VIVOS VOCO: А.Н. Крылов, "Отрывки из воспоминаний"

Академик Алексей Николаевич Крылов

ОТРЫВКИ ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ

...Известно, что Иван Михайлович Сеченов по окончании курса Инженерного училища, прослужив недолго в саперах, вышел в отставку и поступил на медицинский факультет Московского университета. Здесь он сблизился и подружился с С.П. Боткиным. О чем была докторская диссертация Боткина, я не знаю, но диссертация Ивана Михайловича была на тему: "О влиянии алкоголя на температуру тела человека". Не знаю, служил ли ему его родной братец объектом наблюдений, по только через много лет, в конце 80-х годов, Иван Михайлович передавал такой рассказ С.П. Боткина:

- Вот, Иван Михайлович, был у меня сегодня интересный пациент, ваш земляк; записался заранее; принимаю, здоровается, садится в кресло и начинает сам повествовать:

- Надо вам сказать, профессор, что живу я давно почти безвыездно в деревне, чувствую себя пока здоровым и жизнь веду очень правильную, но все-таки, попав в Петербург, решил с вами посоветоваться. Скажем, летом встаю я в 4 часа и выпиваю стакан (чайный) водки; мне подают дрожки, я объезжаю поля. Приеду домой около 6 1/2 часов, выпью стакан водки и иду обходить усадьбу - скотный двор, конный двор и пр. Вернусь домой часов в 8, выпью стакан водки, подзакушу и лягу отдохнуть. Встану часов в 11 - выпью стакан водки, займусь до 12 со старостой, бурмистром. В 12 часов выпью стакан водки, пообедаю и после обеда прилягу отдохнуть. Встану в 3 часа, выпью стакан водки... и т.д.

- Позвольте вас спросить, давно ли вы ведете столь правильный образ жизни?

- Я вышел в отставку после взятия Варшавы (Паскевичем в 1831 г.) и поселился в имении, так вот с тех пор; а то, знаете. в полку - я в кавалерии служил - трудно было соблюдать правильный образ жизни, особенно тогда: только что кончили воевать с турками, как поляки забунтовали. Так вот, профессор, скажите, какого мне режима придерживаться?

- Продолжайте вести ваш правильный образ жизни, он вам, видимо, на пользу.

- Вы, Иван Михайлович, не знаете этого чудака?

- Кто же его в нашей местности не знает, - это Николай Васильевич Приклонский.

Однако едва ли Иван Михайлович рассказал своему другу С.П. Боткину про не менее "правильный" образ жизни своего брата Андрея.

...Со времени постройки первого русского парохода протекло 125 лет. Мои самые ранние воспоминания относятся к пароходам, ходившим по Волге в 1870-1880-х годах [т.е. от 60 до 70 лет тому назад].

Подобно тому как даль в пространстве скрывается от нас туманною дымкою, так что становится трудно различить, что ближе, что дальше, - даль во времени прикрыта такою же дымкою. Вероятно, в моих словах найдется немало анахронизмов, ибо это не ученая статья, а просто воспоминания 77-летнего старика о годах своего детства и ранней юности.

Отец мой был родом из Алатырского уезда, Симбирской губернии (ныне Ульяновской области), а мать из Казани. В указанные годы в конце апреля и в конце августа родители ездили в Казань навещать родных моей матери и брали меня с собой. Весной ездили на своих лошадях до Тетюш, а оттуда на пароходе до Казани, где и гостили дней десять. В августе доезжали на своих лошадях до Исад, оттуда пароходом отправлялись дня на три в Нижний на ярмарку, а затем пароходом же до Казани и возвращались через Тетюши. Эти поездки живо встают в моей памяти. В начале 1870-х годов на Волге работали пассажнрские пароходы обществ "Самолет", "По Boлге", "Кавказ и Меркурий". Все пароходы были однопалубные, носовая часть палубы была открытая и предназначалась главным образом для груза. Над кормовой частью возвышался на бортовых стойках спардек, именовавшийся мостиком, куда допускались лишь пассажиры 1-го и 2-го классов.

Пароходы были колесные, машины - большей частью с качающимся цилиндром, постройки бельгийской фирмы Кокериль.

Все пароходы были почти одинаковые, но особенно славились "самолетские", и их предпочитали "волжским" и "меркурьевским".

Отопление на всех пароходах было дровяное. Дрова - дубовые, длиной в аршин, из толстых поленьев. Их получали, раскалывая восьмивершковый кряж на четыре части.

Погрузка дров производилась на пристанях, расположенных примерно через 50-70 верст одна от другой. Грузили женщины, которые с удивительным проворством, бегом переносили дрова из берегового штабеля на пароход. Вместо носилок служили два нескрепленных между собой шеста с двумя колышками, вбитыми в средней части каждого из них. На пароходе дрова очень ловко с великим грохотом сбрасывались в дровяной трюм,

Ночью было видно, как из дымовых труб вылетал целый столб искр, которые вихрем кружились позади трубы, представляя разнообразием своих движений картину удивительной живости и красоты.

В 1871 или 1872 г. появился на Волге первый двухпалубный пароход "Александр II", американской системы, с обширной, почти во всю его длину, двухэтажной надстройкой, в которой были расположены пассажирские помещения. Отопление на этом пароходе было нефтяное, видимо какой-то весьма несовершенной системы, ибо из труб валило облако черного дыма, которое стлалось за пароходом по воде, образуя как бы "дымовую завесу", если применить теперешний термин,

Хотя на этом пароходе пассажирские помещения, в особенности 3-го класса, были много удобнее, нежели на прочих пароходах, но первые два года он не пользовался доверием публики, про него ходили разные легенды - то ли, что его ветром опрокинет, то ли, что на нем нефть взорвется, и т.п.: поэтому его избегали.

Но затем предприимчивый коммерсант Зевеко сразу поставил на линию Нижний-Астрахань пять пароходов американской системы, да на линию Нижний-Рыбинск тоже четыре или пять. Эти пароходы верхнего плеса были с одним задним колесом. Зевеко сбил цену за перевозку пассажиров, его пароходы приобрели доверие публики, и к концу 1880-х годов все остальные общества вынуждены были работать также пароходами американского типа.

В 1878 г. я был принят в младший приготовительный класс Морского училища (военного). Приготовительные классы в плавание на судах отряда Морского училища не назначались, а увольнялись на "каникулы", в отпуск, поэтому лето 1879 и 1880 гг. я провел в родных алатырских краях. Город Алатырь расположен на левом берегу реки Суры, примерно на версту выше впадения в нее реки Алатырь. В 1879 г. ходил по Суре пароход купца К.Н. Попова "Неожиданный", "с невзрываемым котлом Бельвиля и капитальными стенами" - так в рекламе именовались поперечные переборки.

От Васильсурска, где Сура впадает в Волгу, "горой" до Алатыря около 150 верст, и мы решили ехать по железной дороге до Нижнего, пароходом в Васильсурск и на "Неожиданном" в Алатырь.

С пересадками мы ехали семь суток, из них на "Неожиданном" - пять, т.е. дольше, чем лайнеры последнего времени пересекали Атлантический океан.

Про волжских комаров говорят, что они кусают даже сквозь полушубок. Пять суток на "Неожиданном" показали его пассажирам, что сурскис комары не уступают волжским.

Сура очень извилиста, берега ее песчаные, течение быстрое, поэтому на ней множество мелководий, или, по местному, "перекатов", которые, хотя в общем и сохраняют свои моста, но постоянно изменяют очертание. Идя вверх по течению, пароход должен был грузиться так, чтобы сидеть носом на несколько дюймов глубже, чем кормой; благодаря этому его не разворачивало, когда приходилось притыкаться к мели.

При подходе к перекату уменьшали ход, и малым ходом пароход притыкался к отмели. Как только слышалось своеобразное шуршание, машину останавливали и раздавалась команда капитана:

- Ванька, Васька, скидай портки, сигай в воду, маячь.

Ванька и Васька, полуголые, прыгали в воду и "маячили", т.е. измеряли глубину, подавая, в особенности ночью, результаты своего своеобразного промера так:

- Василь Иваныч, - кричит, например, Васька, - здеся по колено!

- Иди к правому берегу.

Через некоторое время:

- Василь Иваныч, здеся по пол-ляжки!

- Иди еще.

Наконец, раздается желательное:

- Василь Иваныч, здеся по брюхо!

- Стой там, подавай голос.

Точно так же выставлялся и живой маяк Ванька. По их голосам "Неожиданный" и перебирался малым ходом, вернее сказать, перетирался через перекат.

Весной Сура разливается, поднимаясь выше своего летнего уровня метров на 8-9, и заливает берега. Теперь не помню, в 1882 или в 1883 г., сбившись с фарватера, "Неожиданный" сел на мель на залитом берегу; сняться с мели Василь Иваныч не поспел или не сумел (как говорили, его судоводительское образование состояло в том, что он раньше был ямщиком на тракте Порецкое-Промзино, пролегающем по берегу Суры, и перешел служить на пароход, потому что "к буфету ближе"). Вода быстро спала, и пароход весь год до следующей весны простоял в чьем-то огороде.

Замечательно, что в 1880 г. один из пароходов Аральской (военной) флотилии во время разлива Аму-Дарьи также сел на мель в нескольких стах саженях от берега, не успел вовремя сняться с мели и два года простоял на берегу. Но его командир, в чине капитана 2-го ранга, был искуснее Василь Иваныча, которого К.Н. Попов опять прогнал в ямщики. При посадке на мель аральского парохода был отдан якорь и, как полагалось, поднят гюйс, так что пароход стоял "на якоре" "под вымпелом", т.е. как бы "в морской кампании". На нем каждое утро с обычной церемонией поднимали в 8 часов флаг и гюйс, на нем велся по форме вахтенный журнал, в который вписывалось все, что полагается, т.е. на левую страницу - метеорологические наблюдения, а на правую - текущие события корабельной жизни под заголовком: "Стоя на якоре близ кишлака Абдул-Чекмень, с полудня случаи". На пароходе производились все полагавшиеся "по якорному расписанию" учения, например спуск и подъем гребных судов, обучение гребле (с одного борта по песку), пожарные и боевые тревоги, артиллерийские учения, изредка с пальбой в цель из орудий, салюты и расцвечивание флагами по царским дням и т.д., а главное, всем шло "морское довольствие по положению".

Такое плавание "по суху, яко по морю" продолжалось более двух лет, пока из Петербурга не нагрянуло какое-то "начальствующее лицо", возбудившее против командира и офицеров "судное дело". Насколько помню, постановка на мель была отнесена "к неизбежным случайностям"; в остальном же командир отговаривался тем, что на Аму-Дарье бывают совершенно неожиданные паводки, и он держал вверенный ему пароход в постоянной готовности при первом паводке сняться с мели, служба на пароходе протекала во всем согласно Морскому уставу и довольствие производилось во всем согласно Уставу счетному. Состава преступления суд не нашел, все были оправданы, и дело производством прекращено.

Однако вернемся на Волгу, по которой тогда происходило оживленное не только пассажирское, но и главным образом грузовое движение.

Баржи с рожью, овсом, пшеницей и прочими грузами шли вверх или под буксиром пароходов, или за "кабестанными машинами", а затем по Мариинской системе направлялись в Петербург; здесь хлеб перегружался на лихтера (Морской канал был открыт в мае 1885 г.) и доставлялся в Кронштадт, где его опять перегружали на пароходы для отправки за границу.

Вниз по Волге шел главным образом лесной товар с Суры, с ее дубовыми лесами Ядринского, Курмышского и Васильсурского уездов, шли клепки для бочек, ободья, полозья, колесные спицы и пр. С верховьев Суры поступали березовые кругляши для колесных ступиц, оглобли, ивовые дуги, кленовые заготовки для клещей, хомутов и т.д. Из села Иромзина отправляли хлеб в зерне, из Алатыря - муку размола мельниц К.Н. Попова, владельца "Неожиданного". С Ветлугн и Унжи шло много лубяного товара, т.е. лубков, мочалы, рогожи и др. С Камы и ее притоков шло уральское железо в Нижний на ярмарку, хлеб и множество лесных грузов.

Большая часть лесных грузов перевозилась на "белянах", которые строились па один рейс. По Унже, Ветлуге и Суре лес доставлялся или на белянах или на "расшивах", с их разукрашенными "кичками".

Сплав производился кормой вперед, для чего ставились специальные большие сплавные рули. Судно волочило за собой чугунный, весом от 50 до 100 пудов, груз, который называли "лотом", а тот канат, на котором его волочили, назывался "сукой" (от глагола сучить). Этот канат при управлении судном прихватывался то с одного, то с другого борта, для чего на носовой части устраивался квадратный, во всю ширину судна помост, именовавшийся "кичкой", - отсюда команда старинных волжских разбойников: "сарынь (т.е. бурлаки), на кичку".

Невольно вспоминаются эпизоды вроде следующего. Выходит на кожух колеса [парохода] и становится у борта монументальная фигура, по меньшей мере, в 8 пудов весом, в поддевке, сапоги бураками, борода лопатой во всю грудь. Навстречу идет беляна. Фигура орет громовым басом:

- Степан, ты отчего, сукин сын, у Курмыша двое суток простоял?

- Миколай Иваныч, ветер больно силен был, все на берег нажимало...

-Врешь, сукин сын... это тебя... на кабак нажимало...

Дальше шла сплошная волжская элоквенция, но нашедшая отражения даже в дополнениях профессора Бодуэн-де-Куртене к словарю Даля.

Его степенству никакого не было дела до того, что на спардеке сидело множество дам, гревшихся на солнце и любовавшихся волжскими пейзажами. Хозяйский глаз усмотрел неисправность "водолива" Степана, как же на него не излить хозяйский гнев, а дамы пусть насладятся но только волжскими пейзажами, но и волжским красноречием.

Все это было 60-70 лет тому назад и кануло в безвозвратную вечность.

...В Риге, в августе 1875 г., хотя я по-немецки не знал почти ни слова, я был отдан полным пансионером в частное трехклассное немецкое училище, для того чтобы я скорее научился немецкому языку.

Отец часто выражал мнение, что иностранному языку надо обучать в детском возрасте, подобно тому, как щенка учат плавать:

- Берут за шиворот и кидают в пруд; выплывет - научился плавать, потонет - никогда не научится.

Этот метод был ко мне применен в Марселе, и я через полтора года владел французским книжным и разговорным языком лучше русского, писал безошибочно, все 800 правил грамматики Noel et Chapsal знал наизусть и при упражнениях выставлял их номера, не заглядывая в книгу. Отец часто говаривал:

- Из всего, что в детстве учишь, все потом забудешь, кроме того, с чем будешь дело иметь, и кроме языков, которым только в детство и можно научиться на всю жизнь. Взрослым можешь выучиться читать и писать, а язык, хоть он и без костей, но переломаешь и говорить все будешь с нижегородским выговором, а в жизни знание иностранных языков ость первое дело.

Справедливость этих слов я ценил в течение всей своей жизни.

Немецкому языку нас учил сам хозяин, вюртембергский уроженец, герр Густав Юнкер, и хотя линейка (квадратик) и камышовая палка, которой пыль из платья выколачивают, служили "учебными пособиями", но учил нас толково, понятно, ясно и по-своему. Камышовую палку он применял или за упорную лень, или за дерзость преподавателю по его жалобе, или за крупную шалость; вызывал перед классом к доске и приговаривал: "Ich werde dir das Fell ausklopfen", т.е. "Я тебе шкуру-то выколочу", - и выколачивал.

К рождеству я уже довольно свободно говорил по-немецки, был переведен в старший класс и вскоре стал первым учеником (primus).

...К.Д. Краевич был более известен по своему учебнику физики для гимназий, нежели как профессор.

Морская академия обязана ому отлично оборудованным физическим кабинетом, который он, можно сказать, насилием вынудил у адмирала И.А. Шестакова, зашедшего в бедно обставленный физический кабинет Морского училища, в котором тогда читал свою лекцию Краевич.

- Всем ли вы довольны, господин профессор?

- Какое доволен, ваше превосходительство, да здесь ни одного опыта показать не на чем, ни одного измерения произвести нельзя; приходится читать то, что немцы зовут Kreidephysik - меловую физику и только зря отнимать у слушателей время. Это не курс, а только одна видимость и отбывание номера.

Арсеньев обомлел, видимо думая, что Краевич сошел с ума, если так говорит министру. Но Шестаков был умный человек:

- Что же вам, профессор, надо?

- Помещение, вот эту комнату и три с нею смежных, и денег.

- Сколько?

- Пятьдесят тысяч единовременно и по пять тысяч ежегодно, ваше превосходительство.

- Многовато, могу вам дать на этот год тридцать тысяч единовременно и прикажу вносить в смету по пять тысяч, а дальше видно будет.

Таким образом, благодаря Краевичу, Морская академия получила хороший физический кабинет.

На первом курсе 1888/89 г. Краевич читал нам термодинамику. В его лекциях не было того изящества математических выводов, как у Коркина, не было того изумительного умения пользоваться для наглядности геометрическими представлениями, как у Цингера, даже не было того умения производить опыты, чем отличался его ассистент А.И. Садовский, но от него мы услыхали впервые фразу геолога Гексли, сказанную Вильяму Томсону: "Математика, подобно жернову, перемалывает то, что под него засыпают, и как, засыпав лебеду, вы не получите пшеничной муки, так, исписав целые страницы формулами, вы не получите истины из ложных предпосылок".

Вот на эту-то "засыпку" Краевич и обращал особенное внимание, критически разбирал всякое предположение, всякий опыт и выяснял, какие внесены предпосылки и допущения при истолковании результатов этого опыта. Это составляло редкую поучительность лекций Краевича, в особенности для техников, многие из которых полагают, что чем вывод формулы сложнее, тем большего доверия она заслуживает, упуская часто из виду те грубые положения и допущения, которые формулой воспроизводятся, - из лебеды нельзя получить пшеничной муки, как ее ни перемалывать.

К сожалению, эти критические замечания Краевича многими слушателями, сравнительно мало подготовленными, опускались из виду. На экзаменах это часто вело к недоразумениям. Так, мне достался вопрос об абсолютной температуре. Я основал свой ответ на том пояснении, которое дает Гирн в своей теории теплоты, что коэффициент расширения у газа может не иметь постоянного значения, а переменное и что закон расширения газов представится гиперболической кривой, имеющей ассимптоту, представляемую некоторым уравнением, и что доступная для наших опытов и наблюдений область лежит на этой прямолинейной ассимптоте. Краевич перебил меня словами:

- Мне стыдно вас экзаменовать - мы стоим на одной ступени развития - и поставил - 12.

...В "Новом времени" (бульварная газета, издававшаяся Сувориным - V.V.) тогда подвизался нападками на Морское ведомство "Брут" - отставной полковник морской артиллерии В.А. Алексеев, весьма сведущий в своем деле человек, бывший начальник чертежной Обуховского завода.

Алексеев считал себя обиженным Морским министерством, ибо начальником Обуховского завода, после заболевшего Шеманова, был назначен полковник А.П. Меллер, младший по службе, а не полковник Алексеев, имевший полное право на это назначение; однако для назначения в это время было мало права старшинства - нужно было еще "удостоение начальства".

Каким-то образом "Новое время", а, может быть, и сам Брут, раздобыли секретный журнал Морского технического комитета, которым Балтийскому заводу сообщались основные тактические и технические задания на проектирование линейных кораблей.

Брут подверг эти задания ядовитой критике, весьма талантливо и хлестко изложенной. Государственная дума за эту статью ухватилась. Товарищ морского министра С.А. Воеводский решил пригласить членов Думы правого крыла и октябристов вечером, не помню какого числа, в зал морской библиотеки, где им будут доложены объяснения по статье Брута.

Мне было поручено составить и доложить эти объяснения.

Я пришел в зал примерно за час до начала заседания, чтобы ознакомиться с общим расположением зала, распорядиться расстановкой кресел, стульев и кафедры так, чтобы я мог говорить, не напрягая голоса, и чтобы всякому было отчетливо слышно каждое мое слово.

Вскоре пришел Меллер, а примерно через пять минут - Воеводский, видимо предупрежденчый о том, что я уже в зале. Привожу краткий разговор с Воеводским: - А.Н., прочтите то, что вы будете докладывать. - У меня ничего не написано.

- Тогда расскажите.

- Не могу, ибо в таком случае весь обдуманный мною доклад пропадет, - мне придется повторяться и будет впечатление зазубренного урока, а не свободной речи. Вам надо, чтобы Дума не обращалась к Морскому министерству с запросами по поводу измышлений Брута и других борзописцев. Мне это еще больше надо; ведь давать объяснения приходится не столько вам, как мне. Если вы прикажете, я вам расскажу, но тогда и доклад делайте сами.

Вступился Меллер:

- Ваше превосходительство, вы его не переупрямите; оставьте докладывать как он хочет; он вам обещал, что после его доклада Дума будет удовлетворена и никаких больше объяснений требовать не будет.

- Ну, делайте, как знаете.

К назначенному часу собралось около 120 членов Думы, пришел адмирал К.П. Пилкин, члены Адмиралтейств-совета; посередине первого ряда кресел - председатель комиссии обороны А.И. Гучков, рядом с ним Воеводский, затем К.П. Пилкин, член Думы граф Бобринский; во втором ряду, позади Воеводского, - А.И. Звегинцов; на стульях остальные члены Думы; так что зал оказался заполненным. Воеводский открыл заседание и сказал:

- Членами Государственной думы угодно получить объяснения по трем вопросам: каким образом секретный журнал Морского технического комитета стал достоянием гласности, что верно и что не верно по существу в статье Брута, какие вредные последствия может иметь опубликование этого журнала. Прошу вас сделать об этом доклад.

Свой доклад я начал со ссылки на дело гвардейского офицера графа Вонлярлярского, который, торопясь получить наследство, подкупил доктора Панченко, чтобы он отравил родного дядю графа Вонлярлярского; оба пошли в бессрочную каторгу.

- Если граф-миллионер и доктор медицины могли пойти на такое преступление из-за денег, то почему же вы считаете, что какой-нибудь писарек Морского технического комитета, получающий жалованье 25 рублей в месяц, должен быть более стоек перед деньгами и более честен, чем князья и графы? - спросил я у собравшихся.

Дальше я сослался на то, что присылаемые в запечатанных пакетах темы экзаменационных работ для гимназий выкрадываются, печати подделываются, и этими темами гимназии торгуют, предлагая их другим гимназиям. Это делается самым разнообразным образом - через гувернантку директора, через горничную инспектора и т.д.

Обращаясь к Звегинцеву, я сказал:

- Александр Иванович, мы с вами были вместе в Морском училище. Ваш выпуск в складчину подкупил “рыжего спасителя” Зуева, чтобы получить экзаменационные задачи по мореходной астрономии. Задачи эти печатались в литографии Морского училища под надзором инспектора классов, бумага выдавалась счетом, по отпечатании камень мылся в присутствии инспектора и т.д. Однако стоило только инспектору на минутку выйти, как Зуев, спустив штаны, сел на литографский камень и получил оттиск задач по астрономии. Вы лично, Александр Иванович, по выбору всего выпуска, списали на общее благо этот оттиск. Ведь так это было?

Сквозь гомерический хохот всего зала послышался робкий ответ Звегинцева:

- Был грех.

Первый вопрос о разглашении сведений был исчерпан. Чопорный Воеводский покраснел как рак, а старый адмирал К.П. Пилкин неудержимо громко смеялся в свою белую окладистую бороду.

Разобрав по существу статью Брута, я указал в ней важные ошибки и мелочные придирки, - передавать эту часть моей речи нет возможности, так как пришлось бы воспроизводить длинную статью Брута. Наконец, по третьему вопросу я сказал:

- Значение опубликования этого журнала Морского технического комитета равно нулю, ибо этот журнал заключал лишь краткую сводку тех технических условий, которые были разосланы кораблестроительным заводам всего мира как приложение к приглашению участвовать в конкурсе. В декабре 1907 г. печатная тетрадь, содержащая эти условия, раздавалась в Морском техническом комитете даром всем инженерам, желающим принять участие в конкурсе.

По окончании заседания ко мне подошел К.П. Пилкин:

- Спасибо вам, давно я так не смеялся, как сегодня.

Подошел ко мне и Воеводский, все еще красный:

- Удивляюсь, как вы решились в таком почтенном и многолюдном собрании рассказывать такие вещи. Конечно, я бы вам ничего подобного не разрешил.

- Ваше превосходительство, - возразил я, - 3вегинцев, прослуживший во флоте несколько месяцев и перешедший в гусары, считается в Думе первым специалистом по морским делам. Он главный заводчик всех запросов, и, поверьте, больше он со вздорными запросами к Морскому министерству обращаться не будет, как я вам и обещал

...Представители Министерства финансов и контроля не были сведущи в морской технике и часто делали возражения, возбуждавшие смех. Приводу несколько примеров.

В 1909 г. на Обуховском заводе был большой пожар, сгорела мастерская полевых орудий, ее надо было возобновить. Начальник завода представил проект, в котором значились револьверные станки. Ланговой стал возражать:

- Вот Морское ведомство в пушечную мастерскую ставит револьверные станки. Я попросил слова и сказал:

- Представитель Министерства финансов под словом “револьверные станки”, видимо, разумеет станки для выделки револьверов. Но это не так; револьверный станок есть такой, в котором несколько инструментов, долженствующих работать последовательно, зажимаются на поворотный барабан, при поворотах которого соответствующий инструмент начинает действовать; изделие не переставляется. Этим работа ускоряется и уточняется.

Ланговой покраснел и больше в этом заседании ничего не говорил.

Другой случай. Рассматривается проект оборудования лаборатории сопротивления материалов при бассейне мощными (нагрузка до 500 т) прессами и контрольным штабом, нагружаемым до 20 т без всякой передачи, а прямо гирями по 2 т весом. Ланговой возражает:

-У нас есть лаборатория при Институте путей сообщения, надо вам испытать - послать туда планку, там испытают и пришлют вам данные.

Это дело докладывал я.

- Ваше превосходительство, у вас есть карманные часы?

- Есть.

- Зачем же вы их носите? Вон окна вашего кабинета, а вон адмиралтейская башня и на ней часы; надо вам знать время - пошлите сторожа, он посмотрит и вам доложит. При постройке новых дредноутов придется испытывать многие тысячи планок, надо свои прессы, а контрольный штаб нужен для проверки прессов на заводах, поставляющих нам материалы.

Вопрос был исчерпан.

Еще пример. На Ижорском заводе устраивается газовая резка. Ланговой возражает:

- Ведь вам нужен кислород, а вы сверх того добываете ненужный вам водород, да еще требуете компрессор для его сгущения. Опять ненужные расходы.

- Ваше превосходительство, с этим вопросом вам нужно обратиться к господу богу, зачем он воду сотворил так, что если от нее отнять кислород, то останется двойной объем водорода. Близ Ижорского завода воздухоплавательный парк, которому нужен водород. Ижорский завод, вместо того чтобы выпускать его в воздух, будет поставлять его воздухоплавательному парку. Это все пояснено в проекте и доставит серьезную экономию. Прежде чем возражать, следовало внимательно проект прочесть.

За последние слова была жалоба министру финансов. Товарищ морского министра вызвал меня для объяснений:

- Вы опять наскандалили?

- Ну что же, приходится, когда таких сажают вам идолов, которые дела не знают, а возражают.

...Как-то раз на докладе передает мне Иван Константинович (И.К. Григорович - товарищ министра - V.V.) анонимное письмо министру с его пометкой: "Просьба Морскому техническому комитету рассмотреть и доложить".

- Ваше превосходительство, вы это мне передаете как официальный документ?

- Вы видите резолюцию министра?

- Слушаю, ваше превосходительство, будет исполнено, - и думаю про себя: "Ну, держись, Воеводский, больше мне анонимных писем присылать не будешь".

В письме .значилось:

"Ваше высокопревосходительство, обратите внимание па Морской технический комитет. Там служит младшим чиновником Николаев, он даже школы писарей не кончил, а ему командировки дают, потому что у начальства подлизательствует.
Доброжелатель".

Николаев в комитете действительно служил, а командировки ему давались такие: отвезти 12-дюймовую пушку во Владивосток. Вручалось "предложение", по которому ему отводилось место в тормозной каютке, по 45 копеек суточных и "разносная книжка", и ехал он 30 дней до Владивостока и 30 дней обратно с порожним транспортером. Такая же командировка в Севастополь. Видно, что "доброжелатель" позавидовал.

Требую в свой кабинет старшего делопроизводителя Морского технического комитета, статского советника Н.Т. Федотова:

- Будьте любезны, доставьте мне 1-й том Свода законов и тот, где говорится о безымянных письмах, кажется, 14-й.

- Свода законов у нас нет.

- Возьмите рядом, в морской библиотеке.

- Ведь Свода законов 17 томов, очень трудно будет разыскать нужную статью о безымянных письмах.

- Николай Тихонович, вы ошибаетесь, разыскание нужной статьи делается почти моментально по алфавитному указателю к Своду законов.

Возвращается примерно через 30 минут, подает 1-й том.

- Где же алфавитный указатель?

- В морской библиотеке его нет.

- Взгляните в окно, на углу Невского и Адмиралтейской площади видите магазин Чавчавадзе; в нем торгуют офицерскими вещами, а также собраниями и оттисками приказов, положений, узаконений, пошлите купить указатель, он стоит всего три рубля.

Через несколько минут указатель был у меня на столе. В томе 1-м я отметил следующую статью (кажется, 61):

"Министры по жалобам и прошениям, им подаваемым или из департаментов поступающим, учиняют скорое и справедливое решение, наблюдая, однако, чтобы не умалять власти мест низших и не вчинять дел пустых и внимания не заслуживающих, а от единой токмо кляузы проистекающих".

В томе 14-м я нашел такую статью:

"Ежели кто получит безымянное письмо или пасквиль, то, не распространяя оного, или уничтожает или же отсылает в местную полицию для сыскания сочинителя, а буде таковой найден не будет, то объявляется за бесчестного, пасквиль же предается сожжению через палача". (Здесь эти статыи цитированы по памяти).

Зову Федотова:

- Николай Тихонович, составьте мне заверенную выписку отмеченных мною статей. В левом нижнем углу, как по канцелярским правилам полагается, напечатаете: "Морскому министру". От меня заготовьте по форме следующий доклад на бланке председателя Морского технического комитета:

"Морскому министру.
Во исполнение резолюции Вашего высокопревосходительства на возвращаемом при сем анонимном письме прилагаю выписки из Спода законов, т. 1 и т. 14.
Из последней из сих выписок Ваше превосходительство благоволите усмотреть, что указанное безымянное письмо надлежало направить не мне, исполняющему должность председателя Морского технического комитета, а в санкт-петербургскую тюрьму для сожжения через палача.
На основании же первой выписки в Морском техническом комитете никакого расследования, ни дела по сему поводу не возбуждено.
И. о. председателя А. Крылов".

(Написано на бланке: "Морское министерство. Морской технический комитет, и.о. председателя").

Федотов, прочитав статьи закона и мой доклад, прямо обомлел:

- Как можно нечто подобное писать морскому министру!

- Ничего, пусть знает закон и исполняет его: поверьте, даже не заикнется, а проглотит целиком.

...Оставив Морской технический комитет, я в течение первых же дней получил приглашение от нескольких заводов, как то: Металлического, Путиловского, Обуховского и др., быть постоянным консультантом. Я принял предложение Металлического и Обуховского заводов, не отказывая Путиловскому в разовых консультациях. Металлический завод в это время приобрел закрытый бумагоделательный завод Печаткина и основывал на его месте свою Ижорскую верфь, получив заказ на постройку шести миноносцев типа "Новик", с несколько усиленным вооружением, но с ходом 36 узлов, вместо 37.

В первый же день моей консультационной работы я указал, что следует совершенно изменить составленный заводом проект стапелей и располагать свайную бойку не равномерно, а как бы продольными дорожками - по центровой линии, где будут установлены стапельблоки, по линиям, где будут устроены спусковые фундаменты, и несколько реже по линиям, где при постройке будут ставиться подпоры. Расчет надо вести так, чтобы было возможно вести постройку не только заказанных миноносцев водоизмещением в 1500 т, но в будущем и крейсеров до 2500-3000 т.

При указанном мною рациональном распределении свайной бойки удалось без ущерба для дела сократить число свай с 8000 до 4500. Каждая свая с забивкой в то время стоила 25 рублей; таким образом достигалась экономия около 90000 рублей; проценты с этого капитала с избытком покрывали мое консультантское вознаграждение, и я в шутку сказал дирекции завода:

- Вот я вам в первый же день навсегда окупил свое консультантство, все дальнейшее составит вам чистый барыш.

Впоследствии работами "Об измерении давления в цилиндре орудийного компрессора" я избавил завод от напрасного расхода и возможного штрафа в 2500000 рублей и работою "Об испытаниях миноносца "Быстрый"", недоразвившего скорости вследствие испытаний на недостаточной глубине, я избавил завод от штрафа 2000000 рублей, показав, что развитая мощность на глубокой воде даст скорость даже больше, нежели наибольшая контрактная, что и подтвердилось на деле.

Это были наглядные примеры значения правильного применения науки к практическим вопросам.

...В начале 1912 г. Русское общество пароходства и торговли (РОПиТ) решило обновить свой флот постройкой новых судов, преимущественно с двигателями Дизеля; меня пригласили войти в состав Совета Общества, на что я изъявил свое согласие, - и был единогласно избран.

По обычаю, вновь вступающего члена Совета, чтобы дать ему возможность обстоятельно ознакомиться с делами Общества, назначают в ревизионную комиссию; я взял на себя ремонтную и навигационную части. Имея опыт не только в проверке числовых расчетов, но и в сопоставлении их результатов, я проработал часов по шесть ежедневно в течение целого месяца и представил такой отчет по ревизии, который не только был одобрен Советом, но признан "небывалым".

Для образца приведу пример. Пароходы "Диана" и "Чихачев", совершенно одинаковые, работали весь год на одной и той же линии правильными рейсами, совершаемыми в одинаковое время, с одинаковой нагрузкой; казалось бы, они должны были развивать и одинаковую мощность, между тем в отчете Главной конторы стояло как среднее из индикаторных чуть ли не ежедневных наблюдений для "Дианы" - 2300 л.с., для "Чихачева" - 1500 л.с. Я и написал в своем отчете: "Здесь явно видно несоответствие этих чисел, повторяющееся в рейсовых донесениях. Стоит одобрительная "птичка" механической части: вероятно, полагают, что мощность машин "Дианы" выражена в силах "пони", а мощность машин "Чихачева" в силах "битюга" и что индикаторы не требуют умелого обращения и периодической проверки".

Слова: "силы пони" и "силы битюга" возбудили в Совете смех и так привились, что частенько механическую часть спрашивали:

- Что это у вас - силы пони или "силы битюга, и почему у вас пони жрет больше угля, нежели битюг.

Я закончил свой отчет словами:

"Статистика не должна состоять в одном только заполнении ведомостей размерами с двуспальную простыню никому но нужными числами, а в сведении этих чисел на четвертушку бумаги и в их сопоставлении между собою, чтобы по ним не только видеть, что было, но и предвидеть, что будет. От статистики же, представленной Одесской главной конторой Общества, польза такая же, как от статистики того легендарного исправника, который в ведомости о распределении населения его уезда но сословиям в графе «свободных художников» написал: «Ввиду заключения конокрадов Абдулки и Ахметки в тюрьму, свободных художников во вверенном мне уезде нет»".

На ближайшем общем собрании Общества была выставлена моя кандидатура на открывшуюся вакансию члена правления Общества, и я был избран почти единогласно, чтобы ведать предстоящими постройками судов, наблюдать за деятельностью верфи Общества по ремонту судов и, установив надлежащий порядок, устранить непрерывно возникавшие недоразумения между частями навигационной, механической и ремонтной. Само собою разумеется, мне не оставалась чуждой и коммерческая деятельность Общества. Через два года своевременно отданным распоряжением я принес Обществу доход в 45000 фунтов стерлингов, что по тогдашнему курсу составляло около 750000 рублей, т.е. по 75 рублей на акцию…

...В 1916 г. было назначено Совещание по выработке правил об управлении секвестрованными предприятиями. Я перед тем полтора года был председателем правительственного правления секвестрованного Путиловского завода. Поэтому морской министр И.К. Григорович назначил меня и юрисконсульта Морского министерства Стеблин-Каменского в это междуведомственное совещание, бывшее под председательством тайного советника Сибилева.

Во всех случаях я был диаметрально противоположного мнения с тайным советником Стеблин-Каменским, который ссылался на кодекс Юстиниана (610 г.), на Гуго Гроция, на испанское законодательство и т.п. Я же ссылался на практику управления Путиловским заводом и на Устав торговый. Заседаний было больше десяти.

Наконец, было назначено последнее заседание. Стеблин-Каменский к этому заседанию подготовил длинную записку, с которой меня предварительно не ознакомил, да не ознакомил ни товарища морского министра, ни морского министра и прочел ее, как будто это было мнение Морского министерства. В этой записке он по-прежнему ссылался на кодекс Юстиниана, Гуго Гроция и пр. Я попросил тогда слово и сказал:

- Прочтенная записка отнюдь не представляет мнения Морского министерства, а есть измышления тайного советника Стеблин-Каменского. Я могу по поводу этой записки привести лишь известный горбуновский анекдот: "В Кунавине [предместье Нижнего-Новгорода] в каждом доме было по два дома терпимости. Один в нижнем этаже, другой - в верхнем. Как-то одна из обитательниц лежала на кушетке у открытого окна в самой неприличной позе, в костюме прародительницы Евы. Шедший мимо маляр взял да и мазнул кистью, где следовало или не следовало. Гвалт, крик, городовой. Затем дело разбирается у мирового. Мировой затрудняется - под какую статью подвести. Письмоводитель шепчет ему: "Подведите под статью о загрязнении мест общественного удовольствия"".

Если так законы толковать, то и секвестр Путиловских заводов можно подвести под кодекс Юстиниана.

Стеблин-Каменский побежал к товарищу морского министра на меня жаловаться. На другой день получаю записочку. Товарищ министра приглашает меня пожаловать в 11 часов утра в его кабинет, форма одежды - сюртук при кортике. Являюсь. Мне через весь большой кабинет адмирал Муравьев кричит:

- Вы опять наскандалили? Какой вы там анекдот рассказывали?

Я повторил то, что рассказал, а затем добавил: - Стеблин-Каменский три дня тому назад проиграл дело в три миллиона. А через несколько дней будет дело о семи миллионах, - он это дело тоже проиграет. Так и доложите министру.

На следующий же день Стеблин-Каменский был назначен в Сенат. На его место назначили Книппера, который семимиллионное дело и выиграл.

Таким образом во-время рассказанный горбуновский анекдот сохранил Морскому министерству семь миллионов рублей, т.е. целый крейсер в 6000 т.

...Один из старейших служащих обсерватории А.М. Шенрок как-то в разговоре мне сказал:

- Хоть обидно было слушать ваше мнение о метеорологии, но отчасти вы правы, есть в пей доля шарлатанства.

- Это вы про Демчинского; я его немного знал, когда заведовал Опытовым бассейном; он хотел какие-то необыкновенные опыты производить и заходил в бассейн советоваться. Умный был человек, а по Грибоедову: умный человек не может быть не плутом.

Была у Демчинского типография, взял он заказ от какой-то фирмы отпечатать 100 000 карточек размерами в восьмушку, на веленевом полукартоне. Заказал бумагу, больше 5000 рублей обошлась, изрезал ее на карточки, а заказчик-то обанкротился - плакали денежки. Но Демчинский нашелся — подал прошение министру финансов Витте: имею верный научный способ предсказания погоды, прошу субсидии 25000 рублей. Приложил какие-то кривые, по которым предсказание производится. Витте отправил все М.А. Рыкачеву “на рассмотрение и заключение”.

Вы, Александр Михайлович, должны знать лучше меня. как, кто и что в этой каббалистике усмотрел, только Рыкачев явился к Витте и говорит: “Не понимаю, но вижу”. Витте и велел отпустить Демчинскому 25000 рублей.

Отпечатал Демчинский 100000 карточек с предсказаниями погоды на год вперед и стал их продавать по 75 копеек за штуку. Разошлись они у него меньше чем в месяц. Еще Галилей сказал: “Stultorum infinitus est immerns” (Число глупых бесконечно).

На следующий год получил он опять 25000 субсидии, на этот раз последнюю; Демчинский считал, “на то и бараны сотворены, чтобы их стричь”.

Ведь у вас одесский профессор Клоссовский знаменитостью считается?

- Как же, большой ученый.

- Так послушайте, какой доклад этот ваш ученый сделал в Физическом обществе, на этом докладе я сам был.

Чтобы опровергнуть Демчинского, стал Клоссовский считать, какой средний процент оправдавшихся предсказаний Демчинского, и по его подсчетам выходило 50%. На основании этого Клоссовский и упирал на то, что предсказания Демчинского равносильны игре в орлянку, или, как он выражался, в “орел и решку”.

Для ясности поясню ошибку или, лучше сказать, невежество Клоссовского примером: в Адене дождь идет раз в год, а в Бергене 360 раз. Если какая-либо теория предскажет, что будет дождь в Адене: 15 октября 1900 г., 18 июня 1901 г., 13 сентября 1902 г. и т.д. вперед на 20 лет и 50% предсказаний окажутся верными, то такая теория заслуживает внимания: это не то, что предсказать, что будет дождь в Бергене, а по нелепому рассуждению Клоссовского это одно и то же. Жаль, что Демчинского на заседании не было, он бы показал “вашему ученому”, где раки зимуют; просто стыдно было слушать ту ерунду, что он нес целых два часа. Это хуже хиромантии.

… Мне предстояло к 8 часам вечера быть на заседании комиссии естественных производительных сил при Академии наук. Председательствовал А.Е. Ферсман, ученый секретарь комиссии, пока профессор и член Горного совета тайный советник К.П. Богданович делал доклад “О месторождениях вольфрама”, который есть в Туркестане и на Алтае. Для изучения туркестанских руд надо снарядить туда экспедицию, испросив на нее 500 рублей. Про вольфрам же на Алтае он промолчал.

- Кому угодно высказаться по поводу доклада Карла Ивановича? - спросил Ферсман.

Я попросил слова:

- Насчет Туркестанских рудников дело обстоит весьма просто - вот 500 рублей, - и, вынув бумажку с портретом Петра (т.е. пятисотрублевку - V.V.), передаю ее Ферсману. - С Алтаем дело сложнее. К.П. не указал, что рудники находятся на землях великих князей Владимировичей. Вольфрам - это быстрорежущая сталь, т.е. более чем удвоение выделки шрапнелей. Если где уместна реквизиция или экспроприация, то именно здесь: не будет шрапнелей - это значит проигрыш войны, а тогда не только Владимировичи, но и вся династия “к чертовой матери полетит”.

Именно так и было мною сказано. Карл Иванович не знал куда деться, Ферсман перешел к следующему вопросу, не углубляя предыдущего.

Я оказался пророком - месяца не прошло, как династия Готорп-Романовых полетела.

Русско-норвежскому обществу был предложен... пароход, почти новый. При осмотре все было исправно, машина и котлы чистые, а, между тем, ход его даже в тихую погоду при расходе угля около 0,7 кг на силу в час составлял всего около 7 узлов. Я зашел в Лондоне в контору этого пароходства, чтобы посмотреть чертежи; их не оказалось, но была отлично сделанная модель парохода примерно в 1/100 натуры. В конторе работал сам владелец, почтенный, весьма любезный и симпатичный старик. По модели я усидел, что диаметр винта был непомерно целик, так что когда лопасть проходила через вертикальное положение, то между ахтерштевнем и лопастью оставался просвет меньше 6 дюймов.

- Сэр, винт на модели сделан точно по масштабу? - спросил я старичка.

- О да, наверное, вполне точно.

- Когда введете ваш пароход в док для окраски, велите обрезать лопасти винта на 8-9 дюймов и пусть механик ставит регистр по-прежнему, минутное число оборотов увеличится и корабль ваш пойдет быстрее при том же расходе угля и будет развивать 9 или 9 1/2 узлов, а если вы затем поручите хорошему заводу поставить новый винт, то получите и 10 узлов.

Затем я узнал, что он приходил в Русско-норвежское общество узнать, кто я такой, после чего послушался моего совета и примерно через полгода зашел, ко мне:

- Я обрезал лопасти винта на 9 дюймов. Пароход теперь ходит 9 1/2 узлов, я не знаю, как и благодарить вас за ваш совет.

- С меня достаточно и того, что вы сами зашли мне сообщить о достигнутых результатах.

- Я удивляюсь, как вы сразу увидали, что надо делать.

- Я тридцать два года читаю “Теорию корабля” в Морской академии в Ленинграде.

...В 40-х же годах шотландский битюг сделал по отношению к движению судов по каналам то открытие, которое ускользнуло от внимания французских академиков. Его впрягали в бечеву, которой по каналу тянули трешкоут, и заметили, что он проходил свою станцию ровной рысью быстрее других и приходил совершенно свежий, тогда как другие лошади тот же путь пробегали значительно медленнее, и приходили в мыле. Об этом узнал знаменитый корабельный инженер Скот Россель и обратил внимание, что битюг вначале наддавал ходу, затем ход несколько сбавлял, и трешкоут шел с едва натянутой бечевой, - одним словом, было открыто явление так называемой переносной волны, получившее впоследствии столь важное значение.

А.С. Орлов, "Академик А.Н. Крылов - знаток и любитель русской речи"