Александр Михайлов
ДА, конечно: "Горький не нуждается в оправдании". Он - на века. Но "индульгенция хулителям Горького", с горькой (простите за невольный каламбур) иронией выданная Виталием Третьяковым ("Кулиса НГ", № 6), не должна послужить началом "кампании", даже если это и происходит в юбилейном году (130 лет со дня рождения писателя).
А повод к "кампании" как раз и дают нападки на Горького критиков неолиберальной волны, устанавливающих "моду" в литературе. Для них, имеющих диплом о высшем образовании, Горький - "босяк по натуре", завистливый, закомплексованный, трусливый, - словом, рылом не вышел стоять в ряду великих. Ими-то, может быть, стоит и пренебречь, если уж вовремя и к месту почти никто, в том числе и "штатные" ученые-горьковеды, не нашли в себе мужества вступить в полемику. (Другое дело - спор с А.И. Солженицыным, который тактично и доказательно ведет Вадим Баранов. Здесь и оппонент не из разряда либеральных переоценщиков, и тема трудная, болевая.)
К чему, например, "оправдывать" драматургию Горького, если его пьесы уже почти целое столетие победно шествуют по сценам лучших театров мира. Вот понять и объяснить этот успех - дело критиков, ученых. На одну из характернейших особенностей горьковской драматургии указал Григорий Заславский в статье "Русский характер". Ведь в самом деле, скольким артистам русского и мирового театра персонажи горьковских пьес дали возможность создать сценические шедевры! Напиши сегодня кто-то на уровне сцены с трубачом Гаврилой в "Егоре Булычеве" - сколько театров, сколько актеров прельстились бы пьесой и ролью!..
И не только в силе и буйстве характеров, их русской избыточности художественная мощь драматургии Горького. В былые годы я любил, помимо театра, что само собой разумеется, слушать радиопостановки по горьковским произведениям, поддаваясь выразительной силе языка - густого, афористичного, щедрого и красочного, звучащего в согласии с жестом персонажа, его состоянием. Он пропитан немолчным говором веков, его звуковыми, интонационными переливами, его многоголосием. Наугад открываю том драматических произведений. "Враги". Не лучшая пьеса Горького. Начало второго действия. Левшин говорит Наде: "Все человеческое на земле - медью отравлено, барышня милая! Вот отчего скучно душе вашей молодой... Все люди связаны медной копейкой, а вы свободная еще, и нет вам места в людях. На земле каждому человеку копейка звенит: возлюби меня, яко самого себя... А вас это не касается. Птичка не сеет, не жнет".
Этот рабочий говорит языком мудреца. Правда, Толстой выговаривал Горькому, что у него, мол, "в каждом рассказе какой-то вселенский собор умников", а в жизни-де мужики "говорят глупо, несуразно", но ведь и с Львом Николаевичем необязательно соглашаться, его столбовые дворяне и даже сиятельные лица в романах тоже говорят далеко не тем языком, каким говорили в жизни. Однако "фокусы языка" Горького нравились Толстому. Да что говорить, множество реплик из пьес Горького запоминаются на всю жизнь.
В молодости он писал стихи. Слабые. И те, кому не находится какого-то иного способа уязвить Горького, громко заявляют, что он - плохой поэт. Ну и что? Ходасевич давно написал об этом, но тем не менее не отказывал Горькому в величии - ни в писательском, ни в человеческом. Грех молодости прощен, скажем, Гоголю, но почему-то выставляется в вину Горькому. Плохими стихами грешили и другие, иногда весьма именитые прозаики.
Я не собираюсь спорить о вкусах, готов даже понять Виктора Ерофеева, который считает какие-то произведения Горького написанными "чудовищно" и может читать их, только "зажимая нос". Но в таком случае и он должен согласиться, что кто-то может испытывать нечто подобное, читая настенные апокрифы общественных туалетов его прозе.
И все-таки я не о Горьком. Вернее, не только о нем. Вступительное слово Виталия Третьякова провоцирует на то, чтобы поставить вопрос шире и не связывать его с юбилейными датами. Горький - конкретный, сегодняшний повод, и это прекрасно, что "Кулиса НГ" этот повод использует. Вызов брошен (а я разделяю позицию Третьякова), первый "вклад" в дискуссию сделан, теперь ваше слово, милостивые государи - критики, журналисты, ученые литературоведы, писатели - все, кто имеет что сказать, кроме общих рассуждений.
Но ведь сегодня столь же разумного, спокойного, аналитического разговора требует вся литература советского периода да и всего ХХ века тоже. История ее не написана, и здесь нельзя полагаться только на академические институты. Не надо также думать, что "моду" должны диктовать два десятка критиков-"академиков", чья кипучая деятельность редко выносится за пределы МКАД. Если повнимательнее присмотреться к "Ученым запискам" и другим скромным изданиям гуманитарных провинциальных вузов, то можно обнаружить интереснейшие, очень содержательные работы по теории и истории литературы ХХ века и, конечно, советского периода. Увы, эти работы редко становятся достоянием широкого круга интеллектуалов.
Охаянным и даже оболганным за последнее десятилетие оказался не только Горький. А Маяковский? Алексей Толстой? Не говорю про писателей менее известных. Конечно, немало сделано для возвращения читателю многих произведений, для изучения творчества писателей, преследовавшихся, гонимых и репрессированных при советской власти, для писателей русской эмиграции. Но и эта тема не исчерпана. Алексея Толстого, к примеру, распинают за его "прислужничество" властям предержащим, Сталину. Некорректно гадать, как бы в то время повели себя нынешние хулители и судьи, у их сиятельства была такая слабость, тут нечего таить. Но опять-таки, у кого в новой литературе такие краски, такая пластика, такое смачное, вкусное русское слово! Его "Петра" можно перечитывать просто для удовольствия, чтобы насладиться всем этим. А разве не потеряно сегодня мастерство построения острого сюжета, которым с блеском владел Толстой...
Особая статья - Маяковский. Впрочем, с ним произошло примерно то же, что и с Горьким, но парадокс в том, что он по-прежнему остается самым цитируемым русским писателем в современных СМИ. Я готов заключить любое пари, что, перебрав десяток газет за день, найду несколько скрытых или прямых цитат из Маяковского. То же самое на радио и телевидении. Тексты Маяковского рвут на части, его цитируют открыто и скрытно, со ссылкой и гораздо чаще без ссылки, корректно и бесцеремонно, то есть перевирая, переиначивая, оглупляя, с намерением уязвить поэта.
Одно время я пытался коллекционировать и даже классифицировать цитаты из Маяковского, взяв на проверку полдесятка газет, и за каких-то полгода пресытился, бросил это дело. Но обнаружил некоторые закономерности. У тех, кто хорошо владеет словом, цитата как стилевой прием украшает текст, усиливает впечатление. Желание уязвить Маяковского цитатой из его стихов чаще проявляют беспомощные публицисты, этим они демонстрируют свое "свободомыслие". Уже не цитатой из стихов, а походя брошенным ехидным словом, уничижительной фразой не упускают возможности проехаться по Маяковскому некоторые поэты, причем не самые заурядные.
Впрочем, отторжение предшественников в литературе - "мода" непреходящая, Маяковский и сам поддавался ей. Но когда он подписал манифест "Пощечина общественному вкусу", ему было девятнадцать лет. Юношеский максимализм как-то объясняет этот вызывающий жест. Ныне этим делом занимаются бородатые дяди, которые детям и внукам своим пока еще не предложили чего-нибудь, равного горьковской трилогии о детстве, отрочестве и юности. И что-то не припомню за последние полстолетия, чтобы кто-нибудь в 19-20 лет написал нечто, равное таким стихам:
"Вам ли понять, почему я, спокойный, насмешек грозою // душу на блюде несу к обеду идущих лет. // С небритой щеки площадей стекая ненужной слезою, // я, быть может, последний поэт. // Замечали вы - качается в каменных аллеях // полосатое лицо повешенной скуки, // а у мчащихся рек на взмыленных шеях // мосты заломили железные руки".
Пастернак слушал их, "не помня себя, всем перехваченным сердцем, затая дыханье".
Маяковского сегодня судят за веру, а она - неподсудна. Да еще при этом не принимают во внимание, а иногда и просто не знают, не читали "Баню". Маяковский - вместе с Мейерхольдом - первым на советской сцене, в 1930-м году, зло высмеял, сатирически заклеймил идеологическое насилие над искусством. Пришел в столкновение с системой, выразил к ней свое отношение.
Серьезной дискуссии о Маяковском не состоялось даже в связи с юбилейной датой (100-летие со дня рождения в 1993 году). Наоборот, именно к этому времени возросло количество каких-то странных публикаций в периодике, где упражнялись в нелепейших домыслах, в попытках исказить, оскопить Маяковского люди, серьезно не прочитавшие поэта. Сначала за границей, а потом и у нас была издана книга Юрия Карабчиевского "Воскресение Маяковского", написанная хлестко, развенчивающая его и как поэта, и как личность. Я не знаю, как объяснить гробовое молчание людей, которые "по должности" изучают творчество Маяковского. В Институте мировой литературы имени А.М. Горького РАН уже более десятка лет существует сектор, занимающийся подготовкой полного собрания сочинений поэта, первый том которого должен был выйти к его столетию. Где он? Похоже, никакие схватки на литературном ристалище не способны прервать академическо-летаргический сон штатных маяковсковедов. Это мародерам - раздолье.
Энтузиасты перестройки и демократических реформ, наскоро устроив аудиторскую проверку "советской литературы", поступили по революционному круто, поменяли оценочные знаки - плюсы на минусы - справили похороны и поминки по ней, расчистив таким образом пространство от хлама и старья, начали сооружать нечто, что должно было внести новизну в эстетическое сознание читателя, откорректировать испорченный "советской литературой" вкус к слову, образу, картине. Почти зеркальное повторение вульгарно-социологической методологии 20-х годов.
Я не собираюсь давать каких-либо общих оценок современной литературе, это дело новой критики, но рискну высказать то, что вызывает озабоченность не только у меня, - некое соображение о ее языке. Язык прозы и поэзии изменился, это естественно, но - изменился не за счет проникновения в глубь, к корневой системе, а за счет ненормативной лексики, разговорной фени, англицизмов. Ценность этого расширения надо еще определить.
Вводя в эстетический ряд "корявый говор миллионов", язык улицы, футуристы (Хлебников, Маяковский, Крученых) обращали свой взгляд к истокам языка, их подход к слову был эстетически избирательным. Нынешние языкотворцы снимают пену с его поверхности, это - рыночный подход. Судьба русского языка, так мне показалось, мало волнует и критиков.
Призывая к тому, чтобы распространить ориентированное не на атмосферные колебания в политике, а на эстетические критерии и на традиционные ценности перечитывание и переоценку литературы советского периода, хочется уточнить, что некорректно, как это часто случается, все написанное за семьдесят лет советской власти подавать под общим грифом "советская литература", вкладывая в эпитет "советская" оценочное содержание с отрицательным знаком. Есть русская литература ХХ века, в том числе и литература советского периода. Она богата и разнообразна, ибо отразила в себе воздействие романтических иллюзий и разрушительных бедствий, нескольких войн и революций. Интерес исследователя - журналиста, критика, литературоведа - безусловно возбуждает и появление на книжном рынке ранее гонимых и запрещенных писателей, а также писателей русской эмиграции.
Так что - виват Горький, но будем помнить и о других.
