VIVOS VOCO: Вс. Овчинников, "Корни дуба" (Об Англии и англичанах)

Глава 12

СОЦИАЛЬНЫЙ ФИЛЬТР

- Для иностранца английская система образования - поистине темный лес, - посетовал я как-то в беседе с одним парламентарием-либералом.

- Что лес - это верно, и никакой системы в нем не высмотришь, - усмехнулся он. - Но в Англии не любят сажать деревья в ряд и подстригать их на один манер. Иное дело во Франции, где министр просвещения точно знает, на какой странице открыты сегодня учебники на уроке истории в четвертом классе или на уроке физики в восьмом. Многим англичанам не по душе такая регламентация. Сначала единая государственная школа, потом единая государственная наука. А что в итоге? Единый государственный образ мыслей? Какая беда, если у нас в Англии множество разнородных школ (причем даже у однородных нет общих программ), что все они существуют сами по себе, как растут деревья в лесу? Зато хочешь - сядешь под дубом, хочешь - устроишься под сосной. Надо же оставить какой-то выбор и для родителей и для учащихся...

Подобные рассуждения можно услышать в Британии довольно часто. Это отголоски политической борьбы, которая идет вокруг проблем образования все послевоенные годы. Восхваление "свободы выбора" - излюбленный аргумент противников демократизации и унификации системы народного просвещения, которая в своем нынешнем виде продолжает служить социальным фильтром, каналом классовой сегрегации молодежи.

Лозунг "среднее образование - для всех", лежавший в основе послевоенной реформы английской школы, на практике оказался ширмой, маскирующей действия этого фильтра.

Вплоть до 1944 года среднее образование существовало в Англии в форме платных публичных школ и бесплатных грамматических школ, куда, однако, требовалось пройти по конкурсу. После того как среднее образование стало одинаково обязательным для всех, оно отнюдь не стало для всех одинаковым. Так называемые современные средние школы (преобразованные росчерком пера из начальных школ) заведомо должны были стать второразрядными учебными заведениями в отличие от перворазрядных - грамматических школ.

Для того чтобы рассортировать детей по этим двум типам школ, был учрежден селекционный порог - пресловутый экзамен "одиннадцать плюс". Малыши в Англии начинают ходить в школу с пятилетнего возраста. Первые шесть лет спрос с учащихся невелик. Главный стимул к прилежанию - их собственный интерес к занятиям, а не требовательность со стороны преподавателей. Но затем, как раз на рубеже начальной и средней школы, для детей наступает нечто вроде судного дня, когда их нужно делить на праведников и грешников, чтобы послать либо в рай, либо в ад,

Экзамен "одиннадцать плюс" был введен с целью отделить три четверти детей, предназначенных начать трудовую жизнь с шестнадцати лет, классифицируя их как менее одаренных, и сохранить перспективу высшего образования лишь для оставшейся четверти. В зависимости от этого экзамена подросток мог идти либо в грамматическую школу, готовящую к высшему учебному заведению, либо в современную среднюю школу, которая не дает права на поступление в вуз.

Практика отсекать "менее одаренные три четверти" посредине срока обучения, то есть еще в одиннадцатилетнем возрасте предопределять их дальнейшую судьбу, - эта система жестокая и, без сомнения, система классовая.

Защитники этой системы утверждают, будто грамматические школы (они носят такое название потому, что подготовка в университет требовала когда-то прежде всего изучение латинской и греческой грамматики) служат демократизирующим фактором, ибо открывают дверь к высшему образованию, даже шанс поступить в Оксфорд или Кембридж для наиболее одаренных выходцев из бедных трудовых семей, которым недоступен кратчайший путь туда через публичные школы.

Через грамматические школы в Англии действительно выдвинулось из низов немало самородков. По содержанию программ и качеству преподавания они близки к платным публичным школам и все больше конкурируют с ними по числу выпускников, поступающих в вузы. (В чем они, разумеется, уступают питомцам Итона и Винчестера, это отсутствием "старого школьного галстука", который играет столь важную роль в карьере.)

Однако сами по себе грамматические школы, как и вся система отбора по способностям, бесспорно, носят классовый характер. Ибо у выходцев из трудовых семей куда меньше предпосылок выдержать экзамен "одиннадцать плюс", чем у тех, кто имеет состоятельных родителей, вращающихся в более образованной среде, имеет благоприятные условия для занятий, домашних репетиторов и т. д. Подсчитано, что в одиннадцать лет сын английского служащего имеет в 9 раз больше шансов поступить в грамматическую школу, чем сын рабочего, а в шестнадцать лет - в 30 раз больше шансов продолжать образование в вузе.

Хотя роль публичных школ в воспроизводстве элиты общества куда более очевидна и разительна, именно грамматические школы стали ныне в Англии главной мишенью критики и средоточием борьбы за демократизацию и унификацию системы образования. Произошло это отчасти потому, что на долю грамматических школ после войны приходилось около четверти учащихся (вшестеро больше, чем в публичных) и их роль в закреплении сословных различий больше бросалась в глаза.

Резкие протесты общественности против экзаменов "одиннадцать плюс" привели к тому, что лейбористское правительство провозгласило курс на их постепенную отмену и переход к системе общеобразовательных школ, которые со временем заменили бы пеструю чересполосицу грамматических, современных и прочих школ, не затрагивая лишь публичных. Сейчас около четверти английских детей поступают в грамматические или современные средние школы на основе отбора в одиннадцатилетнем возрасте, а остальные три четверти учатся в общеобразовательных школах, где их лишь перемещают в соответствующий поток.

Дело в том, что в отличие от других стран английская общеобразовательная школа не учит всех детей по общей программе и не ставит целью дать им одинаковый объем знаний. Она общеобразовательна лишь в том смысле, что объединяет под общей крышей разные типы средних школ. Одни классы занимаются там по продвинутой программе, открывающей дорогу в вузы, другие - по сокращенной, не дающей права на это. Выпускник может получить аттестат "А" - свидетельство об общем образовании повышенного уровня, или аттестат "О" - об общем образовании обычного уровня. Новое состоит лишь в том, что общеобразовательная школа теоретически предоставляет возможность переходить из потока в поток и после одиннадцати лет (что на практике бывает весьма редко). Система сортировки детей в середине срока обучения, стало быть, сохранилась, но лишь в завуалированной форме.

Поборники демократизации английского просвещения добиваются того, чтобы переход к системе общеобразовательных школ параллельно сопровождался ломкой внутренних перегородок в самих этих школах - только это покончило бы с судным днем для одиннадцатилетних детей не по форме, а по существу. Консервативные круги отвечают на это яростными контратаками с целью дискредитировать какие бы то ни было реформы, увековечить практику отбора и разнородных потоков, чтобы сохранить за системой просвещения роль социального фильтра.

Пока кипят страсти по поводу экзаменов "одиннадцать плюс" и реорганизации системы среднего образования, публичные школы как бы остаются в стороне от этих споров. Рассуждения о том, что они отжили свой век, что, с одной стороны, рост цен, а с другой - возможность учиться бесплатно обрекут эти дорогие школы на вымирание, оказались преждевременными. Хотя ежегодная плата за обучение в Итоне, Харроу, Марлборо перевалила за 2000, а в Миллфилде даже за 3000 фунтов стерлингов, пробиться туда стало еще труднее, чем прежде.

Готовность родителей идти на любые жертвы ради того, чтобы их отпрыск стал обладателем "старого школьного галстука", а затем непременно попал в Оксфорд или Кембридж, порождается не одним лишь снобизмом. Из года в год старые университеты снимают сливки с публичных школ. А те в свою очередь - с частных подготовительных школ, где вместо унизительного экзамена "одиннадцать плюс" подростков натаскивают для успешного перехода от начального образования к среднему вплоть до тринадцатилетнего возраста. Обладая престижем и к тому же располагая средствами, старые университеты в состоянии привлекать лучших профессоров, а публичные школы - нанимать лучших учителей. Можно ли ожидать после этого, что уровень преподавания, а главное - уровень подготовки выпускников во всех учебных заведениях будет одинаков?

Обладатель "старого школьного галстука" имеет в 22 раза больше шансов попасть в Оксфорд или Кембридж, чем учащийся общеобразовательной школы, констатирует доклад "Неравенство в современной Британии".

Классовая сегрегация на этапе средней школы продолжается и в высшей. В Оксфорде и Кембридже учится менее 20 тысяч человек. Среди полумиллиона английских студентов они составляют лишь 4 процента, то есть примерно такую же прослойку, как воспитанники публичных школ среди 11 миллионов учащихся. Однако именно "старый школьный галстук" или диплом Оксфорда или Кембриджа остаются самым надежным ключом к успешной карьере, залогом приобщения к кругу тех, кто держит в своих руках бразды правления.

Характерная особенность Британии состоит в том, что четыре пятых молодежи сразу же после школы начинает трудовую жизнь. На высшее образование вплоть до недавних пор принято было смотреть как на излишнюю роскошь. По числу студентов на тысячу жителей Англия заметно отстает от других развитых государств, резко уступая, в частности, США и Японии. Здесь, безусловно, сказываются последствия классовой сегрегации, которая присуща английской системе образования больше, чем другим капиталистическим системам.

Помимо неимущих классов (для которых дорога в вуз была несбыточной мечтой) даже многие представители английской буржуазии, особенно мелкие предприниматели, относились к высшему образованию не только скептически, но и враждебно. Существовало укоренившееся представление о том, что университет - пустая трата времени, что для овладения избранной специальностью важнее практическая подготовка на месте работы. Англичане, попросту говоря, не считают, что торговый агент или банковский служащий будет лучше делать свое дело, имея диплом, или что газетчик будет лучше писать, если окончит факультет журналистики. Нью-йоркское издательство вряд ли наймет редактора без высшего образования. В Лондоне же это обычное дело.

В начале нашего столетия историк Рамсэй Ньюир указывал, что по числу людей, оканчивающих университеты, Англия - пропорционально своему населению - находится позади всех стран Европы, если не считать Турцию. Полвека спустя доклад, опубликованный ЮНЕСКО, показал, что положение мало изменилось: Англия остается по этому показателю в хвосте европейских государств, опережая лишь Ирландию, Турцию и Норвегию. Отношение к высшему образованию стало существенно меняться лишь с начала 60-х годов. За это время число студентов в Великобритании увеличилось в два с половиной раза.

Оксфорд и Кембридж остались уделом избранных. Однако роль и других, "краснокирпичных", вузов также возросла. Их диплом стал больше цениться в промышленности, финансах, государственном аппарате. А способность готовить своих выпускников к поступлению в вузы стала важным мерилом достоинств той или иной школы.

На берегах Темзы любят подчеркивать, что так называемая социальная мобильность, то есть перемещение людей из одного класса в другой, происходит в Британии главным образом через систему образования. Правящая элита готова пополнять свои ряды теми талантливыми выходцами из других классов, кто сумел преобразить себя по ее облику и подобию, пройдя перековку на "фабриках джентльменов".

Но говорить, что английская система образования служит каналом для социальной мобильности, значит признавать, что она в гораздо большей степени остается каналом классовой сегрегации, воспроизводя и увековечивая сословную разобщенность.

Как почти все реформы 40-х годов, закон о народном образовании 1944 года был кульминационной точкой исследований, начатых в военные годы, и должен был послужить толчком к полной революции... на бумаге.

Теоретически все английские дети получают сейчас в той или иной форме среднее образование. В соответствии со своими способностями и склонностями они ходят либо в классические, либо в современные, либо в технические школы, и ничто не препятствует выпускникам любой из этих школ выдвинуться на высшие посты в государственном аппарате или в частном секторе, в политике или науке. Но практически просто никогда не случается, чтобы маршал авиации был выпускником технического училища: или чтобы управляющий Английским банком кончал современную среднюю школу; или чтобы торговец обувью имел классическое образование.

Современная средняя школа получает наименее одаренных детей, которые просто остаются там до шестнадцатилетнего возраста, после чего идут на производство. Технические школы явно выпускают больше квалифицированных механиков, чем оксфордских профессоров. Что же касается классического образования, то публичные школы и грамматические школы делят между собой лучших учеников, лучших преподавателей и выращивают рассаду для высших постов в стране.

Именно так увековечиваются два вида сегрегации, происходящей параллельно: одна по качеству, другая по социальному происхождению. Они идут рука об руку, ибо самое лучшее образование является в Британии одновременно наиболее дорогим, что порождает два четко разграниченных класса.

Таким образом, закон 1944 года не мог решить два типа проблем: во-первых, сделать образование достоянием масс; и, во-вторых, покончить с глубокой и изощренной сегрегацией, которая раскалывает страну надвое.

Энн Лорнес (Франция),
"Британия - не остров" (1964).