ПОСЛЕСЛОВИЕ К СЕТЕВОМУ ИЗДАНИЮ |
Столетие отделяет нас от рождения аверченковского журнала… Судьба "Сатирикона" и его авторов - не просто примечательная строка в истории русской журналистики, это еще и скорбный лист, история болезни либеральной интеллигенции. Характерные симптомы: пароксизм разрушительной активности и последующее вялое вырождение - удивительным образом воспроизвелись в наше время. Монография Л. Елисеевой дает возможность молодому поколению сопоставить тематику, стилистику, нравы и мораль "журналюг" обеих эпох. Грустное развлечение - искать и без труда находить в далеком прошлом аналогии местечковому фиглярству Жванецкого, редакторской наглости Коротича, безнаказанному ерничеству "Йеху Москвы" и т.д., и т.п.
Так случилось, что некогда мне была доступна почти полная подшивка, и потому мое восприятие "Сатирикона" не ограничено рассказанным Л. Елисеевой. Помню три неожиданных наблюдения:
Сегодня особенно бросается в глаза, какой белой вороной в "Сатириконе" был Маяковский. И тогда, и после он был абсолютно естествен в своей поддержке, а вернее, - в принадлежности к Революции. К слову, именно это не могли и не могут ему простить псевдосоветские коллеги по словесности - они-то свою партийность надрывно симулировали десятилетиями.
- Вычурно и не смешно… Как так, ведь это был непререкаемый стандарт, своего рода, эталон политической сатиры? Быть может, дело в эволюции авторской и читательской эстетики? В какой-то степени это верно, хотя лексика и графика "Жупела", "Пулемета" и других боевых листков 1905 года (Лансере, Добужинский, Кустодиев!) вовсе не выглядят архаичными, манерными и провинциальными. Скорее, дело в другом - для сатириконцев, детей постреволюционной реакции, журналистика была не орудием борьбы, а игрой в интеллектуальные бирюльки с цензурой, где главный приз - рост подписки. Отсюда - искусственность, наигранность и словесная суходрочка, праматерь нынешнего "стеба". Исключением был, конечно же, Маяковский, но это уже 1915 год.
- Агрессивность, когда нечего бояться, когда можно… Упаси бог, нет у меня сострадания ни к Николаю II, ни к его супруге, но какая же низкопробная ругань стала выливаться на них в "Сатириконе" сразу после отречения.
- "С глубокой злобой посвящаем большевикам и интернационалистам". Это чувство, направленное на победивший народ, в целом, и на большевиков, в особенности, было не то, что искренним, а буквально нутряным, зоологическим. И немудрено - после гибели монархии сатириконцы оказались в положении воши на трупе хозяина - никому не нужные, ни на что, кроме механического зубоскальства, не способные… Кончились блаженные времена, когда очередное хихиканье над царскими министрами они заливали лафитом за столиком в "Венском".
Но как ни относиться к "Сатирикону", нельзя не отдать должное высочайшему профессионализму его создателей. В почти что спортивных состязаниях с цензурой они так отточили мастерство уколов и отскоков, что накопленный ими опыт - бесценен. Жизнь продолжается, и он еще пригодится будущим Маяковским, Воровским, Кольцовым…
Александр Шкроб
У колыбели "Сатирикона" В борьбе с политической реакцией Кризис "Сатирикона" - "Новый Сатирикон" В годы войны и революции |