VIVOS VOCO: К.В. Лютова, "Спецхран Библиотеки Академии наук"

Обыкновенные правила цензуры суть: почеркивать, марать, не дозволять, драть. жечь...

А.Н.Радищев. Путешествие из Петербурга в Москву, гл. "Торжок"

В "Кратком повествовании о происхождении цензуры" А.Н. Радищев писал, что еще в V в. до нашей эры

"народ афинский, священнослужителями возбужденный, писания Протагоровы запретил, велел все списки оных собрать и сжечь".

И далее:

"В Риме находим мы больше примеров такого свирепствования... В разные времена случалося, что книги гадательные велено было относить претору. Светоний повествует, что кесарь Август таковых книг велел сжечь до двух тысяч... Не избавилися сожжения книги иудейские при Антиохе Епифане, царе Сирском. Равной с ними подвержены были участи сочинения христиан",

и добавляет:

"гонения на мысли и мнения не токмо не в силах оные истребить, но укоренят их и распространят" [1].

Однако и христианские священнослужители, "одержав победу над мучительством", проявляли такую же нетерпимость к любым сочинениям, в которых можно было заподозрить отклонение от догм церкви, не говоря уже о сочинениях приверженцев других религий. Известно, что в 1508 г. кардинал Хименес сжег сто тысяч арабских рукописей, а в 1510 г. император Максимилиан повелел бросить в огонь все еврейские книги, кроме Библии [2]

Составление списков запрещенных произведений практиковалось католической церковью с V в. Но, как указывает в "Истории иностранной библиографии" К.Р.Симон, "подлинным толчком к развитию цензурных учреждений явилось изобретение книгопечатания" [3]

Первые каталоги запрещенных книг были опубликованы богословскими факультетами Парижского университета в 1544 г. и Лувенского - в 1546 г. А несколькими годами позже -в 1559 г.- в Риме вышел первый, санкционированный папой, указатель, который через пять лет стал называться "Index librorum prohibitoruin" ("Указатель запрещенных книг").

Вначале запрещению подвергались религиозные, прежде всего протестантские, книги. Затем среди них оказались произведения философов, в XVIII в. были запрещены все сочинения Вольтера, Канта. В XIX в. под запретом оказались многие романы известных писателей: "Собор Парижской Богоматери" и "Отверженные" Гюго, "Мадам Бовари" и "Саламбо" Флобера, произведения Золя, Франса и много других. Католики всего мира не должны были читать включенные в Индекс книги, они не могли их распространять или даже иметь их дома - нарушение этого запрета грозило отлучением от церкви.

В 1930 г. один из кардиналов Ватикана писал: "Вредоносная пресса является более опасной, чем меч. Святой Павел показал пример действия цензуры: он добился сожжения вредных книг. Преемники св. Павла - папы - всегда следовали его примеру" [4].

В 1948 г. вышел последний том "Индекса запрещенных книг", в 1959 г. - последнее дополнение к нему, а в 1966 г. решением 2-го Ватиканского собора его издание было, наконец, прекращено. В польской "Энциклопедии науки о книге" подсчитано, что за все время существования Индекса запрету подверглось более 5000 названий книг [5]

Кроме указателей запрещенных книг выпускались указатели книг, "требующих очищения", - "Indicis librorum expurgatorum". В них перечислялись отдельные страницы, абзацы, выражения или неугодные церкви имена, которые должны были быть исключены. Иногда они издавались вместе со списками запрещенных книг. иногда отдельно от них. Часто указатели книг. "требующих очищения", выпускались местными религиозными органами или католическими университетами.

Заключая краткий очерк истории индексов запрещенных книг. Н.А. Таманцев писал, что запрет их был трех категорий:

1 ) запрещались все произведения какого-либо автора (opera omnia) - Бруно, Гоббса. Беранже, Золя и др.;
2) запрещались отдельные произведения авторов - Руссо, Флобера, Гюго и др.;
3) запрет действовал до тех пор. пока произведения не будут исправлены (doneс corrigentur) - "Энциклопедия" Дидро и Д'Аламбера и др.

Русская православная церковь также вела ожесточенную борьбу с "отреченными" или "ложными", "сокровенными", "еретическими" книгами, появившимися почти одновременно с "истинными", то есть после введения христианства. Вначале "отреченные" книги на Руси были переводами с греческого или болгарского языков, в дальнейшем стали появляться русские сочинения, авторы которых по-своему толковали библейские события. Кроме того, при переписке рукописей допускалось много ошибок, приводивших подчас к искажению смысла, делало их "ложными".

В "Изборнике Святослава" ( 1073 г.) приведены списки "истинных" и "ложных" книг - "Богословьцы от словес", сопровождавшиеся предупреждением читателям: "Книги ложные, их же не подобает чести и держати православным христианам" [6].

Одно из первых упоминаний о наказании за чтение и хранение таких сочинений имеется в Кормчей книге (1284 г.): "Иже кто иметь еретическое писание у себя держати, и волхвованию его веровати, со всеми еретики да будет проклят, а книги те на темени их сожещи" [7].

XVIII век

До 40-х гг. XVIII в. цензура в России носила церковный характер. Петр I своим указом от 5 октября 1720 г. узаконил существовавший, хотя и не всегда соблюдавшийся, порядок, запретив печатать религиозные книги без цензуры Духовной коллегии. Этот указ Петра иногда условно называют первым русским законом о печати. [8]

В ноябре 1741 г. в результате дворцового переворота на русский престол вступила дочь Петра I Елизавета Петровна. Она старалась изъять из обращения все книги, в которых упоминались свергнутый ею малолетний император Иоанн Антонович, его мать, бывшая правительница России Анна Леопольдовна, их родственники и приближенные к трону лица.

В "Материалах для истории Императорской Академии наук" приведен текст Сенатского указа 1743 г.:

"...сего марта 7 дня ее императорское величество изустно указать соизволила: отданную от ее императорского величества печатную книгу на немецком языке, о жизни бывших графа Остермана, графа же Миниха и герцога курляндского Бирона, в которой между прочим некоторые вымышленно-затейные, предосудительные к российской империи пашквильные посажи находятся - при надлежащей публике сжечь... и впредь таковых касающихся до российской империи пашквильных сочинений во всех местах продавать и выводить накрепко запретить також все печатные в России книги, принадлежащие до церкви и до церковного учения печатать со опробации святейшего правительствующего синода, а гражданские и прочие всякие, до церкви не принадлежащие, со опробации ж правительствующего сената" [9]

Как видно из приведенного текста, не только искоренялось всякое печатное упоминание неугодных императрице лиц, в том числе и на страницах иностранных изданий, вплоть до их публичного сожжения, но и подтверждалась предварительная цензура всех церковных книг со стороны Синода, а гражданских - со стороны Сената.

Если книги с нежелательными "титулами" были изданы Академической типографией, их отправляли в "заповедные" фонды Библиотеки Академии наук - первой и в то время единственной государственной научной библиотеки. Тексты присяг бывшему императору с именами прежних правителей публично сжигались Сенатом, страницы из книг с неугодными именами вырезались, иногда заменялись новыми. Вырванные листы академических изданий хранились в "секретной каморе" Библиотеки, в ее "заповедном фонде" [10] -по-видимому это и был первый "спецхран". Сюда же помещались и изъятые из обращения иностранные книги.

Неизвестно, по чьему именно приказу была создана "секретная камора". Ясно одно - в 1741 г., еще до воцарения Елизаветы Петровны, она уже существовала. Об этом свидетельствует напечатанный в 1741 г. роскошно иллюстрированный альбом "Палаты Санкт-Петербургской Императорской Академии наук. Библиотеки и Кунсткамеры..." - первый путеводитель и справочник по Академии [11]. Исторические сведения в нем сопровождались описанием помещений, в том числе и библиотечных. На плане восточного крыла здания, где находилась Библиотека, указаны две комнаты на третьем этаже, где хранились "смешанные" и "запрещенные" книги.

По обычаю того времени библиотекарь Академической библиотеки И.Д. Шумахер ( 1690-1761), подготовивший этот альбом, посвятил его тогдашней правительнице Анне Леопольдовне и, как бы мы сказали теперь, поместил рекламу на новое издание в "Примечаниях к Санкт- Петербургским ведомостям" за 13 ноября 1741 г.

"Но судьбе было угодно посмеяться над Шумахером: всего через две недели после опубликования этой заметки правительство Анны Леопольдовны было свергнуто, и, боясь за свою судьбу. Шумахер приказал срочно вырезать во всех экземплярах «Палат Санкт-Петербургской Императорской Академии наук...» посвящение Анне Леопольдовне и уничтожить все имеющиеся в его распоряжении экземпляры «Примечаний к Санкт-Петербургским ведомостям»" [12].

Только через три года, когда немного подзабылся казус с посвящением Анне Леопольдовне, Шумахер переиздал "Палаты..." на русском, немецком и латинском языках. (Книги почему-то плохо раскупались, и он приказал продавать их в принудительном порядке всем посетителям Библиотеки и Кунсткамеры.)

А еще через три года, в 1747 г., в здании Библиотеки и Кунсткамеры разразился страшный пожар. Здание пострадало так сильно, что и книги, и экспонаты музея, сохранившиеся после пожара, пришлось на время - вылившееся почти в 20 лет - перевезти в стоявший неподалеку каменный дом дворян Демидовых. И здесь в помещениях Библиотеки существовала "секретная камора" для хранения запрещенных книг [13].

Удивительно упорство, с которым Елизавета Петровна искореняла всякую память о дворцовом перевороте: в 1750 г. Сенат издает специальный указ "О представлении книг на иностранных языках, в которых упоминаются имена бывших в два правления известных персон, в Академию наук, если оные книги там напечатаны, о препровождении прочих в Правительствующий Сенат и о запрещении ввоза таковых книг из чужих краев". Те же люди, которые не принесут книги "на переправление", "кто такие книги у себя держит... за то каждый без всякого упущения штрафован будет". [14]

По-видимому, исправить все книги, несмотря на угрозы, не удалось - в "Материалах для истории Академии наук" отмечено, что в "секретной каморе" Библиотеки в 1750 г. было обнаружено много русских и иностранных изданий, в которых упоминались нежелательные титулы. [15]

Цензурная политика Елизаветы Петровны в основном сводилась к борьбе с печатным упоминанием "бывших правителей известных имен" и к защите собственной персоны от компрометирующих ее публикаций. Так, специальный указ от 3 ноября 1751 г. "О непечатании в газетах без Высочайшей апробации артикулов, касающихся до Императорской фамилии" [16] был вызван появлением в печати упоминаний о псовой охоте, в которой участвовала сама императрица.

В "секретную камору" Библиотеки в том же 1751 г. попала диссертация академика Герхарда-Фридриха Миллера (1705-1783) "О происхождении русского народа и имени Российского". История эта, описанная в разных источниках, сводится к следующему: 6 сентября 1749 г. на очередном торжественном собрании Академии наук должны были выступить с речами академики М.В. Ломоносов и Г.-Ф.Миллер. На предварительном обсуждении многие академики нашли речь (или диссертацию) Миллера оскорбительной для чести русского народа (Миллер был сторонником "норманской" версии происхождения Русского государства). Все розданные заранее экземпляры решено было отобрать и хранить в архиве. Однако позже Канцелярия Академии, приняв во внимание отрицательные мнения академиков М.В. Ломоносова, С.П. Крашенинникова и Н.И. Попова. постановила вообще уничтожить диссертацию.

В архиве АН сохранилось письмо из академической Канцелярии унтер-библиотекарю И.-К.Тауберту:

"Поскольку сочиненная профессором Миллером диссертация о начале Русского народа на 6 число сентября 1749 г. для России предосудительна, которую ведено совсем уничтожить как письменные.так и печатные на русском и латинском языке отослать в библиотеку для хранения в секретной каморе, которые к вашему высокоблагородию высылаю... всего письменных и печатных 975 экземпляров хранить в секретной каморе".

В конце письма приписка, по-видимому, рукою Тауберта: "По силе сего ордера означенная диссертация как письменные так и печатные в секретную камору положены. 25 января 1751 г.". [17]

"Мы не располагаем сведениями о дальнейшей судьбе экземпляров, переданных в Библиотеку. Известно только, что они хранились под замком, в отдельной комнате и в особом сундуке" [18]. - пишут авторы статьи, опубликованной в 1962 г. в сборнике "Книга", - известные библиографы, исследователи, много лет проработавшие в БАН, М.М. Гуревич (1898-1972) и К.И. Шафрановский ( 1900-1973). И добавляют: "Издание речи 1749 г. не получило распространения . Но отдельные экземпляры сохранились", называя несколько экземпляров, учтенных библиографами и библиофилами XIX в. В Библиотеке Академии наук имеется одно русское издание и один латинский экземпляр речи. приобретенный в составе частной коллекции в начале XX в.

Возникает вопрос: куда же делись остальные экземпляры речи? Очевидно, все они были уничтожены, вот только неизвестно - по чьему распоряжению и когда. Однако история с речью Миллера на этом не кончилась.

Через 19 лет, в 1768 г., она была опубликована в т. 5 немецкого издания "Всеобщая историческая библиотека членов Королевского института исторических наук в Геттингене" ("Allgemeine historische Bibliothek von Mitgliedern des Koniglichen Instituts der historischen Wissenschaften zu Gottingen") [19]. Любопытно, как осторожно она была преподнесена читателям: в указателе содержания в самом конце последнего раздела "Исторические известия" ("Historischen Nachrichten") ничего не говорящий заголовок - "Отрывок из одного письма из Санкт-Петербурга от 2/3 июня 1767 г." ("Auszug eines Schreiben aus St. Petersburg vom 2/3 Jun. 1767"). На указанных страницах приводится как бы выдержка из письма анонимного корреспондента из Санкт-Петербурга своему немецкому - тоже не названному - другу, интересовавшемуся сочинением Миллера "О происхождении России и ее наименовании". Анонимный автор (очевидно, что это был сам Миллер) предлагает немецкому другу текст этой "таинственной речи", пролежавшей у него долгих 18 лет, и советует опубликовать ее полностью (in extenso) и тем самым "убедить мир, что во времена Екатерины II в Петербурге, так же как в Берлине, Геттингене и Лондоне, господствует свобода думать и писать".

В конце "письма" петербургский корреспондент добавляет:

"Еще должен я Вам сказать, что в 5-м томе "Sammlung russischer Geschichte" (S. 385 и далее) г. Миллер отказался от своего, вызывающего споры утверждения о норманском происхождении Рюрика и высказал предположение, что он пришел из Пруссии. Его основания меня не убедили. Рюрик все же был норманном!.. и в этой речи г. Миллер именно так и думал. Может быть - продолжает корреспондент - я сам напишу об этом когда-нибудь, но только не речь".

И далее следует латинский текст злополучной речи.

И действительно, Миллер выполнил свое обещание, но скрыв и на этот раз свое имя.

В 1773 г. в Академической типографии в Петербурге вышла небольшая книга под названием "О народах издревле в России обитавших. С немецкого на Русский язык переведено Иваном Долинским". В последнем разделе книги - "Варяги" - вновь дано краткое изложение норманской теории. Однако в "Предисловии от переводчика" было сказано, что автор сочинения ему - переводчику - не известен и что он сам "старался сколько можно отечности выражений всех Авторовых мыслей, приводя в некоторых местах и собственные изречения древних наших летописателей". Второе издание этой книги вышло уже после смерти Миллера, в 1788 г., и в позднейших библиографических указателях оба издания приводятся под его именем [20].

Вся эта грустная история с мистификациями, к которым прибегал ученый, отстаивая свои идеи, - всего лишь эпизод в извечной борьбе за свободу выражения своих мыслей.

Лестный отзыв Миллера о царствовании Екатерины II, когда, якобы, "господствовала свобода думать и писать", значительно преувеличен, даже для первых, наиболее либеральных лет ее правления.

Взойдя на престол в результате дворцового переворота. закончившегося убийством Петра III и, вероятно, поэтому получившего в Европе название "русской революции", Екатерина хотела по возможности скрыть от русской, а главное европейской, публики неблаговидный путь, который привел ее к власти.

Одной из первых книг, против которой ополчилась Екатерина, была книга французского публициста А. Гудара "Записки к истории Петра III, императора России...", вышедшая в 1763 г. Разгневанная императрица писала в сентябре 1763 г. генерал-прокурору Сената А.Н. Глебову:

"Слышно, что в Академии наук продают такие книги, которые против закона, доброго нрава, нас самих и российской нации, которые во всем свете запрещены.как, например, Эмиль Руссо, Мемории Петра Ill, Писмы жидовские по французскому и много других подобных. А у вольных здешнего и московского городов книгопродавцев думать надобно, что еще более есть таких, которые служат к преобщенин) нравов, по той причине, что оные лавки ни под чьим ведомством не состоят. И так надлежит приказать наикрепчайшим образом Академии наук иметь смотрение, дабы в ее книжной лавке такие непорядки не происходили, а прочим книгопродавцам приказать ежегодные реестры посылать в Академию наук и университет московский, какие книги они намерены выписывать, а оным местам вычеркивать в тех реестрах такие книги, которые против закона, доброго нрава и нас". [21]

В работах В.А. Сомова о французской "Россике" эпохи Просвещения подробно рассказывается о запрещенных императрицей книгах, пользовавшихся известностью у образованного русского читателя [22].Некоторые книги из частных библиотек попадали затем в государственные книгохранилища, в том числе и в Библиотеку Академии наук [23].

Екатерина II, в первые, наиболее либеральные, годы своего правления разыгрывала роль просвещенной монархини, читала труды французских просветителей, переписывалась с Вольтером, приглашала в Россию Дидро, пыталась создать себе славу русской Минервы - покровительницы наук и искусств. Однако крестьянская война под предводительством Пугачева и особенно события Французской революции напугали ее, проявили в ней жестокость самодержицы, всеми силами оберегавшей свою власть. Будучи женщиной умной и проницательной, к тому же достаточно начитанной, она понимала огромную силу печатного слова и не случайно, прочтя "Путешествие из Петербурга в Москву", произнесла о Радищеве ставшую хрестоматийной фразу: "Да он бунтовщик хуже Пугачева!".

По Именному, то есть царскому, указу Екатерины от 4 сентября 1790 г. "О наказании коллежского советника Радищева за издание книги, наполненной вредными умствованиями, оскорбительными и неистовыми выражениями противу сана и власти царской" [24], он был приговорен к смертной казни, замененной 10 годами сибирской ссылки, а "Путешествие из Петербурга в Москву" уничтожено.

Принятый Екатериной в 1783 г. знаменитый указ о вольных типографиях был ею же отменен в конце жизни. Само слово "цензура" вошло в обиход в ее царствование. Впервые в стране была создана целая система цензурных учреждений. Все издания частных типографий должны были проходить цензуру в управах благочиния. Однако твердых правил цензуры еще не было, все находилось в личном усмотрении цензоров: чтобы в книге не было ничего "противного законам божиим и гражданским или же к явным соблазнам клонящегося" [25].

Как писал в конце прошлого века один из исследователей истории русской цензуры В.В. Сиповский,

"причина введения у нас цензуры. конечно, вполне понятна: страх перед революцией, боязнь за русское общество, которое оказалось чересчур восприимчивым к политическим движениям Запада, - все это заставило Екатерину вступить в борьбу с "дореволюционной" литературой, французской. немецкой, английской, и при помощи цензуры забрать в руки ключи от библиотек своих подданных". [26]

А.С.Пушкин в "Заметках по русской истории XVIII в." писал о царствовании прославленной императрицы:

"Екатерина уничтожила пытку - а тайная канцелярия процветала под ее патриархальным правлением, Екатерина любила просвещение, а Новиков, распространивший первый лучи его. перешел из рук Шешковского ( домашний палач кроткой Екатерины - [примеч. А.С. Пушкина].) в темницу, где и находился до самой ее смерти. Радищев был сослан в Сибирь, Княжнин умер под розгами..." [27].

И хотя последнее утверждение - о Княжнине - современная наука о литературе считает легендой [28], тем не менее стоит рассказать об этом подробно, тем более, что история запрещения и уничтожения трагедии Княжнина "Вадим Новгородский" менее известна современному читателю, чем расправа с А.Н. Радищевым и Н.И. Новиковым, к тому же она непосредственно связана с Академией наук и ее директором княгиней Е.Р. Дашковой (1743-1810).

Яков Борисович Княжнин ( 1742-1791 ) написал трагедию "Вадим Новгородский" в конце 1788-начале 1789 г. Ее уже приняли к постановке в Придворном театре и даже распределили роли, когда разразилась Французская революция. Вольнолюбивые настроения автора, осуждение самодержавия устами героев трагедии ("Самодержавие повсюду бед содетель, вредит и самую чистейшу добродетель") сделали невозможным ее театральную постановку, и автор сам забрал текст из театра. Известно,что Княжнин читал друзьям свое сочинение и, возможно, оно тогда же начало распространяться в списках [29]. В "Словаре достопамятных людей русской земли" Д.Н. Бантыш-Каменский (1788-1850) писал: "Княжнин, как утверждают современники, был допрашиван Шешковским в исходе 1790 г., впал в жестокую болезнь и скончался 14 января 1791 г." [30]. Между тем, драматическая история "Вадима Новгородского" продолжалась.

В статье А.А. Зайцевой (1927-1996) "Илья Глазунов - издатель трагедии "Вадим Новгородский" Я.Б. Княжнина" буквально по дням прослежена история публикации: отдельное издание вышло из Академической типографии 14 июля 1793 г., а 30 сентября на склады Академии наук поступила 39-я часть "Российского феатра" [31] с опубликованной в ней трагедией (с того же набора).

В начале ноября по распоряжению Екатерины было проведено тайное следствие, и трагедия была конфискована. По воспоминанию графа А.Н. Самойлова, руководившего Тайной экспедицией,

"государыня уподобила напечатание "Вадима" изданию знаменитого "Путешествия" Радищева". Княгиня Е.Р. Дашкова, в чьем ведении находилась и Академическая типография, писала, что лицо императрицы выражало сильное неудовольствие, когда она спросила ее: "Но что я вам сделала, что вы распространяете произведения, опасные для меня и моей власти?" и добавила: "Знаете ли... что это произведение будет сожжено палачом". [32]

По секретному именному указу Сенат решил трагедию, "яко наполненную дерзкими и зловредными противу законной самодержавной власти выражениями, а потому в обществе Российской империи нетерпимую, сжечь в здешнем столичном городе", что и было сделано на Александровской площади в Петербурге (около Александро-Невской лавры). Во все наместнические и губернские правления был разослан секретный указ "об отобрании и уничтожении" трагедии.

В журнале Канцелярии Академии наук от 11 ноября 1793 г. записано: "Из всех напечатанных экземпляров и имеющихся в книжном магазине и лавке 39-й части "Российского феатра" помещенную в оной трагедию "Вадим Новгородский" вынуть и доставить генерал-прокурору чрез присланного от него" [33].

А.А.Зайцева в указанной статье впервые и очень убедительно обрисовала роль Е.Р. Дашковой в судьбе трагедии Княжнина. Известно, что сама Дашкова и в своих "Записках", и в письме к брату объясняла публикацию крамольной трагедии в академической типографии своим недосмотром ("я дала приказание отпечатать ее, но позабыла велеть, чтобы ее предварительно просмотрели"). "Публикуя произведения Княжнина, - пишет Зайцева, - Дашкова преследовала сразу несколько целей, в том числе - сделать известными для русского читателя наиболее зрелые и острые произведения драматурга, в чем-то созвучные взглядам самой Дашковой, воздать должное памяти Княжнина" [34].

Известный библиограф и историк литературы М.Н. Лонгинов (1823-1875) писал в 1860 г., что отдельное издание "Вадима", хотя и редко, все же встречается у некоторых любителей русской книги, так как оно было раскуплено до его конфискации. И добавляет: "В 1857 г. Академия пустила в продажу залежавшиеся экземпляры "Театра", стала продавать и изувеченную часть 39. Выдранные листы были сожжены". [35]

В бронированном фонде академических изданий БАН [36], как показала проверка в 1998 г., сохранилось по нескольку экземпляров почти всех частей "Российского феатра", кроме 39-й. Имеющийся в отделе редкой книги (ОРК) экземпляр "Вадима" принадлежал, судя по владельческой записи, Н.П. Лихачеву.

В журнале Канцелярии Академии наук сохранилась любопытная запись от 13 марта 1783 г.: "По именному Ея императорского величества повелению, книги непристойные и развратного содержания, выписанные бывшим Академии директором Домашневым, сожжены" [37]. А за год до этого, в бытность С.Г. Домашнева директором Академии (1775-1783), меж ним и академиками С.К. Котельниковым (1723-1806), Я.Я. Штелиным (1709-1785) и С.Я. Румовским (1734-1812) произошел конфликт по поводу покупки книг для Библиотеки. Академики жаловались, что Домашнев "против всякого порядка сам собою приказал выдать 300 рублей за иностранные книги по большей части как форматом, так и содержанием для императорской библиотеки не годные..." [38].

Может быть, именно об этих "непристойных" книгах, сожженных затем по приказу императрицы, и шла речь в их жалобе?

При скудости сведений о запрещенных книгах, хранившихся в Библиотеке в XVIII в.. интерес представляет даже мимолетное замечание французских путешественников, приведенное в статье В.А. Сомова и М.ИФундаминского "Библиотека Академии наук - достопримечательность Петербурга XVIII в." [39]: "Мы были в различных кабинетах, в которых много книг, еще не приведенных в порядок... В другом кабинете, который сообщается с предыдущим, научные труды всякого рода. Много книг запрещенных Синодом".

Просматривая старинные библиотечные каталоги в Петербургском филиале Архива Академии наук мне удалось обнаружить не привлекавший до сих пор внимания исследователей "Catalogus Librorum prohibitorum et Manuscriptorum, qui in Bibliotheca Imperiali adsunt" ("Каталог запрещенных книг и рукописей, имеющихся в Императорской библиотеке" [40]). Рукописный каталог в кожаном переплете с золотыми звездочками на корешке содержит 35 листов. На титульном листе сверху указано латинское заглавие каталога. Ниже, по середине страницы, четким размашистым почерком: "По моей ревизии с унтербиблиотекарем Бакмейстером. Семен Котельников" [41]. К сожалению, даты составления каталога и его ревизии отсутствуют.

Собственно "Каталог запрещенных книг" занимает 11 листов. После пропуска трех чистых листов начинается "Каталог рукописей Императорской Петербургской библиотеки" ("Catalogus Manuscriptorum Bibliothecae imperialis Petropolitanae"). He касаясь этой части каталога, так как это выходит за рамки нашей темы и, по-видимому, не имеет отношения к запрещенной литературе. кратко охарактеризуем первую часть. Она состоит из пяти разделов:

Prohibiti (запрещены)

I. Libri Magici (магические книги)
II. Chiromantici, Physiognomici, Geomantici (хироманты, физиогномисты, геомантики)
III. Athei, Naturalistae, Sociniani, Empectae (атеисты, натуралисты, социниане, еретики)
IV. Fanatici et Enthusiastae (фанатики и энтузиасты)
V. Miscelanea (смешанные, или смесь)

В первых четырех разделах книги подразделяются по форматам, и как это было принято в то время, почти все описаны под заглавием. автор в большинстве случаев отсутствует. Названия многих городов сокращены, годы издания приведены полностью. Некоторые записи исправлены, другие зачеркнуты - порядковые номера записей в этом случае переправлены, очевидно, во время ревизии.

В первых двух разделах "Каталога" среди книг по магии, хиромантии, физиогномике и геомантике современному читателю трудно найти знакомые произведения, тем более.что преобладают издания XVI-XVII вв. А в разделе III, где собраны книги атеистов и натуралистов, встречаются известные имена. Среди них изданный на латинском языке "Богословско-политический трактат" Спинозы (1632-1677). напечатанный анонимно в 1670 г. и сразу же подвергшийся преследованию властей.

Пять книг на английском языке принадлежат перу английского философа-материалиста Джона Толанда (1670-1722), в их числе "Христианство без тайн" (1696). Эта книга вызвала в свое время ярость духовенства и была предана сожжению. Здесь же приведен "Исторический очерк жизни и произведений великого и знаменитого. ныне покойного Джона Толанда", вышедший в Лондоне в 1778 г.

В этом же разделе находятся "Левиафан" Томаса Гоббса (1588-1679). опубликованный в 1651 г. и тоже запрещенный Ватиканом,. книги о Мильтоне (Лондон, 1699), о Сократе (без места и года издания) и др.

В IV разделе - "Фанатики и энтузиасты" - всего десять книг на немецком языке, причем девять - произведения немецкого философа-мистика XVII в. Якоба Бема (1575-1624). Во время ревизии Котельникова все записи были перечеркнуты - не было на месте? или "рассекречены"? К сожалению, это вряд ли когда-нибудь удастся выяснить.

Самый богатый и, без сомнения, самый интересный для нас раздел V - "Смесь", или "Смешанные книги". В нем представлено 184 книги на французском, итальянском, английском, голландском, немецком и латинском языках, изданные в XVI-XVII вв., с явным преобладанием книг на французском языке (их 127).

Начинается раздел списком из 12 названии книг в восьмую часть листа (in octavo), среди которых "Тайные записки по истории Персии" (Амстердам, 1745), две книги по истории Японии (Пекин, 1734; Кретильон *,1735) и "Истинные центурии и пророчества мэтра Мишеля Нострадамуса, с жизнеописанием автора" (Париж, 1668) [42].

* Фальшдрук - ложное название.

Далее все книги, невзирая на формат, подразделяются по языкам, на которых они изданы. Назовем лишь самые известные: восемь изданий "Дон Кихота" на французском и английском языках (Брюссель, 1662; Лондон, 1689, 1705, 1711; Дордрехт, 1657; Париж, 1704. 1713; Амстердам, 1717), три издания "Декамерона" Боккаччо (Лион, 1558; Амстердам, 1597 и 1619), два "Путешествия Гуливера" на французском языке (Гаага, 1727; Амстердам, 1730) и др.

В "Каталоге" много любовных историй: "Любви Горация" (Кельн. 1728), "Любовные истории знаменитых женщин Франции при Людовике XIV" (Кельн, б.г.), "Галантная Академия, содержащая различные очень любопытные маленькие истории" (Амстердам, 1732), несколько сборников анекдотов: "Персидские анекдоты" (Амстердам. 1729), "Иезуитские анекдоты" (Гаага, 1737), "Галантные исторические и литературные анекдоты" (Гаага, 1737), "Тайные анекдоты Оттоманского дома" (Амстердам, 1722) и др.

Некоторые издания из V раздела "Каталога запрещенных книг" были обнаружены в "Каталоге французских книг, продававшихся в Московской академической книжной лавке в 1749-1760 гг.", опубликованном Н.А. Копаневым в сборнике "Французская книга в России в XVIII в." [43]. Это дает основание полагать, что художественные и развлекательные книги, собранные под названием "Miscellanea", не были строго запрещены, хотя многие из них ("Дон Кихот", "Декамерон" и др.) числились в "Индексе запрещенных книг" Ватикана.

Среди "смешанных" книг, судя по названиям, преобладали развлекательные. Не было таких, в которых бы оскорблялись честь и достоинство высочайших особ. Не затрагивались интересы государства, не назывались неугодные имена, в них не было призывов к бунту или неповиновению. И тем не менее вряд ли случайно "смешанные" книги находились в одном помещении с запрещенными и в "Палатах Санкт-Петербургской Академии. Библиотеки и Кунсткамеры", и в "Каталоге запрещенных книг". где список "смешанных" книг составляет целый раздел, и притом самый большой.

Современный французский ученый Робер Дарнтон (Robert Darnton) в книге "Edition et sedition. L'universe de la litteratlire clandestine au XVIII siecle" ("Книгоиздание и бунт. Мир подпольной литературы XVIII в." [44], изучив огромный массив запрещенных изданий предреволюционных лет (1730-1780). пишет, что очень трудно отличить: "нелегальное - от дозволенного. разрешенное - от допустимого. допустимое - от терпимого, терпимое - от запрещенного" * и полагает, что это было неясно и для людей XVIII в.

* l'illegal du licite - de l'autorise au permis - du permis au tolere - du tolere a l'interdit.

И далее утверждает, что простое чтение нелегальной книги совсем не обязательно способствует выработке определенного мировоззрения и, в конечном счете, приводит к участию в вооруженном восстании. Нелегальная книга - философский трактат, политический пасквиль или скандальная светская хроника - разъедает (corrode) монархическую идеологию, ее устои (король, церковь, добрые нравы) с помощью в больших дозах применяемого оружия: насмешки, издевки, здравого смысла. порнографии, недоверия и неверия. Подпольная литература, насмехаясь над общепризнанными ценностями, отрицая существующие правила, вызывает недоверие к авторитетам, предлагает новые мнения и тем самым подрывает существующий порядок.

Не об этом ли думала Екатерина II. когда в Указе 1783 г. предупреждала цензоров, "...чтобы в книге не было ничего противного законам божиим и гражданским или же к явным соблазнам клонящегося"?

Вероятно, поэтому же в "Индексе запрещенных книг" Ватикана оказались многие романы великих писателей XIX в., а цензура всех мастей - от религиозной до коммунистической - с одинаковым рвением уничтожала или, по крайней мере, запрещала все. что можно было подвести под понятие "порнография".

Но вернемся к рукописному "Каталогу запрещенных книг" XVIII в., хранящемуся в ПФА РАН. В него вложена небольшая записка с надписью "Каталог запрещенных иностранных книг (по магии и оккультным наукам) 1768-1770 гг." и ниже: "Экз. Каб. инк." (экземпляр Кабинета инкунабулов), подпись неразборчива. Как уже говорилось, книги по магии составляют в нем меньшинство - их всего 52 из общего числа 236. Наличие на последней странице "Каталога" описаний одной книги 1771-го, а другой 1796-го года издания выходят за рамки указанных в записке лет (будь то дата составления "Каталога" или ревизии Котельникова).

Можно предположить, что эта записка составлялась в спешке, в момент передачи "Каталога" из Кабинета инкунабулов [45] в Архив, где он и находится вместе с другими рукописными каталогами Библиотеки, в 30-е годы нашего столетия переданными в Архив Академии наук.

Состав секретных фондов Библиотеки никогда не был постоянным, и нам не известна судьба иностранных книг. вписанных в "Каталог..." и оказавшихся на месте во время ревизии Котельникова.

Конец XVIII в. в России ознаменован введением ряда новых цензурных правил. Страх перед Французской революцией привел к разрыву дипломатических отношений с Францией. В 1793 г. был принят специальный указ "О прекращении сообщений с Францией" [46]. В пограничные таможни были разосланы указы - отбирать и сжигать все издания, "имеющие какое-либо отношение к Французской революции", запретить ввоз в Россию ведомостей, журналов и других сочинений из Франции [47].

16 сентября 1796 г. вышел именной указ Екатерины II "Об ограничении свободы книгопечатания и ввоза иностранных книг, об учреждении на сей конец Цензур в городах: Санкт-Петербурге, Москве, Риге, Одессе и при Радзивиловой таможне, и об упразднении частных типографий" [48].

Император Павел I, отменивший многие распоряжения своей матушки, в области цензуры не только продолжил, но и значительно ужесточил ее политику последних лет. В феврале 1797 г. он высочайше утвердил доклад Сената "Об определении Цензоров книг и назначении им жалования..." [49] (именно этим указом академик Котельников был назначен цензором от Академии, а Библиотека потеряла хорошего директора, руководившего ею 26 лет). Но, конечно, вершиной цензурной политики Павла был его именной указ от 18 апреля 1800 г. Приведем его полностью:

"Так как чрез вывозимые из заграницы разные книги наносится разврат веры. гражданского закона и благонравия, то отныне впредь до указа повелеваем запретить впуск из заграницы всякого рода книг. на каком бы языке оные ни были, без изъятия, в государство наше, равномерно и музыку" [50]

- последнее было вызвано, по-видимому, "Марсельезой", впервые прозвучавшей на улицах Парижа в 1792 г. и быстро распространившейся по всей Европе, откуда пришла она. несмотря на запрет, и в Россию.

XIX век

Первые годы XIX в. с легкой руки Пушкина вошли в историю России как "Дней Александровых прекрасное начало" (из "Послания цензору", 1822 г.). В области цензуры, действительно, были произведены перемены к лучшему: 31 марта 1801 г., через три недели после убийства Павла, новый император подписал указ "Об отмене запрещения ввозить из-за границы книги и музыкальные ноты и о дозволении типографиям печатания книг" [51].

В 1803 г. Александр I утвердил новый Устав Академии наук. по которому ей предоставлялось право иметь собственного цензора, избираемого из ее членов. [52]

В 1804 г. был принят новый Устав о цензуре [53]. И хотя в нем было сказано, что "ни одна книга или сочинение не должны быть напечатаны в Империи Российской, ни пущены в продажу, не быв прежде рассмотрены цензурой", этот устав вошел в историю как самый либеральный. В нем было сказано, что в книге не должно быть ничего "противного закону Божию, Правлению, нравственности и личной чести какого-либо гражданина".

Однако и в этот "либеральный" период цензура продолжала запрещать многие иностранные книги, особенно из Франции, вышедшие еще в XVIII столетии и посвященные России. Известно, что Александр I выразил большое неудовольствие, когда в 1804 г. в списках заказанных Академией наук книг увидел сочинение Ж.-Ш.Лаво "История Петра III [54] (во второй раз книга была запрещена в 1820 г.).

Постепенное ужесточение цензурных правил привело к созданию в 1826 г. нового цензурного Устава, утвержденного Николаем I и прозванного "чугунным". Через два года его заменили новым, более мягким. В нем впервые была специальная "Глава осьмая. Обязанности книгопродавцев и содержателей библиотек для чтения", в которой указывалось, что они должны "не иметь никаких книг. не одобренных Цензурою" [55] - это касалось и отечественных, и иностранных изданий.

Истории цензуры в Росси XIX в. посвящено немало публикаций, в том числе и современных авторов [56]. Это позволяет не останавливаться на деятельности цензурных учреждений, если это не связано непосредственно с библиотеками.

В 1814 г. в Петербурге была открыта Императорская Публичная библиотека. С первых лет деятельности "в составе ее фондов было образовано секретное отделение для хранения запрещенных книг и рукописей" [57]. А в 1835 г. директор Публичной библиотеки А.Оленин (1736-1843), "опасаясь, что библиотекари вследствие неосведомленности могут выдавать запрещенные книги, обратился в главное управление цензуры с просьбой о присылке списков запрещенных книг. С этого же года указанные списки стали поступать в Библиотеку и приниматься во внимание при выдаче литературы". В том же 1835 г. по распоряжению Оленина была проведена первая генеральная проверка фондов Публичной библиотеки на "благонадежность". Книги всех отделении были сверены с цензурными списками, и обнаруженные запрещенные издания переданы в секретное отделение.

С 1845 г. фонды Публичной библиотеки стали регулярно пополняться запрещенными иностранными книгами, задержанными во время таможенных досмотров и в течение установленного двухмесячного срока не вывезенными обратно за границу их владельцами. В общей сложности из таможен и комитетов иностранной цензуры Библиотека получила в 50-е гг. 25000 томов.

Несколько позже - в 1867 г. - Публичная библиотека добилась от правительства распоряжения (подтвержденного в 1872 г. законом) об обязательной доставке по одному экземпляру всех сочинений, приготовленных к уничтожению. Их должны были хранить в секретном отделении и не выдавать читателям.

Библиотека Академии наук, в отличие от Публичной, никогда не имела такого "обязательного экземпляра" запрещенной литературы, хотя и получала, по-видимому, иногда партии книг из цензуры.

В 1836 г. Академия наук добилась права получения иностранной литературы без таможенного досмотра - это было записано в ее Уставе: "Ученые книги и журналы, выписываемые Академиею или кем либо из Действительных ее членов через книгопродавцев или по почте, не подлежат рассмотрению Ценсуры" [58].

В 30-х гг. XIX в. все большую роль в снабжении БАН иностранной литературой начинает играть немецкий книготорговец Леопольд Фосс. Он продавал и обменивал академические издания на Западе и выполнял заказы Академии на новые книги и журналы. В 50-е гг. Фосс присылал иногда книги по своему усмотрению, без заказа. Так, в 1858 г. от него была получена книга "14 декабря и император Николай", изданная Герценом в Лондоне. По распоряжению директора Библиотеки ее отправили Фоссу обратно с указанием не присылать впредь издания этой типографии. Также поступили и с одной немецкой книгой, "безусловно" запрещенной в России [59]. Однако нет уверенности в том. что это были единичные случаи.

По мнению А.И. Копанева (1915-1990), запрещенные книги, уже поступившие в фонд. вероятно, из Библиотеки не изымались, по крайней мере, это касалось категории книг "запрещенных для публики". Вероятно, этим и объяснялось, что в фонде имелся некоторый запас "запрещенных книг" [60].

В "Положении о порядке пользования Библиотекою Императорской Академии наук" ( 1848 г.) говорилось: "Запрещенные Ценсурою книги хранятся в особом шкафу под замком, отпускаются одним только Действительным членам Академии наук на дом; прочим чиновникам Академии, как и посторонним лицам, они вовсе не сообщаются" [61].

Указом от 8 мая 1850 г. Академия была лишена права получения иностранных книг без таможенного досмотра. Это запрещение длилось почти 10 лет. Тюки и пакеты с иностранной литературой из таможни направлялись в Комитет цензуры иностранной, и лишь разрешенные цензорами издания попадали в фонды Библиотеки. Только в 1859 г. было восстановлено право Академии наук на бесцензурное получение иностранных книг.

Созданный в 1828 г. Комитет цензуры иностранной (КЦИ) в 50-гг. начал публиковать списки запрещенных книг [62], которыми должны были руководствоваться библиотеки, в том числе и Библиотека Академии наук, несмотря на восстановление права бесцензурного получения иностранной литературы.

В течение четверти века-с 1832 по 1857 г. - во главе Комитета цензуры иностранной стоял А.И. Красовский ( 1776-1857). По словам известного историка цензуры А.М. Скабичевского, Красовский "питал ко всей иностранной литературе омерзение", как. по собственному его выражению, к "смердящему гноищу, распространяющему душегубительное зловоние". Особенную же ненависть он питал к Парижу, как к "любимому местопребыванию диавола". И далее: "...в журналах заседаний Комитета, почти под каждым сочинением, позволенным другими членами Комитета, стояло его стереотипное veto: «а г. председатель полагает безопаснее запретить»". Министр народного просвещения граф С.С. Уваров говаривал, что "Красовский у меня как цепная собака, за которым я сплю спокойно" [63].

При КЦИ была своя библиотека, куда передавали по одному экземпляру всех запрещенных иностранных изданий. Основную часть этой библиотеки составляли книги, "запрещенные безусловно, или для публики, или позволенные с вырезанием мест". После смерти Красовского решено было книги из библиотеки КЦИ передать в научные библиотеки Петербурга. Право первого выбора предоставили Библиотеке Академии наук, которая отобрала себе 1400 книг о России и Польше [64].

Главным источником приобретения российских запрещенных и нелегальных, подпольных изданий были частные библиотеки, в разное время поступившие в Библиотеку Академии наук [65].

Многие годы коллекционеры-библиофилы увлекались поисками запрещенных изданий и гордились редкими, иногда единичными экземплярами приговоренных к уничтожению книг, имевшихся в их собраниях. Печатные каталоги таких частных библиотек до сих пор являются ценными библиографическими справочниками, своеобразными памятниками извечной борьбе за свободное слово.

Исследователь русской общественной мысли, журналистики и цензуры М.К. Лемке (1872-1923), еще в 1905 г. опубликовавший "Список книг, уничтоженных по постановлениям Комитета министров в 1872-1904 гг.", писал, что сожжение книг

"показывает осознанное бессилие сожигателей в борьбе с человеческой мыслью и словом... У нас сожжение книг происходило по распоряжению государей, патриархов, синода, фаворитов-временщиков, министров... До 1865 г. сожжение книг у нас происходило по административным распоряжениям, почти всегда легализированным Высочайшими повелениями, до суда почти никогда не доходило" [66]

Поcле революции, в 1921 г., М.К. Лемке продолжил публикацию списка уничтоженных книг в журнале "Книга и революция" под названием "Сожженные и сваренные книги" [67]. В предпосланной списку статье он писал:

"Я точно знаю, что петербургская и московская полиция всегда видела в актах уничтожения книги свою верную доходную статью: полицмейстер или доверенный его пристав составляли акт о сожжении всего "завода", на самом же деле откладывали в укромное место иногда до 50 экземпляров, которые и сбывали за хорошие деньги при помощи своих постоянных покупателей из букинистов. Каждое такое уничтожение приносило... около 300-500 рублей, что по тогдашним временам было большой суммой".

О подобных случаях утаивания книг. приговоренных к уничтожению, рассказывает известный библиофил Н.Смирнов-Сокольский (1898-1962): если книга подлежала уничтожению - весь тираж задерживали в типографии, книга или сжигалась в печи, или уничтожалась путем переработки в бумажную массу. В этом случае книга предварительно пускалась под нож типографской резальной машины и рубилась на три или четыре части, затем запечатывалась в мешок и отправлялась на бумажную фабрику для переработки.

Производилась вся эта процедура в присутствии специального "инспектора типографий" и городовых, зорко глядевших за тем, чтобы крамольная книга была уничтожена без остатка. Однако остаток всегда был, поэтому в библиотеках любителей-коллекционеров, а также в государственных хранилищах можно найти редчайшие экземпляры уцелевших от уничтожения книг. Как же создавался этот "остаток"? Во-первых, был официальный путь: 20-30 экземпляров приговоренной к уничтожению книги отсылались в Главное управление по делам печати. Был. однако, и другой путь - рабочие типографии, да и сами полицейские, наблюдавшие за уничтожением, иногда успевали спрятать за пазуху несколько книг [68].

В конце XIX в. запрещенные издания на русском и иностранных языках хранились в I (Русском) отделении Библиотеки Академии наук, сначала в отделе под номером XXIV (при систематической расстановке русский фонд делился на 23 отдела). После выделения девяти славянских отделов (XXIV - Общеславянский, XXV - Украинский. XXVI - Болгарский и т.д.). фонд запрещенных изданий стал называться "XXXIII отделом" [69].

Первая четверть XX века

В ПФ РАН сохранился "Список газет и журналов 33-го отдела", составленный в 1903 г.[70]. В нем всего 10 названий *, причем каждое из них представлено одним или несколькими отдельными номерами. что говорит о случайности их поступления в Библиотеку.

* Мир православия. 1903. .№ 2, 3. Бухарест: Свобода. 1888. № 6, 7. Женева: Революционная Россия. 1902. № 4: Искра. 1902. № 23. 27. Цюрих: Освобождение. 1902. Штутгарт: Общее дело: Газета политическая и литературная. 1877-1878. Лондон: Под суд! 1860, 1862. Лондон: Ко всем гражданам. - Группа демократов (по поводу русско-японской войны). Отд. листы: Летучий листок революционной России. СПб.: Свободная мысль - год второй. 1901. № 4, 15.

В 1905-1906 гг. Фонд русской заграничной и отечественной подпольной печати, т.е. "XXXIII отдел" I отделения, был передан в состав Рукописного отделения, созданного в 1899 г. Его ученый хранитель Всеволод Измайлович Срезневский ( 1869-1936). "будучи демократнческн настроенным н широко образованным ученым" [71], придавал большое значение сохранению всех революционных изданий. Сам он впоследствии вспоминал, что начал собирать революционную литературу с 1899 г. Срезневский был близок с В.Д. Бонч-Бруевичем ( 1873-1955), который способствовал тому, чтобы нелегальная литература из-за границы присылалась в Рукописное отделение Библиотеки Академии наук. Сюда же Бонч-Бруевич передал свою женевскую библиотеку.

В 1906 г. в ежедневной легальной большевистской газете "Волна" (№ 22 от 20 мая) было напечатано объявление:

"Нас просят сообщить. что рукописное отделение Библиотеки Академии наук собирает всевозможные издания, касающиеся освободительного движения в России. Было бы желательно, чтобы организации всех партий присылали бы свои издания (листки, воззвания, прокламации, газеты, картины, открытые письма и пр.) по адресу: Петербург. Библиотека Академии наук. Русское отделение. Рукописный отдел".

Это объявление сыграло свою роль - в Библиотеку стали приходить посылки с изданиями различных партийных организаций.

Значительная часть запрещенной литературы на русском языке поступала через фирму Фосса.

Много революционных изданий было привезено эмигрантами, возвратившимися в 1905-1906 гг. в Россию. Об успехах Библиотеки в приобретении литературы "по освободительному движению в России" говорится в ее отчетах за 1906-1907 гг. Нелегальная литература поступала в библиотеку и позже от общественных организаций и частных лиц, от книготорговцев.

Большое пополнение фонда Рукописного отделения произошло в 1917 г.. после Февральской революции, когда в Библиотеку поступили материалы из архива Департамента полиции, из Охранного отделения и других учреждений. Кроме того, многие владельцы, опасаясь за сохранность своих книг и рукописей, отдавали их на хранение в Библиотеку Академии наук - часть из них вошла затем в фонд Рукописного отделения.

Впоследствии Срезневский указывал примерное количество собранных в Рукописном отделении революционных изданий - "около 40 000 листов и прокламаций, не говоря о книгах, рисунках и пр.". В другом письме Срезневский писал, что к 1917 г. собрание революционной литературы "достигло своего апогея, превысив все до того времени русские и иностранные собрания, количественно дойдя до нескольких десятков тысяч экземпляров" [72].

Об этом уже в наши дни пишет исследовательница коллекции Вольной печати БАН А.Я. Кривенко: "Можно, думается, с уверенностью сказать, что собрание листовок, как, впрочем, и собрание революционных, нелегальных и запрещенных книг, брошюр и периодических изданий, сложившееся в Библиотеке Академии наук в 1905-1917 гг., было одним из самых крупных (если не самым крупным) в нашей стране" [73].

За две недели до Октябрьской революции наиболее ценные книги и рукописи Библиотеки, в связи с военным положением, были эвакуированы в Саратов. Решение об эвакуации было принято Общим собранием Академии наук. В архиве сохранились списки отправленных изданий, из которых следует, что вместе с ценнейшими рукописями и редкими изданиями было отправлено несколько ящиков с прокламациями и листками. в том числе поступившими незадолго перед этим из Департамента полиции (150 папок), а также герценовскими изданиями. революционными газетами, журналами и другими нелегальными материалами.

Целых три года книги и рукописи Библиотеки хранились в нераспечатанных ящиках в Саратовском университете. В связи с трудностями первых послереволюционных лет потребовалось немало усилий для их возвращения. При содействии Бонч-Бруевича, бывшего в то время управляющим делами Совнаркома, Срезневский получил на руки декрет Совнаркома за подписью В.И. Ленина:

"Ни в г. Саратове, ни в пути следования, ни в Петрограде на ж/д этот груз не подлежит ни вскрытию, ни конфискации, ни реквизиции и никакой иной проверке, а должен быть доставлен непосредственно в Рукописное отделение Академии наук в Петрограде. О дне отправления рукописей из Саратова донести нам телеграфно".

Все редкие издания, рукописные материалы и "вольная печать" благополучно вернулись на свое место двумя партиями: в декабре 1920 и начале 1921 г.

В отчете БАН за 1919 г. отмечалось, что Рукописному отделению за два минувших года, путем покупки и пожертвования со стороны частных лиц. а также посредством обмена с Публичной библиотекой, удалось значительно увеличить свои собрания, в том числе листками, прокламациями и другими печатными произведениями [74]. Были получены также некоторые редкие прокламации 1880 г.. связанные с убийством Александра II, 1890-х гг. и листки более позднего времени.

"Несмотря на тяжелые обстоятельства переживаемого времени", отмечалось в отчете Библиотеки, сотрудники рукописного отделения обрабатывали приобретенные материалы. Был составлен подробный библиографический указатель к газете "Искра" за 1900-1905 гг., сделаны описи по партиям, алфавитный карточный каталог. В записке 1921 г. В.И. Срезневский отмечал чрезвычайную ценность так называемого отдела нелегальных изданий, заключающего в сеое "редчайшие их экземпляры, а часто и уники" [75].

У нас не будет больше повода говорить об этой удивительной коллекции запрещенных в царское время изданий, поэтому вкратце расскажем о ее судьбе.

24 июня 1919 г. Бонч-Бруевич попросил Срезневского для подготавливавшегося полного собрания сочинений В.И. Ленина выслать тот экземпляр "Искры", в котором "во всех № № сделаны разметки рукой Владимира Ильича, кому принадлежит какая статья и в том числе его самого" [76]. Разумеется, этот уникальный экземпляр был отправлен в Москву.

В том же 1919 г. Наркомпросс поручил первому заведующему Госиздатом В.В.Воровскому (1871-1923) "взять из рукописного отделения Библиотеки и доставить в Москву для работы по составлению собрания сочинений Н.Ленина комплекты газет, выходивших в России и за границей, в которых Н.Ленин сотрудничал..." [77].

А в середине 20-х гг. началась массовая передача революционных изданий в Институт В.И. Ленина при ЦК ВКП(б) - будущий ИМЭЛ. О первой крупной партии литературы, отправленной в Москву в 1926 г., писал А.И. Копанев - в нее входило 539 книг, 1411 экз. газет и журналов и 859 листовок. Всего же за этот год выслано 3800 экз. [78]

Суммируя сведения об отправке литературы из Рукописного отделения в 1930. 1932 и 1933 гг., приведенные в упоминавшейся статье А.Я. Кривенко [79], получим следующую картину: отправлено книг и брошюр русских и иностранных - 4069 экз.; газет и журналов - 7746 экз.; листовок - 6690 экз.; вместе с данными А.И. Копанева за 1926 г.-22 305 экз.

И это далеко не все. Отправка литературы из Рукописного отделения продолжалась и позже.

В Архиве БАН хранится папка с документами Рукописного отделения под названием "Материалы по отделу революционных (нелегальных) изданий и о передаче дублетов нелегальной литературы из Библиотеки Академии наук в Библиотеку Института В.И. Ленина". Кроме списков литературы в ней хранится написанный от руки договор об обмене изданиями между двумя библиотеками, подписанный заведующим Рукописным отделением БАН В.И. Срезневским и заведующим отделом комплектования Библиотеки Института В.И. Ленина Гимером [80]. По-видимому, это был единственный случай передачи литературы в Москву на взаимовыгодных условиях. В дальнейшем издания из коллекции революционной литературы отправлялись в ИМЭЛ распоряжениями партийного руководства.

Можно себе представить, как тяжело воспринимал эти изъятия В.И. Срезневский, 30 лет собиравший издания по русскому освободительному движению! И вряд ли его могло утешить письмо Бонч-Бруевича (возможно, инициировавшего эти изъятия). написанное ему 9 декабря 1929 г.:

"То, что отдел нелегальной литературы, в который входит и моя библиотека, в конце-концов передвинут в Институт Ленина, не является какой-либо бедой... Если бы Вы побывали в Институте Ленина, посмотрели бы как все хорошо там устроено, в каком идеальном порядке находятся книги.... то Ваше сердце только бы порадовалось". [81]

Несколько слов о судьбе еще одного секретного фонда Рукописного отделения.

В "Истории БАН" сказано, что благодаря длительным и тесным связям В.Д. Бонч-Вруевича с Рукописным отделением оно стало средоточием материалов по сектантству [82]. В Архиве Академии наук сохранилось письмо Бонч-Бруевича от 12 октября 1906 г. с просьбой принять в дар Рукописному отделению Библиотеки его собрание книг и рукописей по истории русского сектантства и раскола, "ограничив пользование этими материалами в таких пределах, которые найдет нужными дирекция, и не выдавать их на дом". Однако через 20 лет даритель передумал: внизу на письме приписка синим карандашом за подписью ученого хранителя А. Петрова: "В 1926 г. по требованию вкладчика высланы ему в Москву" [83]. (И это несмотря на то, что Срезневский помогал Бонч-Бруевичу в организации его экспедиций по изучению сектантских районов, снабжал его документами от имени Библиотеки Академии наук и добивался средств на его поездки!)

В 1937 г., уже после ухода Срезневского на пенсию (в 1931 г.), в фонд революционной и подпольной печати было передано 2400 изданий из бывшей Коммунистической академии. В дальнейшем поступления носили единичный характер. В настоящее время собрание нелегальной революционной литературы, конфискованных и запрещенных царской цензурой изданий входит в состав отдела редких книг и насчитывает всего 10204 ед.хр., это брошюры и периодические издания, в том числе около 900 листовок [84].

Но вернемся к 1917 г. Почти сразу после революции появились новые категории секретных изданий, закрытых от широкой публики распоряжениями советской власти: "только для членов ВКПб", "совершенно секретно" и т.п. При поступлении таких изданий в Библиотеку их. по инерции, отправляли в Рукописное отделение, где они соседствовали с дореволюционной "вольной печатью", нелегальными и запрещенными в царское время изданиями.

А в это время за границей, в связи с огромной волной русской эмиграции, возник все увеличивающийся поток изданий на русском языке. В 1919 г. в ответ на запрос Российской Академии наук дирекция Библиотеки решительно высказалась "за желательность покупки всех изданий, газет и журналов, вышедших в период 1914-1919 гг. за пределами России на русском языке" [85].

При поступлении русских эмигрантских изданий - уже не антимонархических, а "антиреволюционных" (независимо от их содержания) - их также направляли в Рукописное отделение, где они вместе с "вольной печатью" и засекреченными советскими изданиями составляли так называемый "секретный отдел" *, или "секретный фонд".

* Под словом "отдел" подразумевалось не структурное подразделение Библиотеки, а определенная часть фонда, помещавшаяся в одном шкафу Рукописного отделения.

В "Отчете по Рукописному отделению Библиотеки Академии наук" за 1921 г. было сказано: "Отдел русской заграничной печати обогатился рядом русских книг, напечатанных как в Западной Европе, так и в Азии; но, конечно, подбор этих книг далеко неполный и носит чисто случайный характер. Кроме того, поступили (к сожалению в небольшом числе) и русские заграничные газеты". И далее: "...описаны все поступления в Отдел русской заграничной печати". [86]

О первых инвентарных книгах, в которых учтены русские зарубежные издания тех лет, рассказывается в гл. 3 (с. 72).

Примечания

Список сокращений

1. Радищев А.Н. Путешествие из Петербурга в Москву // Полн. собр. соч. Т. 1. М.; Л., 1941.0.332,336,338.

2. Красногоров В. Гласность и безгласность: Заметки по истории отечественной цензуры // Нева. 1990. № 3. С. 146-165.

3. Симон К.Р. История иностранной библиографии. М., 1963. С. 97-103 ("Указатели запрещенных книг"), а также с. 130,151,155.

4. Таманцев Н.А. Список запрещенных книг Ватикана // Тр. ЛГБИ. Т. 1. Л., 1956. С. 221-229.

5. Index librorum prohibitorum // Encyklopedia wiedzy о ksiazce. Wroclaw; Warszawa; Krakow, 1971. S. 993-995.

6. Безсонов С.В. Надзор за книгой: Опыт систематизации материалов о цензуре в допетровскую эпоху: (Очерки по истории Русского права). М., 1916. С. 11.

7. "Православное обозрение". 1876. Кн. 3. С. 89. Кормчая книга - сборник норм византийского церковного права, заимствованный русской православной церковью с введением христианства на Руси.

8. Смагина Г.И. Книга и цензура в России в XYIII в. // На подступах к спецхрану. СПб., 1995. С. 6-8.

9. Материалы для истории Императорской Академии наук. Т. 5. ( 1742-1743). СПб., 1889. C.615.

10. История Библиотеки АН СССР... С. 72-73; Луппов С.П. Книга в России в послепетровское время. 1725-1740. Л., 1976. С. 343.

11. Палаты Санкт-Петербургской Академии наук Библиотеки и Кунсткамеры, которых представлены планы, фасады и профили. Печатано при Имп. Академии наук в Санктпетербурге 1741 г.

12. История Библиотеки АН СССР... С. 46.

13. Там же. С. 115.

14. Сборник постановлений и распоряжений по цензуре с 1720 по 1862 год. СПб., 1862. С. 11-13.

15. Материалы для истории Императорской Академии наук. Т. 10. СПб., 1900. С. 271-272, 572-573.

16. Сборник постановлений и распоряжений по цензуре... С. 15-16.

17. Миллер Г.Ф. Происхождение народа и имени Российского... См.: История Библиотеки АН СССР... С. 115; письмо Тауберту из Канцелярии см.: ПФА РАН. Ф. 3. Оп. 1. Д. 844. Л. 6-7.

18. Гуревич MM., Шафрановский К.И. Об издании 1749 г. речи Г.-Ф.Миллера "О происхождении русского народа и имени Российского" // Книга: Исслед. и матер. Сб. 6. М., 1962. С. 282-285.

19. Allgemeine historische Bibliothek von Mitgliedern des Koniglichen Instituts der historischen Wissenschaften zu Gottingen. Halle, 1768. Bd. 5. S. 280-340. В Энциклопедии Брокгауза и Эфрона и в статье М.М.Гуревича и К.И.Шафранского ошибочно указан Bd. 4 и ничего не говорится о предисловии к публикации речи Миллера.

20. Миллер Г.Ф. О народах издревле в России обитавших / С немецкого на Российский язык переведено Иваном Долинским. СПб.: Имп. Акад. наук, 1773 с.; Вторым тиснением. 1788.

21. Богучарский В. Деятельность цензуры в России до царствования Александра II // Энциклопед. словарь Брокгауза и Эфрона. Т. 37а. СПб., 1903. С. 955-956.

22. Сомов В.А. Французская "Россика" эпохи Просвещения и царское правительство ( 1760-1820 rr.) // Русские книги и библиотеки в XVI-первой половине XIX века: Сб. науч. тр. Л., 1983. С. 105-120; Цензура иностранных изданий в Риге в конце XVIII в. /У 400 лет книжного дела в Латвии. Рига, 1988. С. 59-62.

23. Савельева Е.А. А.А.Куник и его собрание книг о России XVIII в. // Книга в России XVIII-cep. XIX в.: Из истории Библиотеки Академии наук: Сб. науч. тр. Л., 1989. С. 93-110.

24. Сборник постановлений и распоряжений по цензуре... С. 32-33.

25. Семенников В.П. К истории цензуры в Екатерининскую эпоху // Русский библиофил. 1913. Янв.С. 2. (Отт. из журн.).

26. Сиповский В. В. Из прошлого русской цензуры // Русская старина. 1899. Апр. С. 163.

27. Пушкин А.С. Исторические заметки: (Историческая проза. Заметки) / Сост. Н.Н.Скатов. Л., 1984. С. 5.

28. Там же. Примечания. С. 515.

29. Зайцева А.А. Иван Глазунов - издатель трагедии "Вадим Новгородский" Я.Б.Княжнина // Книга в России в эпоху Просвещения: Сб. науч. тр. Л.. 1988. С. 54-66; Светлов Л.Б. Запрет трагедии Я.Б. Княжнина "Вадим Новгородский" и дело А.Н. Радищева / История СССР. 1960. № 5. С. 140-147.

30. Бантыш-Каменский Д.Н. Словарь достопамятных людей Русской земли. Ч. 3. Б.м., 1836. С. 78.

31. Российский феатр, или Полное собрание всех российских феагральных сочинений. Ч. 1-43. СПб.: Имп. Академия наук, 1783-1796.

32. Дашкова Е.Р. Записки. 1743-1810. Л., 1985. С. 172-175.

33. Семенников В. В. К истории цензуры... С. 13.

34. Зайцева А.А. Иван Глазунов... С. 65.

35. Лонгинов М.Н. Материалы для истории русского Просвещения и литература в конце XVIII в. Княжнин // Русский вестник. Т. 25. М.. 1860. С. 647.

36. Бронированный фонд академических изданий, основанный в 1728 г. в виде Книгохранилища при издательстве Академии наук, был присоединен к ВАН в 1944 г. В настоящее время (с 1986 г.) входит в состав Отдела изданий Академии наук. См.: Лютова К.В., Тарасова Ю.М. Академические издания в фондах Библиотеки Российской Академии наук. СПб., 1992. С. 65-80.

37. ПФА РАН. Ф. 3. Оп. 1. Д. 554. Л. 158 (№ 216). Сведения об этой записи из "Журнала канцелярии" сообщила А.А.Зайцева.

38. История Библиотеки АН СССР... С. 138.

39. Coмов В.А., Фундаминский М.И. Библиотека Академии наук - достопримечательность Петербурга XVIII в. // Книга в России XVIII-cep. XIX в.: Из истории Библиотеки Академии наук: Сб. науч. тр. Л., 1989. С. 39.

40. ПФА РАН. Ф. 158. Оп. 1. № 140.

41. В 1770 г. академиком Семеном Кирилловичем Котельниковым (1723-1806) произведена ревизия книжных фондов Библиотеки и сверка их с каталогами. В ПФА РАН хранятся 29 каталогов с его "заверкой" (см. ф. 158, оп. 1). В мае 1771 г., после смерти Тауберта, ему было поручено "смотрение над библиотекой" - он исполнял должность директора до 1797 г., когда по указу Павла I стал цензором от Академии наук.

42. Нострадамус писал четверостишиями, объединяя их в сотни ("центурии" - от латинского наименования воинских подразделений, состоявших из ста всадников или пехотинцев).

43. Копанев Н.А. Распространение французской книги в Москве в середине XVIII в. // Французская книга в России в XVIII в. Л., 1986. С. 59-172.

44. Darnton R. Edition et sedition: L'univers de la litterature clandestine du XYIII siecle. Paris; Gallimard, 1991. 278 p.

45. Кабинет инкунабулов, созданный в августе 1924 г., был официально утвержден Постановлением Общего собрания Академии наук 5 декабря 1925 г. как особый отдел при II (Иностранном) отделении Библиотеки. В 1930 г. он был ликвидирован, а его фонды, вместе с русскими старопечатными изданиями, бронированным фондом академических изданий. "вольной печатью" и запрещенными до 1917 г. изданиями, вошли в так называемый отдел особых фондов. Основанием для объединения столь различных фондов послужили особые правила хранения и ограниченная выдача читателям. В 1953 г. отдел особых фондов целиком вошел в состав отдела рукописных и редких книг.

46. ПСЗ. СПб.. 1830. Т. 23. С. 402.

47. Цензура иностранных книг в Российской империи и Советском Союзе. М., 1993. С. 25 (№ 8, 9).

48. Сборник постановлений и распоряжений по цензуре... С. 33- 34.

49. Там же. С. 36-40.

50. Там же. С. 59.

51. Там же. С. 65.

52. Там же. С. 79.

53. Там же. С. 85-95

54. Письмо Н.Н.Новосильцева Ф.И.Шуберту. 5 сент. 1804 г. // Русская старина. 1896. Т. 87. Июль-август-сентябрь. С. 448; Сомов В.А. О книге Ж.-Ш.Лаво "История Петра III ..." // Книга в России XVI-cep. XIX в.: Книгораспространение, библиотеки. читатель: Сб. науч. тр. Л., 1987. С. 102-116; Его же. Французская "Россика" эпохи Просвещения и русский читатель // Французская книга в России в XVIII в: Очерки истории. Л., 1986. С. 173-245. В "Приложении" (с. 222-245) дан список французской "Россики". распространенной в России во второй половине XVIII-начале XIX в. Из 177 перечисленных в списке книг около 30 были запрещены цензурой, иногда даже дважды.

55. Сборник постановлений и распоряжений по цензуре... С. 130.

56. См.: Баршт К. Подцензурные страсти. М.: Правда, 1990. 48 с. - (Б-ка "Огонек"; № 42); Красногоров В. Гласность и безгласность: Заметки по истории отечественной цензуры // Нева. 1990. № 3. С. 145-165; Крусанов А. О цензурных порядках в России // Васильевский остров: Альманах. 1991. № 1. С. 267-280; Цензура иностранных книг в Российской империи: Каталог выставки. Москва. 1993. Май-июнь. 110 с.

57. История государственной Публичной библиотеки им. М.Е.Салтыкова-Щедрина. Л., 1963. С. 41, 56-57, 95-101, 140-144.

58. Уставы Академии наук СССР. М., 1975. С. 128-129.

59. История Библиотеки АН СССР... С. 192; Кукушкина М.В. Из истории борьбы царского правительства с герценовскими изданиями вольной печати // Исследования по отечественному источниковедению. М.; Л.. 1964. С. 203-207.

60. Книги, "запрещенные для публики", можно было выдавать "некоторым известным лицам", а "запрещенные безусловно" никому не разрешалось давать. См.: История Библиотеки АН СССР... С. 192-193.

61. Положение о порядке пользования библиотекою Императорской Академии наук // Сборник постановлений и распоряжений, относящихся до Имп. Академии наук. СПб.. 1869. С. 69-77.

62. Общий алфавитный список книгам на французском языке. запрещенным иностранной цензурой безусловно и для публики: с 1815 по 1853 г. СПб., 1855; Общий алфавитный список книгам на английском языке, запрещенным иностранной цензурой безусловно и для публики с 1815 по 1855 г. включительно. СПб., 1856 и др.

63. Скабичевский А.М. Очерки истории русской цензуры (1700-1863). СПб. 1892. С. 183.

64. Горфункель А.Х., Николаев Н.И. Неотчуждаемая ценность: Рассказы о книжных редкостях университетской библиотеки. Л.. 1984. С. 130.

65. Петрова (Шанская) И.А. Собрание запрещенных книг Библиотеки АН СССР: 1825-1901 // Материалы и сообщения по фондам Отдела рукописных и редких книг БАН СССР. М.; Л., 1966. С. 117-121; Савельева Е.А. А.А.Куник и его собрание книг о России XVIII в. С. 93-110.

66. Лемке М.К. Распоряжения Комитета министров об уничтожении произведений печати за 1872-1904 гг. // Вестн. права. 1905. № 4. С. 119-134.

67. Лемке М.К. Сожженные и сваренные книги //' Книга и революция. 1920. № 5. С. 73-76: 1921. № 7. С. 78-81.

68. Смирнов-Сокольский Н. Рассказы о книгах. Изд. 5-е. М.. 1983. С. 211-212.

69. История Библиотеки АН СССР... С. 254.

70. ПФА РАН. Ф. 158. Оп. 2. Д. 94. Л. 1-1 об.

71. Копанев А.И. Всеволод Измайлович Срезневский - библиотекарь Библиотеки Академии наук // Сб. статей и материалов по книговедению. Вып. III. Л., 1973. С. 214-245;
О собрании "вольной печати" в БАН см.: Бонч-Бруевич В.Д. Нелегальный отдел Библиотеки Академии наук // Известия. 1925. № 203. С. 5;
История Библиотеки АН СССР... С. 273-276;
Кривенко А.Я. Собрание русской зарубежной и подпольной печати Библиотеки АН СССР // Тр. БАН и ФБОН. Т. 4. М., 1959. С. 94-125;
Кривенко А.Я. Из истории собрания русской зарубежной и подпольной печати Библиотеки АН СССР: (публикация архивных документов) // Сб. статей и материалов по книговедению. Вып. III. Л. 1973. С. 89-106.

72. Копанев А.И. Всеволод Измайлович Срезневский - библиотекарь... С. 228-230.

73. Кривенко А.Я. Листовки РСДРП в фондах Библиотеки Академии наук СССР: (из истории собрания Вольной печати) // Материалы и сообщения по фондам отдела рукописной и редкой книги Библиотеки РАН. 1994. СПб., 1994. С. 293-298.

74. Сохранились письма по поводу обмена запрещенными ранее изданиями:

"В Российскую Академию наук.
1-е Отделение Библиотеки, 14 янв. 1919.
Вследствие отношения от 26 января 1918 г. за № 144 Российская Публичная Библиотека имеет честь сообщить 1-му Отделению Библиотеки, что рассмотрев предложение Отделения об обмене дублетными экземплярами так называемыми "запрещенными изданиями" признала таковой обмен весьма желательным.
Директор (подпись неразборчива),
Правительственный комиссар В.Андерсон".

В следующем письме от сентября 1919 г. в Российскую Академию наук сообщается: "Российская Публичная библиотека препровождает при сем 81 экз. дублетов бывших запрещенных изданий. Правительственный комиссар В.Андерсон". (ПФА РАН. Ф. 158. Оп. 3 (1919). Д. 4. Л. 1, 15).

75. Архив БАН. Д. 170. Об истории, характере деятельности... 1921. С. 4. 76. ЦГАЛИ. Ф. 436. Oп. 1. № 2595. Л. 13. (Цит. по статье: Копанев А.И. Всеволод Измайлович Срезневский... С. 238).

77. ПФА РАН. Ф. 158. Оп. 3. 1919. № 4. Л. 17.

78. Копанев А.И. Всеволод Измайлович Срезневский... С. 242, 229 (примеч. 45).

79. Кривенко А.Я. Листовки РСДРП... С. 293-298.

80. Арх. БАН. Д. 161. Рук. отд.

81. ГБЛ. Отд. рук. Ф. 369. Кар. 206. № 7. Л. 5. (Цит. по статье: Копанев А.И. Всеволод Измайлович Срезневский... С. 242).

82. История Библиотеки АН СССР... С. 286.

83. ПФА РАН. Ф. 158. Оп. 2. (1906). № 66.

84. Киселева Л.И. Редкие книги Библиотеки АН СССР. Л., 1987. С. 33-44.

85. История Библиотеки АН СССР... С. 322.

86. ПФА РАН. Ф. 158. Оп. 3 (1921). Д. 4. Л. 78.