| Ох, что за рыцари у нас в милиции!
Ох, не люди там, а хлеб с повидлою, не зря привел я сам себя с повинною Cложил дежурному на стол я голову,
– Ох ты, советничек, майор юстиции,
– Твои любимые друзья-приятели– Ах, отпусти меня, майор-законничек, я на могилке той прибью хоть колышек, прибью хоть колышек с фанеркой малою над мейне либиньке, над милой мамою! – Ах, не могу никак, мой друг подследственный,– Ах, дай, начальничек, взглянуть к окошечку на Алю-Алечку, на белу кошечку. Она под дождичком стоит за стеклами, зазябли губоньки, а были теплыми. – Вот не могу тебя пустить к окошечку,– Пусти, начальничек, хоть к аппаратику, я позвоню своим друзьям-приятелям, да что смутило их, да чем обижены, что были давними, а стали бывшими? – Твои приятели – кто в срочном отпуске,– Тогда, начальничек, давай допрашивай, статьями разными вину раскрашивай, чтоб не задуматься суду советскому дать мне законные семь лет с довесками. |
| Здравствуй, город Знаменка,
здравствуй, мама-маменька! Кланяется низенько твой сыночек Изенька! Пишу покамест наскоро, сижу впервые в келии, смеется солнце ласково, сияют кафли белые. А под окном с фрамугою мой стол, покрытый ватманом. На нем тома премудрые – Уиттекер с Ватсоном. И счастлив я невиданно: житье, как сон, картинное! К тому ж авансу выдано мне 37 с полтиною. А сколько я мотался по разным господам! Какие мытарства я не испытал! С приемной в приемную, с казенной в районную, в храмсовет, в гороно – ты, говорят, не коренной. Вы, говорят, пятая (графа? колонна?). Вы, говорят, запятнаны, вас, говорят, каленой... По расовому признаку отбрасывали Изеньку, но тут – удача Изина – решил задачу Изинга. (Ее решала физика 40 лет подряд. Ее решил твой Изенька – и верно, говорят). Пришлось тут гаду Борову писать приказ по городу: “Хотя сей вражий недоросль (это я) нам и внушает ненависть (писал он, не тая), но впредь до истечения... но в виде испытания... в порядке исключения... для перевоспитания... без орденов и перлов... без формы номер первый... без допуска на таинства... с ливреей в форме талеса... ввиду научной хитрости... для пущей колоритности... сей ненадежный недоросль включен в платёжну ведомость”. Нежданно и негаданно, едва не сживши со свету. Зарплата небогатая, но что мне надо, собственно: я молодой, здоровый, обедаю в столовой, белье стираю в ванной и сам чиню, что рваное. А храм здесь не заплеванный, чистенький, ухоженный, даром что за проволокой колючей расположенный, даром что неравенство – избенки разномастные, даром что не нравятся девчонки арзамасские... |
| “...Души прекрасные порывы!”
А.С.Пушкин |
| В храме многотемье.
Выбирай на вкус. Выбрал тяготенье. Тягощусь. ...Сладить аппараты, просидеть весь век, во втором порядке наблюсти эффект?.. Повторять пропетое: сотворять перпетуум? Или слать контейнер в космос на года?.. С этим тяготеньем – тягота! С горя я, поскольку тягощусь, высказал прискорбно ряд кощунств: из романа двинул антиграв, – но в ответ прикинул интеграл... для увеселенья выдал от души гравиусиленье... и тоже придушил... Мутно в темноте мне. Темень чувств. Трудно тяготенье. Тягощусь... |
| Ее я встречаю вторую неделю.
Уже не смущаюсь. При встрече не рдею. Ну что за привычка – краснеть до ушей! Я кто ей такой? Хвост кобыле пришей! Она и не видит. Чуть зыркнет – и дальше. И имя ее мне неведомо даже. И тесная стенка друзей и подруг, видать, _____ _заслоняет ей все, что вокруг. Но боже – _____ _какая очерченность линии! Как брызжут в полете глаза ее синие! Всей кожей светясь, изнутри зажжена, бесшумно проносится мимо она... Китайский фонарик во тьме коридора. Таинственный призрак. Сюжет Конан-Дойдя. Разгадку загадке ищу, как Шерлок. Снегурка? Туристочка? Синий чулок? Богиня в бикини? Пострел-Перикола? Откуда свечение в ней Черенкова? Удары в груди, как коня, осадив, на следствие вышел _____ _____авгур-детектив. |
| Неправда, что время не квантуется.
Время от времени бывает время, когда времени не бывает (см. Антидюринг). Особенно это заметно, если оглянуться. Между редкими мгновениями, когда что-то было, зияют внушительные пустоты. Это когда ничего не было. Человек спал. Или отбывал действительную. Или делал то, к чему привык. Или, предвкушая завтрашнее интересное, ______пропустил все сегодня. Или прожил жизнь. |
| У доктора доктор –
здесь все доктора супругу обманом свел со двора. Лишил он доктора сына. Пришиб он доктора сильно. Была приятна собой жена, богато, с излишествами, сложена. И доктор привел мне, расстроясь, обилие прочих достоинств, и выражался язычески доктор наук физических. И очень _____ по сыну __________доктор скучал, и ночью _____ настырно _____ _____к сыну стучал. Пугал он соседок с ведрами, ругаясь словами бодрыми, топтался в подъезде до ночи, о боли своей долдонючи, признанья пускал постыдные про горе, его постиглое. И доктор допьяна водку пил. И доктор доктору морду бил. Знаток постулатов Вайтмана, толок он руками ватными по мягким румяным щечкам творца черенковского счетчика. А после горько махнул рукой и понял подлость судьбы людской, и, бросив p-e рассеянье, ушел он в ночи осенние. Он сник, он скис, покатился вниз. Теперь он атомный замминистр. |
| Аля-Аля-Алечка.
Тоненькая тальичка. Одета в платье белое. От деда с бабкой беглая. Из детдома ушла. От знакомого ушла. В институт забрела, семь инстанций обвела, семерых волков обошла вокол, семерых клепальщиков, Корниловых приказчиков. Сидела за баранкою. Стала лаборанткою. Полдня по храму крутится, полдня в три пота трудится. Три привода в органы. Взыскание за оргии. Ночует, где захочется. Третий курс заочница. На язык не робкая. Ко всякой бочке пробкою. На всех собраньях выскочка. Алена-программисточка. |
| Неправда, что время не квантуется.
Люди любят целые числа. Круглые даты. Их радует, когда их первенцу ровно семь месяцев. Они празднуют его семилетие. Свое надцатилетие он отмечает сам. Вскоре начинается счет на десятки. По случаю своего пятидесятилетия человек зовет гостей. Гости, думает он, _______________обрадуются, что к пятидесяти годам хозяин еще не умер. Но гости немедля забывают, зачем они пришли, и пьют водку, удивляясь, зачем они пришли, и делятся свежими ответами армянского радио... Некоторым же людям везет. Тот факт, что их возраст можно сегодня разделить на десять, не рискуя получить остаток, – этот факт отмечает весь народ. (То есть человек двадцать-тридцать.) И так с ними бывает до самой смерти. После чего справлять их юбилеи перестают. И никого не трогает тот факт, что, останься человек в живых, его возраст можно было бы разделить без остатка не то что на десять, но даже на сто. ...А кое-кому везет еще больше. Неожиданно для него люди внезапно вспоминают, что, не умри он 168 лет тому назад, ему нынче исполнилось бы 250 лет. К нему сошлось бы много гостей. Пришлось бы раздвигать стол и просить у соседей табуретки. За столом бы пили и отвечали на вопросы армянского радио. И было б так весело, что хозяин попросил бы: “Подымите мне веки!” – Пожалуйста!.. |
| _____Народ наш великан.
на всякое мастак, Он строит на века, таков его масштаб, _____Таков его порыв, такая уж рука, От Кеми до Курил он строит на века, _____Он знает цель одну: создать из сказки быль, Степную целину он превращает в пыль, _____Готов сковать в бетон степной дороги ширь, Готов свести китов на мыло и на “Шипр”. _____Продуман и весом свершений наших стиль: пустыни из лесов, болота из пустынь. _____У нас такая цель, такой императив: склепать из речек цепь каналов и плотин. _____И, землю оголив, устроить счастье масс: сварганить из Земли в сплошных каналах Марс. _____У нас такой порыв, у нас такой накал: о будущем забыв, мы строим на века! |
| Учебники солидные
бесспорно говорят, что гравиусилители - бесплодный вариант, что зло – в константе g, что в ней – к проблеме нить, что встань хоть вверх ногами ее не изменить. Но третью неделю я в мыслях, как в шелку: толку одну идею, со всех сторон толку. Есть волны гравитации. Есть аддитивность волн. А что как попытаться мне?.. Я рыскаю, как волк. Я, как корабль, рыскаю, меняю резко курс, гляжу на волны пристально, бессмысленно толкусь: ведь есть интерференция, есть вычитанье волн, могу ли опереться я?.. Брожу опять, как волк, зайду в тайгу дремучую, вынюхиваю, мучаюсь: вот-вот, ________вот-вот... |
| Наука – ей нужен душевный покой.
И я создавать научился такой. Читая, творя, заседая, – покоен и ясен всегда я. Встречаю разумно событий поток,
Я верю в науку, я верю в прогресс,
И если я чувствую кванты нутром,
Правдивый роман запретят на Руси
Аж челюсти сводит, навяз до оском
Науке ведь нужен душевный покой.
(Эти стихи ходили по рукам, и я их переписал). |
| Март месяц начался с бунтов.
Бунт был российский – на коленях, был верноподанным, келейным, но все же нарушал бонтон. Недопустим был всякий бунт. Любой не-в-такт являлся бунтом: любое празднество по будням, любой двузначный атрибут, любая смена падежа в формулировке – зрела бунтом, любой союз казался Бундом, разоблаченью подлежа. Хоть время – смутным не чета – те ж волны мутные катило, хоть в общем не происходило в буквальном смысле ни черта, но было ясно: зреет взрыв, но было ясно: что-то будет, что время разрешится в бунте, сиреной над вселенной взвыв... ...Все началось-то с ерунды.
Был свист,
Сперва, признаюсь, был жесток
|
| Выходило смердило
____за ограду. Нос смердило воротило ____от смраду. Изучало, смотрело, ____глядело: чрезвычайно, смертельно ____смердело. Убедясь, что смердело ____на диво, принималось за дело ____смердило: собиралось за садом ____гурьбою, занималось со смрадом ____борьбою. Созывало сто тысяч ____народца, призывало самолично ____бороться. Шло по улицам столичным ____парадом, расправляясь энергично ____со смрадом. Дух здоровый прославляло ____и тело. Но, где только появлялось, – ____смердело! |
| А мы не трудимся – кантуем.
Поля не пашем, а квантуем. А мы живем не жня, не сея. Житье – не жизнь, а разлюли, евреи матери Расеи, ессеи матери Земли. Живем, не сломлены нисколько. Поем – да вам не в унисон. И ваш порядок, как Николку, еще мы в клочья разнесем. Смиренью нашему не верьте. Готовьте тюрьмы и горлит: душа живая в нас бурлит, ребром мы вздыбим ваши тверди. Не верьте нам! Смиренье – маска, она надета неспроста: еще дадим мы нищим Маркса, а людям – нового Христа. Еще не раз громить нас будут отец народов и Адольф, и дружным хором нас осудят искусствоведы всех родов. И вам, как скрытым, _____так и ярым, еще немалый будет труд: еще не раз над Бабьим Яром нас всех на пепел изотрут. Но, оклеветан и изранен, и стертый до седьмых колен, опять воздвигнется Израиль, опять поднимется с колен. И вновь пойдет, сомненья сея, или затеет прочь исход – ессеи матери Расеи, ее заквас, _____ученый скот. А может, не спросясь заране, – се человек, не манекен – уйдет он в знанье, как в изгнанье, не управляемый никем. Да, мы семиты на семите, разгромленные тыщу раз! А вы подите нас сымите, уймите нас! __ _____А хрен вам в глаз!! |
| Время вспять не течет.
Но в сторону сворачивает. Встретив запруду, оно растекается _____ _____ ______________ вширь. И замирает, медленно прибывая. Тогда кажется, что время стало. Что ничего не происходит. И никогда не произойдет. А все дело-то в том, что ось времен _____ ____лежит на комплексной плоскости. Время не останавливается, а испытывает мнимые приращения. От мнимых приращений равнение падает, а энтропия растет. И вот ____в один прекрасный миг оно перехлестывает через насыпь, воздвигнутую хранителями времени. Оно переваливает и устремляется по действительной оси, унося на своей белогривой шее мусор и мразь застоя, старые, давно ненужные дороги и самих хранителей времени. Мальчишки бегут рядом с потоком. Пускают кораблики. Швыряют камнями в хранителей. Травка зеленеет. Солнышко блестит. |
| Кимарите,
_____ _киряете, про бары лажи травите. А мы ввели киралити – и оказалось правильно! Гордитесь Мейерхольдами. Трезвон стоит над Кафкою. А я вот вывел формулу – и ничего, не гавкаю... Подкрасили, разбавили, а в общем – как при Сталине. А вот у нас Мёссбауэр ядро зажал кристаллами. Все спорите, как исстари, эфир забив раздорами, а ведь у вас в транзисторе кто главный? – Наши доноры! Над _____мысли дряхлой перлами склонясь, застыли истово. А мы из Двадцать Первого прощально машем: “С кисточкой!” Над жанрами, над стилями предсмертно бьетесь жабрами. А мы идем Россиею, вооружась Лежандрами, мы путь России истинный прокладываем исподволь, покуда вы, философы, над Лениным елозите. Вот вы нам столько каркали, тесали стойки виселиц, а мы сидим над кварками, сидим-сидим – и высидим. А вы нам в сотый вычурно о духе, о материи, а вы нам о первичности, – а мы вас прочь похерили. А мы вас прочь отринули с суконными законами – мы левыми нейтринами Вселенную заполнили. Склонитесь же пред фатумом, бедой нависшей спаяны: не электроны с атомом, а мы неисчерпаемы... То мы стоим Антеями, полны земными токами, над новыми затеями, над века заготовками. |
| Не то, чтоб вовсе без натуги,
не без вмешательства фортуны, но, в общем, ко своим годам я, наконец-то, угадал, как быть с обилием культуры. Я у нее на поводу одром понурым не бреду. Брыкаюсь я. Я резв и бодр. Я – конь, а не предсмертный одр. Я сам ее творю, культурку (допустим – формулы творю). Не подобает мне, как турку, как папуасу-дикарю из первобытного колхоза в порядке общего психоза подряд глотать ее дары, не отделяя хлеб насущный, нам насыщение несущий, от всевозможнейшей муры. Как вся окрестная Расея, я не глотаю, не просея. Я знаю, где мука, где сечка. Меня воротит от гнилья. В моем детекторе отсечка порой доходит до нуля. В приемнике моем _____ _____антенки отменно чувствуют оттенки, добротны микромодуля. И искаженной частотою – хотя бы чуточку не тою – не наведешь во мне поля! О, я в восторге от настройки – ее параметры столь стойки! О, я в экстазе от антенки, чья крутизна – _____ _____как пик Хан-Тенгри... Я в восхищеньи от несущей, что хлеб один несет насущный, от этой узкой амбразуры, что мир особый образует, как Челленджерово плато!.. Я что-то начал не про то... Вернусь-ка я, начну-ка снова, найду единственное слово. Вот это слово: |
| Ну времена-то! Вот лихие!
Свобода творчества окрест! Стихи бушуют как стихии. В кино – неслыханный прогресс. Клеймя идейное беспутство, взошло высокое искусство, взлетел поэзии Пегас на гору, полную богатств. Какое торжество культуры! Метраж картин! Тоннаж скульптуры! Какой захват, какой замах! Какая музыка в умах! Какое изобилье чувств, какаятонкостьзвонкостьсвежесть! ...А я по плоскости качусь в тоске от собственных невежеств. Не в силах я вместить культуру в нутре испорченном своем. Не в силах взять тропу крутую, преодолеть ее подъем. Уже сто лет не слушал опер. В театре не был тыщу дней. Да наш Аврылов, местный опер, – и то, наверно, культурн? й! Читать стихи я разучился. Считаю – пройденный этап. Мол, все они важны не так, как наши счетчики и числа. Но не хожу и в семинары, где каждый тянет серенады в честь достиженья своего. Живу, не зная ничего. Мне полк ученых книг не нужен. Мой мозг и так за день натружен. Но, впрочем, я свой помню долг: на полки ставлю этот полк. Стоят полки ученых книжек под потолки (или пониже), и их немалый габарит о культзапросах говорит... Включаю я порой в субботу радиостанцию “Свободу” послушать порцию клевет – и то, когда глушилок нет. А так сижу, ничем не занят, ничто не ждет, ничто не манит, ни хоббей нет, ни дел, ни вер... Двадцатый век! Что делать, сэр! XX век – он, брат, не мед... Сижу и жду, когда рванет. На ухищренья пропаганды
В век информации обильной
|
| Отправленье в 5.17.
Угол Брода с Пикадилли. Пять минуток, чтоб собраться. Разместились, покатили. Слух пронесся, что в столице
может, новая подписка,
Скажем, выдаст с того света
Или, тоже из-за Стикса,
Ведь одно из ценных качеств
Сколько важных достижений,
...О подобных благородных
Приезжаем. Пир в разгаре.
А кругом толкают мысли
Я молчал, сидел, внимая,
А вокруг хлестали виски
Я глядел на эту секту
А они – ведь верят, черти, –
Вот Андрей – смогист, историк,
Или Верка-машинистка,
А подумать: что в их силах,
А у нас в руках основы,
Мы гордимся бегством в знанье.
Нет ни сана, ни рожденья,
...А потом – пошли наплывы...
|
| Словно в Англии, в Лондоне,
словно это Гайд-парк, мы явились на Лобное свой ударить гопак. Ко блажному Василию, там, где Митрий с Кузьмой, чтоб разведаться силою с неразменной казной. Громогласною пляскою янычар подразнить, оккупацию пражскую в чачача отразить. Было людно и празднично. Ветерком окрылен, чуть потрепанный разве что, реял флаг над Кремлем. И, народом запруженный, походил этот плац на ожившего кружева нескончаемый пляс. В мире не было горести, был он – царство добра... Я сказала вполголоса: “Что ж, ребята, пора!” И, балет начинаючи, мы с неловким смешком завели руки на плечи и сомкнулись кружком. И как будто копытами по камням мостовой, и как будто под пытками первый крик наш с тобой – первый крик человеческий, воли вольной азы, волчий вопль изувеченных, – гнева гордый язык. Он пронесся, _____ _____пронзительный боли крик, _____ _____как блицкриг, над толпою, _____ _____у зрителей рты и уши раскрыв. И __в едином движении цепи сбросивших тел над крестами Блаженного хоровод наш взлетел, над кремлевскими парками, над густым вороньем с их ответственным карканьем совершая подъем. Как шары, невесомые, глядя сверху на плац, стуком сердца несомые, продолжали мы пляс – прямо к солнцу, где полымя, где лучей его дождь!... Сколько длилось, не помню я. Только кончились все ж те мгновения краткие на виду у Земли. И пошла на посадку я. И ребята пошли. А внизу-то на паперти, стукачей косяки... Нет, не больно. Ни капельки. Пустяки... |
| Мы больше не порознь,
мы в сонме бессмертных, исчезла бесспорность эвклидовых метрик Где ясность желаний?
И снова мир смутен
Я строю по новой
И вижу я, вникнув,
|
– мы больше не розно.
– о прозы пронзание! – как сладко и грозно – – занятье познанием! – познание смеха,
– азы узнавания,
– поверья невольные,
– прозрений разительность,
|
| В эти дни, когда была обесчещена
свобода чешская, я вспомнил Михоэлса. Он приехал в разрушенный город, шел по темным улицам, как вдруг услышал топот. Бежали тоже пятеро. Они спешили выполнить свой интернациональный долг. Один двинул улыбающегося Михозлса под дых: – Получай, Соломон! Другой пырнул ножом. От нестерпимой боли он упал. Они наступали сапогами на его красивое, доброе, уродливое лицо. Они резали его лицо ножами. Им было легко и удобно топтать жесткими сапогами мягкие члены. Им было даже неинтересно, до того просто исполнялся интернациональный долг. Хрустели зубы. Хрустнул плоский нос. Потом все это нормализовали. Мышцы сшили, кости скрепили. Были торжественные похороны. Так живое перерабатывается на историю. Так вписываются в историю Джон Кеннеди, __________чешская свобода, ____________________лицо человеческое. |
| Неизвестные гении
из НИИ и ВЦ, из п/я Оппенгеймеры, Винера из в/ч, Фарадеи в зародыше, дебютанты Ферми, Галилеи-воробушки из Мытищ и Перми. Вас подмяла держава. Вы дешевле лузги. Безработные, ржавеют ваши чудо-мозги. В общий стиль вы не лезете. Ваш некстати размах. Ваших помыслов лезвие портит гладкость бумаг. За квартальными планами, под начальственный бас, искры божьего пламени гаснут попусту в вас. Вас сажают на табели, вам паяют чины. Ах, такие масштабы ли вам от Бога даны! Вам бы вырваться в завтрашний, распахнув для людей неоткрытые залежи сумасшедших идей. Но не ваши фамилии у людей на устах, повсеместно хвалимые, прозвенят, как хрусталь. О, трагедия гения у судьбы не в чести, одиночество Гелл-Манна без полей и частиц! Люди мощности Кантора, где ж ваш алеф, друзья? Вам бы слыть бы Декартами, вам бы слыть – да нельзя. Да нельзя, да не велено, запрещает устав... И сгибаются гении, от безделья устав. И сидят в кабинетике, лупят об стену лбом – не отцы кибернетики, а создатели бомб. Академик от атомных. Водородный членкор. Бляшки лауреатные за подводный линкор. Их считают вандалами. Им проклятия шлют. Начинали Ландауами – докатились до шлюх... О, умельцы в сближении мегатонных ракет! Зазаборные гении! Прощальный привет! |
| Ура, писатели, ура!
Давным-давнёхонько пора! Чего ж до той недели вы, милые, глядели? _____– Писатели, писатели, _____хозяйских пят чесатели! Как вы, наемники пера, облома душ инженера, терпели каплю примеси в своем Дворце Терпимости?! _____– Писатели, писатели, _____под дудочку плясатели... Меж вашей бездари – талант? Меж вашей шушеры – Атлант?! Меж подлости и косности – муж доблести и совести?! _____– Писатели, писатели, _____сановных шкур спасатели... Среди бесплатных стукачей, среди парадных рифмачей, средь вашей кучи мусора – умелец слова русского? _____– Писатели, писатели, _____постелей потрясатели! Союз ублюдков языка, союз маразма разума – вам честь от бывшего з/к была на час оказана. _____– Писатели, писатели, _____в карман властям поссатели... – А вы не поняли, что честь, что вас таких – на фунт по шесть, что вам – корпеть в увечности, а он пришел из вечности! _____– Писатели, писатели, _____голов под дуб тесатели... Да вы подумали ль хоть раз: ОН в СВОЙ союз ли примет вас – союз прямого, честного, союз Толстого, Чехова?! _____– Писатели, писатели, _____гнилой ладьи спасатели, _____известные усердствами _____из ССП эс-эс-маны... Горька правдивая строка. Горька, но ей стоять века – когда вас всех, _____за съездом съезд, забвенья плесень переест. |
| И вот она готова,
рабочая модель. Положим, из картона, но все равно модерн. Кто б увидал – не понял, как действует она. Система N диполей. Бегущая волна. Как окончанья нервные, ватаги проводов. Качания энергии, как тайный кровоток. Обычный излучатель больших гравиполей: включайте, изучайте, ищите параллель... Я чуть подправил стержень – и двинул рычажок. (Я был спокоен, сдержан. Я был ей как чужой. Конечно, тут ошибка, не загудит машинка. А если загудит, то только начадит...) И вдруг – качнулась келия.
|
| Третий день воскресник.
Таскаем кирпичи. Храм, похоже, треснул до самой каланчи. Нарушены пропорции. Отдушины попорчены, которые Корнил своей рукой кернил. И в храмовой охране хорек нахальный ранен, которого Корнил своей рукой кормил. ...Хожу, как все, по городу. Сижу, как все, в пивной. Придет кому ли в голову, что это я – виной, что не землетрясенье промчалось по Расее, не Скандинавский щит от старости трещит, что не Земля-старушка, а Исаак Вайсброт храм, как Самсон, разруша, вверг весь народ в разброд... ...Была модель картонная из дырок и заплат – устройство, для которого есть термин – “на соплях”. И вдруг нахулиганила: взлетела со стола и гравиколебания в эфире создала. Ну что ж! Приятно изредка взглянуть на чудеса! Но чьих же сил ты, Изенька, приветствовал десант? Искал ты волны тяжести, усилить их хотел... Но что про ЭТО скажешь ты – про воспаренье тел?! Откуда воспарение,
Ну, тисну публикацию
Да ладно б только мысленный,
И обернутся чистые
Пусть вспыхнет
|
| Дверь –
_____на запор. И включил матюгальник: ...террор полицейских властей в Мичигане... Под мрачные эти известья модель водрузил на асбест я. ...на улицу вышли рабочие чили... ...посольству германии ноту вручили... От этих событий в восторге, достал я тетрадь (для растопки), ...Но страх что за спички у фирмы “Заря”. Извел полкоробки: шипят, не горя... ...К тому ж у повстанцев Йемена
Я тоже счас домну раздую...
Бежит по листочкам пламя...
...Один заход,
|
| О первой любови
последние пригоршни! О сердце, от боли, как мальчик, подпрыгивающее! Небесные молнии,
над мерзкими, подлыми
Оков сокрушение,
и вновь воскрешение
|
Последнюю ночь
я живу верноподданным. Последняя ложь нынче ввергнута под ноги. все страхи, все комплексы
как сердце-то полнится
как пышет-то полымем,
чтоб выше, чтоб по небу,
|
| Сплав духа и вещности,
летящий по вечности, двуцветья рассветные и, с светом пришедшие, решенья пресветлые, на вид сумасшедшие, ходы не по логике, судьбы нашей выверты, дорога в колодники, – а проще – оргвыводы... . . . . . . . . . . . . . . . . . ОНА: Мой милый... ОНА: Не дурачься, ______я, право, серьезно: __________мой милый... ОНА: Ну, довольно, оставь же, послушай: Мой милый, мой славный, будь сильный, не слабый, восстань и воздай. Не прячься в безвестность. Раз всюду беззвездность – стань сам, как звезда. Взойди, как светило. Сверкни, чтоб смутило их рабский покой, их жизни маразм, невидимый глазом, пред ними раскрой. Пусть ахнут коллеги – да все на Руси! – давай их колебли, тряси их, тряси, их всех, чьи колени – души пьедестал, встряхни, поколебли, вставай, раз уж встал. Пусть пепел загадок, тобою сожженных, оставит осадок на лбах их луженых, – воздвигнись над ними, могуч и красив, – тряхни их владенья, как храм накануне толчки тяготенья по швам тряханули, тряси их во имя... Да просто тряси! В том мире забитых,
Мой славный, мой милый,
|
|
Этот текст отвечает изданию:
Г.И. Копылов. Четырехмерная поэма. С послесловием и комментариями К. Любарского и Г.Г. Копылова.
М.: УРСС, 1999 - 120 с. (ISBN 5-88417-174-9)
Четырехмерная поэма
Об авторе
Январь 1999