Крайне желательно, чтобы организм космонавтов обладал сопротивляемостью к радиации. Трудно сказать, можно ли выработать такую сопротивляемость у высших организмов, хотя наследственная сопротивляемость к радиации изредка обнаруживается у некоторых бактерий. Возможно, что выходцы из районов Анд или Тибета могут существовать в условиях внешнего давления 1/5 атмосферы. Если это давление примерно соответствует условиям на Марсе, как предполагают некоторые астрофизики, то будущих колонистов Марса следует готовить из потомков жителей этих районов..."  *.

* J.В.S. Haldane. Biological possibilities for the human species in the next ten thousand years. - In: "Man and his future" (Ed. G.E.W. Wolstenholme). London, 1963, p. 355.

Как видно, полет к другим планетам Солнечной системы ученый считал вполне реальной задачей космонавтики.

В 1963 г. Холдейн получил приглашение принять участие в Международном симпозиуме по проблеме происхождения предбиологических систем, который должен был состояться во Флориде. После симпозиума, по договоренности, он должен был выступить с лекциями в ряде американских университетов. Однако из-за его марксистских убеждений и антиамериканских настроений, о которых он нередко высказывался публично, Холдейну долго не давали визы на въезд в США как "опасному для национальной обороны элементу". Переписка с госдепартаментом США длилась около полутора месяцев.

Эта постыдная история была широко отражена в американской прессе. Прогрессивная печать и отдельные ученые высказали свой протест по поводу такой формы дискриминации. Профессор Джеймс Ф. Кроу, американский коллега Холдейна, 30 сентября писал ему в Индию: "Приглашая Вас прибыть к нам в штат Висконсин с чтением лекций, мы хотели бы подчеркнуть (1) наше глубокое уважение к Вашим научным заслугам и (2) продемонстрировать, что не во всех штатах нашей страны действуют такие законы, как в штате Северная Каролина, которые лишили Вас права на въезд".

Все же Холдейну удалось вовремя прибыть на симпозиум где он выступил с важным сообщением на тему: "Информация, необходимая для воспроизведения первичного организма". Незадолго до окончания симпозиума, 16 октября, Холдейн писал Дж. Кроу: "... Из Талахасси я намерен вылететь в г. Медисон 31-го. Я уже прочитал несколько лекций в Колумбийском университете об исследованиях моих молодых индийских генетиков и здесь же, в Нью-Йорке, в Рокфеллеровском институте, выступил с сообщением об эволюции генов (в несколько спекулятивном аспекте). Меня слушали с интересом. В другой аудитории, тоже в Колумбийском университете, увлек ученых докладом о математической статистике в приложении к генетике...".

Именно в эти дни Холдейн был вынужден срочно обратиться к врачу-онкологу в маленьком городке Талахасси, расположенном неподалеку от места, где происходили заседания. Диагноз - рак прямой кишки - вскоре подтвердился. Известие о страшной болезни Холдейн встретил со свойственным его натуре мужеством и бесстрашием. Оперировался он в Лондоне в феврале 1964 г., в госпитале Лондопского университетского колледжа. Здесь он преподавал в общей сложности двадцать лет; здесь было много друзей, много встреч с однокашниками по Оксфорду и Кембриджу. Все это несколько скрашивало тяжесть его положения. Всю жизнь экспериментировавший над собой, Холдейн внимательно наблюдал за развитием болезни. В марте он покинул клинику и вернулся в Индию.

Свое отношение к болезни он выразил в шутливой поэме "Не так уж страшен этот рак", по стилю в чем-то созвучной стихам его великого земляка Роберта Бернса. Здесь - и саркастический приговор самому себе, и оптимизм мужественного человека, сознающего, что с его смертью жизнь не кончается:
 

Поспорь с Гомером, голос мой, О раке спой кишки прямой, Сразившем более героев, Чем пало при осаде Трои... Наука наших дней, однако, Пресечь способна козни рака. Картина шансов не пуста: Их девяносто пять из ста!

Дальше в таком же "легком" стиле идет подробное описание симптомов болезни и хода операции, и мудрая жизнеутверждающая концовка:
 

...Скажу вам напоследок так: Не так уж страшен этот рак! Хвала тебе, о Бевен Най *, Здесь не лечебница, а рай! Конечно, если только тумор Не задушил природный юмор. От рака мрут, но и от пуль, От автогонок и пилюль. А боль - и от гнилых зубов, И неоплаченных долгов... Больной с известной долей смеха, Во всем комичное ища, Вполне способствует успеху, Успеху своего врача.

Тяжело больной, перенося страдания, о которых можно только догадываться, Холдейн не переставал работать. Он верил, что проживет еще, по крайней мере, пару лет, но врачи знали, что ему оставалось лишь полгода...

* Тогдашний министр здравоохранения Англии.

В последние месяцы жизни Холдейн любил проводить время в саду. Большое наслаждение получал он, наблюдая за жизнью птиц. Порой ему уже становилось трудно передвигаться. Сидя в раскладном кресле, он просматривал работы своих учеников, давая им советы, знакомился с очередным номером "Journal of Genetics", который был ему так дорог. С этим журналом были связаны самые плодотворные годы работы Холдейна-генетика. Основан журнал был Р. Пеннетом в 1911 г., том самом, когда Т.Г. Морган и его школа экспериментально обосновали хромосомную теорию наследственности. Начиная с 1932 г. Холдейн стал вторым, а с 1945 г. - главным редактором журнала.

С переездом Холдейна в Индию перекочевал туда и журнал. В нем регулярно публиковались результаты очередных исследований, проведенных Холдейном совместно с индийскими учеными-генетиками, рецензии на новые книги (в основном за подписью Холдейна), написанные весьма лаконично, со ссылками на множество источников. Они свидетельствуют о научной прозорливости их автора, его глубочайших знаниях, о его высокой требовательности к экспериментальной работе, тщательности и строгости. Объективность в оценке новых публикаций нередко сопровождалась саркастическими и ироническими замечаниями, в особенности когда дело касалось привнесения в генетическую науку завуалированного идеализма, антидарвинистских тенденций либо реакционных расистских "вывертов". От зоркого глаза Холдейна ничто не ускользало. Работа главного редактора требовала много сил и времени. Превозмогая боль, Холдейн делал все, чтобы журнал выходил в срок.

К этим последним месяцам жизни относится статья Холдейна "О возможности социальных приложений антропогенетики" *, написанная по просьбе издательства "Прогресс" для сборника "Наука о науке", выход которого был приурочен к 25-летию книги Дж. Бернала "Социальная функция науки". В этой статье Холдейн связывает будущее биологического развития человека с социальным устройством общества и его дальнейшим совершенствованием.

* Наука о науке. Сб. статей. М., "Прогресс", 1966, с. 179.

До конца дней своих Холдейн - человек науки - оставался ее великим тружеником.

Скончался Холдейн 1 декабря 1964 г. в Бхубанесваре.

Еще в 1927 г. в статье "Когда я умру" и в заметке "Мое бренное тело", относящейся к 1945 г., Холдейн завещал свое тело науке. Это пожелание было подтверждено и его последним распоряжением. Родные и близкие передали тело в анатомический отдел Медицинского колледжа г. Какинада (восточное побережье Индии), где по просьбе покойного его друг доктор С. Н. Саниал исследовал тело и описал затем ход болезни в работе "Лечение случая ракового заболевания путем применения мета-ксилогидрохинона".

С прискорбием извещая 2 декабря 1964 г. о кончине профессора Холдейна, правительственная индийская газета "Таймс оф Индиа" в статье "С Индией навеки" писала:

..."Мы потеряли искреннего друга. Многие из молодых индийских ученых, которым посчастливилось работать под его руководством, уже успели внести существенный вклад в соответствующие области науки. Мы скорбим об этой потере и сознаем, что если бы он прожил дольше, то подготовил бы еще многих молодых ученых, преданных делу процветания Индии".

В "Автонекрологе", написанном незадолго до кончины, Холдейн предполагал, что он, видимо, не скоро будет забыт:

"Я не удивлюсь, если меня вспомнят в связи с каким-нибудь научным открытием. Возможно, в связи с небольшим замечанием, обнаруженным в какой-нибудь забытой статье, кто-нибудь раскопает мои старые писания и воскликнет: «Да ведь это объяснение тому, что я нашел в прошлом году!»... Войти таким образом в историю науки, мне кажется, гораздо приятнее, чем быть упомянутым по какому-то специальному случаю".

И действительно, имя Холдейна часто упоминается в связи с новейшими достижениями в области генетики, энзимологии, молекулярной биологии, подводной физиологии, математической статистики, в частности в приложении к геологическим изысканиям, и т.д. Памяти Холдейна было посвящено специальное заседание XII Международного конгресса генетиков, состоявшегося в Японии в августе 1968 г. Америкапский физиолог и фармаколог Ральф Брауэр в 1970 г. отмечал, что опыты, имитирующие глубоководное погружение, в которых он выступает одновременно и в роли исследователя, и в роли испытуемого, - прямое продолжение опытов Холдейна, проведенных в барокамере в 40-х годах, и что завещание ученого "не подвергай другого тому, чего не испытал сам" служит золотым правилом медицинского экспериментирования *.

* Р. Брауэр. В поисках предельной глубины погружения. - "Природа", 1970, №8.

В 1966-1970 гг. английское радиовещание и телевидение ("Би-Би-Си") организовало цикл передач, посвященных Джону Б.С. Холдейну. Из-под личины якобы беспристрастного повествования о буднях ученого проглядывала совершенно недвусмысленная тенденция дискредитировать его доброе имя. Об этом прежде всего свидетельствует тщательный, тонко продуманный подбор участников радиопередач. Хотя приличия ради и были приглашены поделиться воспоминаниями товарищи Холдейна по совместной борьбе с фашизмом, однако их выступления "почему-то" оказались не включенными в программу. Авторы монтажа пытались представить Холдейна как эксцентрика и брюзгу, чудака и позера, из оригинальности всегда и во всем шедшего наперекор общепринятым буржуазным нормам поведения. Весь дух радиотелевизионных передач демонстрирует отчаянное стремление их организаторов дать стереотипное изображение рассеянного профессора, умалить значение его общественно-политической деятельности, его роли ученого-гуманиста, ученого-борца.

В свое время Холдейн не раз конфликтовал с джентльменами из "Би-Би-Си", которые неоднократно отменяли его боевые, полные сарказма выступления на злобу дня. Один из сборников его научно-популярных и публицистических статей так и озаглавлен: "Запрещенное радиовыступление и другие очерки" (1946). Но теперь Холдейн уже не мог ответить клеветникам. За него вступился его друг и товарищ по многолетней совместной работе в "Дейли Уоркер", писатель-коммунист Айвор Монтегю. В статье "Выхолощенный Холдейн" * и он гневно выступил против искажения образа Холдейна - ученого и гражданина.

"Не в первый раз, - пишет Монтегю, - гигантов культуры, которые непосредственным участием или косвенным образом связали свою судьбу с освободительным движением, борьбой с силами реакции, пытаются представить в ложном свете. Так было в свое время с Теодором Драйзером, Полем Робсоном, Чарли Чаплином, Бертольдом Брехтом, Пабло Пикассо, Анатолем Франсом, Бернардом Шоу и многими другими. Очередной жертвой такой тактики «мастеров от антикоммунизма» стал Джон Б.С. Холдейн...".

По словам Монтегю, составители передач стремятся "обезвредить" образ ученого, "отлучив" его от марксизма, от его бескорыстной титанической работы в центральном органе английской компартии "Дейли Уоркер", от самой коммунистической партии. Но правда состояла в том, что Холдейн был цельной, последовательной в своих убеждениях личностью; он был большим гуманистом, во имя благородной цели не останавливающимся ни перед какими трудностями и препятствиями; он был страстным пропагандистом достижений советской науки и культуры, советского образа жизни; он был настоящим марксистом-ленинцем!. Его связь с марксизмом была отнюдь не случайной. Философские воззрения Энгельса и Ленина были глубоко понятны Холдейну, отвечая его собственным взглядам на науку, ее роль в обществе, на взаимосвязь человека с окружающей природой.

* Ivor Montagu. Filleted Haldane. - "Labour Monthly". March 1969, p. 140.

В личной библиотеке Холдейна труды Ленина и Энгельса стояли рядом с трудами Дарвина, Менделя, Гексли, Ганди, Неру и других выдающихся ученых и политических деятелей. К личности Ленина Холдейн питал особенно глубокое уважение. Мужество Ленина, боевой, наступательный дух его произведений, их неиссякаемый оптимизм и жизнеутверждающая сила имели для Холдейна огромную притягательную силу. Когда в 1960 г. редакция журнала "Природа" Академии наук СССР обратилась к ученому с просьбой написать статью к 90-летию со дня рождения В.И. Ленина, он охотно откликнулся. В этой статье, озаглавленной "Великий подвиг" *, Холдейн как бы подводит итог всему тому, что он, как ученый, почерпнул из сокровищницы ленинской диалектики: "Когда я думаю о Советском Союзе, я всегда думаю о Ленине. Лично мне короткий ленинский очерк о диалектике принес огромную пользу...".

* "Природа", 1960, № 4.

И нет ничего удивительного, что и при жизни, и посмертно Холдейн - его личность, его кипучая общественная деятельность, его боевые публицистические выступления и научно-философские очерки, линия его поведения в науке и политике - продолжает оставаться предметом острой классовой борьбы.

* * *

В июне 1973 г. в Ленинграде, в зале Института физиологии им. И.П. Павлова, где обычно проходили знаменитые павловские среды, собрались участники симпозиума по проблеме "Физиологические научные школы". Выступление советского профессора Г.П. Конради "Характерные черты ученых - организаторов научных школ" вызвало оживленное обсуждение. Но и после долгих дебатов собравшимся так и не удалось прийти к единому мнению, что же такое научная школа и какими чертами должен быть наделен ее руководитель. Казалось, многие готовы согласиться с формулировкой, предложенной ленинградским профессором В.В. Орловым. По его мнению, научная школа - это круг (совокупность, коллектив) научных сотрудников (специалистов, стажеров, студентов), увлеченных и объединенных разработкой оригинальной гипотезы, нового научного положения, выдвинутого ученым, наделенным, кроме незаурядной способности к теоретическому мышлению, организаторским и педагогическим талантом. Из определения школы следует, что лидер должен быть: а) автором учебника или какого-нибудь капитального руководства, б) редактором или руководителем научного журнала. Такая формулировка приложима ко многим научным школам, в том числе и к научным направлениям, проложенным Холдейном в генетике, биохимии, физиологии.

Лидер школы, по мнению В.В. Орлова, как правило, наделен, следующими характерными чертами: дар к абстрактному мышлению, концентрация интересов в пределах одной или нескольких проблем, непосредственно или опосредованно связанных между собой, уверенность, деспотичность, некоторая "ненормальность". Думается, все эти черты как бы "списаны" с творческого портрета Холдейна.

Если сочетание таких качеств, как способность к абстрактному мышлению, концентрация интересов в пределах одной или нескольких взаимосопряженных проблем, наконец, увлеченность являются необходимой предпосылкой для наиболее успешного разрешения поставленной научной задачи, то другие индивидуальные черты характера лидера - такие, как деспотичность, самоуверенность, некоторая ненормальность, - порой бывают трудно переносимы его коллегами. Эти свойства руководителя научной школы далеко не всегда способствуют созданию здорового микроклимата и сплочению коллектива научных сотрудников.

Необычайная одаренность Холдейна, его одержимость, почти фанатизм в науке, соединенный, однако, со стремлением всегда соизмерять науку с тем, какую добрую услугу она может оказать прогрессу рода человеческого, огромная сила воли и личный пример брали верх и теснили такие черты его характера, как вспыльчивость, некоторая нетерпимость к сотрудникам, порой замкнутость. Чаще всего его называли "милый кактус" - колкий снаружи, мягкий по натуре.

За ним закрепился и ряд других кличек: "медведь", "морж", "волосатый носорог", "буйвол". Себя он однажды сравнил с ушастым тюленем. Внешне Холдейн был человеком очень крупным, физически сильным, несколько неуклюжим и медлительным в движениях, а порой и в речи своей. Тех, кто встречался с ним впервые, поражала удивительно большая голова, голубые глаза и сильный высокий голос, казалось, никак не соответствовавший его титанической комплекции. Люди, близко знавшие Холдейна, с удивлением отмечали его вопиющую немузыкальпость. Он не мог различить даже простейшие мелодии, а тем более воспроизвести их. Дело доходило до курьезов: только по тому, как люди, собравшиеся на торжественном научном заседании, внезапно вставали, услышав знакомые звуки, он догадывался, что исполняется национальный гимн, и тоже вставал.

Его любили, многое ему прощали. Знали цену его щедрости, когда дело касалось нужд науки, его гуманность. Он любил молодежь, охотно выдвигал молодых коллег, помогал им (хотя нередко переоценивал отдельных начинающих ученых). Очень многие обязаны ему своим становлением.

Холдейн оставался романтиком до конца своих дней. "Я убежден, - писал он сестре 29 июля 1959 г., - что каждые двадцать лет, или около того, следует рвать со старым, насиженным местом и оседать на новом. А это значит, что примерно в 1977 г. я перееду или в отдаленное высокогорье, или в край стремнин".

А в своем прощальном слове "На пороге вечности" он с сожалением заметил: "Я по-настоящему тоскую о том, что лишь к семидесяти годам я, наконец, располагаю необходимыми средствами для осуществления своей давней мечты - дойти до Франции по дну Па-де-Кале, что, конечно, было бы сопряжено с некоторыми предварительными и весьма интересными физиологическими исследованиями..." *.

* J.В.S. Haldane. Science and Life. London, Pemberton Publ,, 1968, p. 203.