К. В. Лютова
СПЕЦХРАН БИБЛИОТЕКИ АКАДЕМИИ НАУК
Из истории секретных фондов
|
К. В. Лютова СПЕЦХРАН БИБЛИОТЕКИ АКАДЕМИИ НАУК Из истории секретных фондов
|
ГЛАВА 2
ОРГАНИЗАЦИЯ СПЕЦХРАНА
БИБЛИОТЕКИ АКАДЕМИИ НАУК
Через два месяца после начала Февральской революции - 27 апреля 1917 г. - Временным правительством было принято специальное постановление "О печати": отменялись все действовавшие при старом режиме цензурные порядки и провозглашалась свобода печати. В постановлении было записано: "Печать и торговля произведениями печати свободны. Применение к ним административных взысканий не допускается" [1].
Иначе действовали большевики. После Октябрьского переворота (как тогда называли Октябрьскую революцию) одним из первых декретов, принятых новой властью, был "Декрет о печати", подписанный В.И. Лениным 27 октября 1917 г. [2]. Он положил начало жестокому преследованию свободного слова.
В Декрете сказано:
"В тяжкий решительный час переворота и дней, непосредственно за ним следующих. Временный Революционный комитет вынужден был принять целый ряд мер против контрреволюционной печати разных оттенков".И далее обещано, что"как только новый порядок упрочится, всякие административные воздействия на печать будут прекращены, для нее будет установлена полная свобода в пределах ответственности перед судом, согласно самому широкому и прогрессивному в этом отношении закону".Однако ждать этого пришлось долго: "Закон СССР о печати и других средствах массовой информации" был принят только в 1990 г.А пока, на основании Декрета, за два с небольшим месяца было закрыто 120 периодических изданий как контрреволюционные. 20 декабря 1917 г. была создана ВЧК, в число ее задач входила и борьба с контрреволюционном печатью.
В январе 1918 г. был организован Революционный трибунал печати. Он мог закрыть издательство и конфисковать типографию, лишить издателей политических прав и даже арестовать их.
В мае 1919 г. основан Госиздат - "в целях создания в РСФСР единого государственного аппарата печатного слова". Через год в его структуре было создано новое подразделение, получившее название "Политотдел", а его сотрудники стали называться "политредакторами".
Близко знавший Ленина А.В. Луначарский вспоминал впоследствии: "...Владимир Ильич обращал сугубое внимание на все. что имеет отношение к книге. Его с первого дня волновал вопрос о библиотеках и изданиях". А в другом месте приводил собственные слова вождя: "Большое значение я придаю библиотекам... Книга - огромная сила" [3]. Не этим ли объясняются те суровые меры. которые применялись к свободной печати с первых дней революции?
Проводя в жизнь идеи Ленина о том, что библиотеки являются орудием выработки коммунистического мировоззрения, Н.К. Крупская в своих публикациях постоянно подчеркивала, что самое важное в библиотечной работе - это подбор книг, "потому что если библиотека может принести огромную пользу, то она может принести и большой вред" [4]. Конечно, говоря так. она имела в виду массовые библиотеки. Однако проводимые под ее руководством широкомасштабные чистки библиотечных фондов от "идеологически вредной и устаревшей" литературы оказали несомненно пагубное влияние не только на ход развития библиотечного дела в стране, но и на уровень культуры в целом.
В 1920 г. Главполитпросветом Народного комиссариата просвещения (НКП), которым руководила Крупская, была разослана на места инструкция о пересмотре каталогов и изъятии из общественных библиотек устаревшей литературы. Однако, как позже признала сама Крупская и ее коллеги, "в некоторых губерниях потребовалось вмешательство ГПУ. чтобы работа по изъятию началась" [5], - так с самого начала библиотечная цензура шла рука об руку с органами госбезопасности.
Американский ученый Борис Реймонд (внук русских эмигрантов первой волны) в книге "Крупская и советское библиотековедение" приводит гневные слова М.Горького из письма В.Ходасевичу по поводу библиотечных чисток:
"...в России Н. Крупская и некий М. Сперанский (зам. начальника Главлита) запретили читать Платона, Канта, Шопенгауэра, В.Соловьева, Тэна, Ницше. Л.Толстого, Лескова... и многих подобных еретиков. Мое первое впечатление было таким сильным, что я начал писать в Москву об отказе от русского гражданства" [6].Реакция М.Горького стала известна Крупской, и она ответила на нее письмом в "Правду", где признавала некоторые ошибки в работе Главполитпросвета, однако издание инструкций по чистке фондов продолжалось.Другой американский ученый Б. Вольфе в статье "Крупская чистит народные библиотеки" писал:
"...чистка библиотек была продолжена значительно более могущественными и решительными руками, чем руки Крупской: руками И. Сталина. Позднее чистка библиотек, включавшая чистку от книг авторов-коммунистов. которые стали неугодны, и от книг по истории партии, написанных историками-коммунистами, которых перестали считать историками. эта чистка превратилась в значительно более крупные операции" [7].И, как ни странно, это высказывание зарубежного ученого перекликается с оценкой, данной в журнале "Красный библиотекарь", только со знаком "плюс": "...чистка библиотек дает нам также факты классовой борьбы. Соответствующие органы уже изгнали из библиотек вредителей и контрреволюционеров" [8].Видя, что в пылу борьбы с идеологически вредной контрреволюционной и эмигрантской литературой может быть безвозвратно утеряно много ценных изданий, в январе 1920 г. Ленин подписал Постановление Совнаркома о передаче белогвардейской литературы в Народный комиссариат просвещения, которым обязал Народный комиссариат иностранных дел, ВЧК и Военный комиссариат со всеми подведомственными им органами "направлять имеющуюся у них белогвардейскую литературу - русскую и заграничную, по использовании ее для их специальных целей, в Народный комиссариат просвещения для хранения и общественного использования в государственных библиотеках" [9].
К сожалению, мы не располагаем сведениями о том, как эта литература - эмигрантская, белогвардейская, или, как мы сказали бы теперь, "литература русского зарубежья" - передавалась (и передавалась ли?) в крупные научные библиотеки. Участник конференции о цензуре (Москва, 1993 г.) Н.В. Котрелев. когда зашла речь о спецхране. уверенно заявил: "Мы благодарны тем, кто для нас "сохранил" замечательные массивы литературы, при этом остается только пожаловаться на судьбу, что не выполнено распоряжение В.И. Ленина о полном собрании всей белогвардейской литературы" [10].
"6 июня 1922 г. - одна из самых страшных, роковых дат в истории страны: именно в этот день вышел декрет Совнаркома о создании Главного управления по делам литературы и издательств ("Главлит"). Забыв о своих обещаниях на заре революции, большевистское правительство восстановило в полном объеме институт тотальной предварительной цензуры, одной из самых жесточайших, которые когда-либо знал мир" [11].
В "Положении о Главлите" сказано, что во главе его стоит заведующий, назначаемый Коллегией Наркомпроса, и два помощника, назначаемые этой же Коллегией по соглашению с Революционным военным советом и ГПУ. И далее в этом же Положении (§ 10) определяются задачи ГПУ по контролю за печатью:
"На органы ГПУ возлагается борьба с распространением произведений, не разрешенных Глаалитом и его органами, а также надзор за типографиями, таможенными и пограничными пунктами, борьба с подпольными изданиями и их распространением, борьба с провозом из-за границы для распространения на территории РСФСР не разрешенной к обращению литературы, наблюдение за продажей русской и иностранной литературы и изъятие книг, не разрешенных Главлитом и его органами, согласно списков Главлита" [12].Как говорится, "схвачено" все. Ничего не сказано только о контроле за библиотечными фондами - по-видимому, это само собой разумелось под словами "...изъятие книг... согласно списков Главлита".С самого начала Главлит заботься о сокрытии от "широких масс" самого факта своего существования. В выпущенном им циркуляре 1923 г. прямо сказано: "запрещается печатание всякого рода статей, заметок и объявлений, обращающих внимание на работу органов предварительного и последующего контроля печатного материала" [13].
Цензурное ведомство - Главлит СССР - возглавило жесткую иерархическую систему: в союзных и автономных республиках - республиканские главлиты, в округах - окрлиты, в районах - райлиты, в городах горлиты и, наконец, на местах - политредакторы. Официально учреждения Главлита находились при исполкомах, фактически подчинялись высшим партийным органам.
Создание спецхранов в первое десятилетие советской власти не было чем-то экстраординарным, оно прекрасно вписывалось в общую линию идеологической политики тоталитарного государства. Достаточно вспомнить массовую высылку из страны интеллектуальной элиты в 1922 г., создание в 1923 г. Главреперткома, то есть цензуры театра, постановление, в том же 1923 г., об архивах, фактически закрывавшее их от исследователей. Другими словами, спецхран был одной из действенных мер "культурной революции" тех лет, оказавшейся к тому же весьма долговечной.
Установить точную дату возникновения отделов специального хранения пока никому не удалось - по-видимому, не было единого приказа для всех крупных научных библиотек (или он до сих пор не обнаружен). На страницах "Советской библиографии" в статье "Совершенно не секретно" приводятся слова заведующей читальным залом спецфондов ГБЛ Е.В. Макаревич: "Из докуметов сохранился только старый инвентарь, где были занесены первые поступившие в спецфонд книги - от июня 1923 г." [14]. Бывшая заведующая спецфондом ГПБ С.Ф. Варламова считает, что "его создание относится к началу 20-х гг., когда советская цензура сформировалась как жесткая система политического контроля и охраны государственных тайн в печати" [15].
В Библиотеке Академии наук - третьей по величине библиотеке страны - с организацией спецхрана не торопились. полагая, что было достаточного того, что в Рукописном отделении Библиотеки находился секретный фонд, где хранилась запрещенная еще в царское время литература. Туда же складывались и начавшие поступать почти сразу после революции издания с грифом "секретно", "совершенно секретно", "только для членов ВКП(б)" и т.п.
До поры до времени это не очень беспокоило дирекцию Библиотеки, считавшую, что статус первой научной библиотеки страны, в течение двух веков бывшей неотъемлемой частью Академии наук. убережет ее фонды от каких-либо чисток политического характера. Однако жизнь вскоре разбила эти иллюзии.
В Архиве сохранилась копия письма вице-президента Академии наук академика В. Стеклова (1863(1864)-1926) заместителю наркома по просвещению В.Н. Яковлевой. Письмо было отправлено в декабре 1922 г. Приведем его полностью:
"Российская Академия наук всегда получала и получает бесцензурно всевозможные как русские, так и заграничные издания. Все так называемые "нелегальные издания". безусловно необходимые для научно-исторической работы. хранит в особых шкафах и никому, кроме своих ученых сотрудников и членов, не выдает, * принимая на себя ответственность.В верхнем углу на письме академика - резолюция В. Яковлевой:* Впрочем, около месяца назад я разрешил воспользоваться некоторыми изданиями по просьбе (официальной) Л.Д. Троцкого за моей ответственностью.
Из прилагаемого письма видно, что происходит недоразумение. Имеющаяся в Российской Академии наук "нелегальная" литература не должна быть изъята. Необходимо срочно (по телеграфу) сообщить в Петроградский отдел ГПУ, чтобы распоряжение об изъятии было срочно отменено, иначе в мое отсутствие и Непременного секретаря может произойти неустранимое недоразумение.
Вице-президент Академии наук В. Стеклов
P.S. Весьма прошу спешно принять необходимые меры. В. Стеклов"
"В ГПУ.В тот же день ею было написано письмо в ГПУ:Наркомпрос просит дать распоряжение об отмене приказа Петроградского отделения ГПУ об изъятии "нелегальной литературы", - полагая достаточной расписку вице-президента Академии наук об ответственности за строгость хранения.
Замнаркопрос В. Яковлева
15/XII" [16].
"Товарищу Агранову.К сожалению, в академическом архиве нет текста распоряжения Петроградского отделения ГПУ об изъятии нелегальной литературы, вероятно, оно было вложено академиком Стекловым в письмо Яковлевой ("Из прилагаемого письма видно..."). Нет у нас и ответа Агранова на ходатайство Яковлевой. Однако, судя по всему, на этот раз все обошлось благополучно, и имевшаяся в Библиотеке "нелегальная литература" не была изъята или уничтожена.Направляя Вам ходатайство, поддержанное Наркомпросом, об отмене распоряжения Петроградского отделения ГПУ об изъятии из Академии наук "нелегальной литературы", прошу Вас. как мы условились, дать соответствующее распоряжение в Петроград.
С товарищеским приветом
В. Яковлева" [17].
С именем В.Н. Яковлевой (1885-1944) связан еще один интересный для нас документ, подписанный ею в том же 1922 г., когда она была назначена заместителем народного комиссара по просвещению. (До этого В.Н. Яковлева, профессиональный партийный работник с дореволюционным стажем, перебрасывалась с одного ответственного поста на другой - от коллегии ВЧК до заведования Главпрофобром.)
Документ, о котором идет речь. называется "Инструкция о порядке хранения секретных материалов и документов, поступающих из книжной палаты в Государственный Румянцевский музей и Публичную библиотеку в Петрограде и о порядке пользования ими" [18]. В этой инструкции, утвержденной коллегией НКП, поражают не просто суровые, а практически невыполнимые правила пользования запрещенной литературой:
"К пользованию секретными документами и материалами допускаются исключительно лица, снабженные специальными разрешениям и:Как видно из названия Инструкции, БАН в ней не упоминается.
1. Председателя ВЦИК.
2. Предсовнаркома и его заместителей.
3. Наркома по просвещению и его заместителей.
4. Одного из секретарей РКП.
5. Членов Президиума ГПУ.
При этом в разрешении каждый раз должны быть точно перечислены документы, подлежащие выдаче для занятий, имя. отчество, фамилия уполномоченного лица и подпись его руки".В 1925 г. было принято постановление СНК РСФСР о порядке снабжения государственных книгохранилищ секретными изданиями [19]. Библиотека Академии наук в нем также отсутствует.
Через год Главлит, в дополнение к упомянутому Постановлению СНК, сообщает в Государственную центральную книжную палату (ГЦКП) о том, что издания с пометкой "только для членов и кандидатов ВКП(б)" надлежит причислять к секретным, а издания с пометкой "на правах рукописи" и "доверительно" являются "несекретным материалом", директор ГЦКП сразу же пишет об этом в Библиотеку Академии наук, напоминая, что по требованию Палаты уже высланные в БАН издания могут быть переведены в специальное хранение [20].
В качестве примера того. как ГЦКП распоряжалась судьбой уже имевшихся в фонде изданий, может служить одно из секретных писем, присланное в БАН:
"Государственная центральная книжная палата просит:Видя, с какой легкостью Главлит и ГЦКП приговаривают книги к уничтожению, директор Библиотеки академик Сергей Федорович Платонов (1860-1933) в апреле 1927 г. обратился к непременному секретарю Президиума АН с письмом:1. Уничтожить и копию акта об уничтожении доставить в секретном порядке в ее адрес: <...> издание "Известия Донского Политехнического Института в Новочеркасске. Под ред. проф. А. Белявского. Том IX. (1923-1924). 1925", высланного Библиотеке за № 8734 по накл. № 3322 от 7/IV. 1926 г.
2. Перевести в секретное хранение экземпляр издания: "XV Московская Губернская конференция ВКП(б) 8-15 января 1927 г. Стенограф, отчет. М., с пометкой "Только для членов ВКП(б)".
3. Возвратить в палату секретным порядком экземпляр издания Поплавский А.В. Конспект расчета военных мостов для танков. Л., 1927, с пометкой "не подлежит оглашению"..." [21].
"Срочно. Секретно.К сожалению, приложение не сохранилось, нет данных и о реакции Президиума на письмо директора БАН.Ввиду того, что Библиотекой возбуждался вопрос о получении ею всей книжной продукции СССР, а равно о секретном хранении всего, что подлежало бы уничтожению..., Библиотека просит Вас войти в сношение с Центральной книжной палатой по вопросу о переводе в секретный фонд всех перечисленных в приложении... изданий" [22].
Некоторое представление о масштабах уничтожения отечественной литературы может дать изданный по распоряжению Главлита "Контрольный список изданий, списанных в макулатуру за все годы с 1922 по 1929 г. (Сводка всех своевременно высланных распоряжений Торгсектора о списании в макулатуру)". [23].
Немало сложностей возникало у Библиотеки с комплектованием иностранной литературой. С первого дня существования Главлита было введено положение о цензурировании всех изданий. поступающих в страну. Специальный отдел Главлита - Иноотдел - в июле 1923 г. разослал в подведомственные учреждения с пометкой "Совершенно секретно" особый циркуляр об иностранной литературе:
"К ввозу в СССР не допускаются:При таком диапазоне запрещений почти любую иностранную книгу можно было считать нежелательной для ввоза в СССР.
1. Все произведения, носящие определенно враждебный характер к Советской власти и коммунизму;
2. проводящие чуждую и враждебную пролетариату идеологию;
3. литература, враждебная марксизму;
4. книги идеалистического направления;
5. детская литература, содержащая элементы буржуазной морали с восхвалением старых бытовых условий;
6. произведения авторов-контрреволюционеров;
7. произведения писателей, погибших в борьбе с Советской властью;
8. русская литература, выпущенная религиозными обществами, независимо от содержания" [24].Но не только Главлит следил за поступлением в страну иностранной литературы. Не меньшую заинтересованность проявляло и ГПУ. В апреле 1926 г. непременный секретарь АН С.Ф. Ольденбург (1863-1934) пишет "совершенно доверительно, срочно" С.Ф. Платонову:
"Многоуважаемый Сергей Федорович.(В нижнем углу письма-приписка: "По распоряжению акад. Платонова командирован Ф.И. Покровский" [25]).Ленинградское представительство ГПУ обратилось ко мне с просьбой о срочном командировании в названное представительство (по Отделу надзора за печатью) по адресу: Комиссаровская ул., 7, кв. 2 компетентного лица, могущего осветить как порядок хранения в Библиотеке Академии наук книг и изданий секретного характера и условия пользования ими, так и вообще вопрос о запрещенных к ввозу в СССР иностранных изданий во всей его полноте".
Зафиксированное в "Положении о Главлите" разграничение функций между ГПУ и Главлитом по контролю за иностранной литературой не исключало дублирования в работе этих организаций (может быть, даже преднамеренного, в целях большей бдительности). Поэтому переписка по вопросам приобретения и использования иностранной литературы велась Президиумом АН и с Главлитом (Обллитом, Горлитом), и с ОГПУ. Так, Обллит обращается в Президиум АН с просьбой "сообщить фамилию. служебное положение и партийность лица, ответственного за хранение получаемой Вами из-за границы иностранной литературы" [26]. В то же время полномочное представительство ОГПУ в ответ на запрос С.Ф. Ольденбурга "уведомляет, что с его стороны нет возражений" против изложенного Академией порядка пользования эмигрантскими изданиями, при условии пользования ими только в стенах Академии [27].
Сохранилось немало писем дирекции БАН в Президиум по вопросам комплектования иностранными изданиями, "выдача коих для научных занятий оговорена особыми условиями", "заграничными газетами и журналами, ввоз которых в СССР совершенно запрещен". Добиваясь разрешения на получение секретных изданий, дирекция БАН писала, что они будут храниться в специальном "секретном фонде", иногда называя его "секретным отделом" или "секретным отделением", "отделом запрещенных заграничных изданий" или "особым отделом", "отделом секретной печати".
В конце 20-х гг. не только директор БАН, но и Президиум почувствовали настоятельную необходимость упорядочить работу с секретными изданиями, узаконить порядок их хранения и использования читателями, поскольку это вызывало все более пристальный интерес со стороны могущественных "органов".
15 апреля 1927 г. на заседании Президиума Академии наук был "доложен * запрос директора Библиотеки относительно выдачи посторонним лицам изданий, хранящихся в Секретном отделе Библиотеки. Положено просить Директора Библиотеки выяснить, какие существуют на этот предмет правила и затем доложить Президиуму дополнительно".
Внизу приписано, по-видимому. рукою Платонова: "Доложить, что правил нет" [28].
* В протоколах Президиума АН была принята такая форма: "Доложено", "Положено".В Протоколе заседания Президиума АН от 26 апреля 1927 г. читаем: "Заслушано сообщение непременного секретаря акад. С.Ольденбурга о совершенной необходимости Академии наук иметь в секретном отделении ее Центральной библиотеки заграничных газет и журналов, свободный ввоз которых в СССР совершенно запрещен. Положено: снестись с Главлитом" [29] (в черновике - характерная описка: "с ОГПУ").В ответ на письмо Ольденбурга, в котором он просит Главлит "не отказать уведомить, не будет ли признано возможным выдать Академии наук разрешение на получение упомянутых заграничных газет и журналов", через две недели пришло письмо от начальника Главлита П.И. Лебедева-Полянского (1882-1948). Ссылаясь на Постановление Правительственной комиссии 1926 г., он пишет, что Академии наук предоставляется право "получать из-за границы непосредственно, без разрешения Главлита: техническую и научную литературу на иностранных и русском языках - в неограниченном количестве экземпляров; политическую литературу, периодическую и непериодическую - в двух экземплярах каждого названия", и тут же добавляет, что эта литература должна быть доступна лишь для членов Президиума Академии [30].
Но Академия наук не сдавалась, о чем свидетельствует выписка из Протокола заседания Президиума, состоявшегося через неделю после получения ответа от Лебедева-Полянского (6 июня 1927 г.):
"Доложен отзыв Главлита по ходатайству о праве получения Библиотекой АН заграничных журналов, свободный ввоз которых в СССР совершенно запрещен. Положено считать, что настоящий вопрос разрешен в положительном для Академии наук смысле новым Уставом АН, о чем по получении утвержденного Устава сообщить Главлиту" [31].И действительно, в Уставе 1927 г. выделены в специальный раздел IX "Особые права АН СССР", где сказано, что "АН СССР имеет право пересылать без цензуры свои издания за границу; равным образом, получаемые из-за границы книги и издания также освобождаются от цензуры". К сожалению, это право Академии осталось только на бумаге. Оно было подтверждено еще раз в Уставе 1935 г.. оставаясь по-прежнему фиктивным, а в Уставе 1963 г. о нем уже не упоминалось [32]. Тем не менее Библиотека Академии наук с помощью Президиума обращалась в Главлит по каждому случаю недополучения иностранной литературы по цензурным соображениям и иногда добивалась своего.В июле 1927 г. Платонов посылает в Президиум отчет о совещании особой Комиссии, образованной им из ведущих сотрудников Библиотеки, "по выяснению состава так называемого секретного фонда, хранящегося в Рукописном отделении" [33]. В Комиссию входили: помощник директора С.В. Рождественский, заведующий Рукописным отделением В.И. Срезневский, старший ученый хранитель Ф.И. Покровский, ученый секретарь Ф.А. Мартинсон и библиотекарь А.Н. Коргуева.
"Комиссия установила, что секретный фонд Рукописного отделения включает в себя следующие группы изданий:И далее Платонов пишет, что совещание Комиссии полагает, что издания, печатаемые на русском языке за границей государственными органами СССР могут быть переданы в 1-ое (Русское) отделение. Все остальные издания должны оставаться в Рукописном отделении ввиду их секретного или контрреволюционного характера. "Что касается порядка и правил предоставления означенных изданий для занятий, то Совещание полагало бы, что к научным работам над ними могут допускаться научные работники лишь по особым в каждом случае разрешениям директора Библиотеки или по постановлениям Президиума Академии наук".1. Издания, вышедшие в свет в пределах СССР (или бывшей Российской Империи).
2. Издания, вышедшие за пределами СССР (или б. Российской Империи).1. Издания, вышедшие в СССР (или б. Российской Империи) делятся:
а) на издания, присланные в Библиотеку при доверительных препроводительных надписях книжных палат. Наркоматов и др. учреждений...2. Издания, вышедшие в свет за пределами СССР (б. Российской Империи) подразделяются:
б) на издания, которые были переведены в число секретных по распоряжению бывших цензурных комитетов;
в) на так называемую белогвардейскую литературу, то есть издания, которые вышли в свет в эпоху гражданской войны во время борьбы с Советской властью;
г) на так называемые подпольные издания, листки. прокламации, брошюры и т.п., напечатанные в подпольных типографиях до 1917 г.а) на издания, печатаемые на русском языке Государственными органами СССР (Госиздат. Наркомат) за границей;
б) на издания, не имеющие противосоветского или контрреволюционного характера, печатаемые за границей разными учреждениями и частными лицами;
в) на издания, которые печатались на русском языке за границей до 1917 г. и считались запрещенными с точки зрения цензуры довоенного времени;
г) на издания белогвардейского, контрреволюционного и противосоветского характера, печатаемые на русском языке за границей".Обсудив предложения Библиотеки, Президиум разрешил выделить из секретного отдела книги, напечатанные за границей на русском языке по распоряжениям советской власти, и передать их в 1-ое (Русское) отделение. Было решено также просить Библиотеку "составить краткую опись прочих частей секретного фонда" и представить Президиуму для окончательного утверждения "предположения о порядке пользования этими материалами". И в заключение "просить Библиотеку представить соображения о выписке заграничных иностранных газет и журналов на основаниях, одинаковых с теми, на коих получают их ГБЛ и Институт Маркса-Энгельса в Москве" [34].
А тем временем проблема секретных изданий начинает беспокоить и другие академические учреждения. В конце ноября 1927 г. Комиссия по естественным производительным силам (КЕПС) возбудила перед Президиумом вопрос о порядке хранения секретных изданий в библиотеках академических учреждений. "Обсудив это дело, - пишет академик А.Е. Ферсман ( 1883-1945), - Президиум высказался за необходимость хранения всех секретных изданий в одном центре, а именно в Центральной Библиотеке Академии наук. Вследствие сего, прошу Библиотеку составить проект взаимоотношений Центральной Библиотеки с академическими учреждениями о порядке хранения секретных изданий" [35].
Дирекция БАН путем переписки и совещаний с директорами учреждений наладила необходимые взаимоотношения. Предстояло доработать и утвердить правила хранения и использования секретных изданий.
7 декабря 1927 г. Платонов отправляет в Президиум переработанную характеристику секретных фондов, введя понятия "секретное хранение" и "особые условия выдачи":
"I группа материалов печатных и рукописных, требующих секретного хранения и особых условий выдачи в настоящее время.И далее, на следующей странице:1. Издания правительственные после 1917 г., поступившие в Библиотеку с отметкой об их секретности.II группа материалов печатных и рукописных, требовавших секретного хранения в прошлом.2. Издания, обращенные в секретные по особым отношениям Книжных палат. Наркоматов и других учреждений.
3. Контрреволюционные издания на русском и иностранных языках (например, издания с.-х. *, с.-р. **, анархистов, беспартийных, белогвардейцев).
* Социалисты-христиане4. Рукописи, переданные для секретного хранения, а также контрреволюционные.** Социалисты-ревопюционеры (эсеры)
1. Революционная литература русская и заграничная до 1917 г.: подпольные издания, прокламации и листки революционных партий и кружков, секретные, нелегальные издания до 1917 г.. вышедшие в России.III группа материалов, требующих особого хранения.2. Издания, обращенные в секретные бывшими цензурными комитетами до 1917 г.
3. Заграничные издания на разных языках, считавшиеся нелегальными.
1. Научная литература, библиография и беллетристика с 1917 г., печатаемая за границей учреждениями и лицами, не относящимися к СССР.Материалы последней подгруппы (издания Госиздата, напечатанные за границей) передаются в настоящее время в 1-е отделение для присоединения к его фондам на условии особого хранения: остальные материалы хранятся в Рукописном отделении".2. Издания Госиздатов и Наркоматов СССР, печатавшиеся за границей.
"Библиотека проектирует ниже следующие правила пользования выше названными материалами:Занимаясь проблемами секретных фондов. С.Ф. Платонов не упускал возможности приобретения для Библиотеки русских заграничных изданий, понимая их очень широко ("III группа материалов, требующая особого хранения: научная литература, библиография и беллетристика с 1917 г. ...").1. Действительные члены АН пользуются всеми рукописными материалами и книгами, имеющимися как в секретном фонде, так и в фондах особого хранения. Пользование происходит в пределах Библиотеки, а не на дому.
2. Научные сотрудники Библиотеки и других академических учреждений, а равно сторонние научные работники получают права доступа к секретному фонду с разрешения Президиума АН. а к материалам, требовавшим и требующих особого хранения, - с разрешения директора Библиотеки.
3. Пользование происходит в пределах Библиотеки.
4. Президиум АН по представлению Директора Библиотеки утверждает ответственное за хранение секретных изданий лицо". [36].
В Протоколе одного из заседаний Научного совета Библиотеки было записано:
"Помощник директора С.В. Рождественский сообщил, что в силу постановлений Президиума АН от 26 апреля и 7 июля 1927 г. изготовлен список библиографических изданий. выходящих и вышедших за последнее десятилетие за границей на русском языке или касающихся заграничной литературы на русском языке" [37].Через 10 дней в Президиум АН было отправлено письмо, подписанное С.Ф. Платоновым и ученым секретарем Ф.А. Мартинсоном:"Представляем при сем... Список 25 названий библиографических изданий (в 4-х экз.), выпущенных за границей на русском языке, и не имея сведений о вышедшей и выходящей за границей на русском языке литературе. Библиотека АН в первую очередь просит Президиум о выписке библиографических изданий или таких изданий общего характера, которые в себе заключают богатую библиографию.Перечитывая теперь, через 70 лет, это письмо, невольно поражаешься наивности его авторов, полагавших, что можно вот так просто для своего "секретного отдела" (еще никем не утвержденного) получать эмигрантскую литературу, да еще в посылках, помеченных иностранным книготорговцем особыми знаками! Им - членам Президиума АН и дирекции БАН - не было известно тогда, что уже в 1922 г. в составе Главлита был образован Иноотдел для контроля за всей ввозимой в страну иностранной литературой, особенно эмигрантской. На таможенных пунктах непосредственное наблюдение за ней осуществлялось сотрудниками ГПУ, а затем тщательный анализ привезенных книг и журналов производился Иноотделом.Ввиду того, что выписываемые по данной заявке книги подлежат обращению в секретный фонд, БАН просит Президиум, в случае направления заказа фирме Voss Sortiment в Лейпциге, предложить фирме посылки помечать или особой буквой, или каким-либо специальным знаком" [38].
В конце 20-х гг., в условиях все возраставшего всеобщего засекречивания, подозрительности, старательно подогревавшейся сверху ненависти ко всему иностранному, особенно к "лживой" и "продажной" зарубежной печати, создание спецхрана. как это ни парадоксально, становилось жизненной необходимостью для Библиотеки. И раз уж создание спецхрана становилось неизбежным, Платонов как директор Библиотеки хотел организовать его по возможности быстро и в соответствии с требованиями Главлита и ГПУ. При этом он видел будущий отдел секретных изданий как хорошо организованное библиотечное подразделение, действующее по определенным, утвержденным Президиумом и Главлитом правилам, с квалифицированным библиотечным персоналом, обслуживающим ученых.
Сохранившиеся архивные материалы позволяют проследить, как настойчиво Платонов добивается разработки и утверждения всех документов, необходимых, по его мнению, для создания спецхрана. Он неоднократно проводит в БАН совещания Комиссии по выработке условий хранения и правил пользования секретными изданиями, регулярно докладывает об этом на заседаниях Президиума, посылает отчеты и "предположения" Комиссии (как тогда говорили) непременному секретарю.
Наконец в марте 1928 г. Президиум готов утвердить правила, разработанные БАН, и после их согласования с и.о. юрисконсульта Управления делами АН послать на окончательное утверждение в Главлит. Однако отзыв и.о. юрисконсульта, явно не хотевшего брать на себя ответственность за столь серьезный документ, практически сводился к тому, что все положения Правил должны быть предварительно согласованы с Главлитом. Другими словами, вся предшествовавшая деятельность дирекции БАН и созданной ею Комиссии, многочисленные совещания и обсуждения на заседаниях Президиума, продолжавшиеся более года, были сведены на нет.
В октябре того же 1928 г. академик Платонов уходит в отставку с поста директора Библиотеки - "по состоянию здоровья".
В течение четырех месяцев обязанности директора выполнял академик С.А. Жебелев, после его ухода и.о. директора БАН стал бывший помощник С.Ф. Платонова член-корр. С.В. Рождественский (1868-1934: в ноябре 1929 г. он был уволен, в декабре арестован, умер в Томске в ссылке). Сохранилось его письмо непременному секретарю Президиума АН по поводу распоряжения ГЦКП о возвращении в ее адрес конфискованных изданий:
"...ввиду того, что означенные издания еще не поступили в обращение и в настоящее время переданы в Секретный отдел, Библиотека обращается с просьбой, не найдете ли возможным снестись с Гос. Книжной палатой по вопросу об оставлении этих изданий в Секретном отделе Библиотеки. Для Библиотеки АН СССР, собирающей всю продукцию печати СССР, конфискованные издания имеют весьма важное значение" [39].
В 1929 г. начинается разгром Академии и Библиотеки, вошедший в историю под названием "Академического дела". В последние годы вышел ряд публикаций, достаточно подробно осветивших эти мрачные страницы истории Академии наук. Остановимся лишь на тех событиях и людях, которые непосредственно связаны с организацией спецхрана, история возникновения которого странным образом переплелась с "Академическим делом" [40].
1 июля 1929 г. Ленинградский областной комитет ВКП(б), строго исполнявший распоряжения из Москвы, принял решение "не возражать против проведения чистки в Академии наук". В состав правительственной комиссии по проверке аппарата Академии вошли представители РКИ, Облпрофсовета, Госфинконтроля, Секции научных работников и Райсовета Василеостровского района. Возглавил комиссию член коллегии Наркомата рабоче-крестьянской комиссии (ЦКК) ВКП(б) Ю.П. Фигатнер (1889-1937; рабочий-металлист, в партии с 1903 г., после 1917 г. на партийной, советской и профсоюзной работе; в 1937 г. расстрелян).
От унизительной процедуры публичной "чистки" были освобождены только академики.
Еще в то время, когда в дирекции разрабатывались и перерабатывались правили хранения и использования секретных фондов, в одном из отделов Библиотеки - в отделе иностранного комплектования - уже функционировал свой доморощенный, без всяких правил организованный цензорский пункт, своего рода "малый спецхран", контролировавший иностранные журналы. Об этом с удивлением узнал председатель правительственной комиссии Ю.П. Фигатнер во время "чистки" аппарата Академии наук.
Обратимся к стенограмме общего собрания сотрудников Академии в августе 1929 г. Обсуждается заведующий отделом иностранного комплектования С.К. Пилкин. Выясняется, что он поручил сотруднику своего отдела М.М. Милевскому просматривать иностранные журналы, отмечая статьи, касающиеся Советского Союза, то есть выполнять цензорскую работу.
"Фигатнер: И это называется обязанностью цензора?Бдительность заведующего отделом не была оценена, и С.К. Пилкин по результатам чистки был уволен и впоследствии репрессирован.Милевский. Товарищи меня так называют - "вот вам в цензуру" - приносят 20-30 журналов и я делаю отметки на статьях, касающихся нашего государства.
Фигатнер: Мне дико слышать, что в стенах Академии имеется свой цензор.
Пилкин: Дело в том, что мы получаем некоторое количество заграничных журналов, в которых часто появляются статьи антисоветского содержания, к нам обращаются представители ГПУ с просьбой указать, какие меры мы принимаем, чтобы эти антисоветские статьи не проникали дальше, и вот нам пришлось завести просмотр такого рода журналов, чтобы явно выраженное антисоветское направление не проникало дальше и М.М. Милевскому поручен просмотр этих статей.
Фигатнер: Кем поручен?
Пилкин: Мной поручен. Он отмечает эти статьи и представляет затем мне, таким образом я вижу, какой журнал можно выдавать и какой нельзя" [41].
Если академик Платонов надеялся, что с помощью спецхрана можно будет спасать книги, приговоренные Главлитом к уничтожению, и приобретать для Библиотеки эмигрантскую литературу, то Пилкин и его сотрудники, вероятно, больше думали о том, как обезопасить себя, чтобы ГПУ не могло обвинить их в антисоветской пропаганде.
В период "чистки" Академии наук на заседаниях Президиума регулярно докладывались Приказы по АН такого содержания: "На основании постановления Комиссии по проверке аппарата Академии увольняются от службы...", и далее, под названиями академических учреждений, перечислялись уволенные сотрудники. Из Библиотеки, при штате в 149 человек, было уволено 36.
На тех же заседаниях Президиума докладывались и просьбы академических учреждений о замещении вакансий, освободившихся в результате работы комиссии по проверке аппарата АН СССР.
Именно тогда в Библиотеку на должность помощника директора пришли Иннокентий Иванович Яковкин (1881-1949), ставший вскоре ее директором, и Матвей Александрович Гуковский (ученым секретарем), а также В.Э. Банк, В.А. Петров, В.П. Викторов и др.
В сентябре 1929 г. ОГПУ направило в Библиотеку Академии наук своего уполномоченного, сотрудника Специального отделения С.Г. Волкова, - для обследования "порядка ведения и хранения секретной переписки и секретного книжного фонда". При этом присутствовали временно исполнявший обязанности директора Ф.И. Покровский и временно исполнявший обязанности ученого секретаря Г.Г. Гельд.
В Акте проверки от 2 сентября 1929 г. С.Г. Волков писал:
"Обследованием установлено:Опуская дальнейшие замечания по порядку ведения и хранения секретной переписки, перейдем сразу к результатам проверки секретного книжного фонда:
1. Секретная переписка ранее выполнялась Ученым секретарем Мартинсоном Федором Андреевичем, ныне снятым Комиссией по чистке аппарата Академии наук.
2. Вся секретная переписка находится в папке, не имея номеров, внутри описи тоже нет"."1. В помещении Рукописного отделения Библиотеки, в одной из комнат, в обыкновенном деревянном шкафу, хранятся материалы частью имеющие гриф "секретно", а частью не имеющие, однако по своему содержанию отнесенные к категории секретно. Ниже для примера приводится неполный список указанных материалов:Итак, "установки" на организацию спецхрана даны. Нет пока только заведующего, который должен их осуществить.Водовозов. Новая Европа. Прага, 1925.2. Списка книг и материалов, состоящих в секретном фонде, - не имеется - установить наличие невозможно.
Три книги "Евразийский временник". 1923, 1925, 1927. Книга "Россия особый географический .мир". Евразийское издание. 1927
Одна книга "Наследие Чингиз-хана".
Н.Р.Вернадский. "Начертание русской истории". Евразийское издание. 1927 и др.
Три экземпляра газеты "Россия и славянство". Париж. 1929.3. По заверению Ф. Покровского, случаев выдачи материалов из секретного фонда в течение последних 2 лет не было, никаких других секретных хранений, по его заверению, нет.
4. Заведующим Рукописным отделением является гражданин Срезневский В.И. Однако, по заверению Ф. Покровского, таковой никакого касательства к секретному фонду не имеет.
5. Ключ от шкафчика с секретными материалами хранится в ящике одного из столов Рукописного отделения, а ключ от стола - у Покровского.
На основании вышеизложенного предлагается:
1. Начать работу по выделению из состава Библиотеки всех секретных изданий и материалов.
2. Образовать специальный отдел для хранения этих материалов.
3. Заведование этим отделом ворожить налицо, согласованное со Специальным отделением, и поручить этому лицу произвести инвентаризацию и каталогизацию всех поступающих и поступивших в Отдел материалов.
4. Согласовать со Специальным отделением порядок выдачи книг, газет и прочих материалов, состоящих в секретном отделении.
[Пункты 5-7 - о секретной переписке].
8. Составить номенклатуру должностей, занятие которых связано с выполнением секретных работ. [Пункты 9-13 - о секретных бумагах]" [42].В конце октября 1929 г. - и в этом сходятся все авторы, писавшие об "Академическом деле", - правительственной комиссии Ю.П. Фигатнера, проводившей чистку аппарата Академии, стало известно о якобы тайно хранившихся в Рукописном отделении БАН подлинных документах об отречении от престола Николая II и его брата Михаила. Это послужило поводом к снятию с должности С.Ф. Ольденбурга и одновременно стало сигналом к началу массовых арестов в Академии.
Автор статьи "Академия на "великом переломе"" Ф.Ф. Перченок так описывает случившееся: "Вероятнее всего, информатором был новый заведующий Русским отделением БАН В.П. Викторов - историк, партиец, переброшенный из Военно-политической академии им. Толмачева. Но не менее вероятно, что общий план использования документов, политически компрометирующих Академию, был намечен заранее - тогда Викторов был просто "исполнителем-поисковиком".
И далее: "21 октября в 11 ч. Комиссия Фигатнера пришла в БАН. Викторов сделал доклад о материалах, которые хранятся в архиве Библиотеки. Фигатнер пригласил Ольденбурга в комнату № 14, где начали осмотр бумаг и нашли подлинные отречения Николая II и его брата Михаила" [43].
В юбилейной "Истории Библиотеки Академии наук СССР. 1714-1964" имя Викторова в качестве заведующего 1 (Русским) отделением упоминается дважды: на с. 360, где говорится, что "к ноябрю 1929 г. все книги и журналы общего хранения, по словам заведующего В.П. Викторова, были разобраны и расставлены в известном порядке, гарантирующем их обозримость", и на С. 380, где сказано: "В ноябре 1929 г. А.А. Сиверс был уволен и заведующим был назначен В.П. Викторов". Справедливости ради отметим, что в последней фразе были допущены "неточности": Сиверс был не просто уволен, а арестован, и не в 1929 г.. а в ноябре 1928 г. Викторов же сменил на посту заведующего не Сиверса. а Г.М. Котлярова. утвержденного в должности 15 мая 1929 г. и через три месяца снятого с работы комиссией Фигатнера. На освободившееся после Котлярова место заведующего 1 Отделением и был взят Викторов.
Сам по себе факт вступления Викторова в должность заведующего 1 Отделением еще ни о чем не говорит. Однако обнаруженное в Архиве письмо от 19 октября того же года заставило по-иному взглянуть на фигуру Викторова и попытаться выяснить его дальнейшую роль в жизни БАН.
Письмо, написанное на фирменном бланке ОГПУ с грифом "Срочно-секретно", адресовано и.о. директора Библиотеки И.И. Яковкину: "Впредь до назначения специального лица для заведования секретной перепиской и секретным книжным и рукописным фондом Библиотеки ПП ОГПУ в ЛВО просит Вас все имеющиеся материалы сдать на хранение тов. Викторову, под его ответственность". Письмо подписали полномочный представитель ОГПУ в ЛВО Мессинг и начальник спецотдела при ПП Новик [44].
Таким образом, на вопрос, кто и когда создал спецхран в БАН, можно ответить вполне определенно: не дирекция БАН или Президиум АН и даже не Главлит, а полномочное представительство ОГПУ в ЛВО в лице его начальника Мессинга. И было это 19 октября 1929 г., то есть за два дня до того, как Викторов пригласил всю комиссию Фигатнера в БАН, чтобы объявить о секретных документах. Правда, вначале секретная переписка (будущий 1-й отдел) и секретные фонды, в соответствии с рекомендациями проверявшего их Волкова, вошедшими затем в письмо Мессинга, были объединены в один отдел. И первым заведующим спецхраном стал Викторов.
Владимир Петрович Викторов родился в 1889 г. в Симбирске, окончил исторнко-филологический факультет Казанского университета. В момент поступления в БАН преподавал в Военно-политической академии, одновременно был доцентом ЛГУ по кафедре истории России и, как он писал в анкете, в то же время состоял на действительной военной службе (в войсках ОГПУ?).
О деятельности Викторова на посту заведующего секретным фондом известно немного. Сохранилась его расписка: "Папка с делами и запечатанный пакет с надписью «Подлежит вскрытию по особому распоряжению директора Библиотеки» от И.И. Яковкина принят. Викторов. 19 октября 1929 г." [45].
Через неделю на имя заведующего секретным фондом Викторова поступила докладная записка от заведующей отделом приемки Е.Г. Людевиг:
"Об изъятии материалов, не подлежащих оглашению до января 1929 г., не было сделано никаких распоряжений. После реорганизации приемки в одну общую приемку, т.е. с января 1929 г., помощник директора С. Рождественский дал устное распоряжение передать ему лично все зарубежные русские издания и все секретные издания нашего Союза. С. Рождественский сам уже распоряжался этими изданиями. Причем издания для членов ВКПб издания неофициальные не считались секретными и не изымались...На следующем листе - расписка, данная Викторову:Новый помощник директора И.И. Яковкин более уточнил мои обязанности, сказав, чтобы я ему лично передавала все зарубежные русские издания, все секретные не подлежащие оглашению, все неофициальные и все для членов ВКПб..., подчеркнув мою ответственность за то, чтобы эти издания не попадали общим порядком в Библиотеку Академии наук. (26.Х. 1929)".
"Настоящим обязуюсь при разборке литературы... все издания. имеющие пометку "секретно", "не подлежит оглашению", 'только для членов ВКП(б)", равно и зарубежные издания на русском языке немедленно передавать и.о. директора Библиотеки под его расписку в книге записей поступлений. Е. Людевиг. 26.X.1929" [46].В Архиве имеется черновик распоряжения библиотекарю Т.П. Хохряковой о необходимости вместе с секретными изданиями передавать в секретный отдел и карточки на них. При этом указана дата "16 февраля 1930 г.", подпись -"Зав. 1 отд. Викторов" [47].В качестве представителя Библиотеки Викторов, который по некоторым сведениям сам был членом Правительственной комиссии Фигатнера. принимал участие в передаче фельдъегерю ОГПУ 134 ящиков с материалами работы Правительственной комиссии по чистке аппарата Академии наук [48].
Через два месяца после вступления в должность - 24 декабря 1929 г. - Викторов посылает в Спецотдел ОГПУ отчет о проделанной работе по -замечаниям, изложенным Волковым в "Акте обследования ведения и хранения секретной переписки и секретных фондов". Сохранился черновик этого отчета, в котором сказано, что работа по выделению из состава Библиотеки всех секретных изданий и материалов производится: выделен картографическип материал, подлежащий секретному и особому хранению: происходит выделение белоэмигрантской литературы. конфискованных изданий, хранящихся до сих пор в Рукописном отделении, изданий из общего фонда, подлежащих хранению в секретном и особом помещении. Порядок выдачи секретных материалов будет согласован со Спецотделом, впредь же до утверждения им Инструкции - выдача не производится и производиться не будет. Далее сообщается, что заведен металлический сундук, переписка занесена в журнал, и между прочим, как о самом обычном деле. упоминается, что "по имеющимся частным сведениям, бывший ученый секретарь Библиотеки Мартинсон арестован" [49].
На следующий день, 25 декабря 1929 г., и. о. директора Яковкин и зав. секретной частью Викторов пишут письмо в Центральную книжную палату:
"В ответ на отношение от 9 ХII Библиотека АН сообщает, что указанные книжной палатой издания выделены в секретный отдел Библиотеки, ввиду чего Библиотека просит сообщить, настаивает ли Книжная палата на возвращении означенных изданий, или же представлялось бы возможным, ввиду образования в Библиотеке специального секретного отдела (выделено мной. - К.Л.) ограничиваться в таких случаях передачей такого рода литературы в данный отдел" [50].
К сожалению, ответ Книжной палаты нам не известен. Отметим лишь. что новый директор Библиотеки и заведующий секретным отделом, официальное название которого так и не было еще определено, проявили заинтересованность в конфискованных запрещенных изданиях и даже пытались отстоять право на их хранение в секретном отделе. Это в свое время неоднократно делал академик С.Ф. Платонов. а затем и. о. директора С.Ф. Рождественский - по-видимому, одинаково безрезультатно.
В.П. Викторов быстро продвигался по служебной лестнице: летом 1930 г.. то есть не проработав еще и года, он замещает директора И.И. Яковкина на время его отпуска, а 31 октября того же года Общее собрание Академии наук избирает его на должность заместителя директора БАН. Через неделю он уже был избран членом РИСО АН СССР. Не умаляя деловых качеств Викторова, быстро продвигавшегося в Библиотеке, можно предположить, что Яковкин хорошо его знал раньше, скорее всего по Секции научных работников, членами которой были оба. Они в один день пришли на работу в БАН. И, вероятно, Яковкин сам предложил кандидатуру Викторова, принятого заведующим 1 (Русским) отделением, на должность заведующего секретной перепиской и секретными книжными фондами, а ПП ОГПУ Мессинг своим письмом от 19 октября 1929 г. утвердил его.
Однако вскоре Викторов избирается ответственным секретарем Ленинградского Областного бюро Секции научных работников и 28 февраля 1931 г. подает в связи с этим заявление об уходе и покидает БАН [51].
Примечания
Список сокращений 1. "Свободное слово не может быть страшно для демократии" / Публикация и комментарии И. Мочалова // Дружба народов. 1991. № 10. С. 211-240.
2. Декрет СНК "О печати" от 27 окт. (9 ноября) 1917 г.// Декреты Советской власти. T.I. М., 1957. С. 24-25.
3. Луначарский А.В. Из октябрьских воспоминаний // В.И. Ленин и библиотечное дело. Изд. 2-е, перераб. и доп. М., 1977. С. 317-319.
4. Крупская Н.К. О библиотечном деле. M., 1957. С. 229.
5. Крупская Н.. Лебедев-Полянский П., Смушкова М. Всем Зав. Губ. и Уоно, Губ. и Уполитпросветам, Оолитам, Гублитам и Отделам ГПУ // Красный библиотекарь. 1924. № 1(4). С. 135-137.
6. Raymond В. Krupskaia and Soviet Russian librarianship 1917-1939. Metuhen; N.Y; London, 1979. 223 p.; Ходасевич В. Воспоминания о Горьком. М„ 1989. С. 22. - (Б-ка "Огонек"; № 44).
7. Wolfe B.D. Krupskaia purges the peoples' libraries // Survey. 1969. № 2. P. 155.
8. Инструктивное письмо о пересмотре книжного состава массовых библиотек политпросветских и профсоюзных: № 40002 / 72 от 23.03.1930 r. // Бюлл. Наркомпроса РСФСР. 1930. № 11. С. 25-35.
9. Постановление Совнаркома о передаче белогвардейской литературы в Народный комиссариат просвещения. 17 янв. 1920 г. // В.И. Ленин и библиотечное дело. Изд. 2-е, перераб. и доп. М., 1977. С. 265.
10. Цензура в царской России и Советском Союзе: Материалы конф. 24-27 мая 1993 г., Москва. М., 1995. С. 24.
11. Блюм А.В. За кулисами... С. 82.
12. Положение о Главлите: Постановление СНК от 6 июня 1922 г. (СУ. 1922, № 40. Ст. 461) // Систематическое собрание законов РСФСР... Т. 1.С. 197-198.
13. Блюм А.В. Других портретов т. Сталина к печати не разрешать (секретные цензурные циркуляры 1920-х годов) // Петербургский литератор. 1993. № 6. С. 12.
14. Шикман А.П. Совершенно несекретно // Сов. библиография. 1988. № 6. С. 3.
15. Варламова С.Ф. К истории создания и развития спецфондов ГПБ им. М.Е. Салтыкова-Щедрина // Цензура в царской России и Советском Союзе... С. 162.
16. ПФА РАН. Ф. 158. Оп. 3(1921). № 4. Л. 34.
18. Там же. Ф. 2. Оп. 1(1929). № 8. Л. 171. (Копия с копии. З апр. 1925 г.); Ф. 158. Оп. 3(1921). № 4. Л. 36.
19. О порядке снабжения государственных книгохранилищ секретными изданиями: Постановление СНК РСФСР от 22 сент. 1925 г. // Действующее законодательство о печати: Систем, сб. Изд. 2-е / Сост. Л.Г. Фогелевич. М., 1929. С. 120-121.
20. ПФА РАН. Ф. 4. Оп. 29. № 46. Л. 1-2.
23. Контрольный список изданий, списанных в макулатуру за все годы с 1922 по 1929 г. Сводка всех своевременно высланных распоряжений Торгсектора о списании в макулатуру. М.: ГИЗ, б.г. 53 с.
24. Блюм А.В. За кулисами... С. 194.
25. ПФА РАН. Ф. 4. Оп. 29. № 46. Л. 5.
28. Там же. Л. 19. "Инструкция НКП о порядке хранения секретных материалов...", подписанная В. Яковлевой и о которой говорилось на с. 50, очевидно, не была известна С.Ф. Платонову: один экземпляр ее обнаружен в папке с делами 1921-1922 г. (когда он еще не работал в БАН), а другой - в документах 1929 г. (когда он уже уволился).
29. Там же. Ф. 2. Оп. 1 (1928). № 27. Л. 517; Ф. 4. Оп. 29. № 47. Л. 21.
30. Там же. Оп. 1 (1927). Л. 185-200.
31.Там же. Оп. 1 (1928). № 27. Л.
32. Уставы Академии наук СССР. М„ 1975. С. 128-129.
33. ПФА РАН. Ф. 2. Оп. 1 (1927). Л. 225-226.
36. Там же. Ф. 4. Оп. 29. № 47. Л. 51-52; Ф. 158. Оп. 3 (1927). № 51, Л. 1-2.
37. Там же. Ф. 2. Оп. 1 (1928). № 60. XIV.
Академическое дело 1929-1931 гг. Вып. 1: Дело по обвинению академика С.Ф.Платонова / Отв. ред. В.П. Леонов; Библиотека РАН. СПб., 1993.296 с.;41.
Перченок Ф. Ф. "Дело Академии наук" // Природа. 1991. № 4. С. 96-104;
Анциферов Н.П. Из дум о былом: Воспоминания. М., 1992; первая публикация: Память: Ист. сб. № 4. М., 1979; Париж, 1981; повтор.: Звезда. 1989. № 4;
Ростов А. (Сигрист С.В.). Дело четырех академиков // Память: Ист. сб. Вып. 4. С. 469-495;
Брачев B.C. "Дело" академика С.Ф. Платонова // Вопр. истории. 1989. № 5. С. 118, 122-124;
Брачев B.C. Укрощение строптивой или как Академию наук СССР учили послушанию // Вести. АН. 1990. № 4. С. 120-127;
Колобков В.А. Сергей Платонов: год накануне ареста // Источниковед. изучение памятников письменной культуры в собраниях и архивах ГПБ: История России Х1Х-ХХ веков. Л., 1991. С. 156-174 и др.ПФА РАН. Разд. IV. Оп. 12. Д. 3. Л. 220-221;42. ПФА РАН. Ф. 4. Оп. 29. № 49. Л. 22-23.
Перченок Ф.Ф. Академия наук на "Великом переломе" // Звенья: Ист. альманах. М., 1991. Вып. 1.С. 163-235.43. Перченок Ф.Ф. Академия наук на "великом переломе" // Звенья. М., 1991. Вып. 1. С. 163-235. Существует и другая версия: и.о. директора Библиотеки И.И. Яковкин узнал от В.И. Срезневского о хранившихся в рукописном отделении актах отречения от престола и сообщил об этом Ю.П. Фигатнеру. См. об этом: Начало "дела" Академии наук: Стеногр. заседания Особой комис. Наркомата РКП СССР 24 окт. 1929 г. / Публ. А.И. Алаторцевой // Ист. архив. 1993. № 1. С. 79-109.
В связи с этим интересен "Протокол заседания Президиума АН СССР № 50 от 9 ноября 1929 г.: п-1. Заслушано сообщение А. Ферсмана по его докладной записке по вопросу о хранении политических документов в АН СССР <...> о том, что он, учитывая Постановление Совнаркома от 5.IX. 1929 г., считает правильным предложить академику Платонову подать в отставку от занимаемых в Академии должностей и согласно заявлению и.о. директора Яковкина поставить вопрос об устранении от заведования Рукописным отделением В.И. Срезневского, согласовав это с комиссией Фигатнера" (ПФА РАН. Ф. 2. Оп. 1 (1929). № 129. Л. 146).
44. ПФА РАН. Ф. 158. Оп. 3 (1927). № 5. Л. 4.
45. Там же. Ф. 4. Оп. 4. № 1345. Л. 1.
46. Там же. Ф. 158. Оп. 3. (1927). № 5. Л. 5.
47. Там же. Ф. 4. Оп. 29. № 47. Л. 1-3.
48. Там же. Ф. 158. Оп. 3. (1927). № 5. Л. 7.
Глава 1. Секретные фонды БАН в XVIII, XIX и первой четверти XX века
Глава 3. Спецхран в 1930-1945 гг.
Оглавление
